-- Чучело ты, чучело! Образина ты лысая! -- говорила однажды Пелагея Петровна своему супругу, -- отставному коллежскому секретарю Маркелу Ивановичу Лохматову. -- У всех мужья как мужья, одну только меня господь наказал сокровищем-лежебоком! У сестры Глашеньки муж и носки штопает, и кур кормит, и за провизией на рынок ходит. Прасковьи Ивановнин муж, и что это за человек! -- только и ищет, чем бы жене своей угодить: то клопов из кроватей вываривает, то шубу выбивает, чтоб моль не поела, то рыбу чистит. Один только ты у меня, нечистый тебя знает, в кого уродился! День-деньской лежишь, как анафема, на диване и только и знаешь, что водку трескаешь да про Румелию балясы точишь!..

-- Что же мне делать? -- робко спросил Маркел Иваныч.

-- Что делать! Да мало ли делов? Куда в хозяйстве ни сунься, везде дело. Взять хоть индейского петуха. Уж неделя, как тварь не пьет, не ест... вот-вот издохнет, а тебе и горя мало, наказание ты мое! У, так и тресну по уху! А ведь петух-то какой! Гора, -- а не петух! За пять рублей другого такого не купишь!

-- Что же мне тово... с петухом делать? Не к доктору же с ним идти!

-- Зачем к доктору? Доктора не обучены птицам... Ты у людей порасспроси... Люди всё знают... А то и сам бы, дуралей, своим умом пораскинул, как и что. В аптеку бы сходил. В аптеке много лекарств!

-- Пожалуй, я схожу в аптеку, -- согласился Лохматов. -- Пожалуй.

-- И сходи! Дайте, скажи, мне на десять копеек крепительного!

Маркел Иванович лениво поднялся с дивана, вздохнул и стал натягивать на себя панталоны (когда он сидит дома, Пелагея Петровна из экономии держит его в одном нижнем). Он был выпивши, в голове его от одного виска к другому перекатывалась тяжелая, свинцовая пуля, но мысль, что он идет сейчас делать дело, подбодрила его. Одевшись, он взял трость и степенно зашагал к аптеке.

-- Вам что угодно? -- спросил его в аптеке толстый лысый провизор с большими, пушистыми бакенами.

-- Мне чего-нибудь этакого... -- начал робко Маркел Иванович, почтительно глядя на пушистые бакены. -- У меня, собственно говоря, нет рецепта, и я сам не знаю, что мне нужно, может быть, вы мне посоветуете что-нибудь.

-- Да, а что случилось?

-- Дело в том, что уж неделя, как не пьет, не ест. Всё время, знаете ли, слабит. Скучный такой, унылый, словно потерял что-нибудь или совесть нечиста.

Провизор приподнял углы губ, прищурился и обратился в слух. Фармацевты вообще любят, когда к ним обращаются за медицинскими советами.

-- А... гм... -- промычал он. -- Жар есть?

-- Этого я вам не могу сказать, не знаю... Уж вы будьте такие добрые, дайте чего-нибудь. Верите ли? Смотреть жалко! Был здоров, ходил по двору, а теперь на тебе! -- ни с того ни с сего нахмурился, наершился и из сарая не выходит.

-- В сарае нельзя... Теперь холодно.

-- Хорошо, мы его в кухню возьмем... А жалко будет, ежели тово... околеет. Без него индейки жить не могут.

-- Какие индейки? -- вытаращил глаза провизор.

-- Обыкновенные... с перьями.

-- Да вы про кого говорите?

-- Про индейского петуха.

На лице провизора изобразилось "тьфу!". Углы губ опустились, и по строгому лицу пробежала тучка.

-- Я... не понимаю, -- обиделся провизор.

-- Не понимаете, какой это индейский петух? -- в свою очередь не понял Лохматов. -- Есть обыкновенные петухи, что с курами ходят, а то индейский... большой такой, знаете ли, с хоботом на носу... и еще так посвистишь ему, а он растопырит крылья, нахохлится и -- блы-блы-блы...

-- Мы индюков не лечим... -- пробормотал провизор, обидчиво отводя глаза в сторону.

-- Да их и лечить не нужно... Дать какого-нибудь пустяка и больше ничего... Ведь это не человек, а птица... и от пустяка поможет.

-- Извините, мне некогда.

-- Я знаю, что вам некогда, но сделайте такое одолжение! Что вам стоит дать чего-нибудь? Чего хотите, то и дайте, я не стану разговаривать. Будьте столь достолюбезны!

Просительный тон Маркела Ивановича тронул провизора. Он опять нахмурился, поднял углы губ и задумался.

-- Вы говорите, что не пьет, не ест... что его слабит?

-- Да-с... Крепительного чего-нибудь.

-- Погодите, я сейчас.

Провизор отошел к шкафчику, достал оттуда какую-то книгу и погрузился в чтение. Лицо его приняло сократовское выражение и на лбу собралось так много морщин, что Маркел Иванович, глядя на него, побоялся, как бы от напряжения кожи не порвалась провизорская лысина.

-- Я вам порошок дам, -- сказал провизор, кончив чтение.

-- Покорнейше вас благодарю. Только, извините за выражение, как я ему этот порошок дам? Ведь он не клюет! Ежели бы он понимал свою пользу, а то ведь птица глупая, нерассудительная. Положишь перед ним порошок, а он и без внимания.

-- В таком случае я вам капель дам.

-- Ну, капли другое дело. Капли насильно влить можно.

Провизор повернул голову в сторону и прокричал что-то по-немецки.

-- Ja! {Да! (нем.).} -- откликнулся маленький черненький фармацевт.

Лохматов направился туда, где возился этот фармацевт, облокотился о стойку и стал ждать.

"Как он, собака, всё это ловко! -- думал он, следя за движениями пальцев фармацевта, делившего какой-то порошок на доли. -- И на всё ведь это нужна наука!"

Покончив с порошками, фармацевт взял флакон, наболтал в него коричневой жидкости, завернул в бумагу и подошел к Лохматову.

-- Вам на десять копеек капель? -- спросил он.

-- Индейскому петуху.

-- Что? -- вытаращил глаза фармацевт.

-- Индейскому петуху.

-- С вами говорят по-человечески, -- вспыхнул фармацевт, -- вы и должны отвечать по-человечески.

-- Как же вам еще отвечать? Говорю, что индейскому петуху, так, значит, и индейскому петуху. Не орлу же!

-- Я это могу на свой счет принять! -- нахохлился аптекарь.

-- Зачем же на свой счет принять? Я сам заплачу.

-- Но мне некогда с вами шутить!

Фармацевт отложил в сторону флакон с каплями, отошел в сторону и, сердито фыркая, стал что-то тереть в ступке.

Маркел Иванович подождал еще немного, потом пожал плечами, вздохнул и вышел из аптеки. Придя домой, он снял сюртук, панталоны и жилет, почесался, покряхтел и лег на диван.

-- Ну, что? был в аптеке? -- набросилась на него Пелагея Петровна.

-- Был... ну их к чёрту!

-- Где же лекарство?

-- Не дают! -- махнул рукой Маркел Иванович и укрылся ватным одеялом.

-- Уу... так и дам по уху!