Предисловие к II тому от редакции

Во второй том «Истории Сибири» Г. Ф. Миллера, издаваемый Институтом этнографии Академии Наук СССР совместно с Институтом народов Севера имени П. Г. Смиловича и Архивом Академии Наук СССP, вошел перевод глав 6-9. Как известно, главы 6-9 были напечатаны на немецком языке самим автором в 1763 г. в восьмом томе «Sammllung Russischer Geschichte», стр. 1-366, причем 6-я, 7-я и 8-я появились затем в русском переводе в «Ежемесячных сочинениях» за 1764 г., редактором которых был Г. Ф. Миллер; был приготовлен также перевод гл. 9, но за прекращением издания «Ежемесячных сочинений» перевод этот не был напечатан.

Но своему содержанию печатаемые главы имеют некоторые особенности. Материал распределен в них по географическому принципу и расположен до известной степени тематически. В них выделяются две основные темы. Первая тема — русская колонизация; здесь Миллер собрал обширные и очень точные данные о построении слобод в Сибири; в связи с вопросом о колонизации стоят и многочисленные известия о строении монастырей и церквей. Вторая тема — о взаимоотношениях между московскими властями и калмыками — имела в первой половине XVIII в. совершенно актуальное значение, поскольку джунгарские хун-тайчжи продолжали предъявлять свои права на сбор албана (дани) с барабинских татар. Одной из задач исторического исследования Миллера и являлось доказать необоснованность этих претензий.

В основу печатного текста на немецком языке, вышедшего в 1763 г., Г. Ф. Миллер положил тот первоначальный текст «Истории Сибири», который был написан им в 1750-1752 гг. Сличение печатного текста с сохранившимся в рукописях показывает, что первоначальный текст подвергся в 1763 г. значительной переработке: так, сохранившиеся отрывки немецкого текста гл. 6 — §§ 1-15, 60-73 — представляют теперь 1-14, 36-44 печатного текста гл. 6; гл. 7 первоначальной редакции вошла в большей своей части в гл. 6 печатной редакции (§§ 54-91); бывшие в конце гл. 7 первоначальной редакции §§ 44-60 составили содержание особой работы автора «О первых путешествиях русских в Китай». Глава 8 первоначальной редакции составила содержание гл. 7 печатной редакции, последние параграфы которой (75-87) оказались заимствованными из гл. 17 первоначальной редакции. Глава 9 первоначальной редакции вошла в гл. 8 печатного издания; но для начала этой последней использованы некоторые из первых 13 параграфов гл. 13, а для конца гл. 8 печатного издания (с § 57) были переработаны §§ 14-21, 24-27, 33, 41-44, 50-52, 60-68 той же гл. 13 первоначальной редакции. Глава 10 первоначального текста составила содержание гл. 9 печатного текста, но имевшиеся в той же гл. 10 §§ 53-65 (о сношениях с китайцами и манчжурами) не вошли в новую редакцию и будут напечатаны в приложении к статье «О первых путешествиях русских в Китай»; для второй половины гл. 9 печатной редакции (§§ 54-94) были взяты §§ 1-42 гл. 14 первоначальной редакции.

Помимо иного распределения материала по главам, печатный текст глав 6-9 отличается от первоначального текста глав 6-10, 13, 14 и 17, которые вошла в него целиком или частично, также иным распределением текста по параграфам, более краткой редакцией отдельных параграфов и большей обработкой в стилистической отношении. Рукописи переработанного текста не сохранилось, но во многих случаях изменения и исправления отмечены на рукописи первоначальной редакции.

Для глав 6-8 первоначальной редакции, составивших гл. 6 и часть гл. 7 печатной редакции, Г. Ф. Миллером были приготовлены копии документов, на которые он ссылается в этих главах; они сохранились в ААН. Но когда канцелярия Академии Наук поставила автору требование ограничиваться в ссылках только указанием «архива» и номера документа (под «архивом» разумеются те копийные книги, которые были составлены под руководством Миллера в разных сибирских архивах), то дальнейшая работа по снятию копий — приложений к тексту — не производилась. В немецком тексте, изданном в 1763 г., никаких указаний на «архивы» нет, и их пришлось устанавливать по авторским указаниям, имеющимся в рукописях первоначального текста. Но в виду его переработки и иного расположения текста по главам и параграфам в нескольких случаях (главным образом в начале гл. 8) не удалось отыскать те документы, которыми Г. Ф. Миллер подтверждал свой рассказ. Кроме ссылок на копийные книги, Г. Ф. Миллер в нескольких случаях ссылается на свои «annotata», сделанные им в разных сибирских архивах; эти «annotatа», кажется, могут быть отысканы в портфелях 521, I-II, среди многочисленных заметок Миллера, сделанных в Сибири. При отсутствии документов Миллером были использованы также найденные в тобольском архиве подробные архивные описи XVII в. «столпов» тобольских дел. Ссылки на «annotata» и описи столпов отмечены в примечаниях к тексту соответствующих параграфов. Наконец, в ряде случаев Миллер ссылается на тот «Экстракт из ясачных книг Мангазеи», который был составлен в июле 1739 г. по его поручению одним из сопровождавших его студентов. В мангазейском архиве, находившемся тогда в Туруханске, хранились ясачные книги более раннего периода, чем те, которые имеются в настоящее время в архиве Сибирского приказа; в виду этого «Экстракт» в части своей (до 1625 г.), за гибелью самих книг, из которых сделано это извлечение, представлнет несомненную ценность; хотя «Экстракт» этот не является документом в том смысле, какой  имеют прочие документы, на которые ссылается Миллер, все же он будет напечатай в одном из следующих томов.

Некоторые из приложении, на которые ссылается Миллер, сохранились, кроме копийных книг, хранящихся в ААН, также в сборниках и тетрадях некоторых портфелей Миллера в ГАФКЭ, 4 но последние в большинстве случаев являются лишь более поздними копиями копий ААН СССР, в виду этого на них не делались ссылки при указании источников.

Кроме этих копий XVIII в., некоторые из печатаемых в приложениях документов, несомненно, сохранились в копиях XVII в. в ГАФКЭ среди «калмыцких», «монгольских» и других подобных дел; эти копии XVII в. не могли быть использованы для издания, так же как «переписка тобольских воевод с калмыцкими тайшами» 1636-1637 гг., -входившая в XVIII в. в состав портфелей Миллера. Оказавшиеся в архиве Института истории и в ГАФКЭ подлинники некоторых документов, печатаемых в приложениях, отмечены в легендах. За немногими исключениями, все приложения печатаются по копиям 1736-1742 гг., хранящимся в ААН СССР; в легенде отмечается книга ф. 21, по описи 4, из которой извлечен документ, а также листы и (для № 22) страницы книги.

Что касается правил передачи текста документов, составления заголовков и пр., то при подготовке второго тома были учтены те указания, которые имеются в правилах Института истории 1936 г. Те изменения правил 1936 г., которые были внесены при подготовке в Институте истории в 1937 г. сборника новгородских и псковских актов до XV в., приняты также во внимание при подготовке текста приложений второго тома.

Для примечаний ко второму тому использованы, кроме копийых книг ААН, также архивные материалы, хранящиеся в фонде Сибирского приказа, в особенности те, которые имеются в первых книгах этого фонда. Эти книги были составлены в Сургуте, Тобольске, Таре, Томске и других городах после московского пожара 1626 г., когда погиб архив Казанского дворца и вместе с ним все «Сибирские дела» за период 1613-1626 гг.; тогда, по распоряжению из Москвы, в сибирских городах были сняты копии с некоторых документов и книг, которые и составили содержание отправленных в приказ книг. Таким образом эти копийные книги, по происхождению имеющихся в них документов и по характеру своих данных, особенно близки к тем документам, которые для того же периода (до 1626 г.) имеются в копийных книгах документов тех же местных архивов, использованных Г. Ф. Миллером. В некоторых случаях они дают такие материалы, которые ко времени Миллера уже не сохранились в местных архивах. В приложениях включены две грамоты из книги № 6, как особенно ценные для пояснения, того текста, к которому они приложены.

В виду того, что количество приложений оказалось весьма большим по объему, пришлось отказаться от напечатания во втором томе глав 10 и 11 «Истории» статьи Г. Ф. Миллера «О первых путешествиях в Китай» и продолжения описания рукописей Г. Ф. Миллера и его сотрудников по второй Камчатской экспедиции; они будут напечатаны в следующих томах.

Перевод немецкого текста глав 6-9 выполнен Г. Л. Гейермансом и проредактирован А. И. Андреевым и С. В. Бахрушиным.

Приложения к тексту — документы 1596-1661 гг. — подготовлены к изданию А. И. Андреевым. Примечания к тексту и документам составлены С. В. Бахрушиным и А. И. Андреевым; принадлежащие каждому из них примечания подписаны начальной буквой их фамилий. Примечания, подписанные «Б-й», составлены С. К. Богоявленским. Перед параграфами текста, к которым даны примечания, поставлена звездочка.

Историко-географическая карта Сибири первой половины XVII в. приготовлена. К. Н. Сербиной, которой составлены также замечания к карте.

Указатели ко второму тому составлены А. Я. Андреевой.

Общая редакция второго тома принадлежит С. В. Бахрушину.

Глава восьмая. События, касающиеся русских жителей, имевшие место в уже известных областях Сибири. Перемены в городах. Учреждение Тобольской епархии. Основание монастырей и слобод.

§ 1. Мы переходим теперь на реку Енисей, т. е. в самую середину Сибири. В естественном характере местности заметно сильное отличие одного берега этой реки от другого,  вследствие чего можно разделить Сибирь на части — Западную и Восточную — и считать Енисей границей между ними. В нашей Истории нам придется также придерживаться этого разделения. Поэтому, прежде чем говорить о дальнейших открытиях и заселениях Восточной Сибири, мы остановимся еще немного на Западной Сибири и опишем события, относящиеся к улучшению и дальнейшему распространению русских поселений, а также к тамошним ясачным и иным соседним народам. Содержание настоящей главы составит описание событий, относящихся к русским поселениям Западной Сибири. Мы будем рассматривать их в обратном порядке, с востока на запад.

§ 2. Сибирские летописи сообщают, что при воеводе Даниле Полтеве Кетск был уничтожен пожаром. Из тех же летописей узнаем, что Данила Полтев воеводствовал в Кетске с 7133 (1625) до 7136 (1628) г.

§ 3. В 7127 (1619) г. такое же бедствие постигло город Нарым,  в котором сгорели не только городские учреждения, церкви и другие публичные здания, но также дома обывательские. В 1639 г. (30 сентября) новый пожар опять уничтожил большую часть города.  Здесь необходимо исправить то, что было сказано в гл. 5 этой «Истории»  о перенесении в 1613 или 1614 гг. города Нарыма в другое место. Начиная с 1619 г., возобновились жалобы на неудобное местоположение города, вполне совпадавшие с жалобами по поводу первого Нарымского острога. Указывалось, что острог построен в неподходящем месте, что избранная для него местность не защищена естественными условиями, очень низко расположена и подвержена наводнениям: так, расстояние от Оби до острога первоначально равнялось 70 саженям, но берег понемногу ополз настолько, что в конце концов даже часть острога оказалась смытой, и обывательские дома ежегодно сильно страдали от этих оползней, а выгнанный на пастбища, скот не находился в безопасности от воды. Особенно усилились жалобы, когда во время небывалого большого подъема воды в 7138 (1630) г.  почти весь острог был снесен водою, и жители вследствие [65] потери домов и имущества оказались в крайне тяжелом положении. К этому присоединилась еще эпидемия оспы, до тех пор совсем неизвестной в Сибири, от которой умирали почти все заболевшие. За отсутствием свободного места жители не могли хоронить своих покойников около церкви, внутри острога, и были вынуждены вывозить их в поле, где дикие звери их опять выкапывали. Все это было причиной перенесения города Нарыма на новое место, которое было произведено в 1631 г. воеводою Иваном Никифоровым сыном Бестужевым.

Об этом перенесении можно говорить с большей уверенностью, чем о первом: оно было если не единственным, то во всяком случае последним. Нарым занял то место, где он находится и по настоящее время.

§ 4. Собственно говоря, Нарым лежит не на самой Оби, а в расстоянии полуверсты от нее, на речке, впадающей в Обь с восточной стороны и вытекающей из небольшого озера в 3-4 верстах от города. На северном берегу речки местность, по сравнению с окрестностью, несколько возвышается, и это послужило причиной выбора здесь места для города. Во время весеннего половодья нагруженные дощаники могут приставать против города, при низкой же воде пристань находится около устья речки, где в позднейшее время было построено несколько принадлежащих городу дворов, которые, более в шутку, чем всерьез, носят название Камчатки.

§ 5. В виду ожидавшихся нападений калмыков и киргизов, в 7129 (1621) г. в Томске был получен из Москвы царский указ  о том, чтобы сделать на горе новый город, так как старый весь развалился. Тобольский воевода должен был выслать в Томск на помощь и для обороны от врагов 200 человек служилых людей. В Томске думали, что эти же люди помогут при постройке города. Но никто из них не явился. К работам так и не приступали до 1647 г., когда, по повторному приказанию из Москвы, воевода кн. Осип Иванович Щербатой принялся за дело и закончил его в следующем (1648) году.  Это и есть тот город, который до сих пор стоит в Томске на горе. Гостиный двор находился тогда тоже на горе, но был впоследствии перенесен в нижний город. Подгорный посад, как наиболее подверженный вражеским нападениям, воевода кн. Петр Иванович Пронской приказал в 1630 г. обнести новым острогом.

§ 6. Железо, необходимое для постройки города в Томске, покупали в Енисейске.  Выше уже сообщалось, что енисейские остяки добывали железо и делали не него различные кузнечные изделия.  От них этому вскоре научились русские, которые и заняли место остяков, когда последние ушли из этих мест. До сих пор еще существуют около Енисейска деревни, в которых железо выплавляется в небольших печах. Тамошняя железная руда совсем особого рода. Она похожа на белую глину, растворяется в воде и только ее тяжесть дает основание предполагать в ней наличие металлических частиц. Остяки, вероятно, выделывали из глины посуду и, при чрезмерно сильном обжиге, железные частицы плавились и выступали наружу, что и было замечено ими.

§ 7. В 1642 г. были совершенно уничтожены пожарами Березов  и Мангазея,  в последней не осталось ничего, кроме части острога. Отдаленное положение этих городов и относительная безопасность от неприятельских нападений не  заставляли заботиться о восстановлении их укреплений. Оставшимся от пожара лесом кое-как починили их, а в местах, совершенно уничтоженных пожаром, поставили палисады.

§ 8. В 1629 г. сгорела в Тобольске приказная изба. Это является причиной полного отсутствия всяких известий за это время не только о Тобольске, но и о других городах, где недостаточно заботливо относились к хранению документов, так как, получая все указы из Тобольска, они должны были туда же направлять свои отписки. Следовательно, если бы не было этого пожара, можно было бы найти все материалы собранными в Тобольске, как в общем архиве, и по этой причине об этом пожаре приходится особенно сожалеть. До 1643 г. стоял острог, построенный еще в 1587 г. Данилой Чулковым.  В ночь с  на 14 августа 1643 г. вспыхнул пожар, уничтоживший его. На его месте был построен деревянный город, вроде тех, которые называются по-русски рубленными.  Город этот простоял до постройки каменного города в начале XVIII столетия. Новый деревянный собор, который строился 3 года, был окончен в 1649 г. и освящен в память «Софии премудрости божией». По собору архиерейский дом был назван Софийским домом. Это название сохранилось за ним и позже, несмотря на то, что при позднейшей перестройке новый каменный собор был назван в честь Успения.

§ 9. Город Тара чаще других сибирских городов подвергался вражеским нападениям, а поэтому об его укреплении больше всего заботились. В 1638 г. велено было возобновить внутренний острог и обнести его стеной и рвом. Это было сделано под руководством воеводы кн. Федора Афанасьева сына Барятинского.

§ 10. Между 1640 и 1642 гг. кн. Григорий Петров сын Барятинский возобновил на Тюмени деревянный город, который был в то время значительным по размерам и имел правильную форму. Но в 1658 г. стену, обращенную в сторону реки, вследствие размыва берега водой, перенесли дальше.  То же приходилось делать позднее еще несколько раз.  Город имеет поэтому в настоящее время форму удлиненного четыреугольника. В то же время была обнесена острогом татарская слобода Тюмени.

§ 11. Город Пелым находился в 1619 г. в плохом состоянии. Воевода Иван Яковлев сын Вельяминов сообщал в Москву,  что городовые стены и башни почти совсем сгнили и частично обвалились. Вогулы, жившие в волостях Пелымского уезда, приходили в город для уплаты ясака и в поисках суда по спорным делам. Таким образом в случае их возмущения в уезде не было безопасного места. Строить новый город было невозможно вследствие недостатка людей. В городе было всего 90 человек служилых людей, ружников и оброчников, но из этого числа 13 человек (с сыном боярским Петром Албычевым) были посланы «в Тунгусы» для постройки города Енисейска. Некоторые служилые люди предпочли землепашество своему прежнему занятию, а жившие ранее в Пелыме крестьяне были переведены в Табары.  В виду плохого состояния укреплений города, пожару, постигшему его 2 года спустя, можно не придавать большого значения.

§ 12. Пожар возник 8 июня 1621 г. 20 перед самым полуднем в одном дворе от разведенного курева, дымом которого, по распространенному в Сибири  обычаю, прогоняют комаров. Эти насекомые являются поистине народным бедствием, так как в болотистых местностях, которые преобладают около Пелыма, от них чрезвычайно страдают как люди, так и скот. День был необычайно жаркий, огонь распространился очень быстро, и легкий ветер помог ему охватить вдруг весь город. Некоторые люди чуть не сгорели в своих домах. Женщины и дети бросились к воде, чтобы спастись в ней от пламени. О тушении огня никто и не думал. Ничто не уцелело от пожара, сгорел без остатка и весь острог, и при этом погибли все съестные запасы и прочее добро жителей. Благодаря предусмотрительности нескольких вогулов, поливавших водою пороховой погреб, удалось избегнуть еще худших несчастий.

§ 13. Если уже раньше жители не были в состоянии построить вновь или исправить обвалившиеся степы и башни города, то теперь, когда все погорело дотла и они должны были заботиться о собственном жилье, это было совершенно невозможно. Им была оказана помощь из других мест. Царским указом поручалось воеводе Петру Никитину сыну Вельяминову  заставить всех вогулов Пелымского уезда рубить в нужном количестве лес и сплавлять его водою к городу. Тобольскому воеводе было приказано прислать из Тобольска и других близлежащих городов 100 или сколько пригоже стрельцов и казаков, чтобы облегчить жителям Пелыма работы по постройке. Но еще до их прибытия в Пелыме не бездействовали; так как вогулы доставили в изобилии лес, то на старом городище поставили небольшой острог, построили дворы и воздвигли церковь, в чем помогали также проезжие торговые люди.  Но к постройке большого острога было приступлено только в 1623 г., при воеводе Иване Матвееве сыне Вельяминове; все дворы на посаде были обнесены острогом, который в основном сохранился также впоследствии. В 1646 г. вновь была выстроена церковь во имя Рождества Христова с двумя приделами во имя Алексея и Николая.

§ 14. Острог на Верхотурье тоже пришлось поставить заново в 1624 г.  Длиною он был равен 630 саженям и имел 8 башен. Заготовить лес для острога и доставлять его на место приказано было всему русскому населению Верхотурского уезда — служилым и посадским людям, ямщикам и пашенным крестьянам. Плотников для постройки острога разрешено было нанять. Работа их оплачивалась весьма дешево: за поставку одной сажени стены плотники спрашивали не более 20 коп., а за постройку башни 1 рубль. Но привлечь к работам все население такого обширного уезда было очень затруднительно. 1624 и 1625 гг. прошли, а к работам еще не приступали,  и только в 1626 г. работа была, наконец, начата. От 1642 г. сохранилось известие, что Верхотурский острог почти развалился, почему предполагалось построить его вновь, расширив и укрепив его. В ночь с 8 на 9 октября 1657 г. пожар уничтожил на Верхотурье гостиный двор, Спасскую церковь и более 40 дворов.

§ 15. Важнейшим событием, касающимся всей Сибири и имевшим много хороших последствий, было учреждение архиепископской кафедры в Тобольске, по словам летописи, главным образом благодаря ревности и благочестивому попечению патриарха и отца государева Филарета Никитича. До этого времени Сибирь принадлежала непосредственно к Московской епархии, теперь же она получила отдельного  архиепископа, в сан которого был посвящен Киприан, архимандрит Хутынского монастыря, находившегося вблизи Новгорода. Назначение такого ревностного и примерного пастыря было совершенно необходимо: облеченный властью, он своими поучениями и мудрыми распоряжениями, при поддержке патриарха, искоренил все царившее в Сибири непорядки и злоупотребления и как в церковном чине, так и в миру, завел во всем благочиние.

§ 16. Сибирские летописи относят его прибытие в Тобольск к 30 мая 7129 (1621) г. Они говорят о его заслугах в деле написания истории Сибири, о том, как он велел расспросить нескольких оставшихся в живых казаков из отряда Ермака Тимофеевича о всех подробностях прибытия их в Сибирь; как он особенно старался узнать, где у них «с погаными были бои и на тех боях кого именем из них поганили побита на бранех». Казаки принесли ему списки, в которых рассказали о своих делах и перечислили своих товарищей, убитых за отечество. Чтобы сохранить эти имена в памяти потомков, архиепископ приказал вписать их в синодик соборной церкви в Тобольске. Летописи сообщают также об отъезде архиепископа из Сибири, последовавшем в том же году, когда был получен из Москвы указ от 5 февраля 7131 (1623) г., после двухлетнего управления епархией. Ниже к этому будет сделана поправка. По возвращении в Москву Киприан был назначен Крутицким митрополитом, а затем переведен митрополитом же в Новгород, где скончался 17 декабря 1634 г.

§ 17. Из изложенного ясно, как возникли сибирские летописи, о которых часто говорилось в начале этой «Истории». Знакомство с временем и обстоятельствами, при которых их начали составлять, и, в особенности, наша уверенность в том, что люди, давшие первые материалы для них, были живыми свидетелями происшедших событий, увеличивают их достоверность. «Написание», поданное казаками архиепископу, следует рассматривать поэтому как основу, от которой исходили другие составители летописей. Списки с летописей находятся повсюду в Сибири. Некоторые из них продолжены до конца прошлого столетия, хотя содержат только перечни воевод. Но в отношении основного содержания все они согласны между собою и разнятся только в незначительных подробностях. Один из самых старых списков и, если не считать Ремезовскую летопись, самый полный в части, касающейся ранних событий, имеет в конце приписку составителя, из которой явствует, что его звали Саввой Есиповым. В приписке также указано время окончания этой летописи, а именно 1 сентября 7145 (1636) г.; из нее видно также, что сам Савва Есипов участвовал в походах Ермака Тимофеевича и был очевидцем всего того, что он описал. Таким же образом устанавливается достоверность синодика Тобольской соборной церкви, почему я с полной уверенностью мог на него ссылаться, как на подлинный исторический документ.

§ 18. По приезде в Верхотурье — первый сибирский город — Киприан сразу же начал осмотр церквей и монастырей, в которых стал утверждать то, что признавал хорошим, и тщательно устранять все, требовавшее исправления. В Никольский монастырь, об основании которого уже говорилось, были им назначены новый игумен, по имени Герман, и черный поп Феодосий; из них первый был постриженником Иосифова Волоколамского монастыря и прибыл вместе с архиепископом, а второй был им посвящен вновь. Он нашел на Верхотурье стариц, живших на посаде с мирскими людьми не по монашескому чину, собрал их в одно место, устроил для них за острогом монастырь, названный Покровским по церкви, построенной тогда же,  и определил в него попа и церковнослужителей, чтобы старицы могли беспрепятственно во всякое время отправлять службу.

§ 19. Узнав, что в Верхотурском уезде, на реке Невье,  недавно поселились крестьяне, у которых еще не было церкви, он послал туда старца Соловецкого монастыря Серапиона, которому поручил не только построить церковь, но и основать монастырь, для чего отправил вместе с ним также черного попа Никольского верхотурского монастыря Христофора и одного простого старца. Упомянутое крестьянское селение дало начало Невьянской слободе. Тогда же было положено основание Невьянскому монастырю, но последний был построен не около самой слободы, как полагал архиепископ, а в 13 верстах от нее вверх по реке, на северном ее берегу. Церковь во вновь строящемся монастыре должна была быть освящена во имя Преображения и соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия; однако и в этом отношении произошло изменение, и теперешняя главная монастырская церковь освящена во имя Богоявления, хотя и сохранила приделы во имя Зосимы и Савватия. Самый монастырь называется поэтому Невьянским богоявленским, а не Преображенским, как предполагалось при его основании.

§ 20. Архиепископ обратил внимание также на два монастыря, которые впоследствии совершенно исчезли, так что даже память о них не сохранилась, и никто не может точно указать, где они собственно находились.  Один из них во имя Рождества Христова лежал на реке Тагиле; туда архиепископ послал игумена Авраамия и строителя Варлаама. Про другой монастырь говорится, что он находился на реке Невье, «не доезжая до Верхотурья в дву днищах», и назывался Введенским. Если бы можно было допустить, что архиепископ ехал в Сибирь по теперешней большой Кунгурской и Екатеринбургской дорогам, то приведенное в отношении реки Невьи указание было бы правильным, но так как этой дорогой в то время еще никто не ездил, то является совершенно непонятным, как архиепископ мог попасть на реку Невью прежде, чем он побывал на Верхотурье. Повидимому, название реки, на которой стоял монастырь, показано ошибочно. Но в чем бы ни заключалась ошибка, все-таки нигде нет другого монастыря, который можно было бы отождествить с Введенским. Архиепископ послал в этот монастырь строителем старца Юрьева новгородского монастыря Стахея и черного попа Феопемпта из Горицкого переяславского монастыря. Даже в Москве не знали точно, где расположен Введенский монастырь, и поэтому было приказано отписать, находится ли он в Верхотурском или Соликамском уезде.

§ 21. Во время пребывания на Верхотурье архиепископ поставил в Никольский монастырь нового игумена Авраамия и строителя старца Макария, которые в следующем году обратились в Москву с челобитьем  о разрешении городским жителям и крестьянам передавать монастырю земельные вклады, несмотря на то, что давать землю в монастыри было тогда запрещено, все же ради бедности монастыря и в виду избытка в Сибири пашенных земель разрешение последовало. После этого во владение монастыря стали переходить угодья, граничившие с Невьянской слободой. Нашлись также «новоприборные» пашенные крестьяне, готовые итти в половники к монастырю. Но монастырь не мог считать их своими людьми до тех пор, пока во власти воеводы было отнять их у монастыря и привлечь к своему суду. Подобный случай, имевший место в 7134 (1626) г.,  и разные другие затруднения заставили монастырь хлопотать в Москве о пожаловании ему крестьян в полную собственность, что было сделано указом 25 октября 7136 (1627) г.

§ 22. Сохранился государев указ от 2 декабря 7131 (1622) г., относящийся к Покровскому девичьему монастырю.  В нем говорится, что игуменья Анисья с 10 старицами подала челобитье о том, что архиепископ Киприан в 7129 г. велел выстроить для них церковь и кельи, но что они не имеют никаких доходов, чтобы содержать себя и привести в полную исправность монастырь. Государь велел отвести для содержания монастыря пашенные земли и рыбные ловли.

§ 23. Архиепископ позаботился также о Покровском монастыре в Туринске.  Еще на Верхотурье узнал он, что монастырь, неизвестно как возникший за несколько лет перед тем, не имеет надлежащего устройства, что в нем живут не только старцы, но и старицы и что в главе его нет ни игумена, ни игуменьи, а определен туда всего лишь один белый поп для отправления церковных треб. Архиепископ поставил в монастырь  игуменом черного попа Макария и послал с ним еще двух старцев, чтобы они устранили в монастыре все непорядки и завели все по настоящему монастырскому чину. Однако требуемые перемены наступили не сразу, так как Макарий, будучи уже несколько лет игуменом, все еще продолжал постригать у себя в монастыре как мужчин, так в женщин. Позднее, однако, старцы были отделены от стариц, и для них построен в верхнем конце города или, вернее, около принадлежащей к городу ямской слободы, отдельный монастырь во имя Николая, Покровский же монастырь оставлен одним старицам. Царским указом было предписано наделить монастырь пашенными землями.  Это вновь свидетельствует о заботах архиепископа Киприана, подробно сообщавшего патриарху в Москву о всех своих начинаниях и доносившего ему о нуждах порученной ему епархии.

§ 24. Равным образом из числа лиц, прибывших из Москвы вместе с Киприаном или вслед за ним, архиепископ поставил игумена и других монастырских властей в Преображенский тюменский монастырь.  Игумена звали Авраамий, строителя — Иона Лихарев, а келаря — Онуфрий. Первый был вскоре заменен игуменом Сергием, который в следующем 7130 (1622) г. выхлопотал  для себя, строителя и келаря денежное жалованье, а для монастыря две рыбных ловли. Произведенные впоследствии переделки в главной монастырской церкви, при которых главный престол был освящен во имя Троицы, были причиной переименования монастыря из Преображенского в Троицкий.

§ 25. О тюменском девичьем монастыре, называвшемся прежде Ильинским, а ныне Успенским, нет известий ранее 7131 (1623) г., когда игуменья этого монастыря Каптелина была обвинена в нарушении своего монашеского обета. На основании этого известия можно полагать, что и этот монастырь обязан архиепископу Киприану, если не своим основанием, то, во всяком случае, своим окончательным устройством.

§ 26. Тобольские монастыри Знаменский мужской и Рождественский девичий существовали также в то время, только носили другие названия. Первый назывался Успенским, а второй — Никольским. Царский указ от 7129 (1621) г.  содержал распоряжение устроить церковнослужителей Покровского верхотурского девичья монастыря такой же ругой, какую получали в Никольском тобольском. Под этим названием не мог подразумеваться никакой другой монастырь, кроме того, который ныне называется Рождественским на горе, тем более, что прежний главный престол в этом  монастыре во имя Николая существует также в теперешней монастырской церкви, но уже в виде придела. Что же касается находящегося в нижнем городе Знаменского монастыря, то в нем самом мы не находим никаких следов того, что он прежде назывался Успенским, но что это было действительно так, доказывает царский указ от 7130 (1622) г.  В указе говорится, что архимандрит этого монастыря Мефодий бил челом в Москве о жалованье на церковное и монастырское строение в получил от царя пожертвование. Мы не ошибемся, если скажем, что это строение было начато по распоряжению достохвального архиепископа, так как оно произошло во время его управления епархией. Вероятно, Мефодий был назначен им первым архимандритом этого монастыря, тогда как до него там были, как будто, только игумены. 23 мая 1660 г. Знаменский монастырь загорелся от молнии и сгорел весь до самого основания, но был впоследствии еще лучше и богаче отстроен вновь.

§ 27. Остаются еще два монастыря, основание которых, со всею вероятностью, следует приписать архиепископу Киприану, хотя, за отсутствием данных, нельзя установить, когда именно это произошло. Первый из них — это Спасский монастырь на Таре, о котором известно, что в 7132 (1624) г. он получил  пашенные земли для пропитания старцев. Второй из них — это монастырь, находившийся в Томске и называвшийся Успенским, о котором имеется только известие,  что в 7133 (1625) г. преемник Киприана, архиепископ Макарий, поставил туда нового игумена Феодосия вместо прежнего игумена Евстратия. Повидимому, он послал его туда, чтобы принять большее число вкладчиков и проверить действия прежнего игумена в отношении таких вкладчиков, а также, чтобы собрать сведения о том, сколько монастырь имел доходу от вкладов и пострижений. Неизвестно, было ли это расследование причиной того, что старцы и монастырские служки снова разбрелись, или что-нибудь другое дало к этому повод, но мы знаем только, что монастырь просуществовал недолго, и 20 лет спустя нужно было снова начинать дело устройства монастыря в Томске, о чем речь будет в своем месте.

§ 28. Архиепископ хотел устроить также монастырь в Туруханске и назвать его Преображенским. Об этом сохранились две его грамоты  из Тобольска к тогдашним мангазейским воеводам Дмитрию Семенову сыну Погожеву и Ивану Федорову сыну Тонееву, в которых он сообщал, что с этой целью им отправлен туда игумен, по имени Тимофей, со всем нужным церковным и монастырским обиходом. Однако этот монастырь так и не был основан, а была построена лишь церковь во имя Преображения. Если бы, как утверждают некоторые, в Туруханске уже до того была церковь во имя Николы, то было бы непонятно, как она могла исчезнуть, не оставив о себе памяти, как это бывает обычно, в названии придела новой церкви. Возможно, что это была только часовня, и церковь Преображения была все же первой в Туруханске, от которой началось процветание города.

§ 29. Общие усилия патриарха Филарета Никитича и архиепископа Киприана были направлены к распространению в Сибири религиозных обрядов и  христианских обычаев и к искоренению противных им обычаев, господствовавших там. Архиепископ доносил патриарху обо всех непорядках, замеченных им как во время своего путешествия, так и Тобольске, но патриарх уже знал обо всем этом из расспросов возвращавшихся из Сибири воевод и приказных людей.

Получив донесения архиепископа, он 11 февраля 7130 (1622) г. отправил ему пастырское послание,  в котором осуждал непорядки и злоупотребления, поощрял архиепископа бороться за их искоренение и приказывал всюду огласить свое послание и, читать его во всех церквах. Жалобы архиепископа отчасти превосходили то, что было уже известно патриарху из устных рассказов. О них мы знаем из царских указов:  последние были разосланы по всем городам Сибири и повсеместно оглашены.

§ 30. Мы не будем говорить о всем том, о чем можно бы вести речь на основании этих грамот. Общие напоминания о грехах, которые и в настоящее время еще раздаются с церковного амвона, не являются задачей нашего рассказа, но мы поступили бы все же неправильно, не затронув одного обстоятельства, имевшего какое-то влияние на сибирское население и таким образом не чуждого предмету пашей «Истории»; оно относится к истории нравов, являющейся главным предметом историка, пишущего с целью исправления человечества, и касается понятия о браке и об его приложении к жизни казаками, впервые попавшими в Сибирь.

§ 31. Согласно с прежними грубыми обычаями казаков на Дону и по примеру турок и татар, с которыми они находились в постоянных сношениях и обычаям которых они подражали, они смотрели на брак, как на житейский договор, имеющий силу только до тех пор, пока этого хотят обе договаривающиеся стороны или пока повелевающая сторона, т. е. мужчина, находит его удобным. Они, как татары, покупали и продавали жен; когда они нуждались в деньгах, они закладывали их на определенный срок. Они не знали ни ревности, ни той нежности, которую внушает нам женщина, являющаяся нашей и связанная только с нами; наоборот, в их понимании, собственность на женщину ничем не отличалась от собственности на всякое другое имущество, которым они могли располагать по своему усмотрению. Когда казак уезжал в Москву, он обычно закладывал свою жену до своего возвращения, и тот, кто давал ему за нее 10, 20 или более рублей, пользовался до срока ее услугами. Если же по истечении срока ее не выкупали, то заимодавец мог либо оставить ее себе, либо выдать замуж за другого, либо продать.

§ 32. Возвращаясь из Москвы, сибирские казаки подговаривали по дороге в городах и селах молодых женщин и девушек ехать вместе с ними, обещая им жениться на них самим, или найти им хороших мужей. Таким образом они привозили с собою в Сибирь целые партии в 50 и более человек; большинство женщин, по приезде в Сибирь, оказывалось обманутыми и проданными тому, кто за них больше заплатил. Казаки ссылались при этом на какую-то царскую грамоту, которою им разрешалось это делать, но которую они предъявить не могли. Может быть, это была та грамота, о которой упоминает Витзен и о которой я говорил в т. I. 50 По этой грамоте первым казакам, прибывшим из Сибири в Москву, разрешалось на обратном пути забирать с собою охочих русских людей с их семьями; этим, однако, им еще не было разрешено соблазнять женщин и девушек и открыто торговать ими, как рабынями.

§ 33. Многоженство было распространенным пороком в Сибири; оно не только удовлетворяло похоти зажиточных казаков, но и льстило их самолюбию, так как, по татарскому обычаю, повелевавший многими женами и наложницами приобретал тем самым больше почета. Архиепископ обвинял казаков особенно в том, что они  во время своих поездок смешивались с татарскими, калмыцкими, остяцкими, вогульскими женщинами и приживали с ними детей, не заботясь о том, чтобы крестить тех и других. Как бухарец имеет жен в разных местах, где ему приходится бывать по торговым делам, так и многие казаки, кроме жены в городе, имели еще других жен в волостях, острогах и зимовьях, куда их посылали для сбора ясака. Они не боялись вступать в браки со своими ближайшими кровными родственницами, от чего их не мог удержать даже отказ архиепископа в выдаче разрешения на брак, так как они умели в таких случаях получать указ от светского начальства в лице воевод. Таковы были тогдашние нравы. Повидимому, патриаршее послание и меры, принятые архиепископом и духовными властями, произвели свое действие, так как позднее ничего более не слышно о подобных беззакониях.

§ 34. Если летописи, как мы видели выше,  относят возвращение архиепископа в Москву к 1623 (7131) г., то эту дату мы можем исправить на основании некоторых архивных документов,  из которых видно, что Киприан провел в Тобольске почти весь 1624 г. и при этом все время исполнял свои обязанности. 1 февраля 1624 г. он послал сына боярского Василия Строгова в Мангазею, а когда царь Михаил Федорович 19 сентября того же года решил вступить в первый брак с кн. Марьей Владимировной Долгорукой, то указы из Москвы в Тобольск о бракосочетании и о служении по этому случаю молебнов были обращены к архиепископу Киприану, а он рассылал их дальше по другим городам Сибири. На этом основании мы можем исправить указание сибирских летописей о том, что преемник его архиепископ Макарий прибыл 1 апреля 7132 г.: оставляя, по недостатку известий, без изменения месяц и день, мы можем смело принять здесь не 7132. а 7133 (1625) г.

§ 35. К заслугам архиепископа Киприана нужно отнести и то, что он положил основание доходам тобольской архиепископской кафедры и старался завести в пустынных местах пашни, благодаря чему впредь архиепископы могли существовать без посторонней помощи. При его отъезде из Москвы было приказано отвести ему 50 десятин пашенной земли около Тобольска, под горою, за речкой Курдюмкой, так как нижний город в то время еще не был построен, а сенные покосы, на 400 копен сена, ему были даны на другом берегу реки Иртыша, против города. Но по прибытии своем в Тобольск Киприан узнал, что все сенные покосы по близости от города уже заняты жителями и что отведенные ему пашенные земли находятся от города слишком близко, чтобы ими можно было надлежащим образом пользоваться, так как жители пасут на них свой скот. Во время же своего проезда в Тобольск, при впадении реки Ницы в реку Туру, он заметил хорошие и плодородные места, еще никем не распаханные, где и посадил немедленно 8 крестьянских семейств, следовавших вместе с ним с Руси, имея намерение в дальнейшем просить о пожаловании этой земли. По этому случаю он отправил в Москву челобитье об отводе ему местности в устье реки Ницы вместо пашенных земель и сенных покосов около Тобольска.

§ 36. Однако уже в 7125 (1617) г. некоторые тюменские жители били челом об отводе им той же самой земли и получили в Москве соответствующий указ,  но так как до приезда архиепископа они еще не приступили к распашке, то без всякого ущерба для себя могли уступить свои права в пользу архиепископской кафедры. Первым указом из Москвы, последовавшим 20 января 7130 (1622) г.,  по челобитью архиепископа, отводилось 100 десятин пашни и сенных покосов на 400 копен сена. Но так как число новых крестьян переселенцев все увеличивалось, то за этим  указом последовал другой от 20 ноября 7131 (1622) г.,  которым удваивались размеры пашни и сенных покосов. Так как уже тогда было в обычае в целях севооборота иметь пашни в трех полях, архиепископу же для его крестьян на Усть-Нице пашня была отведена только в одном поле, то он подал в 7132 г. третью челобитную,  на которую последовал милостивый указ о прирезке ему в двух полях по 200 десятин в каждом. Так как недостатка в земле тогда не было, то это распоряжение могло быть немедленно исполнено. С Руси приходили туда и селились в большом числе крестьяне; там, на южном берегу реки Ницы, недалеко от ее устья, возникла слобода, названная Усть-Ницынской, в которой уже в 7131 г. имелась церковь. Число деревень также умножалось, и образованная из них волость занимала больше десяти верст в окружности. Все указывали, что архиепископ поступил неплохо, избрав именно эту местность под владение архиепископской кафедры.

§ 37. Другая архиепископская слобода известна под названием Тавдинской и основана почти одновременно с Усть-Ницынской, так как в 7138 (1630) г. о ней уже упоминается, как о существовавшей до того. Однако по отсутствию сведений остается неизвестным, основана ли она архиепископом Киприаном или его преемником Макарием. Как показывает ее название, она лежит на реке Тавде и находится на ее левом берегу, в 75 верстах от устья. Она не богата пашенной землей, которая редко встречается по всей реке Тавде, но зато река и несколько расположенных поблизости от слободы озер очень богаты рыбой, а вся местность изобилует дичью, что доставляет жителям хорошую пищу.

§ 38. Это было вообще время, когда начали заселять Сибирь новыми слободами и стали обращать особенное внимание на землепашество, тогда как раньше при построении сибирских городов и острогов ставили задачей, главным образом, покорение тамошних народов и сбор ясака. Эта забота о развитии земледелия была вызвана все увеличивающимся числом служилых людей в Сибири, доставлять запасы для которых с Руси становилось все затруднительнее. Охочих людей было тогда вообще достаточно, так как каждый черный крестьянин был волен в то время переселиться с Руси в Сибирь. Местности по рекам Двине, Вычегде, Югу и Сухоне теряли для местных жителей интерес, как только они узнавали о счастливом состоянии и плодородии земли в Сибири. Нужно отметить, что большая часть населения Сибири происходила именно из этих частей Руси.

§ 39. Чтобы представить историю этих слобод в связи с предшествующим, следует повторить то, что уже было сказано  о старейшей из них — Тагильской слободе. Она была основана в 7121 (1613) г. Следующей была Табаринская слобода в Пелымском уезде,  о котором также было уже сказано, по какому случаю и каким способом она возникла в 7126 (1618) г. Третьей была Невьянская слобода, первое основание которой следует отнести, как указано выше,  к 7127 (1619) г.  Жителей для нее по указу из верхотурской съезжей избы «называл» известный Артемий Бабинов, тот самый, который показал дорогу из Соликамска на Верхотурье.  Этим указом для слободы отводились земли от устья речки Режи вверх по реке Невье на 10 верст и на столько же вглубь, а вновь поселенные жители слободы получали на 5 лет льготу по уплате податей.

§ 40. Правда, против этого туринские татары подали челобитную, в которой они писали, что места по реке Невье исстари принадлежали им, что они всегда там  охотились, ловили рыбу и владели бобровыми гонами, однако их челобитье не имело успеха. Слобода, поставленная Бабиновым на южном берегу реки Невьи, в одной версте вверх от устья речки Режи, не только продолжала существовать, но количество жителей ее в 1621, 1624 и 1626 гг. все увеличивалось, пока, наконец, при ней не был основан монастырь.

§ 41. Распространившийся в 7133 (1625) г. в Верхотурском уезде слух о приближении калмыков, намеревавшихся будто бы напасть на русских жителей, побудил местных воевод для безопасности населения открытой местности построить в Тагильской слободе острог, а для защиты от первого нападения обнести Невьянскую слободу надолбами. Через год последовал из Москвы указ построить в обеих слободах настоящие остроги, в которых в приход воинских людей могло бы укрыться все население. По этому образцу позднее были укреплены все остальные слободы, которым могла угрожать подобная опасность; отсюда до сих пор можно видеть во многих слободах подобные же деревянные остроги, какие обычно бывали только в городах.

§ 42. Возникновение Гаринской слободы в Пелымском уезде нужно отнести ко времени первых осмотров тех мест, о чем до нас дошел наказ, данный пелымским воеводой Петром Никитиным сыном Вельяминовым подьячему Путиле Степанову 15 сентября 7131 (1622) г.  Путила Степанов должен был отправиться вверх по Тавде реке в урочище Гари, чтобы осмотреть и переписать пашенные земли. Вначале в этой слободе было только 10 крестьян.  Но уже в 7132 г. последовал приказ из Тобольска увеличить население ее еще на 20 крестьян. Об этом пелымские воеводы стали усердно стараться, привлекая охочих людей денежной и хлебной подмогой, благодаря чему нужное число крестьян скоро было «прибрано». Для объяснения происхождения названия этой слободы нужно знать, что гарями называют места, где прежде находился лес, выжженный с целью сделать землю пригодной для пашни. Слобода расположена на правом или южном берегу реки Сосвы, которая, после слияния своего с рекой Лозвой, называется Тавдой, в 14-15 верстах выше места слияния обеих рек и в 60 верстах от города Пелыма. Там находится возвышенность, простирающаяся довольно далеко вглубь. Она-то и была признана пригодной под пашню, тогда как в Пелымском уезде, с его низкой и болотистой почвой, вообще мало земель, удобных для пашни.

§ 43. В 7132 (1624) г. по приказу тобольского воеводы кн. Юрия Яншеевича Сулешова-Черкаского были построены на реке Нице две новых слободы — Чубарова и Красная.  Они были очень быстро населены, потому что, с одной стороны, эти места имеют большие природные преимущества, а с другой — переезд охочих людей облегчался выдачами из казны ссуд деньгами и хлебом. На месте первой слободы, находившейся на возвышенности южного берега реки Ницы, в 68 верстах от ее устья, стояла встарину татарская крепость, называвшаяся Чубар-тура. Это название было переделано на русский лад в Чубарово городище; под таким названием это место было известно еще до того, как было решено построить здесь слободу.

§ 44. Впервые предложение о построении этой слободы сделал письменный голова Никита Беглецов, но ее устройство было поручено туринскому сыну боярскому Максиму Егонскому. Каждый крестьянин получал 5 рублей денег, двух лошадей, корову, двух овец, десять кур, свинью и ежемесячно, до первого урожая, по полосьмины (2 четверика) ржи и полосмины овса. Для посева было выдано каждому по одной четверти (8 четвериков) ржи и 2 четверти овса. Пашенные люди должны были за это каждый распахать на государя две десятины под рожь и столько же под яровое, семена для чего также были выданы из казны. В 7133 (1625) г. в Чубаровой слободе впервые посеяло было 20 четвертей ржи, а в Красной, в том же году, — 60 четвертей.

§ 45. Про место, где собирались построить Красную слободу, при основании ее говорили, что оно лежало между двумя впадающими в Ницу речками — Кандабой и Блуком.  Это обстоятельство не подтверждается современными данными, а разнообразие названий, которые эта слобода имела в последующее время, могут вызвать сомнения в том, не относится ли наш рассказ о Красной слободе к какому-нибудь другому месту. Но совокупность всех известий, отчасти сохранившихся в этой слободе, убедили меня в том, что известие об основании слободы между вышеназванными двумя речками, независимо от того, были ли они там на самом деле, должно быть отнесено к основанию именно Красной слободы.

§ 46. Начало этого поселения было печальным, так как основатель его — тюменский сын боярский Степан Молчанов — был убит тамошними крестьянами еще до полного окончания постройки слободы.  Об этом местные жители знают по рассказам своих предков. Некоторые хотят даже отсюда произвести название «Красная», но это неверно: так как этим словом означается также то, что красиво, то, без сомнения, это название произошло от красоты окружающей слободу местности.

§ 47. Название Красной слободы долгое время было употребительно только в просторечии и только редко можно найти его в документах.  Напротив того, в старинных грамотах вплоть до начала текущего столетия слобода постоянно называлась Ницынской или Нижней Ницынской. Построена она была под названием Ницынской,  но когда, несколько лет спустя, между нею и Чубаровой прибавилась еще одна слобода, которая была названа Верхней Ницынской, то, для отличия от нее, первую было принято называть Нижней Ницынской.

Это название оставалось до тех пор, пока название «Красная» не заменило его в официальных документах. Местоположение слободы чрезвычайно красиво и приятно: нельзя представить себе более плодородного места. Оно и считается таким во всей Сибири. Благодаря этим преимуществам слобода стала местом пребывания прикащика, которому были подчинены также некоторые другие слободы. Она расположена на южном берегу реки Ницы, в 14 верстах от Усть-Ницынской слободы, и называется ныне в документах Краснослободским острогом.

§ 48. Вначале в Красной слободе не предполагалось устраивать какие-либо укрепления, но угроза, заставившая в 7133 (1625) г. укрепить Тагильскую и Невьянскую слободы, вызвала и здесь такое же действие. 20 июля означенного года в новую слободу пришел татарин и сообщил, что калмыки грозят нападением и что, если своевременно не будет построен острог, в котором всем можно было бы укрыться, то жизни русских и татар грозит величайшая опасность. Тамошний приказчик тобольский сын боярский Борис Толбузин отписал об этом в Тобольск и просил об указе, как ему дальше поступать.  Хотя мы не располагаем дальнейшими сведениями по этому делу, однако видим, что в 7137 (1629) г.  в Красной слободе уже был острог, в котором при военных обстоятельствах укрывались  жители окрестных деревень. Относительно укрепления Чубаровой слободы известно, что в 7136 (1628) г. было сделано предложение об устройстве в слободе острога; нельзя думать, чтобы оно было отвергнуто в Тобольске или что работа в существовавшей трудной обстановке, когда враги беспрестанно усиливались на границах, была отложена на долгое время.

§ 49. Быстрое заселение местностей по рекам Нице и Невье было причиной, что по дороге вдоль этих рек вскоре стали ездить торговые и промышленные люди; это еще более оживляло жизнь и торговлю края и способствовало устройству и заселению новых слобод.  Но в виду этого город Туринск оставался в стороне. По той же причине стали предпочитать более длинную дорогу на Красную слободу и Чубарово более короткой, идущей вдоль реки Туры. Тогда туринские таможенные целовальники стали жаловаться на уменьшение таможенных доходов, и хотя из Тобольска и последовал указ,  запрещавший ездить по новой дороге, однако скоро стало ясно, что запретить этого нельзя, а потому было признано более выгодным поставить в Чубаровой слободе заставу для сбора таможенных пошлин; как видно из наказов,  таможенные целовальники посылались туда из Туринска. Здесь следует упомянуть, что предположение об укреплении Чубаровой слободы также исходило из Туринска, а потому кажется, что в первые годы Чубарова слобода находилась в ведении Туринска.

§ 50. В 7135 (1627) г. возникла новая слобода, поставленная между Чубаровой и Красной, названная для отличия от последней Верхней Ницынской. 79 Место, где она расположена, представляет возвышенность и подмыто рекой Ницей, отчего образовался обрывистый берег. Так как, кроме того, слобода расположена в очень красивой местности, она сначала называлась новой слободой на Красном яру, но название это сохранялось за нею недолго. В 7154 (1646) г. тюменский сын боярский Илья Бакшеев писал в своей челобитной,  что он в 7136 (1628) г. «прибрал» в Верхнюю Ницинскую слободу 45 человек крестьян. Возможно, что он был основателем этой слободы.

§ 51. В 7140 (1632) г. было приказано  принять меры к увеличению населения слободы на Красной елани на Иванчинском займище; выполнение этого было поручено тобольскому сыну боярскому Михаилу Байкашину. Известие относится именно к Верхней Ницынской слободе, потому что высокий берег, на котором построена слобода, как видно из некоторых архивных документов последующего времени, назывался тогда Иванчинским или Ахтабановым мысом. В свою очередь название «Красная елань» указывает на плодородную и чрезвычайно удобную для пашни почву. Насколько слово «елань» общеупотребительно в Сибири, настолько редко его можно услышать в России. По происхождению оно — татарское. Кроме отмеченных уже свойств, для понятия елани необходимо, чтобы местность была кое-где пересечена редкими березовыми перелесками. Такой была когда-то местность, где расположена Верхняя Ницынская слобода; поэтому в просторечии она иногда еще называется Еланской. Она лежит в 42 верстах от Красной и в 12 верстах от Чубаровой.

§ 52. В то же время у реки Ницы была впервые обнаружена железная руда, что дало возможность построить там железоделательный завод; с этого времени не  нужно было, как было до того,  возить в Сибирь с большими затратами труда и средств этот необходимый металл из России. Из Тобольска был послан туда сын боярский Иван Шульгин,  который должен был осмотреть места выхода руды и привезти с собою в Тобольск ее образцы.

§ 53. В Туринске об этом еще ничего не знали, когда 1 июня 7136 (1628) г. туда пришел один татарин, живший поблизости от места нахождения руды, и сообщил об ее находке (несомненно, с целью получить за то жалованье). По его словам, местность, где находилась руда, болотистая и поросла камышом — признаки, редкие для рудоносных мест, но подтвердившиеся на деле. Тогдашний туринский воевода Воин Лукьянов сын Корсаков велел доставить себе образцы руды, но в Туринске не оказалось никого, кто бы мог ее выплавить. Тамошние кузнецы говорили, что они слышали о том, как можно узнать о присутствии скрытой в болоте железной руды: для этого надо взять сырой бересты и окунуть ее в болото; тогда содержащая железо вода съест верхний слой коры, оставив только внутреннюю гладкую кожицу. Действия туринского воеводы возбудили недовольство тобольского воеводы, который боялся, что в Туринске хотят присвоить себе честь сделанного им открытия; однако туринский воевода извинился и объяснил свои действия неведением того, что было уже сделано в Тобольске.

§ 54. Несколько лет еще было потрачено на переписку, на испытания руды и подробное исследование местности, на добычу достаточного запаса руды и на приготовления к постройке плавильной печи, пока в 7139 (1631) г. не было приступлено к выплавке. Производство было признано выгодным, и работу стали усердно продолжать. В 1637 г. печь сгорела, но в том же году была выстроена новая. Так возникла Рудная слобода на северном берегу реки Ницы, в 21 версте от Невьянской. Ее плавильная печь, остатки которой можно видеть до сих пор, в течение многих лет снабжала всю Сибирь железом, пока в начале нынешнего столетия все горное дело в тех краях не получило другой характер. Руду добывали в 3 верстах от слободы вниз по реке и в 1 версте от берега на южной стороне реки Ницы, где местность и теперь еще так же болотиста и заросла камышом, какой она, судя по описаниям, была и прежде.

§ 55. Выгодность хлебопашества была доказана на примере всех слобод; поэтому почти не проходило года, чтобы не было положено основание какой-нибудь новой слободе. Арамашевская слобода на правом или западном берегу реки Режи, в 30 или, по другим источникам, в 55 верстах от Невьянской, была построена около 7138 или 7139 гг., так как я нашел известие, что в последнем году жившие по реке Нице татары Тюменского уезда жаловались на то, что они со всех сторон окружены русскими слободами, и при этом упоминали о слободе на реке Реже. Название этой слободы происходит от ручья Арамаша, впадающего в реку Режу с восточной стороны, в 15 верстах выше слободы

§ 56. Киргинская слобода упоминается впервые в 7141 (1633) г., когда был издан указ об ее основании; 85 следующий за этим год прошел в приборе для нее поселенцев. 16 января 7142 г. тобольский воевода князь Андрей Андреевич Голицын писал туринскому воеводе Лукьяну Андрееву сыну Полтеву о том, что сын боярский Андрей Перхуров послан им, чтобы набрать на Тюмени, в Туринске и на Верхотурье охочих людей на пахоту в новую Киргинскую слободу. Эта слобода была расположена в 14 верстах от Чубаровой, вверх по Нице реке, на южном ее берегу, и получила свое название от речки Кирги, впадающей несколькими верстами ниже в реку Ницу.

§ 57. Следующей была Ирбитская слобода, достроенная в 1635 г. под названием Ирбеевской. Жившие по реке Нице татары жаловались теперь больше прежнего на то, что жители новых слобод вытесняют их из их вотчин, и при этом указывали, что Киргинская и Ирбеевская слободы основаны в 7143 (1635) г.  Название свое Ирбеевская слобода получила от того, что реку Ирбит, на которой она лежит в 1 версте от впадения ее в реку Ницу, татары называют Ирбеем.

§ 58. Здесь следует избегать ошибки, которую можно легко сделать, узнав из архивных документов, что в 7151 и 7153 (1643 и 1645) гг. возникла еще одна слобода под названием Усть-Ирбитской.  Легко смешать обе слободы и считать их за одну, если думать, что существует только одна река Ирбит, и что Ирбитская слобода, расположенная недалеко от ее устья, может быть названа и Усть-Ирбитской. Их надо различать друг от друга. Усть-Ирбитскую слободу хотели построить на северном берегу реки Ницы, в 8 или 9 верстах ниже впадения в нее реки Ирбита, и так как поблизости не было реки, по имени которой можно бы дать ей наименование, то решили назвать ее по реке Ирбиту, от которой она отстояла, однако, довольно далеко. Чтобы отличить ее от слободы, лежащей в самом деле на реке Ирбите, ее назвали Усть-Ирбитской. Впрочем, следует заметить, что Усть-Ирбитская слобода никогда не была достроена до конца, и со временем она потеряла свое первоначальное название, о котором теперь нет больше и помину. Ирбитская же слобода, напротив того, развивалась все больше и больше и перетянула к себе даже известную часть сибирской торговли: в ней устраивается ежегодно в январе большая ярмарка, на которую съезжаются купцы отовсюду из России и Сибири. Строителя этой слободы звали Иваном Шипицыным. От Киргинской слободы до Ирбитской считают 14 верст, а от Ирбитской до Ницынской — 27 верст.

§ 59. Мы будем далее продолжать рассказ об основания новых слобод, хотя придется выйти за хронологические рамки, которыми мы доселе ограничивали свое изложение. Следует заметить однако, что враждебные нападения, о которых речь будет впереди, не позволяли в течение нескольких лет даже думать о построении новых слобод. Благовещенская слобода на речке Сусатке, впадающей с юга в реку Туру, в 44 верстах от Туринска по Верхотурской дороге, была основана в 7147 (1639) г. стрельцом Еремеем Кондратьевым по распоряжению туринского воеводы Никиты Васильева сына Кафтырева.  Эта слобода первоначально называлась описательно «новым усадищем на Высоком поле на речке Сусатке». Только через три года она получила название Благовещенской, когда там была построена церковь во имя Благовещения.

§ 60. Проезжавший в то время через Верхотурье вновь назначенный тобольский воевода кн. Петр Иванович Пронской услышал так много рассказов о плодородия верховьев реки Невьи, что решил построить там новые слободы и тем самым увеличить доходы государевой казны.  Верхотурский сын боярский Андрей Бужанинов, принимавший большое участие в устройстве Невьянской и Ницынской слобод, особенно хвалил земли по речке Алыпайке (ныне Алапаихе) и урочище, называвшееся в то время Мурзинской еланью. Князь поручил ему устройство там новых поселений, и Бужанинов очень быстро справился с этим делом, так как ему было разрешено воеводой принимать также старых крестьян из уже существующих слобод, которые надеялись поправиться на новом месте. Тогда именно, в 1639 или 1640 гг., возникла Мурзинская слобода на реке Нейве, о происхождении названия  которой уже было сказало в т. 1.  На Алыпайке была построена тогда только деревня, находившаяся в зависимости от Мурзинской слободы, и только в позднейшее время, в связи с открытием там железной и медной руды, она получила название слободы.

§ 61. Один крестьянин из Ницынской слободы поставил свой двор у родника, в 5 верстах от слободы вниз по реке Нице, на южном ее берегу, где находились татарские мольбища и где происходили у них съезды. Татары стали жаловаться в Туринск.  Туринский воевода охотно стал на их защиту, потому что и без того ему не нравилось распространение верхотурских поселений в таких местностях, которые, по его мнению, принадлежали к Туринскому уезду. Он полагал, что если татары платят свой ясак в Туринск, то и места, где они живут, также принадлежат к Туринску.  Он был, конечно, прав, так как другие города придерживались этого же правила. Но когда он захотел применить это положение к Ирбитской и Ницынской слободам, желая, чтобы они зависели не от Верхотурья, а от Туринска, то встретил такое сильное сопротивление со стороны верхотурских воевод, что принужден был отказаться от своих притязаний. Между тем жалобы татар достигли Москвы.  В них татары писали, что крестьяне согнали их с мольбища, которое находилось недалеко от деревни Ключевской. Это место называется также Зырянским ключом, по имени крестьянина Михайлы Зырянина, который там поселился.

§ 62. Действительно странно, что местность, о которой мы говорили, не была передана Туринску, от которого она находится в расстоянии всего только одного дня пути, тогда как от Верхотурья до нее от 5 до 6 дней.  К тому же нужно прибавить, что между туринскими татарами и верхотурскими крестьянами происходили постоянные ссоры, приводившие к частым жалобам в обоих городах, по которым, вследствие различной подсудности, не могло быть вынесено решение. Если Ирбитская слобода до сих пор зависит от Верхотурья, то это объясняется сбором таможенных пошлин на тамошней ярмарке, что гораздо удобнее купцам, чем если бы пошлины собирались на Верхотурье. Кроме того, в настоящее время в той местности больше нет татар.

§ 63. В 1640-1641 гг.  в Москве были изданы два указа, очень благоприятные для Туринска, по которым все слободы, построенные в Туринском уезде по реке Нице, отходили к городу Туринску. Однако с Верхотурья на них последовали отписки, в которых указывалось, что туринские воеводы должны были бы заявить о своем несогласие при самом основании слобод, они же тогда молчали, предоставив верхотурским воеводам полную свободу в заселении местности, а теперь, когда все сделано, они хотят лишить Верхотурье плодов его трудов, что является явной несправедливостью. Вышеупомянутые указы не получили поэтому исполнения.

§ 64. Во время этих споров в Туринске возникло предположение построить между Ирбитской и Ницынской слободами, в удобном для пашни месте, новую слободу, которая, как уже сказано выше,  должна была быть названа Усть-Ирбитской.  Но было трудно найти охочих людей для поселения в Туринском уезде, потому что приезжающим из России на Верхотурье давались такие соблазнительные  обещания, что в Туринск уже никто не хотел итти. Верхотурский воевода, узнав о намерении туринского воеводы, опередил последнего и послал в 1643 г. слободчика  Пятуньку Ощепкова, уже поставившего раньше Ницынскую слободу, и с ним 5 крестьянских семейств, чтобы они положили начало новому поселению.  В 1645 г. Ошейков сообщал, что им приняты еще два крестьянина, из которых один был уроженцем Пинеги. Это дает нам указание о месте, где находилась Усть-Ирбитская слобода. Имеется до сих пор деревня Пинеская, получившая свое название от упомянутого крестьянина, название же слободы давно уже исчезло из памяти. В Туринске это урочище называли Большой еланью или Красным полем, и слобода, если бы она была устроена из Туринска, называлась бы Краснопольской.

§ 65. Туринская слобода, лежащая на южном берегу реки Туры, в расстоянии 14 верст от Ницынской слободы и 66 верст от Туринска, должна была быть построена по распоряжению тобольского воеводы князя Петра Ивановича Пронского в 7151 (1643) г., для чего был назначен слободчик Давыд Андреев, получивший приказ набрать охочих людей и поселить их в указанном месте. Но так как в этом указе не было сделано оговорки о льготных годах для «новоприбранных» крестьян, как это было повсюду, то дело с устройством слободы затянулось, пока в 7153 (1645) г. тобольский воевода князь Григорий Семенович Куракин не сделал соответствующего распоряжения. Следовательно, годом основания Туринской слободы следует считать 7154 (1646) г. В то время по имени своего слободчика слобода называлась также Давыдковой.

§ 66. Белослудская слобода была построена в верховьях реки Ирбита в 7152 (1644) г. по данному с Верхотурья распоряжению сыном боярским Василием Муравьевым и зависела вначале от Ирбитской слободы, где Муравьев был прикащиком.  Позднее прикащики Ирбитской слободы чинили суд одновременно и в новой слободе. Со временем она, однако, получила отдельных прикащиков. Ко времени ее основания туринский воевода кн. Петр Романович Барятинский велел набрать в Устюге партию крестьян, чтобы посадить их с их семьями на пашню в Туринском уезде. Но так как в то время ссоры с Верхотурьем, о которых рассказано выше, были еще в полном разгаре, и верхотурский воевода предполагал, что эти люди предназначались для поселения в спорном пункте на реке Нице, то он задержал их на Верхотурье и отправил в новую слободу на реку Ирбит. Это дало повод к новым жалобам и неудовольствиям. Постоянные старания тобольского воеводы кн. Григорья Семеновича Куракина восстановить права обиженной стороны оставались безрезультатными. Об этом деле с Верхотурья написали в Москву и должны были теперь ждать указа. Когда, наконец, пришел указ с выговором верхотурскому воеводе,  то крестьяне уже были поселены в Белослудской слободе, и было бы несправедливо переводить их снова в другое место, да и в указе было сказано, что в таком случае их следует оставить там, где они находятся. Слобода лежит на высоком восточном берегу реки Ирбита. Почва здесь состоит из белых глин, сверкающих блестками слюды, отчего и произошло название Белослудская. В 7157 (1649) г., для укрытия жителей, в случае неприятельских нападений, в слободе был построен острог с башнями и надолбами. Расстояние этой слободы от Ирбитской обычно считается равным 40 верстам, но думается, что было бы достаточным принять его равным 32 верстам.

§ 67. Краснопольская слобода в верховьях реки Невьи получила свое начало в 7153 (1645) г. и строилась не так успешно, как того желали. Дело в том, что местность там не такая удобная, так как она уже начинает переходить в гористую, и возможно, что это было причиной, почему не сразу нашлись охочие люди для поселения там. Сын боярский Андрей Бужанинов, бывший тогда прикащиком в Невьянской слободе, «прибрал» туда крестьян и дал название слободе по ее красивому местоположению. Может быть, название должно было способствовать привлечению новых крестьян. Межа с Мурзинской слободой была установлена по впадающей в Невью речке Беляковке. Эта межа была нарушена Мурзинской слободой в 7161 (1653) г. постройкой несколько выше, на речке Бродовой, деревни, но снова восстановлена уступкой этой деревни.  После этого в 7162 (1654) г. вновь принялись за строение слободы, для чего послали казачьего десятника Томилу Серебреникова в Соликамск, Чердынь, Кайгородок и Вятку, чтобы он набрал там пашенных крестьян из охочих людей.  В данном ему наказе, правда, говорилось, что решено поставить «новую слободу на Красном поле», но на самом деле эта была все та же слобода, и слово «новая» должно было служить только для лучшей приманки, так как было всегда легче привлечь желающих в совсем новое поселение, чем на такое, куда уже в течение нескольких лет безуспешно набирали людей. Но, как бы там ни было, крестьяне этой слободы никогда не имели причины раскаиваться в своем выборе. Если пашенной земли там не очень много, то она высокого качества. Дело заключалось в том, чтобы не называть в слободу больше людей, чем сколько могло в ней хорошо прокормиться. Краснопольская слобода лежит на речке Вилюе, впадающей в Певью с западной стороны, в 1 ½ верстах от ее устья. От Мурзинской слободы до нее считают 36 верст.

§ 68. Удобно расположенная на реке Пышме в Тюменском уезде Беляковская слобода возникла позже, после Белослудской и Краспопольской; ее основание нужно отнести к 7154 (1646) г., когда Максим Васильев и Сила Гаврилов получили в качестве слободчиков, по их челобитью, от тобольского воеводы Ивана Ивановича Салтыкова разрешение устроить на избранном ими месте слободу. Но не успели они приступить к делу, как угрозы некоторых тюменских жителей, смотревших с неудовольствием на поселение чужих людей в столь близком от себя месте, вынудили их, прежде чем продолжать свое дело, обеспечить себя сильной защитой. Царский указ от 11 ноября 7157 (1648) г.  подтверждал права слободчиков, предписывая оберегать их всячески от тюменских русских и татар. После этого, в 7158 (1650) г.,  тобольский воевода Василий Иванович Шереметев дал слободчикам новое разрешение призывать в Беляковскую слободу из соседних уездов пашенных крестьян. Хотя все источники согласно говорят о строении слободы около устья речки Беляковки, она все же была поставлена на 8 верст выше, на р. Пышме, в 83 верстах от Тюмени.

69. Рассказ о дальнейшем заселении реки Пышмы и устройстве слобод по рекам Исети и Тоболу мы отложим до продолжения этой «Истории». Необходимо добавить только, что под городом Верхотурьем в это самое время появилась слобода. Это те дворы, которые стоят напротив города на южном берегу реки Туры и носят название Заречной слободы, т. е. лежащей на другом берегу реки. Но эта слобода не была похожа на те, о которых говорилось выше, так как жители ее занимались городскими промыслами и находились в непосредственном ведении городских властей. Слобода возникла около церкви богородицы Одигитрии с двумя приделами во имя Георгия и Димитрия, построенной жителями города на противоположном берегу  реки. В 1649 г. посадские люди, ямщики и крестьяне Верхотурского уезда отправили в Москву челобитную,  в которой писали, что в этой церкви нехватает необходимых церковных сосудов, колоколов и книг и просили прислать все это из Москвы, а также назначить ругу церковнослужителям. Верхотурский воевода предложил тогда переселить на новое место живших около города ямщиков, но это предложение было на серьезном основании отвергнуто в Москве, о чем сохранился царский указ от 15 ноября 7158 (1649) г.  Хотя нам и недостает некоторых известий о Заречной слободе, мы все же именно к этому времени можем относить ее возникновение.

§ 70. Прежде чем мы вернемся на реку Енисей, скажу несколько слов о других населенных пунктах Западной Сибири, основание которых относится к этому же времени. Каурдацкий, Тебендинский, Ишимский, Вагайский и Тарханский остроги уже существовали в 1631 г.; в них имели пребывание служилые люди, присылавшиеся из Тобольска и ежегодно сменявшиеся; они должны были наблюдать за движением калмыков и Кучумовых царевичей и почасту доносить о них в Тобольск. Положение первого, второго и последнего острогов уже известно из предыдущего рассказа. 114 Ишимский острог лежит на реке Иртыше, немного ниже устья реки Ишима. О Вагайском остроге, как говорит само его название, известно, что он лежал на реке Вагае, но где именно, в точности неизвестно. В 1637 г. он был перенесен на то место, на берегу реки Вагая, где был холм, исстари называвшийся татарами Ат-баш, т. е. Лошадиная голова. По имени этого холма острог получил название Атбашского. Впоследствии острог был еще один раз перенесен на 26 верст выше по реке Вагаю, к устью речки Черной, но и здесь он сохранил свое прежнее название, и только в просторечии его иногда называют по речке, у которой он лежит, Черной слободой. Расстояние до него от Тобольска по большой дороге, идущей на Тару, равняется 97 верстам.

§ 71. По другую сторону Тобольска на нижнем течении реки Иртыша также появились новые поселенцы, потому что жившие там и по реке Оби остяки жаловались на трудности ямской гоньбы между Тобольском, Березовом и Сургутом и просили поставить у них русскую ямскую слободу.  Поэтому на восточном берегу реки Иртыша были устроены две ямские слободы — Демьянский и Самаровский ямы, а московский дворянин Иван Погожей, по царскому указу, «прибрал» для них в 7145 (1637) г. у Соли Вычегодской, на Чердыни и у Соли Камской охочих людей и переселил их в эти слободы.

§ 72. Вначале препятствием для постройки этих слобод явилась местность, где находились эти слободы, мало пригодная для развития хлебопашества, являвшегося необходимым условием для поселения ямщиков. На основании указа 24 декабря 7148 (1639) г. предполагалось ямщиков обеих слобод, вместе с их семьями, отправить в Томск пахать пашню, а остяков заставить опять гонять подводы, за что уменьшить им наполовину оклад ясака. Но остяки били челом и добились того, что все осталось попрежнему. Они отвели ямщикам Демьянского яма необходимое количество пашенной земли. Ямщики же Самаровского яма, хотя не были полностью удовлетворены землей, скоро нашли в этой же местности другие средства существования — в находившихся здесь в изобилии рыбе и дичи, и это возместило им недостающую пашню. Местоположение обеих слобод и происхождение их названий нам уже известно из предыдущего изложения.

§ 73. Точно так же продолжали основываться новые поселения и в более отдаленных местностях. Так, например, в том месте, где из слияния Бии и Катуни образуется великая Обь, уже в 1633 г. существовало предположение поставить острог. Этим хотели не только несколько смирить живущие там поблизости народы, но думали подчинить некоторые из них. На этот раз поставить острог не удалось в следствие недостаточности принятых мер для подавления вражеского сопротивления. 20 июля 7141 (1633) г. томский воевода кн. Иван Федорович Татев приказал томскому сыну боярскому Федору Пущину с 60 казаками итти вверх по Оби на реку Бию ставить острог. Пущин отправился в путь водою, но дошел только до реки Чумыша, откуда, в виду враждебного нападения теленгутов и калмыков, он принужден был после 5-дневного боя повернуть обратно. После этого в 1651 г. один знатный калмык, прибывший в Кузнецк под русскую защиту, предложил, в качестве лучшего средства для обеспечения безопасности русских границ и для дальнейшего их расширения, построить в указанном месте острог. Но острог все же не был тогда построен. Заселение этой местности осталось на долю нынешнего века, и при этом здесь произошли большие перемены, о которых будет сказано дальше.

§ 74. Успешно пошло дело с постройкой в 1641 г. острога в Томском уезде; этот острог должен был держать в повиновении киргизов. Для построения его был отправлен воевода Яков Тухачевский,  который выбрал для острога место в Ачинской волости на реке Июсе. Это был Ачинский острог, который был построен тогда у озера Сызырима, к востоку от реки Июса, примерно в 60 верстах к северу от большой Красноярской дороги и перевоза на этой реке. Нападение киргизов в 1682 г., во время которого Ачинский острог был полностью разрушен и сожжен, было причиной того, что новый острог был поставлен уже ниже по течению Июса, на его восточном берегу, в расстоянии приблизительно 100 верст от Мелесского острога.

§ 75. Другой острог в Томском уезде, названный Сосновским, был основан в 1656 г. и в следующем году укреплен.  Он был построен включительно в целях увеличения здесь государевой десятинной пашни; почва оказалась здесь настолько плодородной, что в первый же год дала урожай сам 13. Сосновский острог находится в 58 верстах от Томска, вверх по реке Томи, около устья реки Сосновки, впадающей в Томь с восточной стороны.

§ 76. На реке Енисее мы должны упомянуть сперва о двух таможенных заставах, которые в настоящее время больше не существуют, но тем не менее должны быть отмечены из-за путей, на которых они были поставлены. Одна такая застава находилась в 1631 г. у впадения в реку Енисей реки Сыма,  по которой шел обычный путь водою к реке Тыму и далее в реку Обь. Обе реки — Тым и Сым — вытекают из большого болота, в котором было достаточно воды, чтобы лодки, на которых совершалось плавание, без большого труда можно было перетащить через него. Этот путь был более короткий, чем путь по реке Кети, и им стали пользоваться раньше, чем последним.

§ 77. Около 1642 г. упоминается другой путь,  который по реке Вах, впадающей в Обь, подходил к реке Елогую, впадающему в Енисей, и был удобнее первого: между Вахом и Елогуем, вернее, между двумя речками — Волочанкой и Черной, впадающими в Вах и Елогуй, имеется только небольшой волок, через который  грузы и суда можно были перетащить посуху. Этим путем пользуются иногда и теперь, особенно торговые люди, едущие из Тобольска в Туруханск, так как при этом выигрывается много времени. Но в те времена оба эти пути были запрещены с тем, чтобы торговые и промышленные люди не могли проезжать мимо таможни в Енисейске и чтобы ими не могли пользоваться беглые. Если же торговые люди все же прибывали с Оби на Енисей по этим путям, то они должны были платить за свои товары пошлины на имевшихся здесь заставах.

§ 78. Между тем Туруханск приобретал все больше значения, так как удобное положение этого зимовья поблизости от реки способствовало новым открытиям и завоеваниям и заставляло предпочесть его городу, тесно замкнутому в своих границах, каким была Мангазея. Кроме того, подвоз продовольственных запасов по Енисею был гораздо удобнее подвоза через Тазовскую губу.  В Мангазее не меньше, чем в других местах, принимались меры к объединению под российским скипетром новых земель и народов. Река Нижняя Тунгузка открывала мангазейским служилым людям путь на реку Лену, где они впервые обложили ясаком якутов. Реки, впадающие в Студеное море между Енисеем и Леной, были открыты мангазейскими служилыми людьми. Благодаря этому Туруханск становился центром Мангазейского уезда и имел больше возможности получать продовольствие, что, в свою очередь, привлекало к поселению там охочих людей. Соболи «испромыслились» на реке Тазу, тогда как по Енисею и по рекам, впадающим в него с востока, они водились в изобилии. Подвоз продовольствия в Мангазею из Тобольска через морскую губу, именовавшуюся по впадающим в нее рекам Оби и Тазу, был крайне труден: не одно судно погибло в ней вместе с людьми и грузами или, будучи выброшено на берег, было разграблено самоедами. Путь от Березова на Мангазею по суше, которым также иногда приходилось пользоваться, был труден и продолжителен. Все это делало вполне естественным, что Мангазея стала понемногу приходить в упадок, а Туруханск, где встречались служилые люди из всех ясачных зимовий и промышленные люди, возвращавшиеся с соболиных промыслов, и где каждое лето была непрерывная ярмарка, стал все более процветать.

§ 79. При таких благоприятных условиях мангазейские воеводы и таможенные головы отправлялись обычно в весеннее время из Мангазеи в Туруханск, производили там закупки для государевой казны и осенью возвращались обратно в Мангазею. Воевода Григорий Никитин сын Орлов жил в 1634 и 1635 гг. все время в Туруханске, оставив в Мангазее для ведения всех дел дьяка Василья Атарского. Воевода Федор Исаков сын Байков жил в 1650 г. в Туруханске, несмотря на то, что при нем не было дьяка, которому он мог бы поручить Мангазею. Таможенные головы имели теперь постоянное пребывание в Туруханске. Но Туруханск все еще назывался зимовьем. Он получил права города только в 1672 г., когда царским указом было велено воеводе и всем жителям Мангазеи оставить старый город и переселиться в Туруханск, где должна была быть построена новая Мангазея. Кроме своего старого названия Туруханск также стал называться Мангазеей; это название в настоящее время чаще всего употребляется в документах.

§ 80. Трудно предположить, что Мангазея и Туруханск сделали что-либо для распространения земледелия, так как этому совершенно не благоприятствовало их северное положение. В то время граница между Мангазейским и Енисейским уездами, проходящая вдоль горной цепи, пересекающей Енисей, у северного подножия которой течет река Подкаменная Тунгузка, не была еще точно определена, как это сделано теперь, и жители Мангазеи думали, что не нарушат прав Енисейска, если поставят на южном склоне этих гор слободу и заведут там пашню. Это была основанная в 1837 г. Дубчесская слобода, принадлежащая ныне к Енисейскому уезду. По одному  из первых поселенцев, промышленному человеку Ивану Ворогову, эта слобода обычно называется Вороговой. Хотя при основании было указано, что поселение должно находиться между реками Дубчесом и Тынгиламом (ныне Тунгулан) и островом Анбетовым, но под слободу было выбрано место в 14 верстах ниже реки Дубчеса, на западном берегу р. Енисея, откуда до Енисейска считается 316 с половиною верст.

§ 81. Заселение других, хотя и более удобных для земледелия местностей по р. Енисею происходило еще медленнее. В 1650 г., когда енисейский и красноярский воеводы стали одновременно заводить поселения на реке Енисее в том месте, где сходятся оба уезда, между ними возник спор.  Красноярские воеводы жаловались на захваты енисейских воевод и енисейских служилых и крестьян, но сами причислили к Красноярскому уезду более 40 верст берега Енисея, который после размежевания оказался включенным в Енисейский уезд. Граница была сначала проведена выше имеющегося в этом месте на реке Енисее порога, там, где в Енисей впадает речка Караульная. Между прочим к этому же времени относится возникновение Надпорожской слободы и погоста Казачий луг — двух поселений, принадлежащих к разным уездам, о землях которых шел тогда спор. Оба лежат на западном берегу р. Енисея, один в 190 верстах от Красноярска, другой — в 150 верстах от Енисейска. Расстояние между обоими равняется приблизительно 50 верстам.

§ 82. В 1637 г. предполагалось поставить острог в Красноярском уезде, близ устья реки Тубы или Упсы, впадающей в реку Енисей, а затем такой же острог хотели построить на реке Кан.  Но первое предположение не было тогда выполнено и было осуществлено только в 1653 г.,  когда, в виду нападения монголов, тубинцы сами просили об устройстве в их земле острога. Второе предположение было осуществлено в 1640 г. Напомню, что уже в 1628 г. на реке Кан было основано ясачное зимовье.  Вместо него теперь построили Канский острог, который был довольно сильно укреплен и в него «прибраны люди» на житье; основание острогу по распоряжению красноярского воеводы Федора Михайлова сына Мякинина было положено атаманом Никифором Кольцовым. Канский острог находится на юго-западном или левом берегу реки Кана, в 190 верстах от его впадения в Енисей, и на большой дороге, в 162 верстах от Красноярска. Благодаря острогу, можно было с большим успехом держать в повиновении котовцев и камасинцев и удерживать бурят от набегов на эту сторону Кана, так как здесь они обычно переправлялись через Кан, почему это место прежде называлось Братским перевозом.

§ 83. Как для умножения земледелия необходимо было переселять из России крестьян, точно так же, если хотели продолжать завоевывать новые земли и объясачивать все новые народы, все время нужно было увеличивать в Сибири число служилых людей, ставить новые города и остроги и защищать их от врагов. Главные военные силы находились в Тобольске. Оттуда отправляли служилых людей в дальние места, и редко кто-либо из них возвращался обратно. Было необходимо как-то их заменять. Правда, в Тобольске и в иных местах принимали на службу охочих людей всех чинов, но главных пополнений совершенно основательно ожидали из России. В виду этого, например, в 1630 г. дворянину Григорию Шестакову было приказано набрать в Вологде, Тотьме, Устюге и Соли Вычегодской 500 человек служилых людей и отправить их в Сибирь.

§ 84. С другой стороны, в Сибири были трудности с обеспечением молодого поколения женами, так как ни военная добыча, ни то, что отряды служилых людей при открытии новых земель и покорении новых народов завладевали прежде всего  женщинами и девушками, не могли всех удовлетворить. Если раньше архиепископ Киприан обвинял служилых людей в том, что они во время своих поездок в Москву соблазняли женщин и девушек и увозили их с собой в Сибирь,  то теперь названному выше Шестакову царским указом было поручено «прибрать» в тех же городах, кроме указанного числа служилых людей, по их доброй воле еще 50 женщин и девушек, которые предназначались, главным образом, для Енисейского острога.  О дальнейшей судьбе этого необычайного сватовства мы не имеем сведений.

§ 85. Таким образом всячески заботились о заселении Сибири и для этого пользовались всевозможными средствами. Нельзя отрицать, что военные беспокойства иногда препятствовали этим благим начинаниям, но препятствия эти никогда не имели серьезного значения. Столкновения с Кучумовыми царевичами и с калмыками продолжались непрерывно, но они приносили больше пользы русским, чем врагам, как мы это увидим из следующей главы. Можно думать, что в отдаленных походах многие служилые люди должны были погибать от недостатка продовольствия, так как редко кто мог знать наперед, как далеко предстоит ему итти и на сколько времени нужно взять ему запасов. Но такие случаи все же бывали исключением. Перемена воздуха, пищи и воды никому не приносила вреда. Вся Сибирь как в своей южной, так и в северной частях является вообще одним из наиболее здоровых краев во всем мире. Бывали примеры того, что тамошние жители, будучи переселены в Россию, скоро умирали; это нужно отнести главным образом за счет перемены в пище и в питье; но не было слышно, чтобы сибирский воздух или образ жизни повредил русскому человеку. Наоборот, утверждают, что люди излечивались от лихорадки тем, что переезжали на короткое время с юга на север. Это особенно подтверждается опытом жителей Енисейска, предпринимавших в таких случаях поездки в Туруханск.

§ 86. В отдаленных восточных местностях Сибири оспа является бесспорно новой, привезенной уже в русские времена, болезнью. Отсюда можно с вероятностью заключить, что и в западных местностях Сибири ее прежде почти не знали, поскольку живущие там народы вели с восточными одинаковый образ жизни и, вследствие отсутствия сношений с живущими далее на западе, имели прежде меньше возможности получить эту болезнь. У нас нет более ранних известий об оспе в Сибири, чем о бывшей в Нарыме в 1630 г. Оспа могла свирепствовать среди русского населения Тобольска и других городов и не получить отражения в переписке, но о туземных народах, вследствие особых, связанных с ними обстоятельств, нельзя было бы умолчать. Эта заразная болезнь причиняет остяку, тунгусу, якуту и др. тем больше вреда, что они правильной диэтой и умеренным теплом не в состоянии избежать дурных последствий этой болезни. Отсюда происходит, что редко кому-нибудь из них удается выздороветь. Поэтому люди, как только услышат о появлении ее в городе, разбегаются по тайге. Это обычно приводит к значительному уменьшению ясачного сбора. Местные власти, для оправдания себя, должны были доносить своему начальству о причинах уменьшения сбора. От более раннего времени такой переписки мы не находим. В октябре и декабре 1631 г. из Туруханского зимовья сообщали,  что оспа нанесла там большой урон среди остяков и самоедов. Это можно рассматривать как продолжение эпидемии, бывшей в Нарыме в предыдущем году. Она появилась в Нарыме вторично в 1664 г. и от нее умерло особенно много кетских остяков. Якуты впервые узнали про эту заразную болезнь в 1652 г. В 1681, 1691 и 1695 гг. эпидемия повторялась. Эпидемия 1691 г. из всех прежде бывших имела самые печальные последствия, так как, кроме якутов и тунгусов этой области, от нее умерло также много русских. В том же году эпидемия распространилась до р. Колымы, а в 1714 г. —  и до Анадыря. На Камчатке до нашего времени оспы еще не бывало, но зато было замечено, что если камчадал попадал в Сибирь или в Россию, он легко заражался оспой и обычно умирал от нее. Может быть, это подтверждает мнение, что оспа не есть болезнь, свойственная самой природе человека. Но в таком случае необходимо выяснить, почему же, при известных свойствах воздуха, пище и образе жизни, человек так долго не знал этой болезни, а затем, при неизменившихся условиях, оспа все же появилась также в тех отдаленных областях.

§ 87. Мне хотелось бы сказать еще несколько слов о высшем управлении сибирскими делами в Москве. Издавна для всех главных частей государства имелись в Москве главные приказы, называвшиеся четвертными. Так, например, существовала Новгородская четверть, Устюжская четверть, Малороссийский приказ, Казанский дворец и т. д. Туда направлялись отписки из тех областей, по которым получили свое название эти приказы, и из этих приказов эти области получали указы. В приказе сидел боярин, имевший иногда, при себе товарища; ему был подчинен один или несколько дьяков. Дьяки имели гораздо больше значения, чем наши теперешние секретари; они иногда стояли даже во главе приказа. Что касается Сибири, то тщательное изучение относящихся к этому архивных материалов позволяет сказать следующее.

§ 88. Когда завоевание Сибири было еще делом новым и на эту область смотрели, как на что-то чужеземное, тогда высший надзор за тамошними делами принадлежал Посольскому приказу, в котором писал государевы указы и принимал отписки сначала дьяк Андрей Щелкалов, а после него дьяк Василий Щелкалов. Первый из них упоминается в документах о построении Пелыма и Тары в 7101 и 7102 (1593-1594) гг., но без указания, что он дьяк Посольского приказа. Второй встречается в разных документах 7103 (1595) г. с точным указанием именно этого приказа. С 7104 по 7107 (1596-1599) г. находим подписи дьяка Ивана Вахрамеева, приказ которого назывался по его имени — четью дьяка Ивана Вахрамеева. Это было при царе Федоре Ивановиче.

§ 89. Царь Борис Федорович Годунов в 1599 г. приказал ведать Сибирь тому Приказу, который управлял также Казанью и Астраханью. Он назывался Казанским и Мещерским дворцом, а иногда и просто Казанским дворцом. Название Мещерский происходит от мещерских татар, живших в местностях, входящих в теперешнюю Нижегородскую губернию, а тогда бывших также в подчинении у этого приказа. Дворцом же этот приказ назывался потому, что в прежние времена, когда Казань была еще не окончательно покорена, в доме этого приказа жили во время своего пребывания в Москве некоторые казанские ханы, и всякие правительственные распоряжения делались от их имени, хотя соответствующие указы и писались по повелению русского великого князя русскими приказными людьми. С 7107 по 7112 (1599-1604) г. в Казанском дворце были дьяки Афанасий Власьев и Нечай Федоров; за время же с 7112 по 7114 (1604-1606) г. мы встречаем одного Нечая Федорова; когда умер царь Борис, в Казанском дворце сидели бояре кн. Дмитрий Иванович Шуйский и кн. Василий Казикарданукович Черкаский и дьяки Алексей Шапилов и Андрей Иванов. После того, во время Лжедмитрия и при царе Василии Ивановиче Шуйском, в приказе был кн. Дмитрий Иванович Шуйский с названными выше дьяками. Как брат царя, он пользовался тем преимуществом, что упоминался в приказах один, без дьяков; имена последних мы находим только в подписях под грамотами.

§ 90. Во время междуцарствия, когда поляки сделались хозяевами в Москве, с 1610 по 1613 г., в Казанском дворце как будто бы не было ни бояр, ни дьяков, так как в указах того времени, из которых до нас дошли только немногие, не называется боярин, сидевший в приказе, и не имеется подписи дьяка. Может быть это делалось из нежелания объявлять свое имя в такое смутное время, или же, может быть, польские магнаты забрали власть и там, где не смели себя даже назвать.  Возможно и то и другое. Но так как Алексей Шапилов в 1613 г. снова появляется в Казанском дворце в качестве думного дьяка, то можно думать, что и во время междуцарствия он находился в том же приказе. В то же самое время в Сибирь приходили указы от воевод кн. Димитрия Тимофеевича Трубецкого и кн. Димитрия Михайловича Пожарского, как от защитников отечества, объединившихся против поляков и осадивших их в Москве, и к ним же отправлялись отписки из Сибири.

§ 91. Когда в 1613 г. на престол вступил царь Михаил Федорович, Казанский дворец опять получил свое прежнее устройство. В этом и в следующем 1614 г. в нем сидел думный дьяк Алексей Шапилов. Имена других дьяков мы для краткости упоминать не будем. В 1619 г. в Казанский дворец был назначен главным судьей боярин князь Алексей Юрьевич Сицкой, который оставался там до 1624 г. После него с 1624 по 1632 г. был боярин кн. Дмитрий Мамстрюкович Чсркаский, на место которого в 1635 г. вступил боярин кн. Борис Михайлович Лыков.

§ 92. В 1637 (7145) г., вследствие умножения дел и для продажи сибирских товаров, поступавших частью в виде таможенных сборов, признано было необходимым создать в Москве особый приказ, названный Сибирским приказом. Боярин кн. Борис Михайлович Лыков сохранил в нем за собою то место, которое он занимал в Казанском дворце, и оставался в нем до 1643 г. С 1643 по 1646 г. Начальником Сибирского приказа был боярин кн. Никита Иванович Одоевский.

§ 93. В правление царя Алексея Михайловича в Сибирском приказе были следующие начальники: боярин кн. Алексей Никитич Трубецкой вступил в июне 1646 г. и оставался до 1662 г., с 1663 по 1680 г. был окольничий Родион Матвеевич Стрешнев, которому в 1678 г. был придан в товарищи стольник Богдан Федоров сын Палибин.

§ 94. В 1676 г. на престол вступил царь Федор Алексеевич, и при нем в 1680 (7188) г. место Стрешнева заступил боярин кн. Иван Борисович Репнин со своим товарищем стольником Кириллом Аристарховым сыном Яковлевым. Царь умер в 1682 г., князь же Репнин оставался в этой же должности также в правление царей Иоанна и Петра Алексеевичей до 1697 г. В этом году вступил его преемник думный дьяк Андрей Андреевич Виниус, обрусевший иноземец, соединявший в себе большое уменье с ревностью и усердием на пользу общую. Чтобы ближе ознакомиться с положением дел в Сибири, он в 1702 г. предпринял туда путешествие. С 15 октября по 20 ноября он находился в Тобольске. Ему Сибирь обязана многими хорошими учреждениями, в особенности по части горного дела и китайскою торга. Указы этого времени, насколько это было совместимо с приказными обычаями, написаны прекрасным языком. С 1704 по 1705 г. Сибирским приказом управлял кн. Федор Юрьевич Ромодановский, хотя в указах он нигде не упоминался. Его главное присутствие было в Преображенском приказе, куда и отправлялись с докладами дьяки Сибирского приказа.

§ 95. Наконец, в начале 1706 г. главным судьей в Сибирском приказе сделался кн. Матвей Петрович Гагарин, проведший много лет в Сибири воеводою и хорошо поэтому знавший все тамошние дела. Он сумел завоевать себе особое доверие Петра I и кн. Меншикова. Его деятельность была во многом плодотворна для Сибири, хотя позднее он за нее и был привлечен к ответственности. В 1707 г. кн. Гагарин получил чин генерала-президента. В 1708 г. он назывался генерал-президентом и губернатором Московским, после чего в 1711 г. получил наместничество в Сибири. Последующие годы он провел преимущественно в Тобольске. Тем не менее и Сибирский приказ оставался в его ведении. От 1711 г. имеются указы из Сибирского приказа, подписанные комиссаром Данилой Никитиным. Сибирский приказ в это время, значит, надо рассматривать, как экспедицию Тобольской губернской канцелярии; так продолжалось до падения князя Гагарина в 1718 г.

§ 96. После этого Сибирский приказ получил одинаковое устройство со всеми государственными коллегиями. Хотя он был подчинен Правительствующему сенату, но, как и прежде, ведал высшим управлением Сибири. Образование этого промежуточного управления нужно объяснить тем, что если бы его не было, как не было подобных учреждений над другими губерниями, то Сенат оказался бы перегружен сибирскими делами.

Глава девятая. Продолжение истории Западной Сибири. События, касающиеся местных и пограничных народов. Сношения и войны с кучумовыми царевичами и с калмыками

§ 1. Увеличение и уменьшение численности сибирских народов, их верность и неверность, бесконечные возмущения в тех случаях, когда они могли рассчитывать на успех; препятствия, чинимые ими русским, вследствие которых многие начинания последних не имели успеха; гибель русских людей и потеря имущества-вот события, которые будут описаны в этой главе. Калмыки и находившиеся с ним в союзе царевичи из рода последнего сибирского хана имели слишком много связей с сибирскими народами, чтобы можно было не коснуться их истории. Начало этому сделано в гл. 6; настоящая является ее продолжением.

§ 2. В те времена в Томском уезде были населенные татарами укрепленные места, или так называемые городки, которые должны были служить защитой от набегов калмыков, но все же не всегда могли удержать их от попыток нападений. Неподалеку от города Томска, на острове на реке Томи, лежал Тоянов городок. Ниже по той же реке, неизвестно, однако, в каком расстоянии от города, лежал Евагин городок. В устье реки Томи был Ишкенеев городок, и еще один, не имевший наименования, находился на реке Оби, в так называемой Кривой луке. Эти городки упоминаются в наказе, данном в 7119 (1611) г. атаману Ивану Павлову,  посланному после происшедшего в Москве переворота для приведения татар к шерти в верность и службу. Чатский городок, тогдашнее главное поселение чатских татар, лежащий на западном берегу Оби, на большой дороге между Томском и Тарой, выдержал в 7125 (1617) г. тяжелую осаду,  во время которой в течение 3 недель два тайши Пегын и Абак с 1000 калмыков упорно приступали к нему, но все ж не могли причинить ему значительного вреда. Чатские мурзы, среди которых самым видным был Тарлав, всегда имели при себе для оберегания нескольких казаков из города. Благодаря им городок удалось отстоять, и чатские татары, кроме немногих убитых и раненых, не понесли больших потерь.

§ 3. Под именем тайши Абака следует разуметь теленгутского князца Абака, о подчинении которого было рассказано в гл. 5 настоящей «Истории». Он снова отпал от России. В 1621 г. были посланы к нему из Томска сын боярский Бажен Карташев и чатский мурза Тарлав, чтобы привести его к подчинению.  Абак дал шерть на верность. Но не было ничего более непостоянного и более неверного, чем обещания и торжественные шерти на верность народов, подобных теленгутам. Они  жили в степи, кочуя с места на место, и знали, что до них не легко добраться. Они только тогда показывали покорность, когда, под давлением других врагов своих, были вынуждены приближаться к русским пределам или когда могли опасаться нападения со стороны русских. Но как только проходила опасность, данная ими шерть переставала беспокоить их совесть. Единственным побуждением к действию была их собственная польза: если они могли рассчитывать на безнаказанность, то никакие рассуждения не могли удержать их от грабежа, а потому и теленгуты оставались верными до тех пор, пока это казалось им выгодным.

§ 4. 16 мая 7132 (1624) г. теленгуты неожиданно появились под Томском. 5 Русские, застигнутые в поле, были перебиты, а лошади их угнаны с пастбищ. Правда, говорили, что нападение произошло без ведома Абака, но это была только отговорка. Тогда к теленгутам были отправлены послы выговаривать им за учиненную ими обиду. Одного из послов они убили, а другого ограбили и отослали обратно. В следующем (1625) г. один казанский татарин привез заверения Абака, что он раскаялся в своем вероломстве и изъявляет готовность подчиниться русской власти и даже лично явиться в Томск, как только возвратится из поездки к калмыцкому тайше Каракуле.

§ 5. Тайша Каракула был в то время самым знатным среди калмыцких князцов. От него происходили по прямой линии калмыцкие владельцы джунгарского поколения, которые кочевали по реке Или, и с него начинается, по их собственному признанию, родословие этих калмыцких князцов. Первое известие о нем относится к 7127 (1619) г., когда один пленный литвин, служивший в Тобольске, был отправлен к нему послом, чтобы уговорить стать под высокую царскую руку. Каракула обещал это сделать и прислал с литвином в Тобольск своих послов, которым было разрешено отправиться в Москву. О дальности ставки Каракулы и о нахождении ее по ту сторону гор, отделяющих Сибирь от страны калмыков, можно заключить по тому, что поездка Яна Кучи — так звали литвина — потребовала целых шесть месяцев.

§ 6. О послах Каракулы, бывших в Москве, известно, что их было трое; самого знатного из них звали Айнучай или Айнучак;  22 июня 7128 (1620) г. они были отпущены из Москвы, причем их провожал томский атаман Иван Белоголов. 13 октября 7129 (1620) г. они прибыли на Тару и оттуда отправились, прямо в обратный путь к Каракуле, вместо того чтобы ехать, как раньше, через Томск. Об их посольской деятельности нет никаких известий в сибирских архивах. Может быть, их удастся найти в архиве бывшего Посольского приказа, ныне Коллегии иностранных дел.

§ 7. В это время калмыки опять вели кровопролитную войну с монголами, имевшую такие же последствия, как и предыдущая.  Еще большее число калмыков было принуждено оставить свои кочевья по ту сторон у Алтайских гор и переселиться в Сибирь. Начал эту войну тайша Каракула. Его набеги заставили взяться за оружие Алтын-хана. Так как одновременно и Казахская орда напала на калмыков, то калмыки оказались окруженными двумя врагами и, по всей вероятности, были бы разбиты, если бы дорога через горы к русским пределам не дала им возможности спастись. Тайши Талай, Курачалай и Мерген пришли на реку Обь. Из Томска был послан евштинский князец Тоян к теленгутам, чтобы через них узнать о  происшедшем. По его возвращении, 21 августа 1621 г., в Томске стало известно, что калмыки, все еще опасаясь нападений со стороны монголов и Казахской орды, поставили для своей защиты городок на устье реки Чумыша, в Кузнецком уезде. О тайше Каракуле, названном здесь Барагулой, сообщалось, что его жены и дети попали в плен к Алтын-хану. Но нас сейчас должны интересовать не те события, которые произошли с главным поколением калмыков, а связанные с мелкими калмыцкими князцами, постоянно тревожившими сибирские пределы.

§ 8. Недостаток соли в Томске из-за прекращения подвоза из Тобольска вызвал необходимость поисков в приобских степях новых соляных озер, что и привело к более близкому знакомству с калмыками. Для проведывания соляных озер весною 1621 г. был отправлен сын боярский Остафей Харламов.  Вскоре было найдено соляное озеро. Но так как в тамошних местах существует несколько соляных озер,  где летом от солнечного зноя соль в виде кристаллов осаждается на дно, то неизвестно, которое именно озеро было открыто тогда. Харламов повстречал калмыцкого тайшу Мангута, который, казалось, был склонен стать под высокую царскую руку и даже отправил послов в Томск объявить о своей готовности. Вследствие этого к Мангуту был отправлен польский шляхтич Мартын Боржевицкий, служивший в Томске, чтобы укрепить тайшу в его намерении принять русское подданство и привести его к шерти. Как раз в это время в степи появились калмыцкие князцы, прогнанные Алтын-ханом и Казахской ордой, причем некоторые из них, как тайши Талай, Бабагал, Мерген, Шокур и Саун, поставили свои юрты около новооткрытого соляного озера. Таким образом путь к соли был ими закрыт.

§ 9. Даже местности по реке Тоболу не были пощажены от калмыцких набегов. В октябре 7129 (1620) г. к озеру Щучьему, в 4 днях пути от Тюмени, прибыл тайша Сайчак с царевичем Ишимом, сыном хана Кучума, и принес весть о том,  что калмыки, разбитые Алтын-ханом, вынуждены были спасаться в русские пределы. Значительное число калмыков стало также по ту сторону Тары, к западу от реки Иртыша, по речке Камышлову.

§ 10. В том же 1621 г., как обычно, послали за солью к Ямышеву озеру. При этом не обошлось, вероятно, без столкновений с калмыками, так как некоторые черкасы, служившие у русских на соляных судах, перебежали к калмыкам.

§ 11. Бухарский посол Чабак Балыков, государь которого Ишамкули  был царем, или ханом в Бухарии, приехал 23 октября 7131 (1622) г. на Тюмень, имея при себе караван бухарских купцов,  с которым он хотел продолжать свой путь в Тобольск. Посла отпустили, а купцы должны были продавать свои товары на Тюмени.  В Тобольске, от тамошнего бухарца, ездившего с посольством к калмыцкому тайше Чогуру или Чокуру, сыну Каракулы, узнали несколько подробностей о войне между калмыками и монголами. 18 Тайша Каракула неожиданно напал с 4000 своих людей на Алтын-хана в его стан. Последний должен был бросить все и едва спасся бегством. Богатая добыча и множество пленных были наградой за смелое предприятие. Но Алтын-хан с 7000 человек погнался за Каракулой. При этом он прибегнул к хитрости: он разделил своих людей на две части, из которых одна в 4000 человек была направлена окольной дорогой для нападения на калмыков  спереди, в то время как другая ударила сзади. Вследствие этого только самому Каракуле с одним из его сыновей удалось спастись бегством.

§ 12. Среди калмыцких тайш, кочевавших по беретам Тобола, был Зенгул или Изенгул, который осенью 1621 г. напал на Уфимский уезд и нанес сильное поражение башкирам.  Калмыки, впрочем, показали свойственное им в тогдашних условиях миролюбие. Какой-то башкир застрелил на охоте калмыцкого мальчика, неспособного еще носить оружие. Тогда тайша Куралай, находившийся с 40 человеками в Хама Карагае, в верховьях Тобола, взял за этого убитого 2 лошадей, 10 лисиц и 2 стрелы, которыми мальчик был застрелен, и отдал их отцу в возмещение потери сына и в знак того, что калмыки желают и впредь подобные столкновения разрешать по обычаю, не пользуясь ими, как поводом к открытым враждебным действиям.

§ 13. Тогда же стало известно, что многие калмыцкие князцы отправились со своими людьми на войну против ногайских татар, что царевич Ишим взял в жены дочь калмыцкого тайши Урлюка и кочует вместе со своим тестем. Ишим будто бы был сильно раздражен продолжительной задержкой его посла, в то время как калмыцкие послы уже возвратились оттуда. Калмыки, однако, заверяли, что они не станут помогать Ишиму, если он, как предполагалось, будет беспокоить двоими набегами русские пределы. Об одном из знатнейших калмыцких тайш, Байбагише, сообщали, что он пришел со всеми своими людьми к Тоболу, и в местности, где когда-то останавливался (во время своего бегства) хан Кучум, в двух днях пути от принадлежащей к Уфе Ера-Табынской волости, раскинул свой стан. Монголы преследовали калмыков до самых прииртышских степей. Передовые монгольские отряды, состоявшие из народа чагаров, и несколько меньших калмыцких тайшей находились в постоянных столкновениях друг с другом.

§ 14. Еще больше известий было получено на Тюмени, когда 5 декабря 7131 (1622) г. возвратился с охоты из степи один местный татарин, 20 встретивший в 4 днях пути от Тюмени, на реке Середнем Юртяке (ныне Утяк), калмыцкого тайшу Талая. Вероятно, это был тот самый Талай, о пребывании которого в приобских степях упоминалось за год до этого.  При нем находилось несколько людей царевича Ишима, и казалось, что он держит сторону тайши Урлюка, так как Талай давал понять, что Урлюку было бы приятно, если бы с Тюмени отправили к нему посольство. Царевич Ишим кочевал в то время около Хам-Карагая, на Тоболе, в 7 днях пути от Тюмени. С Тюмени были посланы тогда казаки проведать о калмыках. Некоторые из них дошли вверх по Тоболу до места, называемого «Царево кочевье», другие направились к реке Ишиму. Но своем возвращении они сообщили о множестве калмыцких следов, шедших в различных направлениях, которые они заметили в степи.

§ 15. Известия об этом не успели еще дойти до Тобольска, когда тобольский воевода боярин Матвей Михайлович Годунов решил отправить к тайше Талаю посольство,  выбрав для этой цели тобольского сына боярского Дмитрия Черкасова и тобольского татарина Кельмамет Якшигильдеева, которые в феврале 1623 г. отправились в путь через Тюмень, вверх по Тоболу. Они получили известия, что встретят тайшу Талая на реке Верхний Юртяк. Но, придя к этому месту, они не застали никого и должны были отправиться еще дальше вверх по Тоболу. Наконец, около устья реки Абуги они заметили след проходивших там Калмыков. Три недели шли они по следу вверх по Абуге, пока не встретили 30 человек людей тайши Зенгула, от которых узнали, что в этой местности кочуют только мелкие тайши,  а тайша Талай находится в земле Казахской орды, около Пеньих гор.  Так как ехать туда было слишком далеко, Черкасов решил выполнить порученное ему дело у меньших тайш, до кочевий которых в верховьях реки Абуги оставалось всего 10 дней пути.

§ 16. Этих тайш звали: Бобута, Кузенек и Канасар. Тобольские послы сделали все, что могли, чтобы уговорить их принять русское подданство. Они говорили, что тайши не должны без царского разрешения кочевать на русской земле, не должны беспокоить своими набегами русские пределы или чинить обиды русским при встрече с ними на охоте, наконец, они потребовали, чтобы тайши дали перед ними шерть на этих условиях. Но тайши не хотели согласиться, и сын боярский Дмитрий Черкасов едва не был ими убит.

§ 17. К счастью, прослышав о приезде русских послов, прибыл туда тайша Зенгул и выказал более миролюбивое настроение. Правда, он слышать не хотел о подданстве, но торжественно обещал ни в чем не чинить обид русским. Большие тайши Богатырь и Чугур или Чокур, сыновья Каракулы, велели предупреди меньших — Зенгула и ему подобных, чтобы они воздерживались от враждебных действий по отношению к русским, так как и без того у калмыков достаточно дела с монголами, бухарцами и ногайскими татарами. Зенгул оправдывал свой недавний набег на Уфимский уезд тем, что он принял башкирцев за ногайских татар. Он рассказал, как принужден был бежать из степи между Обью и Иртышом оттого, что воевал барабинских татар. Не только тарскис казаки напали на него тогда и убили его брата, но также Богатырь и другие лучшие тайши не хотели после этого оставить его по соседству с собою. Из-за этих ссор с барабинцами другой большой тайша, Кагай, был изгнан тайшей Богатырем, а брат его убит; ныне он кочует вверху реки Тобола.

§ 18. С такими известиями возвратился на Тюмень 2 апреля того же года сын боярский Дмитрий Черкасов и привез с собою послов от тайши Зенгула, которые вскоре возвратились к себе.

Было излишне, конечно, пересылаться с такими незначительными людьми. В Тобольске было решено поэтому не отправлять к ним больше посольств. Опасались, что бедность может побудить их к грабежу и что русские могут потерять все привезенное с собою даже в том случае, если калмыки намерены будут, сохранять мирные отношения.

§ 19. Другой малый калмыцкий князь Уруслан-тайша, кочевавший в Илеть Карагае  у реки Тобола, решил в это время требовать ясак с башкир. Его притязания основывались на том, что башкиры когда-то платили ясак ногайцам, поэтому они могут платить его теперь ему, в противном случае царевич Ишим пойдет на них войною; он стоит около устья реки Уй и пришел в Уфимский уезд, чтобы сыскать бежавших от него его людей — табынцев. С другой стороны, тайша Зенгул был оскорблен тем, что русские не желают сноситься с ним, и угрожал напасть на Тюменский уезд, если решение это не будет изменено.  Но ни того, ни другого не произошло.

§ 20. Тайши имели все основания готовиться к войне с монголами, стоявшими уже около Ямышевского озера. Они собрались поэтому в июне на реке Ишиме. Богатырь, Кузеняк, Зенгул, Бабуга, Кагай и царевич Ишим находились в одном месте; немного выше на той же реке кочевали Урлюк и Чокур. Оттуда они хотели  отравиться к реке Камышлову, между Иртышом и Ишимом, оставить там скот и остальное имущество и итти против монголов.

§ 21. Они, кажется, не имели успеха, так как еще в следующем (1624) году были слышны с их стороны жалобы на притеснения со стороны монголов и ногайцев, из-за чего тайша Бокботроша в июне обращался на Тюмень через своих посланцев с просьбою о царской защите.  Война против Казахской орды была, вероятно, удачнее, потому что калмыки привели оттуда много трухменских рабов, которых Богатырь-тайша в июне 1624 г. отправил на Тюмень для обмена на них калмыцких пленников.

§ 22. В это время на Уфу и в сибирские пограничные города очень часто приходили калмыцкие посольства, из которых некоторые даже требовали пропуска в Москву, но когда узнавали, о чем они просят, оказывалось, что едва ли стоило даже давать им какой-либо ответ. Так, 8 октября 7132 (1623) г. прибыли в Москву через Уфу три посла от тайши Мангита,  они-то и были причиной издания указа от 30 октября того же года,  чтобы ни от калмыков, ни от монголов впредь никаких послов в Москву не пропускать, но чтобы в городах, куда они прибудут, выслушивали их, давали им ответ и потом отписывали о них в Москву.

§ 23. В то время, как по реке Тоболу дела у русских шли довольно хорошо, в Кузнецке и Томске было много оснований жаловаться на враждебные действия калмыков в этих местах, а в будущем следовало ожидать еще больших осложнений. Кузнецкий воевода Евдоким Иванов сын Баскаков писал в 1624 т. в Томск  воеводам князю Афанасию Федорову сыну Гагарину и Семену Васильеву сыну Дивову, что ему приказано принять под высокую государеву руку орицких калмыков и привести их к шерти, а также защищать от нападений прочих калмыков, уже плативших ясак. Однако даже среди-кузнецких татар многие проявили непослушание и оказали сопротивление. Они не только не уплатили ясак за 1624 г., но ссылались между собою, и было слышно, что они хотят выступить против русских. Сохранивших же верность русским и уплативших ясак калмыки нещадно высекли и, отняв у них жен и детей, частью увели в плен, частью обложили вторично ясаком, состоявшим из готового железа, которое кузнецкие татары выплавляют,  а также из разной мягкой рухляди.

§ 24. Здесь начало того права брать албан с татар Кузнецкого уезда, которое присвоили себе калмыки. Равным образом, как мы это видели выше, они брали албан с барабинских татар. Об этом в прошлые времена было много споров с джунгарскими калмыками, продолжавшими брать этот албан, и их никогда нельзя было окончательно убедить в неправоте, потому что не было известно, когда именно они впервые посягнули на русские верховные права, а сами они утверждали, что пользовались этим правом с древнейших времен. Кузнецкий воевода был слишком слаб, чтобы воспрепятствовать этим незаконным требованиям ясака. Он писал в Томск, но оттуда не могли ему дать своевременно достаточно помощи. Незначительное число русских в тех краях, непринятие своевременных мер для защиты границ и пренебрежение, проявленное вначале к калмыцкому народу, разделенному между мелкими князьми, содействовали росту калмыцкой силы. Все же, при желании и если бы были применены соответствующие средства, можно было в то время подчинить всех калмыков.

§ 25. В Томске были настороже, и в феврале 1624 г. послали служилых людей к татарам в Чатском городке на р. Оби, который служил заслоном Томскому  уезду против калмыков. Позже оттуда сообщали,  что городок снова укреплен, окружен валом и рвом, что выставлены крепкие караулы и не упущено ни одной меры к тому, чтобы враг, приближение которого ежедневно ожидается, не мог произвести нечаянного нападения. Известий о враждебных действиях не имеется. Тогда, повидимому, больше опасались тех малых тайш, которые в поисках пропитания кочевали вблизи русских пределов, чем находившихся в степи больших тайш, боровшихся со своими врагами. Этих последних калмыки прогоняли и преследовали, а им удавалось иногда хорошей добычей возместить понесенные потери. Так, осенью 7133 (1624) г.  ими были отправлены в Уфу для продажи 200 лошадей, которые из-за глубокого снега не могли туда дойти и должны были зазимовать у башкиров.

§ 26. После этого в течение нескольких лет о калмыках ничего не было слышно; с сибирскими же народами за это время не произошло ничего существенного. Да и какое значение могло иметь, например, сборище вогулов, живших по Невье и Режу, отправившихся в 7133 (1625) г. с женами и детьми, под предводительством беглого тюменского татарина, к озеру Ояти, из которого вытекает Реж; они замышляли какие-то враждебные действия против Невьянской слободы,  но эти замыслы ни в чем не проявились. В 1626 г. татары и вогулы, жившие по берегам рек Сылвы и Ирени, отписанные в свое время от Верхотурского уезда к Чердынскому, били челом, чтобы их попрежнему присоединили к Верхотурскому уезду, в чем им, однако, было отказано в Москве. Из этого видно, что в 1626 г. город Кунгур еще не был построен, так как основание его давало этим народам более близкую и более удобную власть.

§ 27. С 1628 г. начинается ряд восстаний, поднятых тарскими и томскими татарами при поддержке калмыков и царевичей Кучумова рода, причем не только многие люди погибли, но и некоторым сибирским городам угрожала опасность полного разорения или перехода в руки врагов России. Эта опасность была отвращена только благодаря провидению: русские не могли бы справиться с таким большим числом врагов. Наступление, в конце концов, полного спокойствия нельзя также объяснить принятием каких-нибудь чрезвычайных мер. Единственное преимущество русских заключалось в том, что их враги не знали своих собственных сил и были недостаточно объединены. В противном случае всеобщее восстание, почва для которого была уже подготовлена, при поддержке упоминавшихся уже много раз внешних врагов, могло бы повлечь за собою самые печальные последствия.

§ 28. Первое восстание произошло в Барабинской степи,  где в то время для оказания помощи татарам на случай набегов калмыков находился сын боярский Еремей Пружинин с 18 тарскими служилыми людьми. Они все были одновременно перебиты изменниками во главе с князцом Когутайкой. Последние знали, что после подобного преступления они не будут в безопасности на своих обычных кочевьях; они бежали поэтому к кочевавшим на верховьях р. Оби теленгутам и калмыкам, откуда их уже нельзя было достать даже силой. Сначала попробовали склонить их лаской и добрыми обещаниями к возвращению на русскую сторону. Казалось, что отправленное к ним из Тобольска посольство как будто имело некоторый успех: князец Когутайко отправил послов в Тобольск бить челом о прощении его вины за учиненное злодеяние. Но этим дело не было улажено.

§ 29. Сын боярский Богдан Байкачев, посланный к изменникам с Тары 5 ноября 7137 (1628) г., получил в дороге от оставшихся в Барабинской степи  татар такие угрожающие известия, что побоялся продолжать путь и поспешил возвратиться на Тару. Остается неизвестным, что произошло в дороге с тобольским сыном боярским Дмитрием Черкасовым, который должен был привести изменивших татар к шерти на верность. Из последующих событий ясно, что у Когутайки и его людей не было необходимости добровольно и без принуждения признавать вновь зависимость от русских.

§ 30. Следующей весною восстание распространилось дальше и захватило татар, живших неподалеку от Тары, и оттуда вверх по р. Иртышу.  Они жгли, грабили и убивали в русских деревнях, незадолго до того построенных около Тары. Самый город находился под угрозой захвата. Повидимому, они действовали по наущению барабинских изменников, в особенности когда те увидели, что их прежнее воровство осталось безнаказанным. Первые известия о новом восстании были получены на Таре 12 апреля 7137 (1629) г. и тогда же переданы в Тобольск, откуда немедленно была послана помощь угрожаемому городу.

§ 31. На Тару были назначены тобольские головы Федор Елагин и Богдан Аршинский с тобольскими служилыми людьми и татарами.  По прибытии туда они должны были собрать всех людей, без которых можно было обойтись в городе, и выйти с ними в открытое поле для встречи с врагом. Все это было выполнено, но восставших поблизости от Иртыша не оказалось. Нужно было итти до озера Чана в Барабинской степи; где был обнаружен стан мятежников, не ожидавших ни с какой стороны опасности. У них была богатая добыча: лошади, рогатый скот и разные запасы, захваченные в Тарском уезде; взятые ими в плен русские исполняли у них работу рабов. Русские произвели смелое и удачное нападение. Были отбиты не только пленники и отнята добыча, но и большинство изменников были при этом убито. 150 человек спаслись бегством и присоединились к барабинскому князцу Когутайке.

§ 32. Вскоре после этого, в июле 1629 г., от одного перебежчика на Таре были получены известия,  что Кучумовы царевичи и калмыки также ввязались в дело, будучи призваны на помощь влиятельным татарином из числа бежавших, по имени Неврусом Евгаштиным, который привел их к озеру Чану. Здесь обычно находились главный стан и место сбора этих народов, когда они собирались воевать Тарский и Томский уезды. По этим известиям, первым выступил Аблайгирим, сын царевича Ишима и внук хана Кучума, с 60 калмыками и их тайшами Кокшулом, Урлюком и Байбагишем; он потребовал для калмыцких тайш, люди которых находились при нем, ясак с барабинцев и прочих отпавших татар; Аблайгирим предполагал обратиться за помощью к тем же тайшам, а также к теленгутскому князю Абаку и к курчакскому тайше Кексешу, кочевавшему вместе с теленгутами в качестве самостоятельного калмыцкого князца. В это время его отряд, усиленный присоединившимися татарскими изменниками и барабинцами, насчитывал до 300 человек, с которыми он, в ожидании дальнейшего увеличения сил, перешел к теленгутам и расположился станом на речке Юлусе.

§ 33. С другой стороны, около реки Тобола калмыки не переставали приближаться к русским пределам, в то же время не желая, чтобы их за это считали врагами. Когда они на охоте чинили разные обиды ясачным татарам, то не считали, что городовые воеводы имеют основание их за то наказывать. Татары Тюменского уезда жаловались в 1628 г.,  что калмыки их крайне притесняют. Они подошли к Тюмени ближе, чем на три дня пути, захватили все места в лесах, степях и на  реках, где татары прежде охотились и где они ловили бобров, и благодаря этому татарам было очень трудно платить ясак; добычу, которую все же удавалось промыслить, калмыки отнимали, причем многие татары были при этом перебиты. Царским указом 18 июля 7136 (1628) г. было предложено тюменскому воеводе сначала действовать ласкою, уговаривая калмыков покинуть русские пределы и не причинять вреда русским людям, но в случае, если бы уговоры не помогли, применить силу и стараться прогнать их, высылая против них служилых людей, а ясачных татар оберегать и оборонять.

§ 34. Несогласия, возникшие между лучшими калмыцкими тайшами — Чокуром, Талаем и Урлюком,  повидимому; успокоили русских воевод, и они стали меньше бояться калмыков и применять против них менее строгие меры. Брак Тайчина, сына тайши Урлюка, с дочерью Чокура не мог спасти последнего от преследования его врагов. Тайчин, кочевавший до этого времени вместе со своим тестем, принужден был покинуть, а тайша Чокур должен был бежать со своих старых кочевий между Иртышом и Ишимом и искать спасения на реке Тоболе. Об этом узнали в Тобольске 21 сентября 1628 г.

§ 35. В октябре 1628 г. некоторые тюменские татары повстречали тайшу Чокура на западном берегу Тобола, ниже Черной речки, в пяти днях пути от Тюмени;  при нем были его сыновья и до 400 человек простых калмыков. Здесь он был в сравнительной безопасности от своих врагов, так как ничего не было слышно, чтобы они его далее преследовали. Он подошел при этом очень близко к русским пределам, что не позволяло совсем его забывать. Предпринятый в декабре с Тюмени поход имел задачей отогнать калмыков от русских границ. Имеющиеся благоприятные известия об этом походе говорят о том, что калмыки отошли на прежние свои кочевья. Однако прошло немного времени, и калмыки возвратились обратно с большими силами. 30 июня 1629 г. они напали на Катайскую волость Уфимского уезда, лежащую по Исети, и разорили ее, а в июле дошли до Пышмы и опустошили все на пути.

§ 36. Когда это происходило в Тюменском уезде, среди тюменских татар, насколько известно, еще не было шатости, которая помогла бы врагам в их действиях; зато из Барабинской степи поступали все более тревожные известия. Царевичу Аблайгириму и его калмыцким союзникам удалось привлечь на свою сторону чатскому мурзу Тарлава, что сделать было нетрудно, так как женою Тарлава была дочь теленгутского князя Обака, а про него было хорошо известно, что он держит русскую сторону только при выгодных для него условиях, иначе же охотно примыкает к врагам русских.

§ 37. Сначала распространился только слух об измене Тарлава, слух, вполне правдоподобный, так как к началу августа 1629 г. к нему в Чатский городок прибыл Аблайгирим с 130 калмыками и татарами-изменниками, которые пробыли там около 10 дней. Об этом сообщили в Томск два других чатских мурзы Кислан и Бурлак, жившие отдельно от Тарлава в собственном укрепленном городке, в нескольких верстах ниже по Оби; они советовали быть настороже, чтобы возможное нападение не могло застать врасплох. По признанию Тарлава, Аблайгирим уговаривал его напасть вместе с ним на Томск, от чего Тарлав, по его уверениям, отказался, но впоследствии стало известно, что в этот раз они только сговаривались о совместных действиях в будущем.

§ 38. Тарлав, понимая, что он не может далее спокойно оставаться в Чатском городке, покинул его со всеми своими людьми и скотом 3 сентября 7138 (1629) г. и отправился к своему тестю Обаку. В своем поступке он не хотел, однако, видеть измену или проявление недобрых намерений.  Перед служилыми людьми, отправленными к нему и к его тестю из Томска для проведывания о случившемся и уговоров их к сохранению верности, он оправдывался необходимостью вследствие недостатка кормов переменить кочевье до наступления зимы. Тарлав отправил обратно в Томск присланных к нему служилых людей, обещая возвратиться к весне в Чатский городок. Однако он возвратился раньше, нежели обещал, и очень скоро проявил свои истинные намерения.

§ 39. Между тем Аблайгирим увеличил в Барабииской степи число своих людей и считал себя в силах предпринять решительные действия против Томского уезда, так как мог рассчитывать на помощь Тарлава и подвластных ему чатских татар. Два других чатских мурзы — Кислан и Бурлак, сохранившие верность русским, должны были выдержать в начале ноября его первое нападение.  Так как городок их был укреплен, то в ожидании помощи из Томска они могли сопротивляться. В этом походе царевича Аблайгирима сопровождал двоюродный брат тайши Каракулы — Кулада. Вначале все силы Аблайгирима состояли из 200 человек, но скоро они увеличились до 2000, которые, по некоторым известиям,  приняли участие в следующем походе царевича Аблайгирима к устью р. Томи. Если принять во внимание, сколько бед он натворил, а также учесть то обстоятельство, что подобные походы, в случае успеха, увлекают всех встречающихся в пути, то в этой цифре нет ничего невероятного.

§ 40. Немедленно по получении известия о нападении на Чатский городок из Томска были отправлены 8 ноября служилые люди и татары на помощь осажденным. В городке было 20 человек русских, которые успели показать врагу во время вылазки, что они ему ни в чем не уступят. При появлении людей, посланных на выручку городку, Аблайгирим решил снять осаду. Отписки из Томска, вообще, довольно скупо сообщающие о неудачах, не содержат более никаких известий о неприятельских действиях против этого городка. Их дополняют известия, полученные из Нарыма: в них сообщается, что Аблайгирим произвел еще вторично нападение на Чатский городок, взял его, сжег дворы и перебил всех жителей вместе с русскими служилыми людьми в количестве 20 человек. В нарымских отписках этот городок, в котором жили два мурзы, называется Мурзин городок, в отличие от другого чатского городка, в котором сидел Тарлав и который преимущественно называется Чатским городком.

§ 41. По сведениям, полученным от пленных о намерениях неприятелей, Томск должен был готовиться к нападению или к осаде. Но дело ограничилось набегами в открытом поле и опустошением татарских и остяцких юрт, находившихся от Чатского городка вниз по Оби до устья Чулыма. Здесь опять отличились томские служилые люди, посланные в декабре против врага. Стоявший в то время на реке Шагаре Аблайгирим подвергся такому сильному нападению, что немалое число его людей пало на месте, а многие во время бегства умерли от ран. Были освобождены все пленники, и захваченная неприятелем добыча отнята назад. Остяки рассказывали потом, что на 20 верст от места боя по дороге, по которой побежденные бежали в Барабинскую степь, можно было повсюду видеть явные свидетельства русской храбрости, а, именно, большое число убитых людей в панцирях и мертвых лошадей, и почти все имущество, которое неприятели везли с собою, было разбросано в беспорядке.

§ 42. Следующею весною вновь начались ссоры. 25 апреля 1630 г. в Томск опять пришло известие,  что князь Абак и мурза Тарлав находятся в пути, чтобы напасть на город и на окрестные места, в особенности на Тоянов город. Тогда в этот татарский городок были посланы на помощь служилые люди, и один только слух об их приближении заставил врага отступить. Однако Мурзин городок, в котором в то время чатские татары из числа людей мурз Кислана и Бурлака молотили хлеб, подвергся новому нападению. Татары были перебиты, хлеб сожжен. Отсюда Абак и Тарлав отправились вниз по Оби и разорили Шагарскую волость. 20 мая из Томска был отправлен водою в чатские острожки сын боярский Гаврила Черницын с служилыми людьми и татарами, чтобы пробыть там несколько времени, дать при случае отпор врагу и подробно проведать об его намерениях. Сразу по прибытии, 29 мая, ему удалось побить и отбросить в воду врагов, пытавшихся на судах переправиться через Обь. Оставшихся в живых преследовали до самой степи и совсем неожиданно напали на их стан, причем многим, в том числе чатскому мурзе Казгуле, пришлось поплатиться жизнью за свою вину. Доставленные в Томск 9 пленных в расспросе сказали, что Абак и Тарлав продолжают поддерживать связь с царевичами Кучумова рода и с калмыками и что они намерены следующей осенью, во время жатвы, итти против Томска, но до того хотят испробовать свои силы у Кузнецка. Последнее показание подтвердилось также в отписках тамошнего воеводы.

§ 43. В то время положение с татарскими волостями на реках Кондоме и Мразе в Кузнецком уезде было очень трудным: эти волости, рассчитывая на помощь теленгутов, кочевавших всего в двух днях пути от Кузнецка, и находя немалую поддержку у киргизов, отказывались платить ясак. Все же Кузнецк и Томск на этот раз не подверглись новым нападениям врагов. В 1630 г. под начальством московского дворянина Якова Тухачевского был предпринят поход против теленгутов и чатского мурзы Тарлава. Вскоре после этого Тарлав умер. Хотя Абак продолжал медлить с признанием своей зависимости, в 1632 г. он все же отпустил своих внуков Итегмена и Коимаса в Томск,  где они приняли наследство своего отца и были признаны мурзами чатских татар.

§ 44. С этого времени царевичи Кучумова рода со своими союзниками-калмыками, кажется, стали направлять свои силы главным образом в сторону рек Иртыша и Тобола. Так, в ноябре 7140 (1631) г. они произвели нападение на Тарский уезд, чем снова причинили здесь немалый вред. Незадолго до этого с Тары был отправлен к калмыцкому тайше Ирки Ильдену, кочевавшему вверху Иртыша, атаман Влас Калачников,  чтобы побудить его отвести своих людей от русских границ, не причинять обид ясачным татарам и не принимать к себе нескольких изменников, которые в прежние годы отпали от Тары. Ирки Ильден клятвенно обещал не делать всего этого и, с своей стороны, отправил на Тару послов, которые должны были подтвердить его добрые намерения. Они рассказывали, что их тайша вместе со своим братом Талаем пошел воевать Казахскую орду. Но никто не считался с обещаниями, данными другими, ни один тайша не зависел от другого, и даже простой народ не исполнял распоряжений своих тайш.

§ 45. Кроме царевича Аблайгирима, который, будучи внуком хана Кучума, повидимому, являлся тогда главой рода, в это же время выступает еще один царевич, Девлеткирей, сын царевича Чувака  и, следовательно, также внук хана Кучума. Девлеткирей действовал заодно со своим двоюродным братом и участвовал  в нападении, о котором далее идет речь. С ними было не более 150 калмыков из людей тайши Талая, носивших особое родовое наименование чурасцов, вожами у них были тарские изменники.

С верховьев Ишима они очень скоро достигли Вагая и даже Иртыша, откуда, после дерзкого набега, они поспешили уйти. Не следует удивляться малочисленности врагов; их было достаточно, потому что нападение произошло неожиданно и в такое время, когда все здоровое и сильное мужское население было занято охотой в лесах, а дома оставались только старые и немощные с женщинами с детьми. Больше всего пострадали Тебендинская и Каурдацкая волости на Иртыше, в которых было перебито все попавшееся калмыкам взрослое мужское население, женщины же и дети были уведены в плен; скот, который не мог быть уведен или съеден, перебит и оставлен в добычу диким зверям. Кречетникову и Капканинскую волости на Вагае постигла такая же участь. На Таре ужасная весть о происшедшем была получена из Ишимского острога в отписках тамошнего приказного человека, из Каурдацкого же острога привез ее татарский князец Бибахта.

§ 46. Нужно было немедленно помочь волостям, подвергнувшимся нападению и, по возможности, отбить у калмыков пленных и добычу. Из Тобольска и с Тары были высланы служилые люди,  которые должны были соединиться и, в случае, если калмыки не стоят на одном месте, преследовать их до самой степи. Для проведывания из Тобольска был отправлен вперед сын боярский Томила Петров с 12 людьми. За ним следовало довольное большое число служилых людей и татар во главе с письменным головой Федором Шараповым, татарским головой Иваном Внуковым и сыном боярским Богданом Аршинским. Во главе тарских людей были: сын боярский Ерофей Заболоцкий, татарский голова Воин Дементьев, атаман Влас Калачников и сын боярский Григорий Байкачев. Соединившись и выяснив, что калмыки отправились в обратный путь к лесу у реки Ишима, именуемому Кош Карагай, и двигаются весьма медленно, посылая своих людей в стороны, где предполагалось встретить находившихся на охоте татар, и оставляя свой обоз без достаточного прикрытия, служилые люди смело погнались за ними, и им удалось совершенно разбить калмыков и захватить много пленных, которые были доставлены на Тару для продажи. Тою же зимою на обратном пути с Ямышева озера на Таре замерзли соляные суда. Находившиеся на судах служилые люди разных сибирских городов покупали этих рабов, вследствие чего они рассеялись по разным местам, точно так же, как и русские пленные у калмыков, которых последние успели еще до боя отвести в безопасное место и их там распродать. Когда тайша Талай узнал о поражении своих чурасцов, он стал говорить, что набег был произведен без его ведома. Посланные от него в Тобольск предложили произвести размен пленных. Хотя на это сразу же было дано согласие и во все сибирские города, в которых предполагалось найти пленных калмыков, были посланы указы, все же мы не имеем сведений о том, состоялся ли самый размен. С одной стороны, размену могло помешать рассеяние пленных как у русских, так и у калмыков; с другой же стороны, многие калмыки могли тем временем принять христианскую веру и в таком случае не подлежали размену.

§ 47. В то же время опять поступило много жалоб на калмыков, притеснявших на охоте ясачных татар.  Они отнимали у татар одежду и охотничьи припасы, а также убитых и пойманных татарами зверей, задерживали татар у себя и вообще не хотели допускать их к охоте в обычных местах. Указывалось при этом, что татары вследствие этого не будут в состоянии уплатить ясак, не говоря уже о  постоянной опасности, угрожавшей русским пределам, и что поэтому совершенно необходимо отогнать вооруженной силой калмыков и восстановить татар во владении и правах пользования их охотничьими угодьями. Но так как в то же время с Тюмени пришло в Москву известие, что все неудовольствия и враждебные отношения калмыков происходят от того, что за последние годы перестали отправлять к ним и принимать от них послов, благодаря чему прекратились всякие посольские сношения и торговля, то было решено сначала испробовать мягкие средства и путем посольских сношений и восстановления прежней торговли расположить калмыков в свою пользу и уговорить их отойти от русских пределов; силу же применить только в случае невозможности добиться этого лаской. Таково содержание царского указа, полученного на Тюмени 25 апреля 7140 (1632) г.

§ 48. Незадолго до этого с указанною целью был послан из Тобольска сын боярский Томила Петров, в наказе которому  от 15 января 7140 г. было написано, что ему следует сначала ехать к отпавшим татарам Тарского уезда, объяснить им совершенные вины и уговорить их возвратиться под русскую власть, и тогда будут забыты все их преступления и прощены все вины. После этого он должен был указать тем калмыцким тайшам, которых ему удалось бы встретить, на несправедливость их поступков, так как, дав шерть его царскому величеству на верность и подданство, они обещали не переходить без разрешения русских границ и не причинять вреда русским подданным, которых они могут встретить на охоте или рыбной ловле.  Об этом обещании они совершенно забыли и не только жили в русских пределах, но и были всячески в тягость русским людям и даже открыто становились во враждебные к ним отношения. Они приняли под свою защиту тарских изменников, оказывали поддержку Кучумовым царевичам, произвели нападение на город Тару и его уезд, сопровождавшееся грабежами и убийствами, и не переставали до последнего времени самым бесчеловечным образом убивать, грабить и уводить в плен русских людей, попадавшихся им на охоте. Петров должен был уговаривать тайш добровольно отойти от русских границ, выдать находящихся у них изменников, а также всех русских пленников и впредь своим враждебным отношением не подавать повода к неудовольствиям. Если бы эти справедливые требования не были приняты калмыками, Томила Петров должен был угрожать им местью и преследованием.

§ 49. Мы не имеем сведений о том, чем окончилось это посольство, зато мы имеем подробное описание посольства, отправленного в силу упомянутого выше указа с Тюмени. Тюменский воевода Семен Иванов сын Жеребцов послал в том же 1632 г. тюменского сына боярского Семена Поскочина в ближайшие калмыцкие кочевья с подобным же поручением. Вышло так, что Поскочин попал к тайше Урлюку, который до этого времени не принимал никакого участия в нападениях, а, наоборот, давно уже желал удостоиться чести принять русское посольство. Урлюк справедливо отнес всю вину за прошедшие враждебные действия на тайшу Талая и рассказал, что Талай, Кушей (иначе Куйша) и Тайгуш все еще намереваются продолжать свои набеги на русские пределы.

§ 50. Как ни хорошо по отношению к Сибири казался настроенным Урлюк, все же его намерения вообще не были вполне честными. Уже несколько лет вел он сношения с ногайскими татарами, только силою вынужденными признавать зависимость от России. Их князя звали Канабей-мурза. Он велел сообщить Урлюку,  что его взяли в Астрахань аманатом, но что, с наступлением зимы, он опять будет выпущен на свободу и что тогда наступит время Урлюку выслать ему подмогу для нападения на Астрахань. Считали, что Урлюк исполнит желание Канабея. Он был родоначальником торгоутских калмыков, которые в недавнее время во главе со своим ханом Аюкой стали известны в Астраханском уезде. Отца Аюки звали Пунчук, отец которого Тайчин тайша был сыном Урлюк тайши.

§ 51. Имеется еще известие о трех братьях Урлюка тайши: тайшах Белее, Ерденее, Елдее и Юрукае.  Сын Урлюка Тайчин тайша жил в то время в открытой вражде со своим отцом, и следовало опасаться, что он перейдет на сторону прочих враждебно настроенных тайш и будет помогать им воевать русские уезды. Поэтому, когда Урлюк и его братья отправили на Тюмень своих послов с сыном боярским Семеном Поскочиным, чтобы восстановить там прежний порядок ведения торговли и дать шерть на Тюмени за своих тайш и их людей, что они будут жить с русскими в мире и согласии, имя Тайчина было исключено, так как послы не хотели поручиться за него. Для продажи калмыки привели на Тюмень только лошадей, которые нашли там хороший сбыт. Таким образом добрые отношения с тайшей Урлюком были установлены и при отпуске послов в обратный путь к ними были отправлены с Тюмени русские послы с русскими товарами. Про набег Кучумовых царевичей и калмыков, произведенный в 7140 (1632) г. на тобольскую передовую заставу у озера Белого, в 6 днях пути от города,  при котором они увели лошадей и убили одного татарина, не стоит упоминать, так как подобные случаи были обычны и данный набег не имел никаких последствий.

§ 52. Уже в 7138 (1630) г. были замечены некоторые признаки, предвещавшие восстание татар Тюменского и Туринского уездов. Один татарин,  живший неподалеку от Чубаровой слободы, в разговоре с местным крестьянином о завоевании Сибири Ермаком, обмолвился, что все должно скоро перемениться и о русских в Сибири скоро ничего не будет слышно; калмыки произведут нападение во время сильного бурана, когда русское огнестрельное оружие не будет действовать, благодаря чему калмыки и татары победят. Видели также татарина, проскакавшего верхом с широкой стрелой в руке и без лука, что было замечено также раньше; это возбудило подозрения, так как в то же время ездивший на Тюмень человек из Туринска подвергся на пути в Тюменском уезде нападению нескольких татар, которые преследовали его сильной бранью и угрозами, что скоро ни один русский не останется в Сибири. Если вспомним о стреле, которая передавалась в свое время в Березовском уезде, чтобы поднять к восстанию вогулов и остяков, то следует думать, что подозрения не были лишены основания.

§ 53. Летом следующего 1631 г. несколько татар Кинырского городка Тюменского уезда бежали через Исеть к калмыкам. Посланные по их следам в погоню нашли перед рекою Исетью сделанную из бересты крепость, в которой стояли человеческие фигуры также из бересты с деревянными стрелами и луками; одна из них будто бы проколола другую копьем, причем обе наполовину упали, склонясь головами в сторону Исети. Это означало, что всякий татарин, увидевший этот знак, должен итти по следу  за беглецами, чтобы присоединиться к ним.

§ 54. Один из набегов царевича Аблая или Аблайгирима, сына царевича Ишима, был произведен им в ноябре 1632 г. на лежащую на реке Исети, недалеко от впадения ее в Тобол, татарскую деревню, носившую, по имени лучшего человека в ней, Алибая, название Алибаевы юрты.  Деревня была опустошена, большинство населения, главным образом женщины и дети, попали в плен. Видя, что у Аблая было не более 30 человек, находившиеся в это время у Алибая чужие татары решили сопротивляться. Но царевич сумел удержать их от этого, поклявшись, что не причинит им никакого вреда. По калмыцкому обычаю, он облизал стрелу и прикладывал ее острием к своему лбу — в этом заключалась его клятва, и он сдержал ее. Ему нужно было только захватить имущество жителей, состоявшее из скота, небольшого количества домашней утвари, одежды и мягкой рухляди, предназначавшейся для уплаты ясака, а также добыть некоторое количество рабов. Но так как для этого он выбирал, главным образом, мальчиков и девочек, то на обратном пути, дойдя до верховий Тобола, он отпустил на свободу Алибая с женой и еще несколько старших в семье.

§ 55. Вскоре после этого с Тюмени был предпринят поход против калмыков под начальством головы служилых татар Ильи Бакшеева и казачьего атамана Ивана Воинова.  На реке Тоболе, выше леса, называвшегося Кам Карагай, в одном дне пути ниже устья реки Уй, произошло столкновение, в котором победили русские. В награду за это все участники похода получили из Москвы обычные послужные деньги.

§ 56. В мае 1633 г. Катайская волость на Исети подверглась нападению калмыков.  Она была вся опустошена, женщины и, дети уведены в неволю. Эта волость находилась там, где теперь Катайский острог. В прошлые годы она не причислялась к башкирским волостям, к которым она присоединена в настоящее время, и жители ее были известны под общим названием катайских татар. Впрочем, ею оканчивался Уфимский уезд, простиравшийся тогда до реки Исети. Возможно, что уфимские воеводы еще дальше расширили бы свои волости, если бы не встретили препятствий в этом со стороны Сибири, которая все больше стесняла Уфимский уезд и присоединила к себе не только всю Исеть, но и все впадающие в нее с юга и с севера ее притоки.

§ 57. Вследствие этого соседства в Уфимском уезде, как и в сибирских городах, происходили непрестанные войны с калмыками и с Кучумовыми царевичами. С Уфы часто посылались служилые люди для отражения врагов и для защиты башкирских и татарских волостей. С обеих сторон отправлялись посольства, чтобы мирным путем разрешать, по мере возможности, споры, и, наконец, в мирное время велась с калмыками торговля, приносившая уфимским жителям немалую прибыль. Летом 1633 г. с Уфы был послан голова Иван Чернинов с 1380 русских и татар,  чтобы нанести удар царевичу Аблаю или его родным и двоюродным братьям. Но никого из этих царевичей поблизости не оказалось. Переправясь через Яик, Чернинов наехал двух калмыцких тайш — Теншегена Шукдеева и Иркитета Тейшеева с их людьми, которые и вступили с ними в бой. Чернинов одержал над ними полную победу, большая часть калмыков была побита, их жены и дети были взяты в полон, а бывший с ними скот достался в добычу победителям. Теншеген был убит в бою, а Иркитет спасся бегством.

§ 58. Переговоры тайши Урлюка с ногайскими татарами относительно Астрахани  не были, очевидно, искренними, так как мы видим их затем в открытой войне.  Урлюк со своим сыном Тайчином и с сыном последнего Лоузаном, при поддержке отпавшего от Астрахани мурзы Салтаная, отправились в 1633 г. в поход против ногайских татар и причинили им такой урон, что последние, во главе со своим князем Конаем, били челом в Астрахани о помощи против своих сильных и опасных врагов. Царским указом 30 ноября 7142 (1633) г. было велено служилым людям из Тобольска, с Тюмени и Тары силою смирить тайшу Урлюка и его союзников. Но приведенное распоряжение не могло быть выполнено, потому что к этому времени Урлюк ушел далеко от сибирских пределов.

§ 59. В упомянутом указе Канай назван по отчеству Танбаевым, а его сыновья, братья и племянники, равно как и сыновья двух других ногайских князей, Уруса и Тинмамета, упоминаются среди просивших о помощи. Салтанай назван алтаульским мурзой, который после своей измены уже много лет беспокоил набегами Астраханский уезд. Хотя Тайчин не назван сыном Урлюка, а Лоузан — его внуком, однако первое уже нам известно из приведенных выше данных, а второе — выяснится в дальнейшем.

§ 60. В октябре 7142 (1633) г. на реку Исеть пришел Девлеткирей, имея с собою около 60 воинских людей, и разорил принадлежавшую к Уфимскому уезду Катайскую волость и татарскую деревню Баишевы юрты Тюменского уезда, вожем у него был беглый татарин Тарского уезда Кочашка Танатаров. На обратном пути Девлеткирей объявил, что уходит только на короткое время, чтобы по ту сторон у Тобола соединиться с царевичем Аблаем и оттуда с большей силой вновь напасть на Тюменский уезд. Так и произошло на самом деле, только царевичи и их союзники калмыки сначала обратились против Тары, предполагая, вероятно, встретить там меньше сопротивления.

§ 61. Предвестием нападения было то, что, когда летом 7142 (1634) г. дети боярские Михаил Ушаков и Иван Астраханцов прибыли по обыкновению из Тобольска водным путем за солью к соляному Ямышеву озеру, они встретили со стороны калмыков необычное сопротивление. Со дня их приезда, с 1 до 31 августа, никто из них не смел двинуться с места. В строившемся ежегодно на берегу Иртыша остроге нужно было думать прежде всего о собственной безопасности. Неподалеку стояли многие калмыцкие тайши, на первом месте тайша Куйша с 2000 панцырников; они выжидали ухода русских в степь, чтобы там на них напасть. Видя, что их хитрость не удается, калмыки стали понемногу уходить, с намерением ускорить нападение на сибирские пограничные города. На это их подговаривал упомянутый перебежчик Кочашка, говоря, что теперь, когда русские заняты на полях уборкой урожая, самое подходящее время для нападения на них.

§ 62. Точно неизвестно, было ли верным или же было вымышлено известие, принесенное 12 сентября на Тюмень  одним тюменским татарином, который был в степи у царевичей Аблая и Девлеткирея. По его словам, на калмыков и Кучумовых царевичей неожиданно напала Казахская Орда и помешала им выполнить их враждебные замыслы. Этот перебежчик находился 12 дней в пути и, следовательно, покинул стан царевичей 6 сентября, а 12-го калмыки по наущению царевичей стояли уже под Тарой. Есть основания предполагать, что царевичи нарочно распускали слухи, подобные приведенному выше, чтобы русские их не опасались и думали, что ни не так скоро нужно ожидать нападения. Тот же татарин указал еще, что царевичи находятся у речки Колоты, между Ишимом и Иртышом. В расстоянии полутора дней пути от них кочевал тайша Талай со своим сыном тайшой Аблаем, а в пяти днях пути дальше тайша Куйша, обещавший царевичам помощь.

§ 63. Нападение калмыков на Тару произошло 12 сентября 1634 г. 75 и поставило город в очень трудное положение, так как находившиеся в нем служилые люди не были в состоянии помешать врагам опустошать окрестности. Почти все русские и татарские деревни, лежавшие близ города, были сожжены до тла, а жители, не спасшиеся в город, попали в полон или были побиты. Добыча, состоявшая из скота и пожитков сельского населения, была значительна. Служилые люди были заняты исключительно защитой города. Несколько удачных вылазок охладили пыл врага и заставили его, наконец, отправиться в обратный путь.

§ 64. Между тем в Тобольск была послана просьба о присылке помощи, которая подоспела к 13 октября, когда калмыки опять вернулись и всеми своими силами пытались овладеть городом. Но теперь уже можно было оказать им более серьезное сопротивление. Они вскоре были отогнаны и настигнуты на обратном пути в 10 верстах от города, где над ними была одержана блестящая победа. Русские и татарские пленники были освобождены, а также было отбито 300 лошадей, что до некоторой степени возместило понесенные убытки.

§ 65. Говорили, что во главе калмыков были сыновья тайши Куйши — Онбо и Ялзы. Весьма вероятно, а в одном месте даже определенно указывается, что в этом нападении принимали также участие Кучумовы царевичи. Кроме заслуг тарских воевод князя Федора Самойлова сына Вельского и Неупокоя Андреева сына Кокошкина, в этом деле следует отметить отличную храбрость татарского головы Воина Дементьева, головы конных казаков Назара Жадобского и литовского ротмистра Андрея Кропотова, проявленную ими при защите города и при последовавшем затем преследовании врагов. Это дело не осталось без награды, так как, на основании указа 13 января 7145 (1637) г., для всех участвовавших в защите города и преследовании калмыков были высланы из Москвы послужные деньги.

§ 66. После этого калмыки решили напасть на Тюмень и Тюменский уезд. 11 ноября 1634 г. перед городом появились Кучумовы царевичи и калмыки,  обложившие его со стороны степи и угрожавшие ему приступом. Впрочем, зная, что это будет им дорого стоить, они ограничились разорением окрестных деревень. Этот набег стоил жизни очень многим людям, а иные были уведены врагом в плен. Нет надобности говорить о громадных убытках, понесенных от всеобщего разорения и опустошения, когда не осталось почти ни одного двора в деревнях и ни одной головы скота в хлевах и на пастбищах. Через несколько дней калмыки ушли на Ишим. В погоню за ними были отправлены 300 служилых людей, но они не имели успеха, так как, не причинив значительного урона врагу, сами потеряли 50 человек убитыми в бою. Позднее стало известно, что на реке Суери, впадающей в Тобол, стоят калмыки и наблюдают за передвижениями русских, угрожая, в случае получения подкреплений, новыми нападениями. Это были люди тайши Талая. Боясь возмездия, они не хотели, однако, признавать, что набег был произведен по его приказанию. Он отправил поэтому в Тобольск своих послов, старавшихся переложить всю вину на тархана Баатыря, который, впрочем, принадлежал также к людям тайши Талая.

§ 67. В начале весны 1635 г. царевич Аблай опять приходил на Исеть, откуда увел 24 татарских семьи, плативших ясак в Уфу, и еще несколько семейств, приписанных к Тюменскому уезду.  Большего ущерба причинить он не мог, так как  река вышла из берегов. В то же время были получены вести, что вместе с калмыками он намерен позже, когда на лугах будет корм для лошадей, напасть на слободы. То же подтверждали перебежчики, проведшие зиму на Ишиме у царевича Девлеткирея. Кроме того, они рассказывали, что Девлеткирей и Аблай кочуют вместе у озера Чабтатлы, по ту сторону Ишима, около горы Итик, и что тархан Баатырь своими посылками и уговорами более всего виноват в том, что царевичи не желают жить в мире; тайша Талай, тайша Куйша и многие другие калмыцкие князья кочуют выше по Иртышу.

§ 68. Угрозы не остались напрасными и были очень точно выполнены. 17 нюня 1635 г. Две слободы — Верхне-Ницынская и Чубарова — одновременно подверглись нападению царевичей и калмыков.  Хотя в обеих слободах сохранились остроги, однако, все дворы, находившиеся вне их, были сожжены. Большая часть жителей была побита, их жены и дети захвачены в плен, а весь скот угнан. После этого на следующий же день царевичи и калмыки ушли обратно.

§ 69. В июле и августе того же года против царевичей и калмыков был предпринят из Тобольска, с Тюмени и Тары поход,  во главе которого стояли: от Тобольска Борис Толбузин, от Тюмени Илья Бакшеев и от Тары Григорий Байкачев. Им было приказано, соединив своих людей на Ишиме, искать Кучумовых царевичей и калмыков в их кочевьях и промышлять над ними воинским и всяким делом. Хотя служилым людям удалось благополучно соединиться, но цель похода все же не была достигнута. Царевичи вместе с разными калмыцкими тайшами, среди которых называли Шухтея и Мемритая, откочевали слишком далеко и, по имевшимся сведениям, имели с собою очень много людей, почему русские не могли что-либо предпринять против них. Ограничились тем, что разбили несколько передовых отрядов калмыков, стоявших около Кошкарагая на Ишиме, и забрали в плен оставшихся в живых. Служилые люди возвратились к себе домой.

§ 70. В архивном документе,  в котором приводится известие об этих событиях, указано, что разбитые калмыки оказались теми самыми, которые ранее произвели нападение на Тюмень, а именно людьми тайши Талая, носившими особое родовое наименование чурасцов. В другом документе поражение чурасцов приписывается тобольскому сыну боярскому Ивану Шульгину и говорится, что оно произошло около озера Иргенталя. Если последнее верно, то, значит, был еще другой поход, о котором, однако, мы не находим никаких данных. В результате похода был произведен размен пленных, и многие русские, попавшие в рабство, вновь получили свободу.

§ 71. Успешнее был поход из Уфы в 1636 г. по почину воеводы Никиты Вельяминова с уфимским дворянином Федором Коловским во главе. С 35 детьми боярскими, со 100 конными стрельцами и 350 башкирами Коловский направился вверх по реке Уфе и у истоков ее, в 10 днях пути от города, наехал калмыцкий стан, в котором находился также царевич Аблай со своим родным братом царевичем Тевкой. После небольшого сопротивления почти все калмыки оказались побитыми. Оба царевича и с ними 54 калмыка попали в плен к русским и были доставлены в Уфу.

§ 72. Описанные выше столкновения, происходившие с обеих сторон, не препятствовали, однако, тому, чтобы сибирские города и калмыцкие тайши все же от времени до времени вели между собою посольские сношения. Тарский атаман Степан Скуратов и тобольские служилые люди Денис Рачковский и Антон Добрицкий были отправлены в посланниках к тайше Куйше.  Первый из них возвратился на Тару [109] в июле, а прочие — 26 августа 1635 г. в Тобольск. В конце сентября того же года прибыло в Тобольск посольство от тайши Урлюка в составе 20 человек, которые сообщили, что их господни имеет свою ставку в Кошкарагае на Ишиме, в расстоянии 9 дней пути от Тобольска. Из степи между тем все время поступали угрожающие вести. Военные приготовления калмыков описывались, как очень большие. Перебежчики рассказывали на Тюмени, что царевич Девлеткирей, тайша Тайчин, сын тайши Талая, и тайша Шухтей уже приближаются к сибирским пределам с 2000 людей. Последующее показало, однако, неосновательность этих известий.

§ 73. В то время калмыки были снова втянуты в войну с монголами,  которая хотя касалась преимущественно тайшей главного поколения калмыков, правивших по ту сторону Алтайских гор, но все же имела влияние и на Сибирь. Как ни разъединены были калмыцкие князцы, все же в случаях крайней нужды они держались все вместе и оказывали друг другу помощь. Может быть, в этом мы найдем причину, почему в некоторые годы калмыцкие набеги не распространялись на сибирские пределы. Летом 1637 г. тарский казачий голова Назар Жадобский был отправлен в посольство к тайше Куйше, но не застал его на месте, потому что Куйша со своим сыном Онбо находился в походе против монголов. Свое дело он изложил жене Куйши Конже. На обратном пути по Иртышу, до реки Железенки он видел много калмыцких людей и их улусов, мимо которых ехал 3 дня. Это были люди тайши Талая, пришедшие туда с Ишима. Они переходили вниз по Иртышу и направлялись на реку Камышлов, находившуюся в 5 днях пути от Тары.

§ 74. По другим известиям,  полученным в то же самое время из тех же мест, стан царевича Девлеткирей находился на Ишиме под утесом Мунчаком, около озера Акушлы, богатого рыбой, которою он и его люди, вследствие отсутствия мяса, главным образом питались. К концу августа Девлеткирей отправился на охоту, оставив на стану без защиты свою жену и жену царевича Аблая вместе с детьми. Десять человек татар во главе с одним уфимским перебежчиком были отправлены Девлеткиреем в Бухару для торговли. Чурасцы, постоянные союзники Девлеткирея, всегда сопровождавшие его в набегах, во главе с Башканом, сыном тархана Баатыря, кочевали на расстоянии 1 дня пути от него в сторону Иртыша; тайша Тайчин, сын Урлюка, воевал с тайшей Куйшей, которого победил и взял в плен. В постоянных ссорах между собой жили также все остальные калмыцкие князцы. Из этого заключили, что опасаться калмыков больше нечего, что следует овладеть станом Девлеткирея и, захватив в плен его жену, стараться добиться от него более благоприятного отношения к русским. Рассказавшие об этом люди провели в дороге от кочевья Девлеткирея до Тюмени 20 дней. Они шли через ясачные волости Уфимского уезда, а люди, знавшие те места, уверяли, что путь от Тюмени до озера Акушлы можно пройти, не спеша, в 14 дней.

§ 75. 3 октября того же года на Тюмени было получено известие,  что жена Девлеткирея выехала навстречу своему мужу за полдня пути по ту сторону утеса Мунчак, но, по возвращении Девлеткирея, собирается снова направиться к озеру Акушлы. Поездка упомянутых выше татар в Бухару имела будто бы целью отвезти туда к мужу сестру Девлеткирея. Передавали также, что в улусе с Девлеткиреевою женою — только 40 семейств, а на охоте при царевиче всего 70 человек, количество весьма небольшое для царевича, претендовавшего на все Сибирское царство; к тому же и эти немногие люди состояли по большей части из татарских перебежчиков с Тюмени, Тары и из Уфы, которые, вследствие тяжелых вин, покинули свои юрты и были ненавистны даже своим.

§ 76. Прибывший на Тару 29 октября 7146 (1637) г. с 22 бухарскими купцами посол Девлеткирея Боян Буганаков обещал полную покорность царевича его царскому величеству и сообщил, что по этому же делу 4 других посла отправились в Москву через Уфу. Он просил, чтобы ему было разрешено остаться на зиму на Таре, потому что его лошади истощены и не в состоянии доставить его в зимнее время до улусов царевича. Однако этого ему не разрешили, так как считали его лазутчиком, и подозревали, что он хочет разведать в городе и уезде и подговорить к измене окрестных татар. По указу из Тобольска послу было объявлено, что если царевич, действительно, желает признать над собою русскую власть, то он должен сам, вместе с находящимися у него перебежчиками, приехать в Тобольск, на Тару или куда ему будет удобнее, чтобы удостоиться высокой царской милости. Ввиду представления посла, что он вместе со всеми людьми неизбежно погибнет во время пути и что это отвлечет царевича от его доброго намерения, послу разрешили отсрочить его отъезд еще на один месяц, считая с 25 декабря. Между тем посол и его свита строго охранялись с тем, чтобы они не могли ни с кем разговаривать, а при отъезде им были даны в провожатые люди, которым было приказано везти их через пустые, бездорожные, лесные места до самой степи и только там отпустить их ехать одних. Было решено не принимать впредь никаких посольств от Девлеткирея, если он не приедет сам. По сообщению посла, Девлеткирей кочевал у Нор-Ишима вместе с тарханом Баатырем. Последний усиленно уговаривал Девлеткирея произвести новый набег на русские пределы, но царевич не соглашался на это. Дальностью расстояния до Нор-Ишима посол хотел обезопасить своего господина от нападения русских и, вместе с тем, уверить, что он уже начал будто бы доказывать свою верность России.

§ 77. В 1638 г. улус тархана Баатыря находился за Ишимом в урочище Суюл Макабан, откуда до Тюмени считалось 20 дней пути. 86 Девлеткирей кочевал на 8 дней пути ближе к Тюмени, но также по ту сторону реки Ишима, около речки Ратсидет, где с ним не было совсем калмыков, которые все ушли на войну с монголами. В самом улусе тархана оставались только немощные старики и малолетние дети. В прошлом (1637) году умер тайша Талай. Его два сына спорили об отцовском наследстве и оба рассчитывали на помощь тархана, считавшегося подвластным их отцу, хотя он и пользовался исключительными преимуществами. Тархан отправился к ним, чтобы примирить их. Их улус находился в верховьях Иртыша.

§ 78. Несколько известий о состоянии калмыков в тамошних местах было получено летом 7146 (1638) г., когда, как почти ежегодно, была произведена из Тобольска посылка за солью к озеру Ямышу. Описание этой посылки знакомит нас одновременно и с тем, каким образом устраивались эти поездки.

На этот раз во главе был поставлен казачий голова Богдан Аршинский. Придя к месту на Иртыше, где начинались кочевья калмыков, он выслал людей для разведыванья улусов калмыцких тайшей и велел передать им, что государевы ратные люди, по царскому указу, идут добывать из озера Ямыша соль, и чтобы тайши шли туда же для переговоров с русскими начальными людьми об общих делах. Несколько тайш явилось еще по дороге, другие же прибыли к соляному пристанищу, лежавшему около соляного озера. Имена этих тайш следующие: Котан, сын Когоная, Абаша, брат Талая, Дебел, Илден и Чото, сын Котая и внук Талая, посланный братьями своего отца Тайчином и Умбой или Гумбой, сыновьями Талая, в качестве уполномоченного. Все они дали шерть, а последний не только за себя, но и за своих дядей в том, что они будут верно служить его царскому величеству и желать  добра его людям, для чего они поклялись никогда не беспокоить своими набегами русские поселения и ясачные волости, не убивать и не грабить на охоте или на рыбной ловле русских людей и не мешать возить соль из озера Ямыша. Поскольку было в данном случае возможно, они выполнили свое обещание: они не только мирно и дружественно обращались с русскими, пока те там стояли, но и привезли к судам на своих верблюдах и лошадях достаточное количество соли. После этого Аршинский одарил тайшей сукнами, которые ему для этого были даны из Тобольска. Затем он стал говорить Чото, племяннику Талаевых сыновей, и его людям, чтобы они выслали в Тобольск захваченных в плен русских людей, уведенных в прошлых годах из Тарского и Тюменского уездов и находящихся еще у них. Ответ был такой: сыновья Талая Тайчин и Гумба живут со своим старшим братом Доенбой в несогласии и угрожают друг другу войной. Как только между ними будет восстановлен мир, они немедленно пришлют в Тобольск русских пленников. Под конец все тайши просили отпустить с ними к их кочевьям нескольких русских и татар, чтобы потом они могли в их сопровождении отправить в Тобольск послов. Аршинский согласился на это и отпустил с тайшами нескольких тобольских татар и одного бухарца, знавших дорогу, послав с ними в подарок сыновьям Талая Тайчину и Гумбе несколько аршин красного и темносинего английского сукна.

§ 79. Несмотря на эти мирные сношения, все же в августе того же года приходилось вновь опасаться вражеского нападения, так как распространился слух,  что калмыки уже разорили одну татарскую деревню на Исети и тем показали, чего от них следовало ожидать в дальнейшем. Говорили также, что видели калмыков, переправившихся через реку Исеть у Исетского озера и направлявшихся в сторону русских слобод. Согласно третьему известию,  калмыки были так близко, что уже разоряли татарские деревин на Пышме, недалеко от Тюмени, откуда они собирались непременно напасть на этот город. Что из этих слухов было верным, неизвестно, но из разных бесспорных источников мы знаем, что уфимским татарам и башкирам, жившим по ту сторону Исети, приходилось в то время много терпеть от калмыцких набегов.  Несколько уфимских татар ходили на калмыков во время их обратного пути и нашли их на реке Ус, но, не считая себя достаточно сильными но сравнению с калмыками, ограничили свою месть тем, что угнали неприятельских лошадей. Часть калмыков бросилась в погоню за татарами, но не имела успеха. Большинство из них было побито татарами, оказавшимися вследствие разделения сил калмыков сильнее.

§ 80. 28 октября 7148 (1639) г. от калмыцкого тайши Ильденея,  брата умершего Талая, прибыло на Тару посольство сообщить об его готовности признать над собою царскую власть и с челобитьем о разрешении свободной торговли, чтобы Ильденей мог посылать торговые караваны в сибирские города и чтобы с русской стороны также отпускались к нему послы и купцы с товарами. Для начала с этим же посольством он прислал на продажу табун лошадей. Посольству разрешили перезимовать на Таре, причем старший посол Богдамыш должен был в подтверждение его обещаний дать шерть от имени своего тайши и всех его улусных людей. С наступлением весны следующего (1640) года послы были отпущены домой, а вместе с ними были отправлены к тайше Ильденею несколько служилых людей, чтобы принять шерть от него самого. Они должны были также напомнить Ильденею, что, если у него находятся татарские перебежчики или пленные, он должен их выдать, за что ему будут высланы подарки и разрешена свободная торговля между  сибирскими городами и его кочевьями. Вскоре после этого, вследствие нападения царевича Девлеткирея и калмыков на Тарханский острожек,  снова началась война, которая заставляла думать о более решительных мероприятиях, чем посылка послов.

§ 81. Предупреждение об этом нападении было получено от татар, вернувшихся в конце мая 1640 г. в Тобольск с охоты на Ишиме, которые рассказали,  что они были там задержаны людьми царевича и перебежчиком Кочашкой Танатаровым и допрошены о положении в Тарханском острожке и в окрестных местах; по их словам, из данных ими ответов неприятель не мог извлечь какую-либо пользу для себя. В конце июня в Тарханский острожек пришла весть о приближении калмыков.  Самое нападение было произведено не ранее 10 октября того же года,  когда Девлеткирей появился перед острогом, имея при себе около ста человек в то время, как остальные его люди разоряли окрестные деревни. В Тарханском острожке было не более 40 тюменских годовальщиков. Несмотря на беспрестанные приступы Девлеткирея к острожку, они храбро защищались. В самое горячее время боя стоявшему во главе служилых людей Чеглокову удалось отправить нарочного на Тюмень. Вскоре после этого калмыки, испугавшись, что к русским придет помощь, отступили.

§ 82. Поход, предпринятый с Тюмени в следующем (1641) году против царевича Девлеткирея  для наказание за произведенное им нападение, был довольно успешен, несмотря на то, что в нем участвовало не более 272 русских и татар. Во главе их был Илья Бакшеев, который так удачно наехал на царевича с его калмыками, что уже в начале боя победа склонилась на сторону русских. Очень много калмыков было побито, а другие были захвачены в плен. В числе последних находились племянник и племянница тайши Урлюка, которые были доставлены на Тюмень.

§ 83. Другой поход, предпринятый против калмыков из Тобольска и с Тюмени в августе того же года, окончился неудачно. Тюменские служилые люди не нашли в указанной им местности калмыков и, ничего не сделав, возвратились назад. Вследствие этого тобольским служилым людям пришлось одним выдержать всю силу нападения калмыков, которая была тем значительнее, что нападение произошло совершенно неожиданно. Калмыков — улусных людей Урлюка и его сыновей Тайчина и Ильденея — было до 700 человек.  Девлеткирей тоже принимал участие в этом деле.  Во главе тобольских людей стоял Даниил Аршинский, который с 13 человеками прибежал в Тарханский острожек,  остальные рассеялись в разные стороны. Другой тайша Илденей, тот, с которым в свое время велись на Таре переговоры, хотел доказать свое доброе отношение к русским и послал на Тару весть о враждебных замыслах царевича и тайши Ирлюка и его сыновей.

§ 84. В это время при сыне Талая Тайчине находился тангутский лама, который одновременно с Тайчином отправил послов на Тюмень. Там его послам оказали одинаковый почет с калмыками и послали тем и другим в подарок несколько кусков червчатого и лазоревого сукна, 101 которое калмыки очень ценили. Тюменским посланцам ламы не удалось, однако, выполнить до конца возложенное на них поручение. На Ишиме, у горы Итик, ехавшие с ними к себе домой калмыцкие послы  и их люди ограбили послов тангутского ламы, отняли у них подарки и товары, которые они имели при себе для продажи. Им пришлось воротиться обратно на Тюмень. Это было в 1642 г.

§ 85. Я оставляю в стороне многие грозные вести, которые получались почти каждую осень о предстоящем нападении калмыков из степи, и беру из них только то, что может служить дополнением истории Кучумовых царевичей и калмыков. В 1642 г. Урлюк тайша со своими сыновьями и Кулделен тайша кочевали в верховьях Тобола.  К последнему съехалось еще пять тайш со многими воинскими людьми, собравшимися в поход.

Один тобольский татарин, отправленный к нему посланником, тайно ушел от него, чтобы доставить в Уфу весть и предупредить о военных приготовлениях. У Кулделена был брат Кущи, который перед тем ходил в поход против монголов,  а теперь ожидался вместе со своими калмыками обратно. В 1643 г. на Таре был посланник от Ишкена-тайши, сына Тайчина-тайши и внука Талая-тайши, с которым были отправлены в посольство к тайше Ишкену тарские казаки.  Они возвратились 11 ноября с новыми посланниками от того же тайши и рассказали, что незадолго до них к Ишкену приезжал Девлеткирей, который требовал помощи людьми против русских, в чем ему, однако, было отказано. Девлеткирей говорил, что прошлым летом он был под Тюменью и заметил, что тамошние люди живут совершенно беззаботно и что их очень легко воевать. Они добавляли, что стан царевича находится на старых кочевьях, между горами Итик и Мунчак у Ишима. Другое посольство, отправленное с Тары в том же году к тайше Илденею и к его сыну Мергену тайше,  привезло почти такие же вести. Благодаря отправленным к ним с Тары посольствам в 1644 г. стали известны еще два калмыцких тайши — Урукуи и Кутайкуша.  В том же известии упоминается, что Ирденей тайша со своими людьми вместе с царевичем Девлеткиреем собирается итти воевать государевы города.

§ 86. Наконец, стало известно, какую цель имели упоминавшиеся уже военные приготовления Урлюка тайши. Со своими сыновьями и внуками он подошел к Астрахани и старался там склонять ногайских мурз отпасть от России.  Чтобы наказать его за это, в 1644 г. были высланы против него русские войска, которые одержали большую победу. Сам Урлюк и некоторые из его сыновей вместе со многими калмыками погибли при этом, их кочевья были разорены и разграблены, и только некоторые его сыновья, не принимавшие участия в бое, бегством спасли свою жизнь.

§ 87. В 1645 г. на Тюмени было калмыцкое посольство, присланное Гумбой-тайшей, сыном Талая-тайши, и его матерью Ахайей, Ишкеном или, как он здесь назван, Ешкеном-тайшей и его матерью Дарыкой или, вернее, Дары-икой.  Их отпустили 20 июля домой, отправив вместе с ними нескольких служилых людей, которые должны было разузнать о похищенных у тунгутских послов товарах  и потребовать их обратно. Но им ответили пустыми отговорками, что будто бы тех, кто участвовал в грабеже, сейчас здесь нет, и что, как только они возвратятся, будет произведено расследование. После того Ишкен и его мать снова отправили послов на Тюмень, но они не имели других целей, кроме торговых сношений.

§ 88. Несколько тобольских служилых людей были в это время в посольстве у Кулделен-тайши и у одного ламы Ирдени абаши,  откуда привезли в Тобольск вести о том, что на урочище Казлык собрались многие калмыцкие тайши со своими людьми, в количестве до 100 000 человек;  однако они не могли разузнать, что намеревались делать калмыки, так как последние не позволили им говорить с русскими или иными пленными. Девлеткирей, напротив того, показал свое миролюбие тем, что не только хорошо обошелся с находившимися на охоте тюменскими татарами, встреченными им на реке Нижней Алабуге,  но и торжественно заверял их в том, что он и впредь воздержится от всяких враждебных действий и подчинится царской власти, избежать чего он все равно не может. К этому он добавил, что отправил в Тобольск посла с таким же заявлением. Но первой вести верили больше, чем словам Девлеткирея. В Тобольске, на Таре, на Тюмени, в Туринске и слободах всюду начались приготовления. Жителям деревень было предложено укрыться в городах и острогах. Но калмыки не приходили, и, в конце концов, стало ясно, что тревога была напрасной. Конечно, невероятно, чтобы малые тайши могли собрать войско в 100 000 человек.

§ 89. В известии о мирных намерениях царевича Девлеткирея говорится еще о двух царевичах Бугае и Кучуке, бывших вместе с ним и названных его племянниками. Но Бугай или, как его еще называли, Абугай был сыном Ишима, братом Аблая, внуком Кучума.  Значит, он принадлежал к одной и той же степени родства с Девлеткиреем и поэтому не мог называться его племянником, а должен быть назван двоюродным братом. Кучук же был сыном Аблая, внуком Ишима и правнуком Кучума. Бугай выступает здесь впервые как противник русских. Когда в 1646 г. голова конных казаков Гаврило Грозин вернулся в Тобольск из посольства к Девлеткирею, то стало известно, что царевич Бугай с калмыками и тарскими и тюменскими татарами, изменившими русским, хочет напасть на русские пограничные города и слободы.

§ 90. В ноябре 1646 г. на Тюмень пришли послы от тайши Ешкена и от его матери Дары-ики, вдовы Тайчина,  которые вследствие нового распоряжения не были впущены в город, а должны были выполнить свое поручение на реке Пышме. Причиной этому было ходатайство тобольского воеводы, вызвавшее указ из Москвы, чтобы приходящих на Тюмень послов там не выслушивать, а посылать в Тобольск. Но так как калмыцкие посольства имели главною целью торговлю, то калмыки были недовольны, что им не позволяют продавать свои товары там, где это им казалось удобнее. Их недовольство перешло даже в угрозы войною, когда в июле 1647 г. еще одно пришедшее на Тюмень посольство тайши Ешкена, его матери Дары-ики и Ирдени контайши, вместе с бухарским торговым караваном, опять не было принято.

§ 91. На Таре, напротив, придерживались прежнего обыкновения и продолжали непосредственно вести посольские сношения с калмыками. Летом 1647 г. оттуда было отправлено посольство к калмыцкому тайше Учурту,  вероятно, и от Учурту были присланы на Тару посланники. Таким путем была получена весть, что Тайчин-тайша, сын Урлюка, грозит отомстить за смерть своего отца. Возможно, что вскоре после этого, в августе, Тайчин с 200 человеками был виден на Исети. С Тюмени дважды высылали служилых людей против калмыков,  но, как только они появлялись  калмыки бесследно исчезали. Тюменскому воеводе было поставлено в вину, что он это делал без приказа из Тобольска, так как уже давно было сделано распоряжение, подтверждавшееся при каждом случае, чтобы воеводы на Тюмени и на Таре своею властью не посылали служилых людей против калмыков и Кучумовых царевичей, но отписывали в Тобольск и ожидали оттуда людей для более решительных действии против врагов. Тобольских воевод обвиняли, напротив, в том, что они недостаточно быстро снаряжали походы. В Тобольске действовали спокойно, с осмотрительностью и осторожностью, в то время как на Тюмени и на Таре поступали под влиянием первого впечатления и чувства мести за нанесенные обиды; иногда побудительной причиной для похода было желание захватить добычу и тем возместить понесенные убытки.

§ 92. Осенью 1647 г. большое число калмыков опять находилось в Тарском уезде, в расстоянии 5-6 дней пути от города, на реке Камышлове, даже еще ближе, в так называемой Черной луке на Иртыше.  Было получено также известие, что Тайчин-тайша, сын Урлюка, уговаривает тайшу Ишкена и его брата Чечена действовать с ним заодно против русских. Про Кулделен-тайшу рассказывали, что бывшее у него собрание калмыцких тайшей, на котором присутствовали также Кучумовы царевичи, являлось общим военным советом. Утверждали также, что уже собрано много воинских людей, но неизвестно, куда намечается поход. Но кроме небольших вражеских набегов но рекам Исети и Пышме, которые были отражены, больше ничего не произошло.

§ 93. Весною 1648 г. на пасхе царевичи Бугай и Кучук повоевали пограничные с Сибирью уфимские волости.  По поводу этого Девлеткирей жаловался, говоря, что его двоюродные братья не слушают его, что они имеют еще более враждебные замыслы против русских и что он ничем не может им противодействовать, если они вздумают их выполнить. Как только сошел снег, Тайчин-тайша, сын Урлюка, ушел со своими людьми на Волгу, чтобы, как говорили, воевать горских черкасов.

§ 94. В мае прибыли на Тюмень или, вернее, на реку Пышму калмыцкое посольство и караван от матери Ишкена-тайши и привезли с собой от тайши Берги русского пленного, за которого требовали выкуп.  Это был захваченный калмыками и ногайскими татарами в 1644 г. саратовский стрелец, отправленный тамошним воеводой Яковом Писемским с отписками в Москву. Один казанский татарин, проживший в плену у калмыков 11 лет, принес на Тюмень-весть,  что у калмыков вспыхнула новая междуусобная война, которая не позволит им думать о внешних столкновениях. Этого татарина взял в плен Улденей-тайша, сын Урлюка. Год тому назад он убежал от Улденея и жил у калмыка Бакшана, сына тархана, люди которого поймали его во время побега. Судя по его расспросным речам, Ирдени-контайша хотел заставить царевича Девлеткирея выступить в поход против русских, но пришла весть, что Батур контайша, сын Каракулы, угрожает войною всем прочим калмыцким князьям, вследствие чего Кулден Абаша-тайша, Ирдени-контайша, Коан-тайша, Девлеткирей и Бакшан собрали своих людей у реки Тобола и приготовили их к бою.

§ 95. Здесь мы остановимся на рассмотрении столкновений с малыми калмыцкими тайшами и Кучумовыми царевичами. Батур-контайша привел в послушание себе большинство тайшей, до того независимых, и положил основание единовластию, сохранившемуся наследственно в его роде до наших дней. Нам необходимо поэтому рассмотреть особо историю этого калмыцкого владетельного рода, поскольку она связана с историей Сибири.

Текст воспроизведен по изданию: Г. Ф. Миллер. История Сибири. М.-Л. АН СССР. 1937.