|
Как шпага, до поры скрываемая в ножнах,
Таит в себе грозу мой безобидный нрав.
Сударыня, толпу вздыхателей ничтожных
Вы смели поощрять, любовь мою поправ.
Мечтал я отдохнуть у нежных ног подруги
И обнадежен был, - но что же вижу я?
Помещиков к себе созвав со всей округи,
Чаруете вы их, ораву мужичья.
Они своих овец подсчитывали настриг
И ренты медяки за скудные поля,
Пока с моим полком я осаждал Маастрихт,
Чтоб возложить его к престолу короля.
Я ранен был в лицо на подступах к окопам,
Когда и сам Вобан в досаде клял судьбу, -
Чтоб ваш заезжий франт мог звать меня циклопом,
Вышучивать мой глаз, блистающий во лбу!
Так сладок влажный хруст, с которым шпага входит
В напрягшуюся плоть, сперва вспоров сукно;
Живая дрожь клинка, которой скулы сводит,
Как будто на зубах я раздавил зерно.
Смущение мое вы ловко угадали,
Все слабости мои со смехом перечли,
Но франтик ваш теперь меня затмит едва ли,
Оскалившись в крови, в мякине и в пыли.
Теперь вас не спасут ни слуги, ни поместья,
Играть бы вам в любовь, - мне это нипочем,
Но всем, пытавшимся играть моею честью,
Я буду сам судьей, кюре и палачом.
Виденье счастия вам отуманит разум,
Вы кинетесь к нему, не разбирая троп,
Но рок не обойти, - и вновь, блистая глазом,
Дорогу заградит вам сумрачный циклоп.
|
