Легенда о времени в трёх действиях и пяти картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА    

Юноша.

Старик.

Стенографистка.

Друг.

Мальчик.

Кошка.

Слуга.

Второй друг.

Невеста.

Игрок в регби.

Служанка.

Отец.

Манекен.

Арлекин.

Девушка.

Паяц.

Маска.

Служанка.

Первый игрок.

Второй игрок.

Третий игрок.

Эхо.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Библиотека. Сидят Юноша в голубой пижаме и Старик. У него белая борода,

огромные золотые очки, серый костюм.

Юноша. Ничего удивительного.

Старик. Простите, но...

Юноша. Со мной всегда так было.

Старик (как будто выпытывает, но любезно). Правда?

Юноша. Да.

Старик. Итак...

Юноша. Помню...

Старик (смеется). Всегда "помню".

Юноша. Я...

Старик (подбадривая). Говорите.

Юноша. Прятал сласти, чтобы съесть их потом.

Старик. Потом... Правда? Так вкуснее. Я тоже.

Юноша. Я помню, однажды...

Старик  (нетерпеливо перебивая его). Как я люблю это слово - помню. Оно зеленое, сочное и разливается холодными ручейками.

Юноша  (весело и как бы убеждая себя). Да, да. Вы правы. Нужно бороться со  всем, что несет в себе разрушение, с этими жуткими облупленными стенами. Я  часто встаю ночью, чтобы вырывать бурьян. Я не хочу ни бурьяна в саду, ни ветхой мебели в доме.

Старик. Ни ветхой мебели, потому что надо помнить, но...

Юноша. Но помнить живое, с горячей кровью, не тронутое тленом.

Старик.  Да, так. То есть (понижая голос) надо помнить, но помнить надо заранее.

Юноша. Заранее.

Старик (таинственно). Надо помнить завтрашнее.

Юноша (ошеломленный). Завтрашнее.

Часы бьют шесть. В полной тишине по сцене, плача, проходит Стенографистка.

Старик. Шесть часов.

Юноша.  Да,  уже  шесть,  а  так жарко. (Встает.) Прекрасное небо перед грозой. Все в сизых тучах...

Старик.  Итак, вы... Я был другом их семьи, особенно отца. Он астроном. Как хорошо - астроном, правда? А она?

Юноша. Я мало ее знаю. Но это неважно. Думаю, она меня любит.

Старик. Наверное.

Юноша. Они уехали в долгое путешествие. Я почти обрадовался.

Старик. Вернулся ее отец?

Юноша.  Что вы! Сейчас это невозможно! Я не могу объяснить почему. Пока не пройдет пять лет...

Старик (радостно). Прекрасно!

Юноша (серьезно). Почему вы говорите - прекрасно?

Старик. Потому что... Вам нравится здесь? (Показывает на комнату.)

Юноша. Нет.

Старик.  Вас  не угнетают отъезды, происшествия, то, что вот-вот должно случиться?..

Юноша. Да, да. Не надо об этом.

Старик. Что там на улице?

Юноша.  Шум,  всегда  шум,  пыль,  жара, зловоние. Я боюсь, что все это проникнет сюда.

Слышится долгий стон. Пауза.     Хуан, закрой окно.

Слуга неслышно идет на цыпочках к окну и закрывает его.

Старик. Она... молода?

Юноша. Очень. Ей пятнадцать.

Старик.  Пятнадцать прожитых лет - вот и вся она. А почему не сказать - пятнадцать  снегов, пятнадцать ветров, пятнадцать закатов? И вы не решаетесь бежать, лететь, все небо заполнить своей любовью?

Юноша (закрывает лицо руками). Я слишком ее люблю!

Старик   (встает,  с  воодушевлением).  Или  иначе  -  пятнадцать  роз, пятнадцать  крыльев,  пятнадцать  песчинок.  И  вы  боитесь собрать всю свою любовь в сердце, боитесь сделать ее маленькой, уязвимой?

Юноша.  Вы  хотите  отъединить меня. Но я знаю ваш способ. Стоит только начать  разглядывать  на ладони живую букашку или смотреть на вечернее море, вглядываясь  в каждую волну, как все исчезает - и образ, который в сердце, и рана.  Но  я  люблю  и хочу любить, любить так же, как она, и поэтому я могу пять  лет  ждать  той  ночи,  когда все огни погаснут, а ее косы обовьют мои руки.

Старик. Позволю себе напомнить, что у вашей невесты... нет кос.

Юноша  (раздраженно). Я знаю. Она обрезала их, без разрешения, конечно, и это (с тоской) меняет ее облик. (Резко.) Я знаю, что у нее нет кос. (Почти в  бешенстве.) Зачем вы мне об этом напоминаете? (Печально.) Но они вырастут за эти пять лет.

Старик (с воодушевлением). И станут еще красивее. Эти косы будут...

Юноша (радостно). Нет, они есть!

Старик.  Эти  косы так душисты, что можно жить только их ароматом - без воды, без хлеба.

Юноша. Я столько думаю!..

Старик. Вам столько снится.

Юноша. Что?

Старик. Вы столько думаете, что...

Юноша. С меня словно содрали кожу. Все ранит. Сплошной ожог.

Старик (протягивает ему стакан). Выпейте.

Юноша. Спасибо. Когда я начинаю думать о ней, о моей девочке...

Старик. Назовите же ее невестой! Отважьтесь!

Юноша. Нет.

Старик. Но почему?

Юноша.  Невеста... вы же знаете, когда я говорю - невеста, я вдруг вижу ее  в  саване на небе, перевитом огромными снежными лентами. Нет, она мне не невеста  (делает такой жест, как будто хочет освободиться от образа, который преследует его), это моя девочка, моя подруга.

Старик. Продолжайте же.

Юноша.  А  когда я начинаю думать о ней, воображать, как она двигается, светлая,  живая,  вдруг  кто-то меняет ее лицо - она становится морщинистой, беззубой,  как  в  ярмарочном  кривом  зеркале,  и  уже  не она, а нищенка в лохмотьях топчет мои мысли.

Старик.  Кто-то? Поразительно, что вы говорите - кто-то. Видимое глазом еще  изменчивей,  чем скрытое в мыслях. Вода, текущая в реке, уже не та, что текла только что. А кто помнит карту песчаных пустынь... или лицо друга?

Юноша.  Да,  да.  Скрытое,  хоть  и  меняется, все же дальше от смерти. Последний раз когда мы виделись, я не мог смотреть на нее вблизи, потому что увидел  на  лбу  две  морщинки, и как только я переставал следить за собой - вы  понимаете? - они заполняли все ее лицо, она становилась дряхлой, старой, как будто долго страдала. Я должен был уйти, чтобы вглядеться и различить ее облик в своем сердце.

Старик. А когда она казалась вам старой, она была полностью вашей?

Юноша. Да.

Старик  (возбужденно).  А  если  бы  именно  тогда  она призналась, что обманула  вас,  что  не  любит,  морщины  исчезли  бы  и  она снова стала бы прекрасней розы?

Юноша (возбужденно). Да.

Старик. И вы стали бы любить ее еще больше - именно поэтому?

Юноша. Да, да.

Старик. В таком случае... ха-ха!

Юноша. В таком случае... жить очень трудно.

Старик.  Оттого  и  кидаются  от  одного  к другому, пока не сгинут. Ей пятнадцать лет, а может, пятнадцать сумерек или пятнадцать небес. Внутри все живее,  чем снаружи, где только ветер и смерть. Поэтому надо... не идти... а ждать.  Потому  что прийти значит умереть сразу, а как прекрасно думать, что завтра мы увидим сто золотых рогов, вонзенных солнцем в облака.

Юноша (протягивает руку). Спасибо. Спасибо. За все.

Старик. Я вернусь.

Появляется Стенографистка.

Юноша. Ты отправила письма?

Стенографистка (почти плача). Да, сеньор.

Старик (Юноше). Что с ней?

Стенографистка. Я хочу уйти отсюда.

Старик. Так в чем же дело?

Юноша (в смятении). Сами видите.

Стенографистка. Я хочу уйти и не могу.

Юноша  (мягко).  Я  не  удерживаю  тебя.  Ты  знаешь,  я ничего не могу сделать. Я говорил тебе, чтобы ты подождала, но...

Стенографистка. Что значит ждать? Я не жду.

Старик. А, собственно, почему? Ждать - это верить и жить.

Стенографистка. Я не жду, потому что не хочу ничего ждать, не хочу и... не могу уйти отсюда.

Юноша. Ты никогда не можешь разумно объяснить.

Стенографистка.  Что я могу объяснить? Есть только одно объяснение, то, что...  я  люблю тебя. Не бойтесь, сеньор! То же, что и всегда. Когда он был маленьким  (Старику),  я смотрела с балкона, как он играет. Он упал и разбил коленку,  ты помнишь? (Юноше.) До сих пор эта кровь красной змейкой бьется у меня в груди.

Старик. Не надо. Кровь высыхает, а прошлое проходит.

Стенографистка.  Разве я виновата, сеньор? (Юноше.) Прошу тебя, дай мне расчет. Я хочу уйти.

Юноша.  Конечно.  Я  тоже ни в чем не виноват. Кроме того, ты знаешь, я себе не принадлежу. Ты можешь идти.

Стенографистка (Старику). Вы слышите? Он гонит меня. Он не хочет, чтобы я здесь оставалась. (Уходит, плача.)

Старик (таинственно, Юноше). Это опасная женщина.

Юноша. Я хотел бы любить ее, как хотел бы испытывать жажду у источника. Хотел бы...

Старик.  Ни  в  коем  случае!  А  что  бы  вы  стали  делать завтра? А? Подумайте. Завтра!

Друг  (шумно вбегает). Почему в этом доме так тихо, а? Дай мне анисовой со льдом.

Старик уходит.     Или коктейль.

Юноша. Надеюсь, ты не переломаешь мебель?

Друг. Он серьезен, он в одиночестве - в такую жару!

Юноша. Может, ты сядешь?

Друг (хватает Юношу за руки и кружит его).

Тин, тин, тан,

со свечою Сан Хуан.

Юноша. Перестань. Я не расположен шутить.

Друг.  Ух!  Кто этот старик? Твой знакомый? А где ты держишь фотографии девушек,  с  которыми спишь? Слушай (подходит ближе), дай-ка я встряхну тебя как следует, нарумяню эти восковые щеки... или вот - разотру их.

Юноша (раздраженно). Оставь меня.

Друг. И палкой выгоню тебя на улицу.

Юноша. Что мне там делать? Оставь это удовольствие для себя. Она у меня в ушах навязла с ее машинами и беготней.

Друг  (растянувшись на диване). Ах! Ух! А я так наоборот... Вчера - три победы, позавчера - две и сегодня одна, но выходит так, что вообще ни одной, потому   что   не   хватает   времени.  Одна  девушка...  Эрнестина.  Хочешь познакомлю?

Юноша. Нет.

Друг  (вставая).  Нет,  и  все!  А если бы ты видел - какая талия! Нет, талия гораздо лучше у Матильды. (С жаром.) Господи боже мой! (Сделав прыжок, растягивается  на  диване.) Слушай, такая талия, что сама просится в руки, и такая хрупкая, что хочется взять серебряный топорик и расколоть ее.

Юноша (не отвечая ему, рассеянно). И поднимусь по лестнице.

Друг (ложится на диван лицом вниз). Нет времени, ни на что нет времени, все  впопыхах.  Сам  посуди.  У  меня свидание с Эрнестиной. Вот такие косы, тугие, черные... а потом...

Юноша в нетерпении постукивает пальцами по столу.

Юноша. Ты мешаешь мне думать!

Друг.  Но  о  чем тут думать? Я уже иду. По меньшей мере... (смотрит на часы)  я  опоздал на... это ужасно, опять то же самое. У меня нет времени, и это   ужасно.   Я   должен   был   увидеться  с  совершенно  некрасивой,  но очаровательной  женщиной.  О  таких  тоскуешь  летним полднем. Она смуглая и нравится мне, (подбрасывает подушку) потому что похожа на жокея.

Юноша. Хватит!

Друг.  Ну  послушай,  что  тебе  не  так? Женщина может быть совершенно некрасива,  а  жокей  прекрасен.  И  наоборот...  что  мы  вообще  понимаем? (Наливает себе коктейль.)

Юноша. Ничего.

Друг. Может, ты все-таки скажешь, что с тобой?

Юноша. Ничего. Ты что, меня не знаешь?

Друг.  Я  тебя  не  понимаю. Я не могу быть таким серьезным. (Смеется.) Давай поздороваемся по-китайски. (Трется носом о его нос.)

Юноша (улыбаясь). Отстань.

Друг (щекочет его). Да засмейся же!

Юноша (смеется). Дикарь!

Борются.

Друг. Не вышло.

Юноша. Посмотрим!

Друг. Готово! (Усаживается на него верхом и погоняет.)

Старик (входит, еле передвигая ноги). Вы позволите...

Они встают.     Простите... (Отчетливо, обращаясь к Юноше.) Я забуду здесь свою шляпу.

Друг. Что?

Старик  (в  исступлении).  Да,  сеньор.  Я  забуду  здесь свою шляпу... (Сквозь зубы.) Я хотел сказать, я забыл здесь шляпу.

Друг. Ааа!

Слышен звон стекла.

Юноша (громко). Хуан. Закрой окна.

Друг. Будет гроза. Если бы сильная!

Юноша. Мне нет до этого дела. (Громко.) Здесь все закрыто.

Друг. Гром загремит, и ты услышишь.

Юноша. Навряд ли.

Друг. Наверняка.

Юноша.  Я не хочу знать, что там, снаружи. Это мой дом, и сюда никто не войдет.

Старик (в негодовании, Другу). Эту истину нельзя отрицать.

Раскаты грома вдали.

Друг.  Войдет  всякий,  кому  вздумается, и не только сюда, захочет - и влезет к тебе на кровать.

Раскаты грома ближе.

Юноша (кричит). Только не сейчас, не сейчас.

Старик. Браво!..

Друг. Открой окно! Мне жарко.

Старик. Само откроется!

Юноша. Не сразу.

Друг. Так вот... Вы говорили...     Новый  раскат  грома.  Свет  гаснет,  и  голубоватые  отсветы грозы заливают комнату.  Все  трое прячутся за черной ширмой в серебряных звездах. Из левой двери  выходит  мертвый  Мальчик  о  Котенком.  Он  в белом, словно одет для первого причастия, и в венке из белых роз. На восковом лице резко выделяются глаза  и лиловые, как сухие ирисы, губы. В руке витая свеча и длинная нелепа в  золотых  цветах.  Котенок  голубой, с большими пятнами крови на пепельной

грудке и на голове. Мальчик держит Котенка за лапку.

Котенок. Мяу.

Мальчик. Тс-с-с...

Котенок. Мяу.

Мальчик.

Возьми платок мой белый.

Возьми венок мой белый.

Но только не плачь!

Котенок.

Мне больно.

Когда эта боль уймется?

Мальчик.

И мне. Болит мое сердце.

Котенок.

Болит?

Мальчик.

Оттого, что не бьется.

Задрожало вчера и смолкло,

соловьенок моей постели...

Ты бы видел! Закрыли окна

и венок на меня надели.

Столько было переполоха...

Котенок.

Ну, а ты?

Мальчик.

Мне чудились пчелы

и ручей. И так было плохо!

Для чего-то связали мне руки.

А в окна глядели мальчишки,

И кто-то картонные звезды

крепил на дубовой крышке...

(Скрестив руки.)

Ждал я ангелов, кот. Не дождался.

Котенок.

Не зови меня так.

Мальчик.

Не буду.

Но скажи, почему?

Котенок.

Я кошка.

Мальчик.

Разве кошка?

Котенок.

Не знал?

Мальчик.

Откуда?

Котенок (лукаво).

Мог бы знать! А серебряный голос?

Мальчик (галантно).

Не присядешь ли?

Котенок.

Голодна я.

Мальчик.

Погляжу-ка, нет ли где мышки.

Заглядывает под стулья. Кошка, сидя на табуретке, дрожит.

Всю не ешь, ты ведь очень больная.

Только лапку.

Кошка.

Камнями, мальчик,

десять ран нанесли мне дети.

Мальчик.

Десять тяжких, как эти розы,

восковые и на рассвете.

(Отрывает розу от венка.)

Хочешь белую розу?

Кошка (радостно).

Хочу!

Мальчик.

Воскового лица бездыханней,

розы белые, лунные слезы,

вы похожи на загнанных ланей.

(Кладет розу.)

Кошка.

Что, бывало, ты делал?

Мальчик.

Играл.

Кошка.

О, я тоже! Слонялась по крышам,

побирушка, нос как полушка!

На заре

наловлю пескарей,

на денек

забираюсь в тенек.

Мальчик.

А ночами?

Кошка (значительно).

Ночами бродила.

Мальчик.

В одиночку.

Кошка.

По темному лесу.

Мальчик (весело).

Я ведь тоже там был, мурлыка, -

эх, приблуда, нос как полуда! -

и была в лесу ежевика,

а еще у дверей собора

мы играли в козлят...

Кошка.

Как жалко,

я в козлят не умею.

Мальчик.

Просто!

Гвозди толстые там, как палка, -

и у них мы сосали шляпки.

Кошка.

Это вкусно?

Мальчик.

Не очень, киска.

Все равно что лизать монету.

Далекий гром.

Ай! Ты слышишь? Они уже близко!

Я боюсь. Я сбежал ведь из дома.

(Плачет.)

Не хочу, чтоб меня закопали!

Ни к чему мне мой гроб нарядный!

В камышах бы и краснотале

Мне лежать! Убежим отсюда!

Не хочу, чтоб меня закопали!

(Хватает Кошку за лапу.)

Кошка.

Разве нас закопают?

Мальчик.

В ямы.

Ямы темные - ни просвета.

Все стихают, и все вздыхают.

Но уходят. Я видел это.

А потом... ты знаешь.

Кошка.

Не знаю.

Мальчик.

Нас съедят.

Кошка.

Но кто, ради бога?

Мальчик.

Ящер с ящеркой и семейством -

а детей у них, киска, много!

Кошка.

Что же будет?

Мальчик.

Съедят лицо,

каждый палец, и руку тоже.

И еще...

(Понизив голос.)

...отгрызут орешки.

Кошка (сердито).

У меня их нет.

Мальчик (с силой).

Ну и что же?

Так усы отгрызут и хвост!

Глухие раскаты грома.

Убежим! Убежим скорее!

Доберемся до той долины,

где пасутся дожди в кипрее.

Не на небо уйдем. На землю.

И услышим опять цикаду

и увидим, как вьются травы

и плывут облака к закату,

как летят из рогаток камни,

как сражаются ветры в поле.

Я хочу быть опять мальчишкой,

я хочу...

(Идет к правой двери.)

Кошка.

Но дверь на запоре.

Выйдем лестницей.

Мальчик.

Там увидят.

Кошка.

Не увидят - небо беззвездно...

Ай!

Мальчик.

Пришли закопать нас, киска.

Кошка.

Прыгнем в форточку, мальчик!

Мальчик.

Поздно!

Не видеть нам больше света.

Не нам запоет цикада.

Не будет ни ветра в поле,

ни облака, ни заката.

(Скрестив на груди руки.)

Цвет-горицвет!

Солнышко, алый подсолнух!

Где же рассвет?

Кошка.

Где ты, цветок-огнецвет?

Мальчик.

Заблудился рассвет, заблудился.

Только ночь, только море кругом,

только мертвая чайка на камне

и цветок в ее клюве немом.

Поют.

И на нем олива,

а на ней лимон.

А потом я забыл... Как потом?

Кошка.

Цвет-горицвет,

солнышко, алый подсолнух!

Мальчик.

Где же ты, где ты, рассвет?     Свет меркнет. Мальчик и Кошка, прижавшись друг к другу, пробираются ощупью.

Кошка.

Ты где? Я не вижу.

Мальчик.

Тише.

Кошка.

Пришел уже ящер?

Мальчик.

Нет.

Кошка.

Нашел ты дорогу?

Кошка подходит к правой двери, оттуда появляется рука и хватает ее.

Мальчик!

(Все глуше.)

Мальчик, мальчик!

(С тоской.)

Мальчик, мальчик!

Мальчик продолжает идти, в ужасе замирая на каждом шагу.

Мальчик (шепотом).

Пропала.

Взял ее кто-то.

Наверно, божья рука.

Подожди! Хоть минутку! Покуда

оборву лепестки у цветка!

Отрывает розу от венка и гадает, обрывая лепестки.

Я пойду один. Тихо-тихо.

Ты ведь дашь мне взглянуть на свет...

Только лучик - и мне бы хватило...

(Обрывая лепестки.)

Да, нет, да, нет, да...

Голос.

Нет.

Мальчик.

Так и знал я, что нет!     Рука  тянется  к  Мальчику.  Он  падает.  После  исчезновения  Мальчика свет становится  обычным.  Из-за  ширмы  выходят трое. Они оживленны, им жарко. У Юноши   голубой   веер,   у  Старика  -  черный,  у  Друга  -  ярко-красный.

Обмахиваются.

Старик. Это еще не все.

Юноша. Да, не все.

Друг. И этого довольно. Ты все равно не спрячешься от грозы.

Голос (за сценой). Сын мой! Сын мой!

Юноша. Господи, что за день! Хуан, кто это кричит?

Слуга  (входит,  как  всегда, на цыпочках и говорит тихо). У консьержки умер сын, сейчас его хоронят. Мать плачет.

Друг. Это естественно.

Старик. Да, конечно. Прошлое проходит.

Друг. Но не прошло!

Спорят.

Слуга идет к противоположной двери.

Слуга. Сеньор, не могу ли я взять ключи от вашей спальни?

Юноша. Зачем?

Слуга.  Дети  забросили  на  крышу  веранды  мертвого котенка, я должен убрать.

Юноша (устало). Возьми. (Старику.) Вам его не переспорить.

Старик. Я и не собирался.

Друг.  Неправда. Собирались. Не собирался я, потому что знаю точно, что снег холодный, а огонь жжет.

Старик (с иронией). Соответственно.

Друг (Юноше). Тебя обманывают.

Старик, вертя в руках шляпу, пристально смотрит на Первого Друга.

Юноша (с силой). Это ничего не меняет во мне. Так я устроен. Но тебе не понять,  как можно ждать пять лет, и любовь все крепче, а ты все истерзанней и богаче.

Друг. Незачем ждать.

Юноша.   Ты   думаешь,   я   могу   справиться  с  реальными  вещами, с препятствиями,  которые  возникают  и  которых  становится  все  больше,  не причинив боли другим?

Друг. Сначала - ты, потом другие.

Юноша. Ждешь, и узел развязывается, а плод созревает.

Друг.  Лучше  я  съем  его зеленым, а еще лучше - сорву цветок и суну в петлицу.

Старик. Неправда.

Друг. Вы слишком стары, чтобы это понять.

Старик  (сурово).  Всю жизнь я боролся за то, чтобы зажечь свет в самых темных  закоулках. А когда люди хотели свернуть шею голубке, я схватил их за руку и дал ей улететь.

Друг. И, натурально, охотник умер с голоду!

Юноша. Благословен голод!     Из  двери слева появляется Второй Друг. На нем белоснежный шерстяной костюм, белые  туфли  и  перчатки.  Если  для  этой  роли не найдется очень молодого актера,  ее может играть девушка. Костюм должен быть весьма странного покроя

- огромные голубые пуговицы, жилет, кружевное жабо.

Второй Друг. Благословен, когда есть черный хлеб, оливки и затем - сон. Долгий сон. Без пробуждения. Я все слышал.

Юноша (удивленно). Как ты вошел?

Второй  Друг.  Как  вздумалось, через окно. Мне помогли двое детей, мои большие друзья. Мы с ними подружились, еще когда я был маленьким, и они меня подсадили. Сейчас будет ливень, но чудесный, тот же, что лил в прошлом году. Было так сумрачно, что у меня пожелтели руки. (Старику.) Вы помните?

Старик (желчно). Я ничего не помню.

Второй Друг (Другу). А ты?

Первый Друг (серьезно). И я.

Второй Друг. Я был еще маленьким, но помню все.

Первый Друг. Видишь ли...

Второй  Друг.  Этот  дождь  мне  видеть  уже  незачем.  Дождь - это так прекрасно.  В  школу  он  вбегал  со двора и разбивался о стены на крохотных голых женщин, которые жили в каплях. Неужели вы их не видели? Когда мне было пять...  нет,  когда  мне  было  два...  нет,  нет, мне был год, только год. Чудесно,  правда? Так вот тогда я поймал одну из этих капельных женщин и два дня держал ее в аквариуме.

Первый Друг (насмешливо). И она подросла?

Второй  Друг.  Нет, она стала еще меньше, совсем девочкой, как и должно быть,  как всегда и бывает, и становилась все меньше и меньше, пока не стала каплей воды. И пела она песню...

О, верните крылья,

мне пора.

Умереть,

как умерло вчера.

Умереть

задолго до утра.

Поднимусь на крыльях

по реке.

Умереть

в далеком роднике.

Умереть

от моря вдалеке.     И теперь я пою ее все время.

Старик (зло, Юноше). Он совершенно сумасшедший.

Второй  Друг  (услышав).  Сумасшедший?  Потому  что  не  хочу сделаться больным  и  морщинистым,  как  вы? Потому что я хочу прожить свою жизнь, а у меня ее отбирают? Я не хочу вас знать. Я не хочу видеть таких, как вы.

Первый Друг (пьет). Все это - только страх смерти.

Второй  Друг. Нет. Сейчас, когда я шел сюда и только начинался дождь, я видел,  как  хоронили мальчика. Я хочу, чтобы и меня так похоронили, в таком же гробике, и чтобы вы шли за ним наперекор грозе. Но мое лицо... оно мое, а у  меня его крадут. Я был маленьким и пел, а теперь внутри меня бродит такой же  старик,  как  вы,  держа  наготове две или три маски. (Вынимает зеркало, смотрит.) Нет, все-таки нет, все-таки я еще вижу, как я сижу на черешне... в серой  матроске...  в  серой  матроске  с  серебряными  якорями... Боже мой! (Закрывает лицо руками.)

Старик. Платья рвутся, якоря ржавеют, и так без конца.

Второй Друг. Пожалуйста, не говорите так!

Старик (с воодушевлением). Рушатся дома.

Первый Друг (с силой, как будто защищается). Дома не рушатся.

Старик  (невозмутимо).  Гаснут  глаза, и острый серп срезает прибрежные камыши.

Второй Друг. Конечно! Все это случится.

Старик. Нет. Все это уже случилось.

Второй  Друг.  Прошлое  спокойно.  Как вы можете этого не знать? Только будить  его  надо  очень  нежно.  Иначе  через четыре или пять лет возникает провал, куда мы все падаем.

Старик (в ярости). Молчите!

Юноша (весь дрожа, Старику). Вы слышали?

Старик. И даже слишком. (Быстро идет к двери справа.)

Юноша (вслед). Куда вы? Почему вы уходите? Подождите! (Идет за ним.)

Второй  Друг  (пожав  плечами). Ну что же, Старик не мог иначе. А вы не возражали.

Первый Друг (он все время пьет). Да.

Второй Друг. Вам бы только пить.

Первый  Друг (серьезно и с достоинством). Я делаю то, что мне по вкусу, и считаю, что так и надо. А в вашем мнении я не нуждаюсь.

Второй  Друг  (смутившись). Да, конечно. Я ничего и не говорю. (Влезает на кресло с ногами.)     Первый  друг  торопливо  осушает рюмку за рюмкой и, хлопнув себя по лбу, как будто  вспомнив  о  чем-то,  быстро  выходит  через левую дверь. Второй Друг откидывается на спинку кресла. Справа появляется Слуга, как всегда неслышно,

на цыпочках. Начинается дождь.

Второй  Друг.  Дождь.  (Смотрит  на  свои  руки.)  Какой  ужасный свет. (Засыпает.)

Юноша (входя). Он завтра вернется. Мне это необходимо. (Садится.)

Появляется Стенографистка. У нее в руках чемодан. Пересекает сцену, но на

середине вдруг резко оборачивается.

Стенографистка. Ты звал меня?

Юноша (закрывая глаза). Нет. Я тебя не звал.     Стенографистка идет к двери, не сводя с него глаз и ожидая, что он позовет.

Стенографистка (в дверях). Я нужна тебе?

Юноша (закрывая глаза). Нет, ты мне не нужна.

Стенографистка уходит.

Второй друг (во сне).

О, верните крылья,

мне пора.

Умереть,

как умерло вчера.

Умереть

задолго до утра.

Начинается дождь.

Юноша. Уже поздно. Хуан, зажги свет. Который час?

Хуан (с особым значением.). Ровно шесть, сеньор.

Юноша. Хорошо.

Второй Друг (во сне).

Поднимусь на крыльях

по реке.

Умереть

в далеком роднике.

Умереть

от моря вдалеке.

Юноша негромко постукивает пальцами по столу.

Медленный занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Спальня  в  стиле  начала  века.  Вычурная  мебель.  Длинные  пышные шторы с кистями.  Стена  разрисована  ангелами  и  облаками.  В  центре  кровать под пологом.  Слева  туалетный  столик,  на  нем  светильники  в  виде ангелов с гирляндами  электрических лампочек в руках. Балкон открыт - комнату заливает лунный свет. Где-то настойчиво гудит автомобильный рожок. Невеста вскакивает с  кровати.  На  ней роскошный пеньюар со шлейфом, весь в кружевах и розовых

лентах, прическа с локонами.

Невеста  (высовываясь  на  балкон).  Иди  сюда.  (Слышен гудок.) Сейчас придет мой жених, тот, прежний, - поэт, и мне надо, чтобы ты был рядом.

Через балконную дверь входит Игрок в регби, он в шлеме и наколенниках. В

руках у него коробка сигар, он без конца закуривает их и гасит.

Невеста. Иди же. Два дня тебя не видела.

Обнимаются. Игрок в регби вообще ничего не говорит, только закуривает и

тушит сигары об пол. Он полон жизни. Порывисто обнимает Невесту.

Невеста. Сегодня ты целуешь иначе. Ты всегда такой разный, любимый мой. Вчера  я  тебя  не  видела - подумать только! Зато видела твоего коня. Какой красивый!  Он  стоял  в  загоне  -  белый,  а  копыта в соломе блестели, как золотые.

Садятся на диван, стоящий возле кровати.     Но  ты  красивее.  Ты  -  как  дракон. Ведь ты мог бы растерзать меня, такую слабенькую,  такую  маленькую,  совсем  как  снежинка, как крохотная гитара, горячая от солнца, а ты щадишь меня.

Игрок в регби пускает дым ей в лицо.

Невеста  (проводя  рукой  по  груди  Игрока). В этих потемках - паутина серебряных  мостиков,  она  стягивает  меня  и прячет меня, такую маленькую, меньше  бусинки,  меньше  пчелы,  залетевшей  в  тронный  зал. Ведь так? Да? (Склоняет  голову  на  грудь Игрока.) Дракон мой! Сколько сердец у тебя? А в груди  как  будто  быстрая  река,  и  я в ней тону. Я утону, а ты ускачешь и бросишь меня мертвую на берегу.

Игрок в регби берет в рот сигару, Невеста зажигает ее.     О!  (Целует  его.)  Раскаленный  мрамор! Белое пламя льют твои зубы! У моего жениха зубы были как лед. Он целовал меня, и его губы покрывались крохотными сухими  листочками,  они  были  как мертвые. Я обрезала косы, потому что они нравились  ему,  а сейчас я хожу босиком, потому что это правится тебе, ведь так? Да?

Игрок в регби целует ее.     Надо идти. Сейчас придет мой жених.

Голос (у самых дверей). Сеньорита!

Невеста. Иди. (Целует его.)

Голос. Сеньорита!

Невеста  (отходит  от  Игрока, у нее сразу становится растерянный вид). Иду. (Тихо.) Прощай!

Игрок возвращается, берет ее на руки и целует.

Голос. Откройте!

Невеста (уже другим тоном). Что за нетерпение!

Игрок в регби, насвистывая, уходит через балкон.

Служанка (входя). Ах, сеньорита!

Невеста. Что - сеньорита?

Служанка. Сеньорита!

Невеста. Что?

Зажигается верхний свет. Он еще голубее, чем лунный свет с балкона.

Служанка. Ваш жених приехал!

Невеста. Я знаю. А тебе-то что?

Служанка (почти плача). Ничего.

Невеста. Где он?

Служанка. Внизу.

Невеста. Один?

Служанка. С вашим отцом.

Невеста. Больше никого?

Служанка. Еще сеньор в золотых очках. Они все спорят.

Невеста.  Сейчас  оденусь.  (Садится  у  туалетного столика и с помощью Служанки приводит себя в порядок.)

Служанка (почти плача). Ах, сеньорита!

Невеста (раздраженно). Что - сеньорита?

Служанка. Сеньорита!

Невеста (сухо). Что?

Служанка. У вас такой красивый жених.

Невеста. Вот и выходи за него.

Служанка. Пришел такой счастливый...

Невеста. Вот как?

Служанка. Принес букет цветов.

Невеста.  Я  не  люблю  цветов,  тебе  это  известно. Пойди на балкон и выброси.

Служанка. Такие красивые! Совсем свежие!

Невеста (властно). Выброси!

Служанка выбрасывает букет с балкона.

Служанка. Ах, сеньорита!

Невеста (в ярости). Что - сеньорита?

Служанка. Сеньорита!

Невеста. Чтооо?

Служанка.  Подумайте все же, что вы делаете. Подумайте, вспомните - мир большой, а мы, люди, маленькие.

Невеста. Много ты знаешь!

Служанка.  Да,  я  знаю.  Мой  отец два раза был в Бразилии, а такой он тогда  был крохотный, что мог в чемодане поместиться. Все проходит, а плохое остается.

Невеста. Я же сказала - замолчи!

Служанка. Ах, сеньорита!

Невеста (резко). Платье!

Служанка. Что вы хотите сделать?

Невеста. Что сделаю, то и сделаю.

Служанка.  Такой  хороший  человек. Столько ждал. Столько мечтал о вас. Пять лет. Целых пять лет.

Невеста. Он подал тебе руку?

Служанка (радостно). Да, он подал мне руку.

Невеста. А как он тебе ее подал?

Служанка. Так нежно, чуть дотронулся.

Невеста. Вот видишь, чуть дотронулся.

Служанка.  У меня был жених, солдат, так он до того стискивал мне руки, что кольца врезались, и я отказала ему.

Невеста. Вот как?

Служанка. Ах, сеньорита!

Невеста. Что мне надеть?

Служанка. Вам так красиво в красном.

Невеста. Я не хочу быть красивой.

Служанка. Зеленое.

Невеста. Нет.

Служанка. Оранжевое?

Невеста (очень резко). Нет.

Служанка. Кружевное?

Невеста (еще резче). Нет.

Служанка. Цвета осенних листьев?

Невеста  (раздраженно,  резко).  Я  же сказала - нет. Для него - платье серое, как земля, как голая скала, и вместо пояса - веревку.

Слышен автомобильный гудок. У Невесты меняется выражение лица; полузакрыв

глаза, она продолжает.     Но жасминовую ветку на грудь и мокрый от моря шелк, прилипший к телу.

Служанка. Только бы ваш жених не догадался!

Невеста.  Рано или поздно придется. (Выбираем обычное, простое платье.) Это. (Одевается.)

Служанка. Вы не понимаете!

Невеста. Чего?

Служанка.  Он  ждал  совсем  другого.  В  деревне  у нас был парень, он залезал  на  колокольню,  чтобы  получше  разглядеть  луну,  и  невеста  ему отказала.

Невеста. Правильно сделала!

Служанка. А он говорил, что на луне видит ее портрет.

Невеста  (резко).  И  тебе  это  нравится? (Убирает что-то со столика и зажигает лампы с ангелами.)

Служанка. Когда я рассорилась с рассыльным...

Невеста. Ты с ним рассорилась? С таким красавцем?

Служанка.  Конечно, рассорилась. Я подарила ему платок, на котором сама вышила "Любовь, Любовь, Любовь", а он его потерял.

Невеста. Иди.

Служанка. Балкон закрыть?

Невеста. Нет.

Служанка. Вы сгорите на солнце.

Невеста.  Пускай.  Я  хочу  сделаться  черной.  Чернее мальчишки. Чтобы падать,  не  расшибаясь,  и  рвать ежевику, не раздирая рук. Все с закрытыми глазами  идут  по  проволоке.  Я хочу твердой земли. Ночью мне чудилось, что дети  вырастают  по чистой случайности... Что силы поцелуя достаточно, чтобы умертвить их. Клинок и нож вечны, а моя грудь - это всего лишь мгновенье.

Служанка (прислушивается). Идет ваш отец.

Невеста. Сложи в чемодан все мои цветные платья.

Служанка (задрожав от испуга). Сейчас.

Невеста. И достань ключ от гаража.

Служанка (в ужасе). Слушаюсь.     Входит рассеянный старик - Отец Невесты - с большим полевым биноклем на шее. Белый  парик.  Румянец.  Белые  перчатки  и  черный  костюм. Заметно, что он

близорук.

Отец. Ты готова?

Невеста (раздраженно). К чему я должна быть готова?

Отец. Он приехал.

Невеста. Ну и что?

Отец.  Вы  помолвлены,  и,  поскольку  речь идет о твоей жизни, о твоем счастье, вполне естественно, что теперь ты должна быть рада и уверена.

Невеста. Ничего я не должна.

Отец. То есть?

Невеста. Мне радоваться нечему. Тебе - есть?

Отец. Но, дочь моя... что он скажет?

Невеста. Все, что ему будет угодно.

Отец.  Он приехал жениться на тебе. Ты писала ему все пять лет, пока мы путешествовали.  На пароходе ни с кем не танцевала, никем не интересовалась. Что случилось?

Невеста. Я не хочу его видеть. Я хочу жить. А он только говорит.

Отец. Ах! И почему ты не сказала раньше?

Невеста.  Раньше меня самой не было! Было море, земля. А я сладко спала на вагонных подушках.

Отец.  Как  я  перед  ним  виноват,  боже мой! А все так хорошо шло. Он подарил тебе прекрасное свадебное платье. Оно там, на манекене.

Невеста. Довольно об этом. Я не хочу.

Отец.  А я? С меня не довольно? Почему меня не оставят в покое? Сегодня будет  лунное затмение, а я ничего не увижу. Когда я нервничаю, кровь стучит у меня в висках, и я ничего не вижу. Что нам теперь с ним делать?

Невеста. Делай что хочешь. Я не хочу его видеть.

Отец (с силой, собрав всю свою волю). Ты должна исполнить обещание!

Невеста. Я не исполню.

Отец. Это необходимо.

Невеста. Нет.

Отец. Да. (Хочет ударить ее.)

Невеста (решительно). Нет.

Отец.  Все против меня. (Смотрит на небо через балконную дверь.) Сейчас будет  затмение.  (Идет  к  балкону.) Уже погасили огни. (С тоской.) Как это будет прекрасно! Я столько ждал, а теперь не вижу. Почему ты его обманула?

Невеста. Я не обманывала его.

Отец. Пять лет, изо дня в день. Боже мой!

Торопливо входит Служанка, она бежит к балкону.

За сценой слышны голоса.

Служанка. Они там спорят.

Отец. Кто?

Служанка. Он уже здесь. (Быстро уходит.)

Отец. Что такое?

Невеста. Куда ты? (С тоской.) Закрой дверь.

Отец. Зачем?

Невеста. Ах!     Появляется  Юноша в дорожном костюме. Он поправляет волосы. Когда он входит, сцена  сразу  освещается; в руках ангелов зажигаются лампы. Все трое стоят и

молча смотрят друг на друга.

Юноша. Простите.

Пауза.

Отец (в замешательстве). Садитесь.

Входит Служанка и останавливается, нервно стиснув руки.

Юноша (протягивает руку Невесте). Такое долгое путешествие...

Невеста  (пристально  глядя  на  него,  не  отнимая  руки). Да. И такое холодное. Много выпало снега за последние годы. (Отнимает руку.)

Юноша.  Простите,  я  немного взволнован, от суеты, от спешки, и еще... там на улице мальчишки кидали камнями в котенка, я их разогнал.

Отец предлагает ему сесть.

Невеста (Служанке). Какая холодная рука. Как восковая.

Служанка. Тише, он услышит!

Невеста. И тот же взгляд, рассыпающийся, как крыло мертвой бабочки.

Юноша.  Нет,  я  не  могу сидеть. Мне хочется говорить. Сейчас, когда я поднимался  сюда,  мне вдруг вспомнились все песни, которые я давно забыл, и мне хотелось спеть их все разом. (Подходит к Невесте.) Твои косы...

Невеста. У меня никогда не было кос.

Юноша. То был лунный свет. То были губы ветра, целовавшие тебя.

Служанка уходит в глубь сцены. Отец, высунувшись с балкона, смотрит в

бинокль.

Невеста. Разве ты не был выше ростом?

Юноша. Нет.

Невеста. И не было у тебя улыбки, грозной, как тень сокола?

Юноша. Нет.

Невеста. И ты не играл в регби?

Юноша. Никогда.

Невеста  (страстно).  И  у тебя не было коня и ты не убивал за день три тысячи фазанов?

Юноша. Никогда.

Невеста.  Тогда зачем... Зачем ты пришел? Все руки в кольцах! И хоть бы капля крови.

Юноша. Кровь прольется, если захочешь.

Невеста (с силой). Не твоя! Моя кровь!

Юноша. Никакая сила теперь не оторвет от тебя мои руки.

Невеста. Это не твои, а мои руки. Это я хочу сгореть в чужом огне.

Юноша.  Есть  только один огонь - мой. (Обнимает ее.) Потому что я ждал тебя,  и теперь сбываются мои сны, и уже не сон твои косы, я сам заплету их, и  не  сон твое тело, в нем поет моя кровь, это моя кровь, так долго я шел к ней сквозь дожди, и этот сон - мой.

Невеста  (высвобождаясь). Оставь меня. Ты можешь говорить о чем угодно, только не о снах. Здесь не видят снов. Я не хочу их видеть.

Юноша. Но здесь любят!

Невеста. И не любят. Уходи!

Юноша (пораженный). Что ты сказала?

Невеста. Найди себе другую и заплетай ей косы.

Юноша (как бы просыпаясь). Нет.

Невеста. Как же я пущу тебя в спальню, где был другой?

Юноша. О! (Закрывает лицо руками.)

Невеста. Двух дней хватило, чтобы заковать меня в цепи. За зеркалами, в шорохе простыней и кружев я слышу плач ребенка, и он преследует меня.

Юноша. Я строил дом. Я сам складывал стены. И пусть там гуляет ветер?

Невеста. Чем я виновата? Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Юноша (он очень подавлен, садится). Да, да, пойдем.

Невеста. Зеркало, стол будут ближе тебе, чем я.

Юноша. Что мне делать теперь?

Невеста. Любить.

Юноша. Кого?

Невеста. Ищи. На улице, в поле.

Юноша (в порыве). Я не стану искать. У меня есть ты. Ты здесь, со мной, ты  со  мной  сейчас, и ты не закроешь передо мной двери, потому что я вымок под  пятилетним дождем. Потому что потом не будет ничего, потому что потом я не смогу любить, потому что потом кончится все...

Невеста. Пусти!

Юноша.  Мне больно не потому, что ты обманула. Ты не злая. Ты ничего не значишь.  Это  мое  потерянное  счастье. Моя любовь, я не знаю к кому. Но ты пойдешь!

Невеста. Не пойду.

Юноша.  Чтобы  я  не  начинал  все сначала. Я чувствую, что уже забываю буквы.

Невеста. Не пойду.

Юноша. Чтобы я не умер. Слышишь? Чтобы я не умер.

Невеста. Оставь меня.

Служанка (входя). Сеньорита! Сеньор!

Юноша отпускает Невесту.

Отец (входя). Что случилось?

Невеста. Ничего.

Отец. Вы...

Юноша. Мы разговаривали. (Он подавлен.)

Невеста. Нужно вернуть подарки.

Юноша делает какое-то движение.     Все. Иначе будет несправедливо... только вот веера... сломались.

Юноша (припоминая). Два веера.

Невеста. Голубой...

Юноша. С тремя потонувшими гондолами.

Невеста. И белый.

Юноша. С головой тигра. Они... сломались?

Служанка. Обломки отдали сыну угольщика.

Отец. Это были хорошие веера, но...

Юноша (улыбаясь). Неважно, что их нет. От них и сейчас такой ветер, что обжигает лицо.

Служанка (Невесте). А свадебное платье?

Невеста. Конечно.

Служанка (почти плача). Оно там, на манекене.

Отец (Юноше). Я хотел бы...

Юноша. Не стоит.

Отец. Как бы то ни было, здесь вы у себя дома.

Юноша. Благодарю.

Отец  (все  время  смотрит  на  балкон).  Уже,  должно  быть, началось. Простите. (Невесте.) Ты идешь?

Невеста. Да. (Юноше.) Прощай!

Юноша. Прощай! (Уходят.)

Голос (за сценой). Прощай!

Юноша.  Прощай... что же дальше? Надвигается час, которого я не знаю... что мне с ним делать? Куда идти?     На сцене темнеет. Лампы с ангелами начинают светиться голубым. Лунный свет с

балкона к концу акта становится все ярче. Слышится стон.

Юноша (смотрит на дверь). Кто это?     Появляется Манекен в свадебном платье. Брови и губы у него позолочены, как у

манекенов с дорогих витрин.

Манекен (поет и плачет).

Не одеть серебром моим руки

темноглазой и гибкой подруги.

Белый шлейф поглотили трясины,

у луны мой цветок апельсинный,

а колечко, сеньор мой, колечко

в зеркалах потонуло навечно.

Не согреться шелкам моим тканым.

В них венчаться реке с океаном.

Юноша.

О чем ты поешь?

Манекен.

О смерти,

которой не знала прежде,

о сирой фате ненужной,

о слезной моей одежде.

О той кружевной рубашке,

от инея задубелой,

которой не взмыть на солнце,

как облако пены белой.

Шелка вместо теплой плоти

достанутся мертвой глине.

И шорох горячей крови

заменят осколки ливней.

Не одеть моим шелком упругим

темноглазой и гибкой подруги.

Юноша.

Раздарит ветер наряды:

зарю невестой оденет,

луне - чулки и подвязки,

а с терном ленты поделит.

А свой убор подвенечный

отдай в паучьи гнездовья -

пускай силки для голубок

плетут себе на здоровье.

Его никто не наденет,

и шелк, холодный, как иней,

не станет больше, не станет

живой упругостью линий.

Манекен.

Белый шлейф мой хоронят трясины.

Юноша.

Рвет луна твой цветок апельсинный.

Манекен (гневно).

Но я не хочу! Ты слышишь?

Шелка мои каждой складкой

зовут, чтобы их ласкали

и мучили зло и сладко.

Но где они, эти руки,

обугленные от зноя?

Юноша.

Не знаю. Молчи. Не знаю.

Манекен.

Ты лжешь. Это ты виною.

Каким ты ко мне приходишь?

Как бешеный конь с разгона -

закушен зубами ветер,

из пены морской попона?

И звонкое эхо зова

ты вдаль не послал ни разу?

Ты сонный затон под тиной,

где гнить моему атласу.

А колечко, сеньор мой, колечко...

Юноша.

В зеркалах потонуло навечно...

Манекен.

Зачем не пришел ты раньше?

Так долго она, нагая,

ждала - словно змейка ветра,

тянулась, изнемогая.

Юноша (вставая).

Довольно! Ступай отсюда.

Иначе я вырву с мясом

твои вензеля из нардов,

задернутые атласом.

Замолкни! Ступай на площадь

искать невинные плечи,

и пусть ночные гитары

тебе заплачут навстречу.

Никто твой шелк не наденет.

Манекен.

Тебя я настигну снова.

Я буду твоею тенью.

Всегда.

Юноша.

Никогда.

Манекен.

Два слова,

еще только два!..

Юноша.

Пустое.

Не тронут меня нимало.

Манекен.

Гляди же.

Юноша.

Что это?

Манекен.

Видишь?

Тайком у швеи украла.

(Показывает розовое детское платьице.)

Молочный ручей сбегает

по талому снегу шелка,

и грудь болит от ожогов -

и боль как белая пчелка.

Где сын мой? Дайте мне сына!

Мой сын. Как нежно и властно

его черты проступают

под опояской атласной!

Он твой. Это сын твой.

Юноша.

Сын мой.

Тот самый предел последний,

где спят на цветах сознанья

безумные птицы бредней.

(С тоской и тревогой.)

А если не будет сына?

Гонимая бурей птица

не может парить.

Манекен.

Не может.

Юноша.

А если не будет сына?

Гонимая бурей барка

не может доплыть.

Манекен.

Не может.

Юноша.

Молчат дождевые струны.

И вдруг каменеет море

под гаснущий смех лагуны.

Манекен.

Кто же в шелк мой оденется тканый?

Юноша (воодушевленно, с уверенностью).

Та, что ждет на краю океана.

Манекен.

Всегда она ждет. Ты вспомнил?

Часы, и дни, и недели.

Уходит немо - как любит.

Твой сын поет в колыбели.

Но он холоднее снега,

он ждет твоей крови жадно.

Иди же скорей за нею,

нагой приведи обратно

и дай ее мне, нагую,

чтоб розой зашелестели

шелка моего наряда

на розовом теплом теле.

Юноша.

Я должен жить!

Манекен.

Но не медли.

Юноша.

Мой сын поет в колыбели,

но он холоднее снега

и ждет, чтоб его согрели.

Манекен.

Дай платьице.

Юноша (мягко).

Нет.

Манекен (отнимая детское платье).

Отдай мне.

Пока вернешься с победой,

я буду петь ему песни.

(Целует его.)

Юноша.

Но где мне искать?

Манекен.

Разведай.

Иди на площадь!

Юноша.

И прежде,

чем выйдет месяц багряный,

омытый кровью ночною,

к тебе вернусь я с любимой,

с моей нагою женою.     Сцена  залита  синим  светом.  Слева входит Служанка со свечой, и постепенно освещение  становится  обычным, хотя лунный свет по-прежнему проникает через балкон.  Когда  входит Служанка, Манекен застывает, как на витрине, - голова наклонена,  руки  изящно  подняты.  Служанка  оставляет  свечу  на туалетном столике.  Она  все  время с состраданием смотрит на Юношу. Справа появляется

Старик. Свет становится ярче.

Юноша (удивленно). Вы?

Старик  (очень  волнуется,  прижимает  руки к груди, в руках - шелковый платок). Да, я.

Юноша (сухо). Вы мне не нужны.

Старик.  Больше,  чем  когда-либо. Ах, в самое сердце ты меня ранил! Ну зачем ты пошел? Ведь я знал, что так будет... Ах!

Юноша (мягко). Что с вами?

Старик  (собравшись  с силами). Ничего. Так, ничего. Только вот рана... но кровь высыхает, а прошлое проходит.

Юноша хочет уйти.     Но куда ты?

Юноша (весело). Искать.

Старик. Кого?

Юноша. Ту, что любит меня. Вы ее видели - там, помните?

Старик. Не помню. Но подожди.

Юноша. Нет. Я пойду.

Старик хватает его за руку.

Отец (входя). Дочь моя! Где ты? Дочь моя!

Слышен автомобильный рожок.

Служанка (на балконе). Сеньорита! Сеньорита!

Отец (идет на балкон). Дочь моя! Подожди! Подожди! (Выходит.)

Юноша.  И  я  иду. Я тоже пойду искать новый цветок моей крови. (Быстро уходит.)

Старик. Подожди! Подожди! Не оставляй меня, я умираю. Подожди! Подожди! (Уходит. Его крики затихают.)

Служанка  (быстро  входит,  берет  свечу  и идет к балкону). О господи! Сеньорита! Сеньорита!

Вдали автомобильный рожок.

Манекен.

А колечко, сеньор мой, колечко...

Пауза.

...в зеркалах потонуло навечно.

Не согреться шелкам моим тканым.

Пауза. Плачет.

В них венчаться реке с океаном.

(Падает на диван.)

Голос (вдали). Подожди-и!

Быстро опускается занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Лес.    Тяжелые    стволы.   В   центре   театральный   помост,   причудливо задрапированный, с опущенным занавесом. Лесенка соединяет его со сценой. При поднятии  занавеса  за  деревьями  сходятся  две  фигуры  в  черном с белыми гипсовыми  лицами и белыми руками. Вдали звучит музыка. Входит Арлекин. Он в черном  и  зеленом,  в  руках  у  него по маске, которые он прячет за спину;

движения пластичны, как у танцора.

Арлекин.

Сны рассекают время

лунным серпом челна.

Кто распознает семя,

скрытое в сердце сна?

(Надевает смеющуюся маску.)

О, как заря поет!

Как застилает сумерки синий лед!

(Снимает маску.)

Сны рассекает время

гребнем подводных гряд.

В траурной пене гребня

обе зари горят.

(Надевает спящую маску.)

О, как закат поет!

Как холодны анемоны у синих вод!

(Снимает маску.)

Стоя на пьедестале,

время целует сон.

Вторит седой печали

новорожденный стон.

(Надевает первую маску.)

О, как заря поет!

(Надевает вторую маску.)

Как холодны анемоны у синих вод!

Если знамена развеет

сон на валу крепостном,

время слукавить сумеет,

что рождено оно сном.

О, как закат поет!

Как застилает сумерки синий лед!     С   этого   момента  и  до  конца  картины  в  глубине  звучат,  попеременно приближаясь и удаляясь, глухие охотничьи рога. Прыгая через гирлянду цветов,

появляется Девушка в черной тунике.

Девушка.

Ах, чей это голос?

На дно, в синеву,

зовет меня милый.

Арлекин (шутливо).

Во сне.

Девушка.

Наяву.

Скатилось колечко,

упало с руки.

Нашла я колечко

в лесу у реки.

Арлекин (насмешливо).

Веревочка, вейся -

моря глубоки!

Девушка.

Там соль и акулы,

коралл и вода.

Арлекин.

Он там?

Девушка.

Еще глубже.

Арлекин.

Он спит.

Девушка.

Никогда!

Зеленое знамя,

морскую траву,

несет капитан мой.

Арлекин (громко и насмешливо).

Во сне.

Девушка.

Наяву.

Скатилось колечко,

никак не найдем.

Вернулось колечко

окольным путем.

Арлекин.

Минутку, минутку!

Девушка.

Чего еще ждать?

Арлекин.

Дорогою с моря,

дорогою вспять

вернется твой милый.

Девушка (испуганно).

Во сне.

Арлекин.

Наяву.

Девушка.

Ему не вернуться.

Арлекин.

Сейчас позову.

Девушка.

Туда не дозваться.

Никто из людей

туда не заглянет.

Арлекин (оглушительно, словно на цирковой арене).

Сеньор лицедей!

Появляется разодетый Паяц, весь в блестках. Напудренное лицо создает

впечатление черепа. Он раскатисто хохочет.

Арлекин.

Ей нужен жених,

доставай хоть со дна!

Паяц (засучивая рукава).

За лестницей дело!

Девушка (испуганно).

На что вам она?

Паяц (Девушке).

Сподручней.

(К публике.)

Сеньоры,

приятного сна!

Арлекин.

Блестяще!

Паяц (Арлекину).

Разиня!

Взгляни-ка на них!

Арлекин, смеясь, оборачивается.

Сыграл бы!

(Бьет в ладоши.)

Арлекин.

Охотно!..

О, где ты, жених?

Арлекин играет на белой скрипке, большой и плоской, с двумя золотыми

струнами, покачивая в такт головой.

Арлекин (меняя голос).

Вдогонку медузам

плыву и плыву

в соцветия соли,

в морскую траву.

Девушка (пугаясь яви).

Не надо!

Паяц.

Замолкни.

Арлекин хохочет.

Девушка (Паяцу, со страхом).

Сперва на лугу

в траве поиграю

и в лес забегу.

А после и к морю.

Арлекин (с издевкой).

Во сне.

Девушка (Паяцу).

Я не лгу.

(Удаляется, плача.)

Скатился венок,

и найти не могу.

Пропало колечко,

пропало опять.

Арлекин (грустно).

Дорогою с моря,

дорогою вспять.

Девушка уходит.

Паяц.

И вся недолг_а_!

(С повелительным жестом.)

За дело!

Арлекин.

Какое?

Паяц.

Начнем балаган.

Как малые дети

на сизую сталь

свой пряник меняют,

сеньорам представь.

Арлекин.

Во сне.

Паяц (сурово).

Это явь.

Потеряны кольца,

и выжата гроздь,

и розы сменяет

слоновая кость.

Арлекин (принимая цирковую позу, кричит, словно зовет ребенка).

Ау!

Паяц (громким голосом, приближаясь к Арлекину и глядя в лес).

Что за крики?

Приветствуем вас!

(Тихо.)

Играй.

Арлекин.

Начинаю.

Паяц (громко).

Пожалуйста, вальс!

Арлекин начинает играть.

Паяц (тихо).

Быстрей.

(Громким голосом.)

Мы представим...

Арлекин.

Как костью слоновой

мертвеет былое...

Паяц.

Сейчас мы представим...

(Уходит.)

Арлекин (уходя).

Как море и ветер

играют юлою.     Вдали  охотничьи  рога. Выходит Стенографистка в костюме для игры в теннис и ярком  берете,  на  плечи  накинут длинный плащ. Она разговаривает с Маской, одетой  по  моде начала века в ослепительно желтое платье с длинным шлейфом; волосы  цвета желтого шелка до плеч, белая гипсовая маска, белые перчатки до локтя,  желтая  шляпа,  грудь  усыпана  золотыми  блестками. На фоне голубых лунных  пятен  и  ночного  леса она похожа на язык пламени. Говорит с легким

итальянским акцентом.

Маска (смеясь). Это прелестно.

Стенографистка.  Я ушла от него. Помню, в тот вечер была ужасная гроза, и умер сын консьержки. Он сказал: "Ты звала меня?" - а я ответила, не глядя: "Нет".  А  потом,  уже в дверях, он спросил: "Я нужен тебе?" - и я ответила: "Нет, не нужен".

Маска. Прекрасно.

Стенографистка. Ночами он стоял под окнами и ждал...

Маска. А вы, сеньорита Стенографистка?

Стенографистка.  Я задернула шторы. Но... в щель было видно... он стоял (вынимает платок), а глаза его... Ветер полосовал ножом, но я не могла с ним говорить.

Маска. Почему?

Стенографистка. Он слишком любил меня.

Маска. "О, дио мио!" Совсем как граф Артуро из Италии. О, любовь!

Стенографистка. Да?

Маска.  В фойе парижской Оперы огромные балюстрады выходят к морю. Граф Артуро  с камелией во рту плыл в лодке и с ним - маленький сын, я бросила их обоих.  Но  я  раздвинула  гардины  и кинула им бриллиант. О, что за сладкая мука!  (Плачет.) Граф с маленьким сыном голодали, они спали в кустах рядом с борзой,  которую  мне  подарил русский князь. (Резко и умоляюще.) У тебя нет кусочка  хлеба  для  меня?  У  тебя  нет  кусочка  хлеба для моего сына? Для ребенка,   которого  граф  Артуро  бросил  умирать  на  снегу?  (Все  больше волнуясь.)  Уже  в  больнице  я  узнала,  что в Риме граф женился на знатной даме,  а  потом  я  просила  милостыню и жила с босяками, грузившими в порту уголь.

Стенографистка. О чем ты? Зачем ты это говоришь?

Маска  (успокаиваясь). Я говорю, граф Артуро так любил меня, что плакал вместе  с  маленьким  сыном  за  гардинами,  а  я, как серебряный полумесяц, блистала среди огней и биноклей парижской Гранд Опера.

Стенографистка. Чудесно. А когда прибудет твой граф?

Маска. А когда прибудет твой друг?

Стенографистка. Поздно.

Маска.  И  Артуро  поздно.  На  левой ладони у него шрам от ножа... его ранили из-за меня. (Показывает ей свою руку.) Видишь? (Показывает на горло.) А здесь другой. Видишь?

Стенографистка. Да. Но откуда это?

Маска.  Как  откуда?  И  ты спрашиваешь? Как же мне без них? Разве раны моего графа не мои?

Стенографистка.  Твои.  Правда.  Пять  лет  он  ждет  меня,  но...  Как прекрасно ждать того дня, когда станешь любимой, и знаешь, что это будет.

Маска. И это будет!

Стенографистка.  Да.  И  потому  нам  весело. Когда я была маленькой, я прятала сласти, чтобы съесть их потом.

Маска. Ха-ха-ха! Так вкуснее, не правда ли?

Слышны звуки рогов.

Стенографистка  (уходя).  Если придет мой друг - он высокий, и волосы у него  вьются,  но  вьются  совсем особенно, - ты сделаешь вид, что не знаешь его.

Маска (подбирая шлейф). Конечно!

Появляется Юноша. На нем серый костюм и носки в синюю клетку.

Арлекин (входя). Эй!

Юноша. Что?

Арлекин. Куда вы?

Юноша. К себе.

Арлекин (с иронией). Да ну?

Юноша. Да. (Идет.)

Арлекин. Эй! Туда нельзя.

Юноша. Проход закрыт?

Арлекин. Там цирк.

Юноша. Хорошо. (Возвращается.)

Арлекин.  И  в  цирке  зрители,  замершие  навеки. (Любезно.) Сеньор не желает войти?

Юноша. Нет.

Арлекин  (напыщенно).  Поэт  Вергилий  выдумал  золотую  муху,  и мухи, отравлявшие  воздух  Неаполя,  умерли. Там, в цирке, столько жидкого золота, что можно отлить статую размером... с вас.

Юноша. А по тополиной аллее нельзя пройти?

Арлекин. Там повозки и клетки со змеями.

Юноша. Я вернусь назад. (Идет к кулисам.)

Паяц (входя с противоположной стороны). Куда это он? Ха-ха-ха!

Арлекин. Говорит, к себе.

Паяц (по-клоунски дает Арлекину затрещину). А это тебе!

Арлекин (падает на пол, кричит). Ай, как больно, как больно!

Паяц (Юноше). Идите сюда.

Юноша   (раздраженно).   Может   быть,  вы  мне  объясните,  что  здесь происходит?  Я  шел к себе, не в том смысле, что я шел к себе, то есть я шел не к себе, а...

Паяц (перебивает). К другому?

Юноша. Да, потому что мне надо. Мне надо найти.

Паяц (весело). Ищи. Найдешь позади.

Голос Стенографистки (нараспев).

Куда, любовь, уходишь,

откликнись, любовь, куда?

В бокале пенится ветер,

стекло - морская вода.     Арлекин  уже  поднялся с земли. Юноша стоит спиной к Арлекину и Паяцу, а они уходят  на  цыпочках,  танцевальным  шагом,  повернувшись лицом к зрителям и

приложив палец к губам.

Юноша (растерянный).

Куда, моя жизнь, уходишь,

откликнись, любовь, куда?

В бокале пенится ветер,

стекло - морская вода.

Стенографистка (появляясь).

Куда иду? На встречу.

Юноша.

Любовь моя!

Стенографистка.

С тобою.

Юноша.

Туда, где выпал иней

на полотно тугое,

тебя, мой цвет осенний,

я приведу нагою.

Скорей! Пока не поздно!

Скорей! Пока от пенья

у соловьиных веток

не пожелтели перья!

Стенографистка.

О да, ведь солнце - коршун.

Вернее, гриф стеклянный.

Нет, это ствол высокий,

а ты - туман поляны.

Да почему и вправду

от твоего объятья

не зацветают воды,

не выцветают платья?

Но я сыта туманом,

оставь меня на взгорье.

И заслони мне небо,

высокое, как горе.

Юноша.

Не говори так, радость!

Не траться на пустое!

Светлеет кровь от жара.

Я жить хочу.

Стенографистка.

Мечтою?

Юноша.

Тобой.

Стенографистка.

Что там запело,

так далеко и смутно?

Юноша.

Любовь моя, светает,

опять вернулось утро.

Стенографистка.

В ветвях заглохшей тени

поет туман вечерний,

мой соловей осенний.

Мой соловей. Я слышу.

Я услыхала рано.

Я ухожу.

Юноша.

За мною?

Стенографистка.

За пеленой тумана.

(С тоской прижимаясь к груди Юноши.)

Что там запело смутно

таким далеким горном?

Юноша.

Запела кровь, подруга,

и скоро хлынет горлом.

Стенографистка.

Навеки так, навеки!

До смертного порога!

Юноша.

Ах, поздно, слишком поздно!

Идем!

Стенографистка.

Еще немного!

Юноша.

Любовь не ждет!

Стенографистка (отстраняясь).

И уходит.

И кто ответит, куда?

В бокале пенится ветер,

стекло - морская вода.     Она   идет  к  лесенке.  Занавес  маленького  театра  поднимается,  открывая библиотеку  первого  действия  в  уменьшенном виде и более бледных тонах. На подмостках появляется Желтая Маска, она держит в руке кружевной платок и без

конца нюхает флакон с солью.

Маска (Стенографистке). Я только что навсегда оставила графа, он там, с маленьким  сыном. (Спускается по лесенке.) Убеждена, что он умрет. Но он так меня  любил,  так  любил! (Плачет.) (Стенографистке.) Ты этого не знала? Его сын  умрет  на  снегу. Я бросила их. Видишь, как я рада? Видишь, мне весело! (Плачет.) Сейчас он всюду ищет меня. Я спрячусь в зарослях ежевики (тихо), в зарослях  ежевики.  Я  говорю тихо, потому что не хочу, чтобы Артуро слышал. (Громко.)  Не  хочу!  Я же сказала тебе, что не люблю тебя! (Уходит, плача.) Да, ты - любишь, но я не люблю, нет.     Появляются  двое слуг в синих ливреях с необычайно бледными лицами. Слева от театрального  помоста,  по  которому  на  цыпочках проходит Слуга из первого

действия, они ставят два белых табурета.

Стенографистка  (поднимаясь  по  лесенке,  Слуге).  Если придет сеньор, пропустите.  (Уже  на  сцене.)  Хотя он не придет до тех пор, пока не придет время.

Юноша медленно поднимается по лесенке.

Юноша (на сцене, страстно). Тебе хорошо здесь?

Стенографистка. Ты отправил письма?

Юноша. Там будет лучше. Идем!

Стенографистка. Я так тебя любила!

Юноша. Я так тебя люблю!

Стенографистка. Я так буду тебя любить!

Юноша.  Когда тебя нет, у меня начинается агония. Если ты бросишь меня, куда  я  пойду? Я ничего не помню. больше никого нет, есть только ты, потому что ты любишь меня.

Стенографистка. Я любила тебя, милый. Я вечно буду тебя любить.

Юноша. Сейчас...

Стенографистка. Зачем ты говоришь сейчас?     Появляется  Старик.  Он  в  синем,  в  руках у него большой платок с пятнами крови,  который  он  прижимает  к  груди  и к лицу, Он взволнован и медленно

озирается.

Юноша. Я ждал и умирал.

Стенографистка. Я умирала от ожиданья.

Юноша.  А  сейчас  кровь огненными пальцами стучит мне в виски, и ты со мной.

Голос (за сценой). Сын мой! Сын мой!

По маленькой сцене проходит Мертвый Мальчик. Он один, без Кошки. Уходит в

левую дверь.

Юноша.  Мой  сын.  Он мечется здесь, внутри, как муравьенок, запертый в коробку. (Стенографистке.) Дай хоть немного света моему сыну. Пожалуйста. Он такой  маленький...  он  прижался  к  окну  моего сердца, и все равно ему не хватает воздуха.

Желтая Маска (появляясь на большой сцене). Сын мой!

Выходят еще две маски.

Стенографистка  (отчужденно и властно). Ты отправил письма? Это не сын, это я. Ты ждал, когда я уходила, ты не остановил меня, ты всегда знал, что я люблю тебя. Разве не так?

Юноша (с беспокойством). Да, но...

Стенографистка.  А  я всегда знала, что ты меня не любишь. Но я растила свою  любовь,  и  она  подняла меня - так высоко, что изменила тебя, и вот я вижу,  как  ты  бродишь  у моего дома. (Страстно.) Я люблю тебя, но я так от тебя  далеко.  Я  так долго уходила, что теперь мне надо увидеть море, чтобы вспомнить дрожь твоих губ.

Старик. Ему двадцать лет, а может быть, двадцать лун.

Стенографистка (лирично). Двадцать роз, двадцать ледяных ветров.

Юноша  (раздраженно). Замолчи. Ты пойдешь со мной. Потому что ты любишь меня, потому что я должен жить.

Стенографистка.  Да, я люблю тебя, но только сильнее. B твоим глазам не увидеть моей наготы, и твоим губам не целовать мое вечное тело. Оставь меня! Я слишком сильно люблю тебя, чтобы быть рядом.

Юноша. Довольно. Идем. (Хватает ее за руку.)

Стенографистка. Мне больно, милый.

Юноша. Но так ты почувствуешь...

Стенографистка (нежно). Подожди... Я приду... Навсегда. (Обнимает его.)

Старик. Она придет. Сядь, друг мой. Подожди.

Юноша (опечаленно). Нет.

Стенографистка.  Я  так высоко сейчас. Зачем ты дал мне уйти? Я умирала от  холода.  Там,  где никого не было, я искала твоей любви. Но я приду. Дай мне потихоньку спуститься к тебе.

Появляются Паяц и Арлекин. Паяц несет ширму, а Арлекин белую скрипку.

Садятся на табуреты.

Паяц.

Опять запело.

Арлекин.

Это время.

Паяц.

Глухие дальние моря.

Арлекин.

А позади?

Паяц.

Лишь саван ветра.

Арлекин.

И скрипка грустная моя.

Юноша (очнувшись). Идем.

Стенографистка.  Да... Ты ли это? Так вдруг, как будто и нет этого чуда - завтра? И тебе не жаль меня?

Юноша. Там, кажется, гнездо. Слышно, как поет соловей... даже если и не слышно, даже если летучие мыши бьются в стекла...

Стенографистка. Да, да, но...

Юноша (решительно). Твои губы! (Целует ее.)

Стенографистка. Потом.

Юноша (страстно). Да, ночью.

Стенографистка. Я приду.

Юноша. Пока не поздно!

Стенографистка. Я люблю!.. Послушай.

Юноша. Идем.

Стенографистка. Но...

Юноша. Что?

Стенографистка. Я приду.

Юноша. Любовь моя.

Стенографистка (робко). Когда пройдет пять лет.

Юноша. Ах! (Хватается за голову.)

Старик (тихо). Браво.     Юноша медленно спускается по лесенке. Стенографистка оцепенела. На цыпочках

подходит Слуга и укрывает ее большим белым плащом.

Паяц.

Опять запело.

Арлекин.

Это время.

Паяц.

Глухие лунные моря.

Арлекин.

А позади?

Паяц.

Лишь саван ветра.

Арлекин.

И скрипка грустная моя.

(Играет.)

Маска. Граф целует мой портрет, я там в костюме амазонки.

Старик. Нужно идти, но не приходить.

Юноша (в отчаянье, Паяцу). Где выход отсюда?

Стенографистка (на маленькой сцене, как будто во сне). Любовь, любовь!

Юноша (дрожа). Покажите мне дорогу.

Паяц (с иронией, указывая налево). Туда.

Арлекин (указывая направо). Туда.

Стенографистка. Я жду тебя, любимый! Я жду тебя! Возвращайся скорее!

Арлекин (с иронией). Туда.

Юноша  (Паяцу).  Я  разобью  твои  клетки  и  разорву  занавески. Сумею разрушить стены.

Старик (печально). Сюда!

Юноша. Я хочу уйти. Оставь меня!

Паяц. Остался ветер.

Арлекин. И скрипка грустная моя.

Занавес

КАРТИНА ВТОРАЯ

Та  же  библиотека,  что и в первом действии. Слева на безголовом и безруком манекене  -  свадебное  платье.  Несколько  открытых чемоданов. Справа стол.

Входят Слуга и Служанка.

Служанка (удивленно). Да ну?

Слуга.  Сейчас  она  консьержка, а раньше была знатной дамой. Она долго жила  с  итальянским  графом,  ужасно  богатым.  Это  отец ребенка, которого похоронили.

Служанка. Бедняжка. Такой был красивенький!

Слуга.  С тех пор у нее эта мания величия. Поэтому и потратила все, что было, на гроб и на платье мальчику.

Служанка. И на цветы! Я ей принесла букетик роз, но они были маленькие, и она их даже в комнату не внесла.

Юноша (входя). Хуан.

Слуга. Да, сеньор.

Служанка уходит.

Юноша.  Дай  мне  стакан  холодной  воды.  (Его  силы.  на исходе, он в отчаянье.)

Слуга подает ему стакан.

Юноша. Разве это окно не было больше?

Слуга. Нет.

Юноша. Странно, что оно такое узкое. Возле дома был большой двор, я там играл  в лошадки. Через двадцать лет я его снова увидел таким маленьким... и не верится, что там можно было так носиться.

Слуга. Сеньору нехорошо?

Юноша. А хорошо фонтану, когда он истекает водой? Как по-твоему?

Слуга. Я не знаю.

Юноша. А хорошо ли флюгеру крутиться, куда ветер дунет?

Слуга.  Сеньор  приводит  в пример... Я тоже позволил бы себе спросить, если вы разрешите... Хорошо ли самому ветру?

Юноша (сухо). Мне хорошо.

Слуга. Вы уже отдохнули с дороги?

Юноша. Да.

Слуга. Я очень рад. (Идет к двери.)

Юноша. Хуан, мой костюм готов?

Слуга. Да, сеньор. Он в спальне.

Юноша. Что ты приготовил?

Слуга. Фрак. Я положил его на кровать.

Юноша  (волнуясь).  Убери.  Я  не пойду туда, я не хочу ложиться на эту кровать,  она  большая,  пустая.  Не знаю, кому вздумалось ее купить. У меня раньше была другая, маленькая. Помнишь?

Слуга. Да, сеньор. Резная, из ореха.

Юноша.  Да.  Резная, из ореха. Как хорошо тогда спалось. Помню, когда я был  маленьким,  я смотрел, как за ее резной спинкой вставала луна. А может, за балконной решеткой? Забыл... Где она?

Слуга. Вы ее отдали.

Юноша (задумчиво). Кому?

Слуга (строго). Вашей прежней стенографистке.

Юноша в раздумье замолкает.

Юноша (отпуская Слугу). Иди.

Слуга уходит.

Юноша (с тоской). Хуан.

Слуга (сурово). Да, сеньор.

Юноша. А туфли - лакированные?

Слуга. Да, с черными шелковыми лентами.

Юноша.  С  черными  шелковыми лентами... Нет. Достань другие. (Встает.) Почему  в  этом  доме  всегда  нечем  дышать? Я вырву все цветы в саду и эти проклятые  олеандры,  которые лезут по стенам, и эту траву, что прорастает в полночь...

Слуга.  Говорят,  что  от  запаха  маков и анемонов в определенные часы болит голова.

Юноша. Может быть. Убери это. (Показывает на пальто.) Снеси на чердак.

Слуга. Хорошо. (Уходит.)

Юноша (робко). А туфли... оставь. Только смени ленты.

Звонит дверной колокольчик.

Слуга (входя). Сеньоры пришли играть.

Юноша (устало). А!

Слуга (в дверях). Будете одеваться?

Юноша (выходя). Да. (Исчезает почти как тень.)

Входят Игроки. Их трое. Они во фраках и длинных, до полу, белых шелковых

плащах.

Первый  Игрок.  Это было в Венеции. Скверный выдался год. По тот парень играл  что надо. Был бледен, до того бледен, что в конце игры у него остался единственный  козырь  -  червонный  туз.  Его живое сердце. И он козырнул... (понижая  голос) карты набухли кровью, а сам он, с двумя девчонками, улизнул по Гран-Каналь.

Второй Игрок. Бледным нельзя доверять, они играют, но не раскрываются.

Третий Игрок. В Индии я играл с одним стариком, и когда в картах у него не  осталось  ни  кровинки,  а я уже был наготове, он вдруг тайком подкрасил анилином все пики и пропал за деревьями.

Первый  Игрок.  Играем  и выигрываем. А чего это нам стоит! Карты сосут кровь, их не оторвешь от пальцев.

Второй Игрок. Но, думаю, с этим... мы не прогадаем.

Третий Игрок. Как знать.

Первый  Игрок  (Второму).  Ты никогда не научишься в них разбираться. У этого жизнь вытекает из зрачков, течет по щекам и красит голубым манишку.

Второй  Игрок.  Да.  А  помнишь  мальчишку  из  Швеции? Он играл с нами полумертвый, а потом чуть не ослепил нас кровавой струей.

Третий Игрок. Вот карты. (Вынимает колоду.)

Второй Игрок. Надо быть с ним поласковее, чтобы он не заподозрил.

Третий  Игрок.  И  хотя  ни  стенографистка, ни та, другая, не появятся здесь, пока не минут пять лет, если они вообще минут...

Второй Игрок (смеется). Если вообще минут! Ха-ха-ха!

Первый Игрок. Неплохо бы нам поторопиться.

Второй Игрок. У него туз.

Третий Игрок. Молодое сердце. Наши пики могут соскользнуть.

Первый Игрок (с затаенной радостью). Только не мои.

Второй Игрок (с любопытством). Вот как?

Первый  Игрок  (как бы шутя). Мои надежные. Такие не только сталь, но и тонкий шелк пробивают. А это куда труднее.

Смеются.

Второй Игрок. Ладно, увидим.

Появляется Юноша во фраке.

Юноша. Сеньоры. (Подает руку.) Вы рано пришли. Еще так жарко.

Первый Игрок. Не слишком.

Второй Игрок (Юноше). Как всегда, элегантен.

Первый Игрок. Так элегантен, что больше не к чему и раздеваться.

Третий Игрок. Иногда костюм до того впору, что уже и не хочешь...

Второй  Игрок  (перебивая).  Что  уже  и не можешь снять его, как бы ни хотелось.

Юноша (устало). Вы слишком любезны.

Появляется Слуга. Он ставит на стол поднос с рюмками.

Юноша. Начнем?

Все трое садятся.

Первый Игрок. Мы готовы.

Второй Игрок (тихо). Смотри за ним!

Третий Игрок. Вы не сядете?

Юноша. Нет... Предпочитаю стоя.

Третий Игрок. Вот как?

Второй Игрок (тихо). Следи за игрой.

Первый Игрок (сдавая карты). Сколько у вас?

Юноша. Четыре. (Протягивает остальным.)

Третий Игрок (тихо). Не идет игра.

Юноша. Карты как лед. Я пас. (Кладет карты на стол.) Вы?

Первый Игрок (тихо). Нас. (Снова сдает карты.)

Второй Игрок (смотрит свои карты). Так. Прекрасно.

Третий Игрок (с беспокойством смотрит на свои карты). Так. Посмотрим.

Первый Игрок (Юноше). Вам начинать.

Юноша (весело). Мне. (Кидает карту на стол.)

Второй Игрок (резко). Теперь я.

Первый Игрок. И я.

Третий Игрок. И я.

Юноша (с последней картой, возбужденно). Итак?

Игроки показывают ему карты. Юноша прячет свою.     Хуан, ликеру для гостей.

Первый Игрок (мягко). Будьте любезны, карту.

Юноша (с тоской). Какой ликер вы предпочитаете?

Второй Игрок (нежно). Карту.

Юноша (Третьему Игроку). Вы, наверно, любите анисовый. Это...

Третий Игрок. Будьте добры... карту.

Юноша (входящему Слуге). Как, разве нет виски?

Когда входит Слуга, Игроки замолкают, застыв с картами в руках.     И коньяка нет?

Первый Игрок (так, чтобы Слуга не слышал). Карту.

Юноша (печально). Коньяк пьют стойкие люди.

Второй Игрок (тихо, но настойчиво). Карту.

Юноша. Или, может быть, шартрез?

Слуга выходит.

Первый Игрок (встает, решительно). Извольте играть.

Юноша. Сейчас. Выпьем сначала.

Третий Игрок (настойчиво). Надо играть.

Юноша  (в  агонии).  Да,  да. Немного шартреза. Шартрез - это полночь и зеленая луна внутри замка, где юноша и золотые водоросли.

Первый Игрок (решительно). Вы должны отдать нам туза.

Юноша (в сторону). Мое сердце.

Второй  Игрок  (настойчиво). Проигрывать так проигрывать. Ну же... вашу карту.

Третий Игрок. Давайте.

Первый Игрок. Карту.

Юноша (с болью). Мою карту.

Первый Игрок. Последнюю.

Юноша. Все. (Кладет карту на стол.)     На книжных полках появляется светящийся червонный туз. Первый Игрок вынимает пистолет и бесшумно стреляет из него никой. Червонный туз исчезает, и Юноша

хватается за сердце.

Первый Игрок. Бежим отсюда.

Второй Игрок. Нечего ждать.

Третий Игрок. Давай режь!

Первый Игрок ножницами режет воздух.

Первый Игрок (тихо). Идем.

Второй Игрок. Быстрее.

Уходят.

Третий Игрок. Никогда не надо ждать.

Юноша. Хуан, Хуан. Надо жить.

Эхо. Хуан, Хуан.

Юноша (умирая). Я все потерял.

Эхо. Все потерял.

Юноша. Мою любовь.

Эхо. Любовь.

Юноша (с дивана). Хуан.

Эхо. Хуан.

Юноша. Никого...

Эхо. Никого...

Второе эхо (издалека). Никого...

Юноша. ...нет?..

Эхо. Нет...

Второе эхо. Нет...

Юноша умирает. Входит Слуга со свечой. Часы бьют двенадцать.

Занавес

Перевод Н. Малиновской (проза) и А. Гелескула (стихи)

ПРИМЕЧАНИЯ    

Над  этой  пьесой  Гарсиа  Лорка  начал  работать во время пребывания в Соединенных  Штатах  (1929-1930  гг.)  и  там  же прочитал друзьям ее первый вариант.  4  октября  1930  года  законченная пьеса была прочитана автором в дружеском  кругу  в  Мадриде.  В 1933 году ее собирался поставить мадридский "Клуб   друзей   театральной  культуры",  в  1936  году  -  мадридский  клуб "Анфистора", но обе постановки не состоялись.

Пьеса  впервые  опубликована  в  Собрании  сочинений Гарсиа Лорки, т. 6 (Буэнос-Айрес, 1938).

Л. Осповат