РОМАН

Алексею Александровичу
Бакунину,
потомку Баториев,
ныне недоучившемуся студенту,
будущему министру и андреевскому кавалеру
в знак
уважения и преданности
СЕЙ
посильный труд, плод глубоких размышлений
с
некоторым родом подобострастья
посвящает
сочинитель.

Подпоручик Бубно́в гулял однажды по одной изулиц уездного городка Ч..... Во всю длину этой улицы находилось только 3 дома — 2 направо, 1 налево. Улица эта была без малого с вёрсту. Так как до вечера оставалось часа два, не более, то старые мещанки, хозяйки упомянутых домов, заблаговременно заперли ставни, загнали кур и улеглися спать. Подпоручик Бубнов шел, заложа руки в карманы и предаваясь, по обыкновению, любимым размышлениям — о том, что́ бы он стал делать, если б он был Наполеоном?

К подпоручику Бубнову совершенно внезапным образом подошел человек небольшого роста — в весьма странной одежде; Бубнов принял было его за помещика Телушкина, только что приехавшего из-за границы; сам он, правда, и не имел чести лично знать г-на Телушкина, но успел уже наслышаться о мудреных и чудных заморских его нарядах... Однако при первом слове незнакомца он совершенно разуверился... Незнакомец, подойдя к подпоручику Бубнову, произнес небрежно и скороговоркою:

— Я чёрт.

Подпоручик тотчас подумал: «Либо он пьян, либо я пьян — во всяком случае неприлично оставаться».

Но незнакомец не дал ему отойти двух шагов и проговорил с улыбкой:

— Вы не пьяны, любезный Иван Андреич, — но я чёрт.

Иван Андреич опять подумал: «Либо он сумасшедший, либо я сумасшедший — так зачем же нам оставаться вместе!»

Незнакомец поймал его за полу и сказал громко и решительно:

— Бубнов, что б ты сделал, если б был Наполеоном?

Подпоручик Бубнов успокоился и подумал: «Он точно чёрт...»

— Что вам угодно? — промолвил он довольно решительно.

— Во-первых, мне угодно убедить вас, что я точно чёрт. Эй вы, крапивы, чего зазевались? Нуте-ка — казачка — да хорошенько.

Все крапивы, в изобилии растущие вдоль полусгнивших заборов, отхватили казачка на славу.

— Хорошо, — сказал чёрт, — пока довольно. Впрочем, за мной дело не станет. — И тут он сразу выкинул несколько удивительных штук: положил себе обе ноги в рот и протащил их сквозь затылок; взял свои собственные глаза в обе руки и с приятностью бросал их на воздух; наконец, подарил свой нос Ивану Андреевичу на память. Подпоручик Бубнов расстегнул свой сертук и положил нос чёрта в боковой карман.

— Теперь вы верите, что я чёрт?

— Верю. Чего же вам от меня хочется?

— Ничего, Иван Андреевич, ничего особенного. Со скуки, знаете, пришел поболтать с вами. А не угодно ли вам погулять со мной немного?

— С моим удовольствием.

И пошли они рядышком, как добрые приятели.

«Однако, — подумал Иван Андреевич, — какое странное происшествие! Мне кажется, я в белой горячке».

Он схватил себя за ус и дернул что было силы... Голова у него заскрыпела, как деревянная.

—Напрасно изволите беспокоиться, Иван Андреевич. Пожалуй, голову с плеч долой стащите... а без головы — вы сами знаете — нехорошо. Да вот позвольте испытайте сами.

Чёрт схватил подпоручика Бубнова за хохол и снял с него голову. Подпоручик Бубнов хотел было удивиться — да без головы удивляться невозможно. Чёрт повертел головой Ивана Андреевича, поднес ее к носу и чихнул в нее. Потом поставил ее опять на туловище подпоручика. Бубнов точас разинул рот и проговорил:

— Желаю здравствовать.

Таким образом, приятно препровождая время, вышли они из города и очутились в большом лесу.

— Послушайте, однако, — проговорил Иван Андреевич, — вы не заведете меня в овраг к козулям? Я терпеть не могу козуль!

— Как можно! — отвечал чёрт.

Они подошли к большому, старому, засохшему дубу. На дубу сидел старый ворон и каркал протяжно. Этот ворон был в сущности ворониха или в самой сущности чёртова бабушка. У чёрта не было никогда матери, но бабушка есть. Каким образом это приключилось, не известно даже, впрочем, и самому чёрту.

— Позвольте мне вас представить моей бабушке, — сказал он Ивану Андреевичу.

— Я в сертуке, — заметил Бубнов.

— Ничего-с, — подхватил чёрт. — Позвольте вас попросить не креститься ни в каком случае — вы бы нас лишили вашей приятной беседы, — да еще, сделайте одолжение, откусите кончик моего хвоста.

Сказавши эти достопамятные слова, чёрт поднес кончик своего хвоста, пушистый и мягкий, как кошачьи лапки, к самым-таки к губам Ивана Андреевича...

— Не стану я кусать вашего хвоста! — закричал Иван Андреевич.

— Отчего же?

— Вам будет больно.

— Мне? помилуйте! Сделайте одолжение, без церемоний. Прошу вас...

А между тем проклятый чёртов хвост так и лезет в рот Ивану Андреевичу...

— Но разве это непременно нужно?

— Непременно.

Подпоручик Бубнов схватился было правой рукой за чёртов хвост, да вдруг остановился, посмотрел через плечо на чёрта и промолвил:

— А, должно быть, ваш хвост на вкус прескверный?

— Нимало! Извольте пожелать — какое вы кушанье любите? Такого вкуса будет и мой хвост.

Подпоручик задумался и, наконец, вскрикнул:

— Хочу огурца с медом!

И откусил... действительно! чёрт был прав — хвост отзывался огурцом с медом... и чуть-чуть серой — но кто же станет обращать внимание на такую безделицу!

Не успел подпоручик Бубнов хорошенько проглотить кусок хвоста, как вдруг очутился он в довольно опрятной комнате. На больших старинных креслах сидела старуха с огромным носом и щелкала орехи. Чёрт с вежливостью подвел к ней Ивана Андреевича и промолвил:

— Бабушка, — Иван Андреевич Бубнов, подпоручик. Иван Андреевич, — моя бабушка.

Представив их друг другу, он подал стул подпоручику, а сам пошел надеть свои рога.

Подпоручик не знал, с чего начать, не оттого, что он не умел, как говорится, вести разговор, но он не знал имени и отчества чёртовой бабки и не мог придумать, как ее назвать: «Сударыней просто?» Неловко... Наконец, он решился и начал было:

— Милостивая государыня...

Но старуха странным образом разинула рот и чрезвычайно хриплым голосом проговорила:

Без лишних слов!

Без лишних слов!

Подпоручик Иван Бубнов!

Ивану Андреевичу показалось, что слова старухи летели к нему винтом — вот как летают турманы... Но он давно перестал смущаться и только тряхнул головой. Старуха продолжала щелкать орехи и глядела на него во все глаза — как будто ожидая его слов. Но Иван Андреевич пришел в тупик и сидел молча — как истукан. Старухе, видно, скучно стало: она вдруг вскочила, схватила Ивана Андреевича за руки и пустилась с ним плясать по комнате с неимоверною быстротой, приговаривая:

Подпоручик!

Мой амурчик,

Попляши со мной, голубчик!

У Бубнова закружилась голова — и он с отчаянием закричал:

— Чёрт, чёрт, твоя бабушка с ума сошла!

Чёрт взошел с рогами на голове, схватил свою бабушку под мышки и посадил ее с почтением на место. Потом в униженных выражениях просил у Ивана Андреевича прощения за бабушку.

— Но, — прибавил он, — я хочу вам доставить большое удовольствие: познакомлю вас с моей внучкой; моя внучка еще очень молода — хвостик у ней еще очень крошечный, но вы благородный человек: вы не воспользуетесь ее неопытностью... Бабебибобу, поди сюда.

Из соседней комнаты вышла чёртова внучка. Она с приятностью присела Ивану Андреевичу, сказала: «Ах!» — и стыдливо бросилась на шею прабабушке.

Иван Андреевич поклонился и щелкнул шпорами.

— Как вы ее называете? — спросил он чёрта.

— Бабебибобу’ой, — отвечал чёрт.

— Бабеби... и так далее — не русское имя,— заметил подпоручик.

— Мы иностранцы, — возразил дедушка Бабебибобу’и...

Иван Андреевич оправился и подошел к ручке Бабебибобу. Она протянула ему свою лапку. Подпоручик успел заметить, что ноготки ее, впрочем, очень миленьких пальчиков слегка загнуты вниз в виде когтей; да, сверх того, в самое мгновенье поцелуя его как будто кольнуло в губы.

— Не угодно ли вам погулять со мною по саду, — сказала Бабебибобу шёпотом.

— С моим удовольствием, — отвечал Бубнов. Старуха пошепталась с чёртом и, по-видимому, не соглашалась на прогулку. Но чёрт пожал плечами и отвернулся... Бубнов с чёртовой внучкой вышли из комнаты.

Сад у чёрта, как все сады; ничего нет отличительного; однако Иван Андреевич заметил одну странность: все растенья, вырастая, кряхтят. Так уж заведено у чёрта.

Бабебибобу шла долго молча — наконец, подняла головку, посмотрела на Ивана Андреевича и сказала со вздохом:

— Я люблю тебя, Бубнов!

Подпоручик вспомнил наставление ее дедушки и сказал ей с отеческим добродушием:

— Успокойтесь.

Чёртова внучка еще нежнее проговорила:

— Я люблю тебя, Бубнов! Полюби меня — и я венчаю тебя маком, красным, как мои щеки, накормлю тебя самыми свежими желудями, упою тебя соком папоротника — и мы будем счастливы и добродетельны! Бубнов, я люблю тебя!

Бубнов посмотрел на нее... и хотел было сказать: «И я люблю тебя, Бабеби...» — но вдруг ему показалось, что у Бабебибобу глаза стали сжиматься и расширяться, как у кошки, ноздри раздуваться, зубы завостряться... Ему вдруг показалось, что он мышь, что она кошка...

— Нет, — сказал он вдруг... — Я не воспользуюсь вашим благорасположением — вернемтесь домой.

— Да где дом? — сказала она странным голосом. Иван Андреевич оглянулся...

Он стоял на самой верхушке высочайшего столба — и то на одной ноге, другая его нога развевалась по ветру, как флаг. По столбу, намыленному и обмазанному маслом, с большим усилием всползали разного вида чертенята; все они старались добраться доверху... Нет сомненья! Иван Андреевич назначен наградой победителю... Бабебибобу носилась около него по воздуху и язвительно смеялась...

— Чёрт! ты, выходишь, подлец, — проговорил с усилием подпоручик...

— Дети! Дети! заблудились вы, что ли? — раздался голос чёрта.

И Иван Андреевич и Бабебибобу очутились опять в саду... Невдалеке от них стоял чёрт и приятно улыбался...

— Не умеешь ты занять дорогого гостя, Бабебишка! — Так он ее называл, когда гневался. — Пожалуйте сюда, ко мне, Иван Андреевич, — оставьте эту глупую девчонку.

— Как бы не так! Девчонка! — отвечала Бабебибобу, — у меня уж рога пробиваются... — И, нагнувши голову, она разобрала волосы и показала Ивану Андреевичу маленькие миленькие рожки.

Иван Андреевич, в жизнь свою не учившись танцевать, вдруг прыгнул, повернулся трижды на одной ноге — сделал glissade, jetée assemblée, pas de zéphire, нагнулся и поцеловал кончик правого рожка Бабебибобу, но рог, как будто обрадовавшись такому происшествию, вдруг вырос и больно ушиб подпоручика...

Через полчаса все они сидели за столом...

«Посмотрю я, — подумал Иван Андреевич, — что́ ест этот народ!»

А сидели они в следующем порядке:

На главном месте: старуха — чёртова бабушка.

Направо от нее: Иван Бубнов, подпоручик.

Налево от старухи: внук ее, чёрт.

Налево от чёрта

и напротив Бубнова } Бабебибобу.

(vis-à-vis sont des amis).

Большая, большая закрытая миска взошла в комнату, пододвинулась к столу, присела и прыгнула на стол.

«Что-то они едят? — подумал Бубнов... — посмотрим!»

Старуха обратилась к внуку:

— Любезный внучек, не правда ли — мы женим подпоручика Бубнова на Бабебибобу?..

— Женим, женим, — отвечал внучек.

Жениться на внучке чёрта — странная мысль! Странная участь подпоручика Бубнова!

«Ну, а если у меня будут дети? — подумал он, — какого они будут звания? Дворяне, что ли? или что за люди? Их не примут ни в какой кадетский корпус! Презатруднительное положение! Зачем я ел чёртов хвост!»

— Впрочем, — заметил черт, — без взаимного согласия мы их не женим... Я добрый дедушка и люблю Бабебибобу; также по многим причинам уважаю Ивана Андреевича... Бабебибобу, скажи мне, нравится ли тебе подпоручик Бубнов?

— Как не нравиться! — вскричала старуха, — посмотри на нее — она уже теперь облизывается....

И в самом деле, чёртова внучка, прищурив глазки и улыбаясь, водила красным, красным язычком по острым и белым зубкам...

— Она меня съест, — закричал Бубнов.

— На здоровье, — заметил чёрт.

— Как на здоровье? Что значит — на здоровье? Я офицер! Я гость! Разве офицеров едят? Разве гостей едят?

— Вы хотите доказательств, — возразил чёрт, — извольте! Тотчас! У меня в доме живет немецкий доктор обоих прав, который вам докажет как дважды два четыре, что съесть вас можно, должно, прилично и приятно.

— Будь он семидесяти прав доктор, ничего он мне не докажет! Ничего! решительно ничего! — подпоручик рассвирепел и замахал руками, как ветряная мельница. — Я уйду! Чёрт с вами! Я уйду! Нужно ж мне было, дураку, есть ваш хвост! Уйду!

Иван Андреевич попытался встать — не тут-то было: кресло, на котором он сидел, превратилось в уродливого паука и вцепилось в него с истинно бесовскою силой... Чёрт и его семейство помирали со смеху, глядя на исступленные и напрасные усилия подпоручика... Смех старухи был чрезвычайно похож на блеяние старого козла, — Бабебибобу взвизгивала от удовольствия.

— А! так-то! — простонал Иван Андреевич, — так сгинь же бесовское племя во имя...

— Стой! держи! — закричал чёрт. — не давай ему креститься...

Бабебибобу бросилась с кровожадной улыбкой на подпоручика и разом откусила ему правую руку... В то же мгновение с миски соскочила крыш<к>а и бедного подпоручика подхватили и бросили в миску... приправили его уксусом, маслом, горчицей, тертым порохом, серой и клюковным морсом и съели, съели до последней косточки... Во всё время обеда играли грешники-музыканты разные увертюры... Бабебибобу с особенным удовольствием скушала сердце подпоручика, а сам чёрт чуть не подавился эполетой...

* * *

На другое утро нашли подпоручика Бубнова в той же улице уездного города Ч...... Он лежал лицом к забору и был красен, как рак. Его привели в чувство; он с испугом долго глядел кругом; начал болтать всякий вздор, уверял, что он чувствует себя в трех вовсе ему чуждых желудках, и только к вечеру пришел в себя. Он никогда не мог забыть своего знакомства с чёртом и часто поговаривал:

— Если б я был Наполеоном, уничтожил бы я всех чертей!

Впрочем, жил до глубокой старости, не вышел в отставку и умер младшим поручиком.