Андрей Андреевич Сидоров получил в наследство от своей мамаши  четыре тысячи рублей и решил открыть на  эти  деньги  книжный  магазин.  А  такой магазин был крайне необходим. Город коснел в невежестве и в предрассудках; старики только ходили в баню, чиновники играли в карты и  трескали  водку, дамы сплетничали, молодежь жила без идеалов, девицы день-деньской  мечтали о замужестве и ели гречневую крупу, мужья били  своих  жен,  и  по  улицам бродили свиньи.

"Идей, побольше идей! - думал Андрей Андреевич. - Идей!"

Нанявши помещение под магазин, он съездил в Москву  и  привез  оттуда много старых и новейших авторов и много учебников,  и  расставил  все  это добро по полкам. В первые  три  недели  покупатели  совсем  не  приходили. Андрей Андреевич сидел за прилавком, читал Михайловского и старался честно мыслить. Когда же ему невзначай приходило в голову, например, что  недурно бы теперь покушать леща с кашей, то  он  тотчас  же  ловил  себя  на  этих мыслях: "Ах, как пошло!" Каждый день утром  в  магазин  опрометью  вбегала озябшая девка в платке и в кожаных калошах на босую ногу и говорила:

- Дай на две копейки уксусу!

И Андрей Андреевич с презрением отвечал ей:

- Дверью ошиблись, сударыня!

Когда  к  нему  заходил  кто-нибудь  из  приятелей,  то  он,   сделав значительное и таинственное лицо, доставал с самой  дальней  полки  третий том Писарева, сдувал с него пыль и с таким выражением, как будто у него  в магазине есть еще кое-что, да он боится показать, говорил:

- Да, батенька... Это штучка, я вам доложу,  не  того...  Да...  Тут, батенька, одним словом,  я  должен  заметить,  такое,  понимаете  ли,  что прочтешь да только руками разведешь... Да.

- Смотри, брат, как бы тебе не влетело!

Через три недели пришел первый покупатель.  Это  был  толстый,  седой господин с бакенами, в фуражке с красным  околышем,  по  всем  видимостям, помещик. Он потребовал вторую часть "Родного слова".

- А грифелей у вас нет? - спросил он.

- Не держу.

- Напрасно... Жаль. Не хочется из-за пустяка ехать на базар...

"В самом деле, напрасно я не держу грифелей, - думал Андрей Андреевич по уходе покупателя. - Здесь, в провинции, нельзя узко специализироваться, а надо продавать  всё,  что  относится  к  просвещению  и  так  или  иначе способствует ему".

Он написал в Москву, и не прошло месяца, как  на  окне  его  магазина были  уже  выставлены  перья,  карандаши,  ручки,  ученические   тетрадки, аспидные доски и другие школьные  принадлежности.  К  нему  стали  изредка заходить мальчики и девочки, и был даже один такой день, когда он  выручил рубль сорок копеек. Однажды опрометью  влетела  к  нему  девка  в  кожаных калошах; он уже раскрыл рот,  чтобы  сказать  ей  с  презрением,  что  она ошиблась дверью, но она крикнула:

- Дай на копейку бумаги и марку за семь копеек!

После этого Андрей Андреевич стал держать почтовые и гербовые марки и кстати уж вексельную бумагу. Месяцев через восемь (считая со дня  открытия магазина) к нему зашла одна дама, чтобы купить перьев.

- А нет ли у вас гимназических ранцев? - спросила она.

- Увы, сударыня, не держу!

- Ах, какая жалость! В таком случае покажите мне, какие  у  вас  есть куклы, но только подешевле.

- Сударыня, и кукол нет! - сказал печально Андрей Андреевич.

Он, недолго думая, написал в Москву, и скоро в его магазине появились ранцы, куклы, барабаны, сабли, гармоники, мячи и всякие игрушки.

- Это все пустяки! - говорил он своим приятелям. - А вот погодите,  я заведу  учебные  пособия  и  рациональные  игры!  У  меня,  понимаете  ли, воспитательная часть будет зиждиться, что называется, на тончайших выводах науки, одним словом...

Он выписал гимнастические гири, крокет,  триктрак,  детский  бильярд, садовые инструменты для детей и десятка два очень умных, рациональных игр. Потом обыватели, проходя мимо его магазина, к великому своему удовольствию увидели два велосипеда: один большой, другой поменьше. И торговля пошла на славу. Особенно  хороша  была  торговля  перед  Рождеством,  когда  Андрей Андреевич вывесил на окне объявление, что у него продаются  украшения  для елки.

- Я  им  еще  гигиены  подпущу,  понимаете  ли, -  говорил  он  своим приятелям, потирая руки. - Дайте мне только  в  Москву  съездить!  У  меня будут такие фильтры и всякие научные  усовершенствования,  что  вы  с  ума посойдете, одним словом. Науку, батенька, нельзя игнорировать. Не-ет!

Наторговавши много денег, он поехал  в  Москву  и  купил  там  разных товаров тысяч на пять, за наличные и в  кредит.  Тут  были  и  фильтры,  и превосходные лампы  для  письменных  столов,  и  гитары,  и  гигиенические кальсоны для детей, и соски, и портмоне, и зоологические коллекции. Кстати же он купил на пятьсот рублей превосходной посуды и был  рад,  что  купил, так как красивые вещи развивают изящный вкус и смягчают нравы.  Вернувшись из Москвы домой,  он  занялся  расстановкой  нового  товара  по  полкам  и этажеркам. И как-то так случилось,  что,  когда  он  полез,  чтобы  убрать верхнюю полку, произошло некоторое сотрясение и десять томов Михайловского один за другим свалились с полки; один том ударил его по голове, остальные же попадали вниз прямо на лампы и разбили два ламповых шара.

- Как, однако, они... толсто пишут! - пробормотал  Андрей  Андреевич, почесываясь.

Он собрал  все  книги,  связал  их  крепко  веревкой  и  спрятал  под прилавок. Дня через два после этого ему  сообщили,  что  сосед  бакалейщик приговорен в арестантские роты за истязание племянника и что лавка поэтому сдается. Андрей Андреевич очень обрадовался и приказал оставить  лавку  за собой. Скоро в стене была уже пробита дверь и  обе  лавки,  соединенные  в одну, были битком набиты товаром; так как покупатели, заходившие во вторую половину лавки, по привычке все спрашивали  чаю,  сахару  и  керосину,  то Андрей Андреевич, недолго думая, завел и бакалейный товар.

В настоящее время это один из самых видных торговцев у нас в  городе. Он  торгует  посудой,  табаком,   дегтем,   мылом,   бубликами,   красным, галантерейным и москательным товаром, ружьями, кожами и окороками. Он снял на базаре ренсковый погреб и, говорят, собирается открыть семейные бани  с номерами. Книги же, которые когда-то лежали у него на полках, в том  числе и третий том Писарева, давно уже проданы по 1 р. 5 к. за пуд.

На именинах и на свадьбах прежние приятели, которых Андрей  Андреевич теперь в насмешку величает "американцами", иногда заводят  с  ним  речь  о прогрессе, о литературе и других высших материях.

- Вы читали, Андрей Андреевич, последнюю книжку "Вестника  Европы"? - спрашивают его.

- Нет,  не  читал-с... -  отвечает  он,  щурясь   и   играя   толстой цепочкой. - Это нас не касается. Мы более положительным делом занимаемся.