Гриша, маленький,  пухлый  мальчик,  родившийся  два  года  и  восемь месяцев тому назад, гуляет с нянькой по бульвару. На  нем  длинный  ватный бурнусик, шарф, большая шапка с мохнатой пуговкой  и  теплые  калоши.  Ему душно и жарко, а тут еще разгулявшееся  апрельское  солнце  бьет  прямо  в глаза и щиплет веки.

Вся его неуклюжая, робко, неуверенно шагающая фигура выражает крайнее недоумение.

До сих пор Гриша знал один только четырехугольный мир,  где  в  одном углу стоит его кровать, в другом - нянькин сундук, в третьем - стул,  а  в четвертом - горит лампадка. Если взглянуть под кровать, то увидишь куклу с отломанной рукой и барабан, а за нянькиным  сундуком  очень  много  разных вещей: катушки от ниток, бумажки, коробка без крышки и сломанный  паяц.  В этом мире, кроме няни и Гриши, часто бывают мама и кошка. Мама  похожа  на куклу, а кошка на папину шубу, только у шубы нет глаз и хвоста.  Из  мира, который называется детской, дверь ведет в пространство, где обедают и пьют чай. Тут стоит Гришин стул на высоких ножках и  висят  часы,  существующие для того только, чтобы махать  маятником  и  звонить.  Из  столовой  можно пройти в комнату, где стоят красные кресла. Тут на ковре темнеет пятно, за которое Грише до сих пор  грозят  пальцами.  За  этой  комнатой  есть  еще другая, куда не пускают и где мелькает папа - личность  в  высшей  степени загадочная! Няня и мама понятны: они одевают Гришу,  кормят  и  укладывают его спать, но для чего  существует  папа -  неизвестно.  Еще  есть  другая загадочная личность - это тетя, которая подарила  Грише  барабан.  Она  то появляется, то исчезает. Куда она исчезает? Гриша не  раз  заглядывал  под кровать, за сундук и под диван, но там ее не было...

В этом же новом мире, где солнце режет  глаза,  столько  пап,  мам  и теть, что не знаешь, к кому и подбежать.

Но страннее и нелепее всего - лошади. Гриша глядит на их  двигающиеся ноги и ничего не может понять. Глядит на няньку, чтобы  та  разрешила  его недоумение, но та молчит.

Вдруг он слышит страшный топот... По бульвару, мерно шагая, двигается прямо на него толпа солдат с красными лицами  и  с  банными  вениками  под мышкой. Гриша весь холодеет от ужаса и глядит вопросительно на няньку:  не опасно ли? Но нянька не бежит  и  не  плачет,  значит,  не  опасно.  Гриша провожает глазами солдат и сам начинает шагать им в такт.

Через бульвар перебегают две большие  кошки  с  длинными  мордами,  с высунутыми языками и с задранными вверх хвостами. Гриша думает, что и  ему тоже нужно бежать, и бежит за кошками.

- Стой! - кричит ему нянька, грубо хватая его за  плечи. -  Куда  ты? Нешто тебе велено шалить?

Вот какая-то няня сидит и  держит  маленькое  корыто  с  апельсинами. Гриша проходит мимо нее и молча берет себе один апельсин.

- Это ты зачем же? - кричит  его  спутница,  хлопая  его  по  руке  и вырывая апельсин. - Дурак!

Теперь Гриша с удовольствием бы поднял  стеклышко,  которое  валяется под ногами и сверкает, как лампадка, но он боится, что его опять ударят по руке.

- Мое вам почтение! - слышит вдруг Гриша почти над самым ухом  чей-то громкий, густой голос и видит высокого человека со светлыми пуговицами.

К  великому  его  удовольствию,  этот  человек  подает  няньке  руку, останавливается  с  ней  и  начинает  разговаривать.  Блеск  солнца,   шум экипажей, лошади, светлые пуговицы, всё это так  поразительно  ново  и  не страшно, что душа Гриши наполняется чувством  наслаждения  и  он  начинает хохотать.

- Пойдем! Пойдем! - кричит он человеку со светлыми пуговицами, дергая его за фалду.

- Куда пойдем? - спрашивает человек.

- Пойдем! - настаивает Гриша.

Ему хочется сказать, что недурно бы также прихватить  с  собой  папу, маму и кошку, но язык говорит совсем не то, что нужно.

Немного погодя нянька сворачивает с бульвара и вводит Гришу в большой двор, где есть еще снег. И человек со светлыми  пуговицами  тоже  идет  за ними. Минуют старательно снеговые глыбы и лужи, потом по  грязной,  темной лестнице входят в комнату.  Тут  много  дыма,  пахнет  жарким  и  какая-то женщина стоит около печки и жарит котлеты. Кухарка  и  нянька  целуются  и вместе с человеком садятся на скамью  и  начинают  говорить  тихо.  Грише, окутанному, становится невыносимо жарко и душно.

"Отчего бы это?" - думает он, оглядываясь.

Видит он темный потолок, ухват с двумя рогами, печку, которая  глядит большим, черным дуплом...

- Ма-а-ма! - тянет он.

- Ну, ну, ну! - кричит нянька. - Подождешь!

Кухарка ставит на стол бутылку, три рюмки  и  пирог.  Две  женщины  и человек со светлыми пуговицами чокаются и пьют по нескольку раз, и человек обнимает то няньку, то кухарку. И потом все трое начинают тихо петь.

Гриша тянется к пирогу, и ему дают кусочек. Он ест и глядит, как пьет нянька... Ему тоже хочется выпить.

- Дай! Няня, дай! - просит он.

Кухарка дает  ему  отхлебнуть  из  своей  рюмки.  Он  таращит  глаза, морщится, кашляет и долго потом машет руками, а кухарка глядит на  него  и смеется.

Вернувшись домой, Гриша начинает рассказывать маме, стенам и кровати, где он был и что видел. Говорит он не  столько  языком,  сколько  лицом  и руками. Показывает он, как блестит солнце, как бегают лошади,  как  глядит страшная печь и как пьет кухарка...

Вечером он никак не может уснуть. Солдаты с вениками, большие  кошки, лошади, стеклышко, корыто  с  апельсинами,  светлые  пуговицы, -  всё  это собралось в кучу и давит его мозг. Он ворочается с боку на бок, болтает  и в конце концов, не вынося своего возбуждения, начинает плакать.

- А у тебя жар! - говорит мама, касаясь ладонью его лба. - Отчего  бы это могло случиться?

- Печка! - плачет Гриша. - Пошла отсюда, печка!

- Вероятно, покушал лишнее... - решает мама.

И Гриша,  распираемый  впечатлениями  новой,  только  что  изведанной жизни, получает от мамы ложку касторки.