Cайт является помещением библиотеки. Все тексты в библиотеке предназначены для ознакомительного чтения.

Копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск.

Карта сайта

Все книги

Случайная

Разделы

Авторы

Новинки

Подборки

По оценкам

По популярности

По авторам

Flag Counter

Юмор
Чехов Антон Павлович
Язык: Русский

Критик

Старый и сгорбленный  "благородный  отец",  с  кривым  подбородком  и малиновым носом, встречается в буфете одного из частных театров  со  своим старинным приятелем-газетчиком. После обычных  приветствий,  расспросов  и вздохов благородный отец предлагает газетчику выпить по маленькой.

- Стоит ли? - морщится газетчик.

- Ничего, пойдем выпьем. Я и сам, брат, не пью, да тут  нашему  брату актеру скидка, почти полцены - не хочешь, так выпьешь. Пойдем!

Приятели подходят к буфету и выпивают.

- Нагляделся я на  ваши  театры.  Хороши,  нечего  сказать, -  ворчит благородный отец, сардонически улыбаясь. - Мерси, не ожидал.  А  еще  тоже столица, центр искусства! Глядеть стыдно.

- В Александринке был? - спрашивает газетчик.

Благородный отец презрительно машет рукой и ухмыляется. Малиновый нос его морщится и издает смеющийся звук.

- Был! - отвечает он как бы нехотя.

- Что ж? Нравится?

- Да, постройка нравится. Снаружи хорош театр, но стану  спорить,  но насчет самих артистов - извини. Может быть, они  и  хорошие  люди,  гении, Дидероты, но с моей точки зрения они для искусства убийцы и больше ничего. Ежели б в моей власти, я бы их из Петербурга выслал. Кто над  ними  у  вас главный?

- Потехин.

- Гм...  Потехин.  Какой  же  он  антрепренер?  Ни  фигуры,  ни  вида наружности, ни голоса. Антрепренер или директор, который настоящий, должен иметь вид, солидность, внушительность, чтоб вся труппа чувствовала! Труппу надо держать в ежовых, во как!

Благородный отец протягивает вперед  сжатый  кулак  и  издает  губами звук, всхлипывающий, как масло на сковороде.

- Во как! А ты думал, как? Нашему  брату  актеру,  особливо  которому молодому, нельзя давать волю. Нужно, чтоб он понимал и  чувствовал,  какой он человек есть. Ежели антрепренер начнет ему "вы" говорить да по  головке гладить, так он на антрепренера верхом  сядет.  Покойный  Савва  Трифоныч, может быть, помнишь, бывало, с тобой запанибрата,  как  с  ровней,  а  где касалось искусства, там  он -  гром  и  молния!!  Бывало,  или  оштрафует, осрамит при всей публике, или так тебя выругает, что потом три дня плюешь. А нешто Потехин может так? Ни силы у него, ни настоящего голоса. Не то что трагик или резонер, а самый последний пискун из свиты Фортинбраса  его  не испужается. Нешто еще по одной нам выпить, а?

- Стоит ли? - морщится газетчик.

- Оно, пожалуй, пить к ночи глядя не совсем того... но  нашему  брату скидка - грех не выпить.

Приятели выпивают.

- Все-таки,  если  беспристрастно  рассуждать,  то   труппа   у   нас приличная, - говорит газетчик, закусывая красной капустой.

- Труппа? Гм... Приличная, нечего сказать...  Нет,  брат,  перевелись нынче в России хорошие актеры! Ни одного не осталось!

- Ну, так уж и ни одного! Не то что во всей России, но даже у  нас  в Питере хорошие найдутся. Например, Свободин...

- Сво-бо-дин? - говорит благородный отец, в ужасе  отступая  назад  и всплескивая руками. - Да нешто это актер? Побойся ты  бога,  нешто  этакие актеры бывают? Это дилетант!

- Но все-таки...

- Что все-таки? Коли б моя власть, я  б  этого  твоего  Свободина  из Петербурга выслал! Разве так можно играть, а? Разве можно?  Холоден,  сух, ни капли чувства, однообразен, без всякой экспрессии...  Нет,  пойдем  еще выпьем! Не могу! Душно!

- Нет, брат, избавь... не могу больше пить!

- Я угощаю! Нашему брату скидка -  мертвец  и  тот  выпьет!  Люди  по гривеннику платят, а мы по пятаку. Дешевле грибов!

Приятели выпивают, причем  газетчик  мотает  головой  и  крякает  так решительно, точно решил идти умереть за правду.

- Играет он не сердцем,  а  умом! -  продолжает  благородный  отец. - Настоящий актер играет нервами и поджилками, а этот лупит тебе,  точно  по грамматике или прописи...  А  потому  и  однообразен.  Во  всех  ролях  он одинаков! Под какими ты соусами ни подавай щуку, а она всё  щука!  Так-то, брат... Пусти ты его в мелодраму или  трагедию,  так  и  увидишь,  как  он съежится... В комедии всякий сыграет, нет, ты  в  мелодраме  или  трагедии сыграй! Почему у вас мелодрам не ставят? Боятся! Людей нет! Ваш  актер  не умеет ни одеться, ни крикнуть, ни позу принять.

- Постой, мне все-таки странно... Если Свободин не талант,  то  кроме его  у  нас  есть  Сазонов,  Далматов,  был  Петипа,  да  в  Москве   есть Киселевский, Градов-Соколов, в провинции Андреев-Бурлак...

- Послушай, я с тобой серьезно говорю, а ты шутки шутишь, - обижается благородный отец. - Если, по-твоему, всё это артисты, то я не знаю, как  и говорить с тобой. Разве  это  актеры?  Самые  настоящие  посредственности! Шарж, утрировка, нытье и больше ничего! Я бы их всех, ежели бы моя власть, к театру на пушечный выстрел не подпускал! Так они мою душу  воротят,  что на дуэль готов их вызвать! Помилуй, разве это актеры? Они умирать на сцене будут, а такую гримасу скорчат, что в райке  все  животы  порвут.  Намедни предлагали познакомиться с Варламовым - ни за что!

Благородный отец злобно таращит глаза на газетчика, делает негодующий жест и говорит тоном презирающего трагика:

- Как хочешь, а я еще выпью!

- Ах... ну к чему? Уж довольно пил!

- Да что ты морщишься? Ведь скидка! Я сам не пью, да как  не  выпить, ежели...

Приятели выпивают и минуту тупо глядят друг на друга, вспоминая  тему разговора.

- Конечно, у всякого свой взгляд, - бормочет газетчик, - но надо быть очень пристрастным и предубежденным, чтобы не согласиться, что,  например, Горева...

- Раздули! - перебивает благородный отец. - Кусок  льда!  Талантливая рыба! Цирлих-манирлих! Талантишка есть, не спорю, но нет огня,  силы,  нет этого, понимаешь  ты,  перцу!  Что  такое  ее  игра?  Порция  фисташкового мороженого! Лимонадная водица! Когда она играет, у  хорошего,  понимающего зрителя на усах и бороде изморозь садится! Да и вообще  в  России  нет  уж настоящих актрис... нет!  Днем  с  огнем  не  найдешь...  Ежели  и  бывают талантишки, то скоро мельчают и погибают  от  нынешнего  направления...  И актеров нет... Например, взять хоть вашего Писарева... Что это такое?

Благородный отец отступает шаг назад и изумленно таращит глаза.

- Что это такое?! Разве это актер? Нет,  ты  мне  по  совести  скажи: разве это актер? Разве его можно пускать на сцену? Кричит  каким-то  диким голосом, стучит,  руками  без  пути  махает...  Ему  не  людей  играть,  а ихтиозавров и мамонтов допотопных... Да!

Благородный отец стучит кулаком по столу и кричит:

- Да!

- Ну, ну... тише! -  успокаивает  его  газетчик. -  Неловко,  публика глядит...

- Так нельзя, братец ты мой! Это не игра, не  искусство!  Это  значит губить,  резать  искусство!  Погляди  ты  на  Савину...  Что  это  такое?! Таланта - ни боже мой, одна только напускная бойкость и игривость, которую нельзя допускать на серьезную сцену! Глядишь на нее и просто, понимаешь ли ты, ужасаешься: где мы? куда идем? к чему стремимся? Пра-а-пало искусство!

Приятели молча, поняв друг друга, вероятно,  бишопизмом,  подходят  к буфету и выпивают.

- Ты... ты уж очень стр... рого, - заикается газетчик.

- Н-не могу иначе! Я классик, Гамлета играл  и  требую,  чтоб  святое искусство было искусством... Я старик... В сравнении со мной они все ма... мальчишки...  Да...  Погубили  русское  искусство!  Например,   московская Федотова или Ермолова... Юбилеи справляют, а что они путного  сделали  для искусства? Что? Вкус у публики испортили только!  Или,  положим,  хваленые московский  Ленский  и   Иванов-Козельский...   Какие   у   них   таланты? Напускное... И как они понимают, ей-богу! Ведь для того, чтоб играть, мало одного же... желания, тут нужен еще  и  дар,  искра!  Разве  по  последней выпить, а?

- Да ведь только что пи... пили!

- Ну! Всё равно... я  угощаю...  Нашему  брату  скидка,  не  пропьешь много.

Приятели еще выпивают. Они уже чувствуют, что сидеть гораздо удобнее, чем стоять, и садятся за столик.

- Или взять остальных прочих... - бормочет благородный  отец. -  Одно только несчастие и срам роду человеческому... Иному еще и 20 лет нет, а он уж испорчен до мозга костей...  Человек  молодой,  здоровый,  красивый,  а норовит играть какого-нибудь Свистюлькина или Пищалочкина, что  полегче  и райку нравится, а чтоб за классические роли браться, того и в мечтах  нет. В наше же, брат, время Гамлета всякий актер играл...  Помню,  в  Смоленске покойник суфлер Васька по болезни актера взялся герцога Ришелье  играть... Мы серьезно на искусство глядели, не то что  нынешние...  Трудились  мы... Бывало, в праздники утром  короля  Лира  канифолишь,  а  вечером  Коверлея раздракониваешь, да так, что театр трещит от аплодисментов...

- Нет, и теперь попадаются хорошие актеры. Например, в Москве у Корша Давыдов - мое почтение! Видал? Гигант! Ко... колосс!

- Пссс... Впрочем, ничего... полезный актер... Только, брат, выправки нет, школы... Его бы к  хорошему  антрепренеру,  да  пустить  в  настоящую выучку - ух, какой бы актер вышел! А теперь бесцветен... ни  то  ни  се... Даже кажется мне, что  и  таланта-то  у  него  нет.  Так,  ра...  раздули, преувеличили. Че-эк! Дай-ка сюда две рюмки очищенной! Живо!

Долго еще бормочет благородный отец. Скидкой буфетной  он  пользуется до тех пор, пока малиновая краска не расплывается с его носа по всему лицу и пока  у  газетчика  сам  собою  не  закрывается  левый  глаз.  Лицо  его по-прежнему строго и сковано сардонической улыбкой, голос глух, как  голос из могилы, и глаза глядят неумолимо злобно. Но  вдруг  лицо,  шея  и  даже кулаки благородного отца озаряются  блаженнейшей  и  нежнейшей,  как  пух, улыбкой. Таинственно подмигивая глазом, он нагибается к  уху  газетчика  и шепчет:

- А вот ежели бы выкурить из вашей Александринки Потехина, да всю  бы его труппу - фюйть! Да набрать бы новую труппу, настоящую, неизбалованную, да поискать бы в Рязанях да Казанях этакого антрепренера, чтоб, знаешь,  в ежах держать умел.

Благородный отец захлебывается и  продолжает,  мечтательно  глядя  на газетчика:

- Да поставить бы "Смерть Уголино" и "Велизария", да отжарить  какого ни на есть  разанафемского  Отеллу  или  раздраконить,  понимаешь  ли  ты, "Ограбленную почту", поглядел бы ты тогда, какие бы  у  меня  сборы  были! Увидал бы ты, что значит настоящая игра и таланты!

Число просмотров текста: 1623; в день: 0.35

Средняя оценка: Никак
Голосовало: 4 человек

Оцените этот текст:

Разработка: © Творческая группа "Экватор", 2011-2024

Версия системы: 1.1

Связаться с разработчиками: [email protected]

Генератор sitemap

0