Cайт является помещением библиотеки. Все тексты в библиотеке предназначены для ознакомительного чтения.

Копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск.

Карта сайта

Все книги

Случайная

Разделы

Авторы

Новинки

Подборки

По оценкам

По популярности

По авторам

Flag Counter

Классика
Чехов Антон Павлович
Язык: Русский

Почта

Было три часа  ночи.  Почтальон,  совсем  уже  готовый  в  дорогу,  в фуражке, в пальто и с заржавленной саблей в руках,  стоял  около  двери  и ждал, когда ямщики кончат укладывать почту на только что поданную  тройку. Заспанный приемщик сидел за своим  столом,  похожим  на  прилавок,  что-то писал на бланке и говорил:

- Мой племянник студент просится сейчас  ехать  на  станцию.  Так  ты того, Игнатьев, посади его с собой на тройку  и  довези.  Хоть  это  и  не дозволено, чтоб посторонних с почтой возить,  ну  да  что  ж  делать!  Чем лошадей для него нанимать, так пусть лучше даром проедет.

- Готово! - послышался крик со двора.

- Ну, поезжай с богом, - сказал приемщик. - Который ямщик едет?

- Семен Глазов.

- Поди распишись.

Почтальон расписался и вышел. У входа и  почтовое  отделение  темнела тройка. Лошади стояли неподвижно, только  одна  из  пристяжных  беспокойно переминалась  с  ноги  на  ногу  и  встряхивала  головой,  отчего  изредка позвякивал колокольчик. Тарантас с тюками  казался  черным  пятном,  возле него лениво двигались два силуэта: студент с чемоданом в  руках  и  ямщик. Последний курил носогрейку; огонек носогрейки двигался в потемках, потухал и вспыхивал; на мгновение освещал он то кусок рукава, то  мохнатые  усы  с большим медно-красным носом, то нависшие, суровые брови.

Почтальон помял руками тюки,  положил  на  них  саблю  и  вскочил  на тарантас. Студент нерешительно  полез  за  ним  и,  толкнув  его  нечаянно локтем,  сказал  робко  и  вежливо:  "Виноват!"  Носогрейка  потухла.   Из почтового отделения вышел приемщик, как был, в одной жилетке и  в  туфлях; пожимаясь от ночной сырости и покрякивая, он прошелся  около  тарантаса  и сказал:

- Ну, с богом!  Кланяйся,  Михайло,  матери!  Всем  кланяйся.  А  ты, Игнатьев, не забудь передать пакет Быстрецову... Трогай!

Ямщик забрал вожжи в одну руку, высморкался  и,  поправив  под  собою сиденье, чмокнул.

- Кланяйся же! - повторил приемщик.

Колокольчик что-то прозвякал бубенчикам, бубенчики  ласково  ответили ему.  Тарантас  взвизгнул,  тронулся,  колокольчик   заплакал,   бубенчики засмеялись.  Ямщик,  приподнявшись,  два  раза  хлестнул  по   беспокойной пристяжной, и тройка глухо застучала по пыльной дороге. Городишка спал. По обе стороны широкой улицы чернели дома и  деревья,  и  не  было  видно  ни одного огонька.  По  небу,  усеянному  звездами,  кое-где  тянулись  узкие облака, и там, где скоро должен был начаться рассвет, стоял  узкий  лунный серп; но ни звезды, которых было много, ни полумесяц, казавшийся белым, не проясняли ночного воздуха. Было холодно, сыро и пахло осенью.

Студент, считавший долгом вежливости ласково поговорить с  человеком, который не отказался взять его с собой, начал:

- Летом в это время уже светло, а теперь  еще  даже  зари  не  видно. Прошло лето!

Студент поглядел на небо и продолжал:

- Даже по небу видно, что уже осень. Посмотрите направо.  Видите  три звезды, которые стоят рядом по одной линии? Это созвездие Ориона,  которое появляется на нашем полушарии только в сентябре.

Почтальон, засунувший руки в рукава  и  по  уши  ушедший  в  воротник своего пальто, не  пошевельнулся  и  не  взглянул  на  небо.  По-видимому, созвездие  Ориона  не  интересовало  его.  Он  привык  видеть  звезды,  и, вероятно, они давно уже надоели ему. Студент помолчал немного и сказал:

- Холодно! Пора бы уж быть рассвету. Вам  известно,  в  котором  часу восходит солнце?

- Что-с?

- В котором часу восходит теперь солнце?

- В шестом! - ответил ямщик.

Тройка выехала из города. Теперь уже по обе стороны видны были только плетни огородов и одинокие ветлы, а впереди всё застилала мгла.  Здесь  на просторе полумесяц казался более и  звезды  сияли  ярче.  Но  вот  пахнуло сыростью; почтальон глубже ушел в воротник, и  студент  почувствовал,  как неприятный холод пробежал сначала около ног, потом по тюкам, по рукам,  по лицу. Тройка пошла тише; колокольчик замер, точно и  он  озяб.  Послышался плеск  воды,  и  под  ногами  лошадей  и  около  колес  запрыгали  звезды, отражавшиеся в воде.

А минут через десять стало так темно, что уж не было видно ни  звезд, ни полумесяца. Это тройка въехала в лес. Колючие еловые ветви  то  и  дело били студента по фуражке, и паутина садилась ему на лицо. Колеса и  копыта стучали по корневищам, и тарантас покачивался, как пьяный.

- Вези по дороге! - сказал сердито почтальон. - Что по  краю  везешь! Мне всю рожу ветками расцарапало! Бери правей!

Но тут едва не произошло несчастье. Тарантас вдруг  подскочил,  точно его передернула судорога, задрожал и  с  визгом,  сильно  накрениваясь  то вправо, то влево, с страшной быстротой понесся по просеке. Лошади  чего-то испугались и понесли.

- Тпррр! Тпррр! - испуганно закричал ямщик. - Тпррр... дьяволы!

Подскакивавший студент, чтобы сохранить равновесие и не  вылететь  из тарантаса, нагнулся вперед и стал искать, за что бы ухватиться, но кожаные тюки были скользки, и ямщик, за пояс которого ухватился было студент,  сам подскакивали каждое мгновение готов был свалиться. Сквозь шум колес и визг тарантаса послышалось,  как  слетевшая  сабля  звякнула  о  землю,  потом, немного погодя, что-то раза два глухо ударилось позади тарантаса.

- Тпррр! - раздирающим голосом  кричал  ямщик,  перегибаясь  назад. - Стой!

Студент упал лицом на его сиденье и ушиб себе лоб, но тотчас  же  его перегнуло  назад,  подбросило,  и  он  сильно  ударился  спиной  о   задок тарантаса. "Падаю!" - мелькнуло в  его  голове,  но  в  это  время  тройка вылетела из леса на  простор,  круто  повернула  направо  и,  застучав  по бревенчатому мосту, остановилась, как  вкопанная,  и  от  такой  внезапной остановки студента по инерции опять перегнуло вперед.

Ямщик и студент - оба задыхались. Почтальона в тарантасе не было.  Он вылетел вместе с саблей, чемоданом студента и одним тюком.

- Стой подлец! Сто-ой! -  послышался  из  леса  его  крик. -  Сволочь проклятая! - кричал он, подбегая к тарантасу,  и  в  его  плачущем  голосе слышались  боль  и  злоба. -  Анафема,  чтоб  ты  издох! -   крикнул   он, подскакивая к ямщику и замахиваясь на него кулаком.

- Экая история, господи помилуй! - бормотал ямщик виноватым  голосом, поправляя  что-то  около  лошадиных  морд. -  А  всё  чёртова  пристяжная! Молодая, проклятая, только неделя, как в упряжке ходит. Ничего идет, а как только с горы - беда! Ссадить бы ей  морду  раза  три,  так  не  стала  бы баловать... Сто-ой! А, чёрт!

Пока ямщик приводил в порядок лошадей и искал по дороге чемодан,  тюк и саблю, почтальон продолжал плачущим, визжащим от злобы  голосом  осыпать его ругательствами. Уложив  кладь,  ямщик  без  всякой  надобности  провел лошадей шагов сто, поворчал на беспокойную пристяжную и вскочил на козла.

Когда страх прошел, студенту стало смешно  и  весело.  Первый  раз  в жизни ехал он ночью на почтовой тройке, и только что  пережитая  встряска, полет почтальона и боль в спине ему казались интересным  приключением.  Он закурил папиросу и сказал со смехом:

- А ведь этак можно себе шею свернуть! Я едва-едва не слетел  и  даже не заметил, как вы вылетели. Воображаю, какая езда должна быть осенью!

Почтальон молчал.

- А вы давно ездите с почтой? - спросил студент.

- Одиннадцать лет.

- Ого! Каждый день?

- Каждый. Отвезу эту почту и сейчас же назад ехать. А что?

За одиннадцать лет, при  ежедневной  езде,  наверное,  было  пережито немало интересных приключений. В ясные летние и в суровые осенние ночи или зимою, когда тройку  с  воем  кружит  злая  метель,  трудно  уберечься  от страшного, жуткого.  Небось  не  раз  носили  лошади,  увязал  в  промоине тарантас, нападали злые люди, сбивала с пути вьюга...

- Воображаю, сколько приключений было у  вас  за  одиннадцать  лет! - сказал студент. - Что, должно быть, страшно ездить?

Он говорил и ждал, что почтальон расскажет  ему  что-нибудь,  но  тот угрюмо молчал и уходил в свой воротник. Начинало между тем  светать.  Было незаметно, как небо меняло свой цвет; оно всё еще казалось темным, но  уже видны были лошади, и ямщик, и дорога. Лунный серп становился все  белее  и белее, а растянувшееся  под  ним  облако,  похожее  на  пушку  с  лафетом, чуть-чуть желтело на своем нижнем крае. Скоро стало видно лицо почтальона. Оно было мокрое от росы, серо и неподвижно, как у мертвого. На нем застыло выражение тупой, угрюмой злобы, точно почтальон всё еще чувствовал боль  и продолжал сердиться на ямщика.

- Слава богу, уже светает! - сказал студент, вглядываясь в его  злое, озябшее лицо. - Я совсем замерз. Ночи в сентябре холодные, а стоит  только взойти солнцу, и холода как не бывало. Мы скоро приедем на станцию?

Почтальон поморщился и сделал плачущее лицо.

- Как вы любите говорить, ей-богу! - сказал  он. -  Разве  не  можете молча ехать?

Студент сконфузился и уж не трогал его  всю  дорогу.  Утро  наступало быстро. Месяц побледнел и слился с мутным, серым небом, облако  всё  стало желто, звезды потухли, но восток всё еще был холоден, такого же цвета, как и всё небо, так что не верилось, что за ним пряталось солнце...

Холод утра и угрюмость почтальона сообщились мало-помалу  и  озябшему студенту. Он апатично глядел на природу, ждал  солнечного  тепла  и  думал только о том, как, должно быть, жутко и противно бедным деревьям  и  траве переживать холодные ночи. Солнце  взошло  мутное,  заспанное  и  холодное. Верхушки  деревьев  не  золотились  от  восходящего  солнца,   как   пишут обыкновенно, лучи не ползли по земле, и в полете сонных  птиц  не  заметно было радости. Каков был холод ночью, таким он остался и при солнце...

Студент сонно и хмуро  поглядел  на  завешенные  окна  усадьбы,  мимо которой проезжала тройка. За окнами, подумал он, вероятно, спят люди самым крепким, утренним сном и не слышат почтовых звонков, не ощущают холода, не видят злого лица почтальона;  а  если  разбудит  колокольчик  какую-нибудь барышню, то она повернется на другой бок, улыбнется  от  избытка  тепла  и покоя и, поджав ноги, положив руки под щеку, заснет еще крепче.

Поглядел студент на пруд, который блестел около усадьбы, и вспомнил о карасях и щуках, которые находят возможным жить в холодной воде...

- Посторонних не велено возить... - заговорил неожиданно почтальон. - Не дозволено! А ежели не дозволено, то  и  незачем  садиться...  Да.  Мне, положим, всё равно, а только я этого не люблю и не желаю.

- Отчего же вы раньше молчали, если это вам не нравится?

Почтальон ничего не ответил  и  продолжал  глядеть  недружелюбно,  со злобой. Когда немного  погодя  тройка  остановилась  у  подъезда  станции, студент поблагодарил и вылез из тарантаса. Почтовый поезд еще не приходил. На запасном пути стоял длинный товарный поезд; на тендере машинист  и  его помощник с лицами, влажными от росы, пили из  грязного  жестяного  чайника чай. Вагоны, платформа, скамьи - всё было  мокро  и  холодно.  До  прихода поезда студент стоял у буфета и пил  чай,  а  почтальон,  засунув  руки  в рукава, всё еще со злобой на лице, одиноко шагал по платформе и глядел под ноги.

На кого он сердился? На людей, на нужду, на осенние ночи?

Число просмотров текста: 2037; в день: 0.44

Средняя оценка: Никак
Голосовало: 4 человек

Оцените этот текст:

Разработка: © Творческая группа "Экватор", 2011-2024

Версия системы: 1.1

Связаться с разработчиками: [email protected]

Генератор sitemap

0