|
Предел безмолвный, темный уголок!
Немая пристань, где наставник рок,
Спасительный, но в строгость облеченный,
Назначил мне приют уединенный,-
Сегодня будь святыней для меня!
Я ныне полон чистого огня! "..."
Пусть упиваются любимцы счастья
Отравою земного сладострастья,
Пусть одеваются в ничтожный блеск,
Пусть слышат купленный за брашно плеск -
Они умрут, и сгложет червь их кости,
Имен их не помянут даже гости,
Участники распутных их пиров,-
Я узник, но мой жребий не таков!
Меня взлелеял ангел песнопенья,
И светлые, чудесные виденья
За роем рой слетают в мой приют.
Я вижу их - уста мои поют,
И райским исполняюсь наслажденьем.
И да вещаю ныне с дерзновеньем:
Я верую, я знаю: не умрут
Крылатые души моей сознанья -
Так! чувствую: на мне печать избранъя.
Пусть свеется с лица земли мой прах -
Но я - счастливец - буду жить в веках.
Не весь истлею я: с очей потомства
Спадет покров мгновенной слепоты -
И стихнет гул вражды и вероломства,-
Умолкнет злоба черной клеветы -
Забудут заблужденья человека;
Но воспомянут чистый глас певца,
И отзовутся на него сердца
И дев и юношей иного века,
Приидет оный вожделенный день,
И радостью встрепещет от приветов
Святых, судьбой испытанных поэтов
В раю моя утешенная тень.
Тогда я робко именем клевретов,
Великие, назвать посмею вас,-
Тебя, о Дант, божественный изгнанник,
О узник, труженик бессмертный Тасс,
Тебя - и с ним тебя, бездомный странник,
Страдалец, Лузитании Гомер!
Вы образцы мои, вы мне пример.
Мне бед путем ко славе предлетели,
Я бед путем стремлюся к той же цели,
Не плача же достоин жребий мой.
Я на земле, в тюрьме я только телом,
Но дух в полете радостном и смелом
Горе несется, за предел земной
И в ваш собор вступает светозарный.
Нет, мне не страшен черни смех коварный.
Я в скорби, в заточеньи, в нищете;
Но лучший ли удел вкушали те,
Которых имена вовеки громки,
Те, что стоят времен на высоте,
Поэты, к коим поздние потомки
Подъемлют блеском ослепленный взор,-
Светил вселенной вдохновенный хор?
1832
|
