| 
                 
                   
      
       Был учитель высоким и тонким,
 с ястребиной сухой головой;
 жил один, как король, в комнатенке
 на втором этаже под Москвой.
  Никаким педантизмом не связан,
 беззаветный его ученик,
 я ему и народу обязан
 тем, что все-таки знаю язык.
  К пониманью еще не готовый,
 слушал я, как открытье само,
 слово Пимена и Годунова,
 и смятенной Татьяны письмо.
  Под цветением школьных акаций,
 как в подсумок, я брал сгоряча
 динамитный язык прокламаций,
 непреложную речь Ильича.
  Он вошел в мои книжки неплохо.
 Он шумит посильней, чем ковыль,
 тот, что ты создавала, эпоха,-
 большевистского времени стиль.
  Лишь сейчас, сам уж вроде бы старый,
 я узнал из архива страны,
 что учитель мой был комиссаром
 отгремевшей гражданской войны.
  И ничуть не стесняюсь гордиться,
 что на карточке давней в Москве
 комиссарские вижу петлицы
 и звезду на прямом рукаве.
  
   
 
  
    
                   |