|
Видал бы кто, каким я львом гляжусь, когда на гран-прием
Являюсь к некой госпоже, в каком помпезном кураже,
С какой бравадой,
Сажусь напротив госпожи - как будто молвлю ей "дрожи!"
Таким кажусь главой градским, парламентарием таким,
Хоть стой, хоть падай.
То, не иначе, кровь царей кипит во мне, когда пред ней
Рукой сеньора,
В виду имея, что влюблен, кладу бумажник (в нем - мильон)
И жду фурора.
Но молодое существо, не представляя ничего
Собою, кроме в первый раз надетых бус, нездешних глаз,
Волос и шелка,
Едва бровями шевельнет, как весь бомонд в момент поймет,
Что я не лев, не депутат, я просто мальчик, дебютант,
Летун, дешевка.
Один прохладный, темный взгляд - и все, и кончен мой парад,
Пиши пропало.
Одно движенье нежных век - и я увял, заглох, поблек,
Меня не стало.
На месте, где тому назад мгновений пять, глумлив, крылат,
Под стоны свадебных фанфар породы царской экземпляр
Сидел, сверкая,
Теперь какой-то лже-двойник о четырех ногах возник,
Муляж, который только вскрой - в нем засмердит весь шлак земной,
Вся дрянь морская.
А тот роскошный прошлый "я" - теперь всего лишь тень моя,
Мечта и греза.
Не суперкласс и гиперблеск, а сверхконфуз и гран-гротеск.
Метампсихоза.
Еще не смысля всей беды, пытаюсь я сдержать бразды,
Еще с апломбом на других кошусь: мол чем я хуже их?
Ничем ни хуже.
Еще я тщусь, как те цари, хоть часть себя сокрыть внутри,
В то время как вполне пора признать, что нет во мне нутра,
Я весь снаружи.
Вполне пора в родной вигвам бежать стремглав и выпить там
Свою цикуту,
Сиречь, буквально или нет, но сгинуть, кинуть этот свет
Сию секунду.
Кто испытал не даст соврать и потвердит, что с места встать
Не так легко в подобный час. Но, чтоб не видеть этих глаз,
Больших как небо,
Собравшись с духом наконец, я улыбаюсь как мертвец,
Потом встаю, мильон в карман кладу и еду в ресторан
"Адис-Абеба".
Земля безвидна, даль бледна. Со мной лишь тень моя, она
В цари не метит,
Пересекая град пустой, где ночью нас, как в песне той,
Никто не встретит.
Никто не встретит.
Никто не встретит...
|
