Иван Иваныч Лапкин,  молодой  человек  приятной  наружности,  и  Анна Семеновна Замблицкая, молодая девушка со  вздернутым  носиком,  спустились вниз по крутому берегу и уселись на скамеечке. Скамеечка  стояла  у  самой воды, между густыми кустами молодого ивняка. Чудное местечко! Сели вы тут, и вы скрыты от мира - видят вас одни только рыбы да пауки-плауны,  молнией бегающие по воде. Молодые люди были вооружены удочками, сачками, банками с червями и прочими рыболовными принадлежностями. Усевшись,  они  тотчас  же принялись за рыбную ловлю.

- Я рад, что мы наконец одни, - начал Лапкин, оглядываясь. - Я должен сказать вам многое, Анна Семеновна... Очень многое... Когда я увидел вас в первый раз... У вас клюет... Я понял тогда, для чего я  живу,  понял,  где мой кумир, которому я должен посвятить  свою  честную,  трудовую  жизнь... Это, должно быть, большая клюет... Увидя вас, я полюбил  впервые,  полюбил страстно! Подождите дергать... пусть  лучше  клюнет...  Скажите  мне,  моя дорогая, заклинаю вас, могу ли я рассчитывать - не на  взаимность,  нет! - этого я  не  стою,  я  не  смею  даже  помыслить  об  этом, -  могу  ли  я рассчитывать на... Тащите!

Анна Семеновна подняла вверх руку с удилищем, рванула и вскрикнула. В воздухе блеснула серебристо-зеленая рыбка.

- Боже мой, окунь! Ай, ах... Скорей! Сорвался!

Окунь сорвался с крючка, запрыгал по  травке  к  родной  стихии  и... бултых в воду!

В погоне за рыбой Лапкин, вместо рыбы, как-то нечаянно  схватил  руку Анны Семеновны, нечаянно прижал ее к губам... Та отдернула,  но  уже  было поздно: уста нечаянно слились в поцелуй. Это  вышло  как-то  нечаянно.  За поцелуем следовал другой поцелуй,  затем  клятвы,  уверения...  Счастливые минуты! Впрочем, в этой земной жизни  нет  ничего  абсолютно  счастливого. Счастливое обыкновенно носит  отраву  в  себе  самом  или  же  отравляется чем-нибудь извне. Так и на этот раз. Когда молодые люди целовались,  вдруг послышался смех. Они взглянули на реку и обомлели: в воде  по  пояс  стоял голый мальчик. Это был Коля, гимназист, брат Анны Семеновны.  Он  стоял  в воде, глядел на молодых людей и ехидно улыбался.

- А-а-а... вы целуетесь? - сказал он. - Хорошо же! Я скажу мамаше.

- Надеюсь,  что  вы,  как  честный  человек... -  забормотал  Лапкин, краснея. - Подсматривать подло, а пересказывать низко, гнусно и  мерзко... Полагаю, что вы, как честный и благородный человек...

- Дайте рубль, тогда не скажу! - сказал благородный человек. -  А  то скажу.

Лапкин вынул из кармана рубль и подал его  Коле.  Тот  сжал  рубль  в мокром кулаке, свистнул и поплыл. И молодые люди на этот раз уже больше не целовались.

На другой день Лапкин привез Коле из города краски и мячик, а  сестра подарила ему все свои коробочки из-под пилюль. Потом пришлось  подарить  и запонки с собачьими мордочками. Злому мальчику, очевидно,  всё  это  очень нравилось, и, чтобы получить еще больше, он стал наблюдать. Куда Лапкин  с Анной Семеновной, туда и он. Ни на минуту не оставлял их одних.

- Подлец! - скрежетал зубами Лапкин. - Как мал, и какой  уже  большой подлец! Что же из него дальше будет?!

Весь июнь Коля не давал житья бедным влюбленным. Он  грозил  доносом, наблюдал и требовал подарков; и ему всё было мало, и  в  конце  концов  он стал поговаривать о карманных часах. И что же? Пришлось пообещать часы.

Как-то раз  за  обедом,  когда  подали  вафли,  он  вдруг  захохотал, подмигнул одним глазом и спросил у Лапкина:

- Сказать? А?

Лапкин страшно  покраснел  и  зажевал  вместо  вафли  салфетку.  Анна Семеновна вскочила из-за стола и убежала в другую комнату.

И в таком положении молодые люди находились до конца августа, до того самого дня, когда, наконец, Лапкин сделал Анне Семеновне  предложение.  О, какой это был счастливый день! Поговоривши с родителями невесты и  получив согласие, Лапкин прежде всего побежал в сад и принялся искать Колю.  Найдя его, он чуть не зарыдал от восторга  и  схватил  злого  мальчика  за  ухо. Подбежала Анна Семеновна, тоже искавшая Колю, и схватила за другое ухо.  И нужно было видеть, какое наслаждение было написано на лицах у  влюбленных, когда Коля плакал и умолял их:

- Миленькие, славненькие, голубчики, не буду! Ай, ай, простите!

И потом оба они сознавались, что за всё  время,  пока  были  влюблены друг  в  друга,  они  ни  разу  не  испытывали  такого   счастья,   такого захватывающего блаженства, как в те минуты, когда драли злого мальчика  за уши.