Уездный врач и судебный следователь ехали  в  один  хороший  весенний полдень на вскрытие. Следователь, мужчина  лет  тридцати  пяти,  задумчиво глядел на лошадей и говорил:

- В природе есть очень много загадочного и темного, но и в  обыденной жизни,  доктор,  часто  приходится  наталкиваться  на   явления,   которые решительно не поддаются объяснению.  Так,  я  знаю  несколько  загадочных, странных смертей, причину которых возьмутся  объяснить  только  спириты  и мистики, человек же со свежей  головой  в  недоумении  разведет  руками  и только.  Например,  я  знаю  одну  очень  интеллигентную   даму,   которая предсказала себе смерть и умерла  без  всякой  видимой  причины  именно  в назначенный ею день. Сказала, что умрет тогда-то, и умерла.

- Нет действия без причины, - сказал доктор. - Есть  смерть,  значит, есть и причина. А что касается предсказания, то ведь тут мало диковинного. Все наши дамы и бабы обладают даром пророчества и предчувствия.

- Так-то  так,  но  моя  дама,  доктор,  совсем   особенная.   В   ее предсказании и смерти не было ничего  ни  бабьего,  ни  дамского.  Молодая женщина, здоровая, умница, без всяких  предрассудков.  У  нее  были  такие умные, ясные, честные глаза; лицо  открытое,  разумное,  с  легкой,  чисто русской усмешечкой во взгляде и на  губах.  Дамского,  или  бабьего,  если хотите, в ней было только одно - красота. Вся  стройная,  грациозная,  как вот эта береза, волоса удивительные!  Чтобы  она  не  оставалась  для  вас непонятной, прибавлю еще, что это был человек, полный самой  заразительной веселости, беспечности и того умного, хорошего легкомыслия, которое бывает только у мыслящих, простодушных, веселых людей. Может ли тут быть  речь  о мистицизме, спиритизме, даре предчувствия или о чем-нибудь  подобном?  Над всем этим она смеялась.

Докторская бричка остановилась около колодца.  Следователь  и  доктор напились воды, потянулись и стали ждать, когда кучер кончит поить лошадей.

- Ну-с, отчего же умерла та  дама? -  спросил  доктор,  когда  бричка опять покатила по дороге.

- Умерла она странно. В один прекрасный  день  входит  к  ней  муж  и говорит, что недурно бы к весне  продать  старую  коляску,  а  вместо  нее купить что-нибудь поновее и легче, и что не  мешало  бы  переменить  левую пристяжную, а Бобчинского (была у мужа такая лошадь) пустить в корень.

Жена выслушала его и говорит:

- Делай, как знаешь, мне теперь всё равно.  К  лету  я  буду  уже  на кладбище.

Муж, конечно, пожимает плечами и улыбается.

- Я нисколько не шучу, - говорит она. - Объявляю тебе серьезно, что я скоро умру.

- То есть как скоро?

- Сейчас же после родов. Рожу и умру.

Словам этим муж не придал никакого значения. Он не верит ни  в  какие предчувствия и к тому же отлично знает, что женщины в интересном положении любят капризничать и вообще предаваться мрачным  мыслям.  Прошел  день,  и жена опять ему о том, что умрет тотчас же после родов, и потом каждый день всё о том же, а он смеялся и обзывал ее бабой, гадалкой, кликушей. Близкая смерть стала idee fixe жены. Когда муж не слушал ее, она  шла  в  кухню  и говорила там о своей смерти с няней и кухаркой:

- Не много еще мне осталось жить, нянюшка. Как только рожу, сейчас же и умру. Не хотелось бы умирать так рано, да уж знать судьба моя такая.

Нянька и кухарка, конечно, в слезы. Бывало, приедет к ней попадья или помещица, а она отведет ее в угол и давай душу отводить - всё о том же,  о близкой смерти. Говорила она серьезно, с неприятной улыбкой, даже со  злым лицом, не допуская возражений. Была она модницей, щеголихой, но тут в виду скорой смерти всё бросила и  стала  ходить  неряхой;  уже  не  читала,  не смеялась, не мечтала вслух... Мало того, поехала с теткой  на  кладбище  и облюбовала там место для своей могилки, а дней за пять до  родов  написала завещание. И имейте в виду, всё это творилось при отличном  здоровье,  без малейших намеков на болезнь или  какую-нибудь  опасность.  Роды -  трудная штука, иногда смертельная, но  у  той,  про  которую  я  вам  говорю,  всё обстояло благополучно и бояться  было  решительно  нечего.  Мужу  в  конце концов вся эта история надоела. Как-то за обедом он рассердился и спросил:

- Послушай, Наташа, когда же будет конец этим глупостям?

- Это не глупости. Я говорю серьезно.

- Вздор! Я бы тебе советовал перестать глупить, чтобы потом самой  не было совестно.

Но вот наступили и роды. Муж привез из города самую лучшую  акушерку. Роды были у жены первые, но сошли как нельзя лучше. Когда  всё  кончилось, роженица пожелала взглянуть на младенца. Поглядела и сказала:

- Ну, а теперь и умереть можно.

Простилась, закрыла глаза и через полчаса отдала богу душу. До  самой последней минуты она была в сознании. По крайней  мере,  когда  ей  вместо воды подали молока, то она тихо прошептала:

- Зачем же вы мне вместо воды молока даете?

Так вот какая история. Как предсказала, так и умерла.

Следователь помолчал, вздохнул и сказал:

- Вот и объясните, отчего она умерла? Уверяю вас честным словом,  это не выдумка, а факт.

Размышляя, доктор поглядел на небо.

- Надо было бы вскрыть ее, - сказал он.

- Зачем?

- А затем, чтобы узнать причину смерти. Не от предсказания же  своего она умерла. Отравилась, по всей вероятности.

Следователь быстро повернулся лицом  к  доктору  и,  прищурив  глаза, спросил:

- Из чего же вы заключаете, что она отравилась?

- Я не заключаю, а предполагаю. Она хорошо жила с мужем?

- Гм... не совсем. Недоразумения начались вскоре  же  после  свадьбы. Было такое несчастное стечение обстоятельств.  Покойница  однажды  застала мужа с одной дамой... Впрочем, она скоро простила ему.

- А что раньше было, измена мужа или появление идеи о смерти?

Следователь пристально поглядел на доктора, как бы  желая  разгадать, зачем он задает такой вопрос.

- Позвольте, - ответил он не сразу. - Позвольте, дайте  припомнить. - Следователь снял шляпу и потер себе лоб. - Да, да... она стала говорить  о смерти именно вскорости после того случая. Да, да.

- Ну, вот видите ли... По  всей  вероятности,  она  тогда  же  решила отравиться, но так как ей, вероятно, вместе с собой не хотелось убивать  и ребенка, то она отложила самоубийство до родов.

- Едва ли, едва ли... Это невозможно. Она тогда же простила.

- Скоро простила, значит, думала что-нибудь  недоброе.  Молодые  жены прощают нескоро.

Следователь насильно улыбнулся и, чтобы скрыть свое слишком  заметное волнение, стал закуривать папиросу.

- Едва ли, едва ли... - продолжал он. - Мне и в голову  не  приходила мысль о такой возможности... Да и к тому же... он не так уж  виноват,  как кажется... Изменил как-то странно, сам того не желая: пришел  домой  ночью навеселе, хочется приласкать кого-нибудь, а жена в интересном положении... а тут, чёрт ее побери, навстречу попадается дама, приехавшая погостить  на три дня, бабенка пустая, глупая, некрасивая. Это даже  и  изменой  считать нельзя. Жена и сама так взглянула на это и  скоро...  простила;  потом  об этом и разговора не было...

- Люди без причины не умирают, - сказал доктор.

- Это так, конечно, но  все-таки...  не  могу  допустить,  чтобы  она отравилась. Но странно, как это до сих пор мне в  голову  не  приходило  о возможности такой смерти!.. И никто не думал об этом! Все  были  удивлены, что ее предсказание сбылось, и мысль о возможности...  такой  смерти  была далекой... Да и не может быть, чтоб она отравилась! Нет!

Следователь задумался. Мысль о странно умершей женщине  не  оставляла его и во время вскрытия. Записывая то, что диктовал ему доктор, он  мрачно двигал бровями и тер себе лоб.

- А  разве  есть  такие  яды,  которые  убивают  в   четверть   часа, мало-помалу и без всякой боли? - спросил он у доктора, когда тот  вскрывал череп.

- Да, есть. Морфий, например.

- Гм... Странно... Помню, она держала у себя  что-то  подобное...  Но едва ли!

На обратном пути следователь имел утомленный  вид,  нервно  покусывал усы и говорил неохотно.

- Давайте немного пешком пройдемся, - попросил он доктора. -  Надоело сидеть.

Пройдя  шагов  сто,  следователь,  как  показалось  доктору,   совсем ослабел, как будто взбирался на высокую гору. Он остановился и,  глядя  на доктора странными, точно пьяными глазами, сказал:

- Боже мой, если ваше предположение справедливо, то ведь  это...  это жестоко, бесчеловечно! Отравила себя, чтобы казнить этим другого! Да разве грех так велик! Ах, боже мой! И к  чему  вы  мне  подарили  эту  проклятую мысль, доктор!

Следователь в отчаянии схватил себя за голову и продолжал:

- Это я рассказывал вам про свою жену, про себя. О, боже мой!  Ну,  я виноват, я оскорбил, но неужели умереть легче, чем простить! Вот уж именно бабья логика, жестокая, немилосердная логика. О, она  и  тогда  при  жизни была жестокой! Теперь я припоминаю! Теперь для меня всё ясно!

Следователь говорил и - то пожимал плечами, то хватал себя за голову. Он то садился в  экипаж,  то  шел  пешком.  Новая  мысль,  сообщенная  ему доктором, казалось, ошеломила его, отравила; он растерялся, ослабел  душой и телом, и когда вернулись в город, простился с доктором,  отказавшись  от обеда, хотя еще накануне дал слово доктору пообедать с ним вместе.