Драма из жизни женщин в испанских селениях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА    

Бернарда, 60 лет.

Мария Xосефа, мать Бернарды, 80 лет.

Ангустиас, дочь Бернарды, 39 лет.

Магдалена, дочь Бернарды, 30 лет.

Амелия, дочь Бернарды, 27 лет.

Мартирио, дочь Бернарды, 24 лет.

Адела, дочь Бернарды, 20 лет.

Понсия, служанка, 60 лет.

Служанка, 50 лет.

Пруденсия, 50 лет.

Нищенка.

Первая женщина.

Вторая женщина.

Третья женщина.

Четвертая женщина.

Девушка.

Женщины в трауре.     Автор уведомляет, что в основу этой трехактной пьесы положены действительные

события, которые он стремился воспроизвести с документальной,

фотографической точностью.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сверкающая  белизной комната в доме Бернарды. Толстые стены. Арочные двери с джутовыми  гардинами,  отделанными  кисточками  и  рюшем.  Плетеные  стулья. Картины,  изображающие  сказочных  королей или нимф на фоне неправдоподобных пейзажей.  Лето.  Сцена  погружена в тень и тишину. При поднятии занавеса на

сцене никого нет. Слышится колокольный звон. Входит Служанка.

Служанка. От этих-колоколов у меня уже в голове гудит.

Входит Понсия, жуя колбасу и хлеб.

Понсия. Уже третий час отпевают. Со всей округи съехались священники. А церковь-то как разубрана! При первом поминании Магдалена лишилась чувств,

Служанка. Она больше всех горюет.

Понсия.  Только  она  и  любила  отца.  Ох,  господи!  Слава богу, хоть довелось немножко побыть одним. Я пришла поесть.

Служанка. Увидела бы тебя Бернарда!..

Понсия.  Что же теперь, раз она не ест, нам всем помирать с голоду? Ишь чего захотела! Всех бы она держала в кулаке, всеми бы помыкала! Да провались она! Я назло ей почала корчагу с колбасой.

Служанка  (жалобно,  с  мольбою  в  голосе).  Что же ты мне не дашь для дочки, Понсия?

Понсия. Поди и возьми малость фасоли. Сегодня она не заметит!

Голос (из глубины дома). Бернарда!

Понсия. Старуха. Она хорошо заперта?

Служанка. На ключ. На два поворота.

Понсия.  Для  верности  надо  и  на  засов  запирать.  У нее пальцы что отмычки.

Голос. Бернарда!

Понсия  (кричит).  Сейчас  придет.  (Служанке.) Хорошенько все вычисти, чтобы блестело, не то Бернарда мне выдерет остатние волосы.

Служанка. Что за женщина!

Понсия.  Одно  слово  -  тиранка.  Она  будет из тебя по капельке кровь выжимать  и  с  улыбочкой  смотреть,  как  ты  подыхаешь,  - ни одна жилка у проклятой не дрогнет. Не стой, не стой, перетри-ка все в горке!

Служанка. Терла, терла, уж руки раскровенила.

Понсия.  Она,  видишь  ли,  самая  чистоплотная,  самая  чинная,  самая главная. Бедный ее муженек, только теперь и отдохнет!

Колокольный звон стихает.

Служанка. Наверно, пришла вся их родня?

Понсия.  Только  с  ее  стороны.  Его  родичи ненавидят Бернарду. А эти пришли, посмотрели на покойника - и с плеч долой.

Служанка. Стульев-то хватит?

Понсия.  За  глаза. А нет, так пусть на пол садятся. С тех пор как умер отец  Бернарды, в этом доме ни разу не было гостей. Она не хочет, чтобы люди видели, какие здесь порядки. Будь она проклята!

Служанка. Да ведь с тобой-то она обходится хорошо.

Понсия.  Тридцать лет я стираю ее простыни; тридцать лет ем ее объедки; ночи  не  сплю, когда ей неможется; по целым дням через щелку подглядываю за соседями  и обо всем ей докладываю; одной жизнью живем, друг от друга ничего не таим, и все-таки будь она проклята! Чтоб ей глаза повылазили!

Служанка. Полно тебе!

Понсия.  Но  я  хорошая  собака: когда велят - лаю, когда науськивают - кусаю  за  пятки  побирушек.  Мои  сыновья  работают  на ее земле и двое уже женаты, но когда-нибудь у меня лопнет терпение.

Служанка. И тогда...

Понсия. И тогда я запрусь с ней в комнате и целый год буду плевать ей в лицо  да приговаривать: "Вот тебе за одно, Бернарда, вот тебе за другое, вот тебе за третье". Не успокоюсь, пока она у меня не станет вроде змеи, которую дети  поймали  и  измочалили.  Да  она и есть змея, и вся ее родня такая же. Конечно,  ей  не  позавидуешь. У нее на руках пять дочерей, пять дурнушек, и только  у  старшей,  Ангустиас,  есть  деньги  -  она от первого мужа, - а у остальных  одни  кружева  да тонкие рубашки: в наследство им досталось всего ничего - только с хлеба на воду перебиваться.

Служанка. Хотела бы я иметь то, что они!

Понсия. У нас есть руки да три аршина земли на погосте.

Служанка. Только эту землю нам, беднякам, и оставляют.

Понсия (заглядывая в стенной шкаф). На стекле какие-то пятнышки.

Служанка. Я уж и с мылом мыла, и фланелью терла - не отходят.

Звонят колокола.

Понсия.  Последнее  поминание.  Пойду послушаю. Уж больно мне нравится, как поет наш священник. Намедни, когда тянул "Отче наш", он забирал все выше и  выше  -  ни  дать  ни  взять вода в кувшин льется тоненькой струйкой. Под конец,  правда,  пустил  петуха,  но все-таки слушать его одно удовольствие. Конечно, теперь уж никто так не поет, как, бывало, пел пономарь Трончапинос. Помню,  как он отпевал мою мать, царство ей небесное. Стены дрожали, а когда он  возглашал  "Аминь",  можно  было  подумать,  что  в  церкви  волк завыл. (Подражая ему.) Ами-и-инь! (Закашливается.)

Служанка. Горло побереги.

Понсия.  Чего  его  беречь!  Я  и  кое-что  другое не берегла! (Уходит, смеясь.)

Служанка вытирает пыль. Звонят колокола.

Служанка (подпевая). Динь-динь-дон, динь-динь-дон. Прости его бог!

Входит Нищенка с девочкой.

Нищенка. Хвала господу!

Служанка. Динь-динь-дон. Пусть он ждет нас много лет. Динь-динь-дон.

Нищенка (громко и с некоторым раздражением). Хвала господу!

Служанка (с досадой). Во веки веков!

Нищенка. Я пришла за остатками.

Колокольный звон стихает.

Служанка. Вот тебе бог, а вот порог. Сегодня остатки я возьму себе.

Нищенка.  Милая,  у  тебя  ведь  есть  кому  заработать,  а мы с дочкой одни-одинешеньки.

Служанка. Собаки тоже одинокие, и ничего, живут.

Нищенка. Мне здесь всегда подают.

Служанка. Ступай отсюда. Кто вам позволил войти? Уже наследили.

Нищенка с ребенком уходят.

Служанка продолжает наводить чистоту.     Натертые  полы,  -  сколько на них постного масла ушло! - поставцы, железные кровати,  а  мы,  горемычные,  почитай  что  в  норах живем, а не в домах, и всего-то  пожитков  у нас - плошка да ложка. Хоть бы когда-нибудь такие, как мы, перевелись, чтобы и рассказывать про это было некому.

Снова звонят колокола.     Ну,  ну,  пусть звонят! Пусть глядят на гроб с золотыми кистями, пока его не опустили  на  полотенцах  в  могилу!  Все  там  будем! Так-то, Антонио Мариа Бенавидес,  ни дна тебе, ни покрышки! Лежишь вот окоченелый в своем суконном костюме  и  опойковых сапогах - пожил, и хватит! Так-то! Уж больше не будешь задирать мне юбки в хлеву!     Из-за кулис начинают по двое выходить женщины в трауре - в черных платках, в черных  юбках,  с  черными  веерами.  Они медленно заполняют сцену. Служанка

принимается голосить.     Ох,  Антонио  Мариа  Бенавидес,  уж не увидишь ты больше этих стен, не поешь хлеба в этом доме! Ни одна служанка тебя так не любила, как я! (Рвет на себе волосы.) Как же мне жить-то без тебя? Как же мне жить?

Вслед за шествием женщин появляется Бернарда со своими пятью дочерьми.

Бернарда (Служанке). Тихо!

Служанка (плача). Бернарда!

Бернарда.  Меньше  крика,  больше дела. Лучше бы прибрала как следует в доме  к  нашему  приходу,  чтобы не стыдно было людей принять после похорон. Ступай. Тебе здесь не место.

Служанка уходит, плача.     Бедняки что скотина; точно из другого теста сделаны.

Первая женщина. Бедняки тоже чувствуют горе.

Бернарда. Только забывают его перед тарелкой с фасолью.

Девушка (робко). Без еды нельзя жить.

Бернарда. Молода еще встревать, когда старшие разговаривают.

Первая женщина. Помолчи, дочка.

Бернарда. Я никому не позволю себя учить. Садитесь.

Женщины садятся. Пауза.     (Громко.)  Магдалена,  не  плачь;  если хочешь плакать, залезай под кровать. Слышишь?

Вторая женщина. Вы уже начали молотить?

Бернарда. Вчера.

Третья женщина. Спасу нет, как солнце палит.

Первая женщина. Много лет такой жары не было.

Пауза. Все обмахиваются веерами.

Бернарда. Лимонад приготовили?

Понсия.  Да,  Бернарда.  (Входит с большим подносом, уставленным белыми кружками, и раздает их присутствующим.)

Бернарда. Обнеси и мужчин.

Понсия. Они уже пьют во дворе.

Бернарда.  Уходят  пусть как вошли, через калитку. Я не хочу, чтобы они заходили в дом.

Девушка (обращаясь к Ангустиас). Пепе Римлянин тоже был на панихиде.

Ангустиас. Да, я знаю.

Бернарда. Не он, а мать его была. Ее она и видела. Пепе никто не видел, ни она, ни я.

Девушка. Мне показалось...

Бернарда.  Вот  вдовец  из Дарахали там и правда был. Все к твоей тетке жался. Его-то все видели.

Вторая женщина (в сторону, тихо). Ну и злыдня!

Третья женщина (тоже тихо). Не язык, а жало!

Бернарда.  Женщины  в  церкви  не должны смотреть ни на кого из мужчин, кроме  как  на  священника: он в сутане, а это все равно что в юбке. Головой вертят те, кого тянет на скоромное, - штаны выискивают.

Первая женщина (тихо). Старая жаба!

Понсия  (сквозь  зубы). Небось самой невтерпеж постничать, да кончилось ее времечко. Оттого и иссохла, как лоза в засуху.

Бернарда. Хвала господу!

Все (крестясь). Да святится имя его во веки веков!

Бернарда. Покойному царствие небесное со святыми силами!

Все. Царствие небесное!

Бернарда. С праведным воинством архангела Михаила.

Все. Царствие небесное!

Бернарда. Со ключом всевратным, с дланью всемогущею.

Все. Царствие небесное!

Бернарда. С душами блаженными, со светами лучезарными.

Все. Царствие небесное!

Бернарда. Нашими молитвами, божьей милостью.

Все. Царствие небесное!

Бернарда.  Упокой,  господи,  раба  твоего  Антонио  Мариа Бенавидеса и сподобь его твоей святой благостыни.

Все. Аминь!

Бернарда (встает со стула и поет). Requiem aeternam donat eis Domine.

Все  (стоя  поют  на  грегорианский  лад).  Et lux perpetua luceat eis. (Крестятся.)

Первая женщина. Доброго здоровья тебе, чтобы молиться за его душу.

Женщины попарно направляются к выходу.

Третья женщина. Дай бог, чтоб у тебя всегда была коврига свежего хлеба.

Вторая женщина. И кров для твоих дочерей.

Все проходят мимо Бернарды и скрываются за кулисами.

Ангустиас выходит через другую дверь, которая ведет в патио.

Четвертая женщина. Чтоб не переводились у тебя денежки из приданого.

Понсия  (входя с кошельком в руке). Это от мужчин кошелек с деньгами на поминание.

Бернарда. Поблагодари их и поднеси им по стопке водки.

Девушка (Магдалене). Магдалена...

Бернарда (Магдалене, которая начинает плакать). Ш-ш!

Все выходят.     (Вслед  ушедшим.)  Ну, ступайте по домам судачить обо всем, что видели! Даст бог, много лет не переступите больше мой порог!

Понсия. Тебе не на что жаловаться. Все селение пришло.

Бернарда. Велика радость. Весь дом провоняли своими потными исподними и опоганили ядовитыми языками.

Амелия. Не говорите так, мама!

Бернарда. А как же еще говорить, когда живешь в этом проклятом селении, где  и  реки-то  нет,  одни  колодцы,  из которых страшно напиться, - того и гляди, воду отравят.

Понсия. Наследили-то как!

Бернарда. Как будто стадо коз прошло.

Понсия вытирает пол.     Дочка, дай-ка мне веер.

Адела. Возьмите. (Подает ей веер с красными и зелеными цветами.)

Бернарда  (швыряя  веер  на  пол). Разве такой веер дают вдове? Дай мне черный и научись соблюдать траур по отцу.

Мартирио. Возьмите мой.

Бернарда. А ты?

Мартирио. Мне не жарко.

Бернарда.  Все  равно, достань другой, он тебе понадобится. Восемь лет, пока  не  кончится траур, в этот дом и ветру не будет доступа. Считайте, что окна  и  двери кирпичами заложены. Так было в доме моего отца и в доме моего деда, так будет и у нас. А пока что готовьте себе приданое. У меня в сундуке двадцать кусков полотна, раскроите их на простыни и подзоры. Магдалена может их вышить.

Магдалена. Мне все равно, что с вышивкой, что без вышивки.

Адела  (язвительно).  Не  хочешь  вышивать,  обойдемся и так. Зато твои будут краше всех.

Магдалена.  Не  хочу  я  вышивать ни мои, ни ваши. Я знаю, что не выйду замуж.  По мне, уж лучше мешки на мельницу таскать, чем по целым дням сидеть взаперти в этой комнате и света белого не видеть.

Бернарда. Такова женская доля.

Магдалена. Будь она проклята.

Бернарда. Здесь я хозяйка. Теперь уж ты не пожалуешься отцу. Женщинам - полотно и иголки, мужчине - мул и плетка. Так водится у людей с достатком.

Адела выходит.

Голос. Бернарда! Выпусти меня!

Бернарда (громко). Ладно, выпустите ее!

Входит Служанка.

Служанка.  Насилу  справилась  с  ней. Твоя мать, хоть ей и восемьдесят лет, еще крепкая, как дуб.

Бернарда. В моего деда пошла.

Служанка.  Во  время  поминок  мне то и дело приходилось ей тряпкой рот затыкать:  все кричала, чтобы ты ей дала хоть помои попить и псины поесть, - говорит, ты ее псиной кормишь.

Мартирио. Вот зловредная!

Бернарда (Служанке). Выпусти ее во двор, пусть продышится.

Служанка.  Достала из ларца свои кольца и аметистовые серьги, надела их и говорит, что собирается замуж.

Дочери Бернарды смеются.

Бернарда. Пойди с ней и смотри, чтобы она не подходила к колодцу.

Служанка. Не бойся, не утопится.

Бернарда.  Не  в  том  дело...  На  этом месте ее могут увидеть из окна соседки.

Служанка выходит.

Мартирио. Мы пойдем переодеться.

Бернарда. Хорошо, но платков не снимайте.

Входит Адела.     А где Ангустиас?

Адела  (с  намеком).  Я  увидела  ее у калитки, она смотрела в щелку на улицу. Мужчины только что ушли.

Бернарда. А ты что делала у калитки?

Адела. Я подошла взглянуть, снеслись ли курицы.

Бернарда. Чего же ей было высматривать? Ведь мужчины уже ушли.

Адела (с намеком). Несколько человек еще стояли неподалеку.

Бернарда (в ярости). Ангустиас! Ангустиас!

Ангустиас (входя). Что прикажете?

Бернарда. На что ты смотрела и на кого?

Ангустиас. Ни на кого.

Бернарда.  По-твоему,  женщине  из  такой  семьи,  как  наша,  прилично гоняться за мужчиной в день панихиды по отцу? Отвечай! На кого ты смотрела?

Пауза.

Ангустиас. Я...

Бернарда. Да, ты!

Ангустиас. Ни на кого!

Бернарда  (бросается  к  ней  и  бьет  ее).  Ах ты дрянь! А еще тихоней прикидывается!

Понсия (подбегая). Успокойся, Бернарда! (Удерживает ее.)

Ангустиас плачет.

Бернарда. Вон отсюда все!

Дочери выходят.

Понсия.  Она это сделала не подумавши, но что плохо, то плохо. Я глазам своим  не поверила, когда увидела, как она выскользнула во двор. А потом еще постояла у окна, послушала, о чем разговаривают мужчины. Ну, известное дело, разговор был такой, что хоть уши затыкай.

Бернарда.  Вот  для  чего они приходят на похороны. (С любопытством.) О чем же они говорили?

Понсия.  О  Паке  Росите. Вчера вечером ее мужа привязали к яслям, а ее посадили на круп лошади и увезли в оливковую рощу.

Бернарда. А она?

Понсия.  Она  с  полным  удовольствием. Говорят, ехала, заголя груди, а Максимилиано держал ее, как гитару. Ужас!

Бернарда. И чем же кончилось?

Понсия. Известно чем. Вернулись уж под утро. Пака Росита с распущенными волосами и с венком на голове.

Бернарда. Вот шлюха-то! В нашем селении она одна такая.

Понсия. Потому что не здешняя. Она издалека. И те мужчины, которые были с ней, тоже из пришлых. Здешние на это не способны.

Бернарда.  Да,  но они не прочь поглазеть и почесать языки. Для них это потеха - пальчики оближешь.

Понсия. Они еще много чего рассказывали.

Бернарда (с опаской, оглядываясь по сторонам). Что же, к примеру?

Понсия. Стыдно пересказывать.

Бернарда. И моя дочь все это слышала?

Понсия. Ясное дело!

Бернарда.  В  своих теток пошла; эти дуры дебелые так и млели, когда их улещал  какой-нибудь  враль.  Сколько  нужно  мучений  принять,  сколько сил потратить,  чтобы  приучить  детей  вести  себя  как  положено и не очень-то вольничать!

Понсия.  Да  ведь  у  тебя  дочери уже на выданье! Они еще мало с тобой воюют. Ангустиас, должно, далеко за тридцать.

Бернарда. Тридцать девять исполнилось.

Понсия. Ну вот. А у нее до сих пор нет жениха...

Бернарда  (в  ярости). Ни у кого из них нет, и не надо! Обойдутся и без женихов.

Понсия. Я это не в обиду тебе сказала.

Бернарда.  Тут  во всей округе не сыщешь человека, который мог бы к ним подступиться.  Здешние  мужчины им не пара. Что же ты хочешь, чтобы я выдала их за каких-нибудь батраков?

Понсия. Тебе бы надо попытать счастья в другом селении.

Бернарда. Ну да, продать их на сторону!

Понсия.  Нет,  Бернарда, просто перебраться в другое место... Правда, в другом месте они считались бы бедными.

Бернарда. Прикуси свой ехидный язык!

Понсия. Вот и поговори с тобой! Мы свои люди или нет?

Бернарда. Нет. Ты мне служишь, а я тебе плачу, вот и все.

Служанка (входя). Пришел дон Артуро насчет раздела наследства.

Бернарда. Иду. (Служанке.) Ты начинай белить стены и патио. (Понсии.) А ты убери в сундук все вещи покойного.

Понсия. Кое-что можно бы отдать бедным.

Бернарда.  Ничего  они  не  получат!  Ни  единой пуговицы! Даже платка, которым  мы прикрывали ему лицо. (Медленно выходит, в дверях оборачивается и смотрит на служанок.)

Служанки выходят вслед за ней.

Входят Амелия и Мартирио.

Амелия. Ты приняла лекарство?

Мартирио. Да что от него толку?

Амелия. Однако же ты его приняла.

Мартирио. Я все делаю как заведенная.

Амелия. С тех пор как приехал новый доктор, ты вроде приободрилась.

Мартирио. Я чувствую себя все так же.

Амелия. Ты обратила внимание, что Аделаида не была на похоронах?

Мартирио.  Я  так  и знала, что она не придет. Ее жених не позволяет ей выйти  за  порог.  Раньше  она была веселая, а теперь совсем сникла, даже не попудрится.

Амелия. Уж и не знаешь, что лучше, иметь жениха или нет.

Мартирио. Все одно.

Амелия.  А все из-за этих пересудов, житья от них нет. Аделаиде, должно быть, туго пришлось.

Мартирио.  Она  боится нашу мать. Только мать и знает, что за плечами у ее  отца  и откуда у него земли. Всякий раз, как они встретятся, она ей этим колет  глаза.  Отец Аделаиды убил на Кубе одного человека, чтобы жениться на его вдове. Потом, уже здесь, он ее бросил и сошелся с другой, у которой была дочь,  а  потом  спутался с этой девушкой, матерью Аделаиды, и, когда вторая жена сошла с ума и умерла, женился на ней.

Амелия. А почему же этого подлеца не засадили в тюрьму?

Мартирио. Потому что мужчины в таких делах покрывают друг друга и никто не хочет донести на него.

Амелия. Но ведь Аделаида ни в чем не виновата.

Мартирио.  Не виновата. Но такие истории повторяются. И вообще, я вижу, все на свете повторяется, то-то и ужасно. И ей на роду написано то же самое, что ее матери и бабке, которые обе были женами того, кто ее породил.

Амелия. Боже ты мой!

Мартирио.  Лучше  уж  никогда не видеть мужчин. Я их с детства боялась. Когда  я  была  маленькой,  я  видела,  как  они  во дворе запрягают быков и взваливают  на  плечи  мешки  с  зерном,  слышала,  как  они кричат и топают ножищами,  и  всегда  мне  было страшно подумать, что я вырасту - вдруг меня обнимет кто-нибудь из них. Но бог меня создал хилой и некрасивой, и они даже не смотрят в мою сторону.

Амелия. Не скажи! Энрике Уманас поглядывал на тебя, ты ему нравилась.

Мартирио.  Выдумки!  Как-то  раз  я до утра простояла в одной рубашке у окна, потому что он через дочь своего батрака передал мне, что придет, а сам не  пришел. Все это была одна болтовня. Потом он женился на другой, она была побогаче меня.

Амелия. А страшна как черт!

Мартирио.  Ну  и  что ж, что страшна! На это им наплевать! Им бы только чтоб  была  земля и скотина да чтобы ты обхаживала их и, как собака, ползала перед ними на брюхе.

Амелия. Ах!

Входит Магдалена.

Магдалена. Что вы делаете?

Мартирио. Ничего.

Амелия. А ты?

Магдалена.  Да  так,  прошлась по комнатам. Ноги размять. Посмотрела на бабушкины  вышивки  по  канве,  на  пуделька  и на негра, который борется со львом, - как он нам нравился, когда мы были маленькие! Тогда жилось веселее. Свадьбу  справляли  десять дней, и пересудов не было. А теперь все на тонкую ногу, невесты надевают белую фату, как городские, и вино пьют бутылочное, но нас так и точит - что люди скажут.

Мартирио. Кто его знает, что тогда было!

Амелия (Магдалене). У тебя развязались шнурки на ботинке.

Магдалена. Ну и пусть!

Амелия. Наступишь - упадешь и убьешься.

Магдалена. Одной меньше будет!

Мартирио. А где Адела?

Магдалена.  А!  Она  надела  зеленое  платье, которое сшила себе ко дню рожденья,  вышла  на  скотный  двор  и  давай  кричать:  "Курочки,  курочки, посмотрите на меня". Я чуть со смеху не покатилась!

Амелия. Если бы мама ее увидела!

Магдалена.  Бедняжка! Она у нас самая младшая и еще на что-то надеется. Я бы много дала, чтобы она была счастлива.

Пауза. Через сцену проходит Ангустиас с полотенцами в руках.

Ангустиас. Который час?

Магдалена. Должно быть, уже двенадцать.

Ангустиас. Неужели?

Амелия. Около того.

Ангустиас выходит.

Магдалена  (многозначительно).  Вы  уже  все  знаете? (Показывает вслед Ангустиас.)

Амелия. Нет.

Магдалена. Рассказывай!

Мартирио. Не знаю, про что ты говоришь...

Магдалена.  Обе  знаете лучше меня. Вы вечно шушукаетесь между собой, а другим ни гуту. Про Пепе Римлянина, вот про что!

Мартирио. Ах!

Магдалена.  Вот  тебе  и  "ах"!  Об  этом  уже  судачат в селении. Пепе Римлянин  женится  на Ангустиас. Вчера вечером он крутился возле нашего дома и, наверное, скоро пришлет свата.

Мартирио. Я очень рада. Он хороший парень.

Амелия. Я тоже. Ангустиас хорошая девушка.

Магдалена. Лжете. Ни капельки вы не рады.

Мартирио. Магдалена! Что ты говоришь!

Магдалена.  Если  бы  ему  полюбилась  сама  Ангустиас,  Ангустиас  как женщина,  я  была  бы  рада, но он зарится на ее деньги. Хотя Ангустиас наша сестра,  что  греха  таить, она старая, хворая и всегда была плоше всех нас. Она  и в двадцать-то лет была похожа на пугало, а уж теперь, когда ей сорок, нечего и говорить!

Мартирио.  Мало  ли что. Счастье приваливает тому, кто его меньше всего ожидает.

Амелия.  Если  на то пошло, она правду говорит! Ангустиас достались все деньги ее отца, она одна богатая в нашей семье, и поэтому теперь, когда дело дошло до наследства, он и сватается к ней!

Магдалена.  Пепе  двадцать  пять  лет, он самый видный парень в округе. Добро  бы  он  задумал жениться на тебе, Амелия, или на нашей Аделе, которой всего  двадцать  лет, но он почему-то выбрал самую невзрачную в доме, да еще гнусавую, как ее отец.

Мартирио. Может, она ему нравится!

Магдалена. Терпеть не могу, когда ты притворяешься!

Мартирио. Боже избави!

Входит Адела.

Магдалена. Ну, покрасовалась перед курами?

Адела. А что же мне делать?

Амелия. Увидела бы мать, она бы тебя за волосы оттаскала!

Адела.  Я  так  радовалась  этому  платью.  Думала надеть его, когда мы пойдем на гулянье. Второго такого ни у кого нет.

Мартирио. Да, нарядное платье.

Адела.  И оно мне очень идет. Изо всех платьев, которые шила Магдалена, это самое лучшее.

Магдалена. А что тебе сказали куры?

Адела. Ничего, только наградили меня блохами, и они мне ноги искусали.

Все смеются.

Мартирио. Ты можешь покрасить его в черный цвет.

Магдалена. А лучше всего подари его Ангустиас к свадьбе с Пепе.

Адела (со сдержанным волнением). Разве Пепе Римлянин...

Амелия. А ты не слыхала?

Адела. Нет.

Магдалена. Ну, теперь ты знаешь.

Адела. Не может быть!

Магдалена. Деньги все могут!

Адела. Значит, вот на кого она смотрела через щелку в калитке?

Пауза.     И этот человек способен...

Магдалена. Он на все способен.

Пауза.

Мартирио. О чем ты думаешь, Адела?

Адела. О том, что в мои двадцать лет мочи нет соблюдать этот траур.

Магдалена. Привыкнешь.

Адела  (разражаясь  плачем,  со злостью). Не привыкну. Не могу я сидеть взаперти.  Я  не  хочу зачахнуть, как вы, не хочу пожелтеть в этих комнатах. Завтра надену свое зеленое платье и пойду гулять по улице. Я хочу на волю!

Входит Служанка.

Магдалена (властно). Адела!

Служанка. Бедняжка! Как она горюет по отцу... (Выходит.)

Мартирио. Замолчи!

Амелия. У всех нас одна судьба.

Адела успокаивается.

Магдалена. Чуть служанка не услышала, что ты говоришь.

Появляется Служанка.

Служанка. Пепе Римлянин идет вниз по улице.

Амелия, Мартирио и Магдалена бросаются к двери.

Магдалена. Пойдем посмотрим!

Выбегают.

Служанка (Аделе). А ты не пойдешь?

Адела. Мне неинтересно.

Служанка.  Когда он завернет за угол, из окна твоей комнаты будет лучше видно. (Выходит.)

Адела остается на сцене. Она с минуту колеблется, потом тоже торопливо

уходит.

Входят Бернарда и Понсия.

Бернарда. Проклятый раздел!

Понсия. Сколько денег достается Ангустиас!

Бернарда. Да.

Понсия. А остальным-то гораздо меньше.

Бернарда.  Ты  мне  это  уже  три  раза  сказала, и я не стала спорить. Гораздо меньше, много меньше. Не напоминай мне про это.

Входит густо напудренная Ангустиас.

Бернарда. Ангустиас!

Ангустиас. Да, мама.

Бернарда.  Как у тебя хватило духу напудриться? Как ты могла умыть лицо в день смерти отца?

Ангустиас.  Он  мне  не  отец.  Мой  отец умер давно. Неужели вы уже не помните?

Бернарда.  Этот человек, твой отчим, сделал для тебя больше, чем родной отец. Благодаря ему ты теперь станешь совсем богачкой.

Ангустиас. Это мы еще увидим.

Бернарда. Хоть для приличия вела бы себя как положено! Хоть из уважения к покойному!

Ангустиас. Мама, позвольте мне выйти.

Бернарда.  Выйти?  Сперва  пудру  сотри. Ишь какая тихоня! Вся в теток! (Насильно стирает носовым платком пудру с лица дочери.) Теперь иди!

Понсия. Бернарда, не будь такой въедливой!

Бернарда.  Я  еще не выжила из ума, как моя мать, и прекрасно знаю, что делаю.

Входят все дочери.

Магдалена. Что случилось?

Бернарда. Ничего не случилось.

Магдалена  (Ангустиас).  Если  разговор  идет  о  разделе,  то деньги к деньгам - ты у нас самая богатая, можешь все взять себе.

Ангустиас. Придержи язык.

Бернарда (топнув ногой). Не воображайте, что выйдете из моей воли. Пока меня  не вынесут из этого дома ногами вперед, я буду распоряжаться и своим и вашим добром!

Слышатся громкие голоса, и на сцену выходит Мария Xосефа, мать Бернарды,

глубокая старуха с цветами в волосах и на груди.

Мария  Хосефа.  Бернарда,  где  моя  мантилья?  Я не хочу оставлять вам ничего  из  моих вещей. Ни колец, ни муарового черного платья. Потому что ни одна  из  вас  не  выйдет  замуж.  Ни  одна! Бернарда, дай мне мое жемчужное ожерелье.

Бернарда (Служанке). Зачем ты ее выпустила?

Служанка (дрожа). Она убежала от меня.

Мария  Хосефа. Я убежала, потому что хочу выйти замуж, хочу выйти замуж за красивого мужчину со взморья, раз здесь мужчины бегают от женщин.

Бернарда. Замолчите, мама!

Мария  Хосефа.  Нет,  не  замолчу! Я не могу видеть, как эти незамужние женщины  растравляют  себе  сердце,  тоскуя  о свадьбе, и хочу уехать в свое селение. Бернарда, я хочу мужчину, хочу выйти замуж и радоваться жизни.

Бернарда. Заприте ее!

Мария Хосефа. Отпусти меня, Бернарда!

Служанка хватает Марию Хоссфу.

Бернарда. Помогите ей!

Все тащат старуху из комнаты.

Мария  Хосефа. Я хочу уехать отсюда! Бернарда! Я хочу выйти замуж, хочу на взморье, на взморье!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Чисто  выбеленная  комната  в  доме  Бернарды.  Слева  -  двери, выходящие в спальни. Дочери Бернарды сидят на низких стульях и шьют. Магдалена вышивает.

Здесь же Понсия.

Ангустиас. Я уже скроила третью простыню.

Мартирио. Эту Амелии подрубать.

Магдалена. Ангустиас, буквы Пепе тоже вышить?

Ангустиас (сухо). Нет.

Магдалена (кричит). Адела, куда ты запропастилась?

Амелия. Должно быть, валяется на кровати.

Понсия. С ней творится что-то неладное. Ходит сама не своя, вся дрожит, места себе не находит, будто червь ее точит.

Мартирио.  Ничего с ней особенного не творится. Только то, что со всеми нами.

Магдалена. Со всеми, кроме Ангустиас.

Ангустиас.  Со мной все в порядке, а кому это не по нутру, пусть лопнет от зависти.

Магдалена. Что и говорить, ты всегда отличалась и приятной наружностью, и деликатным обхождением.

Ангустиас. Слава богу, скоро я вырвусь из этого ада.

Магдалена. Как знать, может, и не вырвешься!

Мартирио. Перестаньте!

Ангустиас. А еще скажу - не родись красивой, а родись счастливой.

Магдалена. Мели, мели - мне в одно ухо вошло, в другое вышло.

Амелия (Понсии). Открой дверь во двор - может, попрохладнее будет.

Служанка открывает дверь.

Мартирио. Этой ночью я не могла заснуть из-за жары.

Амелия. Я тоже.

Магдалена.  Я  встала  и  вышла на воздух. Вроде бы гроза надвигалась - небо туча облегла и даже дождь закрапал.

Понсия. Я тоже вставала. Был уже час ночи, а земля еще не остыла, - так и обдавало жаром. Ангустиас еще стояла у окна, все разговаривала с Пепе.

Магдалена (с иронией). Так поздно? Когда же он уехал?

Ангустиас. Что ты спрашиваешь, Магдалена, раз сама видела?

Амелия. Он уехал примерно в половине второго.

Ангустиас. Да? А ты откуда знаешь?

Амелия.  Я  слышала,  как  он закашлял и как застучали копыта, когда он тронул свою лошадку.

Понсия. Но ведь я же слышала, как он уехал часа в четыре утра.

Ангустиас. Должно быть, это был не он.

Понсия. А я уверена, что он.

Мартирио. Мне тоже так показалось.

Магдалена. Что за странность!

Пауза.

Понсия.  Послушай,  Ангустиас,  что  он тебе сказал, когда в первый раз подошел к окну?

Ангустиас.  Ничего.  Что  он  мог  сказать. Так, поболтали о том о сем, чтобы только поддерживать разговор.

Мартирио.  А  странно  в самом деле, что два человека, которые знать не знают  друг  друга,  вдруг  сходятся  у  окна  и  не успеют поговорить через решетку, они уже жених и невеста.

Ангустиас. Нет, меня это не удивило.

Амелия. А я не знаю, что бы со мной было.

Ангустиас. Да ничего особенного, ведь когда мужчина подходит к окну, он уже знает, что ты согласишься, - люди все выведывают и все переносят.

Мартирио. Хорошо, но ведь он должен тебе сказать, чего он хочет.

Ангустиас. Конечно!

Амелия (с любопытством). И как же он сказал?

Ангустиас.  Очень  просто: "Ты уже знаешь, что я закинул глаза на тебя. Мне нужна хорошая, скромная жена, и если ты согласна, я на тебе и женюсь".

Амелия. Меня стыд берет, когда про это говорят!

Ангустиас. Меня тоже, но надо через это пройти.

Понсия. А еще что-нибудь он сказал?

Ангустиас. Да, только он и говорил.

Мартирио. А ты?

Ангустиас.  Я  и слова вымолвить не могла. Чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Ведь я в первый раз была ночью с глазу на глаз с мужчиной.

Магдалена. Да еще с таким красивым.

Ангустиас. Да, он недурен.

Понсия.  Это  бывает  и с людьми, которые уже пообтерлись и за словом в карман  не  лезут,  а  то  и  руки  пускают  в ход... Когда мой муж Эваристо Кургузый в первый раз пришел ко мне под окно... Ха-ха-ха!

Амелия. Что же у вас вышло?

Понсия.  Было очень темно. Вижу, он подходит, а когда подошел, говорит: "Добрый  вечер". - "Добрый вечер", - говорю, и оба мы больше ни гугу - так и стояли  добрые  полчаса,  точно  в  рот воды набрали. Я вся потом покрылась. Потом  Эваристо  еще  ближе  придвинулся,  навалился  на  решетку, как будто пролезть  через  нее  захотел,  да  и  говорит  мне  тихохонько: "Дай я тебя пощупаю!"

Все смеются. Амелия встает, подбегает к двери и прислушивается.

Амелия. Ой, я подумала, мама идет.

Магдалена. Уж она бы нам задала!

Продолжают смеяться.

Амелия. Тсс... А то нас услышат!

Понсия. Потом он присмирел. Вместо чего другого пристрастился разводить щеглов,  тем  и тешился до самой смерти. Вам, незамужним, не худо знать, что через  две  недели  после свадьбы у мужчины на уме уже не с женой поспать, а брюхо  набить,  а  потом  и  не брюхо набить, а деньги пропить, и которая не обтерпится, та только изводит себя да плачет в уголке.

Амелия. Ты-то, верно, обтерпелась.

Понсия. Ну нет, я забрала его в руки!

Мартирио. Это правда, что ты била его?

Понсия. Да еще как - он у меня чуть не окривел.

Магдалена. Вот так бы все женщины!

Понсия. Я прошла выучку у твоей матери. Как-то раз он мне что-то сказал поперек, так я ему пестиком всех щеглов перебила.

Все смеются.

Магдалена. Адела, деточка, приметь себе это.

Амелия. А где ж Адела?

Пауза.

Магдалена. Пойду посмотрю. (Выходит.)

Понсия. Что-то этой девочке не по себе.

Мартирио. Еще бы, она почти не спит.

Понсия. А что же она делает?

Мартирио. Почем я знаю!

Понсия. Кому же знать, как не тебе, ты ведь спишь через стенку от нее.

Ангустиас. Ее гложет зависть.

Амелия. Полно тебе.

Ангустиас.   Я  это  вижу  по  ее  глазам.  Она  смотрит  на  меня  как сумасшедшая.

Мартирио.  Не  поминайте  про  сумасшедших. Где-где, а в нашем доме это слово и так у всех на уме.

Входят Магдалена с Аделой.

Магдалена. Значит, ты не спала?

Адела. Мне нездоровится.

Мартирио (с намеком). Может, ты плохо спала ночью?

Адела. Нет.

Мартирио. Так в чем же дело?

Адела  (с озлоблением). Отстань от меня! Спала я или не спала - тебя не касается! Я делаю с собой что хочу!

Мартирио. Я только беспокоюсь за тебя!

Адела.  Не  беспокоишься,  а  в  душу лезешь. Ты ведь шила? Ну и шей. Я хотела  бы  стать  невидимкой,  чтобы ходить по дому без ваших приставаний - куда да зачем!

Входит Служанка.

Служанка. Вас зовет Бернарда. Продавец кружев пришел.

Все выходят. Мартирио, выходя, пристально смотрит на Аделу.

Адела.  Не смотри на меня! Я готова отдать тебе мои ясные глаза и взять твой горб, только бы ты отворачивалась, когда я прохожу!

Мартирио уходит.

Понсия. Зачем ты так? Ведь она твоя сестра, да еще самая любящая!

Адела.  А что она следит за мной - куда я, туда и она. Иной раз и в мою комнату  заглядывает  -  сплю я или нет. Дохнуть мне не дает. И всегда у нее одна  песня:  "До  чего  же  ты  хорошенькая  да ладная! Как жаль, что такая девушка никому не достанется!" Ну уж нет! Я достанусь тому, кому хочу.

Понсия (понизив голос, многозначительно). Пепе Римлянину, так, что ли?

Адела (вздрогнув). Что ты говоришь?

Понсия. То, что ты слышишь, Адела.

Адела. Молчи!

Понсия (громко). Думаешь, я ничего не замечаю?

Адела. Тише!

Понсия. Выкинь эти мысли из головы!

Адела. А что ты знаешь?

Понсия.  Мы,  старухи,  сквозь стены видим. Куда ты ходишь ночью, когда встаешь?

Адела. Должно быть, тебе это сослепу померещилось!

Понсия.  Будь спокойна, на такие вещи у меня глаз зорок, не надо сорок. Сколько  ни  думаю,  понять  не могу, что ты затеваешь. Зачем, когда Пепе во второй  раз  приехал  поговорить  с  твоей сестрой, ты зажгла свет и чуть не голая стала у открытого окна?

Адела. Неправда!

Понсия.  Не  будь  ребенком.  Оставь  в  покое свою сестру, а если тебе полюбился Пепе, терпи!

Адела плачет.     И  потом,  кто  сказал,  что  ты  не  сможешь выйти замуж за него? Ангустиас хворая,  она  не  выдержит первых родов. У нее узкие бедра, да и года уже не те,  попомни мое слово, она умрет - уж я кое-что смыслю в таких вещах. Тогда Пепе поступит, как все вдовцы в наших краях: женится на самой молодой, самой красивой - значит, на тебе. Надейся на это или забудь его, как хочешь, но не нарушай божьей заповеди.

Адела. Замолчи!

Понсия. Не замолчу!

Адела. У, змея! Не лезь в чужие дела!

Понсия. Я должна ходить за тобой, как тень.

Адела.  Ты  должна  убирать  в доме и ложиться спать, помолясь за своих покойников,  а  ты, старая карга, как свинья, во все суешь свое рыло, день и ночь шашни вынюхиваешь.

Понсия. Слежу, чтобы срама не было! Чтобы люди не плевали, проходя мимо наших ворот.

Адела. Что это ты вдруг так полюбила мою сестру!

Понсия.  Для меня вы все одинаковы, но я хочу жить в приличном доме. Не хочу позориться на старости лет!

Адела. Зря меня уговариваешь. Теперь уже поздно. Я вся в огне горю и на все  пойду,  чтобы  унять  этот  огонь,  -  но  только на тебя, служанку, не посмотрю,  не  посмотрю  и  на  мать.  Что ты можешь сказать про меня? Что я запираюсь в своей комнате и никому не открываю? Что я не сплю? Я попроворнее тебя! Голыми руками зайца не возьмешь!

Понсия.  Не хорохорься, Адела, не хорохорься. Ведь я могу такой всполох поднять, что в колокола ударят!

Адела.  Хоть  тысячу  огней  запали, чтоб все селение сбежалось, как на пожар, а чему быть, того не миновать.

Понсия. Так тебе полюбился этот человек!

Адела. Да! Когда я гляжу в его глаза, мне кажется, будто я пью хмельное вино.

Понсия. Не могу тебя слушать.

Адела.  Ничего,  послушаешь!  Раньше  я  тебя  боялась, но теперь я уже сильнее тебя!

Входит Ангустиас.

Ангустиас. Все спорите!

Понсия. Как же с ней не спорить. Пристает, чтобы в такую жару я пошла в лавку чего-то купить ей.

Ангустиас. А духи ты мне купила?

Понсия. Самые дорогие. И пудру. Поставила на стол у тебя в комнате.

Ангустиас выходит.

Адела. И молчок!

Понсия. Там видно будет!

Входят Мартирио, Амелия и Магдалена.

Магдалена (Аделе). Ты видела кружева?

Амелия.  Те,  что  пойдут на простыни к свадьбе Ангустиас, прелесть как хороши.

Адела (Мартирио, которая держит кружева). А эти кому?

Мартирио. Мне. На сорочку.

Адела (с сарказмом). Будет любо-дорого посмотреть.

Мартирио.  Лишь  бы  мне  самой  нравилось.  Мне  не  надо ни перед кем красоваться.

Понсия. Девушку в сорочке никто и не видит.

Мартирио  (глядя  на  Аделу,  с  намеком).  Всякое  бывает! Но я обожаю красивое  белье.  Будь я богатой, я бы носила белье из голландского полотна. Много ли у меня еще радостей в жизни!

Понсия.  Такие  кружева очень хороши для детских чепчиков и крестильных покрывалец.  Мне-то они были не по карману, а вот Ангустиас, наверно, теперь их накупит наряжать своих маленьких. Как пойдут у нее дети, с утра до вечера будете шить.

Магдалена. Я даже не подумаю взять в руки иголку.

Амелия.  И тем более нянчить чужих детей. Охота была, как наши соседки, класть жизнь на сопливую мелюзгу.

Понсия. Этим женщинам лучше, чем вам. У них хоть смеются и плачут.

Мартирио. Ну и нанялась бы к ним.

Понсия. Нет. Уж, видно, такая моя судьба жить в этом монастыре.     Слышится отдаленный звон бубенцов, доносящийся как бы сквозь несколько стен.

Магдалена. Это мужчины возвращаются на работу.

Понсия. Только что пробило три.

Мартирио. В такую жару!

Адела (садясь). Ах, как я завидую тем, кто может выйти в поле!

Магдалена (садясь). Нам это негоже. Всяк сверчок знай свой шесток.

Мартирио (садясь). Что верно, то верно!

Амелия (садясь). Ох!

Понсия.  До  чего весело в поле об эту пору. Вчера утром прибыли жнецы. Сорок или пятьдесят молодцов.

Магдалена. А откуда жнецы в этом году?

Понсия.  Издалека.  С  гор.  Огонь-ребята!  Веселые  как черти! Кричат, камнями  швыряются!  Вечор в селенье пришла одна девка в платье с блестками, потанцевала  под  аккордеон,  и человек пятнадцать жнецов договорились с ней и  увезли  ее  в оливковую рощу. Я их издали видела. А договаривался за всех один парень с зелеными глазами, крепкий такой, тугой, как хороший сноп.

Амелия. Неужели правда?

Адела. А что же, может быть!

Понсия.  Несколько  лет  назад  сюда тоже приходила одна таковская, и я сама дала денег старшему сыну, чтобы он с ней поладил. Мужчинам это нужно.

Адела. Им все прощается.

Амелия. Нет хуже родиться женщиной.

Магдалена. Да, в нашей недоле и глазам нет воли.

Слышится отдаленное пение, которое мало-помалу приближается.

Понсия. Это они. Славные у них песни.

Амелия. Жать идут.

Хор

Уже колосья ждут серпа,

в поля идут жнецы,

и девичьи сердца с собой

уносят удальцы.     Слышатся бубны и дудки. В комнате, где царит полусумрак, пронизанный лучами

солнца, воцаряется молчание: все прислушиваются.

Амелия. И жара им нипочем!

Мартирио. Их прямо огнем палит, когда они жнут.

Адела.  Я бы и жать была рада, только бы не сидеть сложа руки. За делом забывается то, что нас гложет.

Мартирио. Тебе-то чего забывать?

Адела. У каждой свое на душе.

Мартирио (вдумчиво). У каждой свое!

Понсия. Молчите! Молчите!

Хор

(вдалеке)

Откройте окна поскорей,

калитки отворите

и розы алые жнецам

на шляпы приколите.

Понсия. Что за песня!

Мартирио (с тоской).

Откройте окна поскорей,

калитки отворите...

Адела (со страстью).

...и розы алые жнецам

на шляпы приколите.

Пение удаляется.

Понсия. За угол сворачивают.

Адела. Пойдем поглядим на них из моей комнаты.

Понсия.  Только поосторожнее, а то они, чего доброго, заметят и снаружи распахнут окно посмотреть, кто на них глазеет.

Магдалена, Адсла и Понсия выходят.

Мартирио остается сидеть на низком стуле, зажав голову руками.

Амелия (подходя к ней). Что с тобой?

Мартирио. Жара разморила.

Амелия. Только и всего?

Мартирио.  Поскорей  бы  ноябрь,  дождливые  дни, изморозь, что угодно, только не это лето, которому нет конца.

Амелия. Лето пройдет и опять наступит.

Мартирио. Конечно!

Пауза.     В котором часу ты вчера заснула?

Амелия. Не знаю. Я сплю как убитая. А что?

Мартирио. Ничего, только мне послышались голоса во дворе.

Амелия. Да?

Мартирио. Очень поздно.

Амелия. И ты не испугалась?

Мартирио. Нет. Я уже не первую ночь это слышу.

Амелия. Что бы это значило? Может, это батраки?

Мартирио. Батраки приходят в шесть.

Амелия. А может, необъезженная кобылка?

Мартирио  (сквозь  зубы, вкладывая в свои слова другой смысл). Вот-вот, необъезженная кобылка.

Амелия. Надо будет сказать!

Мартирио. Нет, нет, ничего не говори. Может, мне померещилось.

Амелия. Может быть.

Пауза.

Амелия направляется к выходу.

Мартирио. Амелия.

Амелия (в дверях). Что?

Пауза.

Мартирио. Ничего.

Пауза.

Амелия. Зачем же ты меня окликнула?

Пауза.

Мартирио. Так, сорвалось с языка. Сама не знаю почему.

Пауза.

Амелия. Ты бы прилегла.

Ангустиас   (в   ярости   врываясь  на  сцену,  так  что  ее  появление контрастирует  с  предшествующим тихим диалогом). Где карточка Пепе, которая лежала у меня под подушкой? Кто из вас ее взял?

Мартирио. Никто.

Амелия. Кому она нужна. Подумаешь, драгоценность!

Ангустиас. Где карточка?

Входят Понсия, Магдалена и Адела.

Адела. Какая карточка?

Ангустиас. Кто-то из вас ее стащил.

Магдалена. Как у тебя хватило нахальства это сказать?

Ангустиас. Она была в моей комнате, а теперь ее нет.

Мартирио.  Может, она среди ночи убежала во двор? Пепе любит гулять при луне.

Ангустиас. Брось свои шуточки! Когда он придет, я ему расскажу!

Понсия (глядя на Аделу). Да нет, она найдется!

Ангустиас. Хотела бы я знать, кто из вас ее взял!

Адела (глядя на Мартирио). Кто-кто, только не я!

Мартирио (с намеком). Уж конечно!

Бернарда  (входя).  Что  за  скандал  в  моем  доме! Всех жара сморила, слышно, как муха пролетит, а они крик подняли! Соседки небось уже навострили уши.

Ангустиас. У меня украли карточку моего жениха.

Бернарда (свирепея). Кто? Кто?

Ангустиас. Они!

Бернарда. Кто из вас?

Молчание.     Отвечайте!

Молчание.     (Понсии.)  Обыщи  комнаты,  посмотри  в  постелях.  Вот  что значит дать вам потачку! Но я вам покажу. (Ангустиас.) А ты уверена?

Ангустиас. Да.

Бернарда. Ты хорошо искала?

Ангустиас. Да, мама.

Все стоят в неловком молчании.

Бернарда.  Горькую  чашу я пью на старости лет. Какая мать это вынесет. (Понсии.) Не нашла?

Понсия (входя). Вот она.

Бернарда. Где ты ее нашла?

Понсия. Она была...

Бернарда. Не бойся, говори.

Понсия (с удивленным видом). В постели Мартирио.

Бернарда (Мартирио). Это правда?

Мартирио. Правда!

Бернарда (набрасывается на нее с кулаками). Чтоб ты сдохла, паскудница! Гадючье семя!

Мартирио (с озлоблением). Не бейте меня, мама!

Бернарда. Еще как изобью!

Мартирио. Так я вам и далась! Слышите? Отойдите лучше!

Понсия. Как ты разговариваешь с матерью!

Ангустиас (удерживая Бернарду). Оставьте ее! Прошу вас!

Бернарда. Бесстыжая! Даже слезинки не выдавила!

Мартирио. Стану я плакать для вашего удовольствия!

Бернарда. Зачем ты взяла эту карточку?

Мартирио.  Что уж, нельзя и подшутить над сестрой? Зачем же еще она мне понадобилась?

Адела (выпаливает, полная ревности). Нет, тут что-то другое, ты никогда не  была  охоча до шуток. Видно, у тебя накипело на сердце, вот ты и сорвала злость. Так прямо и скажи.

Мартирио.   Замолчи,  а  то  я  заговорю,  и  тогда  ты  готова  будешь провалиться сквозь землю от стыда!

Адела. Злой язык никаким враньем не побрезгует!

Бернарда. Адела!

Магдалена. Вы с ума сошли.

Амелия. Хватит вам грешить друг на друга.

Мартирио. Некоторые делают и кое-что похуже.

Адела. На речку собираются - загодя подол задирают.

Бернарда. Испорченная девчонка!

Ангустиас. Я не виновата, что Пепе выбрал меня.

Адела. Из-за твоих денег!

Ангустиас. Мама!

Бернарда. Замолчите!

Мартирио. Из-за твоих лугов и рощ!

Магдалена. Что верно, то верно!

Бернарда.  Замолчите,  говорю!  Я  видела,  что надвигается буря, но не думала,  что  она  разразится  так  скоро. Ох, сколько в вас злости - сердце кровью  обливается! Но я еще не древняя старуха и сумею вас всех обуздать. В этом  доме,  построенном  моим отцом, пока что я хозяйка, и вы будете у меня тише  воды  ниже травы, чтобы ни одна живая душа не узнала о моем несчастье. Вон отсюда!

Дочери выходят. Бернарда садится с подавленным видом. Понсия стоит,   прислонившись к стене. Бернарда, встрепенувшись, топает ногой и говорит:     Надо взять их в руки! Помни, Бернарда: это твой долг.

Понсия. Можно мне сказать?

Бернарда.  Говори.  Жаль,  что  ты  все  слышала.  Чужая в семье всегда лишняя.

Понсия. Что было, то было.

Бернарда. Ангустиас нужно немедля выйти замуж.

Понсия. Конечно, надо ее сплавить отсюда.

Бернарда. Не ее, а его!

Понсия. Конечно. Надо его спровадить. Хорошо задумала.

Бернарда. Тут и думать нечего. Я так велю, вот и все.

Понсия. И, по-твоему, он захочет убраться отсюда?

Бернарда (вставая). Что тебе втемяшилось в голову?

Понсия. Конечно, он женится на Ангустиас.

Бернарда.  Говори,  что  у тебя на уме, я знаю тебя не первый день и уж вижу, что ты для меня нож припасла.

Понсия. Вот уж не думала, что остеречь значит зарезать.

Бернарда. Ты хочешь меня о чем-то предупредить?

Понсия.  Я  ни  на  кого  не доношу, Бернарда. Я только говорю: раскрой глаза и увидишь.

Бернарда. Что увижу?

Понсия.  Ты  всегда была сметлива, за сто верст подвох чуяла; мне часто казалось, что ты умеешь разгадывать мысли. Но дети есть дети. Тут ты слепа.

Бернарда. Это ты о Мартирио?

Понсия.  Ну,  о Мартирио... (С любопытством.) Зачем бы это она спрятала карточку?

Бернарда  (желая  оправдать  дочь). В конце концов, она же сказала, что хотела подшутить над Ангустиас. Зачем же еще?

Понсия (с насмешкой). Ты так думаешь?

Бернарда (энергично). Не думаю, а так оно и есть!

Понсия. Ладно, всякому свое мило. Но что бы ты сказала, если бы это была не твоя дочь, а соседка?

Бернарда. Вот ты и вытаскиваешь нож.

Понсия  (с  той  же жестокостью). Бернарда, здесь творится недоброе. Не хочу  тебя  винить,  но  ты  заела  жизнь  дочерей.  Что ты там ни говори, а Мартирио  влюбчива.  Почему  ты  не  дала  ей выйти замуж за Энрике Уманаса? Почему в тот самый день, когда он собирался прийти к ней под окно, ты велела передать ему, чтобы он не приходил?

Бернарда.  И  если  бы  понадобилось, сделала бы это тысячу раз! Пока я жива, я не породнюсь с Уманасами! Отец Энрике был батрак.

Понсия. Уж больно ты гордая!

Бернарда. Мне есть чем гордиться, а вот тебе-то нечем - сама знаешь, от кого ты на свет родилась.

Понсия  (с ненавистью). Не поминай мне об этом. Я уже стара. И я всегда была тебе благодарна за то, что ты пригрела меня.

Бернарда (высокомерно). Непохоже на то!

Понсия  (с ненавистью, прикрытой показной кротостью). Конечно, Мартирио забудет про это.

Бернарда.  А  не  забудет  -  тем  хуже  для нее. Подумаешь - "творится недоброе"!  Ничего  здесь  не  творится.  Это только тебе хотелось бы, чтобы что-нибудь  стряслось. А если и стрясется, будь уверена, за эти стены ничего не выйдет.

Понсия.  Как  сказать.  В  селении есть люди, которые тоже все насквозь видят.

Бернарда.  Как  бы ты порадовалась, если бы я и мои дочери пошли по той дорожке, что ведет в непотребный дом.

Понсия. Никто не знает, чем кончит!

Бернарда.  А  я  вот  знаю! И про своих дочерей знаю! Во всяком случае, непотребный дом не для них, а для таких, как одна женщина, которой уже нет в живых.

Понсия. Бернарда, уважай память моей матери!

Бернарда. А ты не донимай меня своим карканьем!

Пауза.

Понсия. Видно, лучше мне ни во что не вмешиваться,

Бернарда.  Вот-вот. Делай свое дело да помалкивай. Так и положено вести себя, когда живешь на жалованье.

Понсия.  И рада бы, да не могу. Тебе не кажется, что Пепе было бы лучше жениться на Мартирио или... да, на Аделе?

Бернарда. Нет, не кажется.

Понсия. Адела - вот настоящая невеста для Пепе!

Бернарда. Не все так складывается, как нам бы хотелось.

Понсия.  А  все-таки  трудно  виноград  к  маслине  привить.  По-моему, Ангустиас  не  пара  Пепе,  и люди так считают, да это и ребенку ясно. Еще и выйдет ли по-ихнему!

Бернарда.  Ты  опять за свое!.. Хватит мне голову морочить, я и слушать тебя  не  хочу,  потому  что,  если  я вникну во все, что ты мелешь, тебе не поздоровится.

Понсия. Авось со света не сживешь!

Бернарда.  Слава  богу, дочери почитают меня и никогда не пойдут против моей воли.

Понсия.  Так-то оно так, но как только ты отпустишь поводья, они у тебя отобьются от рук.

Бернарда. А я им отобью охоту своевольничать.

Понсия. Уж больно ты храбрая!

Бернарда. Да уж сумею, кому надо, перца задать, ты меня знаешь!

Понсия.  Но  какова  Ангустиас! В ее-то возрасте! Она просто без ума от своего  жениха! Да и его, видать, забрало! Вчера мне рассказывал мой старший сын,  что в половине пятого утра, когда он проходил с упряжкой по улице, они все еще разговаривали.

Бернарда. В половине пятого!

Ангустиас (входя). Вранье!

Понсия. Так мне рассказали.

Бернарда (Ангустиас). А ты что скажешь?

Ангустиас.  Пепе  уже  больше недели уезжает в час. Убей меня бог, если вру.

Мартирио (входя). Я тоже слышала, как он уехал в пятом часу.

Бернарда. Ты его видела своими глазами?

Мартирио.  Я не хотела выглядывать. Ведь вы разговариваете теперь через окно, которое выходит в проулок?

Ангустиас. Я разговариваю через окно моей спальни.

В дверях появляется Адела.

Мартирио. Значит...

Бернарда. Что здесь происходит?

Понсия.  Лучше  не допытывайся! Но, конечно, Пепе был в четыре часа под одним из окон твоего дома.

Бернарда. Ты это знаешь наверняка?

Понсия. Наверняка ничего нельзя знать в этой жизни.

Адела. Мама, не слушайте злых людей, они хотят нас всех погубить.

Бернарда.  Я  сумею  разобраться!  Если  в селении хотят взвести на нас напраслину,  я  на  это не поддамся! Хватит об этом говорить. Иногда нарочно воду мутят, чтобы других потопить.

Мартирио. Я не люблю врать.

Понсия. И что-то тут кроется.

Бернарда.  Ничего тут не кроется. Мне на роду написано глаз не смыкать, а уж теперь я буду смотреть в оба до самой смерти.

Ангустиас. Я имею право узнать, в чем дело.

Бернарда.  Ты  имеешь  право  только  слушаться.  Никто  мне  не  указ. (Понсии.)  А  ты занимайся своими делами. Без моего ведома здесь больше шагу никто не ступит!

Служанка  (входя). На улице чего-то народ толпится, и все соседки стоят в дверях.

Бернарда (Понсии). Сбегай узнай, что случилось!

Женщины бросаются к выходу.     А вы куда? Вам бы только в окна глазеть, даром что в доме траур. Ступайте во двор!     Дочери выходят, и Бернарда тоже. Слышится отдаленный шум. Входят Мартирио и Адела и останавливаются у самой двери, прислушиваясь и не решаясь сделать ни

шагу дальше.

Мартирио. Скажи спасибо, что я не развязала язык.

Адела. Если бы ты заговорила, я бы тоже не стала молчать.

Мартирио. А что ты могла сказать? Хотеть еще не значит делать!

Адела. Делает тот, кто может и решается. Ты хотела, но не смогла.

Мартирио. Это долго не протянется.

Адела. Он будет мой, и только мой!

Мартирио. Я вырву его из твоих объятий.

Адела (умоляюще). Мартирио, оставь меня!

Мартирио. Ни за что!

Адела. Он хочет ввести меня в свой дом!

Мартирио. Я видела, как он тебя обнимал!

Адела. Я не хотела. Меня потянуло к нему, как на аркане.

Мартирио. Лучше умереть!

В комнату заглядывают Магдалена и Ангустиас. Шум на улице нарастает.

Понсия (входя вместе с Бернардой). Бернарда!

Бернарда. Что случилось?

Понсия. Дочь Либрады, незамужняя, неизвестно с кем прижила ребенка.

Адела. Ребенка?

Понсия.  И чтобы скрыть свой позор, убила его и запрятала под камни, но собаки  -  они  не  такие бессердечные, как некоторые люди, - откопали его и притащили на ее порог. Вот уж истинно перст божий! Теперь ее хотят убить. Ее волокут  вниз по улице, а по тропке и напрямик через рощи сбегается народ, и стоит такой крик, что земля дрожит.

Бернарда. Правильно, пусть все сбегутся с палками и мотыгами, пусть все сбегутся и убьют ее!

Адела. Нет, нет. Не надо ее убивать.

Мартирио. Нет, надо; и давайте мы тоже выйдем.

Бернарда. Пусть расплачивается развратница.

Снаружи доносится крик женщины и громкий шум.

Адела. Дай ей бог убежать! Вы-то хоть не выходите!

Мартирио (глядя на Аделу). Пусть расплачивается!

Бернарда  (стоя  в  дверях).  Покончите с ней, пока не пришли жандармы! Раскаленного угля ей в срамное место!

Адела (хватаясь за живот). Нет, нет!

Бернарда. Убейте ее! Убейте ее!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Внутренний  двор  в  доме  Бернарды. Белые, слегка подсиненные стены. Вечер. Декорация  должна быть совершенно простой. Через двери из помещения на сцену падает  мягкий свет. На середине сцены стол с керосиновой лампой, за которым ужинают  Бернарда  и  ее  дочери.  Им  прислуживает Понсия. В сторонке сидит Пруденсия.  Когда  поднимается занавес, царит тишина, нарушаемая лишь звоном

тарелок и приборов.

Пруденсия (поднимаясь). Ну, я пойду. Я уж и так у вас засиделась.

Бернарда. Подожди. В кои-то веки повидались.

Пруденсия. Уже отзвонили к вечерне?

Понсия. Нет еще.

Пруденсия садится.

Бернарда. А как поживает твой муж?

Пруденсия. Все так же.

Бернарда. Его мы тоже давно не видели.

Пруденсия.  Ты ведь знаешь, какой у него нрав. С тех пор как рассорился со своими братьями из-за наследства, ни разу не вышел из дому через переднюю дверь. Выходит во двор, подставляет лестницу и перелезает через стену.

Бернарда. Вот это настоящий мужчина. А как он с дочерью?

Пруденсия. Так и не простил.

Бернарда. Правильно делает.

Пруденсия. Как тебе сказать. У меня-то ведь сердце болит.

Бернарда. Непослушная дочь уже не дочь, а ворог.

Пруденсия.  Я  уж  на  все рукой махнула. Одно только утешение у меня и осталось - в церковь сходить, да вот слепну, и скоро придется дома сидеть, а то как бы ребятишки не сыграли со мной какой-нибудь шутки.

Слышится сильный удар в стену.     Что это?

Бернарда.  Племенной  жеребец  в  загоне  брыкает  в  стену.  (Кричит.) Стреножьте его и выпустите! (Понизив голос.) Должно, от жары бесится.

Пруденсия. Вы пустите к нему новых кобыл?

Бернарда. Завтра на рассвете.

Пруденсия. Умелая ты хозяйка. Как у тебя выросло стадо!

Бернарда. Немало ушло на это денег и сил.

Понсия  (вмешиваясь.) Зато нет лучше стада во всей округе. Жаль только, что скот подешевел.

Бернарда. Не хочешь ли сыру с медом?

Пруденсия. Спасибо, не хочется.

Снова слышится удар в стену.

Понсия. Господи боже!

Пруденсия. Даже в груди отдалось.

Бернарда  (вставая,  в  ярости).  Сколько  раз  говорить  одно и то же? Выпустите  его,  пусть  на  ометы кидается! (После паузы, как бы обращаясь к батракам.)  Кобыл  в  конюшню  заприте,  а его выпустите, не то он нам стены разнесет. (Направляется к столу и снова садится.) Ну и жизнь!

Пруденсия. Все на тебе. Как мужчина ворочаешь.

Бернарда. Да уж. (Аделе, которая встает из-за стола.) Ты куда?

Адела. Воды напиться.

Бернарда (громко). Принеси кувшин воды. (Аделе.) Можешь сесть.

Адела садится.

Пруденсия. А когда Ангустиас выходит замуж?

Бернарда. Через три дня придут ее сватать.

Пруденсия. Ты, верно, радешенька!

Ангустиас. Конечно!

Амелия (Магдалене). Ты соль рассыпала.

Магдалена. Нам и так солоно приходится, хуже не будет.

Амелия. А все-таки это не к добру.

Бернарда. Полно вам!

Пруденсия (Ангустиас). Он уже подарил тебе кольцо?

Ангустиас (протягивая ей кольцо). Вот посмотрите.

Пруденсия.  Прелесть.  С тремя жемчужинами. А в мое время примета была: жемчуг к слезам.

Ангустиас. Ну, теперь уж в это не верят.

Адела.  А  я  вот  верю. Приметы не меняются. Обручальные кольца должны быть бриллиантовые.

Пруденсия. Оно конечно, бриллиантовое больше подходит.

Бернарда. С жемчужинами или без жемчужин, а все от человека зависит.

Мартирио. Человек полагает, а бог располагает.

Пруденсия. Говорят, мебель вы купили на загляденье.

Бернарда. Шестнадцать тысяч реалов отдала.

Понсия (вмешиваясь). Лучше всего зеркальный шкаф.

Пруденсия. Я таких вещей и не видывала.

Бернарда. У нас сундуки были.

Пруденсия. Только бы все было хорошо.

Адела. Никогда нельзя знать, как будет.

Бернарда. Плохого ждать не с чего.

Слышится отдаленный колокольный звон.

Пруденсия.  Последний  звон.  (Ангустиас.) Зайду в другой раз, покажешь мне приданое.

Ангустиас. Пожалуйста, когда угодно.

Пруденсия. Спокойной ночи.

Бернарда. До свиданья, Пруденсия.

Дочери (в один голос). Храни вас бог.

Пауза. Пруденсия уходит.

Бернарда. Вот и поужинали.

Все встают.

Адела. Пройдусь до калитки ноги размять и подышать воздухом.

Магдалена садится на низкий стул, стоящий у стены.

Амелия. Я с тобой.

Мартирио. И я.

Адела (со сдержанной злобой). Я и без вас не заблужусь.

Амелия. Что ж одной гулять на ночь глядя. В компании веселее.

Выходят. Бернарда садится. Ангустиас убирает со стола.

Бернарда.  А  ты,  я  вижу, все не разговариваешь с Мартирио. Я же тебе сказала,  чтобы  ты  не  дулась на сестру. Она спрятала карточку просто так, шутки ради, и забудь ты про эту историю.

Ангустиас. Вы же знаете, что она не любит меня.

Бернарда. Чужая душа потемки, и я не допытываюсь, что у кого на уме, но хочу, чтобы соблюдались приличия и чтобы в семье был мир и лад. Понимаешь?

Ангустиас. Да.

Бернарда. Ну и хорошо.

Магдалена (клюя носом). И потом, тебе-то что, ты ведь вот-вот уйдешь из дому. (Засыпает.)

Ангустиас. Кажется, уже поздно.

Бернарда. В котором часу вы вчера кончили разговаривать?

Ангустиас. В половине первого.

Бернарда. Что рассказывает Пепе?

Ангустиас.  Он  какой-то  рассеянный.  Говорит  со мной, а сам вроде бы думает  о  другом.  А если я спрашиваю, что с ним, отвечает: "У нас, мужчин, свои заботы".

Бернарда. А ты не спрашивай. А выйдешь замуж - и подавно. Говори, когда он  сам с тобой говорит, и смотри на него, когда он на тебя смотрит, тогда и не будет неладов.

Ангустиас. Сдается мне, мама, он многое скрывает от меня.

Бернарда.  Не старайся вызнать, что да почему, ни о чем не расспрашивай его и, уж конечно, никогда при нем не плачь.

Ангустиас.  Я должна бы, кажется, радоваться, а у меня что-то не весело на душе.

Бернарда. Пустое.

Ангустиас.  Часто я через решетку гляжу на Пепе, всматриваюсь в него, а он  расплывается у меня перед глазами, словно его окутало пылью, как бывает, когда стадо пройдет.

Бернарда. Это просто от слабости.

Ангустиас. Дай-то бог!

Бернарда. Он придет нынче?

Ангустиас. Нет, поехал с матерью в город.

Бернарда. Тогда ляжем спать пораньше. Магдалена!

Ангустиас. Она заснула.

Входят Адела, Мартирио и Амелия.

Амелия. До чего темная ночь!

Адела. Хоть глаз выколи.

Мартирио.  Хорошая ночь для воров и вообще для тех, кому надо прятаться от людей.

Адела. Посреди двора стоял жеребец. Весь белый, словно бы вдвое больше, чем днем, - всю темь заполнял.

Амелия. Правда. Даже страх брал. Точно привидение.

Адела. В небе звезды - с кулак.

Мартирио.  Она  принялась  так  разглядывать  их,  что чуть шею себе не свернула.

Адела. А что же, тебе не любо смотреть на них?

Мартирио.  Меня  такие  вещи  не  интересуют. Хватит с меня и того, что делается у нас под носом.

Адела. Да, это по твоей части.

Бернарда. Каждому свое.

Ангустиас. Спокойной ночи.

Адела. Ты уже ложишься?

Ангустиас. Да. Нынче Пепе не придет. (Выходит.)

Адела. Мама, почему, когда падает звезда или молния сверкает, говорят:

"Святая Варвара святою водой

записана в небе на бумаге святой"?

Бернарда. В старину знали много чего такого, что мы позабыли.

Амелия. Я зажмуриваю глаза, когда падает звезда.

Адела.  А  я  нет. Мне нравится смотреть, как такая звездочка, что тихо теплилась долгие годы, вдруг срывается и, пылая, проносится по небу.

Мартирио. Да нам-то что до этого?

Бернарда. О таких вещах лучше и не думать.

Адела.  Какая  ночь!  Я  бы  допоздна  оставалась на воле, дышала бы не надышалась свежим воздухом.

Бернарда. Но пора спать. Магдалена!

Амелия. Она уже сладкий сон видит.

Бернарда. Магдалена!

Магдалена (с досадой). Оставьте меня в покое!

Бернарда. В постель!

Магдалена  (вставая,  с  раздражением).  Не  дадут  спокойно  посидеть! (Уходит, ворча.)

Амелия. Спокойной ночи. (Уходит.)

Бернарда. Ступайте и вы.

Мартирио. А что это сегодня не приходит жених Ангустиас?

Бернарда. Он уехал в город.

Мартирио (глядя на Аделу). А!

Адела. До завтра. (Уходит.)

Мартирио пьет воду и медленно выходит, глядя на дверь, которая ведет на

скотный двор.

Понсия (входя). Ты еще здесь?

Бернарда.   Наслаждаюсь  тишиной  и  что-то  не  замечаю,  чтобы  здесь "творилось недоброе", как ты говоришь.

Понсия. Бернарда, оставим этот разговор.

Бернарда. В этом доме все на месте. От меня ничего не укроется.

Понсия.  Снаружи-то тишь да гладь, это верно. Твои дочери живут как под колпаком. Но в душу не заглянешь.

Бернарда. У моих дочерей на душе спокойно.

Понсия.  Это  твоя  забота,  ты их мать. Мое дело маленькое, прислуга - прислуга и есть.

Бернарда. Что это да вдруг стала такой молчальницей?

Понсия. Я знаю свое место, вот и все.

Бернарда.  Просто  тебе  нечего  сказать.  Если бы в этом доме было чем поживиться  сплетницам,  уж ты бы позаботилась, чтобы все соседки перемывали нам косточки.

Понсия. Я скрываю от людей больше, чем ты думаешь.

Бернарда.  Что  же, твой сын все еще видит Пепе в пять часов утра? Люди все еще говорят худое об этом доме?

Понсия. Люди ничего не говорят.

Бернарда.  Потому  что  не  могут.  Потому  что  не к чему прицепиться. Недаром я глаз не смыкаю.

Понсия.  Бернарда,  я не хочу про это говорить, потому что боюсь твоего норова. Но зря ты так уверена, что все в порядке.

Бернарда. В полнейшем порядке!

Понсия. Как бы вдруг не грянул гром. Как бы на тебя не свалилась беда.

Бернарда.  И  не  пахнет  здесь  никакой  бедой. Я уже не принимаю твои выдумки близко к сердцу.

Понсия. Ну что ж, тем лучше для тебя.

Бернарда. Еще бы!

Служанка (входя). Посуду я вымыла. Прикажете еще что-нибудь, Бернарда?

Бернарда (вставая). Нет. Пойду отдыхать,

Понсия. В котором часу тебя разбудить?

Бернарда. Вообще не буди. Сегодня я отосплюсь. (Уходит.)

Понсия.  Когда  не  можешь совладать с огнем, легче всего повернуться к нему спиной.

Служанка. Из-за своей гордости она сама завязывает себе глаза.

Понсия.  Ничего  не  могу  поделать. Я хотела отвести беду, но дело так далеко  зашло,  что  я  уж боюсь встревать. Видишь, какая тишина? А в каждой комнате  собирается гроза, и, когда буря разразится, она сметет нас всех. Но я сказала все, что должна была сказать.

Служанка.  Бернарда думает, что никто с ней не сладит, а не знает того, какую силу имеет мужчина среди одиноких женщин.

Понсия.  Тут не только Пепе Римлянин виноват. Правда, в прошлом году он поглядывал  на  Аделу,  и она была без ума от него, но ей нужно было держать себя в руках и не разжигать его. Мужчина есть мужчина.

Служанка. Кое-кто думает, что он не раз говорил с Аделой.

Понсия. Это правда. (Понизив голос.) И еще кое-что было.

Служанка. Уж и не знаю, что из всего этого выйдет.

Понсия. Я бы хотела очнуться за тридевять земель от этого дома, где все готовы друг другу горло перегрызть.

Служанка.  Бернарда торопится со свадьбой, и еще, может быть, ничего не случится.

Понсия. Уж больно далеко дело зашло. Адела решилась на все, а остальные день и ночь настороже.

Служанка. И Мартирио тоже?

Понсия.  Эта  хуже  всех. Так и клокочет злобой. Она видит, что Пепе не про нее, и, будь ее воля, в отместку утопила бы всех на свете.

Служанка. Ну и ведьмы!

Понсия.  Просто  женщины  без  мужчин,  вот  и все. В таких делах и про родную кровь забывают. Тсс! (Прислушивается.)

Служанка. Что такое?

Понсия (вставая). Собаки лают.

Служанка. Должно, кто-нибудь прошел мимо калитки.

Входит Адела в белой нижней юбке и облегающей тело безрукавке.

Понсия. Ты еще не легла?

Адела. Пришла напиться. (Берет со стола стакан и пьет.)

Понсия. Я думала, ты спишь.

Адела. Горло пересохло, я и проснулась. А вы что не отдыхаете?

Служанка. Сейчас ляжем.

Адела уходит.

Понсия. Пойдем.

Служанка.  Да,  не  грех и на боковую, слава богу, заработали. Бернарда весь день не дает мне ни минутки отдохнуть.

Понсия. Забери лампу.

Служанка. Собаки прямо ошалели.

Понсия. Спать не дадут.

Выходят. Сцена остается почти в темноте.

Входит Мария Хосефа с овечкой на руках.

Мария Хосефа.

Ягненочек, мой ребеночек,

на взморье лежит наш путь,

там, милый дурашка-мурашка,

я дам тебе кашки и грудь.

Бернарда,

морда леопарда.

Магдалена,

морда гиены.

Ягненочек мой!

Ме-э-э, ме-э-э.

В Вифлеем идем, в Вифлеем.

Спать нам с тобою не хочется,

нас не тронет ни птица, ни зверь,

и сама перед нами откроется

коралловой хижины дверь.

Бернарда,

морда леопарда,

Магдалена,

морда гиены.

Ягненочек мой!

Ме-э-э, ме-э-э.

В Вифлеем идем, в Вифлеем.

(Уходит с пением.)     Крадучись  входит  Адела,  оглядывается по сторонам и выскальзывает в дверь, которая  выходит  на  скотный  двор.  Через  другую  дверь входит Мартирио и настороженно  останавливается  на  середине  сцены. Она тоже в нижней юбке и кутается  в  короткую черную накидку. С противоположной стороны входит Мария

Xосефа.

Мартирио. Бабушка, куда вы?

Мария Xосефа. Ты откроешь мне калитку? Кто ты?

Мартирио. Как вы очутились здесь?

Мария Xосефа. Я сбежала. А кто ты?

Мартирио. Идите спать.

Мария  Xосефа.  Ты Мартирио, теперь я вижу. Mapтирио, морда Мартирио. А когда у тебя будет ребенок? Я завела вот этого.

Мартирио. Где вы взяли эту овцу?

Мария  Xосефа.  Сама  знаю,  что  это  овца.  Но почему бы овце не быть ребенком? Лучше овца, чем ничего. Бернарда, морда леопарда. Магдалена, морда гиены.

Мартирио. Не кричите.

Мария  Xосефа.  Правда.  Кругом так темно. Ты думаешь, раз у меня белые волосы,  я не могу иметь детей, а У меня вот есть дети, много-много. У этого ребенка  будут белые волосы, и у него будет свой ребенок, а у того свой, и у всех  волосы  будут  белые  как  снег,  и мы будем как волны - одна, другая, третья.  А потом мы все сядем, и наши белые волосы смешаются, и мы сделаемся пеной. Почему здесь нет пены? Здесь одни только траурные накидки.

Мартирио. Молчите, молчите.

Мария  Хосефа.  Когда  у  моей соседки рождался ребенок, я приносила ей шоколад,  а  потом она мне приносила, и так всегда-всегда. У тебя тоже будут белые  волосы, но к тебе не придут соседки. Мне надо идти, но я боюсь собак. Ты  проводишь  меня?  Я  люблю  чистое  поле.  Люблю и дома, но дома, где не запираются  от  людей,  где  женщины  баюкают  своих  маленьких,  а  мужчины прохлаждаются  у ворот. Пепе - великан. Вы все его любите. Но он вас сожрет, потому что вы пшеничные зерна. Нет, не зерна. Вы лягушки безъязыкие!

Мартирио. Полно. Идите спать. (Подталкивает ее.)

Мария Хосефа. Ладно, но потом ты мне откроешь, правда?

Мартирио. Обязательно.

Мария Хосефа (плача).

Ягненочек, мой ребеночек,

на взморье лежит наш путь,

там, милый дурашка-мурашка,

я дам тебе кашки и грудь.     Мартирио  закрывает  дверь за Марией Хосефой и направляется к двери, которая выходит  на  скотный  двор, останавливается и, поколебавшись, делает еще два

шага.

Мартирио (тихо). Адела.

Пауза.     (Подходит ближе к двери. Громко.) Адела!

Появляется Адела. Она слегка растрепана.

Адела. Зачем ты ищешь меня?

Мартирио. Оставь этого человека!

Адела. А кто ты такая, чтобы мне это говорить?

Мартирио. Честная женщина так себя не ведет. Тебе не место около него.

Адела. С какой охотой ты заняла бы это место!

Мартирио   (громко).   Пора   мне   заговорить!  Так  больше  не  может продолжаться.

Адела.  Это только начало. У меня хватило силы, хватило духа на то, что тебе  не  по  плечу.  Под этой крышей я была заживо похоронена, и я вышла из могилы взять от жизни свое, взять то, что мне принадлежит.

Мартирио.  Этот  бессердечный человек посватался к другой. Ты заступила ей дорогу.

Адела. Он посватался к ней из-за денег. Но полюбилась ему я.

Мартирио. Я не дам тебе отбить его. Он женится на Ангустиас.

Адела. Ты лучше меня знаешь, что он не любит ее.

Мартирио. Знаю.

Адела. Знаешь, потому что сама видишь, что он любит меня.

Мартирио (с отчаянием). Да.

Адела (приближаясь к ней). Он любит меня! Он любит меня!

Мартирио. Лучше зарежь, только не повторяй мне это.

Адела.  Потому  ты  и  добиваешься,  чтобы я не встречалась с ним. Тебе неважно, если он обнимает нелюбимую, мне тоже. Пусть он хоть сто лет живет с Ангустиас,  но  чтобы он обнимал меня - это тебе нож в сердце, потому что ты тоже любишь его, любишь!

Мартирио.  Да!  Скажу тебе без утайки: да! У меня от горечи разрывается грудь, как перезревший гранат, но я люблю его!

Адела (в порыве чувств обнимая ее). Мартирио, Мартирио, я не виновата.

Мартирио.  Не  обнимай  меня! Не отводи мне глаза. Ты мне уже не родная кровь.  Даже  если  бы  я и хотела смотреть на тебя как на сестру, я не могу видеть в тебе только женщину. (Отталкивает ее.)

Адела.  Тут уж ничем не поможешь. Одной из нас придется смириться. Пепе Римлянин мой. Он водит меня в камыши.

Мартирио. Не будет этого!

Адела.  После  того как я отведала вкус его губ, мне уже невыносим этот ужасный  дом. Я буду, кем захочет Пепе. Пусть на меня ополчится все селение, пусть  на  меня  показывают  пальцами,  чтобы я сгорала от стыда, пусть меня преследуют  те, кто называет себя приличными людьми. Я надену терновый венец женщины, которую любит женатый мужчина.

Мартирио. Замолчи, замолчи!

Адела.  Да,  да.  (Понизив  голос.)  Пойдем спать, пусть его женится на Ангустиас,  мне  это  уже  неважно. Я уйду в одинокий домишко, где он сможет видеться со мной когда вздумает, когда ему захочется.

Мартирио. Этого не будет, пока в моих жилах есть хоть капля крови.

Адела.  Я не только тебя, слабую женщину, но и взвившегося на дыбы коня способна одним мизинцем поставить на колени.

Мартирио. Не говори со мной так, не выводи меня из терпенья. У меня так накипело на сердце, что я задыхаюсь от злобы и сама в себе не вольна.

Адела.  Нас  учат  любить  сестер.  Должно  быть, бог затмил мне глаза, потому что я словно в первый раз тебя вижу.

Слышится свист, и Адела бежит к двери, но Мартирио встает перед ней.

Мартирио. Куда ты?

Адела. Отойди от двери!

Мартирио. Попробуй пройди!

Адела. Пусти! (Борется с ней.)

Мартирио (кричит). Мама, мама!

Появляется Бернарда в нижней юбке и черном платке.

Бернарда. Довольно, довольно, разразил бы вас гром!

Мартирио  (указывая  на Аделу). Она была с ним! Посмотрите на ее юбку - вся в соломе!

Бернарда. Ах ты, тварь подзаборная! (В ярости направляется к Аделе.)

Адела  (встречая  ее  лицом  к  лицу).  Хватит,  кончилась эта каторга! (Вырывает  у матери палку и переламывает ее.) Вот и вся ваша власть! Ни шагу дальше. Надо мной не волен никто, кроме Пепе.

Магдалена (входя). Адела!

Входят Понсия и Ангустиас.

Адела.  Я  его  жена. (Ангустиас.) Слышишь? Ступай во двор и скажи ему, что  ты  это  знаешь.  Он  будет  хозяином в этом доме. Он здесь, за дверью, храбрый, как лев.

Ангустиас. Боже мой!

Бернарда. Ружье! Где ружье? (Выбегает.)     Следом за ней выходит Мартирио. В глубине сцены появляется Амелия, которая в

ужасе смотрит на происходящее, прислонив голову к стене.

Адела. Никто не совладает со мной! (Хочет выйти.)

Ангустиас  (хватая ее). Ты так просто не выйдешь отсюда! Воровка! Позор нашего дома!

Магдалена.  Не  держи  ее,  пусть  уходит и больше не попадается нам на глаза!

Гремит выстрел.

Бернарда (входя). Теперь иди ищи его!

Мартирио (входя). Покончено с Пепе.

Адела. Пепе! Боже мой! Пепе! (Выбегает.)

Понсия. Неужели вы убили его?

Мартирио. Нет. Он ускакал на своей лошадке.

Бернарда. Я не виновата. Женщины не умеют целиться.

Магдалена. Зачем же ты так сказала?

Понсия. Проклятая!

Магдалена. Одержимая!

Бернарда. Хотя так оно и лучше.

Слышится стук упавшего на пол предмета.     Адела! Адела!

Понсия (подойдя к двери). Открой!

Бернарда. Открой! Не думай, что стены защищают от позора.

Служанка (входя). Соседи всполошились!

Бернарда  (сдавленным  голосом,  похожим  на  рычание). Открой, не то я вышибу дверь!

Пауза. Воцаряется полная тишина.     Адела! (Отходит от двери.) Принеси молоток.     Понсия, с силой толкнув дверь, распахивает ее и входит. Она громко кричит и

тут же выходит.

Бернарда. Что там?

Понсия (поднося руки к шее). Избави нас бог от такого конца!     Сестры отшатываются назад. Служанка крестится. Бернарда вскрикивает и делает

шаг к двери.

Понсия. Не входи!

Бернарда.  Нет.  Только  не  я! Пепе, ты пока уцелел, скачешь сейчас по глухим  дорогам,  но  тебе  не уйти от расплаты! Снимите ее! Моя дочь умерла невинной.  Отнесите в ее комнату и обрядите как девицу. Никому ни слова! Она умерла невинной. Скажите, чтобы на рассвете звонили за упокой.

Мартирио. Счастливая, он любил ее. Тысячу раз счастливая.

Бернарда.  И  я  не желаю, чтобы плакали. Смерти надо смотреть в глаза. Тихо!  (Одной  из  дочерей.) Молчать, я сказала! (Другой дочери.) Слезы лить будешь,  когда  останешься  одна!  Мы  все погрузимся в глубокий траур. Она, младшая  дочь  Бернарды  Альбы,  умерла  невинной. Вы слышали? Тихо, тихо, я сказала! Тихо!

Занавес

Конец "Дома Бернарды Альбы"

Перевод Н. Наумова

ПРИМЕЧАНИЯ    

Драма  о  судьбе женщин в испанских селениях была закончена в июне 1936 года;  19 июня Гарсиа Лорка прочитал ее друзьям. Постановка пьесы намечалась на  октябрь  1936 года, но только в марте 1945 года "Дом Бернарды Альбы" был впервые  представлен  в  Буэнос-Айресе трупной Маргариты Ксиргу, и там же, в 1945 году, пьеса была опубликована отдельным изданием.

Л. Осповат