|  | 
                   
      
       Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
 Одержимый холопским недугом,
 Целый город с каким-то испугом
 Подъезжает к заветным дверям;
 Записав свое имя и званье,
 Разъезжаются гости домой,
 Так глубоко довольны собой,
 Что подумаешь - в том их призванье!
 А в обычные дни этот пышный подъезд
 Осаждают убогие лица:
 Прожектеры, искатели мест,
 И преклонный старик, и вдовица.
 От него и к нему то и знай по утрам
 Всё курьеры с бумагами скачут.
 Возвращаясь, иной напевает "трам-трам ",
 А иные просители плачут.
 Раз я видел, сюда мужики подошли,
 Деревенские русские люди,
 Помолились на церковь и стали вдали,
 Свесив русые головы к груди;
 Показался швейцар ."Допусти",- говорят
 С выраженьем надежды и муки.
 Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
 Загорелые лица и руки,
 Армячишка худой на плечах.
 По котомке на спинах согнутых,
 Крест на шее и кровь на ногах,
 В самодельные лапти обутых
 (Знать, брели-то долгонько они
 Из каких-нибудь дальних губерний).
 Кто-то крикнул швейцару: "Гони!
 Наш не любит оборванной черни!"
 И захлопнулась дверь. Постояв,
 Развязали кошли пилигримы,
 Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
 И пошли они, солнцем палимы,
 Повторяя: "Суди его бог!",
 Разводя безнадежно руками,
 И, покуда я видеть их мог,
 С непокрытыми шли головами...
  А владелец роскошных палат
 Еще сном был глубоким объят...
 Ты, считающий жизнью завидною
 Упоение лестью бесстыдною,
 Волокитство, обжорство, игру,
 Пробудись! Есть еще наслаждение:
 Вороти их! в тебе их спасение!
 Но счастливые глухи к добру...
  Не страшат тебя громы небесные,
 А земные ты держишь в руках,
 И несут эти люди безвестные
 Неисходное горе в сердцах.
  Что тебе эта скорбь вопиющая,
 Что тебе этот бедный народ?
 Вечным праздником быстро бегущая
 Жизнь очнуться тебе не дает.
 И к чему? Щелкоперов забавою
 Ты народное благо зовешь;
 Без него проживешь ты со славою
 И со славой умрешь!
 Безмятежней аркадской идиллии
 Закатятся преклонные дни.
 Под пленительным небом Сицилии,
 В благовонной древесной тени,
 Созерцая, как солнце пурпурное
 Погружается в море лазурное,
 Полосами его золотя, -
 Убаюканный ласковым пением
 Средиземной волны, - как дитя
 Ты уснешь, окружен попечением
 Дорогой и любимой семьи
 (Ждущей смерти твоей с нетерпением);
 Привезут к нам останки твои,
 Чтоб почтить похоронною тризною,
 И сойдешь ты в могилу... герой,
 Втихомолку проклятый отчизною,
 Возвеличенный громкой хвалой!..
  Впрочем, что ж мы такую особу
 Беспокоим для мелких людей?
 Не на них ли нам выместить злобу? -
 Безопасней... Еще веселей
 В чем-нибудь приискать утешенье...
 Не беда, что потерпит мужик:
 Так ведущее нас провиденье
 Указало... да он же привык!
 За заставой, в харчевне убогой
 Всё пропьют бедняки до рубля
 И пойдут, побираясь дорогой,
 И застонут... Родная земля!
 Назови мне такую обитель,
 Я такого угла не видал,
 Где бы сеятель твой и хранитель,
 Где бы русский мужик не стонал?
 Стонет он по полям, по дорогам,
 Стонет он по тюрьмам, по острогам,
 В рудниках, на железной цепи;
 Стонет он под овином, под стогом,
 Под телегой, ночуя в степи;
 Стонет в собственном бедном домишке,
 Свету божьего солнца не рад;
 Стонет в каждом глухом городишке,
 У подъезда судов и палат.
 Выдь на Волгу: чей стон раздается
 Над великою русской рекой?
 Этот стон у нас песней зовется -
 То бурлаки идут бечевой!..
 Волга! Волга!.. Весной многоводной
 Ты не так заливаешь поля,
 Как великою скорбью народной
 Переполнилась наша земля, -
 Где народ, там и стон... Эх, сердечный!
 Что же значит твой стон бесконечный?
 Ты проснешься ль, исполненный сил,
 Иль, судеб повинуясь закону,
 Всё, что мог, ты уже совершил, -
 Создал песню, подобную стону,
 И духовно навеки почил?..
  1858 
   
 
 |