|
Чуть-чуть еще, и он почти б
был положительнейший тип.
Иван Иваныч -
чуть не "вождь",
дана
в ладонь
вожжа ему.
К нему
идет
бумажный дождь
с припиской -
"уважаемый".
В делах умен,
в работе -
быстр.
Кичиться -
нет привычек.
Он
добросовестный службист -
не вор,
не волокитчик,
Велик
его
партийный стаж,
взгляни в билет -
и ахни!
Карманы в ручках,
а уста ж
сахарного сахарней.
На зависть
легкость языка,
уверенно
и пусто
он,
взяв путевку из ЭМКА,
бубнит
под Златоуста.
Поет
на соловьиный лад,
играет
слов
оправою
"о здравии комсомолят,
о женском равноправии".
И, сняв
служебные гужи,
узнавши,
час который,
домой
приедет, отслужив,
и...
опускает шторы.
Распустит
он
жилет...
и здесь,
- здесь
частной жизни часики! -
преображается
весь
по-третье-мещански.
Чуть-чуть
не с декабристов
род -
хоть предков
в рамы рамьте!
Но
сына
за уши
дерет
за леность в политграмоте.
Орет кухарке,
разъярясь,
супом
усом
капая:
"Не суп, а квас,
который раз,
пермячка сиволапая!.."
Живешь века,
века учась
(гении
не р_о_дятся).
Под граммофон
с подругой
час
под сенью штор
фокстротится.
Жена
с похлебкой из пшена
сокращена
за древностью.
Его
вторая зам-жена
и хороша,
и сложена,
и вымучена ревностью.
Елозя
лапой по ногам,
ероша
юбок утлость,
он вертит
п_о_д носом наган:
"Ты с кем
сегодня
путалась?.."
Пожил,
и отошел,
и лег,
а ночь
паучит нити...
Попробуйте,
под потолок
теперь
к нему
взгляните!
И сразу
он
вскочил и взвыл.
Рассердится
и визгнет:
"Не смейте
вмешиваться
вы
в интимность
частной жизни!"
Мы вовсе
не хотим бузить.
Мы кроем
быт столетний.
Но, боже...
Марксе, упаси
нам
заниматься сплетней!
Не будем
в скважины смотреть
на дрязги
в вашей комнате.
У вас
на дом
из суток -
треть,
но знайте
и помните:
глядит
мещанская толпа,
мусолит
стол и ложе...
Как
под стекляннейший колпак,
на время
жизнь положим.
Идя
сквозь быт
мещанских клик,
с брезгливостью
преувеличенной,
мы
переменим
жизни лик,
и общей,
и личной.
[1928]
|
