- Ты очень красивая, элегантная, светская. Ты совсем не похожа на писательницу.
- Кого же я напоминаю? Я - женщина? Я - кто?
- Честно? Ты похожа на породистую трибаду. Догадываешься ли ты, что возбуждаешь маленьких девочек?
- Еще бы, поэтому на месте их матерей я была бы порасторопней.
- Неужели ты сама написала эту книгу?
- Не помню, ты все о книге?
- Сейчас ты повернулась в профиль и стала похожа на мужчину, так кто ты?
- Я выращиваю родедендроны и лимонное дерево. Лаская тугие бутоны, подолгу удерживаю их в руке. Я - садовник.
- У тебя есть член? Он бы пошел тебе.
- Нет. Не веришь? Смотри сюда.
- А если бы завтра он появился, ты бы очень взволновалась?
- Ничуть. Я уже заготовила контромарки.
- Для своих любовниц?
- У меня нет любовниц. Котромарки я раздам старухам в соседнем дворе. У них все валится из рук, и они ничем не дорожат. Зачем им мой член? Их волчья память простирается далеко назад, туда, где бьет воспаленный родник греха. Они на удивление скабрезны и охотно отдадут то, что с трудом удерживают скрюченные пальцы.
- Почему ты назвала книгу <Учитесь плавать>?
- Потому что это важно - уметь плавать. Позавчера у меня лопнули барабанные перепонки от воплей тонущих. Они заглушили все окрест и украли Тишину. Они мешали слушать Малера. Я вышла на балкон и встретилась глазами со старым онанистом, что стоял внизу, у тротуара и орал громче всех.
- Ты хорошо плаваешь?
- Лучше всех.
- О чем ты мечтаешь?
- Стать злым, маленьким духом и хулиганить на спиритических сеансах.
- Опять о книге. Извини. Ты дрочила, когда писала ее?
- О, да, слишком много, практически изведя клитор. Для следующей книги я заказала специальное писательское кресло с встроенным в сиденье искусственным членом.
- У тебя двое сыновей, ты хорошая мать?
- Я не мать вовсе и желаю своим сыновьям как можно быстрее забыть обо мне.
- Скажи, каким образом тебе удается так хорошо выглядеть? Ты слишком много куришь.
- Мне все идет на пользу.
- Твои герои - это ты сама?
- Смеешься? Разве я вела бы себя так? Намного нахальней. Я не позволила бы Аполло превратить себя в дерево. К тому же столь непрезентабельное. Не он, а я бы принимала решения. Я вырвала бы ему хуй по самые яйца. У меня так и чесались руки, когда Лиданька, как сумасшедшая, носилась от него по лесу.
- Ты пишешь о боли. Что тебе в ней?
- Отчего в боли так много любви? Ах, если бы поменьше. Я доверилась бы качелям или марокканским бабочкам.
- Есть ли кто-нибудь из твоих героев, соблазнительный для тебя?
- Если это не я сама, то только Ветер.
- Ты любишь женщин?
- Ненавижу. Особенно пишущих женщин. Моя будущая подруга никогда не сможет писать. Я обрублю ей руки и вырву язык. Вычищу матку и заткну фаллоппиевы трубы. Я вижу ее на одной ноге, смиренно подающей мне чай с выжатым лимоном. С наступлением сумерек она напомнит, что пора приподняться с кресла и подмыться. Чтобы удовлетворить наши эротические фантазии одной вульвы явно недостаточно, поэтому у нее их будет, как минимум, три. Моя подруга должна серьезно отличаться от всех женщин.
- Ты случайно обмолвилась о следующей книге. О чем она?
- Не знаю. Смешно говорить о чем-либо, коли, никто не верит в абсолютную чистоту моих помыслов. Необходимо отречься от меня. Забыть, забросить в дальний угол. Насрать на лицо и высмеять повадки. Обвинить в скотоложстве, за то, что сплю со своей собакой в одной постели. Придумать, что я переписываю дневники корабельных крыс. Рыщу по Африке в поисках древних папирусов, валяюсь в грязи и меняю цвет кожи. Под видом учительницы совращаю малолеток. Левитирую перед единственным публичным домом в Стамбуле. Отращиваю задницу, на которой легко уместятся ладошки пятидесяти наложниц. Страдаю от зубной боли и боюсь дневного света. Я охуевшая, наглая гадина.
- Откуда ты берешь свои образы?
- Они насилуют меня в булочной, настигают на унитазе, сучат в ресницах, когда онанирую:
- Я люблю тебя, и сама вырву себе руки.: У нас будет четыре вульвы, нам хватит их на неделю.