Cайт является помещением библиотеки. Все тексты в библиотеке предназначены для ознакомительного чтения.

Копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск.

Карта сайта

Все книги

Случайная

Разделы

Авторы

Новинки

Подборки

По оценкам

По популярности

По авторам

Flag Counter

Андеграунд
Ширянов Баян
Язык: Русский

Срединный Пилотаж

(присмертное издание).

Автор слегка запоздало благодарит Александра Бородыню, Раису Именитову, Кирилла (Каца) Якимца, Вадима (ВадВад) Гущина, Максима (Паркера) Кононенко, Леонида (Левона) Делицына за все хорошее и за то, что они были крестными отцами-матерями "Низшего пилотажа".

Автор чрезвычайно признателен провайдерской фирме "Ринет" и лично Сергею Рыжкову, без которого автор помер бы от информационного истощения.

Автор выражает удовлетворение, граничащее с восторгом, по поводу существования стран Парагвай и Аргентина, где растут кустики, с которых срывают листочки из которых потом делают замечательный напиток МАТЕ.

Автор посвящает свою книгу всем ремиссионерам прошлого, настоящего и будущего, независимо от срока ремиссии, всем вымышленным прототипам героев и самому себе, безвременно почившему.

Если вам покажется, что вы кого-то узнали - это случайное совпадение. Все факты являются вымыслом автора.


1. Предвкушение вмазки (Вместо предисловия.)

Тут сон мне приснился. Наверное, да... Мало ли, какая хуйня по ночам в голову лезет... Но тут была совсем не хуйня, и даже не поебень.

Я иду. Куда, когда, зачем, - не важно. Важно, что день на улице, важно, что знаю я заветный адресок, и что на хате по заветному этому адреску есть маза втюхаться винтярой.

Захожу - а там стрём. Пренса подкатили и шугают тамошних безобидных винтоваров. Ну, а те забаррикадировались в своей каморе. В общем, расклад такой: и ни к ним не попасть, и ни они даже под дверь просунуть не могут. Нагавкали там на меня, чуть с лестницы не спустили. Предки-то неврубные, вонючим наркошей обозвали. А разве ж я вонючий? Это другие могут месяцами в душе не показываться, а я-то ведь ежедневно его принимаю. Он для меня что винт. Такой же наркотик.

Обхожу я дом, вижу, стоят мои родимые на балкончике. Балконе. Балконище. Широком таком, с балюстрадой из резных круглых хреновин, и держат его то ли Атлантиды, то ли Кариатоны. В общем, впору на нем соревнования по прыжкам в сторону устраивать. Но размеры его - это хуйня, главное, что к нему ведет дорожка из дорических колонн. И по этим дорическим колоннам, как не хуй делать, можно взойти на тот балконище.

И я, типа героя DOOM-а, прыгаю по этим колоннам прямо к моим кентам. А они растекаются под ногами, как кисель, или хуй после эякуляции. Я прыгаю, прыгаю, прыгаю и... Успеваю. И только я ступаю на эту балконину, как мне закатывают рукав, и ставят баян на веняк!

И я тут же приходуюсь и просыпаюсь.

А меня прет!

Нет, я, как и любой винтовой, знаю, что приход словить можно и на мнении, но чтобы так круто и во сне...

Встаю я, открываю окно настежь и курю в него, пуская дым в ночную Москву. Мало где окошки светятся и я, глядя на них, имею чисто винтовой вруб, что там процесс идет. И я уже сквозь занавески различаю мелькающие фигуры торчков, варщиков, вижу, у кого где на какой стадии. Вижу, кто ширяется, кто казнится, кто тащится...

Бля! Это же глюка! Какого хуя?! Я же оставшейся во мне сознательной частью, врубаюсь, что ни хуя подобного там нет. Ну, разве что в одной, двух неспящих хатах! Ебать мой лысый пенис! Я что, совсем съехал? Да нет там ни хуя, убеждаю я себя. Но какая-то часть все одно нашептывает, что в каждой глюке есть доля глюки...

А другая часть напоминает, как мы однажды ломанулись в такую хату со светящимся окном. Причем в третьем часу ночи: Аскануть марганцовки. И как нас встретил недовольный деятель со следами вмазок на руках, а из самой хаты знакомо тянуло горьким миндалем:

Постепенно мыслеприход истончается и я приобретаю возможность рассуждать чуть более здраво.

Я понимаю, что такой резкий проруб ширяльного настроения не спроста. За ним что-то должно последовать. Или сама ширка, по тахионному принципу, или что-то такое же крутое, что сможет ее заменить. А заменить ее может лишь сидение перед компом и набивание в него всякой поебени, типа "Низшего пилотажа".

А, собственно, подумал я тогда, что я теряю? Мои читатели-почитатели, которых стараниями ВадВада, Паркера, и других монстров Рунета и издательства АдМаргинем, выпустивших бумажную книгу, стало до хуя, как, собственно и читателей-хулителей, но на последних я ориентироваться не желаю, а на первых просто не хочу... О чем это я?.. Да! Ни одна сука не сказала мне: "Баян, еб твою мать, а когда будет продолжение?" Так вот, нате!

Ловите его, долгожданное, читайте, мусольте. Только не надо мне пиздеть, что "Средний пилотаж" хуже "Низшего...", или наоборот, или все это, вместе взятое, полное говно, с чем я, как его автор, не могу согласиться ни публично, ни внутренне. Я сам вообще пока не знаю, какой он будет, этот "Средний...", ибо, как полный мудак, начал писать его с этого предисловия, вместо того, чтобы им закончить.


2. Моя борьба (Предисловие)

А вот теперь, написав все, поставив последнюю точку, я пишу настоящее предисловие.

Предыдущее. Предыдущее я все же решил оставить, хотя и во многом был там не прав. И в том, что никто не хочет продолжения, и в том, что: Да, пустое это! Время-то идет. Мировосприятие меняется. И сейчас я понимаю, что будь я тогда, когда писал "Низший:", таким, какой я сейчас - то была бы совсем другая книга. А лет через десять я то же самое смогу сказать про "Срединный:"

Кстати, заметили, что название этой книги за те годы, что я с ней работал, несколько изменилось? Был "Средний:" стал "Срединный:".

Знатоки восточной философии сразу поймут причину. "Средний" - это так, почти что "никакой". Срединный же - другое совсем дело. Срединный путь - путь ухода от борьбы. А я именно это и хотел бы сделать. Надоело бороться. Надоело доказывать, что "Низший пилотаж" не про "страшных опустившихся донельзя наркоманов", а про людей. И не про наркотики я писал, а про страсти человеческие. Про страсть и привязанность. Про Любовь, если хотите. А коли не хотите - то все равно про Любовь! И "Срединный:" тоже. Это я так, заранее, чтобы избежать кривотолков.

Но если "Низший:" это все-таки некое ностальгирование по временам давно канувшим в небытие, оставшимся только в памяти, да в исковерканных двойными стандартами психиках потребителей и бывших потребителей мульки-винта, то "Срединный:" - это то, что происходит сейчас. В тот самый момент, когда ты пробегаешь глазами эти строки. Это - НАСТОЯЩЕЕ! Тот самый момент, что по-английски зовется "now". Да, и другой смысл тоже присутствует. Никуда не денешься.

Впрочем, и древних времен в нем тоже хватает. Да и в будущее я мимоходом заглянул. Но что такое древность, что такое грядущее, для торчка, живущего вне времени?

Вот она, книга. Хотите - принимайте, хотите - воспринимайте, хотите - боритесь.

А мне обрыдло бороться. Пусть другие этим занимаются. Критики, читатели: Если хотят, конечно.

Я же: Что? Кину им:

Тю! Нет, не кость, как подумает испорченный совком деятель, отнюдь не кость!

Пищу.

Для ума.

Я не говорю "наркотики - хорошо". Я не говорю "наркотики - плохо". Я говорю, что лицо, потребляющее вещества, упомянутые в списке наркотиков - тоже человек. И почему это отказываются принимать те, кто эти вещества не принимает - загадка. Зачем нужна пропасть непонимания между этими людьми и теми, кто употребляет наркотики, поощряемые государством? Я догадываюсь. Почти знаю ответ. Но напрямую я его не скажу. Я выплескиваю все то, что скопилось. Все те факты, которым я сам или был свидетелем, или слышал. Я не хочу давать оценки. Я не имею на это права.

Я не сужу.

Я - всего лишь писатель. Даже описыватель в данном случае. Акын.

Единственное, что я могу сказать так, прямо и лозунгово, это:

Не делай как я! Не ходите за мной! Не дай вам Бог испытать то, через что прошел я!

А если уж пошли: То не корите меня, что я повлиял на ваш выбор. Вы сделали его сами. Я лишь предупреждал. Иногда прививка ведет к смерти. Что ж: Риск есть всегда. И тогда уж с честью принимайте все те невообразимые испытания, которые несет в этом мире путь инъекционного торчка.

А теперь - читайте.


3. Низший пилотаж

Собственно говоря, эта глава должна была дать название моей предыдущей книге. Но, в силу некоторых обстоятельств, история эта так и не была написана. Но, если быть уж совсем честным, то я никак не мог уразуметь, какой же из эпизодов моей жизни и жизни моих знакомых подходит под это эпохальное название. За уши притягивать не хотелось, выдумывать - тоже:

И до сих пор название это ставит меня в тупик.

Но, поскольку я обещал, что в "Срединном пилотаже", будет глава "Низший пилотаж", то, вот она. Наслаждайтесь.


4. Голый под зонтиком

В последние годы Чевеид Снатайко торчал редко. Можно даже сказать, совсем не торчал. То есть вообще. Некогда было. Солидный мужик далеко за тридцатник, жена, пацан во второй класс ходит, тачка, две хаты, одна, правда, в ближнем Подмосковье, но все равно - две хаты. Работа. Не то чтобы очень крутая, но без пары-тройки штукарей деревянных в кармане Чевеид Снатайко из дому не выходил. Но это так, когда совсем уж протратится. У него даже примета появилась - "денег меньше штуки - пришла бедность".

Уходил Чевеид Снатайко из дома рано, приходил поздно, в общем, загружен был по самое не могу. И вдруг, в один прекрасный во всех отношениях и представлениях день:

Оказалось...

Что...

Ему...

Совершенно...

Нечего...

Делать!!!...

Жена с мелким свалили на Кипр, его поездка по делам в Прагу вдруг по каким-то причинам накрылась, но накрылась таким хитрым образом, что у Чевеида Снатайко вдруг оказалось целых три абсолютно пустых, ничем не заполненных дня. Можно, конечно было их провести жря синьку с приятелями, или валяясь на диване, смотря в дибилизатор, чем Чевеид Снатайко первоначально и планировал заниматься, но...

Проснувшись около полудня, Чевеид Снатайко потянулся сперва так, потом за сигаретой, потом за дигитальником. И, дымя суперлегким "Братаном", узнал от говорящей башки в панорамнике, что сегодня день борьбы не то с наркоманами, не то с наркотиками.

- Черт! - Воскликнул Чевеид Снатайко.

- Черт! - Сказал он еще раз, размазывая по пепельнице тлеющий уголек на кончике беспонтового "Кента".

- Черт! - Изрек Чевеид Снатайко, выпутываясь из одеяла.

- Черт! - Произнес он, шлепая в сортир.

- Черт! - Молвил Чевеид Снатайко, пытаясь одной рукой настроить шарнирный кран на теплую воду, а другой открыть тюбик с зубной пастой.

- Черт! - Проронил он, роясь в холодильнике в поисках утренних пачек "птиданона".

- Черт! Черт! Черт! - Гундел Чевеид Снатайко пожирая йогурты, разыскивая в шкафу прикид, который бы не был слишком официальным, но и не вызывал бы излишний стрем, и, обнаружив таковой, облачаясь в него.

Все дело в том, что Чевеида Снатайко посетила Идея. Идея о том, Как провести эти три дня.

Как?

А оченно просто...

Чевеид Снатайко... Ну, чего я разжевываю? Ведь и так все всем уже понятно! Ах, да, подвожу к одной из кульминаций! ...решил вспомнить молодость и сварить винта!

А в молодости он был весьма неплохим алхимиком. А какие марафоны он закатывал!.. На два месяца с телками...

И эти воспоминания обрушились на Чевеида Снатайко как вода из внезапно рвущегося кондома. Он буквально ощутил этот, ни с чем не сравнимый винтовой предприход. Это ощущение, когда струна входит в веняк, в баян рвется контроль, еще нет ничего, никакого действия, шуруп-то еще в машине, но уже возникло это предощущение, это телесно-сознательно-эмоциональное ощущение-мысль-чувство что сейчас, еще мгновение, и нагрянет она, Зацепуха!.. А за ней таска... Кайф! Башнесрыв! Тяга! Пруха! Эйфория! Торч! Улет!

И, пожалуй, нет лучше дня для развязки затянувшейся ремиссии, чем этот день борьбы с наркотизмом!

Так думал Чевеид Снатайко, гоня свой "Фольксваген-Пассат" в направлении улицы Никитской. Да, именно так он и думал. И это мне доподлинно известно, ибо вживил я ему, естественно без на то его согласия, в мозг микрочип, улавливающий мысли, и по спутниковой связи, незаметно используя для этого мобилу Чевеида Снатайко, посылающий видео- и аудиофайлы на мой компьютер... Но чип этот действует только в одном направлении, увы.

С трудом припарковавшись, все было забито, словно здесь происходил всероссийский слет торчков, Чевееид Снатайко, по старой памяти, пошел сразу к "перваку". Но у аптеки никого не оказалось. Покрутив головой, и так никого и не обнаружив, он затарился разнокубовыми самосвалами и шпильками, взял пару пипеток, пяток пузырей нафтизина, систему для переливания крови, салфетки со спиртом, вату...

Дальнейшие блуждания привели ко встрече с кидалами, но Чевеид Снатайко все же добился своего, не дал этим обдолбанным любителям хмурого поживиться за свой счет, и его подвели к барыге. Дальнейшее труда не составляло. Обмен банки сала и компонентов на бабло произошел мгновенно.

Но по дороге домой, стараясь особо не гнать, Чевеид Снатайко ощутил наступление медвежьей болезни. Постоянные мысли о том, что скоро он, наконец-то, через столько лет, вмажется, вызвали у Чевеида Снатайко сперва рвотный позыв, а потом и кишечник дал о себе знать характерным бульканьем и позывом по жидкому обосраться. Кляня свои, ставшие ни к черту, нервы, Чевеид Снатайко едва смог доехать до ближайшей синей кабинки платного дристалища. Сунув бабке пятерку, Чевеид Снатайко ввалился в узкое пространство сортира, и тут возникла неожиданная проблема. Если он сначала проблюется, то обязательно обосрется в штаны. А если он сперва сядет срать, то наблюет на пол...

Выбрав, как самый оптимальный, второй вариант, Чевеид Снатайко сел и изверг жидкие отходы жизнедеятельности сразу из пяти отверствий...

Что? Детализировать? Да, запросто! Итак... две ноздри, один рот, один мочеиспускательный канал и один анус. Уши задействованы не были! Удовлетворены? Тогда, продолжим.

- А еще с виду такой культурный, алкаш вонючий!.. - Орала бабка вслед Чевеиду Снатайко, оставлявшему за собой мокрые следы. Орала она и многое другое, но зачем повторять за престарелым поколением всякие гадости? Чевеид Снатайко же, внешне не реагируя, мысленно посылал ее в индивидуальное пешее эротическое турне и быстро чапал к машине. Его ждал винт.

Дома, уже почти совсем успокоившись, Чевеид Снатайко, еще раз избавившись от всего постороннего в организме, сполоснулся, переодел все, включая засраные-таки трусы, и начал варить винта...

Былые навыки вспомнились моментально. Словно и не было долгого-предолгого перерыва. Отбивка, сушка, сама варка прошли на одном дыхании. В смысле, это Чевеиду Снатайко казалось, что на одном. На самом деле, совершая все стадии процесса вдумчиво и пытливо, Чевеид Снатайко затратил на все целых четыре с половиной часа. Только винт он варил часа два, доводя бурую массу в нафтизиновом пузырьке до идеального, совершенно прозрачного, ни децела желтизны, состояния.

И вот он... Винт... Восемь кубов десятипроцентного чуть вязковатого раствора... На одного...

Винт пахнет... Чевеид Снатайко понюхал. Усмехнулся. Нет, это не гнусный карбид. И не ломовые "яблоки". И не долгоиграющие "фиалки"... Такой запах раньше Чевеид Снатайко звал "незабудки". Кто помнит, как пахнут незабудки? Вот именно! Какой-то странный, легкий, едва уловимый аромат. И это значило, что раствор получился уматный. Если таким втрескаешься, то его действие долго не сможешь забыть, будешь рассказывать пионерам-торчекозникам и алдовым винтовикам... "А вот когда у меня, года три назад, вдруг получились "незабудки"..."

Чевеид Снатайко вздохнул, выбрал двуху, отщелочил, выбрал через петуха, разбодяжил до трех квадратов... Поставиться труда не составило. С первого раза пятикубовый самосвал встал на веняк. Резиновый поршень ровнехонько вогнал винт в кровь. Чевеид Снатайко выдернул шприц, прижал к месту вмазки спиртовую салфетку и повалился приходоваться.

Винт действительно оказался небывалой мощности. Чевеида Снатайко буквально катапультой выбросило вон из тела и он, его бесплотный дух, какое-то время путешествовал по удивительнейшим мирам. Придя в себя, Чевеид Снатайко ощутил позыв к действию. Он вычистил свои заблеваные ботинки, постирал заблеваные штаны, вытер пыль по всей квартире, перемыл полы, посуду, наточил ножи, полил цветы в горшках, смазал скрипящие дверные петли, переделал проводку в ванной и туалете так, что теперь свет зажигался, едва откроешь дверь, и не отключался, когда ее захлопываешь за собой внутри, а только после того, как выйдешь и закроешь ее во второй раз. Он рассортировал скопившуюся гору компакт-дисков по алфавиту. Расставил книги на полках по размерам, тематике и радуге. Произведя все это, Чевеид Снатайко понял, что подустал.

Он посмотрел на часы. Всего лишь час ночи. Дома делать было больше нечего. И Чевеид Снатайко решил децел догнаться и погулять по лесу. А лес был совсем рядом. Ну, не настоящий лес, конечно, не Лосиный Остров, а узенький Филевский парк.

Он сделал себе еще два с половиной куба. Второй приход был уже не столь яростен и могуч. Зато пред глазами Чевеида Снатайко возникли муары. Предметы сами собой начали слегка подрагивать, подергиваться, они сами, их части зажили словно своей сугубо самостоятельной жизнью. Цвета заярчели. Все приобрело иной, более полный объем. И Чевеид Снатайко понял, что маленько передознулся.

А это значило, что действительно срочно надо на природу. Сбросить в нее лишнюю винтовую энергию, подзарядиться исходной, лесной.

Чевеид Снатайко выскочил на улицу. До Филевского парка идти было всего ничего, и спустя минуту он уже шел под темной сенью деревьев. Фонари остались где-то сбоку. Гудели изредка моторы проезжавших вдалеке машин. Все было удивительно тихо. Лишь шевелились ожившие тени. Но и они не были угрожающими, как в детских ночных страхах и страшилках. А, напротив, в них таились мирные доброжелательные существа, которые телепатически говорили Чевеиду Снатайко, что никому они его в обиду не дадут. И Чевеид Снатайко исполнился благодарности к этим существам.

Спустя несколько шагов Чевеид Снатайко вспомнил, что он же пришел пообщаться с Природой. А с Природой надо общаться в чем Природа-мать ее так, родила!

В лесу было тепло, и первой на куст была повешена адидасовская ветровка. В ее карманах остались и ключи, и мобильник, но это не тревожило Чевеида Снатайко, он же знал, что Существа-Из-Теней не дадут никому ничего украсть. Десяток-другой шагов - и на следующем кусте повисла футболка. Куст - спортивные штаны. Куст - трусы. Дерево - носки и кроссовки.

Чевеид Снатайко шел по лесу абсолютно голый. Вокруг шепотали листья, вдали был город. Город был в невообразимой, невыносимой дали. А листья шепотали здесь, прямо над головой Чевеида Снатайко.

И вдруг Чевеид Снатайко понял, что совершил страшную ошибку.

Он не засек время.

Ведь нельзя же бесконечно общаться с Природой. Она от этого может устать. И поэтому время общения надо ограничить. А чтобы его ограничить - его надо засечь. А чтобы засечь, его требуется, по крайней мере, узнать. А часы Чевеид Снатайко не надел... А мобила осталась в куртке...

И тут та самая Природа, с которой так активно общался-сливался-приобщался Чевеид Снатайко, ему помогла. Внезапно он вышел на небольшую полянку. Горел одинокий фонарь. А на полянке были люди. Во всяком случае, Чевеид Снатайко так это видел... на полянке были люди. Под фонарем журчал источник. Судя по кресту, иконке, и здоровенным бадьям-бидонам-бутылкам, полным воды, это был святой источник. Старички, старушки, несколько женщин средних и бальзаковских лет, все они сидели кружком на каменной кладке, подстелив под себя кто газету, кто сумку, погрузив ноги в воду.

Чевеид Снатайко понимал, что внезапное появление обнаженного мужчины может произвести некое смятение в головах здесь находящихся и поэтому обратился к собравшимся как можно вежливее. Он сказал...

- Простите пожалуйста. Не будете ли вы столь любезны, не скажете ли мне который сейчас час?

Несколько голов повернулось в сторону звука. Кажется, открылось несколько ртов. Не для того, чтобы что-то сказать, а так, просто, открылось. Но в ответ не раздалось ни звука. Лишь журчала вода, да кто-то, резко шевельнувшись, сделал ногой бульк.

"Ах так! - Подумал Чевеид Снатайко. - Не хотите, значит, отвечать! Ну, смотрите же у меня!"

И он, просочившись между двумя тетками, при этом нагло опираясь на их плечи, как был, в чем мать-природа родила и целиком плюхнулся в святую воду, обдав все освящающееся народонаселение веером сакральных брызг. Но, удивительное дело, народонаселение и тут не издало ни звука. Они лишь утерли лица и продолжали сидеть, как ни в чем не бывало!

"Сектанты они что ли? - Подумалось Чевеиду Снатайко. - Психи какие-то..."

Чевеид Снатайко выбрался из воды и пошел дальше. Так он шел и шел, обнимаясь по пути с деревьями, гладя кусты как ласковых собак, пока не обнаружил сразу две вещи. Или, даже, три.

Первые две оказались вполне материальны. Для начала выяснилось, что он уже забрел в наиболее многолюдную часть ночного парка. То и дело вокруг раздавались чьи-то голоса, мелькали человеческие фигуры и не по одной. Уже раз пять Чевеиду Снатайко приходилось сходить с проторенной тропки, чтобы пропустить очередную наалкоголизировавшуюся компанию.

Вторым материальным вещем оказался зонтик. (Ну, не вещью же?!) Чевеид Снатайко совершенно не помнил, откуда тот появился в его руке. Ну, не материализовался же из подпространства или воздуха? Впрочем, если учесть, что Чевеид Снатайко пребывал в пространстве с мерностью чуть больше, нежели стандартные три, вполне могло оказаться, что и материализовался. Однако, Чевеид Снатайко не стал уходить в эзотерические дебри и прослеживать путь зонтика из одного мира в другой. Нет. Его взволновала третья вещь. И вот какою она была... Чевеиду Снатайко захотелось женщину!

В любом другом случае Чевеид Снатайко просто вернулся бы домой и совокупился с женой. Но жена-то свалила на Кипр! И поэтому женщину надо было искать. И, как подсказывала Чевеиду Снатайко природа, или Природа, искать ее надо было здесь, в лесу.

А ведь женщины в лесу действительно были! Чевеид Снатайко и видел их, и слышал их голоса. Но, в чем проблема, все они почему-то находились в обществе пьяных урелов. Не отпускали их от себя пьяные урелы. Чуяли, что раз Чевеид Снатайко вышел на охоту за женщиной, то отпускать их от себя нельзя. Враз выебет!

Вспомнив все, что он читал и смотрел про ниндзя, спецназ и прочие тайные операции, Чевеид Снатайко решил устроить засаду на самку человека. В небольшой балке с текущим по дну ее ручейком, может быть даже тем самым, святым, он нашел глину. Обмазавшись тонким слоем с ног до головы, Чевеид Снатайко слился с окружающей темнотой. Но этого для воплощения всего хитрого замысла было недостаточно. Чевеид Снатайко нарвал листьев и, растерев из в ладонях, получил зеленую массу. Масса эта неровными пятнами легла на глину. Теперь на Чевеиде Снатайко играли тени. Можно было устраивать засаду.

Засада была устроена на дереве, росшем неподалеку от широкой и, видимо, весьма популярной тропы. Чевеид Снатайко забрался на дерево, положил в ближайшую развилку зонтик и принялся ждать.

Мимо прошла одна тусовка. Вторая. Третья прошествовала в противоположном направлении. Везде были бабы. Но они не реагировали на телепатические вопли Чевеида Снатайко. Или почти не реагировали. Ну, что это за реакция... замедлила шаг, обернулась, и пошла, дальше весело хохоча над шуткой, которую Чевеид Снатайко уж сто лет как читал на рассылке из анекдот-ру!

Вскоре Чевеид Снатайко перестал даже считать компании. Он был уверен, что скоро, очень скоро появится та, которую он ждет.

Небо просветлело. И тут появилась Она!

Чевеид Снатайко не поверил своим глазам. Но нет! Она! Точно Она! Та самая Она!!! Одинокая женщина!

Но, повинуясь неотчетливому предчувствию, Чевеид Снатайко не пошевелился. Не выдал себя.

"Еще рано... - Убеждал себя Чевеид Снатайко. - Она пришла ко мне. Она пришла ко мне трахаться. Значит, она сама и должна раздеться!"

Женщина посмотрела по стогнам, и действительно начала раздеваться.

Радости сидящего на дереве Чевеида Снатайко не было предела.

Женщина расстегнула молнию на джинсах, спустила их до колен. Потом спустила на тот же уровень трусики.

И села.

Спиной к Чевеиду Снатайко.

И начала писать.

Чевеид Снатайко понял это по звукам, издававшимся из-под женщины.

В процессе мочеиспускания незнакомка вдруг обернулась, с трудом сохранив равновесие. Не увидев позади себя никого, она вроде успокоилась. Но, буквально через пару секунд оглянулась еще раз. Но снова там никого не оказалось.

Телепатические импульсы действовали.

Третий поворот головы дамы оказался решающим. Она более тщательно осмотрела заспинные окрестности.

Потом она подняла глаза...

...И встретила взгляд Чевеида Снатайко!

Сначала у незнакомки резко расслабились глазные мышцы и мышцы, поддерживающие нижнюю челюсть. Челюсть буквально вывалилась в траву. Глаза тоже. Потом вестибулярный аппарат женщины резко прекратил функционировать. Она целиком рухнула туда, где уже валялись ее глаза и челюсть. Стоит ли напоминать, какой жидкостью там все только что было пропитано?

И там, на траве, в лежачем положении, по уши в собственной моче, запутавшись в джинсах и траве, никак не могя от одного избавиться, а другое натянуть, дабы не подставлять взгляду лохматого, измазанного глиной и зеленью сидящего на дереве голого мужика свои драгоценные жопу и пизду, незнакомка истошно завизжала.

Такого пронзительного крика Чевеид Снатайко не слышал никогда в жизни. Наверное, он был слышен даже в Химках...

Через мгновение на вопль сбежались мужики в количестве трех штук. Да, увы, женщина оказалась не одинокой. Она пописать отошла.

Ее поставили на ноги, натянули на нее трусы-штаны...

- Там!.. Там!.. - Только и могла вымолвить несчастная, тыкая пальцем в сторону Чевеида Снатайко.

Мужики разом посмотрели что же находится "там". И увидели Чевеида Снатайко. Вид которого за прошедшее от прошлого описания время нисколько не изменился.

Закатывая рукава мужики двинулись к Чевеиду Снатайко. Он подозревал, что вряд ли с ним будут вести философские беседы о единении с Природой, а просто начистят хлебальник. Или репу. Или дадут в макитру. Что под руку первым под руку подвернется.

И тут Чевеид Снатайко вдруг вспомнил про зонтик. Он схватил его. Конечно, оружие из зонтика никакое, но он, хотя бы, сможет посопротивляться.

Пальцы Чевеида Снатайко как-то сами собой надавили на кнопку. И зонтик с тихим шелестом раскрылся над его головой.

Мужики остолбенели.

Вид другого мужика... взъерошенного, голого, грязного, на дереве, да еще и под ярким цветастым женским зонтиком поверг их в истинное смятение.

Мужики остановились, коротко посовещались и, развернувшись, подхватили под руки свою подругу. Вскоре они полностью скрылись за кустами.

Чевеид Снатайко обнаружил, что все это время он не дышал. Помассировав затекшие за время долгого неподвижного сидения члены и член, Чевеид Снатайко сполз с дерева. Ожиданная встреча несколько прояснила его сознание и он понял, что дальше здесь в таком виде ловить нечего. Кроме разве что кареты скорой психиатрической помощи или ментов.

Обратный маршрут Чевеида Снатайко пролегал по тем же местам. У святого источника за ночь ничего не изменилось. Так же сидели люди, мочили ноги в воде.

- Простите пожалуйста. Не будете ли вы столь любезны, не подскажете ли мне который сейчас час? - Произнес Чевеид Снатайко сакраментальную фразу.

Реакция оказалась точно такой же.

Как и дальнейшие действия Чевеида Снатайко. Но на сей раз он основательно выкупался в небольшом бассейне, смыв с себя, под скорбными взорами молчащих сектантов, глину и зелень.

Но, что самое удивительное во всей этой истории, Существа-Из-Тени не обманули Чевеида Снатайко! Вскоре он нашел свои носки и кроссовки. Затем и трусы, майку, штаны. И, как последний подарок, куртку, в которой нетронутыми лежали бумажник, ключи и мобила.

А зонтик он подарил жене.

Не рассказывая, впрочем, связанной с ним истории.


5. Джефффотосейшен

Нет уже этих фотографий. Нету... А жаль.

Это ведь было свидетельство ушедшей эпохи. Веселой, бесшабашной и безвозвратной. Но мы уничтожили их. Сожгли, глядя как корчатся в огне кадры нашей жизни. Сожгли и пленку... Стремно ибо было. А вдруг найдут... И посадят...

И лишь память, и моя, и моих друзей, сохранила их в себе. Может, и не все... Но то, что осталось я сейчас попробую, как смогу описать...

Кадр 1.

Вход в подъезд в одном из арбатских двориков. Над ним козырьком нависает серая труба внешнего лифта. Под ней, улыбаясь, стоят двое. Шантор Червиц и Чевеид Снатайко. У Шантора Червица на плече небольшая сумка. В ней - стрем-пакет. Но его не видно. Только-только мы посетили драгу на Кропоткинской, взяли в ней десятку сопливого трехпроцентовика и теперь, скоро-скоро забодяжим мулю и втрескаемся. И это ожидание ублаготворения видно сквозь напряженные улыбки.

Кадр 2.

Неудачный. Видно только узкую мраморную лестницу, истертые до дыр ступени, кованые перила, с частично отгрызенными кусками. Там, наверху, виднеются ноги. Теперь уж и не вспомнить, чьи это были ноги. Может, и мои...

Лифт в этом доме постоянно застревал, потому, дабы не обламывать сейшен мы на нем не поехали. А то однажды, так же захотев втрескаться, поехали мы с Блимом Кололеем наверх какой-то девятиэтажки. И застряли. Там, внутри лифта, оголтев, забодяжили и чудом втрескались при свете сороковаттной лампочки. И провели три часа в полном убеждении, что спасатели будут ментами и нас загребут...

Кадр 3.

Вскрышные работы. Крупный план. А это точно я, Семарь-Здрахарь. Я стою спиной и видны лишь мои руки. Одна из них обхватила навесной замок, что во второй - не видно.

Кадр 4.

Опять я. Снято снизу и кажется, что я стою на каком-то пьедестале. Я держу в руках подовый замок, который только что вскрыл универсальной отмычкой и гордо демонстрирую ее саму. За мной - недавно запертый вход на чердак.

Впрочем... Я столько раз уже вскрывал и запирал эту бутафорию, что тогда мог сделать это и с закрытыми глазами. Но кадр впечатляющий.

Кадр 5.

Внутренности чердака. Никого нет. Ничего интересного. Так, засраные голубями балки, какие-то обломки непонятно чего. Строительный мусор, оставшийся с прошлогоднего ремонта. Деревяшки, куски деревьев, куски фанеры, доски, железяки. И все в голубином, изредка человечьем, говне.

Кадр 6.

Внутренности чердака опять. Кадр сделан с того же места, что и предыдущий. Помню, сам попросил снять себя посреди этого говна. И стою там, и улыбаюсь. На штанах - полоса известки. Перелезал через говно и не заметил, как изгваздался. Так и остался в истории.

Кадр 7.

А тут мы поругались. Шантор Червиц и Чевеид Снатайко хотели, чтобы я сфотографировал их на том же месте. А я заметил, что весь в дерьме и стал отряхиваться. В общем, в конце концов, я уступил.

И они тоже замарались!

Кадр 8.

А это уже стрем-пакет. Крупный план. На куске фанеры расстелен носовой платок. В клеточку. На нем коробочка со свежекупленной баяной-ширяной, клок ваты, бутыль с эссенцией, аптечный марганец, литровая банка с водой и батарея пузырей джефа. Впечатляет.

Кадр 9.

Процесс. Это сама мутка. Тоже крупный план. Три сопливых эфедрина, по числу присутствующих, уже вскрыты, рядом с ними, готовые, лежат крышечки с марганцем, а чья-то рука капает из баяна в раствор эссенцию.

Это удачный кадр. Прямо видно, как со струны отделилась капелька и летит в пузырек. Но...

Кадр 10 и Кадр 11.

Нам показалось, что полет капли не запечатлен. И мы сделали еще две попытки. На сей раз - неудачные.

Эх, как нам потом не хватало этих, бездарно растраченных кадров!..

Кадр 12.

Мулька готовится. Снова крупняк. Один пузырь уже стоит с черной, пленка-то не цветная, жидкостью внутри. Во втором - чернота лишь на дне и чуть муар сверху, только засыпали, а третий пока что в том же состоянии, что на предыдущих кадрах.

Кадр 13.

Пляска Святого Джеффа. Снимал это Чевеид Снатайко. Я и Шантор Червиц замерли здесь в нелепых позах, похожих на выхваченные стробоскопом танцы комеди-дель-арте. У меня в кулаках - два пузыря. У Шантора Червеца - один. И мы на самом деле трясем их. Но, по просьбе фотографа, на мгновение сыграли в "море волнуется". Так он и щелкнул.

Кадр 14.

Продолжение плясок Святого Джеффа. Все то же самое, но позы другие.

По идее Чевеида Снатайко, это должно было быть смешно. Но когда мы, первый и единственный раз просматривали эти фотки, смешно нам не было, а хотелось опять вернуться на тот чердак. И...

Впрочем, чего я вру? Ведь мы и смотрели их втресканными... Но, честно говоря, несмотря на это все равно хотелось чего-то...

Наверное, вернуть то время...

Кадр 15.

Петух. Крупняк. Это пальцы в черную крапинку принадлежали Чевеиду Снатайко. Ибо он засыпал марганец и немного зацепил его на кожу. Пальцы держат струну, на конце которой только что был намотан массивный петух. Сейчас его пустят в дело.

Кадр 16.

Петуха пробило! Не доброго петуха намотал Чевеид Снатайко. Его одна рука держит пузырь с заболтавшейся мулькой, во второй - баян, и в нем - куба два черной жидкости.

Сам Чевеид Снатайко не хотел, чтобы это снимали, но мы с Шантором Червицем настояли. Ибо сие являлось правдой жизни.

Кадр 17.

Мулька! А вот эти пальцы уже мои. Мы не стали фиксировать намотку второй метлы, намотал я, и все тут. И стал отбирать. Пошел чистяк. Чуть желтоватый, но чистяк.

Когда набралось куба полтора - сняли. Вместе с цепочкой пузырьков из-под канюли.

Кадр 18.

И когда добралась ровно пятиха - тоже.

Кадр 19.

А вот стоит Шантор Червиц с баяном наизготовку. Рядом - сижу я и закатываю рукав рубахи.

Кадр 20.

А это Шантор Червиц вонзил струну в мне центряк.

Кадр 21.

А это Шантор Червиц взял контроль. Контроль есть. Он течет черной полоской по дну баяна.

Кадр 22.

А вот Шантор Червиц вводит в мой веняк мульку. Половина осталась пока в баяне. Но это ненадолго.

Кадр 23.

ПрихоОод! Я сижу, Согнув руку в локте и заведя кулак за голову. На моем лице... Некоторые могут назвать это скушным словом "выражение". Но не выражение на нем. На нем - само блаженство.

Кадр 24.

БычоОок! У меня закрыты глаза, а Шантор Червиц засовывает мне в рот сигарету.

Кадр 25.

Тогда я этого не видел, но и это действо, оказывается, тоже засняли. Промывка баяна. Чевеид Снатайко набирает воду в машину из банки...

Кадр 26.

...и выпуливает ее длинной струей в открытое слуховое окно чердака. Видно, что на конце струя уже не монолитная, а делится на отдельные летящие капельки.

Кадр 27.

А тут я, приходнувшись, обнаруживаю, что осталось меньше десяти кадров. И ввожу жесткую цензуру.

Здесь Чевеид Снатайко трескает Шантора Червица. Баян уже на веняке и Чевеид Снатайко гонит.

Кадр 28.

Приход Чевеида Снатайко. Он смотрит в камеру бешеными глазами, в углу рта - неприкуренная еще сигарета, большой палец правой руки скрыт в локтевом сгибе левой. Это он дырку держит.

Кадр 29.

Ковырялки. Это я ставлю Чевеида Снатайко. Но у него уже такие хуевые вены, что с первого раза попасть не удается. Контроль есть, но как только я начинаю гнать - он срывается со струны. И это...

Кадр 30.

Задул. Чевеид Снатайко машет на меня кулаком. Я стою и развожу руками, в одной из которых баян с контролем и мулькой. Это подлый Шантор Червиц выхватил момент и запечатлел мой позор.

Кадр 31.

Теперь я снимаю, как Шантор Червиц трескает Чевеида Снатайко. И у Шантора Червица получается все с первого раза.

Кадр 32.

Меня уже прет нешутошно. И я решаю немного поизвращаться. Приход Чевеида Снатайко я снимаю, забравшись на кучу застывшего цемента. Сверху. И со спины.

Посему видно лишь его спину и мощный клуб дыма от первого затяга бычка с прихода.

Кадр 33.

Вместо того, чтобы снимать наши ублаготворенные рожи, я врубаюсь, что надо пофотографировать стрем-пакет.

На этом крупном кадре три наполовину опустошенные пузырька с мулькой, на одном из них, поперек горлышка, ледит струна с черной от окиси марганца метлой, а под ними - пока непромытый баян. Поршень его оттянут и внутри видны кровяные разводы.

Я долго тряс баян, чтобы они получились поживописнее.

Кадр 34.

А это задницы Шантора Червица и Чевеида Снатайко. Они высунулись в слуховое окно и что-то орут девкам внизу.

Кадр 35.

А это они влезли обратно. Ох, ну и разозлились они на меня, что я снял их в таком виде. Идут на меня, как зомби какие-то.

Кадр 36.

Засвечен.

Кадр 37.

Не весть откуда взявшееся белое пятно с волнистыми краями.

Но, в общем, все хорошо кончилось. Все остались живы. Всю мульку протрескали. Фотоаппарат благополучно забыли и я его запер. И в ночи пришлось опять идти на этот чердак и, при свете самопального фонарика, состоящего из батарейки "крона", двух проводов и масенькой тусклой лампочки, его разыскивать.

Но пленку эту мы осмелились проявить только через года полтора... А что случилось с ней потом - вам уж известно.

Так вот.


6. Евангелие от Клочкеда

Сгорбившись в три погибели, постоянно облизывая пересыхающие губы, Колчкед криво выводил в своей тетрадке: "Семарь-Здрахарь родил Шантора Червица, Чевеида Снатайко и Навотно Стоечко.

Шантор Червиц родил Седайко Стюмчика, Чевеид Снатайко родил Блима Кололея, а Навотно Стоечко родил Клочкеда...

И вот как это было:"

Долго еще мусолил Клочкед карандаш, но больше ничего путного на бумаге не появилось.


7. Шмон предков

Этого не избежать.

Не минула чаша сия и Навотно Стоечко.

В один злосчастный вечер за ужином батянька как-то особенно хмуро посмотрел на маманьку и предложил Навотно Стоечко:

- А ну-ка, покажи руки!

Навотно Стоечко решил сыграть дурачка и показал, как в детстве, ладони. Чистые. Ну, разве что у ногтей желтизна. Куда кусочки черного попали.

- Ты мне дурачка не играй! - Предупредил батянька. - Задери-ка рукава!

- Может, сейчас не надо? - Всхлипнула маманька и Навотно Стоечко, если до той поры у него еще могли оставаться некие иллюзии, теперь окончательно понял: его выкупили.

- Надо! - Отрубил батянька и Навотно Стоечко въехал, что деваться некуда.

Движения Навотно Стоечко сразу приобрели некую замедленность. Он долго допивал чай, потом долго расстегивал манжеты на рубахе и, наконец, перед взорами батяньки и маманьки возникли навотностоечковские руки. Ничего примечательного. Только на локтевых сгибах краснелось множество мелких точек.

- Колешься. - Констатировал батянька. А маманька спрятала лицо в ладонях и тихо завыла:

- Ой-йой-йой-йой!..

А Навотно Стоечко лишь пожал плечами. Чего отрицать очевидное?

- Ты мне рожи-то не строй! - Вспылил батянька и грохнул кулаком по столу. - Отвечай, когда тебя отец спрашивает!

Навотно Стоечко не слышал никаких вопросов, но счел за лучшее сказать:

- Ну.

- Хуй гну! - Заорал батянька. - Отвечай, подонок, колешься?

- Да. - Выплюнул батяньке в багровую морду Навотно Стоечко.

- Видишь, мать?! - Батянька разом успокоился. - Он колется. И что теперь с ним делать? В милицию сдать? Или в дурку? Пусть его там вылечат.

Милиции Навотно Стоечко не боялся. Ну, дырки, ну, трескается. Так за употребление не сажают. А вот дурки Навотно Стоечко боялся. И даже очень.

- А, может, он сам? - Предложила маманька. - Ну, бросит:

- Хуй такие, как он, бросают. - Пробурчал батянька, но все же, признавая за Навотно Стоечко право голоса, повернулся к нему и спросил:

- Бросишь?

- Брошу. - Твердо пообещал Навотно Стоечко, еще не веря такой удаче и даже кивнул в подтверждение своего слова. Конечно, ничего бросать он не собирался. Сейчас, во всяком случае. Вот потом, когда надо будет здоровье поправить - он станет ремиссионером. На какое-то время. А пока, чего завязывать? Просто теперь ему надо будет менять места вмазок. Не трескаться все время в одно место, а разнообразить места введения. Или на постоянку в ноги ставиться. Там-то смотреть уж не должны.

- Врешь ведь. - Покачал головой батянька. - по глазам вижу - врешь!

- Да, брошу я! - Развел руками Навотно Стоечко. - Я ж не на опиях. Это винт. А к нему зависимости нет.

- Нет зависимости? - Покачал головой батянька. - А чего ты тогда его употребляешь?

- Да я ж не каждый же день!

- А тут вот кто тебя знает. Может, и каждый... - Батянька встал. - Ну, а чтобы тебе легче было бросить: - И пошел в комнату Навотно Стоечко.

Навотно Стоечко за ним, понимая, что шмона уже не избежать.

- Ну. - Батянька остановился посреди навотностоечковской комнаты. - Сам все выдашь, или мне у тебя все тут переворошить?

Навотно Стоечко осмотрел свою каморку и едва не поперхнулся. Доказательства его винтового торчания были практически всюду. Фантики от баянов, гарахи, петухи, библиотеки. Даже несколько порожних пузырей сала стояли на книжной полке.

- Сам. - Потупился Навотно Стоечко. Нет, понятно, что он решил выдать лишь малую часть, чтобы оставить в сохранности самое ценное.

Навотно Стоечко полез под кровать и достал из-под нее пакет с баянами. Из-за стола он извлек бутыль с вторяками. Все равно он их отбивал дня два назад: Из-за батареи он извлек целлофановый пакет с мусором от прошлого зашира.

- Вот. - Грустно сказал Навотно Стоечко.

- Ой-йой-йой-йой! - Запричитала маманька, узрев из дверей кучу доказательств наркомании сынули.

- А теперь, не обессудь. Я сам пройдусь. - Заявил батянька и решительно стал исследовать навотностоечковскую комнату. В результате этого беспрецедентного рейда куча на полу увеличилась вчетверо.

Батянька нашел и компот, и еще два пакета с баянами, и свежие вторяки, и библиотеки, и реакторы, и щелочильные емкости: В этой куче оказались предметы, которые даже параноидальный рассудок не смог бы ассоциировать с наркоманией.

Навотно Стоечко хоть как-то пытался защитить свое жилище от этой напасти:

- Эй. А зачем ты взял пирамиду?

Эту пирамиду Навотно Стоечко соорудил на замороке. Извел на нее несколько листов ватмана, спизженного на кафедре начерталки. Он где-то прочитал, что в таких конструкциях мясо не гниет, а лезвия самозатачиваются. И хотел похранить внутри винт и затупленные струны. Посмотреть, что из этого получится.

Ответ был шокирующ:

- С ее помощью ты дышишь наркотиками!

Не зная, что ответить на такое, Навотно Стоечко кинулся к следующему прибору. Это был самодельный микроскоп, сварганенный из кучи линз, который тоже неожиданно приобрел статус наркоманского дивайса.

- А линзы куда?! - В отчаянии возопил Навотно Стоечко.

- Ими ты наркотики рассматриваешь!

- А книги! Книги! Это чужие. Мне их вернуть надо!

- В них ты наркотики сушишь!

- А диски. Это же музыка!

- В них ты наркотики носишь!

- А фотоаппарат! Его-то почему?

- Чтобы своих друзей-наркоманов не вздумал фотографировать!

- А свечки? Зачем их забирать?

- Ты на них винт варишь!

- А утюг?.. Чем я гладить рубашки буду?

- Ты на нем тоже винт варишь!

- А бра! Лампочку зачем выкручивать?

- Чтобы ты на ней винт не варил!

- Это же мои рисунки! Мои записи!! Не надо!!!

- Надо. Они тебе будут напоминать о наркомании!

- Бать! Это же колонки! Музыка!!

- Знаю. А откуда я шприцы достал? Вот чтоб в них больше не прятал!

- Это же мой любимый галстук!!..

- Ты им перетягиваешь вены, чтобы колоться.

- А ремень? Подтяжки!!

- То же самое!

- Это радиодетали! Провода! Их зачем?!.. Я из них паяю!..

- Когда наколешься - тогда и паяешь. Нечего тут помойку разводить!..

- Это же карандаши. Они-то почему?!

- Ты ими толчешь и раскатываешь таблетки! Я уже все про это прочитал! Знаю! Меня больше не проведешь!

- Ой-йой-йой-йой!..

...

Через час в комнате Навотно Стоечко остались лишь кровать, девственный письменный стол, одинокий стул, полупустые книжные полки, на которых осталась лишь учебная литература, да комплект из одной ручки и одного карандаша, вся его одежда, да постельное белье...

Правда, через неделю-другую маманька постепенно вернула ему почти все. Ибо все это оказалось сгружено в запираемой комнате родаков и за каждый предмет Навотно Стоечко выдерживал многочасовой словесный бой, доказывая непричастность конкретной вещи к его пристрастию.

Ну, а все ширяльные принадлежности, неопознанные сразу, и не выброшенные в тот же вечер, Навотно Стоечко спиздил из этой кучи на следующее утро, едва предки двинули на работу.

Среди этих вещей был флакончик дезодоранта, в котором спрятанный, бултыхался фурик с винтом, которым Навотно Стоечко немедленно преспокойно втрескался в оборотку и пошел в колледж.

И еще года три маманька и батянька Навотно Стоечко были уверены, что их сынуля больше не торчит.


8. Диалог

- Слышь, почему, как только у меня ремиссия чуть дольше недели, мною начинают овладевать прогибиционистские настроения?

- Втрескайся - и пройдет. Сразу


9. Тазик из-под кровати

Аксиома: Эфедрин есть! Его не может не быть!

Лемма: Варщик всегда найдет из чего замутить винта.

Доказательство: Хата подавляла своей пустотой. Клочкед, тяжело переставляя ногу с фуфляком на лодыжке, проковылял на кухню, присосался к крану, смывая многодневную горечь и орошая потрескавшийся язык животворящей влагой. Несколько глотков воняющей хлоркой воды произвели с организмом торчка волшебное изменение. Клочкед явственно почувствовал флэш-бэк, словно не ядреного раствора солей кальция хапанул он, а поставился квадратом семарь-здрахарьского винтеца.

После чуда, мозги Клочкеда съежившиеся, похожие, если бы кому-то вздумалось провести домашнюю трепанацию, на две ягоды сушеного чернослива, моментально налились соками, взбухли, словно весенние сморчки, и, проснувшись от вынужденного анабиоза, принялись обрабатывать все то, что можно было расценить как информацию.

Сначала Клочкед понял, что он страдает. Осознание такого факта настроения не повысило. Вторым выводом оказалась причина страдания - ломы. Винтовые ломы, конечно, не чета синюшной белочке, но тоже штука достаточно некайфовая. Третьим вылез вывод: надо бы втрескаться.

Но вся беда состояла в том, что нечем было втрескаться. За неделю, без малого, зашира, протрескано оказалось все. Вторяки бились такое несчетное количество раз, что теперь походили на замешанный на бензине клейстер. Клочкед посмотрел бутыль с ними на просвет. Желеобразная масса и не думала расслаиваться. Лишь сверху образовалась микроскопическая бензиновая лужица, но она погоды не делала, а, наоборот, портила.

- Бля-я-я... - Огласил Клочкед порожнее помещение воплем безысходности.

Бабла не было, компота осталось хуй да ни хуя, и даже если кого-то вызванивать, предлагаться винтоваром, то один хрен, с такой бегемотьей ногой и думать нечего выйти из дома, не говоря уж о поездке за салом.

- Хули воешь?

Клочкед едва не подпрыгнул на месте. Сзади, закутавшись в дырки от одеяла, стоял серый Семарь-Здрахарь.

- Тошно. - Вздохнул Клочкед.

- Всем тошно. - парировал Семарь-Здрахарь. - И что? Я тебя спрашиваю что? Почему воешь?

- Догнаться бы... - Взгляд Клочкеда остановился на пакете, полном пользованных баянов. - Хоть контроль из них выбирай и трескайся...

Семарь-Здрахарь испытующе смотрит на Клочкеда. Клочкед, прищурившись, разглядывает Семаря-Здрахаря.

- Чтоб я больше такой хуйни не слышал! - Цедит сквозь зубы Семарь-Здрахарь. - Я подоле тебя торчу и то до такой поебени не опускался. Нет, бля, придумал, тоже! Чужим контролем ставиться!.. Оголтелая рожа!..

Семарь-Здрахарь картинно всплескивает руками, одеяло спадает, и теперь Семарь-Здрахарь обретает вид, лишенный всякой таинственности. Впалые ребра, живот, мышцы... Лишь серо-фиолетовые хуй и муди выпрастываются из лобковой растительности, гармонируя по цветовой гамме с двумя синяками справа и слева - следами неудачных попыток ужалиться в паховые вены.

- А что делать? - Взор Клочкеда перемещается с хуя Семаря-Здразаря на машину с добрыми тремя точками контроля.

- Думать! - Семарь-Здрахарь поднимает вверх указательный палец и становится похож на Аристотеля, поучающего тупого перипатетика.

- А хули думать. - Вздох Клочкеда поднимает с пола несколько инструкций пользователя солутана и кружит их в миниатюрном смерчике. - Нету настолько ни хуя...

- А вторяки с прошлых сейшенов? - Рассуждает вслух Семарь-Здрахарь.

- Отбили.

- А библиотеки?

- Отмочили.

- А петухи?

- Запарили.

- А смывки?

- Забодяжили.

- А щелочильные фуфыри?

- Протрясли.

- А отработки красного?

- Раза три уж кипятили.

Теперь и Семарь-Здрахарь понимает, что надеяться можно лишь на чистую случайность и грязное везение.

- Давай все ж поищем. Может, ты что-то оставил и выехал... - Голос Семаря-Здрахаря далек от заискивающих интонаций, и, одновременно, они в нем есть. Клочкеду чудится в этих простых фразах что-то отцовское, доброе, ласковое, такое, что бывает только в фильмах 60-х годов про счастливые советские семьи, где никто не бухает...

- Давай. - Равнодушно соглашается Клочкед. Но, странное дело, Семарь-Здрахарь вдруг заронил в Клочкеда лучик надежды, который тут же превратился в семечко и оно, в мгновение ока прорастя и заполнив своей светящейся массой тело Клочкеда и, даже, пустив наружу несколько великолепных побегов, моментально стало приносить плоды.

Семарь-Здрахарь задумчиво сорвал один из таких, похожих на груши плодов, откусил, прожевал, проглотил.

- Да... Сладка наша надежда. - Семарь-Здрахарь приподнял брови и принялся походить на Архимеда на месте Ньютона, когда тому на лысину ебнулось воронье говно.

Подволакивая ногу, ковыляя, прихрамывая, Клочкед обошел кухню вокруг, заглядывая во все щели и дыры. Но кроме тараканов, выборок с пропыленными метлами и самой пыли в них ничего не оказалось. А вот Семарю-Здрахарю повезло.

Он, производя раскопки под кроватью, наткнулся на средних размеров тазик или большую эмалированную миску. Дно сосуда покрывала темно-коричневая кристаллическая масса.

- Что это? - Спросил Семарь-Здрахарь.

Клочкед посмтрел на корку кристаллов, ковырнул ногтем, пожал плечами...

- Я этот тазик не трогал.

- Значит, трогал кто-то другой! - Резюмировал Семарь-Здрахарь. - И что в нем может быть?

Клочкед попробовал один из отколовшихся кристалликов на язык:

- Горькая дрянь!

- Горькая - значит там есть эфедрин. - Губы Семаря-Здрахаря расплылись в улыбке, которая напоминала вампирическую ухмылку дедушки Ленина. - Видать, кто-то вторяки забыл, и они испарились. Ну, что? За дело!

Полтора часа трудов праведных вознаградились аж шестью кубами винта. Сварил его Семарь-Здрахарь, употребив остатки стендаля до самой последней крошки.

Даже не казнясь, каждый без проблем поставил себе по двухе и повалился приходоваться.

- Вот это пиздец!.. - Шептал, шумно выдыхая Клочкед. - Вот это цепануло!.. Сто лет такого мощного не пробовал!..

Семарь-Здрахарь вел себя гораздо тише. Собственно, как и положено крутому варщику.

- Нет, это не вторяки были... - Клочкед пристраивал на глазах тряпку, изгвазданную контролем, которая несколько минут назад служила ему перетягой. - Совсем не вторяки! - Тряпка, наконец легла так, что свет перестал возбуждать сетчатку торчка...

- А что? - Прошелестел Семарь-Здрахарь.

- Это кто-то хотел втихаря банку сварить... Да или забыл, или не смог... - Поделился Клочкед своими прозреньями.

- Может быть... - Загадочно ответил Семарь-Здрахарь.

А он-то знал правду.

Никакие это были не вторяки. Да, и целиковой банкой там не пахло... Все дело в том, что Шантор Червиц, зависавший здесь по винтовому делу несколько суток и сваливший дня два назад, и его подруга, которую он все эти дни ебал, обламывались от постоянного гоношения и тусняков в треугольнике кухня-сортир-ванная. Посему к фаянсовому другу они не ходили, а ссали в тот самый тазик. Семарь-Здрахарь наблюдал за этими мочеизлияниями и вел в уме подсчеты, которые блестяще подтвердил Клочкед, выбив даже несколько больше запланированного количества.

Если уж полностью раскрывать все намерения Семаря-Здрахаря, то поначалу он хотел соскоблить кристаллы выпарившейся мочи и пустить их в ход, ни с кем не делясь. Но вид хромающего Клочкеда всколыхнул в недрах Семаря-Здрахаря нечто...

Семарь-Здрахарь лежал, приходовался, и на его устах, словно мохнатый ночной мотылек "мертвая голова", то появлялась, то исчезала елейная улыбка. Если уж он, из-за внезапного порыва, отдал ни за хуй целых два куба, то расплачиваться за эту секундную слабость Клочкеду придется сполна. И с невъебенными процентами.

Семарь-Здрахарь предвкушал, как сейчас, скоро, очень скоро, как только Клочкед снимет с лица эту замызганную тряпицу, он поведает наивному наркоту что именно они сегодня отбивали и чем на самом деле поставились.


10. Брелок от крейзи-герл или Крейзи бой (Опыт отчета о влиянии вещей крейзанутых на качество винта)

Помните брелок, который подарила крейзи герл Чевеиду Снатайко. Брелок от "Опеля"? Или это еще впереди? Ну, да ладно, поверьте тогда на слово.

В общем, оклемался Чевеид Снатайко от приключения с крейзи герл и пошел к своим друзьям Шантору Червицу и Блиму Кололею рассказывать все это в лицах. А те тоже не веселые, ибо случился у них на концерте этого "Ленинграда" ебучего злоебучий бэд-трип. И обломаные они. И отходнячные. И всякое такое некайфовое.

Но рассказ Чевеида Снетайко повеселил их. Тем паче, что рассказывал он его раза четыре. Всякий раз меняя детали в сторону их усугубления. Под конец, крейзи герл вынесла от него в целкофановом пакете вообще всю обстановку, и ему пришлось бежать за ней и отнимать похищенное. А в качестве доказательства демонстрировал Чевеид Снатайко тот самый брелок, о котором речь в самом начале шла.

Блим Кололей и Шантор Червиц крутили брелок в руках, цокали языками и верили Чевеиду Снатайко все меньше и меньше. Когда веры этой у них вообще не осталось, возникло деловое предложение:

- А не сварить ли винта?

Против и воздержавшихся не оказалось, и вновь полетел-покатил винтовой марафон. Шантор Червиц его самые веселые и ответственные моменты даже на видеокамеру заснял. Чтобы потом друзьям их рожи уторчаные показывать, дабы попотешаться на трезвую голову по полной программе.

В ходе марафона Блим Кололей сломался и свалил на третьи сутки. Чевеид Снатайко запросил пощады и срыл на четвертые, а Шантору Червицу валить было некуда, ибо мутили в его хате. Побродил, побродил он в одиночестве, позаморачивался на одевании, но сгонял-таки на Лубу, взял еще банку и сварил. А варил он, крутя в пальцах брелок от крейзи герл и вспоминая превеселейшие гоны Чевеида Снатайко. Долго варил. Медленно. Со вкусом. Реактор потряхивал, поворачивал против часовой стрелки, следил, чтобы огонь был самый маленький. Три часа только варил.

Винтец получился - загляденье. Чистейший. Желтизной и не пахнет. И понял тогда Шантор Червиц, что получилось у него НЕЧТО! Нечто невъебенное.

Отобрал он себе, как обычно, двуху: Подумал, и полкуба обратно слил.

Отщелочил. Стал ставить. Поставил куб. Чувствует все. Хватит. Иначе - дознется.

Вырвал струну из веняка и приходоваться повалился. И приходовался он час. Не меньше. Мысли всякие в голове бродили. Образы из виска в висок пролетали. Тени шевелились. Глюки, видать:

Шантор Червиц даже хайку придумал:

Поставил винта.

Глюки толпятся вокруг -

Не надо и звать...

А как Шантор Червиц оприходовался, его такая радость обуяла, что решил он всех, кого можно винтом этим угостить. Позвнил Чевеиду Снатайко - тот спит, коматозник. Позвонил Блиму Кололею - того нет, гуляки. Лишь Семарь-Здрахарь на месте оказался.

- Дарова, Семарь-Здрахарь! - Говорит Шантор Червиц.

- Дарова, Шантор Червиц! - Отвечает Семарь-Здрахарь.

- Семарь-Здрахарь, ёпта, я такую штуку приготовил... Ты охуеешь! - Восторженно кричит Шантор Червиц. - Классика!!

- Да, лана, не пизди...

- Бля буду, приезжай, попробуешь! Не пожалеешь!

- Не могу, Шантор Червиц, я ж джоблю всю ночь...

- Приезжай, ёптыть, втрескаешься, да и поедешь обратно:

- Лады, ща буду... - Лениво отвечает Семарь-Здрахарь.

Ждет Шантор Червиц Семаря-Здрахаря. Тусы по хате нарезает и поет странную песенку:

А за горами, продают солутан!

А я сварю винта и буду рад,

Но я тебе не дам!

Не смей меня винить!

Ну, посмотрите, до чего он хорош!

Но на дороге ты его не найдешь!

Сварить попробуй сам!

Не буду я тебя учить!

Есть солутан и на высоких горах,

На крутых берегах.

Для крутых!

Короче, ты не достанешь!

Я знаю цель: я первитином уколоться хочу!

За солутаном лечу,

И крутизной наслаждаюсь!

Трудна дорога и повсюду обман,

Но чтоб сварить винт - у меня есть план!

Его скурю я сам!

Не смей меня просить!

Я эфедрин не извлекал с давних пор,

Мне надоел сине-зеленый солутановый колор!

Его и пей ты сам!

Не смей его со мной делить! У!

А появился Семарь-Здрахарь у Шантора Червица минут, самое большее, через двадцать, весь запыхавшийся, взмыленный. Небось, бегом бежал от метро. Зато веняки распарил под курткой. Вбежал и сразу:

- Ну? Где? Давай двуху! - А сам то ли ботинки снимает, то ли рукав закатывает. Торопится.

Шантору Червицу для Семаря-Здрахаря двухи не жалко. Он так ему и говорит:

- Не жалко мне для тебя двухи. Но лучше бы полтораху тебе поставить. Мне, вот, от кубешника чуть передоза не пришла.

А Семарь-Здрахарь уже руку перетянул:

- Не ссы, Шантор Червиц! Это ты уж до того доторчался, что от двух точек передозу хватаешь. А мне - два квадрата в самый раз будет!

Не стал поминать Шантор Червиц Семарю-Здрахарю, что они почти что в одно время начали мулькой трескаться. Хочет Семарь-Здрахарь два куба - получит. Человек же взрослый, опытный психонавт, можно сказать, видать, знает, что делает.

Получил Семарь-Здрахарь вожделенный агрегат с двумя кубами прозрачнейшего раствора, и заперся в ванной трескаться.

А Шантор Червиц потусовал, потусовал по комнатам, нашел баян свой с полуквадратом недоставленным и догнаться решил. Догнался: Лежит: Хайку сочиняет:

Сочинил такое:

Трудно понять

Ширнутого герычем...

Опиушник, бля!..

И такое:

Винта я сварил...

Как налетели торчки!..

Остался - кубешник!..

А еще - такое:

В кармане куртки

Два снаряженных шприца.

Себе и подруге...

А потом растрясло его на крупную вещь. Вспомнил Шантор Червиц как начинал он свою торчковую жизнь, вооружился ручкой, блокнотом и начал писать:

Я брожу по застреманым драгстерам

И сжимаю в пальцАх терку мытую.

А на ней мои руки дрожжащие

Написали "Solution Jeff".

Там встречают меня без внимания,

И дибят как наркота последнего.

Как говно берут терку истрепану,

И швыряют мне взад, озверев!

Но нахально блуждая по каличным,

Непременно увижу, как девушка,

Практиканточка, мне незнакомая,

Вдруг напишет: 16 на 2.

Пробивая фанеру асковую,

И забрав две столь нужные баночки,

Я в мечтах устремляюсь к товарищам,

И кружится моя голова.

- Эй, Шантор Червиц!

Пока Шантор Червиц испытывал муки творчества, Семарь-Здрахарь вылез из ванной и теперь стоял в дверях комнаты, где творил Шантор Червиц.

- Чего?

- Я в комнатке потусю. - Сообщает Семарь-Здрахарь и испаряется из проема.

А Шантору Червицу-то что? Пусть тусует. Главное, чтоб с мысли не сбивал:

...И на хазе, ништячной, но паленой,

Я бодяжу улетное ширево.

И метелку в машину бодяжную

Забиваю, тромбую и ша!

Осторожно, чтоб капли не падали,

Заливаю в нее мульку мутную.

А с канюли баяна уж падает

Джеф зеленый. И стынет душа...

- Блядь, это что за хуйня? Бя-я-я-я! Шантор Червиц, что это за хуйня??? - Вопит из комнаты Семарь-Здрахарь. Но Шантору Червицу не до него. Стих идет!

...И беру я иголку контрольную,

Набираю в машину солюцио,

Надуваю веняк весь истыканый,

И ширяю себе свой дозняк.

Как по кайфу приход мне приходится!

Я торчу - и мне сладко и весело!

Друг мой, знаю, ты тоже попробуешь!

Забодяжь, заширни, и ништяк!

Написал Шантор Червиц, последний восклицательный знак поставил, но перечитать не успел. Только начал свою калиграфию разбирать, как:

- Сука, ты, Шантор Червиц, бля! Конченая ты сука! Падаль! Мразь поганая! - Визжит Семарь-Здрахарь. И слышит Шантор Червиц, что где-то поблизости стекло бьется. Звук такой характерный. И какой-то очень слишком близкий. Чуть ли не в соседней комнате. Где Семарь-Здрахарь тусует.

Интересно стало Шантору Червицу. Отложил он блокнот и в стенку постучал:

- Семарь-Здрахарь! Что у тебя там?

- Ша-а-анто-о-ор Че-е-ерви-и-иц! - Ответствует Семарь-Здрахарь. - Блядь, ты, сука, ты когда успел эти камеры и жучки установить?

А голос у Семаря-Здрахаря, хотя и визглявый, но громкий. Посмотрел Шантор Червиц на часы - четвертый час. А, судя по безлюдию за окном, ночи.

Про камеру Шантор Червиц понял. Да, видеокамера в комнате где Семарь-Здрахарь. Но она в чехле. Неустановленная. На полке лежит. А какие жучки?

- Какие жучки? - Спрашивает Шантор Червиц через стенку и бежит к двери. Но там заперто.

- Шантор Червиц! Я тебя ненавижу! Гнида! Сучара ментовская! - Вопит Семарь-Здрахарь. А Шантор Червиц стоит и слушает и эти вопли и очередной звон стекла, и дикие удары по стенам, и треск падающей мебели. Секунд пятнадцать он это слушал. Потом надоело. Квартира-то его. Не притон, там, какой-то, цивильная, незасвеченая хата, хотя и на первом этаже. И негоже ее обстановку ломать всяким там Семарям-Здрахарям.

Разбежался Шантор Червиц по коридорчику, дверь попытался выбить. А дверь настоящая, не ДСП сраное, а досковая. Не поддалась она с первого раза. А Семарь-Здрахарь изнутри услвшал удар и, даром, что в отглючке, сообразил. Пока Шантор Червиц второй раз разбегался, Семарь-Здрахарь дверь диваном припер. Все! Не откроешь теперь!

- Хуй тебе, Шантор Червиц! Не возьмешь меня! Хватит! - Орет Семарь-Здрахарь и продолжает мебель крушить. Стекла только похрустывают. Видно уже все перебиты.

Шантор Червиц понимает, что это пришел пиздец. Время не то раннее, не то позднее, а соседи, которым с утра на джоб топать, и так создания нервные, синькой испорченные. Как пить дать ментуру вызовут.

Осознав такую перспективу, Шантор Червиц заметался по кухне, собирая стрем-пакет. Компот, баяны, фантики:

- АААААААА, - Орет Семарь-Здрахарь, у которого пошел новый виток осознания глюкавой реальности. - Ты, падла, меня зомбируешь! АААААА. Выключи эту адскую машину!.. Сейчас же! Слышишь?! Сейчас жее-е-е!!..

- Нет у меня никакой машины! - Решает ответить Шантор Червиц, разыскивая струны.

- Нет есть, и ты ей на меня воздействуешь, ААААА выключи сейчас же, я всё равно найду где ты спрятал излучатели! - Не унимается Семарь-Здрахарь.

Под звуки падающей мебели, бьются оставшиеся минимально целыми стёкла... Семарь-Здрахарь ищет излучатели... Шантор Червиц все собрал, пора валить, но он почему-то, наверное из-за винта, все же не оставляет надежды угомонить разбушевавшегося глюкача.

- Хорошо, - Кричит Шантор Червиц. - Я выключу, все! Всё! Я выключаю! Слышишь!? - И Шантор Червиц щелкнул выключателем света в коридоре.

- Нет, ни хуя ты не выключил - Вопит Семарь-Здрахарь. - Меня не наебешь! Я все чувствую! Выключай на хуй, а то я, блядь, всё здесь разобью!!

Шантор Червиц прикидывает, много ли целого осталось после бесчинств Семаря-Здрахаря и, решив, что пусть хоть немного, да останется, починить можно будет: Наверное: Кричит через дверь:

- Семарь-Здрахарь! Все, успокойся, я выключаю, выключаю! - А тем временем Шантор Червиц забрался на стул, добрался до щитка и вывернул пробки.

- Бля-я-я-я-ядь, ты меня за дурака, что ли держишь??? - Продолжает Семарь-Здрахарь.

- ???

Нет, Семарь-Здрахарь, ты что? Я выключил изучатель! Как ты просил... - Прикидывается своим Шантор Червиц.

- Не пизди! - Заливается воем Семарь-Здрахарь. - Ты выкрутил пробки, чё я не знаю?

Шантор Червиц понимает, что его шансы утихомирить Семаря-Здрахаря закончились. В комнате снова что-то ломается, трещит, стены гудят, но Шантор Червиц уже принял решение. Он вворачивает пробки обратно, слезает со стула и, подхватив пакет со стремом:

Слушает как гремит дверной звонок. Два звонка. Дзы-ы-ы-ынь. Дзы-ы-ы-ынь!

Так звонят только менты. Привычка у них у всех такая, что ли, стандартная?

Посмотрел Шантор Червиц в глазок. Точно они. Два мента. Стоят, переглядываются, калаши на плечах мацают.

Не стал им Шантор Червиц дверь открывать. На фига ему это надо? Расспросы, допросы. А там и веняки заставят предъявить. И содержимым пакета поинтересуются:

Стоит Шантор Червиц, ждет. Стоят менты - тоже ждут. А в комнате бой продолжается. У ментов нервы сдали быстрее, чем у Шантора Червеца и они из подъезда вышли. Вышли и к окну подошли. Зарешеченному. И разбитому.

И слышит Шантор Червиц, как мент говорит:

- А ну, бля, успокойся!

- Да пошёл ты на хуй! - Недружелюбно отвечает ему Семарь-Здрахарь. - Не видишь по всей комнате жучки понаставлены!

- Успокойся! - Повторяет мент. Наверное, понимает Шантор Червиц, это единственное слово в ментовском лексиконе для успокоения переторчавших. Много раз он его применять не будет. Так что пора скипать.

- Пашол на хуй! - Надсаживается Семарь-Здрахарь.

Не дожидаясь кнца этого содержательного диалога, Шантор Червиц тихонько отпер дверь и как есть, в тапочках, куртке на голое тело, а когда одеваться? и со стрем-пакетом в руках покидает хату. А прямо у подъезда стоит раковая шейка ДПС и лениво помигивает синей кастрюлей. Внутри - заспанная рожа мента-водилы.

Шантор Червиц, с видом, как будто он всегда выходит в это время совершить моцион, проскальзывает мимо машины, подозрительно косясь на подозрительно косящегося мента внутри, и скрывается в близлежащих кустах.

Там Шантор Червиц и ныкет палево и направляется в соседний дом. К Райке Недаеттт. Прощаться.

Эти душеразбивательные сцены мы опустим. Не след здесь влезать в чужой интим. Серьезное дело-таки.

Долго еще не решался Шантор Червиц заявиться домой. Думал, сделати там мусора засаду. Он придет, а его - хвать! И в каталажку! Ведь реактор с винтом недобраным и баяны с контролем в разгроханой комнате остались. На пару с Семарем-Здрахарем.

Но пронесло.

Райка Недаеттт после прихода утра заглянула в хату Шантора Червица, никого там не нашла и дала отмах. Шантор Червиц нашел и баяны, и винт: Не нашел только видака, камеры, телевизора, музыкального центра, телефона с определителем и других, более мелких произведений электроники.

Как не просила Райка Недаеттт того замечательного крышесносного винта, Шантор Червиц ей не дал. При девке весь фурик-реактор в раковину вылил. Смыл и прополоснул. Чтоб и следа не осталось.

Кое-как потом Шантор Червиц комнату в порядок привел, стекла вставил, остатки мебели на гвозди посадил. Не горевал он о технике забугорной, а горевал только о видеокамере, на которую марафонные движения были записаны. Ясно же, что менты попятили. А если кто из них любопытный? И посмотрит, что там записано?..

О-о-о: Лучше и не думать!..

Так и не думал Шантор Червиц, пока его повесткой в ментовку не вызвали. Там, листая дело и слушая рассказы участкового, он и узнал окончание этой истории.

Сразу после его ухода подкатили ещё три ментовские тачки. Вся милицейская туса скучковалась у окна, безуспешно пытаясь выцыганить Семаря-Здрахаря из хаты.

Семарь-Здрахарь, отмахивался ножкой от стула от несуществующих пуль, и прятался от них и от ментов за обломками мебели, думая, наверное, что если калаш сперва висит на сте: милиционере, то потом он будет стрелять. И именно в него, Семаря-Здрахаря.

Непонятно как, но доблестным охранникам правопорядка удалось заставить или уговорить Семаря-Здрахаря выдать им ключи от квартиры. Наверное, история этого не сохранила, для поисков жучков и излучателей.

Естественно, ничего они искать не стали, а, застегнув Семаря-Здрахаря в нарукавники, доставили его в отделение.

Там Семарю-Здрахарю поплохело. Он почувствовал, и стал всем подряд кричать, что Шантор Червиц с помощью адской машины осуществляет на него направленное телепатическое и микроволновое воздействие. И при этом выращивает у него в горле какой-то гигантский прыщ, который, в скором времени так разрастется, что приведёт к удушению Семаря-Здрахаря.

Семарь-Здрахарь, осознав такую перспективу, немедленно стал задыхаться и требовать к себе врача.

Перепуганные менты вызвали неотложку. Приехал врач, осмотрел Семаря-Здрахаря и посоветовал ему не заниматься цереброкопуляцией с милиционерами.

Слегка успокоившись, Семарь-Здрахарь стал объяснять работникам правоохранительных органов, что его специально укололи наркотиком и теперь зомбируют с помощью специальной микроволновой машины, которая установлена в квартире Шантора Червица.

- Вызовите физиков! - Орал Семарь-Здрахарь. - Вызовите скорее, пока Шантор Червиц не убрал эту адскую машину.

Милиционеры пообещали вызвать физиков и попросили его немного подождать и успокоится. Но не таков был Семарь-Здрахарь! Он не успокаивался! Он прекрасно слышал направленные сигналы, издаваемые водой текущей из унитазного бачка! Этими сигналами Шантор Червиц пытался заставить его совершить самоубийство!

Из последних сил Семарь-Здрахарь попытался донести эту информацию до милиционеров, но те оставались безучастны.

И тут Семарь-Здрахарь все понял! Он вспомнил, что менты имеют крайне низкий уровень интеллекта и по своему ментальному развитию просто не могут врубиться в тонкие материи микроволновых воздействий и направленного зомбирования! Ведь именно поэтому они и пошли в милицию, что людей с таким низким IQ никуда больше взять не могут!

- Ну и хуй с вами! - Пробурчал Семарь-Здрахарь, обидевшись на всех, и устроившись поудобнее на жестком откидном лежаке, мирно уснул.

Через несколько часов он отошёл. Не куда-то, а от глюков.

О, менты! О, эти святые люди! С утра они объяснили Семарю-Здрахарю, что никаких наркотиков не было! Они даже не взглянули на его веняки! Менты! Милые! Они растолковали Семарю-Здрахарю, что он просто напился, и у него случилась белочка.

Семаря-Здрахаря отпустили: Выписав штраф в 45 рублей.

А Шантор Червиц, частенько смотрит на изрезанные ножом и стеклами обои, из-под которых Семарь-Здрахарь пытался извлекать "жучков", и говорит юным винтовым:

- Не повторяйте моих ошибок, не варите чересчур хороших растворов!


11. Винтовые приметы

Торчок винтовой обладает обостренным восприятеием внешней и внутренней реальностей.

Представьте себе: ночь. Тишина. Но чу! Кто это? Ба! Да это винтовой на замороке из кустов выглядывает! А винтовые обычно по одному не ходят. Давайте-ка приглядимся повнимательнее. Видите? Нет, не там. Вон-вон!.. Куда я пальцем показываю. Увидели? Да? Хорошо замаскировался, правда? Нацепил на себя черный плащ-макинтош, с головой в него закутался, чтобы менты-полиса не замели, и ходит этакой невидимкой. Глюки собирает.

Вот нагнулся, поднял что-то. Не видно что? И не увидите. Это же его глюка. Ее другим видеть можно только если он сам позволит. А нам он не позволял.

Но пойдем дальше, там нас тоже ждет немало интересного. Удивительные открытия, надо сказать, ждут нас. Ведь торчки винтовые, несмотря на внешнюю простоту - существа в высшей степени разумные. Если у них крыша, конечно не съехала.

А зачем дальше идти? Почему бы не понаблюдать за этими? Если на улице шарятся винтовые - значит и гнездо их неподалеку. А куда интереснее вести наблюдение за торчками винтовыми в их естетсвенной обстановке.

Ага. Вот и гнездо. Вон окошко светится. Почему именно это? Да, многие светстся, но только из этого дымок тянется. Только не надо этот дымок нюхать. Хорошо если это салют отожгли. Тогда ничего. А вот ежели это йод из реактора оттдувают - тут уж вашему любопытному носу не поздоровится!

Тихо! Не надо кашлять! Спугнете!

Ну и что, что свербит? Я же предупреждал, что это могут быть кислотные пары? Так что терпите, мои юные друзья. Полевые наблюдения рискованы. Не стоит об этом забывать ни на секунду. Вот один наш коллега глаза лишился. Знаете как? Случайно. Чисто случайно. Кинул торчок винтовой использованный баян в форточку. А за ней - фенолог-дарагс-антрополог. Мало того, что глаза лишился, так еще и гепатитом бэ переболел.

Но к делу, коллеги! К наблюдениям! Запомните, коли выдувают йодные пары, то это что значит?

Правильно. Винт готов. А какие из этого следуют выводы? Подсказать? Хорошо. Намекну немного. Торчок винтовой имеет сверъестественно развитую интуицию, она же сверхчувственное восприятие. Так, значит, что?

Правильно! Скоро в гнездо подтянутся другие торчки винтовые. И мы сможем понаблюдать:

Нет, фу, как пошло! Процесс размножения мы наблюдать сегодня не будем. Хотя, кто знает, может, нам и повезет.

Ведь размножение торчка винтового происходит не половым путем. А как? Кто помнит? Никто? Жаль. Жаль: Размножение торчка винтового происходит путем игловой дефлорации баяном с винтом! Вспомнили? Ну, слава богу. Так что, даже если мы сегодня и увидим акты промискуитета, то к собственно размножению они относиться не будут.

А вот и то, зачем мы полезли на это дерево. Смотрите внимательно! Не надо ломать ветки, даже если ты с них падаешь. Падай тихо. Беззвучно! Удачно приземлился? Что, ногу сломал? Ну, полежи немного, мы скоро.

Итак вот она - самая интимная составляющая бытия торчка винтового. Что мы видим? Какой укол? Ну, да, в обыденной жизни такое действие называется уколом. Но так ли это у торчка винтового?

Умница! Правильно! Это смысл их жизни. Ну, не всей, конечно, а активно-винтовой стадии. Но все равно. Зачту такой ответ. Теперь, когда мы увидели все, что хотели:

Что еще понаблюдать? Нет? В гости зайти? Винта попробовать? Отчислен. И ты отчислена! И что, что теоретически?! Сегодня теория, завтра - практика. Вы же обязаны сохранять научный подход. Нет, никаких апелляций!

С кем только приходится работать?

А сейчас я зачту вам один очень показательный документ, снятый с помощью длиннофокусного объектива. Итак, слушайте внимательно! Не канючить. Свободны. Теперь вы сами такое сочинять будете. Все! До свидания! Я за вами еще понаблюдаю!

Итак, приступим:

"Винтовые приметы:

Увидел голубя - к вмазке.

Увидел воробья - к вмазке.

Увидел синицу - к вмазке.

Увидел ворону - к вмазке.

Увидел кота - к вмазке.

Увидел мента - к вмазке.

Увидел кобеля - к вмазке.

Увидел кошку - к вмазке.

Увидел суку - к вмазке.

Увидел мужика - к вмазке.

Увидел тетку - к вмазке.

Увидел мужика в шляпе - к вмазке.

Увидел мужика без шляпы - к вмазке.

Увидел мужика в галстуке - к вмазке.

Увидел мужика без галстука - к вмазке.

Увидел тетку в шляпе - к вмазке.

Увидел тетку без шляпы - к вмазке.

Увидел тетку в галстуке - к вмазке.

Увидел тетку без галстука - к вмазке.

Увидел тетку в платке - к вмазке.

Увидел тетку без платка - к вмазке.

Увидел мужика в платке - к вмазке.

Увидел мужика без платка - к вмазке.

Увидел тетку в косынке - к вмазке.

Увидел тетку без косынки - к вмазке.

Увидел мужика в косынке - к вмазке.

Увидел мужика без косынки - к вмазке.

Увидел мужика в брюках - к вмазке.

Увидел тетку в брюках - к вмазке.

Увидел мужика без брюк - к вмазке.

Увидел тетку без брюк - к вмазке.

Увидел тетку в юбке - к вмазке.

Увидел тетку без юбки - к вмазке.

Увидел мужика в юбке - к вмазке.

Увидел мужика без юбки - к вмазке.

Увидел мужика в шали - к вмазке.

Увидел тетку в галошах - к вмазке.

Увидел тетку без галош - к вмазке.

Увидел тетку в одной галоше - к вмазке.

Увидел мужика в одной галоше - к вмазке.

Увидел мужика с паспортом - к вмазке.

Пацан ест на улице мороженое - к вмазке.

Девчонка ест яблоко - к вмазке.

Парень пьет на улице пиво - к вмазке.

Мужик пьет водку из горла - к вмазке.

Тетка жрет йогурт пальцами - к вмазке.

Выпал волосок - к вмазке.

Выпал зуб - к вмазке.

Отпал нос - к вмазке.

Отвалились почки - к вмазке.

Вывалилась печень - к вмазке.

Прокисли мозги - к вмазке.

Выпали кишки - к вмазке.

Все органы на месте - к вмазке.

Проехал "Запорожец" - к вмазке.

Проехал "Мерин" - к вмазке.

Проехал автобус - к вмазке.

Проехал троллейбус - к вмазке.

Проехал велосипед - к вмазке.

Никто не едет - к вмазке.

Чешется нос - к вмазке.

Чешется подбородок - к вмазке.

Чешется щека - к вмазке.

Чешется лоб - к вмазке.

Чешется ладонь - к вмазке.

Чешется плечо - к вмазке.

Чешется подмышка - к вмазке.

Чешется запястье - к вмазке.

Чешется рука - к вмазке.

Чешется стопа - к вмазке.

Чешется бедро - к вмазке.

Чешется голень - к вмазке.

Чешется нога - к вмазке.

Чешется бровь - к вмазке.

Чешется живот - к вмазке.

Чешется грудь - к вмазке.

Чешется спина - к вмазке.

Чешется жопа - к вмазке.

Чешется ухо - к вмазке.

Чешется хуй - к вмазке.

Чешется пизда - к вмазке.

Чешется язык - к вмазке.

Чешутся прыщи - к вмазке.

Не чешутся прыщи - к вмазке.

Ничего не чешется - к вмазке.

Хочется ссать - к вмазке.

Хочется срать - к вмазке.

Хочется блевать - к вмазке.

Хочется пить - к вмазке.

Хочется жрать - к вмазке.

Хочется сморкаться - к вмазке.

Хочется дрочить - к вмазке.

Хочется ебать - к вмазке.

Хочется рыдать - к вмазке.

Хочется плевать - к вмазке.

Хочется вмазаться - к вмазке.

Ничего не хочется - к вмазке..."

Остальное завтра дочитаю. Все свободны.


12. Кручение бычков в темноте

В общем, этого до сих пор никто не понимает.

А в чем суть? Суть в том, что как-то приходовался Клочкед в темноте. И бычок с прихода курил. И надо было ему пепел стряхнуть, а то негоже всему в нем изваляться. Вот, Клочкед глаза отверз, стал пепелац искать на ощупь. Нашел-таки. Понес к нему бычок. Стряхнул пепел. И назад, в рот, бычок этот и понес. И видит - за бычком, за угольком этим бычковым, след в воздухе тянется. Синий. Ну, не совсем синий, а голубоватый. Бледно-голубой. А ведь бычковый уголек-то красно-оранжевый!

Клочкед тогда затянулся, уголек поярче вспыхнул, и стал Клочкед этим бычком в водить туда-сюда. И видит, один хрен, уголек красно-оранжевый, а след за ним - бледно-голубой. То ли глюка, то ли нет. Непонятно.

Принялся тогда Клочкед бычком круги описывать. Вращает бычок и наблюдает. Все то же самое: уголек красно-оранжевый, а след за ним - бледно-голубой. И мало того, линия вдруг появилась. Синяя и касательная к тому кругу, овалу или эллипсу, по которому уголек от бычка летает.

Позвал Клочкед Павку Карапуззз. Ее по полному Павлиной Карапуззз звали, а по короткому - Павка Карапуззз.

Павка Карапуззз смотрит, действительно: уголек красно-оранжевый, а след за ним - бледно-голубой.

Не глюка, видать.

А по трезвяку - ничего подобного. Красно-оранжевое все. И никакой голубизны!

А по увинченому - снова - уголек красно-оранжевый, а след за ним - бледно-голубой.

Несколько месяцев Клочкед бычки в темноте крутил. Не курил, а крутил и крутил бычки. Массу сигарет извел. Всех знакомых винтовых на это дело подсадил. И никто ничего понять не может, отчего уголек красно-оранжевый, а след за ним - бледно-голубой!?

Только Семарь-Здрахарь посмотрел на это безобразие и веско сказал:

- Это работает эффект Доплера.

Объяснил, тоже мне. Один хуй никто ничего не понял. Причем тут Доплер? К нему самому же не попрешься, выяснять, по какой такой причине уголек красно-оранжевый, а след за ним - бледно-голубой.

Но с тех пор все торчки бычки в темноте крутят. Эффект Доплера изучают. Наука, бля. Красиво, но непонятно!..


13. Человеки из коробок

Я стоял на крыше, и над моей головой кружились ангелы.

Что еще добавить?!

Как это возможно описать!?

Любые слова покажутся пресными, если даже попытаться объять ими то величественное сияние, которым озаряли они меня. Поэтому, я и пытаться даже не буду. Пусть текут эти буквы, пусть складываются в эти неказистые конструкции, что зовутся речью человеческой. Пусть.

А я стоял, и они летели.

Нет, конечно, не просто так я стоял. Нет, не просто так.

Буквально минут десять назад мы с Элеонорой Парадиззз поднялись на чердак четырнадцатиэтажки, неся с собой баяны и винт. Буквально восемь минут назад я ее втрескал. Буквально пять минут назад я втрескался сам и пошел приходоваться под открытое небо.

И оно открылось.

Сперва небо было совсем обычным. Чистым, голубым. С несколькими перистыми облачками. Лето ведь. Июнь.

А потом... Потом я понял, что сделал себе чуток больше, чем следовало.

Элеонора Парадиззз лежала тут же, рядом со мной, в рубероидном желобе для стока воды и тоже смотрела в небо. Не знаю, видела ли она то же, что и я, мы об этом потом никогда не разговаривали, но смотрела она вверх такими зачарованными глазами, с таким сияющим лицом, что я не удивлюсь, если созерцали мы одни и те же великолепные картины.

Не думаю, что это кому-то будет интересно, но если уж я начал эту повесть, то негоже завершать ее, едва начав. Это будет неправильно. Это будет проявление трусости. И поэтому, разорвав пополам свою душу, я, макая в ее кровь пальцы, вывожу эти слова на ступенях лестницы, ведущей тебя, читатель, странные и стремные глубины созерцательного существа, винтового торчка: Безупречно.

Небо, небо:

Пролетел реактивный самолет. Быстро-быстро. Он оставил после себя белый дым инверсионного следа. И след этот, прямой и скругленный одновременно, будто застежка-молния, разделил горние дали на две части. Нет, какое "разделил"? Он приотворил завесу неба. Рассек ту голубую парашу, что вечно маячит над головами, и выпустил сюда, в пределы поднебесной тверди, ангелов:

Но не сразу.

Сперва от следа самолета стали расходиться розовые перья. Не знаю, как еще назвать такое явление. Полосы розоватого света, словно волны от брошенной в небо палки, начали вибрировать, заполняя все видимое пространство.

Вскоре розовое стало светиться все сильнее. В его сиянии появилась странная мощь и вдруг я понял, что это уже не розовый свет, хотя розового там все еще оставалось предостаточно, а чисто-фиолетовый. Спектрально чистый фиолетовый. Пронзительный.

И когда поле моего зрения все оказалось заполнено преходящими друг в друга ветвистыми и перистыми полосами розового и фиолетового, появились они. Ангелы.

Мощные и нежные человекоптицы, они бесшумно завели хоровод надо мной.

Я хотел услышать ангельское пение. Я хотел услышать хоть звук: Но безмолвны были ангелы. Не было им нужды говорить со мной. Они лишь смотрели в мои глаза, чьи зрачки занимали почти всю поверхность радужки, своими неописуемыми очами. И молчали.

И простер я к ним свои руки. Свалились с них рукава рубахи, упали до плеч манжеты рукавов, показалась моя кожа, сплошь покрытая рубцами от старых дорог, да синяками от недавних вмазок. Но не отреагировали они на это простирание. Они продолжали немотствовать и вести хоровод.

И я, понимая, что любой звук сможет: Нет, не спугнуть их, хуй спугнешь ангела, коли тот прилетел, а разбить своими мудацкими эхами ту хрупкую идиллию, в средоточии которой я нежданно очутился: Я молчал тоже.

И вдруг они стали спускаться ниже.

Нет, не вдруг! Они давно уже спускались, нарезая спирали надо мной, просто я не замечал этого, восхищенный немыслимой картиной.

Они подлетели совсем близко. Так, что я мог разглядеть каждую жилку на их могутных крылах. И каждая жилка эта оказалась:

Ага. Именно тем самым:

И каждая жилка эта оказалась заполненным чем-то баяном.

И тогда перестал я простирать к ним руки, а развел их по сторонам. Взмахнули ангелы крылами, и полетели вниз сонмы баянов. Вонзались их иглы в тело мое. Вонзались и, словно шприц-пули, вдавливали в мое тело свое содержимое.

(Вообще-то в этом месте должен был появиться наркоништяк. Но нет его тут. Сбежал куда-то по обыкновению своему.)

И от восторга того, что вызвал влитый в меня ангелами раствор, я лишился чувств.

Очнулся я все так же, глядя в небо. Только уже не было в нем ангелов. Обычное то было небо. И лишь на фоне его шевелила губами голова Элеоноры Парадиззз.

Я ей улыбнулся.

- Слава богу. - Сказала Элеонора Парадиззз.

- Я вернулся. - Сказал я.

- Все закончилось. - Сказал я.

- Пойдем? - Сказал я.

- Да, куда тебе?! - Всплеснула руками Элеонора Парадиззз. - Ты же на ногах не держишься! Да и зенки у тебя бешеные.

Я посмотрелся в ее зеркальце и вынужден был признать ее правоту на счет последнего.

Некоторое время я еще пытался созерцать небо. В понятно что тщетной надежде вновь узреть ангелов. Но теперь его свет резал мне глаза. И я стал смотреть на землю.

Там, внизу, ходили люди, играли дети. Дворничиха возилась на помойке. И помойка эта оказалась полна каких-то картонных коробок.

Но едва дворничиха отошла, коробки эти зашевелились.

И из них вылез голый мужик. Он осмотрелся. Я быстренько спрятался за край крыши, чтобы он меня не заметил, но все равно продолжал наблюдать. Голый мужик протянул руку в коробку и вытащил оттуда голую девку. И, обнявшись, они пошли прочь.

Я не мог понять, как же они там поместились? Коробки, вроде, небольшие, из-под телевизоров. Ну, не влезть туда целиковому мужику и бабе. Только по частям. Что же, эти части там жили отдельно, а как только убедились, что поблизости никого нет - решили соединиться и пойти прогуляться?

Непонятно.

И снова коробки задрожали. Но теперь другие. Соседние. На сей раз вылезли сразу две обнаженные девчонки, а за ними - парень. Из других тоже стали появляться нагие люди. Коробки все вибрировали. Из них появлялись все новые и новые персонажи. Появлялись, и тут же удалялись по своим каким-то делам.

Десятки людей, оказывается скрывались в хаотически наваленных коробках на помойке. Но что же их туда привело? Почему они голые? Неужели они прямо там и живут? Нет, немыслимо!

Наверное, они предварительно скрепили всю эту конструкцию, якобы хаотическую, скотчем, прорезали в коробках дырки, чтобы помещались и руки, и ноги, и занимались там дикой оргией.

Хм... Какая оргия?! Ведь тогда все на помойке ходило бы ходуном!

Нет! Они, скорее всего, прорыли подземный ход в канализацию и там купались и еблись напропалую.

Но в канализации же вода, а выглядели эти существа из коробок сухими.

А-а-а! Наверное, они действительно прорыли. Но не ход, а пещеру. С ходом, конечно. И теперь каждый день туда спускаются!

Везет же.

Хм... А мне, что? Разве не везет? Ведь рядом со мной Элеонора Парадиззз!

Элеонора Парадиззз не сопротивлялась, когда я ее раздел. Не сопротивлялась она, когда мы ебались в рубероидовом желобе для стока воды.

Прошел дождь, пришла ночь, а мы все еблись и еблись...

Когда мы, наконец, спустились, помойка была пуста. Не было там ни коробок, никого. Я поискал несколько минут вход в вырытую голыми людьми из коробок пещеру, но, как видно, его хорошенько замаскировали. И мы с Элеонорой Парадиззз пошли к ней домой. Доставиться остатками винта. И варить новый.


14. Наркоманы-пидорасы

Если ты в зоне

Пробовал кожаный шприц -

Не наркоман ты! (Клочкед)

Распечатываем колоду. Рассматриваем карты.

Едва Шантору Червицу открыли дверь, как он понял, что во второй раз вряд ли здесь появится. Но делать было нечего, не разворачиваться же? И он, напустив на себя мину крутого варщика, переступил порог.

- Ты, штоль, Шантор Червиц? - Спросил его открывший, детина поперек себя шире, с торсом разжиревшего слона и таким же серым по цвету из-за плотного ковра расплывшихся за давностью лет татуировок. Одного взгляда Шантору Червицу не хватило, чтобы прочесть по наколкам историю этого деятеля. Малолетка, отрицалово, гоп-стоп, позвоночник, три ходки, наркоман: Были еще какие-то рисунки, смысл которых Шантору Червицу не удалось определить даже с третьего взгляда.

- Я. - Хмуро процедил Шантор Червиц. - Сколько вас тут? Где Спонсор?

Теперь уже детина окинул варщика недобрым взглядом от макушки до мысков:

- А те-то какое дело? Ты сюда варить пришел. Вот и вари.

- Пока я не увижу всех - варки не будет! - Спокойно отрезал Шантор Червиц.

- Да ты чего, борзый что ли? - Удивился Детина. - А ну, дуй на кухню! Мухой!

- Зови Спонсора. - Невозмутимо проронил Шантор Червиц и одним движением уселся по-турецки на половик.

Детина изумленно посмотрел на Шантора Червица, но охранный инстинкт продолжал работать и отступать Детина не собирался:

- А хуя не хочешь?

- Наезд? - Спросил сам себя Шантор Червиц и сам себе же ответил. - Наезд.

Варщик таким же плавным движением вновь встал на ноги и, повернувшись к Детине спиной, заявил:

- Я здесь варить не буду! Отворяй дверь.

- Это что за базар?! - Взревел Детина, проворно загораживая своей тушей дверь и могутной грудью начиная выдавливать Шантора Червица на кухню.

- Я чернушный винт не варю. - Уперся Шантор Червиц, врастая в паркет.

- Ты у меня сейчас все сваришь! Чернушный, белушный! Всякий! - Взорал бывший зек, тесня Шантора Червеца от вожделенного выхода, - Ты у меня щас на кровяке своей варить будешь!

- Что тут происходит? - Из комнаты появился парень в адидасовском спортивном костюме. По тому, с каким раздражением он выдал свою фразу, да и по всей повадке незнакомца, Шантор Червиц понял - перед ним Спонсор.

- Да вот, козлина, варить чего-то не хочет! - Прорычал детина.

- Чего-то? - Передразнил Шантор Червиц. - Не "чего-то", а говна из-за тебя я варить не хочу! Расскажи-ка своему хозяину какой косяк ты с порога запорол?

- Чего это, из-за меня? - Детина отступил на шаг и Шантор Червиц с трудом сохранил равновесие.

- Какой косяк? - Хором спросили Спонсор и Детина.

- Ну? - Нетерпеливо проронил Спонсор.

Шантор Червиц молчал и говорить пришлось Детине.

- Так он, эта: Он ваще наглый, как мент какой! С порога стал спрашивать, кто тут, да сколько нас: А на хуя ему это все?

Шантор Червиц продолжал молчать. В коридоре появились еще два участника представления. Потрясающей красоты длинноногая девка и близнец встретившего Шантора Червеца обормота.

- Кто Спонсор? - Спросил Шантор Червиц, хотя все и так было понятно.

- Я. - Ответил Спонсор.

- Если кто-то приглашает меня, - Сказал Шантор Червиц уставившись в глаза Спонсора, - Он должен знать и выполнять мои условия.

- Чо за условия, нах? - Взрычал Детина 1.

- Ша! - Рыкнул на него Спонсор. - Ну, я знаю, что варщику с компотом - половина: Без компота - четверть... Варщик ставится первым...

Шантор Червиц удрученно покачал головой:

- И это все? Видать, настоящих варщиков здесь не было...

- Да, все вы с заебами! - Детина 2 шмыгнул носом, набрал полон рот соплей и, постеснявшись сплюнуть на пол, вынужденно проглотил их. - Всяк крутого из себя корчит.

- Стухни! - Цыкнул на него Спонсор и, уже начиная терять терпение, обратился к Шанторц Червицу:

- Какие твои условия?

- Вы все делаете то, что я скажу. - Очень мягко проговорил Шантор Червиц. - Сразу и безоговорочно. Это - первое и основное условие. Если кому-то вдруг мои требования покажутся странными - я все объясню. Но только после процесса. И это - второе условие.

Мне до фени, кто тут к чему привык, но если пришел я: То все будут делать, как я сказал:

- А не много ты на себя берешь? - Скривился Спонсор.

- Я не варю говно. - Четко произнес Шантор Червиц. - Я делаю качественный продукт. Кто хочет травиться, гробить здоровье - флаг в руки! Только я тут не при делах. Приглашайте другого. Он все сделает за пять минут, плющить будет часа два, а потом полетят почки-печенки-щитовидки в теплые края...

- Ладно... - Со скрипом согласился Спонсор. - Но, смотри...

- Я живу по понятиям. - Перебил его Шантор Червиц, правда, не уточняя, по каким именно.

И, получив молчаливое согласие, варщик принялся за дело.

Отбивать Шантору Червицу пришлось из двух банок. Пока он тряс пузыри с тягой и красавкой, за этим процессом хмуро наблюдали Детина 1 и Детина 2. На процесс взвешивания получившегося пороха пригласили и Спонсора. Девушка, как на то надеялся Шантор Червиц, не появилась. Впрочем, он и не думал, что она появится. Слишком уж она была красива, чтобы Спонсор мог позволить глазеть на нее какому-то варщику, пусть и временно распоряжавшемуся здесь всем. Но варщики приходят и уходят...

- Грамм и четыреста восемьдесят сотых. - Провозгласил Шантор Червиц. - Можно считать, что полтора граммушника у нас есть. Итого, выход - восемьдесят пять процентов.

- Ишь-ты! - Подал голос Детина 2. - Это чего же? С двух банок - пятнадцать кубов??? А у нас...

- Знатно. - Кивнул Спонсор.

- Вторяки на потом оставить? - Поинтересовался Шантор Червиц.

- Да, забирай. - Великодушно махнул рукой Спонсор.

- А теперь так... - Варщик оглядел присутствующих. - Вы все отсюда выходите. Я завожу реакцию, и все мы ровно на час идем гулять и при этом, как аристотелевские перипатетики, будем предаваться возвышенным философским размышлениям.

Возникла мощная пауза. Такая долгая и гнетущая, что за ее время мог родиться, как минимум, целый дородный генерал-полковник милиции.

Блатные пытались переваривать шуршащими ошметками проширяных мозгов слова с дюжиной и более букв, стараясь при этом делать вид, будто поняли все и сразу и при этом без излишнего шевеления спрямленными извилинами. Шантор Червиц, спровоцировавший эту изнурительную работу серого во всех смыслах вещества, тоже старался не подать виду, что внутри он захлебывается от смеха, созерцая ортогонально-фронтальные эволюции лицевых частей блатарей.

- А ты что, хочешь один в квартире остаться? - Подозрительно поинтересовался Спонсор.

- Откроить хочешь?! - Подался вперед Детина 2.

Шантор Червиц едва не вздохнул.

"Безнадежны." - Понял он про себя. Ведь никто так и не спросил, кто такие перипатетики и для чего гуляя во время винтоварного процесса надо думать о высоких абстрактных истинах и материях.

Но следовало отвечать, и Шантор Червиц выпустил из груди едва не закаменевший в ней воздух:

- Мы что, в пионерском лагере?

- Почему пионерском? - Возмутился Детина 1, но эта реплика пропала втуне.

- А я вам массовик-затейник?

- Что ты гонишь? - Теперь рассердился Спонсор.

- Я не веду, нах, кружок кройки и шитья!

- Какой кружок? - Не понял Детина 2.

- Если бы я хотел откроить, отсыпать, отщелочить, замылить - я мог бы сделать это в любой момент! - Пояснил Шантор Червиц. - И никто из вас и не рюхнулся бы!

- А-а: - Частично успокоился Спонсор.

- Но мы - люди серьезные и такими пустяками не занимаемся. Правильно?

Все единократно, как и положено серьезным людям, кивнули.

- А гулять мы идем все вместе. - Повторил Шантор Червиц и, чтобы даже самым непонятливым все стало ясно, растолковал. - И вы, и я!

- А кто будет за реакцией следить? - Напрягся Спонсор.

- А чего за ней следить? - Пожал плечами Шантор Червиц. - Чай не суп - не сбежит.

- А если фурь лопнет? - Подозрительно скривился Детина 2.

- На моей ответственности. - Заверил его и Спонсора Шантор Червиц и тихонько и нежненько принялся выпихивать всех из винтоварни.

Когда дверь за уходившим последним и все время оборачивающимся Детиной 2 затворилась, варщик расслабился. На самом-то деле он откроил. И откроил не меньше полуграмма. Весь секрет был в... Волшебных пузырьках...

Что, интересно, как?

Ха, так я и буду выдавать чужие секреты!

Но намек, так уж и быть, дам.

Все дело в соли. Обычной. Поваренной.

А вот как Шантору Червицу удалось при слежке в четыре глаза провернуть это - спрашивайте у него сами.

Лирика кончилась, продолжим практику: М-м-м: На чем я остановился?

Ссыпая порох с чашки весов на сигаретную фольгу, Шантор Червиц поймал себя на мысли, что есть у него желание отомстить блатарям. Не Спонсору, Спонсор-то оказался вполне понятливым, хотя и не дал до сей поры половить сеансы на телку, хотя, с другой стороны, каков хозяин - такие и тараканы, а обоим Детинам. Слишком уж они были кичливые. Слишком уж они были дебильные. Впрочем, что еще ожидать от быков?

План мести созрел в три момента. В первый Шантор Червиц решил откроить-таки еще пороху. В следующий момент он отмел эту мысль, ибо за кухонной дверью раздался слишком знакомый звук пожирания соплей. В третий:

Тасуем колоду.

Давным-давно, когда Шантор Червиц еще только учился варить хороший винт, он слышал тюльку о том, что раствору можно придать, при желании, любые свойства. Сперва, как любой нормальный человек без высшего алхимического образования, он не поверил. Но годы шли, факты накапливались, они проходили шанторчервицевский анализатор, и теперь, после многочисленных вводов и выводов, Шантор Червиц без труда и сам мог добиться от винта любого нужного ему воздействия на клиента.

Но сейчас варщик оказался в затруднении. Предстало сварить такой винт, чтобы на одних он подействовал по одному, на других - по-другому, а на самого Шантора Червица - как обычно. Задача трудная, но не невыполнимая.

Даже не начав уравновешивать весы, дабы отмерить красный, Шантор Червиц начал чудить. Для начала, положив завернутый в фольгу порох на полу, Шантор Червиц некоторое время на него смотрел, потом передвинул на насколько сантиметров. Присмотрелся снова. Удовлетворенно кивнув сам себе, варщик исполнил вокруг кулька безмолвный шаманский танец с резкими выбрасываниями рук и ног. Закончив это действо, Шантор Червиц приложил фольгу с эфедрином ко лбу дико завращал глазами и зашевелил губами, словно творя некую молитву.

На самом деле он ничего не говорил, даже мысленно. Но на наблюдателей за щелью в двери это должно было произвести либо устрашающее впечатление, или они должны были сдохнуть от смеха. Но последнего Шантор Червиц не должен был допустить всеми силами воображения.

Он несколько раз переставлял весы. И, наконец, найдя нужное место где-то под столом, Шантор Червиц пробормотал:

- Во имя Люцифера Светоносного! - И начал взвешивать красный.

За дверью раздалось активное шевеление. Кто-то попытался бесшумно отойти и потом послышались громкие шаги и голос Детины 2 спросил:

- Ну, скоро ты там?

- Скоро, скоро! - Самым раздраженным голосом, на который он был способен, ответил Шантор Червиц. - Отойди от двери. Тут сейчас опасно для непосвященных!

- Взорвется что ли? - Ехидно поинтересовался Детина 2.

- Яйца отвалятся! - Рявкнул Шантор Червиц.

- Ну-ну... - Недоверчиво пробурчал Детина 2 и затаился.

- Во имя Аида Темнопутного! - Провозгласил Шантор Червиц, и принялся отвешивать черный.

Все следующее представление сопровождалось завываниями в полголоса, дикими телодвижениями и вскриками:

- Шамбала!.. Мандала!.. Камбала!..

Все это не мешало Шантору Червицу заниматься своим делом. Во время исступленного шаманствования он тщательно смешал красный и порох, растолок черный, смешал их в реакторе и завел реакцию на кошачий винт.

- Аминь! - Пробасил Шантор Червиц, скрестив ладони над стоящим на самом маленьком огне реактором. В них уже била струя йодоводорода, но варщик еще с минуту постоял так, прежде чем отправиться мыть руки.

Детин, Спонсора и его красавицу Шантор Червиц нашел в одной из комнат.

- Ты верующий? - Спросил вдруг Спонсор.

- Православный. - Заверил его Шантор Червиц и показал крестик и иконку Богоматери, висевшие на шнурке на его шее. - А что такое?

- Да, вот, ребятам показалось, что ты - сатанист.

- Чушь какая! - Рассмеялся Шантор Червиц. - А теперь прошу всех на улицу. Мы можем погулять вместе, можем по отдельности: А вам, ребята, - Варщик повернулся к Детинам, - особое задание. Купить каждому по два-три литра мультивитаминных соков.

- Мы с Риной - отдельно. - Сразу ухватился Спонсор за предложенную Шантором Червицем приманку.

- Да... И без меня - не входить. - Предупредил Шантор Червиц, когда Спонсор запер за собой дверь в квартиру. - Можно запросто все испортить: Считайте, что причуда у меня такая.

Заметив время, Шантор Червиц вернулся ровно через час. В подъезде уже толпились Детина 1 и Детина 2. Они стояли на площадке между этажами и тщательно делали вид, что не заметили появления варщика. Между Детинами стояли два пакета которые, судя по их квадратным очертаниям, содержали заказанные Шантором Червицем соки.

Спонсор опоздал минут на десять.

- Пробки были. - Объяснил он, отворяя квартиру. Шантор Червиц вошел первым и приямком направился на кухню. Рина проскользнула вслед, за ней вошли блатные. Детина 1 и Детина 2 пошли за Шантором Червицем, который сразу же принялся оценивать пузырящуюся жидкость в реакторе на предмет близости окончания процесса. Судя по всему, ждать оставалось минут десять, если не меньше. Малиновые капли активно стекали уже по стенкам, и вскоре предстояло это дело гасить.

Детины поставили пакеты с соком в холодильник и вылупились на Шантора Червица:

- Что там?

- Скоро. - Лаконично ответил Шантор Червиц. - А пока здесь вам делать нечего.

Блатные, внешне покорно, вышли, а варщик прибавил газ и жидкость почти сразу забурлила активнее.

- Пора. - Сказал Шантор Червиц в расчете на невидимых за дверью свидетелей.

За этим последовала заключительная часть псевдоритуала. Тут уж, понапридумывав всяких фенек за время гулянки, Шантор Червиц развернулся. Он разделся до трусов, сделал из рубашки нечто вроде набедренной повязки, привязал к волосам несколько десятикубовых баянов, два двухкубовых засунул в ноздри. Уши Шантора Червица украсили сразу четыре пятикубовика, а еще пару он взял в рот. Приплясывая в этаком прикиде, Шантор Червиц, тренькая на аптечной круглой резинке, умудрился загасить реакцию до винта чистейшей прозрачности.

Сняв реактор с огня и отдув избыток паров всякой кислой пакости, Шантор Червиц водрузил его на пол и, сохраняя выражение предельной сосредоточенности, чему изрядно мешали торчащие отовсюду баяны, и, передвигаясь как косолапый борец сумо, что-то бормоча, несколько раз обошел вокруг фурика, прежде чем развести масло пятнадцатью кубами воды.

На этом запугивание непрошеных свидетелей почти закончилось. Остался один лишь штрих, но его Шантор Червиц отнес на период "после вмазки".

Сдача.

Быстренько приведя себя в нормальный вид, Шантор Червиц, прихватив в собой мешок машин, щелочильную емкость, вату, соду и, конечно, реактор с винтом, появился в комнате, где зависали блатные и красавица.

- Ну, кому сколько?

- Два. - Сказал Спонсор.

- Два с половиной. - Сказали Детина 1 и Детина 2.

- Я не буду, наверное: - Сказала Рина.

- И еще куб. - Сказал Спонсор.

- Итого - восемь. - Подсчитал Шантор Червиц, не забыв и для себя заказать двуху. Он прикидывал, не продолжить ли и здесь постановку "Пляски дикого племени винтоваров", но вскоре отказался от такого намерения. Он не хотел пугать Рину. Хотя, судя по тому, что Детина 1 и Детина 2 уже рассказали Спонсору все подсмотренное на кухне, красавица и так знала о странной, по меньшей мере, манере поведения сегодняшнего варщика.

Через пару минут Шантор Червиц уже закатывал рукав, чтобы поставить себя. Винт оказался, как на заказ. Сексовушный. Дико захотелось ебаться. Шантор Червиц вынужден был напрячься, чтобы у всех на виду не выхватить хуй и не начать дрочить.

- Хорош! - Прохрипел Шантор Червиц, когда блатные уже начали терять терпение. - Для настоящих мужиков:

Сквозь полуприкрытые веки Шантор Червиц наблюдал, как Спонсор и оба Детины разобрали свои баяны и начали трескаться.

Вскрываемся. Король.

Спонсор попал первым. Он с ветерком вогнал в себя двушку. Вытащил струну. Рина тут же прижала ему дырку ваткой со спиртом.

Спонсор повалился навзничь на диван и прохрипел:

- Минет!..

Красавица сразу же начала стягивать с него штаны. Детины воззрились на это невиданное зрелище, забыв о ширке.

- Чо вылупились? - Прорычал Спонсор. - Прочь, отморозки!

Детины на цырлах выскочили из комнаты. Шантор Червиц делал вид, что его тут нет, и плотно прикрыл глаза. Спонсор несколько первых минут великолепного, судя по звукам, сосания его хуя смотрел на Шантора Червица, но тот лежал недвижим, и вскоре Спонсор расслабился, начал постанывать и, наконец, видимо кончив, заорал во всю глотку. Красавица забулькала, закашлялась, видимо, захлебнувшись обильной кончиной.

- Давай. Раздевайся сразу. - Прохрипел Спонсор.

Зашелестела женская одежда.

Шантор Червиц великим усилием воли заставил себя не открывать глаз, зная, что если он поддастся этому порыву - он не сможет сдержаться...

- Перетягивай.

- А мне не много будет?

- В самый раз.

Шантор Червиц едва не выдал себя усмешкой. Он специально выбрал чуть-чуть побольше, разбавил водой, чтоб это было незаметно, и теперь Рине предстояло принять в себя не куб, а все полтора!

- Попал. Отпускай!

Дама.

Сперва все оставалось тихим. И вдруг:

- О-о-о!!! О-о-ох!.. Как сильно! Как прекрасно!

- Ну! - Ухмыльнулся Спонсор.

- Возьми меня! Еби меня, милый! Вздрючь меня! Порви мою пизду на клочки!

Спонсор издал низкий рык и принялся исполнять пожелание Рины. Кровать под ними ходила ходуном. Скрипела, чавкала. Скрипел и чавкал Спонсор. Скрипела и хлюпала красавица.

Шантор Червиц едва не рыдал, жалея всем сердцем, что не может подглядеть такое знаменательное зрелище, хотя и находится тут же. Но страх брал свое. Кто знает, на что способен сексуально возбужденный блатной, если заметит, что за ним подсматривают?..

Звуки невероятной по интенсивности ебли раздавались не меньше получаса. Под конец, когда женские стоны перешли в непрерывный визг, а самцовые животные взрыкивания слились в сплошной вой, послышался хруст. За ним - треск. И, следом, ужасный грохот.

От такого шума поднялся бы и приходующийся. А Шантор Червиц давно приходнулся, и поэтому вскочил со своего кресла.

Спонсор и Рина лежали посреди обломков кровати. Голые, все еще ебущиеся. Ни на что не обращающие внимания. Казалось, произведенное ими разрушение прошло мимо их сознания. Да, собственно, так оно и было! И Шатнор Червиц тихонько взвыл, понимая, что лишь трусость не дала ему насладиться невиданным зрелищем.

Но делать было нечего. Если встал и видишь такое, то по всем правилам бон-тона, надо сваливать отсюда.

Тихонько прикрыв за собой дверь, Шантор Червиц побрел на кухню, упаковывать лабораторию.

Валет.

На кухне его ждал Детина 2.

Детина 2 рыдал, размазывая по морде, которую, как думал Шантор Червиц, не обосрать и за неделю, слезы и густые зеленые сопли.

- Понимаешь: - Обратился он каким-то писклявым тоном к вошедшему, - Я убил их всех! Вчера! В кабаке.

- Кого "их"? - Словно психотерапевт, спокойно и чуть нараспев, чтоб лучше доходило, спросил Шантор Червиц.

- Их было семеро. - Продолжил рыдательную исповедь Детина 2. - Два охранника. Они с краю сидели. Я их первыми и пришил, чтоб не помешали: Ы-ы-ы!!!

- А остальные? - Шантор Червич стал собирать в одну кучу компот, в другую - весь мусор.

- Три мужика. Старик: Он был вором. Но мне его заказали!.. Я его и подрезал сразу после его дуболомов. Он получил три пули в лысину. Даже не успел башку поднять от супа!.. А суп - уже с мозгами!.. Ы-ы-ы!!!

- А дальше? - Шантор Червиц стал складывать весы и разновесы в отдельный пакет.

- А там еще двое молодых. Муж дочки и сын его. Они вскочили. Я думал, что у них пушки, ну и полосанул по ним. Один упал сразу, а второй посмотрел мне в глаза и покачал головой. А они просто вскочили. Они испугались! И я их убил! Ы-ы-ы!!!

- А потом? - Шантор Червиц стал складывать аккуратно разложенные по сверткам части винтоварильного стрем-пакета в один большой.

- А там еще телки две. Одна совсем молоденькая, только восемнадцать стукнуло. Жена сына того вора, а вторая его дочка. Бабища трекнутая. Дауниха. Так дауниха вообще ничего не поняла. Я рожок сменил и по ней пол-очереди. А молодая поняла, что я сейчас тоже ее убью. Я же не мог свидетелей оставить: Знали они все меня: Она все поняла и как платье на груди рванет. А под ним - сисечки. Маленькие, розовые: И жалобно, так, на меня смотрит: И тоже головой качает. "Не надо", мол: А я ей полрожка прямо в эти сисечки и заделал! Ее, милую, так пополам и разорвало!.. Ы-ы-ы!!!

- Так и что ж теперь-то? - Шантор Червиц встал у двери со своим стрем-пакетом, запихнутым в наплечную сумку.

- Нет, я не жалею, что всех тех козлов замочил!.. Мне девчонку жалко!.. Не убил бы, взял бы с собой: И сейчас ебал бы ее!.. Ы-ы-ы!!!

Детина 2 вскочил и, не вытирая зеленой маски, образовавшейся на его харе, принялся лихорадочно стаскивать с себя штаны. Шантор Червиц, прекрасно понимая, что за этим воспоследует, ринулся прочь, не забыв прихватить по пути пакет сока из холодильника. Сзади начали раздаваться яростные удары кулака по основанию хуя.

Оставив сумку в коридоре в прихожей, (винт пока обретался в комнате, где все еще еблись Спонсор и Рина, так что забрать его пока что являлось проблемой) дабы не запамятовать ее при уходе, Шантор Червиц осторожно заглянул во вторую комнату. Та, к его удивлению, оказалась пуста.

Расположившись там, Шантор Червиц осушил пакет сока, выкурил четверть пачки, поторчал, покайфовал, позаморачивался немного на астральных полетах. И тут дал о себе знать мочевой пузырь.

Моча лилась долго, темная, почти кровавая. Тонкая струйка не давала пены и, когда в унитаз упала предпоследняя капля, Шантор Червиц с удовлетворением вздохнул. Выключив свет в сортире, он хотел, было, зажечь его в ванной, но там свет уже горел:

Десятка.

Дверь оказалась не запертой. Шантор Червиц тихонько потянул ее на себя и увидел сперва голую жопу и татуированную спину Детины 1. Детина 1 стоял перед зеркалом во всю стену ванной комнаты и делал нечто непонятное.

С минуту ушло на аккомодацию зрения, но и после этого Шантор Червиц некоторое время сомневался, а не глюку ли он видит?

Детина 1 нанес на себя боевую сексуальную окраску дикого племени винтотресков, враждебного, между прочим, дикому племени винтоваров.

Лицо Детины 1 покрывали цветные полосы. Красные, коричневые, фиолетовые: Они переходили на торс и забивали собой татуировки. На это художество Детина 1, очевидно, извел все имеющиеся в свободном доступе губные помады Рины. Но одну, самую яркую - ярко-алую - он применил совсем уж необычно. Детина 1 покрасил ею свои муди! Мало того, его вздыбленный хуй был сине-зеленым, как раньше коробка из-под салюта! И не просто сине-зеленым, а сине-зеленым с блестками!

"Тени" - Догадался Шантор Червиц.

Детина 1 еще и танцевал. Он легонько подпрыгивал. Хуй его начинал ходить вверх-вниз. Он тихонько крутил бедрами. Хуй его начинал ходить вправо-влево: И все это с дико серьезной накрашенной помадой рожей!

Что еще делал Детина 1 Шантор Червиц смотреть не стал. Он незаметно прикрыл дверь обратно и, распрощавшись с надеждой помыть руки, отправился в свою комнату. Было понятно, что план почти сработал. Детины крепко передознулись, Спонсор и его Рина - в ебливой отключке от реальности, и теперь можно заняться непосредственно местью.

Джокер.

Но для ее осуществления следовало сделать маленькое последнее приготовление. В комнате стояло трюмо и Шантор Червиц настроил одно из его зеркал так, чтобы оно показывало то, что будет твориться на единственном диване, если заглядывать в дверную щель. Лишь после небольшой беготни между трюмо и дверью, удовлетворенный результатом, Шантор Червиц улегся на диван и начал работать.

Он биоэнергетически настроился разом на Детину 1 и Детину 2. Следующим ходом Шантор Червиц связал мощными потоками их сексуальные и сердечные чакры. Пустил общее кольцо через сушунмы блатарей, заключил их в оболочку из лепестков раскрывшейся сахасрары и принялся ждать.

Результат появился почти сразу. На кухне и в ванной послышалось шевеление. Потом некий разговор в полголоса. Потом чмокающие звуки сердечного мужского засоса. Потом шаги и на пороге возникли совершенно голые Детина 2 и Детина 1, которые так и не смыли с себя своих боевых расцветок.

- А ну, геть отсель! - Рявкнули на Шантора Червеца Детина 1 и Детина 2. Шантор Червиц благоразумно испарился.

Никогда до сих пор Шантор Червиц не видел голубой порнухи. Как-то интереса такого не было. Но сейчас, прильнув к щели, он с молчаливым злорадством рассматривал как двое Детин лежат на диване в позе 69 и сосут, закатывая глаза и похрюкивая от удовольствия, друг у друга хуи. Но это продолжалось недолго. Детина 2 взвизгнул:

- Давай!

И частично все еще раскрашенный обсосанный хуй Детины 1 вонзился без вазелина в очко Детины 2. Минут через пять они поменялись местами. Следом опять взаимное хуесосание:

Шантору Червицу вскоре прискучило это однообразие и, понаблюдав еще минут двадцать, и поняв, что ничего нового увидеть ему уже не светит, на цыпочках отошел от двери.

Унос выигрыша.

Постучав в комнату, где ебся Спонсор, и услышав ожидаемое хриплое:

- Нельзя!

Шантор Червиц прокричал:

- Это я. Я ухожу. Мне надо винт свой забрать...

Через секунду, не больше, Шантор Червиц даже отметил про себя, что люди в обычном состоянии не могут перемещаться с такой скоростью, дверь приотворилась и а проеме возникла всклоченная шевелюра Спонсора и один его глаз с на удивление узким зрачком.

- Тебе он очень нужен? - Прохрипел Спонсор.

- Не так, чтобы очень... - Честно признался Шантор Червиц.

- Я у тебя его выкуплю! Сколько?

- Ну...Такой идет по двести-триста рублей...- Нагнал цену Шантор Червиц.

- На тебе сотку. - В щели появилась купюра в сто долларов. - Только оставь и его и нас!

- Благодарю. - Ответил Шантор Червиц, как человек с понятиями, забирая баксы.

- Чумовой винт! - Прохрипел Спонсор. - Никогда такого не пробовал! Я тебе позвоню на днях.

- Пейджер вы знаете. - Кивнул Шантор Червиц.

Голова спонсора исчезла за нетерпеливо хлопнувшей дверью, а Шантор Червиц вышел на улицу, уже точно зная, что на пароль, выданный этому Спонсору, он боле откликаться не будет. И других полно.


15. Мир без глюков

Все растусовались кто куда по случаю лета и Блим Кололей сидел в одиночестве на балконе, читая мудацкий дюдик про битвы хуями. Четвертый день ремиссии подходил к своей средине, трескаться не то чтобы хотелось, но и что Блиму Кололею не хотелось втрескаться сказать тоже нельзя. Пограничное такое было у него состояние.

Межмарафонье.

Период нудный, но необходимый для зарабатывания бабла, подживления венярок, чистки почени и печек. И, заодно, устранения последствий последних заморочек. В последний раз, съехав крышняком, Блим Кололей покрасил ванну, раковину и унитаз гуашью в зелено-коричневую полосочку. Во избежание постремания, ему пришлось на отходняках переться в хозяйственный и на последние финашки покупать ебучую банку говнообразной параши для чистки унитазов, вместо пиздатого батла или двух пива. Гуашь, сука, оказалась въедливая, средство вонючим, и Блим Кололей, проклиная крышу, шуруп и торчание в одиночестве, обливался смрадным первитиновым потом, драя следы неадекватного поведения.

Зато потом, до прихода пренсов Блим Клолей отмокал в чистой ванной. Настолько сияющей, что заслужил похвалу за хозяйственность.

Сейчас же Блим Кололей отдыхал после работы и ждал завтрашнего вечера, когда стакан освободится от шнурков и можно будет сварить и ублаготворится.

Бычок описал огненную дугу и провалился в заросшее кустами и деревьями междомовое пространство. Блим Кололей проследил взглядом его полет и тут: Внизу что-то шевелилось. Кто-то прятался меж кустов.

Блим Кололей помотал головой. Нет! Он же не торчит! Какие на хуй глюки в трезвом состоянии? Или он уже дошмыгался до того, что никакого винта не надо?

А недавно, буквально день другой назад Блим Кололей купил позорную трубу. На самом деле она была подзорной, но Блим Кололей желал использовать ее для подглядывания за жильцами дома напротив, и поэтому труба потеряла одну букву. И никаких ассоциаций с Драгунским!

Так вот, схватив позорную трубу, Блим Кололей наставил ее на шевелящееся место в растительности и прильнул к окуляру. Сперва все расплывалось, но мозг винтового справился с этим несложным заданием и путем кручения какой-то пиздюлины вокруг другой хуёвины резкость наладилась.

И Блим Кололей увидел ногу. Ступню. Ступня походила на ступню трупа с картинки, которую Блим Кололей видел на сайте некрофилов. Сине-бордовая, распухшая и с какой-то грязной раной посредине.

"Точно глюк!" - Сообразил Блим Кололей. Он повел трубу чуть дальше, но промахнулся, попал на какую-то ребристую поверхность, которая при отъеме трубы от глаза оказалась стеной гаража.

Сориентировавшись в пространстве, Блим Кололей снова попытался рассмотреть интересующее его место. Уперев трубу на поручень балкона, чтоб не дрожала, как руки, он увидел теперь ногу целиком. Потом и все остальное. Остальное еще больше походило на глюки, чем даже труповая ступня.

Оказалось, что под гаражами ебутся бомжи. Грязная бомжиха, задрав юбку в когда-то синий горошек, лежала на разорванной коробке, а ее, не снимая штанов, ебало нечто патлатое и серо-коричневое. Вышеупомянутая ступня принадлежала бомжихе, а ботинок стоял рядом. В смысле то, что когда-то было ботинком. Лет десять или двадцать пять назад.

Этого Блим Кололей снести уже не мог. Ладно, что после винта он видит, что тени превращаются в ебущиеся пары, которые не могут задавить проезжающие тачки, так теперь он смотрит на это безобразие по трезвяку!

Чтобы полностью развеять глюку, Блим Кололей бросил дюдик, наскоро натянул кроссовки и, пританцовывая, словно от сильного желания поссать, едва дождался лифта. На улице он прямиком ломанулся в кусты у задней стены ряда гаражей. И остановился в нерешительности.

Глюка оказалась настоящей.

Не было никакой глюки!

Под настоящими гаражами в настоящих кустах ебались, ни на кого не обращая внимания, самые настоящие бомжи. Блим Кололей подавил искушение подойти и попинать их ногами, не ради садизма какого-то, а в целях окончательного установления их реальности. Реальность давала о себе знать вонью, а еще тем, что ебущий бомж вдруг обернулся и посмотрел на Блима Кололея удивительно синими глазами. Обозрев наблюдающего его соитие, бомж громко рыгнул, хлебнул из горла стоящей рядом бутылки водки, поставил ее обратно, к объеденной буханке со шкурками от колбасы, и продолжил свое грязное дело.

Блим Кололей настолько был потрясен увиденным, что вернувшись домой, он немедленно начал варить. Сало и компот на выходные у него уже заблаговременно были заныканы в курке на кухонных антресолях. Но, решив похерить ремиссию, Блим Кололей вынужденно проявил чудеса изобретательности, чтоб не запалиться.

Салют он отжигал держа мисочку пассатижами и выставив ее в окно. Отбивал порох бесшумно тряся бутылку из-под блю-воты. Ставил на корку на утюге. А варил, по старой доброй привычке, на свечке.

И даже последняя, самая вонючая стадия прошла незаметно. Ставился Блим Кололей уже в полной темноте, держа зубами фонарик. И уже на приходе Блим Кололей понял, что винт у него получился кошачий.

Ебаться потянуло сразу и со страшной силой. Продрочив раза три, Блим Кололей заметался по комнате. Все близлежащие телки или свалили или были заняты и тоже свалили. Делать было нечего и Блим Кололей решился.

Он отщелочил полторашку, заправил ее в баян, баян поставил на карман. И, одев кроссовки, бесшумно выскользнул на лестницу. У него было подозрение, или даже прозрение, что там, на лестнице его девятнадцатиэтажки, могут кучковаться герлицы. И он, Блим Кололей подойдет к ним, поговорит о том, о сем, познакомится с какой-нибудь посимпотнее, проагитирует ее за винт и вмажет. А уж задвинутую винтом телку ебать куда приятнее, чем бревноподобных любительниц хмурого.

Блим Кололей раза три пробежался по дому вверх-вниз, пока не понял, что в четвертом часу ночи вряд ли кто-то будет выходить в подъезд. Оставив заряженный аппарат за трубой мусорки, он вышел на улицу, резонно решив, что там пространства больше, чем в одиноком подъезде, да и по окнам можно будет определить, тусуется ли кто в соседних домах или нет.

И тут Блиму Кололею почудился сзади девичий голосок. Кто-то топотал по ступенькам и мурлыкал под нос. Блим Кололей замер и оглянулся. Дверь подъезда была распахнута, отошел он еще недалеко, и он увидел, как в окошке между вторым и третьим этажами мелькнул чей-то силуэт. Блим Кололей опрометью бросился назад. Наверное деваха прошла не по торному асфальту, а по узкой дорожке под окнами и поэтому он с ней разминулся.

Пока Блим Кололей быстрым шагом возвращался, он увидел как девушка, а кто же еще?, промелькнула между третьим и четвертым, а между четвертым и пятым лестница выходила на внешний балкончик. И Блим Кололей решив, что все равно он ее не догонит, понял, что таинственную незнакомку можно окликнуть.

И вот она появилась. Там, где и предполагал Блим Кололей.

- Эй! - Крикнул он как можно тише. Светлая фигурка, сотканная, казалось, из теней и света, остановилась. Балкончик не был освещен, позорной трубы с Блимом Кололеем не было, и он с трудом различал светлое пятно на сером фоне.

- Винта хочешь? - Спросил Блим Кололей.

К его удивлению, девушка закивала.

- А ебаться будем?

Девушка уже казалась Блиму Кололею такой родной, такой близкой и понятной, что он не удивился, услышав в голове ее телепатический шепот:

- Поймаешь меня - тогда отдамся.

И Блим Кололей с радостью занялся этим делом. Он вихрем взлетел на четыре с половиной этажа, но там уже никого не оказалось. Удивленный, он поднялся выше и услышал, как сверху спускается лифт.

Она там. - Понял Блим Кололей и ломанулся вслед за кабиной. Но он опоздал. Доехав до первого, лифт отправился в обратный путь. Судя по табло, он доехал до последнего этажа. Блим Кололей сел во второй лифт и отправился вслед за девушкой. Но пока он ехал, первый лифт снова пошел вниз!

Выглянув с балкончика последнего этажа, Блим Кололей увидел, что многими этажами ниже, торчит светлая головка, а ее обладательница машет ему рукой.

Блим Кололей снова запрыгнул в лифт. Но, выскочив на седьмом и кубарем скатившись до первого, он опять никого не нашел.

Озадаченный, как бы поймать ускользающую девицу, он вышел на улицу, чтоб посмотреть, где она сейчас. Незнакомка уже стояла на прежнем месте, между четвертым и пятым. И она уже была абсолютно нагая!

- Ну, поймай меня! - Вновь послышался Блиму Кололею ее телепатический шепоток. - Ну, что же ты?!

И Блим Кололей опять ринулся в погоню. Он бегал по этажам, блокировал лифты, но ничего не получалось. Когда бы он не вышел на улицу, стоило ему отвернуться, как на одном и том же месте появлялась его дразнительница. Она принимала всякие вызывающие позы, показывала жопу и пизду, но была совершенно неуловима.

Рассвело.

Блим Кололей понял, что дальше так продолжаться не может. Она явно где-то пряталась. И пряталась, скорее всего, в своей квартире. А квартира эта должна была быть на пятом или чуть выше.

Подобрав сигаретную пачку, Блим Кололей разорвал ее на клочки. И, в очередной раз не застав девку на балкончике, засунул по бумажке в щели дверей на пятом и шестом этажах.

Теперь он почти успокоился. С такой методой он ее обязательно поймает. А не поймает, так вычислит. Теперь он ведет игру, а не она.

Но оказалось, что после непонятно какого по счету взбегания на этажи, все клочки на местах.

Не поленившись, Блим Кололей засунул по бумажке во все двери квартир. И когда он вышел на улицу, то увидел, как сквозь его таинственную незнакомку легко проходит спешащая дворничиха. Незнакомка оказалась-таки глюкой.

Или не глюкой?

Блим Кололей так и не понял, ловил он глюку или нет. Нет, ему было понятно, что он снова поимел глюки. Но его интересовало совсем другое: была ли деваха глюкой с самого начала или он начал погоню за живым человеком, а потом, когда ей надоело, он гонялся уже за призраком?

И однозначного ответа, как с бомжами, Блим Кололей дать себе уже не мог. Но, несмотря на тяжелую ночь, настроение у него оставалось приподнятым. Поднимаясь по лестнице, который уже раз?, за оставленным баяном, Блим Кололей вдруг запел:

- ...потому что нам нельзя иначе!

Потому что нам нельзя без глюков,

Ведь без глюков мир совсем...

На этом месте Блим Кололей запнулся. Подобрать с ходу рифму на "глюков", кроме странного "хуюков", ему не удалось. Не удалось ему это сделать и потом, после того, как он поднял баян, пришел домой и им вмазался.

Так и осталась эта песня непдоработанной. Да и хуй с ней!


16. Битлы в дизеле

Навотно Стоечко нажал на play своей старой "Юности".

- It\'s been a hard day\'s night, and I been working like a dog... - Тихо-тихо понеслось из динамика.

- It\'s been a hard day\'s night, I should be sleeping like a log... - Стал так же тихо подпевать Битлам Седайко Стюмчик.

- Бля... Батарейки совсем сели. - Навотно Стоечко осторожно поставил магнитофон в угол тамбура.

- Ничего... Зато слышно пока... - На мгновение оторвался от пения Седайко Стюмчик, и поймав ритм, закончил фразу:

- ...I\'ll find the things that you do:

- Да, тише, ты! - Зашипел Навотно Стоечко. - Контра попалит!

Седайко Стюмчик не обратил на это никакого внимания, продолжая шепотом распевать:

- You know I work all day to get you money to buy you things...

Навотно Стоечко тоже вдруг успокоился и, распахнув дверь тамбура, свесил наружу ноги.

Поезд, уже удалившись от Финляндского вокзала, постепенно набирал скорость. За распахнутой дверью проплывали штабеля шпал, россыпи иван-чая и, так похожая издали на коноплю, полынь.

Ехать еще предстояло часа четыре. Дизель "Питер-Таллин", куда зайцами вписались Седайко Стюмчик и Навотно Стоечко, показался им оптимальным способом путешествия. Автостоп уже достал, а аск в Питере дал им три десятка юксов, которые, на крайняк, можно было выкинуть на штраф или билеты.

А еще: А еще у них оставался сопливый джеф! Затарившись в Москве доброй полусотней фуфырьков Навотно Стоечко и Седайко Стюмчик к моменту вписки в дизель еще не успели проширять их все. И, ублаготоворившись в сортире Финляндского, они невидимками прошли мимо проводника и угнездились в пустом тамбуре общего вагона.

- And it\'s worth it just to hear you say you\'re going to give me everything. - Принялся подпевать в унисон магнитофону и Седайко Стюмчеку Навотно Стоечко.

- You know I feel alright. - Пропели они конец песни. И тут же началась следующая.

- I should have known better with a girl like you, that I: - Навотно Стоечко и Седайко Стюмчек, уже уверенные в том, что их не ссадят, горланили почти во весь голос.

Когда "Hard Day\'s Night" кончился, началась "Abbey Road". Торчки спели и знаменитую Come Together, и I Want You, благо, что текст состоял из трех фраз, и Her Majesty...

- ...someday I\'m going to make her mine. - Допел Седайко Стюмчек и понял, что пора втрескаться. Навотно Стоечко тоже был не против.

Под Taxman из "Revolver" они замутили. Под Eleanor Rigby - трясли и грели свои фурики. Под I\'m Only Sleeping - мотали петухов. Выбирать они закончили под Here, There And Everywhere. А когда началась She Said, She Said, были уже втресканы.

- She said "you don\'t understand what I said" - Высоким голосом визжал Навотно Стоечко.

- I said "No, no, no, you\'re wrong" - Басом отвечал Седайко Стюмчек.

"Revolver" закончился. Начался "Белый альбом". Прослушав его первую часть, торчки не захотели слушать вторую и началась "Yellow Submarine".

Дизель въехал в Таллин. На вокзале, торчки не стали дожидаться полной остановки поезда, а соскочили на платформу на ходу.

- Слышь, Навотно Стоечко: - Спросил вдруг Седайко Стюмчек. - Я что-то не заметил, чтобы ты кассету переворачивал.

- Я и не переворачивал. - Ответствовал Навотно Стоечко. - Я думал, ты это делаешь...

Торчки удивленно посмотрели сперва друг на друга, потом на "Юность". Седайко Стюмчек нажал на клавишу выброса кассеты. Лентопротяжка оказалась пуста.

Вырвав магнитофон из рук Седайко Стюмчека, Навотно Стоечко открыл отделение для батареек. Там ничего, кроме сложенного шнура с вилкой не оказалось.

- А что мы тогда слушали? - Синхронно спросили друг друга Седайко Стюмчек и Навотно Стоечко.

- Битлов! - Одновременно догадались они и, засмеявшись, помчались искать батарейки.


17. Евангелие от Семаря-Здрахаря

"Глава первая.

Сначала не было ни хуя. И не было ни хуя охуительно долго. Но тогда некому было понимать, что нет ни хуя. А потом, из "ни хуя", как оно всегда и бывает, вдруг появился Винт. И появился Винт у безымянного отрока. И вошел он в вены безымянного отрока, и стал тот Семарем-Здрахарем. И стал тогда понимать Семарь-Здрахарь, насколько долго было это самое "ни хуя".

И подумал Семарь-Здрахарь, что быть Семарем-Здрахарем хорошо. А еще подумал Семарь-Здрахарь, что быть Семарем-Здрахарем под Винтом - еще лучше.

Но кончился вдруг Винт. И стал Семарь-Здрахарь под Винтом Семарем-Здразарем на Кумарах. И неприкольно было это Семарю-Здрахарю. И вновь возжелал Он стать Семарем-Здрахарем под Винтом.

И пришли тогда к Семарю-Здрахарю на Кумарах пятеро.

Первого звали Салют.

И сказал Салют Семарю-Здрахарю на Кумарах:

- Отныне связаны мы с Тобой на веки вечные.

А еще сказал Салют Семарю-Здрахарю на Кумарах:

- Отныне судьба Твоя - вырубать меня отовсюду. А вырубив - разделять на спиртягу, бутор и Порох.

И согласился Семарь-Здрахарь на Кумарах.

Второго и Третьего звали Сволочь и Кислая.

И сказали Сволочь и Кислая Семарю-Здрахарю на Кумарах:

- Отныне связаны мы с Тобой на веки вечные.

А еще сказали Сволочь и Кислая Семарю-Здрахарю на Кумарах:

- Отныне судьба Твоя - вырубать нас отовсюду. А вырубив - разделять с нашей помощью Салют на спиртягу, бутор и Порох.

И на это согласился Семарь-Здрахарь на Кумарах.

Четвертого и Пятого звали Красный и Черный.

И сказали Красный и Черный Семарю-Здрахарю на Кумарах:

- Отныне связаны мы с Тобой на веки вечные.

А еще сказали Красный и Черный Семарю-Здрахарю на Кумарах:

- Отныне судьба Твоя - вырубать нас отовсюду. А вырубив - варить с нашей помощью из Пороха Винт.

С радостью согласился на это Семарь-Здрахарь на Кумарах.

И пошел Семарь-Здрахарь на Кумарах. И вырубил Он Салют из ближайшей драги. И трудно это Ему было. Но справился Он.

И пошел Семарь-Здрахарь на Кумарах. И вырубил Он Сволочь и Кислую. И трудно это Ему было. Но справился Он.

И пошел Семарь-Здрахарь на Кумарах. И вырубил Он Красного и Черного. И трудно это Ему было. Но справился Он.

И вернулся Семарь-Здрахарь на Кумарах. И разделил Он с помощью Сволочи и Кислой Салют на спиртягу, бутор и Порох. И трудно это Ему было. Но справился Он.

И сварил Он с помощью Красного и Черного из Пороха заебатейший Винт. И трудно это Ему было. Но справился Он.

И втрескался Семарь-Здрахарь на Кумарах. И трудно это Ему было. Но справился Он.

И перестал быть Семарь-Здрахарь на Кумарах Семарем-Здрахарем на Кумарах. А стал Семарь-Здрахарь на Кумарах Семарем-Здрахарем под Винтом. И стало Ему легко.

И понял Семарь-Здрахарь под Винтом, что быть Семарем-Здрахарем под Винтом, куда пиздатее, чем быть Семарем-Здрахарем на Кумарах.

И стал Семарь-Здрахарь под Винтом смотреть по сторонам, чтобы увидеть, нет ли еще кого под Винтом поблизости. Но не было поблизости никого под Винтом. Один был Семарь-Здрахарь. Один он был и под Винтом. Один он был и на Кумарах. И долго это продолжалось. Но не так долго как "ни хуя".

И дошло вдруг до Семаря-Здрахаря, что быть одному под Винтом не так уж и пиздато. Ибо некому ни перетягу подержать, некому и макуину в веняк воткнуть, а уж и бычок с прихода подать и подавно некому.

И дошло до Семаря-Здрахаря, что быть одному на Кумарах, вообще полный пиздец как хуево.

И стал тогда Семарь-Здрахарь искать, кого бы ему родить. Долго искал Семарь-Здрахарь. Но не так долго как "ни хуя".

И нашел Семарь-Здрахарь пиздату отроковицу. И сказал Семарь-Здрахарь пиздатой отроковице:

- Иди со Мной, пиздата отроковица! Ибо есть у Меня желание выебать тебя и Винтом втрескать.

И пошла пиздата отроковица с Семарем-Здрахарем. И вошел Он в нее и хуем Своим и баяном Своим. И излил Он в нее и Семя Свое и Винт Свой. И стала пиздата отроковица Тамаркой Заширрр.

Так Семарь-Здрахарь родил Тамарку Заширрр.

И въехала Тамарка Заширрр, что быть Тамаркой Заширрр - это хорошо. И въехала Тамарка Заширрр, что быть Тамаркой Заширрр под Винтом - еще лучше. А уж быть Тамаркой Заширрр под Винтом вместе с Семарем-Здрахарем под Винтом - очень пиздато. А уж быть Тамаркой Заширрр под Винтом и ебаться при этом с Семарем-Здрахарем под Винтом - вообще полный пиздец.

Но не оправдала Тамарка Заширрр всех чаяний Семаря-Здрахаря.

Ибо без напряга давала она излить в себя и Семя Семаря-Здрахаря, и Винт Семаря-Здрахаря, но не умела она сама Винт варить, не умела она сама Винт в веняк вводить, могла только перетягу держать, да бычок с прихода подавать. А мало этого было Семарю-Здрахарю.

И решил тогда Семарь-Здрахарь баб больше не рожать. Пусть сами рожаются, если хотят.

И решил тогда Семарь-Здрахарь родить мужика.

И взял тогда Семарь-Здрахарь Тамарку Заширрр и повел ее в Храм Науки Химической, что Менделавкой зовется. И втрескал Семарь-Здрахарь Тамарку Заширрр Винтом Своим. И оставил одну. А Сам за угол спрятался.

И проходил мимо Тамарки Заширрр отрок невъебеннейший. И прикололся он до Тамарки Заширрр. И стал он к Тамарке Заширрр приставать, дабы выебать ее.

А тут и Семарь-Здрахарь из-за угла вышел. И сказал Он отроку невъебеннейшему:

- Дам Я тебе выебать Тамарку Заширрр. Но должен ты для этого научиться вырубать отовсюду Салют, Сволочь, Кислую, Красного и Черного. Но должен ты для этого научиться Винта варить. Но должен ты для этого научиться Винт на веняк ставить, перетягу держать, да бычок с прихода подавать.

Подумал отрок невъебеннейший и спросил Семаря-Здрахаря:

- А стоит ли оно того?

И втрескал тогда Семарь-Здрахарь отрока невъебеннейшего Винтом Своим.

И вошел Винт в вены отрока невъебеннейшего. И стал тогда отрок невъебеннейший Шантором Червицем.

Так родил Семарь-Здрахарь Шантора Червеца.

И врубился Шантор Червиц, что быть Шантором Червицем хорошо. И врубился Шантор Червиц, что быть Шантором Червицем под Винтом очень хорошо.

И согласился тогда Шантор Червиц на условия Семаря-Здрахаря.

И научил Семарь-Здрахарь Шантора Червица как вырубать отовсюду Салют, Сволочь, Кислую, Красного и Черного. Трудно было и Семарю-Здрахарю, и Шантору Червицу, но справились Они.

И научил Семарь-Здрахарь Шантора Червица варить Винта. Еще труднее пришлось Семарю-Здрахарю и Шантору Червицу. Но справились Они.

И научил Семарь-Здрахарь Шантора Червица как Винт на веняк ставить, как перетягу держать, да бычок с прихода подавать. Много легче это было и для Семаря-Здрахаря, и для Шантора Червица. И без труда справились Они.

И выебал тогда Шантор Червиц Тамарку Заширрр. И понял, что это заебись.

А потом выебал Шантор Червиц под Винтом Тамарку Заширрр под Винтом. И понял Шантор Червиц под Винтом, что ебать Тамарку Заширрр под Винтом - заебись во много раз круче.

А потом выебал Шантор Червиц под Винтом Тамарку Заширрр под Винтом на пару с Семарем-Здрахарем под Винтом. И не хило воткнул Шантор Червиц под Винтом, что ебать Тамарку Заширрр под Винтом на пару с Семарем-Здрахарем под Винтом - это такой пиздец всему, что круче не бывает.

И долго Они еблись втроем под Винтом. Но не дольше, чем "ни хуя"." - Написал Семарь-Здрахарь и задумался.

Мысли на замороке разбегались, от легкого передоза тушку слегка колошматило, сушняк грыз гортань, а зубы грызли колпачок от ручки, но Семарь-Здрахарь намерен был продолжать. Хотя, по большому счету продолжать было уже не о чем. Разве что расписать все приключения, которые с ними содеялись.

- Эт ты чего тут такое накропал? - Шантор Червиц заглянул через плечо Семаря-Здрахаря. Прочел несколько первых строк.

- Ого! - Воскликнул Шантор Червиц. - Так это ж настоящее Евангелие! Только они про самих себя не пишутся.

- А поебать. - Махнул рукой Семарь-Здрахарь.

- Эт ты верно заметил. - Хохотнул Шантор Червиц. - Токо: Токо неправильно ж тут все!

- Как это неправильно? - Возмущению Семаря-Здрахаря не было предела.

- Так мы ж не сразу с винта начали. - Пояснил Шантор Червиц. - Вспомни. Мы ж сперва сколько лет мулькой трескались.

- А поебать. - Повторил Семарь-Здрахарь.

- В общем-то... В принципе ты прав. Не за хуем следующим поколениям знать, что мы на этой хуйне сидели...

- Именно! - Вскричал Семарь-Здрахарь.

- А тут... - Шантор Червиц дошел до обращения самого себя в Винт. - Так, значит, вот почему Тамарка Заширрр и мне давать стала!

- А теперь ты сам вспомни. - Заорал на него Семарь-Здрахарь. - Сначала ты ее выебал, а потом со мной познакомился. Так?

- Ну, так... - Нехотя согласился Шантор Червиц. - Только зачем так все искажать?

- Сам же говорил, - Ехидно скривился Семарь-Здрахарь, - Будущим поколениям не хуй знать всю правду. И, в конце концов, имею я, как автор, право на художественный вымысел? Или ты думаешь, что в этих твоих ебаных Евангелиях написано все как было? А вот уж хуй!

- Ну, да: Ну, да: - Закивал головой Шантор Червиц:

- Мальчики, а что вы тут так орете? - На кухню вплыла голая Тамарка Заширрр.

- Решаем, кому за салютом бежать, а кому тебя ебать. - Огрызнулся Семарь-Здрахарь.

- Ну, Шантор Червиц меня сегодня уже ебал. Ему, значит, и бежать. - Резюмировала Тамарка Заширрр.

Взгляд Семаря-Здрахаря сразу приобрел осмысленность:

- Беги, Шантор Червиц, беги: Вот тебе терка. Беги:

Шантор Червиц, скрипя зубами, взял рецепт и, нехотя стал одеваться. Еще не захлопнулась за ним входная дверь, а Семарь-Здрахарь уже во всю наяривал Тамарку Заширрр. И хлюпающие звуки вхождения хуя Семаря-Здрахаря в пизду Тамарки Заширрр преследовали Шантора Червица полпути до аптеки.

А Евангелие от Семаря-Здрахаря так и застопорилось на первой главе. И не знали ни Семарь-Здрахарь, ни Шантор Червиц, ни, тем паче, Тамарка Заширрр, что в то же самое время Клочкед, увинченый до предела, коряво выводил в своей тетрадке:

"Семарь-Здрахарь родил Шантора Червица, Чевеида Снатайко и Навотно Стоечко.

Шантор Червиц родил Седайко Стюмчика, Чевеид Снатайко родил Блима Кололея, а Навотно Стоечко родил Клочкеда..."


18. Кокс

Винтового наркомана Седайко Стюмчика как-то угостили чистейшим боливийским коксом. Он его нюхать не стал, а сразу пустил по трубе.

А потом рассказывал всем, что кокс - говно. Прет минуту... Да и все, в общем-то... И что только задрюченый романтик или засраный поэт мог назвать обычный шум в башке и ушах - серебряными колокольчиками.


19. Ведро эхпедрина

Так, симпатяги, одно условие: только не оголтевать! Не надо драть эту книжку на клочки с досады, не надо швырять ее в соседей, окна и стены. Ну, бля, дорогая же книжка, потом жалеть будете. Правда-правда. Ну, не стоит это секундное раздражение такой цены!

Но, к делу.

Жил однажды, а, может, и дважды, трижды, четырежды, ну, и так далее, некий Навотно Стоечко. И повадился он дербанить помойный контейнер одной полукаличной. Хорошая была полукаличная. Ухла. Ухлу. Управления хозрасчетных лечебных учреждений - ухла, сокращенно. И работали в этой ухле такие пиздатые врачи! И выкидывали они каждый день терки чуть ли не пачками. А к ухловской терке в драгстерах отношение особое. Видно, что за бабло тебе эхпедрину выписали. Видно, что морда твоя наглая, торчковая, а хуй чего сделаешь. Ты, бля, с понтом бабло забашлял, чтобы дядю Федора залучить. А что на самом деле ты рэцэпэ это в контейнере нашел и сам его заполнил - до такого ведь фармаки дойти не могут. Вот и дают, скрипя зубьями.

Вот и пользовался этой лазейкой Навотно Стоечко.

Мало того, он к этим контейнерам как на дежурство приходил.

Сидит тихохонько, незаметненько на детских качелях, типа, ждет кого-то. А сам сечет. Не появится ли из задней двери ухлы тетка в белом халате и с ведром полным терок. Появляется тетка, ковыляет она к контейнеру, вываливает ведро, а Навотно Стоечко тут, как тутушки. Тушки... Татушки... Колотушки... Бля, меньше трескаться надо... Да, о чем это я?

Ага.

Тетка только жопом к контейнеру повернется - а Навотно Стоечко в свежатинку - нырк! И рассматривает, и выгребает терки ручищами загребущими... Ебущими... Имущими... Бля...

Берем себя в руки. Ноги...Загребущие тоже. Да...

Все!

На хуй.

Едем дальше.

Рассортировывает... Раз сортир... Два сортир... Анализы - в парашу, терки в карман, джефф - по стаканам.

Ух!

Вот.

Ладно.

И однажды сидит Навотно Стоечко в своей засаде и видит знакомую картину. Вышла тетка. Тащит ведро. Только странно тащит, согнувшись вся. А тетка-то не молодая, да, видать, ведро тяжелое.

И переворачивает она его в контейнер. И нет, чтоб старый выбрать, где мусору половина, она, сука эта, сыплет его в пустой контейнер на железное дно. Что сыплет? Да то самое, что на солнце бочками десятикубовыми переливается, бробочками люменевыми посверкивает, да этикеточками розово-зелеными проглядывает!

Ага. Их, родимых! Фурей сопливого джеффа целое ведро!!!

А они, бедолаги, там, на дне этом негостеприимном металлическом понаразбивались...

Но все это Навотно Стоечко только через пятнадцать секунд узнал-понял.

Как увидел он драгатство такое невъебенное, так разум у него и помутнился немножко. Стоит и не знает, что ему дальше делать.

Но психика торчка - штука устойчивая, как ванька-встань-ка подрачи-ка... нет, это уже лишнее...

Встала психика на место прежнее и въехал Навотно Стоечко что ему делать.

Взял он этот контейнер, а контейнер на колесиках был. И покатил он его прочь от основной помойки. В кусты.

Там Навотно Стоечко осторожно, чтобы не побить невзначай лишнего, контейнер на бок поклал и залез в него.

Сначала он хотел пузыри по карманам распихать:

Нет, видать не до конца психика его к тому моменту реанимировалась...

Да карманы быстро все полны стали и эфедрин оттуда уж вываливаться начал, а куча не уменьшается! Ну, не бросать же такое добро!!!

И тогда снял с себя Навотно Стоечко рубаху. Даром, что руки все в дырьях, дорогах и гематомах, по хую. Главное - эфу собрать!

Сделал Навотно Стоечко из рубахи мешок, сгреб, режась битыми стеклами в нее ВСЁ. Вообще всё, что на дне мусорки было.

И вот: Идет он. На плече - мешок из рубахи. Из мешка течет эфедрин и на асфальт капает. А Навотно Стоечко держит его раскровяненными руками и идет. Идет... Идет... Идет...

И ни один мент его не постремал. И вообще, ни одна тварь поганая не обратила внимания ни на вид его наркоманский, ни на ношу его... Еще больше наркоманскую.

Пришел Навотно Стоечко домой. Пересчитал пузыри...

В общем, все равно не поверите, сколько их там было... Много... Очень много... Даже больше, чем "до хуя"!

В общем, два месяца Навотно Стоечко торчал на этом сопливом эфе. И с рубахи тоже эфу выпарил.

А все почему?

Да потому, что у него срок хранения кончился!

А тебя там не было потому, что не у всех получается быть в нужное время в нужном месте.

Учись, симпатяга!


20. Девиз - двигаться

- ...ты всегда отчаянно любил эту постылую, беспросветную жизнь. Наверное поэтому ты так стремился к ее скорейшему завершению.

Ты почти всегда достигал задуманного. И вот, тебе удалось и это. На грязном чердаке, в окружении пыльных балок, голубиного помета и битых стаканов. Я уверена, ты спланировал это заранее. Теперь я понимаю, почему ты исчезал последнюю неделю. Раздавал и собирал долги. Но ты ведь мог хотя бы намекнуть, я не говорю о том, чтобы сказать. Почему? Почему ты сделал это? Ведь все было так хорошо!..

Хорошо?! Хорошо. Если не считать ежедневных поисков компонентов, терок и веняков. А кроме этого... Кроме этого ничего в этой жизни и не осталось. Вмазались - и можно чем-нибудь заняться. Разложить пасьянс, порисовать абстракцию, строить грандиозные никогда-не-осуществимые планы, гнать чумовые телеги, в крайнем случае, смотаться на работу. Винтовые заморочки. У тебя ведь их не было! Ты удивительным образом умудрялся следить за часами, не зацикливаться на одном и бестолковом деле. Ты к чему-то стремился, чему-то непонятному, непостижимому для меня. И вот предел этого стремления. Предел, после которого ты уже никогда не улыбнешься, не дотронешься до меня, никогда не пошутишь, не пустишься в воспоминания свое наркотической жизни, не почитаешь своих стихов. А ведь, знаешь, я их переписывала. Тайком, пока ты ходил за салютом, или варил ширево, я списывала их в свой блокнотик. А ты этим даже не интересовался. Ты был уверен, что они мне нравятся. Или нет? Или тебе это было безразлично? Теперь можно только гадать.

Одно я знаю точно: ты знал. Знал что-то такое, что помогало тебе спокойно относиться ко всему на свете. Спокойно, почти равнодушно, но ты использовал в этой жизни все, что тебя окружало, для получения одного только наслаждения в самых невероятных его проявлениях. Это я постичь не могла. Это-то в тебе меня и привлекало. И тайну этого восприятия жизни ты унес с собой.

Но почему ты был таким плохим учителем? Или это я была плохой ученицей? Ты ведь не умел ничего скрывать. С удовольствием рассказывал свои мистические заморочки. Черт бы подрал это твое вечное удовольствие! Это же невозможно - вся жизнь в кайфе!

Я-то - другое дело. Винт для меня был средством ухода от этого мира. Двинулать - и ничего больше не существует. Ты же двигался по-другому. Ты с помощью винта пытался его познать. Познать! Высокое противное слово!

И что же? Ты добился своего? Вот он ты: лежишь с закатанным рукавом, все еще куришь потухший бычок с прихода. "Чтобы получить хороший приход - суй на приходе сигарету в рот!"- твое творение, твой налипающий на зубы стишок.

Странно, когда ты был жив, эти стишки меня веселили. Когда ты произносил их, промывая машины или пытаясь попасть нулевой стрункой в чей-то безмазовый веняк, они действовали, успокаивали, снимали обломы, облегчали абстягу. А сейчас они только раздражают меня. Словно бы ты заряжал звуки особой энергией. Доброй, умиротворяющей. А сейчас тебя нет - и она кончилась. Нет и не будет больше твоей атмосферы, магической ауры, особенной, как и ты сам. Но почему же ты меня так раздражаешь? Так и хочется пнуть твое тело! В пах! По морде! По почкам!..

Бессмысленно... Ты ничего не почувствуешь! А бьют только ради этого. Чтоб прочувствовал, сволочь! Чтоб запомнил накрепко, болью в раздробленных костях и искореженных печенках, нельзя со мной так! Нельзя, понимаешь! Ты-то подох, а я? Я-то как? Как жить мне теперь с такой-то ношей? Хоть бы подготовил меня!.. А я уши развесила: дома стрем, шнурки привалили, не сварить, пойдем на наш чердак, на свечке сварим, эфой с толиком отобьем, целяковыми баянами втрескаемся, а там, глядишь, и потрахаемся... Как же. потрахайся теперь с трупом...

Я ведь любила тебя. Погано это... Говорить это теперь... Понять, что любишь, когда уже слишком поздно... Или не любовь это?.. Жалость?.. Как хорошо было когда... А теперь все сама, и по драгам, и по теркам, и варить, и задвигаться. Или... Или опять за вмазку под кого-то ложиться? Нас так ведь и познакомили. Помнишь?..

Нет, не помнишь. Лежишь тихий, такой же, как живой, когда ты уходил в себя. Медитировал... Только тогда ты изредка, но дышал. Теперь ты не дышишь... И губы синие. И все твои, только что живые, черточки лица, окостенели. Застыли навсегда в выражении какого-то потустороннего восторга. Счастья. Эй! Ты счастлив?!. Наверное, да. Ты ведь этого хотел? Этого? Скажи: "Да." Не мучай меня!!! Я все равно не поверю в твою смерть! Что бы ты там не говорил! Что бы ты мне не цитировал из заумных книжек про загробную жизнь, про переселение душ. "Круговорот душ в природе". Это твое выражение, или вычитал откуда? Не узнать, да и что толку, если узнаю...

Знаешь, мне тебя уже не хватает. Слишком я к тебе привыкла. Нельзя так. Но не хватает мне твоих прикосновений! Не хватает! Ну, зачем ты обещал, если знал, что не сможешь? Или надеялся, что успеешь? Успеешь погладить меня, погладить как тогда, как в первый раз. Помнишь, как ты тогда поразил меня? Помнишь. Такое не забывается.

Я ведь тогда просто сторчалась. Дозняк вырос до трешки. Ломки были - не передать. Чувствуешь, что надо, а сил нет. Ходишь по комнате как неприкаянная, а собраться и на улицу выйти - не судьба. То стрем катит, то какая-то заморочка, то - зависалово. А ты меня вытянул. Сначала сам удивился моим дозам, но поставил сколько просила, без жмотства. Двинул классно: с первого раза угнездился в венярку, аккуратно прогнал и положил приходоваться. А потом и сам прилег. И вдруг... Для меня это до сих пор остается чудом. Я ощутила вторую волну прихода. Волну яркую, пронизывающую все мое тело. И я полетела... Я чувствовала свое тело, недвижимо примостившееся рядом с тобой, и я летела... Вверх, ввысь, прочь отсюда! И были звезды. И был обволакивающий теплой беспредельностью Космос. И рядом был ты. И я вдруг поняла, что это ты ведешь меня по всем этим беспредельным пространствам. Времени не было. Оно просто не ощущалось, подчиненное одному лишь нашему полету. Потом мы вернулись. Но я лежала, боясь шевельнуться, боясь упустить это необыкновенное ощущение, не понимая еще, что оно уже кончилось и я восторгаюсь уже только памятью о нем.

Открыв глаза, я увидела твое лицо. Ты склонился надо мной и улыбался своей странной всепонимающей улыбкой. "Ну, как?"- спросил ты. А я не смогла ответить. Я улыбалась. Мне было хорошо, пеня необыкновенно сильно и мягко перло. "Продолжим?" Я кивнула и закрыла глаза. Ты знал, что делать! Ты знал, что я приготовилась лететь и не дал мне этого! Ты не забыл, за что я пришла к тебе!

Я приготовилась лететь и полетела! Не вверх, вниз!.. И попала в какую-то яму. Я почувствовала, как по моему телу скользят рты. Множество мягких слюнявых ртов и языков. Я непроизвольно дернулась - и услышала твой смех. И это было последним, что я тогда осознавала. Твоя сила неожиданно полно подчинила меня и я видела, что делаю только со стороны.

Видела, как разделась, как достала неизвестную мне кассету, воткнула ее в магнитофон и, танцуя под электронную музыку, раздела тебя. Что было потом, я помню лишь какими-то странными обрывками. Осталось странное ощущение вихря разрывающего и сплетающего вновь наши тела, разноцветных волн восторга, распирающих нас в каком-то вселенском круговороте телесной радости. И опять не было времени, и меня тоже не было. Я отдавалась тебе, растворялась в твоем теле, в твоих желаниях. И было непередаваемое чувство нашего единства. Ты был моим отцом, мужем и сыном. А я... Я знала это. Я была твоей матерью, женой, маленькой любимой дочкой. Это было прекрасно! Нет!! В тысячу раз лучше!!!

А когда все кончилось, я вдруг увидела себя плачущей. Я ревела, обнимала тебя и шептала, неистово, безвозвратно: "Знаешь ли ты, какой ты?! Ты прекрасный! У тебя изумительное тело! Ты изумителен и прекрасен! Ты необыкновенный! Милый мой! Нежный! Ласковый!!! Единственный!!!"

А ты опять улыбался. Ты тогда уже привык к этому. Привык быть необыкновенным, таинственным. Привык к своей сверхъестественной мощи. И мне вдруг захотелось понять тебя. Понять, постигнуть и стать такой же сильной и прекрасной. И я сказала: "Я хочу быть твоей". И ты милостиво кивнул. И тут я поняла, что такое Счастье. Я сидела, голая, заплаканная, напротив тебя и смотрела. И смотрела. И смотрела... Меня наполнило непостижимое торжество, словно исполнилось самое давнее, самое невероятное заветное желание. И больше ничего нет.

Ты, похоже, тоже был счастлив. Или просто доволен произведенным эффектом. Да, ведь ты потом признавался, что такое у тебя получалось достаточно редко. Но такое. как со мной - первый раз. Но ты был просто доволен. А я была счастлива! Понимаешь ли ты это? Понимаешь?! Ты ведь все равно не умер! Ты здесь! Не ты, так твоя проклятая душа! И ты слышишь меня! Должен слышать! Должен выслушать! А я должна напомнить тебе все это. Ты, правда, ничего не забывал! Но ты мало знал про меня!.. Я ведь теперь не та дура, что ты трахал за дозняк. Я поумнела!.. Ты же не обращал на меня внимания. Ты меня только использовал. Пытался использовать. А я умнела. А ты этого упорно не замечал. Или не хотел показать вида, что замечаешь?..

Сколько раз я просила тебя научить меня чему-нибудь. "Чему?" - Спрашивал ты. "Всему". "Смотри," - Всегда говорил ты. И я смотрела. Смотрела, как ты роешься в поликлинических помойках и торжественно извлекаешь из контейнеров мятые терки, движки и колючки с чужим контролем. Смотрела, как ты блуждаешь по драгам. Смотрела, как ты варишь винт, как двигаешься, приходуешься. "Варщику - первый кнут", - Говорил ты, и закатывал рукав. А потом лежал, одной рукой прикрыв глаза, а другую - засунув под затылок. И тебя не было... Почти, как сейчас. Но тогда я точно знала. что ты встанешь, вмажешь меня, сам немного догонишься, и мы снова будем летать и трахаться. Трахаться и летать! А в промежутках ты будешь мне о чем-нибудь вещать. Или о разумных инопланетянах, которые вредят нашему миру, или о судьбах и трансформациях древних земных цивилизаций, или просто. О магии и волшебстве... Странно, но про себя ты никогда и ничего не говорил. Словно это было тебе запрещено кем-то, кто гораздо сильнее тебя...

Кое-что о тебе я узнала. От твоих старых знакомых, от твоих бывших подруг. Ты удивлен? Да, ты удивлен, но ты, как обычно, не показываешь этого. Да и как тебе это показать? Ты труп. А я знаю о тебе почти все. Не веришь? И не надо! Все равно, не это меня всегда интересовало.

Как ты стал таким? - вот что самое главное. Но на это ответа я не находила. И до сих пор не нашла. Вот, и сижу тут, беседуя с мертвецом, и ожидая, что нагрянут менты.

Я знаю, ты хотел огородить меня от этого знания. Ты хотел спасти меня. Но не надо меня спасать! Я уж как-нибудь сама!

Хотя... С моей чумовой дозы ты меня снял. Так, что я сама этого не заметила. Ублаготворялись мы каждый день, но сваренного винта почему-то стало хватать на несколько дней. Я удивилась и однажды внимательно пронаблюдала за тобой. И поняла! Мы трескались почти что дистиллятом! А таска была, как с натурального честного раствора. Даже сильнее. Как ты это делал? Не могу понять. Или ты своей силой внушал мне, что эта водичка и есть винт? Молчишь. Ну, да я и так знаю, что внушал. Теперь я только начинаю врубаться в смысл и мотивы многих твоих поступков. Смысл многочисленных наших путешествий в иные миры и времены. Но не понимаю пока одного: зачем тебе нужна была именно я? Почему ты согласился жить со мной?

Я была хорошим подопытным образцом? Или ты нуждался в элементарном женском уходе? Или ты находил особый кайф в моем непонимании? ты всегда находил особый кайф. И приучил меня... Странно признаваться себе, что я кайфую, разговаривая с твоим телом...

Ты всегда был впереди. Ты не старчивался, как большинство наших знакомых. Непостижимо, но ты держал себя в форме. Ты всегда шел куда-то, в недостижимое... Ты звал меня за собой, а я так редко этим пользовалась. Ну, ты доволен? Знаю, что доволен! Иначе тебе не для чего было бы делать этот опыт! Ты заранее был уверен в успехе. Ты поразительно точно вычислил меня. Ты виртуозно сыграл на моем любопытстве и невежестве. Ты наперед знал, что я пойду за тобой. Что я не смогу без тебя. Чтож, я поняла!.. Ты зовешь меня за собой. Зовешь сейчас. Зовешь до самого конца и после него.Тебе это зачем-то надо. Я тебе зачем-то нужна... Пусть такая, какая я есть, но я нужна тебе. И не мое дело, зачем. Ты зовешь. И я пойду.

Винт еще остался. И ты приглашаешь меня вмазаться. Я чувствую, ты здесь, ты ждешь меня, ждешь, чтобы продолжить наше движение. Ты здесь - и зовешь меня к себе. Ты зовешь. И, значит, я иду к тебе. Видишь, я уже иду... Наверх


21. Крейзи герл

Было это в тот день, когда до конца лета оставалось всего ничего. По какому-то случаю в Москву пришкандыбал алкоголик и ебаный придурок, а на самом деле злостный мулечник и завсегдатай Джефки, Шнур со своим "Ленинградом". Второй его сейшак наметился в ангаре, имеющем вполне торчковое название "Точка". Туда-то и намылились Шантор Червиц, Блим Кололей и Чевеид Снатайко.

Морально-музыкальная подготовка плавно переросла в физико-химическую и троица уширялась не то чтобы вусмерть, но вельми изрядно. Зенки приходилось ныкать за темными очками, но легкая шугань на громкие звуки и подпрыгивающая походка с заплетающимися ногами сокрытию не поддавались.

Узрев такое дело и убоявшись неизбежного, на его взгляд, постремания, Чевеид Снатайко в самый последний момент совершил отрыв от коллектива и ехать в "Точку" отказался. Шантор Червиц и Блим Кололей пожали плечами и, погрузившись в частника, умотали на концерт. А Чевеид Снатайко поехал на метро, везя с собой и стрем-пакет, и два баяна с винтом. А начавшаяся еще на поверхности стремопатия незаметно прогрессировала.

В поле зрения Чевеида Снатайко плавали передозные мушки. Соседи по вагону подозрительно косились на мужика в непроницаемо-черных очках из-под которых лился густой лиловатый пот. "Ленинский проспект" и "Психоделическую" Чевеид Снатайко проехал вцепившись обеими руками в сумку с драгоценным содержимым. К "Профсоюзной" до него дошло, что так он лишь привлекает к себе внимание. Но было уже поздно. Период ненавязчивого внимания прошел и уже весь вагон беззастенчиво выпялился на Чевеида Снатайко. Мужики, тетки, старики, старухи, сраные обоеполые дети, все выпучив буркалы рассматривали экзотическое псевдочеловеческое существо называемое вульгарно наркоман... Или вульгарно называемое наркоман? Или называемое наркоман, вульгарно?.. Запутавшись в самоопределениях, Чевеид Снатайко замотал головой, разбрызгивая веера радужного пота. Это действие помогло собраться с волей и выплыть из дебрей, ни к одной из трех сосен которых он не мог себя привязать. И вовремя.

Тетка вдруг объявила...

- Станция "Новые через мушки". Поезд дальше не идет. Просьба освободить...

"Мушки... Притом новые. И все через них...- Заметались в черепе Чевеида Снатайко отзвуки. - Освободить... Дальше не... Просьба пройти... С кем???"

"Это менты! Они все знают! Меня пропасли!" - Понял Чевеид Снатайко и ломанулся из метро.

Внешне он старался сохранять видимость спокойствия. Шел с той же скоростью, что и остальные выходящие пассажиры. Ну, разве что капельку побыстрее... Или не капельку... Ну, мало ли, спешит человек. На сериал опаздывает... Стоп! Какой к ебеням сериал? Ну, хотя бы "Стар трек"... Но он же около полуночи, а сейчас и десяти нет... Тогда... На футбол торопится. Или на "Формулу-1"... А ты уверен, что "Формула" сегодня? Нет, честно говоря. Тогда, куда ты несешься?.. И так мокрый, как мышь, так еще и скорость добавляет нехилую толику.

Мысли метались в голове бестолковым диалогом, отскакивая то от правого, то от левого полушарий. Чевеид Снатайко едва успевал ловить эти скользкие шары кургузыми вихляющимися лапками и пинбол продолжался, мигая бонусными лампочками, взрываясь колокольчиками, трещетками и истошными звяками. Чевеид Снатайко уже не понимал, то ли это он играет, то ли он сам стал шаром и теперь его пинает какой-то пидор, возомнивший себя владетелем судеб и игроком в чужие жизни.

Когда Чевеид Снатайко перешел бульвар, табло внутреннего игрального автомата уже нащелкало 125000 на 340250. Правда, непонятно, в чью пользу.

И тут появились менты.

На самом деле это были ГИБДДшники, зарулившие в кусты, навострившие трубу определителя скорости и караулящие стольник-другой. А Чевеид Снатайко, сканировавший пространство за спиной, совсем забыл о том, что его могли обойти...

И обошли. И устроили засаду...

Стараясь не коситься на цветных, делавших вид, что они увлечены какими-то своими терками, Чевеид Снатайко прокрался мимо. Лишь один из мусоров повернул голову и взглянул на Чевеида Снатайко. Но и этого торчуну хватило чтобы покрыться третьим слоем пота.

Каким-то случайным куском заблудившегося в теневидных шевелящихся глюках и оставшегося пока что трезвым сознания, Чевеид Снатайко врубался, что все это передозные иллюзии, игры напервитиненных нервных и спокойных клеток. Но легче от этого не становилось. Чевеид Снатайко все равно продолжал вести себя так, словно вся милиция, полиция и прочая амуниция вышла на охоту за сирым и безобидным потребителем метизов с нарезкой.

Безобидным?? Сирым???

"А вот хуй!" - Чевеиду Снатайко показалось, что он невольно процитировал Бигимота, но на самом деле это произошло по прямому моему произволу. Осознаю. Ошибся. Но обещать исправиться и загладить не буду.

Убегая от призраков в портупеях, Чевеид Снатайко вдруг вспомнил, что у него есть Сила. И не какая-то там убогая силенка, а настоящая, мощная, эзотерическая Силища! И что ее не только можно, но и нужно использовать.

Винтовик на секунду притормозил. Сориентировался. Прямо - Ленинский проспект. Далеко. Налево - Воронцовский парк. Близко. Там деревья. Среди них можно спрятаться от ментов! Но до парка еще надо дойти. А на хвосте висит добрая дюжина полисов. И все они спят и видят Чевеида Снатайко закованного в браслеты и абстяжно плетущегося в кандалах на этап вслед за столыпинским вагоном по медной узкоколейке...

Что за бред?

К этапу абстяга всяко должна будет уже пройти!

Но что же делать с ментами? Чевеид Снатайко лихорадочно просчитывал варианты. Убивать их не стоит. Чревато. Оглушить? Тоже не то. С ними постоянно держат связь по рации. Перебить руки-ноги? Расстроить желудок? Не то, не то, не то...

А...

И в следующую секунду Чевеид Снатайко волевым усилием сделал себя невидимым. А на том месте, где он только что находился, возник дубль. Двойник, внешне неотличимый он оригинала, но состоящий из плотной эктоплазмы.

Чевеид Снатайко побежал. Побежала и его копия, уводя за собой мусоров.

Но едва торчекозник стал притормаживать, как обнаружил за собой второй отряд преследователей. И они погнались за поминутно оглядывающимся призраком. Третья команда не успела.

А Чевеид Снатайко успел. Он скользнул в воротца, промчался мимо церквушки, узкая полоска асфальта, бетонный крест, и вот оно, спасение! Деревья!! Кусты!!!

Забравшись в самую гущу растительности, Чевеид Снатайко притаился. Несколько минут все было спокойно и наркот было подумал, что можно совсем успокоиться, тупые менты его потеряли, вынужденные гоняться за его наведенными галлюцинациями... Но не тут-то было.

Два луча фар ментовоза выхватили Чевеида Снатайко и из редких, как оказалось, веток, и из темноты. Винтовик попятился. Потом побежал.

Вам приходилось бегать ночью по лесу? Кромешная тьма. Фонари на торной дорожке... М-да, накладка... Тьма не абсолютная. Но это ничего не меняет... фонари лишь мешают, слепят, лезут в глаза и ни хрена не освещают.

Вам приходилось бегать ночью по парку? Фонари выхватывают из мрака то лист куста, то травинку, то кусок коры. Это не помогает, а лишь мешает ориентироваться... Тонкая веточка может оказаться кряжистым стволом, на который ты натыкаешься, едва не теряя равновесие и, стараясь не матюгаться в голос, продолжаешь лихорадочные метания среди глюких ментов, глюких деревьев, реальных ментов и реальных деревьев...

У Чевеида Снатайко все перепуталось. В какой-то момент он попытался спрятаться за деревом, которое оказалось ментом!.. Или ментовским помощником... Который отошел от основной группы поссать...

Только на утро, вспоминая все случившееся, Чевеид Снатайко поймет, что до усери напугал ни в чем не повинного обывателя... Который, наверняка, приняв его за маньяка-пидораса, если не за кого похуже, с дикими скачками и взвизгами достойными помеси джейрана и ньюфа, которому прищемили хвост, умчался в направлении гомонящей невдалеке кампании.

Если кто-то, насмотревшись киноклассики, ждет, что Чевеид Снатайко дернет в противоположном направлении, он будет абсолютно не прав. Чевеид Снатайко замер. Он тоже понял, что менты ждут он него именно такого действия, и поэтому поступил непредсказуемо. Расстегнув штаны, он тоже пописал, а потом неспешно направился в направлении, перпендикулярном тому, куда скрылся мужик.

Но, через несколько шагов Чевеид Снатайко обнаружил, что там, куда он идет - снова менты.

Вечерний парк оказался потрясающе многолюдным!

Избежать постремания уже было совершенно невозможно. Торчок понял, что его схватят уже с секунды на секунду. А у него полна сумка стрема! А если при обязательном шмоне это все найдут - то отправится он... Да, об этом уже было...

И Чевеид Снатайко принял единственно верное в той психосоматической ситуации решение. Он засунул руку в сумку, на ощупь развернул пакет с винтоварными причиндалами и принялся расшвыривать в разных направлениях все, что попадалось в пальцы! Баяны, реактор, краска, бутылек с вторяками - все яростно улетело в темноту! Лишь когда пакет остался пуст, Чевеид Снатайко смог немного успокоиться.

Но все равно, стоит любому милицейскому взглянуть на него, на его хэнды со множественным дырьём, и - пиздец. Не такой, как раньше, но даже частичный пиздец все равно пиздецом и останется.

Размышляя о неделимости пиздеца, Чевеид Снатайко пытался биоэнергетически закамуфлироваться под дерево. И, очевидно, частично ему это удалось. Ибо прошла мимо какая-то гипервозбужденная группа, громко обсуждая распоясавшихся собачников, которые пускают ротвейлеров гулять без поводков, результатом чего является пугание оными собаками, внезапно выскакивающими из кустов, мирно ссущих любителей пива...

Чевеид Снатайко стоял недвижим.

Потом прошел одинокий мент с ротвейлером. Собак был занят своими делами и даже не взглянул на похолодевшего наркота.

Чевеид Снатайко продолжал прикидываться деревом.

Невдалеке показалась странное сооружение. Платформа на колесиках, приподнятая метра на два над поверхностью парка. Ее толкало несколько ментов. На ней стояли другие менты. Они злобно посверкивали глазами и только и ждали удобного момента, чтобы включить прожектор и с корнем выдернуть несчастного Чевеида Снатайко из его темнотного укрытия. И потом его... Ну, да... Этап и все такое...

Чевеид Снатайко еще сильнее прикинулся деревом. Он даже зашелестел листвой.

Менты на платформе не уходили.

Чевеид Снатайко прикинулся деревом так сильно, как мог.

Менты продолжали стоять на платформе.

Ситуация стала патовой... Чевеид Снатайко не мог двинуться, чтоб не выдать себя, а менты не могли пошевелиться чтобы не спугнуть Чевеида Снатайко. И тогда Чевеид Снатайко понял, что должен сделать для ментов сексуальную ловушку.

(СЕКСУАЛЬНАЯ ЛОВУШКА ДЛЯ МЕНТОВ.

Инструкция по изготовлению и использованию.

1. Для создания СЕКСУАЛЬНОЙ ЛОВУШКИ ДЛЯ МЕНТОВ (далее СЛДМ) необходимо владение личностной биоэнергетикой на уровне продвинутого во всех смыслах адепта. В противном случае все будет противно.

2. Адепт создает стойкий, привязанный к местности, солетон, высотой 2 и диаметром 3-4 метра, который служит основой для СЛДМ.

3. Внутрь солетона помещается объемное фантомное изображение обнаженной девушки, являющееся максимально привлекательным для всех существ ментовского пола.

4. Границы солетона модифицируются таким образом, что отправляют всех ментов, как глюких, так и реальных, в индивидуальный эротический телепортационный вояж в местность, удаленную на расстояние от 5 до 500 километров от центра СЛДМ.

5. Адепт, затаившись в непосредственной близости от СЛДМ, активизирует ее и ждет, пока там не исчезнет последний мент.

Автор разработки... Чевеид Снатайко.

Воплощение разработки... Чевеид Снатайко.

c Чевеид Снатайко 2001 год.)

На создание ловушки ушло не более минуты, и спрятавшийся Чевеид Снатайко стал ждать результатов ее работы. Кольцо светилось и притягательно искрилось. Девушка внутри него принимала формы и позы из "Хастлера"... И менты-самцы, словно гигантские ментовские бабочки, полетели к вожделевшему их изображению. Но, едва прикоснувшись к неощутимой ограде, они исчезали с глаз долой, из стрема вон...

Чевеид Снатайко был поражен тому, сколько же ментов накопилось в парке. Они летели и летели, и не было им конца, и несть им было числа... Так прошло больше часа. Сонмы ментов улетели в неизвестном и им, и Чевеиду Снатайко направлении. И, о, ура, их поток начал уменьшаться. Уменьшаться... Уменьшаться... И исчез совсем...

Подождав для надежности еще с полчаса, за которые в ловушку попался лишь один хилый заплутавший глюкой мент, больной, наверное, Чевеид Снатайко закончил прикидываться деревом и сошел с места.

Стремопатия исчезла, как не бывало... Возрадовавшись этому обстоятельству, Чевеид Снатайко вдруг ощутил некую излишнюю легкость в членах... А именно в правом плече. Похлопав ладонью по сумке и поняв, что легкость плеча вызвана подозрительной легкостью сумки, на нем висящей, торчекозник вспомнил...

- Ебаный в рот! - Чуть не в голос воскликнул Чевеид Снатайко. - Что же я натворил!?

Первый позыв, ринуться немедленно в темноту леса и искать в нем все выброшенное, Чевеид Снатайко мужественно преодолел. Какое искать, когда ни зги ни видно? Выходов было два. Или бежать домой за фонариком, или ждать пока рассветет. Решив детально обдумать каждый из этих вариантов, Чевеид Снатайко сел на лавочку, закурил, огляделся окрест и увидел идущую по дорожке девушку.

Невесть как сработал ебательный инстинкт и через несколько секунд Чевеид Снатайко обнаружил, что занимается с дамой астральной еблей, используя десятилетиями проверенные методики из "Низшего пилотажа". Но, несмотря на то, что методики были проверены и исходили от культовой книги, успеха они до сих пор Чевеиду Снатайко не приносили.

Но тут...

- Молодой человек, у вас не найдется закурить?

Это та самая ебаемая девушка сошла с дорожки и обратилась к Чевеиду Снатайко.

- Н... Найдется... - Хрипло выдавил из себя Чевеид Снатайко.

Подав незнакомке палочку табачку, Чевеид Снатайко продолжил наблюдение за ее действиями. Дама присела на соседнюю скамейку. С минуту она сидела почти спокойно, лишь слегка поерзывая... Чевеид Снатайко увеличил мощь своей ебательной проекции. И она отреагировала!!!

Девушка засучила ногами, схватилась обеими руками за промежность. Наркот сидел и напряженно ждал, что дальше?..

Вскоре деваха вообще легла на скамейку, приподняла свой джинсовый сарафан и, не снимая трусов, принялась яростно дрочить секель.

Чевеид Снатайко ошалел от такого зрелища. Ему казалось невероятным, что его галлюциноз достиг такой тяжелой стадии, когда глюки стреляют у него сигареты. Но раз это не глюка стонет и выгибается на соседней скамейке - значит это живая телка! И... О!.. А!!.. У!!! Этим надо быстренько воспользоваться.

К моменту, когда Чевеид Снатайко созрел, девушка прекратила дрочить и недвижимо застыла плашмя на досках. Стараясь ступать бесшумно, винтовик подкрался к ней. Минута ушла на ее разглядывание. Не уродина на рожу, но и не красавица. Не глиста, не жирняга. Но, скорее дылда, чем коротышка.

Девка приоткрыла один глаз. Чевеид Снатайко просек, что она на него смотрит.

- Девушка, вам плохо? - Полюбопытствовал он.

- Нет... Мне хорошо... - отозвалась незнакомка, спуская ноги на землю.

- Вот и славно... - Сказал Чевеид Снатайко. Он, не прекращая энергетической ебли, погладил ее по голове.

- Знаешь, это ведь я делаю. - Признался вскоре Чевеид Снатайко, уже обнимая ее за плечико.

- Я знаю. - Кивнула девка. - Мне об этом уже рассказали.

Чевеид Снатайко все еще находился под впечатлением своего подвига, как же, первый раз в жизни он кого-то проеб кого-то незнакомого на улице энергетически, да так, что это почувствовали, и пропустил мимо ушей вторую фразу.

- Ты это хорошо чувствуешь? - Осведомился Чевеид Снатайко и, не дожидаясь ответа, принялся откровенничать...

- Я ведь в этой стране единственный специалист такого рода. Другие - так, теоретики. Ничего у них не выходит. Но ты - это что-то потрясающее. Обычно все пугаются, зажимаются...

- Да... Они это могут... - Подтвердила девка. - Они умеют пугать. Вот, смотри...

Незнакомка расстегнула карман и достала из него брелок "Опеля".

- Видишь. Вот здесь знак. - На обороте брелока действительно находился странный символ. - Это ключ к сейфу. Они могут делать со мной что хотят, но денег им не видать! Держи!

Чевеид Снатайко принял бесценный дар.

- А теперь ты смотри. - Предупредил он. - Такого ты больше нигде и никогда не увидишь.

Зацепившись лучами из аджны он настроился на вибрации кварк-глюонных связей и, зацепившись за них, принялся силой мысли заставить брелок левитировать. Зациклившись на этом, он позабыл про астральную еблю. Брелок задергался, начал подпрыгивать, на миг он даже оторвался от ладони.

- Все правильно - Сказала деваха. - Я знала, что встречу тебя. Понимаешь, когда я шла в Москву, они уничтожили целый дом. Триста семьдесят два человека закатали в асфальт. Гриша приезжал за мной на "Мерседесе", катал меня по Видному. Но я-то знаю, что это он убил моего отца! Восемьдесят три, четырнадцать и тридцать три!

Понимаешь, что значат эти цифры?

- Ага. - Кивнул Чевеид Снатайко. На самом деле он понял одно - девка гонит. Ну и что, что гонит? Разве сам он не занимается тем же самым?

- А еще они украли моего сына.

"Вот это бля... У нее и сын есть... - Подумал Чевеид Снатайко. - Как бы не вляпаться в роль спасителя..."

- Он мне говорил: "Мама, мама..." А они привели меня в свою квартиру. Я жила там несколько дней. А потом поняла, что они сажают меня на наркотики, и сбежала от них. Я пешком дошла до Москвы. Видишь, как ноги все стерла? А потом меня менты взяли... Я сумку выкинула, а в ней паспорт деньги... Они меня до отделения на пятках по асфальту волокли... Я им в отделении такой скандал устроила!..

Вот, смотри, что он со мной сделали!..

И фемина продемонстрировала Чевеиду Снатайко пятки.

Ноги у незнакомки действительно оказались сбитыми и стертыми.

- Хочешь, я тебе их полечу? - Предложил Чевеид Снатайко. - Я умею.

- Да. - Ответила девка. Она и дальше что-то бубнила, но наркот сконцентрировался на биоэнергетическом заживлении мозолей и не слушал ее гонов.

- Я есть хочу. - Сказала деваха через четверть часа непрерывного трепа. - Я уже сутки ничего не ела.

- Э-э-э... - Замялся Чевеид Снатайко. - понимаешь... Я здесь, в лесу, кое-что оставил. Спрятал... И это мне надо забрать...

- Я туда не пойду! - Решительно отрезала незнакомка. - Они там меня могут схватить!

- Ну, давай я один схожу... - Выдал Чевеид Снатайко и понял, что сморозил полную чушь... Ежели он пойдет искать разбросанный стрем-пакет, то девка совершенно спокойно может скипнуть и тогда о физической ебле на сегодня можно будет забыть. - Или нет... Я тебя сейчас накормлю... А потом один сбегаю... Хорошо?

По пути к дому Чевеида Снатайко, куда тот решился-таки повести незнакомку, как раз обретался круглосуточный магазин. Выбор там был не ахти какой, цены слегка, но завышенные, однако отовариться хавчиком было больше просто негде... Если не считать невъебенно дорогой супермаркет у противоположного выхода из парка.

По дороге Чевеид Снатайко рассказывал девке про этот парк, про графьев Воронцовых, про их кровавые забавы с крепостными. Вся эта информация бралась невесть откуда, ведь Чевеид Снатайко про этих самых графьев знал только то, что они вообще когда-то существовали, и уходила туда же, не находя подготовленного для нее места в памяти торчка. Девка пугалась, сама, в свою очередь, рассказывала, как ее ебал директор Цирка на проспекте Вернадского, как она дала в морду Земфире, как ее песнями восхищался некий Владимир Семенович, как она обманула какую-то международную спецслужбу, как ее уволили в запас за нарушение субординации...

Жратвы в магазине она назаказывала минимум на неделю плотного обжорства. Чевеид Снатайко, несколько урезал ее аппетиты, уложился в последние три сотни, а когда девка возжелала покурить легкий "Парламент", сунул ей в рот "Яву" и намекнул, что бы на большее она не рассчитывала.

До квартиры добрались без приключений. Умудрившись проскочить в скрипучую дверь незаметно для спящей матушки Чевеида Снатайко, они тихонько похавали на кухне. Причем ела больше девка, Чевеид Снатайко ограничился парой стаканов сока. Поглотив половину копченой курицы, пакет "Чудо-Юдо-молока", и еще много чего, незнакомка сказала, что хочет спать. Безмолвно выматерившись, из-за перманентно откладывающейся ебли, винтовой провел ее в комнату, где телка не раздеваясь угнездилась на чевеид-снатайковской кровати и тут же засопела.

Вдоволь налюбовавшись этой непришейнопиздой идиллии, Чевеид Снатайко взял сумку, фонарик и отправился обратно в парк.

Его поиски выброшенного винта, компота и прочих винтоварных причиндалов, длились целых четыре часа. Прицепив фонарик на козырек бейсболки, Чевеид Снатайко сперва попытался восстановить маршрут своих антиментовских метаний. Удалось ему это лишь частично. Кое как выйдя, по его приблизительным расчетам, на точку рассеивания, он ползал в темноте на коленях по парку, то и дело натыкаясь на пустые бутылки, банки и прочий совершенно ненужный мусор.

Рядом несколько раз проходили какие-то люди с такими же фонариками. Сначала Чевеид Снатайко думал, что они, откуда-то узнав, что тут можно найти целых две машины с винтом, тоже их ищут, но потом, узрев, как одна из фигур радостно танцует вокруг найденой бутылки, понял, что эти деятели ему не конкуренты, но все одно, поспешать стоит, ибо эти неврубные очистители территории от стеклотары могут запросто раздавить своими алкоголическими ножищами пробирки, реактор, да и вообще все...

Лишь когда рассвело, торчок нашел баян с контролем. Это был знак. Второй обнаруженный баян оказался с винтом. Порадовавшись, Чевеид Снатайко подумал, а не втрескаться ли на месте, но потом отказался от этой идеи, ибо зависать в парке после вмазки, когда его дома ждет объект поебания - не есть правильный выбор.

К девяти утра обнаружено оказалось абсолютно все и сумка на плече Чевеида Снатайко обрела былую привычную тяжесть.

К этому времени, путем нехитрых логических построений, винтовой уже догнал, что девка ему досталась слегка крейзанутая. Но ведь и психованых бабцов можно ебать!

Радостно подходя к дому, Чевеид Снатайко вдруг услышал, как в его квартире разговаривают по телефону. Сообразив, что это может быть только егойная матушка, которая обнаружила неизвестную телку, попиздела с ней и, выяснив, что та находится в несколько спутанном состоянии сознания, теперь звонит в дурку, чтобы те приехали и забрали нежданную гостью сына-наркомана, да и его самого, коли тот посмеет явиться.

Влетев в квартиру, Чевеид Снатайко действительно услышал, как говорят по телефону...

- Пятьсот восемьдесят два, шестьдесят и тридцать один. Нет, пожалуй, это не подойдет. Тогда так. Триста девяносто один, двенадцать и шестьсот семь. Да. Так гораздо лучше. Когда они меня спросили, откуда мне все известно... Что, буду я им все рассказывать. Нет, никогда. Разве что, пятьсот пятьдесят, семнадцать и девять. Но это они и без меня знают...

Голос доносился из туалета. Женский голос. Но не голос матушки.

Чевеид Снатайко заглянул в свою комнату. Девки на кровати не оказалось. Чевеид Снатайко заглянул в комнату матушки. Матушка, о чудо, спала. Чевеид Снатайко проследил ход телефонного шнура. Телефон стоял под кроватью и по нему никто не разговаривал. Чевеид Снатайко осмотрел дверь в туалет. Никаких телефонных шнуров под нее не вело. Свет внутри не горел.

Чевеид Снатайко задумался.

- ...чтобы следить за мной им не нужно никаких особых приборов. Они могут настроиться на отражение от стекол в окнах и этого достаточно, чтобы узнать, что там думают...

Деваха оказалась крейзанутой посильнее чем то "немножко", которое показалось Чевеиду Снатайко в самом начале. Та неадекватность подвинтового состояния, давшая возможность Чевеиду Снатайко общаться с крейзи герл на равных, с попуском и возвращением в более-менее обычное состояние сознания ушла, и теперь винтовой с ужасом слушал то долбанутое существо, что он привел к себе домой...

Чевеид Снатайко подергал дверь в туалет. Та оказалась заперта изнутри.

Выход был один... втрескаться, снова впасть в неадекватность и уже в этом состоянии, имея возможность в неадекватной адекватности общаться с адекватной неадекватностью девки, выебать ее.

Чтобы крейзанутой было удобнее на толчке, Чевеид Снатайко зажег в сортире свет и пошел ставиться. Но это ему не удалось. За час ковыряния в веняках, он так ни разу и не поимел контроля... Замучавшись, он решил сделать перерыв. Вышел в коридор, глянул на все еще спящую матушку, и... Открыл дверь в туалет!

Девка сидела внутри и глядела на Чевеида Снатайко воловьими, все понимающими глазами. Чевеид Снатайко схватил ее за руку и потащил к себе в комнату.

- Ты с моей матушкой не разговаривала? - Спросил он на всякий случай, плотно притворяя за собой дверь.

- Нет. Я говорила только с ними...

- С кем "с ними"?

- Ну... С ними... Теми, что за нами следят. Они украли моего мальчика. Он родился 8 лет назад и теперь ему 14 лет. Он совсем взрослый и все понимает. Он любит свою маму...

- Тиха! - Рявкнул Чевеид Снатайко.

Деваха покорно замолкла.

- Садись на кровать и жди! - Приказал Чевеид Снатайко.

Крейзанутая выполнила требуемое, а Чевеид Снатайко, продолжил попытки втрескаться.

- Мне солнце мешает. - Пожаловалась вдруг телка.

Чевеид Снатайко чуть не взвыл... он только-только нащупал, казалось, понтовую веревку и тут... Он вскочил, нашел солнечные очки и протянул их девке...

- На. И чтоб тихо! Понятно?

- Так ты тоже с ними? - Разочарованно протянула сумасшедшая.

- Нет. Я - сам по себе. - Огрызнулся Чевеид Снатайко и возобновил ковыряние.

- Мне надо помыться. - Сообщила вскоре деваха.

- Иди. Где ванная - ты знаешь!

Крейзи герл ушла. Через полтора часа Чевеид Снатайко вспомнил две вещи. Одной из них было то, что в доме нет горячей воды. А второй - что девица моется уже как-то слишком долго...

Дверь в ванную оказалась раскрытой. Там, внутри, в ледяной воде спала телка. Кран бил на полную мощность, вода давно переливалась через край, и на полу уже стояла громадная лужа. Мало того, сарафан девки оказался постиран... Или просто вымочен... , он висел над головой незнакомки, и вода с него капала ей на мокрые волосы. Рядом висели ее трусы.

- Вылезай!.. - Яростно запищал Чевеид Снатайко.

Девица медленно открыла глаза и послушно поднялась из ванны. Провожая ее взглядом, капающую и босую, Чевеид Снатайко вдруг воззрился на ее жопу. Жопа оказалась покрыта коричневой говняной коркой. Как она не растворилась и не отмокла в воде - для Чевеида Снатайко осталось полнейшей загадкой. И моментально возникла дикая дилемма... то ли бежать и спасать свою простынь от засраной жопы крейзанутой, то ли немедленно вычерпывать воду, дабы не протечь к соседям. Социальные условности взяли верх.

Через добрую четверть часа, наведя в ванной относительный блезир, Чевеид Снатайко, весь пылающий ненавистью, ворвался в свою комнату, готовый растерзать сумасшедшую.

- Я есть хочу. - По-детски улыбаясь встретила она его...

- Бля! - Выплюнул Чевеид Снатайко, помчался на кухню, сварганил два бутерброда, налил холодного чая и, обрядив незнакомку в свой халат, повел ее на кухню.

- Жри!

Деваха, обнаружив еду минуту молча на нее смотрела, потом вырвала руку и пошла обратно. Устроившись на кровати она принялась перебирать коллекцию визиток Чевеида Снатайко, негромко при этом бубня...

- Шестьдесят восемь, тридцать шесть, восемьсот четыре. Иванов Владимир Иванович. Врач психиатр. Он ушел от них. Церковь Сайентологии хочет забрать его работу, но он справится. Он выйдет на новый виток познания.

Девятьсот тринадцать. Четыреста шесть. Три. Мумин Шакиров. Журналист. Он следит за мной. Он торгует героином и шпионит в пользу МИ-5. Скоро его убьют.

Триста семнадцать. Семьсот семь. Тридцать четыре. Семьдесят два. Мулдашев Эрнст. Уфа - страшный город. Там людей убивают новым излучением. Мулдашев делает глаза людям, которые убивают...

Чевеид Снатайко, все еще не втресканый, лихорадочно искал вену, почти не обращая внимания на треп телки. Но, в какой-то момент, он с изумлением отложил баян и вслушался.

- Сто пятьдесят. Семьсот девяносто один. Два. Олег Текучая. Художник. За ним следят. Он это знает. Он прикидывается, и умело прикидывается. Но в его мастерской на Староконюшенном масса подслушивающей аппаратуры, которая ловит его мысли и передает их в пятое отделение... Но он их обманет...

Чевеид Снатайко охуел. Иначе не скажешь. Он точно помнил, что на визитке Олега не было адреса его мастерской. Да и откуда этой девке знать, что на Арбате есть 5-е отделение милиции, с которым у Текучая постоянно возникали разные сложности?

Решив после вмазки детально разобраться с феноменом ясновидения у сумасшедших, Чевеид Снатайко вновь взял машину и, уже навострив уши и память, приготовился слушать. Но девка, супротив ожиданий торчка, вдруг умолкла и, сладко потянувшись, пошла куда-то. Судя по производимым ею звукам - на кухню.

Вздохнув, Чевеид Снатайко возобновил попытки втрескаться.

Прошел еще час.

Чевеиду Снатайко втрескаться все еще не удалось, как вдруг в комнату ввалилась его матушка со словами...

- Что это такое?!

- Что? - Невинно спросил Чевеид Снатайко, пряча движок.

- Что эта женщина делает на кухне?

- Завтракает. - Уверенный в своей правоте ответил Чевеид Снатайко.

- Да??? - Удивилась матушка Чевеида Снатайко. - А, может, ты сам посмотришь, КАК она завтракает?

Поняв, что случилось нечто некайфовое, Чевеид Снатайко ломанулся на кухню.

Зрелище, представшее его взору, описанию не поддавалось. Но я, совершив героический подвиг, сподоблюсь его произвести.

Мордой в стол спала сумасшедшая. Вокруг ее головы, на столе нимбом лежали яблоки. Каждое из них было надкусано или выкушено с красной стороны. Рядом обретался почти порожний пакет кефира. Он лежал на боку и вязкая белая масса из него образовывала лужу, в которой купались яблоки и мокрый хайер девахи. Чуть поодаль лежала колбаса. Ломоть, сантиметра четыре толщиной, превратился в подобие фирменного знака "Мерседеса". У него были выедены три куска... Под колбасой виднелось то, что осталось от сыра. Сыр, нарезанный такими тончайшими ломтиками, что походил на перфорированную папиросную бумагу, образовывал подобие собранного пазла на доброй трети стола. Про кости от курицы, порожнюю коробку "Вишни в коньяке", приготовленной на матушкин день рождения, обертки от конфет и печенья, говорить уж и не приходится. В общей сложности сожранной оказалась ровно половина продуктов холодильника и не только.

Но даже не это безобразие, как оказалось, возмутило матушку Чевеида Снатайко.

- Смотри, что она натворила!!!

И матушка Чевеида Снатайко продемонстрировала Чевеиду Снатайко пустую склянку из-под таблеток.

Чевеид Снатайко давно уже не интересовался лекарствами своей матушки. Перебрав их все и не обнаружив в составе ни одного из них ни эфедрина, ни, даже, псевдоэфедрина, он потерял к ним всякое уважение.

- И что это? - Спросил Чевеид Снатайко.

- Это дорогущее мочегонное! - Объяснила матушка Чевеида Снатайко Чевеиду Снатайко.

- И что? - Недоумевал Чевеид Снатайко.

- Оно же жутко сильное! А твоя блядища-наркоманка сожрала сто таблеток!!!

- Ё... - Только и смог выговорить Чевеид Снатайко.

- Зачем ты ее привел в дом??? - Кипела матушка Чевеида Снатайко.

- Знаешь, - Ответил Чевеид Снатайко задумавшись. - Я бы с удовольствием... Но, понимаешь, если я не могу объяснить этого сам себе, то как, ты думаешь, я смогу объяснить это тебе?

После такого пассажа матушка Чевеида Снатайко тоже задумалась и, признав правоту сына, перевела разговор на другую, более трепещущую тему:

- Так что ты с ней думаешь делать?

Поняв, что выебать деваху уже точно не удастся, и даже не из-за присутствия проснувшейся матушки, а из-за того, что сраная жопа крейзи герл, из-за которой теперь придется менять-стирать постельное белье и халат, к эрекции не располагала, Чевеид Снатайко, раскинул мозгами, и принял единственно верное, на данный момент, решение, которое лаконично сформулировал одним словом:

- Выгнать!

- Она же сдохнет у нас на лестнице! - Завопила матушка Чевеида Снатайко. - Это сильнейшие таблетки! У нее будет такое обезвоживание организма!.. Она должна очистить желудок!!! Срочно!!! Пока они до конца не растворились!!!

- Понял! - Ответил Чевеид Снатайко и на себе поволок девицу в сортир. Блевать.

Деваха сонно поводила воловьими очами и не понимала, что от нее хочет назойливый парень в одних трусах.

- Давай, дура! Два пальца в рот - и блюй!

Сумасшедшая покорно засунула требуемое в требуемое отверстие и, обняв унитаз, склонила над ним свою голову:

А Чевеид Снатайко, удовлетворенный итогом своей деятельности, удалился в комнату. Ставиться.

Но поставиться не удалось. Через полчаса опять возникла матушка с тем же сакраментальным вопросом:

- Что это такое?

- Что случилось? - Поинтересовался Чевеид Снатайко, ныкая двигу.

- А посмотри сам! - Гордо намекнула Чевеиду Снатайко матушка Чевеида Снатайко на некие неблагоприятные для него обстоятельства и удалилась.

Примчавшись в туалет, Чевеид Снатайко второй раз за это утро охуел. Девка-таки проблевалась. Проблевалась обильно. Но на себя и на пол сортира! А в унитаз не попало ни капли!

Это вам сейчас смешно. Или противно. А Чевеиду Снатайко в тот момент было не до того и не до этого!

Выволоча крейзи герл из сортира в ванну и заставив ее там смывать с себя содержимое желудка, Чевеид Снатайко, матерясь, принялся убирать блёв, макая тряпку прямо в бачок унитаза...

Убравшись, Чевеид Снатайко в который уже раз попытался ублаготвориться. Уже не ради кайфа, и не ради прихождения в некое адекватное, или неадекватное состояние ума, психики и всего им сопутствующего, а просто, чтоб снять напряжение и усталость...

- И долго ты еще будешь ее выгонять? - На секунду заглянула в комнату Чевеида Снатайко матушка Чевеида Снатайко.

- О-о-о!!! - Взвыл Чевеид Снатайко и поплелся выволакивать деваху из ванной.

Там его ждал очередной шок.

Стараясь загладить свою вину, незнакомка постирала за это время все, что было в ванной. Включая носки и трусы Чевеида Снатайко, которые доселе сушились свежевыстиранные на батарее, включая половые тряпки и полотенца, которые одни на других заняли ныне место трусов и носок, включая матушкин махровый халат и халат самого Чевеида Снатайко.

- Все!!! - Заорал Чевеид Снатайко! - Выметайся!!!

- Ты меня выгоняешь? - Удивилась сумасшедшая. - Ты точно с ними. Я сейчас уйду. - Заверила она Чевеида Снатайко.

Чевеид Снатайко опять попытался втрескать себя, но тут появилась крейзи герл.

- Я ухожу. - Доложила она.

- Постой! Ты куда, это, в моем халате? - Возмутился Чевеид Снатайко.

Деваха скинула халат и осталась в трусах и босоножках. И попыталась уйти так.

- А ты куда в моих босоножках? - Возмутилась подошедшая матушка Чевеида Снатайко.

Девка скинула босоножки матушки Чевеида Снатайко. Осталась в одних трусах. И попыталась уйти так.

Чевеид Снатайко сгонял в ванную и надел на крейзанутую ее мокрый насквозь сарафан, который, за последнюю большую стирку, она, как видно, прополоскала еще раз. Матушка Чевеида Снатайко припинала сумасшедшей ее собственные босоножки. Та обулась, и забыв застегнуться, с сиськами нараспашку, подхватив огромный целлофановый пакет с ручками, попыталась уйти.

Чевеид Снатайко вспомнил, что когда они шли сюда, то никакого пакета у девки не было.

- А что в пакете? - Загородил Чевеид Снатайко девахе дорогу.

Та отдала.

Внутри оказалась поненадкусанная половина холодильника. Все матушкины таблетки, стрем-пакет самого Чевеида Снатайко, включая драгоценный баян с винтом, и несколько его книжек в том числе и записная.

Все слова застряли в глотках Чевеида Снатайко и его матушки.

Безмолвно открыв входную дверь и выпроводив вбирающую голову в плечи загостившуюся девку, Чевеид Снатайко облегченно вздохнул. Синхронно с ним это сделала и его матушка. Но в ее вздохе облегчения было несколько меньше, ведь ей предстояло еще и разбираться со своим отпрыском, когда тот соблаговолит закончить винтовой марафон.

Вернувшись в комнату и продолжив венные изыскания, Чевеид Снатайко вдруг вспомнил про солнечные очки, которые давал девке чтобы та смогла защититься от солнца. Их не было. Исчезла и бейсболка.

- Спиздила, сука...

Теперь Чевеид Снатайко понял, что именно вдруг насторожило его во внешности убегающей по лестнице телки:

Но, удивительное дело, после ее ухода Чевеид Снатайко моментально втрескался. Вена словно сама выпрыгнула из-под кожи на иглу, дала обильный контроль и не только позволила вогнать в себя весь винт, но и прокачать кровякой машину!

На приходе, Чевеид Снатайко вдруг понял, что его сегодняшнее приключение может так просто и не кончиться. Ведь сумасшедшая приковыляла в Москву из Видного, здесь у нее нет никого и она, устав и замерзнув, запросто может вернуться в знакомую уже квартиру.

И Чевеид Снатайко полетел к дверному глазку. Через часа полтора, на недоуменный взгляд направлявшейся из кухни в комнату матушки, которая убирала последствия гастрономической оргии, Чевеид Снатайко шепотом прохрипел:

- Кажется, она не ушла...

И действительно, ему глючилось, что за поворотом лестницы, там, куда не достигает поле зрения даваемое глазком, стоит крейзи герл в своем распахнутом сарафане и отбрасывает тень.

- Представляете... - Слышался ему голос одной соседки, - Он выгнал ее совершенно мокрую!

- Ни стыда ни совести у парня! - Вторил ей голос другой соседки.

Наступил вечер, ночь, Чевеид Снатайко не менял своего наблюдательного пункта. Лишь около двух ночи он осмелел настолько, что смог отворить дверь и, прокравшись к двери соседей снизу, примкнуть к ней ухом.

- Шестьдесят пять. Четыреста двадцать девять. Сто шестьдесят два. - Донеслось из-за нее.

"Она там!" - Понял Чевеид Снатайко. Он бросился наверх, запер дверь на все замки, на случай визита разъяренных его поведением соседей и, проскользнув в свою комнату, ввел себе очередные полтора куба.

Ночь прошла словно в кошмаре. Чевеид Снатайко то затаивался в кровати, то смотрел в окно, то прислушивался к шагам на лестнице... Утром, приоткрыв окно, дабы проветрить комнату от застоявшегося табачного дыма, он прямо под собой услышал знакомый до боли голос:

- Да!.. Да!.. Давайте!.. Пишите... восемь. Девятьсот два. Шестьсот шестьдесят восемь. Тридцать один...

В ужасе Чевеид Снатайко высунулся в окно по пояс и увидел незнакомую тетку, диктовавшую по мобильнику чей-то телефон.


22. Заморочка - 2-бис. Ебля малолеток под присмотром ГРУ

Сильнее всего хочется чего? Правильно, того, чего уже не можешь!

Ты уже заёбан вусмерть. Лизка Полотеррр, поставившись полторашкой кристаллического мета в/в, насиловала тебя всю ночь. Впрочем, ты и сам не пальцем делан, и после двух соток такой же хуйни, твое тело, распертое внечеловеческой энергией, чистой, как сперма младенца, лихорадочно впердоливало свой хуй во все доступные отверстия Лизки Полотеррр, от чего та визжала как будто ее ебал полк гусар-гоплитов. Но к исходу утра энергия куда-то в пизду, и именно туда, судя по всем внешним и внутренним показателям, подевалась, и теперь твой гордый некогда хуище молчаливо обвис распаренным грибком. Но ебаться тебе все равно хочется.

И вот ты подходишь к окну. За ним воскресенье, мамаши вывели своих спиногрызов на моцион под твои окна и ты, пряча свой обнаженный торс и голову за шторой, выбираешь, кого же из них мысленно поебать. Хочется и ту, молоденькую, и вон ту: Но ебическая сила сказала "до свидания", и чтобы восстановить ее, ты вновь ставишь на многострадальный веняк следующие ноль-два грамма метамфетамина.

Прихода, как всегда, нет. Вместо него - тяга, таска, моментальная, охуительная, ломающая к ебеням все мыслимые барьеры, сель, цунами, разносящее на кварки твое тело, раскидывающее куски твоего биополя по самым отдаленным окраинам Вселенной, превращающее тебя в некое сверхсущество, деяния которого не поддаются человеческой логике, а понятны только жителям метагаллактического уровня.

Позади тебя Лизка Полотеррр заморочилась на зажигалке, пытаясь поднять ее то биоэнергетическими клещами, то устраивая на кончиках пальцев черные дыры: Зажигалка дергается, трепещет, но в воздух подниматься совершенно не желает. Предоставив девахе самой во всем разбираться, ты опять приникаешь к дырке между шторами.

И вот он! Она! Объект для ебания. Субъектица. Юная. Но вполне зрелая. Она носится с совершенными малолетками: На вид ей можно дать все шестнадцать.

- Ленка! Корова! - Слышишь ты голос какого-то пацаненка. И твоя избранница бросается за ним, с явным намерением причинить тому некие физические или психические унижения в отместку за столь явное оскорбление.

Итак, ты теперь знаешь имя. Ленка!

Что ж... Пора и начать. Но ты чуток медлишь, предвкушая начало, средину и возможный конец ебания этой великовозрастной малолетки. Но хватит медлить!

И ты заставляешь участки иды и пингалы, соединяющие манипуру и свадхистану Ленки-коровы вращаться в противоположных направлениях со скоростью миллион оборотов в секунду.

Ленка замирает на полушаге, потом несется дальше.

Проняло, понимаешь ты.

Следующий шаг у тебя такой: колечки-то крутятся, но силы в них мало. И ты нагнетаешь в них энергию. Сто тысяч лошадиных сил в секунду!

Ленка прекращает погоню. Она садится на скамейку, кладет ногу на ногу.

Ты видишь как ее ноги начинают меленько дрожать.

Стадия нумер три: ввод тонкоэнергетического хуя. Ты даешь мысленный раппорт: стопроцентная достоверность всех внушаемых тактильных ощущений! И медленно надуваешь тоненькую силовую ниточку в пизде малолетки в полноценный тридцати-: нет, это же слишком много для нее, в полноценный двадцатичетырехсантиметровый хуй!

Ленка откидывается на спинку скамейки. К ней почти сразу подсаживается пацанка раза в два младше. Они о чем-то пиздят. Ленка мотает головой. Ее глаза закрыты, ноги, помимо ее воли, выписывают некие кренделя.

- Тебе что, плохо? - Интересуется пацанка.

- Не понимаю. - Отвечает Ленка.

- Может, тебя домой проводить?

- Нет. Подожди. Может, пройдет:

"Ха! Пройдет! Как же!" - Думаешь ты. И начинаешь мысленные фрикции. Вот хуй делает 60 ебков в минуту. 120! 180! Три удара в секунду - немыслимая роскошь для реального хуя, но твой энергетический орган готов и на большее. За какую-то минуту, ты, постоянно увеличивая темп ебания малолетки, доводишь частоту до двадцати фрикций в секунду! Теперь появляются два хуя. Они проходят один через другой, но каждый материален. Они движутся в противофазе, а затем, в противофазе же начинают вращаться. Один по-, а другой против часовой стрелки.

Ленка не выдерживает. Она накрывает обеими ладонями свою промежность и так замирает.

- Раздевайся! - Пытаешься ты внушить девахе мысль. - Раздевайся сейчас же! До гола! Тебе все равно, что скажут окружающие! Раздевайся и иди в мою квартиру!

Ты отчего-то думаешь, что голая малолетка лучше дойдет до твоих дверей, чем одетая. Но ведь логика твоя уже непостижима:

На это внушение Ленка вдруг вскакивает и начинает некое подобие танца. Она нелепо машет вздернутыми руками, скачет, распевает что-то непонятное.

- Иди ко мне! - Твоя мысль напряглась уже до предела. Твои мышцы тоже превратились в непробиваемый панцирь. - Иди ко мне!

В твоем мозгу возникают сладостные картины: вот голая Ленка звонит в твою дверь, ты, такой же обнаженный, открываешь, и она входит. Ты, не мешкая, ширяешь ее соткой мета. Она тащится. И в апофеоз этой таски ты сажаешь ее на колени и медленно-медленно вводишь свой восставший хуй в узенькую безволосую пизду девочки. Она лишь кротко стонет и прижимается к тебе всем телом.

Да, вспоминаешь ты, здесь же еще Лизка Полотеррр! И ей надо дать какую-то роль.

И вот, Лизка Полотеррр присоединяется к вашей паре. Она начинает вылизывать анус малолетки. Ты ебешь, Лизка Полотеррр лижет:

А на улице в это время Ленка-корова, напрыгавшись, вновь угнездилась на своей скамейке, плотно сжав ноги и подрагивая всем своим ждущим ебли тельцем. К ней подходят какие-то пацаны.

Ага! Самцы, понимаешь ты. Уж если что-то не получается с внушением, может, она поебется с ними? Ты настраиваешься на мальчиков. Вот один ебет Ленку в пизду, другой в жопу, третий тычет своим хуем в рот девочки.

Пацаны вдруг начинают излишне громко ржать. Внезапно опять появляется давешняя пацанка. Она хватает Ленку за руку и тащит куда-то. Малолетка послушно, как корова, идет за ней. Вот, они скрываются за углом.

Но, несмотря на то, что субъектка скрылась из зоны прямой видимости, ты не прекращаешь с ней энергетического контакта. Но что это? В подъезде ты слышишь голоса.

Ты моментально бросаешься в коридор, чуть не сшибив Лизку Полотеррр, которая переключилась с зажигалки на гараж от струны, и приникаешь к глазку. Да! Это они! Ленка-корова и пацанка. Они медленно проходят мимо твоей двери, даже не бросив взгляда в ее сторону. Ты прислушиваешься к их шагам. Один пролет. Еще один. Звонок! Да! Она живет на четвертом этаже! Наискосок от твоей квартиры!

Криво ухмыльнувшись, ты пытаешься проясновидеть Ленку-корову в ее родных стенах. Вот она, вот ее подруга, а вот и ее отец.

- Что случилось? - Спрашивает батяня.

Ленка-корова отнимает ладони от промежности и взгляду папаши предстает огромное мокрое пятно.

- Ты описалась??? - Недоумевает батюшка. - Быстро переодевайся!

"Перевозбудилась! Протекла! Да как сильно!" - Восхищаешься ты.

- Я...Я не знаю... Нет, кажется... - Бормочет малолетка.

- Тогда что это такое?

- Мне... Мне хочется...

- Что тебе хочется? - Грозно нависает над ней родитель.

- Мальчика. - Ленка-корова краснеет и начинает рыдать.

"Ага!" - Торжествуешь ты.

- Сегодня гулять больше не пойдешь! - Резюмирует батянька.

- Знаете, а сегодня у всех во дворе такое: - Встревает мелкая пацанка.

- Как у всех?

- Понимаете: На третьем этаже парень: Он в окно смотрит и все: Все: Возбуждаются!..

"Черт! Раскусили!" - Твоя досада не имеет пределов. Ну, как же так? Ты так шифровался! Ты не казал из-за штор даже носа, только глаз: И просекли! И кто? Мелкая мокрощелка!

- Да, не может такого быть! - Сомневается в своих сомнениях фазер Ленки.

- А давайте проверим! - Предлагает мелкая герлица.

"Проверим! - Ты уже в ярости. - Давайте проверим! Вы у меня такого напроверяете, - злорадствуешь ты, - мало не покажется!"

Вскоре слышатся шаги. Ты в глазок наблюдаешь, как по лестнице спускается кавалькада: Ленка, уже в других спортивных штанах, ее подруга и мужик. Проверяльщики, еб их мать!

Но уже вечереет, и ты понимаешь, что пришла пора втрескаться еще разок. В веняк летят очередные миллиграммы мета, и ты занимаешь позицию у окна. Вот и Ленка-корова. Она настороженно сидит на знакомой скамейке. Рядом подруга. Они делают вид, что разговаривают, но на самом-то деле, они ждут, когда ты вновь начнешь астральную еблю. Ждёте - получите!

Ты резко начинаешь дрючить их обеих! Девчонки даже вздрагивают от неожиданности. Тысяча двести ебков в секунду с вращением в две тысячи оборотов в секунду и мощностью воздействия в миллиард лошадиных сил в ту же злосчастную секунду!

Малолетки трясутся, словно на детских электрических стульчиках. Но тебе-то по хую. Тебя уже раскусили, и ты знаешь, что скоро к тебе ворвутся менты, чтоб заарестовать тебя за изнасилование несовершеннолетних.

- Понимаете, формально его не в чем обвинить: - Слышишь ты обрывки разговора.

- Но он же насилует всех подряд!

- Но на расстоянии! Он же не приближается к ним. Он только смотрит.

- Да! Он насилует глазами!

- Но это же неподсудное дело. Все мужчины мысленно раздевают женщин. Но это же не повод, чтобы тащить их в тюрьму. У нас светское государство. И нарушение заповеди "не возжелай" не влечет за собой никакой ответственности:

Ты понимаешь, что это под твоим окном переговариваются участковый, его-то голосище ты узнаешь из тысячи, и какая-то перевозбужденная, вероятно даже случайно выебанная тобой мамаша. Но они заходят за угол и беседа стихает.

"Ха!" - Кричишь ты, как каратист, прохуячивший кулаком добрый десяток кирпичей. Все! Теперь ты волен в своих действиях! Никакие сраные менты тебе ничего не сделают!

И ты смело отдергиваешь штору. Теперь можно смотреть прямо! Смело! И ебать, ебать, ебать!

Внезапно, когда твой обзор резко расширился, ты видишь в углу двора, у гаражей, тетку в белом халате. Около нее клубится кучка пацанов, которым она зачем-то поочередно лезет в штанишки. Около них - мужик.

- Видите эту слизь? - говорит тетка. - Это сперма.

- И что? - Недоумевает мужик. - Пусть меньше о девчонках думают и больше делом занимаются! - И возмущенно уходит, тяня за руку своего, очевидно, отпрыска.

- Но это же его воздействие! - Тетка показывает рукой на тебя, сама смотрит по направлению указа и, столкнувшись с тобой глазами, резко ретируется за гаражи.

Это кажется тебе странным. Неужели твое действие на окружающих настолько сильное, что ты неосознанно выебываешь не только тех, кого хочешь, но и всех, кто случайно окажется рядом? И откуда взялась эта медичка? Или за тебя все же принялись всерьез, и теперь кто-то исследует твои возможности влияния на людей?

Продолжая по инерции, но теперь уже медленно и печально, поебывать Ленку-корову и ее подружку, ты пристально рассматриваешь окружающее пространство. Ага. Вот в подъезде напротив на площадке между первым и вторым этажами стоят двое. Они имеют подозрительно интеллигентный вид. Даже слишком подозрительно интеллигентный. Они не могут быть никем, кроме сотрудников каких-то засекреченных органов. А вот к ним присоединился третий. Они коротко беседуют, и третий выходит из подъезда, направляясь за торец твоего дома.

А вот какая-то средних лет девка бегает по двору и спрашивает о чем-то всех подряд, что-то отмечая на картонке, к которой прикреплен лист бумаги.

А вот проехала незнакомая иномарка. Ты знаешь все машины в своем дворе и окрестностях, но такой навороченной тут отродясь не водилось. Следом за ней еще одна. Круче. На таких невъебенных колымагах может раскатывать или братва, или те, кто за ней охотится.

Ты прослеживаешь, куда она поедет. "Мерин" останавливается у соседнего дома. Из него выходят мужики в строгих костюмах. Они излишне прямые. Чувствуется военная выправка. К ним подходит другая группка таких же суровых деятелей, и они тихо переговариваются, изредка стреляя глазами в сторону твоего высунутого в окно торса.

- Вы милиция? - Подходит к ним какая-то тетка.

- Милиция, милиция: - Отмахиваются мужики.

- Так вон, посмотрите. В окне парень торчит. - Не унимается баба, - Он насильник. Он всех глазами насилует. Вы уж разберитесь с ним.

- Разберемся, разберемся: - Обещают военные в штатском и, продолжая постреливать глазами, возобновляют неспешную беседу.

- Поразительная сила воздействия. - Говорит кто-то наверху. - Такую вполне можно использовать.

- Но он же - наркоман! - Возражает другой голос. - Стоит ли его вербовать?

- Тише, вы! - Встревает третий. - Он может услышать!

После этого голоса становятся еле уловимыми шепотками.

Точно, понимаешь ты, Органы. Но какие?

От такого пристального внимания секретчиков тебе становится не по себе, и ты снова трескаешься. Лизка Полотеррр не обращает на это никакого внимания. У нее уже красно-фиолетовые глаза, они слезятся, из носа стекают длинные вожжи соплей, но она теперь пытается сдвинуть с места полную бычков пепельницу. Пепельница не шевелится, зато бычки и пепел щелкают и достаточно высоко подпрыгивают.

Введя в себя последние децилы раствора, ты готовишься испытать знакомое чувство распирания, но его нет. Нет вообще ничего. Никакого даже маломальского эффекта. Но так же не может быть!

И ты понимаешь, что таску тебе блокируют. Кто? Да, те же секретчики! Ты слышишь шаги в квартире над собой и снизу. Шаги какие-то слишком активные. И там, и там что-то двигают с тяжелым металлическим лязгом.

Блокаторы!

Они наблюдают за тобой из дома напротив, следят за твоими перемещениями и передвигают эти ящики блокаторов, чтобы ты все время был в фокусе!

Ну, ничего! Ты с ними сейчас разберешься!

Ты протягиваешь энергетический щуп за пределы своей квартиры. О! Да! Там есть энергия! Блокираторы настроены в унисон с частотами твоего биополя и не дают тебе возможности пользоваться твоей силой. Ну, да ничего. Ты небольшим волевым усилием сдвигаешь характерологические частоты своего биополя. И энергия начинает тебе подчиняться!

Первым делом ты выпускаешь вверх и вниз мощнейшие электромагнитные импульсы, имитируя взрыв магнитной бомбы. От такого излучения должны выйти из строя все электрические приборы в радиусе километра.

И действительно, практически сразу психотронное оружие прекращает свою работу.

Ты рад, горд и счастлив. В тебе опять бурлирует сила. А вот и те, к кому ее можно применить.

Мимо окна по дорожке идут две пары.

- Смотрите, это тот самый глазастый насильник! - Говорит одна девица.

- Давайте остановимся? - Предлагает другая. - Вдруг он и нас:

Ты лыбишься. Да, слава о тебе проникла во все уголки микрорайона. Теперь чтобы быть поебаными тобою к твоему окну ходят целые экскурсии, делегации и экспедиции! Ты уже дал во все газеты объявления: "Ебу на расстоянии!" и теперь твой телефон дребезжит ежесекундно, факс трещит безостановочно, засыпая тебя все новыми и новыми заявками, а ты сгребаешь бабло мешками и постоянно торчишь на охуительном метамфетамине тройной очистки!

Но хватит фантазий! Тебя ждет работа, подтверждающая твою славу!

Ты ласково вводишь по хую в пизды девок. Ебешь их. Представляя, что их клиторы - это вишенки, а ты страшным дивайсом выковыриваешь из них косточки, что сопровождается электрическими разрядами в тысячи вольт. Матки девиц начинают осциллировать, выворачиваясь наизнанку несколько раз в секунду.

- Все! Пойдем, пойдем скорее! - Чуть не кричит одна из девок, и парочки уносятся прочь на третьей космической.

"Ебаться!" - Знаешь ты.

Но тут: Энергия во второй раз резко пропадает! Это поганые ГРУшники включили и настроили запасной комплект психотронного оружия. Они исследуют твою возможность сопротивляться подобным воздействиям. От этого зависит, завербуют тебя или нет. Ведь у иностранных разведок тоже есть такие приборы, и если ты поддашься - твоя карьера в разведке прервется, даже не начавшись. А ведь ты можешь во время различных раутов и приемов соблазнять жен высокопоставленных дипломатов и, ебя их, вызнавать разные государственные тайны!

Ты анализируешь происходящее. Теперь наши стали умнее. Они блокируют сразу весь спектр возможных энергий, присущих человеку. И теперь в пределах твоей комнаты силу тебе взять не удастся никогда! Но и на это у тебя есть ответ! Тот шнур, которым ты проверял наличие праны за стенами твоей квартиры еще на месте! Ты продлеваешь его до Солнца и, подключившись непосредственно к светилу, опять сжигаешь всю психотронику!

Все! Тест пройден! Энергия снова на месте.

Теперь ГРУшники обозлены и довольны одновременно. Им жалко дорогую технику. Зато теперь ты можешь ездить по странам, весям, городам и пажитям, и там влиять на ход мировой истории. Вот стоит Президент США, вещает какую-то антироссийскую поебень. А ты ему хуилой в жопу - пиздык! И ебать! А он тушуется, не пидор же он в натуре?! А если и пидор, то тем паче! Спезднул хуйню - получи хуем в сраку!

"Но как же Ленка-корова? - Думаешь ты. - Она-то куда подевалась?"

На улице глухая ночь. Часа четыре, не меньше. Лизка Полотеррр успела вытереть сопли и теперь заморочилась на поджигании сигареты пальцем. Сигарета у нее во рту, а она, используя то инфракрасный биолазер, то заставляя появиться на кончике пальца живую саламандру, стремиться нагреть табак до температуры воспламенения.

Ты сканируешь местность. Ленка мирно сопит в своей постельке.

"Завтра с утра вместо прогулки ты придешь в мою квартиру!" - Внушаешь ей ты.

Завтра? Да, завтра. Но ведь завтра с утра тебе нанесут визит сотрудники ГРУ! Ну, да ничего. Мета осталось еще на несколько вмазок, ты втрескаешься, и на Ленке-корове покажешь секретникам как действует ебля на расстоянии.

Обогнув Лизку Полотеррр, которая поняла, что огонь легче вызвать с помощью зажигалки, пытается поднять ее то биоэнергетическими клещами, то устраивая на кончиках пальцев черные дыры: Зажигалка дергается, трепещет, но в воздух подниматься совершенно не желает.

Ты оставляешь ее за этим занятием и, совершенно изможденный, валишься в койку.

Когда ты проснешься, Лизки Полотеррр уже не будет, как не будет и остатков мета, Ленки-коровы и так сильно ожидаемых сотрудников ГРУ с договором о сотрудничестве и оброй сотней граммов фабричного метамфетамина в качестве авансового платежа:


23. Кому нужнее?

Я лежу, уделанный, такой, увинченый, ушурупленный и, даже, угаеченный, наблюдая за поведением двух юных наркоманов Чевеида Снатайко и Семаря-Здрахаря. Два юных наркомана Семарь-Здрахарь и Чевеид Снатайко пытаются поделить последние полтора куба винта. Но делить их никто не хочет. По семь точек на рыло - маловато будет. Одному куб - другому полкуба - несправедливо. Вот и хотят Чевеид снатайко и Семарь-Здрахарь отмылить эту полторашку в одну, причем собственную, харю.

Но сделать это сложно. Втрескаться-то хотят оба, и уступать никто не хочет. Посему я лежу с закрытыми глазами и слушаю их диалог.

- Ну... Нужно мне.

- Мне тоже нужно.

- Нет, мне нужнее!

- Это почему, это, тебе нужнее?

- Да потому! Нужнее и все!

- Нет. Нужнее мне!

- А докажи!

- Доказать?

- Да, докажи!

- М-м-м: Если я сейчас не втрескаюсь - я до дома не смогу дойти!

- Эк, хуйня какая! Я, если не вмажусь - не смогу к барыге сходить!

- Ха! К барыге!..

- К барыге!

- Да он сам сюда привалит, только свистни!

- Да не привалит!

- А замажем?

- На хуй мне с тобой замазывать? Я, бля, если хочешь знать, если не втрескаюсь, до завтра одну хуйню сделать не успею, и на крупное бабло влечу.

- Хуета твое бабло! Я, если не вмажусь - вообще вчерашний абсцесс не смогу вылечить. И у меня руку отрежут.

- Абсцесс. Напугал. Ни хуя тебе от него не будет. А я если не поставлюсь - могу заражение крови получить. Вишь, поцарапался? А железяка была ржавая!

- Да тот винт, что в тебе уже все нейтрализовал, на хуй. А я, вот, коли не ублаготворюсь, от отходняка загнуться могу.

- Да чо ты гонишь? От винтового отхода никто не подыхал!

- А я подохну! Один раз чуть кони не двинул. И сейчас, чую, хуже будет.

- Чует он:

- Да, чую.

- Да я щас себе вены вскрою, как мне надо!

Я открываю глаза.

Семарь-Здрахарь действительно берет зелингеровскую бритву и осторожно разрезает ей кожу у запястья. Течет кровь.

В ответ на это Чевеид Снатайко отнимает бритву и с размаху наносит себе на предплечье несколько глубоких разрезов. Кровь хлещет.

Семарь-Здрахарь хватает пассатижи и вырывает у себя ноготь на большом пальце.

Чевеид Снатайко отнимает пассатижи у Семаря-Здрахаря и вырывает подряд три своих ногтя.

Семарь-Здрахарь отбирает пассатижи у Чевеида Снатайко и вырывает у себя два верхних передних зуба.

Чевеид Снатайко выхватывает пассатижи у Семаря-Здрахаря и выдирает четыре верхних и четыре нижних передних зуба.

Семарь-Здрахарь завладевает бритвой и отрубает себе четыре пальца на правой руке.

Чевеид Снатайко, отняв бритву, отсекает себе правую кисть.

Семарь-Здрахарь выдавливает себе глаз.

Чевеид Снатайко отрезает себе нос.

Семарь-Здрахарь отпиливает себе ногу по колено.

Чевеид Снатайко откромсывает себе обе ноги и хуй в придачу.

Семарь-Здрахарь вскрывает себе живот и вырезает себе все кишки.

Чевеид Снатайко вскрывает себе грудь и вырывает сердце.

Семарь-Здрахарь признает, что Чевеиду Снатайко эти полтора куба нужнее и умирает.

Чевеид Снатайко горд своей победой, но умирает тоже.

Я беру эти полтора куба и спокойно ухожу.


24. Стремопатия

Дело было под утро. Позади торчекозников Семаря-Здрахаря, Шантора Червица, Седайко Стюмчека, Наты Кристаллл и Хельги Ебистоссс маячила полная задвигов, замороков, зашкуров, замутов, отбивания вторяков и отжимания смывок с петухов ужасная винтовая ночь. Поебстись так никому и не удалось, лишь Шантор Червиц поимел некое удовлетворение, не проиграв ни одной партии в шахматы. Лишь однажды, срубившись, он зевнул Хельге Ебистоссс ферзя, но, спохватившись, провел остальную партию так, что загнал себя в пат, чем вызвал приступ ярости Хельги Ебистоссс, которая уже готовилась праздновать победу над голым Шантором Червицем и таким же его королем. Возмущенно фыркая, как наглотавшаяся дыма каннабиса пифия, Хельга Ебистоссс благополучно просрала еще три партии. Получив, в конце концов, детский мат, Хельга Ебистоссс удалилась на кухню, где застремала пытающихся не то поебаться, не то в очередной раз втрескаться Седайко Стюмчека и Нату Кристаллл. Молодежь брызнула друг от друга в разные стороны, а Хельга Ебистоссс нашла заныканный бычок, и гордо прикурив его от плиты, отправилась обратно, мстить интеллектом зарвавшемуся Шантору Червицу. Но тот был уже занят. Доску оккупировал Семарь-Здрахарь.

В обломных чувствах Хельга Ебистоссс отправилась, было в ванную, дабы поотмокать там немного, но, проходя мимо входной двери на хату, вдруг услышала за ней подозрительное шевеление. И страшное подозрение шевельнулось у нее в мозгу: менты!

А какая еще сука будет шебуршиться под дверью в полпятого не то ночи, не то утра?

С распущенным хайером, фурией влетела Хельга Ебистоссс в комнату:

- Тиха! Стрем!

- Что за стрем? - Едва слышным шепотом поинтересовался Семарь-Здрахарь.

- За дверью менты!

- Да, какие менты? Ты гонишь! - Семарь-Здрахарь объявил шах, сам нарвался на вскрытый шах, потерял ферзя и моментально помел позорный линейный мат.

- Даже если не менты, - резонно заметил Шантор Червиц, - срач бы надо убрать.

Он сгреб оставшиеся фигуры с доски, сложил их, с помощью Семаря-Здрахаря, обратно в коробку. Все! Больше шахматы в этой истории не появятся!

- Да, точно говорю! Там менты! - Шипела Хельга Ебистоссс. - Сами подите послушайте!

Семарь-Здрахарь, махнул рукой. Его это не интересовало. Ну, менты, так менты, и хуй бы с ними. А вот Шантор Червиц из всех внутренних органов любил только свои собственные, да и то, не очень, ибо травил их всякими винтами и мульками.

Шантор Червиц на цыпочках подкрался к двери и прислушался. И действительно, за ней слышались чьи-то шаги, кто-то очень тихо переговаривался и, до кучи ко всему этому, он явно различил характерное попискивание ментовской рации.

Основные стремаки обитали на кухне-винтоварне. Осторожно, чтоб не скрипнула ни одна крошка грязи под ногами, Шантор Червиц прокрался на кухню.

- Что там? - Громко осведомился Седайко Стюмчек.

- Менты. Нас пропасли. Сейчас брать будут! - Сообщил Шантор Червиц.

Седайко Стюмчек и Ната Кристаллл, рыдая, бросились друг к другу в объятия. Они познакомились только прошлым вечером, успели проникнуться друг к другу вполне нежными чувствами и вот теперь: Менты: Это значило, что их посадят по сырым камерам, их будут судить, а потом отправят на этап. И они никогда-никогда больше не увидят друг друга. И никогда им не суждено будет не только что заняться глубоким петтингом с рассуждениями об эзотеричности этого процесса, но и просто поебаться, ибо хуй Седайко Стюмчека сегодня стоять отказывался абсолютно.

- Тихо вы! - Злобно пробулькал Шантор Червиц. - Что суждено - того не миновать! Давайте-ка лучше уберем следы.

- Зачем? - Всхлипнула Ната Кристаллл. - Они и так за нами уже всю ночь наблюдают:

- Как всю ночь? - Поразился Шантор Червиц.

- А вон там, в окне напротив огонечек горел. Красненький. От видеокамеры. - Пояснил Седайко Стюмчек.

- Видео - еще не доказательство! - Веско произнес Шантор Червиц, хотя в этом и не был совершенно уверен. - Доказательство - наши стремаки.

И он принялся лихорадочно сгребать в целлофановый пакет юзаные баяны с контролем, технические машины, фантики и - от них, и от многочисленных струн -, петухи, банки из-под салюта и прочие мелочи, сопровождающие немудреный быт винтоварни.

Держа в пальцах пузырек с черным, Шантор Червиц никак не мог решиться. То ли кинуть его в мусор, то ли заныкать получше. Так ведь если заныкать, а его найдут - это ж палево! Перкурсор!

Под конец, жадность все же взяла верх, и Шантор Червиц сложил неиспользованные баяны, стендаль и прочий компот в отдельный пакет, который положил на самый край подоконника, чтобы, в случае чего: Чего, чего: Да, того самого!.. :скинуть его с этажа!

Пока Шантор Червиц занимался приборкой, Ната Кристаллл тихо плакала в сортире, Седайко Стюмчек на пару с Хельгой Ебистоссс секли за дверью. В щели видно ничего не было, но подозрительный шум продолжался. Появились какие-то скрипы, шорохи и шипение. Наконец, догадавшись, в чем тут дело, Седайко Стюмчек взглянул в щель на собачку замка. И увидел сверло. Оно медленно-премедленно вращалось, от него бесшумно отпадали металлические стружки и он явственно увидел, что проделана уже добрая половина этой паскудной работы.

Седайко Стюмчек отскочил от двери.

- Это не менты! - Лихорадочно затрясся он. - Это ОМОН! Они замок сверлят бесшумным сверлом. Слышите - смазкой воняет!

- Если это ОМОН, то они любят в окна прыгать. - Сообразила Хельга Ебистоссс. - Они ж все стекла тут повыбивают!

Когда эта информация дошла до Шантора Червица, а дошла она почти моментально, он тут же распахнул все окна настежь, впустив в хату свежий утренний бриз. Никто, казалось, не обратил на это внимания, лишь Семарь-Здрахарь, возлежащий на диванчике и читающий "Низший пилотаж", прикрыл ноги одеялом.

Хельга Ебистоссс осталась слушать работу бесшумного сверла, а Шантор Червиц собрал всех вокруг себя и принялся давать лихорадочные наставления:

- Здесь никто не варил! Мы все ходили на Лубу, там нашли варщика, кто он, откуда, как зовут - никто не знает! Он нас прямо там втрескал и мы пошли сюда. Если на допросе все будем гнать одно и то же - ну, помудохают малость - и все. Отпустят. Тогда против нас ничего не будет. А ежели кто сломается - ему и пришьют и варку, и организацию притона, и еще сто бочек арестантов и три кило хмурого.

Прискакала перевзбудораженная Хельга Ебистоссс:

- Они начали домкратами дверь отжимать! - Заскрипела она. - Еще пять минут - и все! Брать будут!

Ей повторили то, что надо будет говорить на допросе и она, охнув, помчалась на кухню. Пакет со стремаками полетел в окно. Через несколько секунд выяснилось, что то были не стремаки, а лаборатория. Шантор Червиц, обнаруживший сей прискорбный факт, отправил следом и кучу баянов с контролем и прочие причиндалы винтоварения и -потребления.

Он и Хельга Ебистоссс высунулись в окно. Пакеты мирно лежали на травке под деревьями. Никто к ним не бежал, дабы выпотрошить содержимое, снять отчепятки пальцев и проанализировать их на наличие наркотика.

- Они сказали - минутная готовность! - Ворвался на кухню Седайко Стюмчек. Он нашел Нату Кристаллл, выволок ее в комнату, вытер слезы и положил на пол лицом вниз, заставив скрестить руки на затылке.

- Не шевелись! - Приказал он и, умостившись рядом, сам принял такую позу.

Шантор Червиц, перепрыгивая через их тела, заметался по квартире, выискивая не найденное доселе палево. Такового оказалось преизбыточно: фантики от баянов, гаражи от струн, сами струны с контролем. Нашелся даже пузырь с отработкой красного.

Все это пулеметной очередью отправлялось за окно.

Но прошла минута. Больше чем минута. Больше, чем даже пять минут, а никто так и не собирался штурмовать этот флэт.

Ната Кристаллл и Седайко Стюмчек замерзли на продуваемом полу.

- Ну, скоро они? - Жалобно поинтересовалась Ната Кристаллл.

Семарь-Здрахарь отложил книжку:

- Если уж там ОМОН, то лучше сдаться самим!

Он резко встал и, отодвинув прильнувшую ухом к входной двери Хельгу Ебистоссс, открыл замок и распахнул дверь.

Все охнули.

За дверью никого не оказалось.

Вообще никого. Ни ментов, ни ОМОНа, ни ОНОНа, ни одной живой души.

Шантор Червиц, как был, в тапочках, сбегал за стрем-пакетами, приволок их.

Тут же пошла работа по выбиванию очередной партии вторяков... Варке странного вида киселя, что получился вместо сияющих кристаллов...

А Семарь-Здрахарь сел играть в шахматы сам с собой.

Помните, я обещал, что шахмат больше не будет? Я обманул!

Но не это важно, а то, что история эта, на самом деле имеет продолжение и не одно. Раньше главными героями были мужики, но, что поделать, теперь будет героиня...

С тех пор Хельга Ебистоссс, как ширнется, на отходняках все время стала ловить стремопатию про ОМОН. А трескалась она частенько, и поэтому глюкой ОМОН стал ей как родной. Она понимала, что это глюки, и поэтому, когда, услышав за дверью глюкое шевеление, она, по методу Семаря-Здрахаря, резко открывала ее, и там никого не было, Хельга Ебистоссс испытывала чувства сродни приходу или оргазму. Но в одну преомерзительнейшую ночь для нее стало настоящим потрясением, когда вместо пустоты за дверью она увидела живую пару удивленно смотрящих на нее ментов:


25. На костылях

Когда втрескаешься, то со временем происходят странные дела.

Нет, ты не въехал. Правильно. Некоторые странные дела происходят и сразу. Но я не о том. Странные дела происходят не вообще, там, с кем-нибудь или с тобой самим, хотя и с другими и с самим тобой тоже происходят странные дела, но другие, не те, о которых я говорю, а говорю я о том, что с самим течением этого ебаного времени происходят странные дела. Так яснее? Вот и славно.

Подтвердить это могут и многие люди, и многие факты, но сейчас только один факт. Самый странный. Страннее не бывает.

Значит, так:

Было это с Клочкедом.

Сломал как-то Клочкед ногу. Отлежал в больнице в лежку ровно месяц. Нехороший у него перелом оказался. Пришлось врачам кости скреплять всякими штырями и пластинами на шурупах.

Выписали медики-мудики Клочкеда едва тот на костыли встал. Нога вся раскроячена, шрамы туда-сюда так и ползают. И выписали ведь! Вот суки!

А ходить на костылях человеку непривычному ой как тяжко! Да и медленен такой способ перемещения. Да и неудобнячен вельми. Режут эти костыли подмышки. Впиваются, хотя и закругленные.

И вот, лежит Клочкед дома. В idiot-box пялится. А рядом телефон. И как-то незаметно рука Клочкеда сваливается на этот телефон и как-то уж совсем автоматом номер набирает.

- Але. - Говорят из трубы.

Только тут Клочкед понял. Он по телефону говорит!

- Але, - отвечает. - Чевеид Снатайко?

- Я - Отвечает Чевеид Снатайко.

- Есть чего?

- Есть. - Отвечает Чевеид Снатайко.

- Слышь... А это... Ты не заглянешь? - Просит Клочкед. - А то я вчера выписался. На костылях весь. И в гипсе.

- Не. - Отвечает Чевеид Снатайко. - Не могу. На кого я хату оставлю? Тут у меня народу куча.

- Эх, бля...

- А ты сам подгребай. - предлагает Чевеид Снатайко.

- Да я ж, того... Хожу плохо...

- Полторашка тебя уж ждет. - Сообщает Чевеид Снатайко. - Что я - добра не помню?

- Хорошо. - Вздыхает Клочкед. - Получится - приду. А ты полторашку эту подальше заныкай.

- Оки-доки. - Говорит Чевеид Снатайко и трубу со своей стороны вешает.

И тут начинаются чудеса.

Ну, не умел Клочкед на костылях ходить. А встал на них. Не умел Клочкед на костылях по лестнице спускаться. А спустился! И не грохнулся к тому же!! Не умел Клочкед на костылях по улицам разгуливать. А пошел! И как пошел!

Медленно. Очень медленно. Три шага сделает. Передохнёт. Пять шагов сделает. Перекурит. Дошел он до дороги, за которой дом Чевеида Снатайко. А светофора нет. А машины так и ездят. И останавливаться не желают. Смотрел, смотрел на них Клочкед, плюнул.

И поперся прямо через дорогу. На костылях. Медленно-медленно. Шаг сделает. Передохнет. Два сделает. Перекурит. А машины вдруг затормозили и стали пропускать Клочкеда на костылях. Токмо самые наглые его принялись медленно и осторожненько объезжать. Чтоб не задеть, ненароком.

Подобрался, наконец, Клочкед к дому Чевеида Снатайко. В подъезд вошел. По лестнице поднялся, в дверь позвонил и на часы глянул. Тут-то и охуел Клочкед.

Был он здоровый - до чевеидснатайковской квартиры он за три минуты добегал. А тут: Тут он полтора часа шел!

Отворил Чевеид Снатайко Клочкеду, в комнату провел, заныканную полторашку извлек из курка и втрескал он Клочкеда. И пояхшило тому за всю хуйню. За весь тот месяц, что без винта пришлось провести.

Позависал децел Клочкед у Чевеида Снатайко, поглиптели они на разные темы, а тут и время расставаться подоспело. Ибо если полтора часа сюда, да полтора часа обратно, то придут предки Клочкеда домой - а его и нету! Возбудятся тут они, примутся сына шукать. А сынок-то ширяется. Нехорошо.

И пошел Клочкед на костылях домой. По лестнице спустился. Не ебанулся ни разу и не оступился. Через дорогу снова перешел. До дома своего добрался. Шашов пять сделает - передохнет. Еще шагов десять - перекурит. Так и дошел. А как добрался - на часы глянул: И охуел тут Клочкед за сегодня в третий раз. (Второй после вмазки был, ну, понятно, да?) Если до Чевеида Снатайко чапал Клочкед битых сто минут, то обратная дорога заняла у него в четыре раза меньше! А шел он тем же темпом.

Такая вот параша со временем.

Потом Клочкед несколько недель эту временную аномалию на своей шкуре изучал. Пока костыли не бросил. А бросил он костыли - и пропал этот временнОй эффект.

Чудо, бля.


26. Беседа с трубами (разговор с веняками)

- Пошел восьмой час увлекательнейшего зашира. - Сообщило радио за стенкой голосом Озерова и Чевеид Снатайко понял, что его мощно глючит. - Российскую команду представляет Мастер Винта международного класса Чевеид Снатайко. Идут уже пятые сутки невиданного марафона...

- Чего ж невиданного? - Буркнул Чевеид Снатайко снова и снова прощупывая предплечье в поисках мазовой веревки. - И дольше бывало.

- Все соратники и представители команд-соперников остались уже давно позади. - Продолжал глюкавый комментатор. - Они сошли с дистанции кто на третьи, кто на четвертые сутки. И лишь Чевеид Снатайко, проявляя поистине героическую волю к победе, отважно увеличивает количество употребленных им кубов. На данный момент на счету спортсмена семнадцать квадратов. Он не прилег ни на секунду за те самые четверо суток, что прошли с начала состязания. Мы видим, как ужасно у него распухли ноги. Ему просто физически тяжело передвигаться. У него шатаются зубы, его тело покрыто ужасными незаживающими расчесами. Но не это самое страшное для неустрашимого марафонщика, а то, что ему уже больше некуда ставиться! Вены, как выражаются сами спортсмены-винтовики, ушли.

И сейчас все мы с невероятным напряжением следим, как Чевеид Снатайко пытается сделать себе очередную инъекцию. Игла входит под кожу. Чевеид Снатайко держит шприц хваткой многоопытного профессионала. Зажав его между средним и указательными пальцами, спортсмен пытается большим пальцем нащупать вену. Но вот, кажется, вена найдена. Игла продвигается вперед. Контроль. Контроль! Еще контроль! Пусто. Да, не повезло на этот раз Чевеиду Снатайко.

В любой момент он может отказаться от этого самоистязающего состязания уже с самим собой, и бросить пять кубов на кишку. Но, что мы видим? Из последнего места инъекции обильно потекла кровь. Это засралась струна.

Чевеид Снатайко решает ее не пробивать, а берет новую иглу. Что ж, значит, нам предстоит увидеть еще один подход нашего мастера к столь сложному снаряду, как пятикубовый медицинский шприц...

Надо сказать, что...

- Да, заткнись, ты! - Рявкает на Озерова Чевеид Снатайко. И радио послушно замолкает. Чтобы через минуту тихо-тихо начать исполнять Аллапугачевского "Арлекино". Но почему-то только припев. И бессчетное количество раз.

Чевеид Снатайко постепенно наполняется неописуемой яростью. Полтора часа, за которые прослушано немереное число гнусавых "А-ха-ха-ха. Ха! А-ха-ха-ха-ха!" и под которые сделаны десятка два бестолковых дырок, кого угодно выведут из себя.

Чевеид Снатайко не первый раз сталкивался со слухачками, слуховыми галлюцинациями или "голосами". Его опыт подсказывал, что бороться с ними можно, но реальными звуками. Но это помогает плохо. "Голоса" начинают повторять что-то за магнитофоном или радио, и получается такая шумовая атака, что лучше не надо. Можно самому постоянно что-то напевать. Но это требует нехилой концентрации. А когда мажешься - все внимание на веняки. И в один прекрасный момент можно начать понимать, что это не ты напеваешь, а звучит глюка.

Еще опыт говорил, что если уж появились слухачки - то с винтом пора подвязывать. На денек-другой. Выспаться и восстановить запасы жидкости и витаминов в организме.

Но Чевеид Снатайко и хотел подвязывать! Вот только втрескаться в последний раз, и подвязывать. А эта, последняя за марафон, вмазка оказалась самой коварной.

- Нет, ну десять часов уже мажусь - и ни хуя! - Говорит сам себе Чевеид Снатайко. - Все ж давно понятно. Если винт не дает себя вмазать - то и не надо его мазать. Если б я еще и придерживался этого правила!.. Ладно. Сейчас, вот, попробую поставиться. Если нет - то на кишку!

Чевеид Снатайко прекрасно помнит, что говорил себе то же самое и час, и два, и пять назад. Но ни разу он не сдержал своего обещания. Почему? Да не на кишку же в самом деле ставить винта? Его надо только в вену. А если не попал с первого-пятого-десятого-двадцатого-пятидесятого... и так далее, то на следующий вполне может статься, что фортуна внезапно заподозрит в тебе лицо кавказской национальности, причем активно-педерастичное, и ты ублаготворишься.

Отложив баян, Чевеид Снатайко получше перетягивает хэнду и принимается ее прощупывать, разыскивая, куда бы...

- Куда, куда, куда бы мне ширнуться: - Напевает Чевеид Снатайко на мотив арии Ленского.

- Да, сюда же! - Отвечает вдруг центряк. - В меня.

- Да ты же затромблен уж года два. - Вяло отмахивается от заманчивого предложения Чевеид Снатайко.

- Был затромблен. - Настаивает центряк. - А теперь давно растромбился. Только прохожу я теперь глубоко. Надень на баян шестерку, тогда в меня попадешь.

Но Чевеиду Снатайко не хочется менять пятерку на шестерку.

- Что, никого больше не осталось? - Интересуется он.

- Нет. Не осталось!..

- Да, нет! Осталось, конечно! - Нестройными голосами отвечают ему веняки.

- Так, осталось или нет? - Сердится Чевеид Снатайко.

- Осталось!

- А остальные куда подевались? - Голос Чевеида Снатайко суров.

- Как это куда? - Возмущенно голосят вены. - Ты же сам гоняешь по нам недощелоченый винт, протыкаешь насквозь где ни попадя, зашкуры постоянно устраиваешь... И еще удивляешься, что мы уходим?

- Но, веняки, милые, я что, нарошно, что ли? - Начинает оправдываться Чевеид Снатайко. - Вы ж иногда такие тонкие становитесь, что никак в вас не въехать...

- А ты за давлением следи. - Советуют вены. - Или распаривай под горячей водой. Или отожмись десяток-другой раз.... Мы и появимся. А тебе же все это лениво делать...

- Лениво. - Соглашается с венозными обличениями Чевеид Снатайко. - Но раз вы сами знаете, что мне лениво, неужели не можете подставиться так, чтобы я с гарантией попал и вас портил минимально?

- Мочь-то можем... - Соглашаются вены. Да, западло нам.

- Это почему же?

- А не ухаживаешь ты за нами. Другие торчки, вон, гапаринкой-бутадионкой мажут. Некоторые даже троксевазином! А третьи так и солкосерила не жалеют! А зашкур вдруг - так сразу на него спиртовой компресс. И мы целы - и следов не остается. А ты?

- Да нету у меня мазюк этих!

- А ты купи. Вот и будут. - Резонно возражают веняки. - Они ж недорого стоят. Ты больше на баяны да на струны лишние потратишь, чем на мази эти.

- И то верно... - Соглашается с венами Чевеид Снатайко. - Ладно, обещаю, куплю. Только дайте мне сейчас втрескаться!

- Ты постой. Нам посовещаться надо.

- А хули вам совещаться? - Недоумевает Чевеид Снатайко.

- А достоин ли ты последнего доверия.

- Почему это последнего?

- Так у тебя на самом деле один-единственный, последний-распоследний веняк-то и остался.

- Да неужто?!..

- Ага. И, представляешь, как нам всем его уговаривать придется, чтобы он под твою струну лег? А?!

- Представляю. - Понуро говорит Чевеид Снатайко, и понимает, что будь он сам, тем самым последним веняком, он никогда бы не дал втрескать в себя это месиво из винта и свернувшегося контроля.

Вены ощутимо забродили под его кожей. Чевеид Снатайко видит, как они ходят туда-сюда, перестраиваются, образуя совершенно новые комбинации. И, о чудо, вдруг на посиневшей от долгого перетяга руке выступает вена. Ништячная, мазовая. Такая, что в нее можно вмазаться с полутыка. С завязанными глазами. Наощупь.

И Чевеид Снатайко смело вонзает струну. Глубже. Еще глубже.

Контроля как не было, так и нет.

Чертыхаясь, Чевеид Снатайко вытаскивает баян. Из дырки опять обильно течет красная венозная кровь.

- Ну, веняки, здравствуйте снова. - Говорит Чевеид Снатайко. - Ну, милые мои, родные, готовьтесь к казни...

- На твоем месте, - Веско говорят вены, - Мы бы дали нам отдохнуть...

- Хуюшки! - Восклицает Чевеид Снатайко и вонзает баян уже наугад...

Чевеиду Снатайко удастся ширнуться. Но удача эта придет к нему лишь еще через три с половиной часа... Тридцать две дырки... Два пятикубовых баяна... Четыре струны... И сводящее с ума прослушивание безумного хохота Аллы Борисовны.


27. Карточки

Варил как-то Клочкед в одной кампании: И надо было порох с тарелки соскрести. А второго мойла не оказалось. Держит Клочкед лезвие с налипшим на него полужидким порохом, и не знает, что делать.

- Эй, - Говорит, - Есть чем мойку почистить?

- А пластиковая карточка подойдет? - Спрашивает один из спонсоров.

- Давай! - Соглашается Клочкед.

И протягивает ему спонсор Интернет-карту на 100 часов.

- Убери это! - Говорит второй спонсор, и достает из кошелька VISA-Gold.

- Да вы что тут, охуели все, что ли? - Возмущается третий спонсор и дает Клочкеду American-Express Platinum.

Ей-то Клочкед и соскоблил порох с мойки.


28. Резинка

Варил Седайко Стюмчек как-то винта. А огонь под реактором слишком шибким сделал. И потекла от жара этого серая резиновая пробочка, из которой отгон был сделан. И капли этой серой резины в винт попали.

Седайко Стюмчек все же винта доварил. Подумал, подумал, поприкидывал, да и втрескался.

Все нормально, только выхлоп во рту резиновый.

На любителя.


29. Гепатит на соколинке

Семарь-Здрахарь ширялся. И не просто так, абы чем, а винтом.

И вот, непонятно как, непонятно когда, и непонятно с кем, подцепил он стремную болезнь. Некоторые ее болезнью Боткина зовут, другие - желтухой, а третьи - Гепатит.

А как пожелтел Семарь-Здрахарь - отправили его на Соколинку, в инфекционную больницу. Там ему анализы сделали и штамп поставили в больничный - "Гепатит Бэ-Цэ".

Очень огорчился Семарь-Здрахарь этому обстоятельству. Загрустил даже.

А на следующий день к нему друзья пришли с дружественным рабочим визитом. И не просто пришли, а принесли ему винта!

Вышел к ним Семарь-Здрахарь. Смотрят на него други его и дивятся. Кожа у Семаря-Здрахаря желтая. И белки глазей его - тоже желтые. Словно попал он весь целиком в пары черного и они на коже и в зенках его так и остались.

И чтобы совсем уж подбодрить Семаря-Здрахаря, предложили ему совместно втрескаться. Ну, не одним баяном на всех, конечно, а из одной емкости.

Вот защелочили они шестеру винта. Выбрали по двушке на брата и ублаготворились. Кайфово ублаготворились. А баяны - сожгли, дабы пионерам неповадно было чужими гепатитными машинами ставиться.

Но на следующее утро смотрят врачи на Семаря-Здрахаря и понять ничего не могут. Был пациент желтый - стал белый. Ну, не белый совсем, а нормально-розовый. И склеры тоже нормальные стали. Непонятно.

Подержали Семаря-Здрахаря в больничке еще дня два - да и выпустили.

Но вирусоносителем он быть не перестал. И приходилось ему теперь свои баяны помечать, дабы оголтелые наркоманы не заразились. Но привык.


30. 28 банок

Седайко Стмчеку в последнее время не везло. Все помоечные контейнеры, которые он обшманывал в последние дня два и, даже, четыре, оказывались девственно пусты. Нот, конечно, всякое полуклиническое дерьмо в них наличествовало. Не было самого главного - терок.

И сюда, в это ответвление Великого Джефого Пути, Седайко Стюмчек заглянул, скорее, по привычке, нежели в надежде что-то откопать. Эта полукаличная славилась среди Седайко Стюмчеков своей безмазовостью.

И сей визит исключительным, на первый взгляд, не стал. Седайко Стюмчек лениво порылся в контейнере. Терок сверху не было. Решив, что нет их и ниже, Седайко Стюмчек хотел, было, покинуть такой негостеприимный контейнер, но вдруг заметил коробку.

Если бы она была странная хоть немножко, я бы сказал, что он заметил странного вида коробку. Но, как на зло, коробка была самой что ни на есть обыкновенной, и как ее заметил и выделил из других, точно таких же, в изобилии валявшихся около помойки, взгляд Седайко Стюмчека, до сих пор является загадкой прошлого тысячелетия.

Но Седайко Стюмчек, непонятным, может, даже и ясновидческим макаром ее приметил и раскрыл.

Внутри оказались совершенно неинтересные журналы выдачи бюллютеней, принятых и возвращенных обратно анализов и прочая бумажная лабуда. Среди всей этой ботвы валялась и пластмассовая настольная карандашница с прикрепленной к ней записной книжкой.

Седайко Стюмчек попытался отцепить записнуху от пластмассы, дабы разобраться на досугу, чиь телефоны в ней записаны и: Заметил, что внутри обложка немного приподымается. Под ней явно что-то лежало.

Палец скользнул под обложку, зацепил бумажный пакетик и извлек его на свет заходящего солнца.

Это оказался не паретик! Это оказалась стопка свернутых вдвое терок.

А когда Седайко Стюмчек их развернул, то он едва не пустился в пляс от радости. Терки оеазались не обычными рецептами с тремя колотухами. Терки оказались рецептами с четырьмя колотухами! Четвертой стояла гербовая печать полукаличной, а под ней - рочсерк главврача!

И всего таких нулёвых, настоящих, бесконечномазовых терок оказалось ровно семь экземпляров.

В тот же день Седайко Стюмчек заполнил каждую на четыре пузыря салюта, вместо обычных двух.

В тот же день Седайко Стюмчек успел отоварить три из них, получив ровно дюжину батлов. А на завтра количество салютана достигло 28-ми банок.

Все их Седайко Стюмчек отбил за раз и сварил две сотни кубов винта. Сотню он скинул, сотню проторчал с единомышленниками и соратниками по винтовому движению: И ровно через неделю он опять шарился в помойках в поисках терок.

Но второй раз, до самой завязки, ему так больше не везло.


31. Чешутся зубы

Один Семарь-Здрахарь был тупым. Когда к нему подваливали гопники и спрашивали его:

- Чо, зубы чешутся?

Семарь-Здрахарь честно отвечал:

- Нет!

И начинал пиздить гопников, как петлюровцы жидов, по ебалам. И гопники с позором съебывали.

А потом Семарь-Здрахарь сел на мульку. Ширялся он ей ширялся. И однажды втрескался он, и у него в натуре зачесались зубы. Изнутри. А потом и вовсе, на хуй, выпали.


32. Памятник Наркомании

Вчера Блим Кололей взял газету, развернул, чтобы высадить на нее мокрый порох и, вместо этого стал читать: Заметка называлась

"Паломничество наркоманов

Не прошло и недели, как рядом с посольством Великобритании был открыт монумент Михаила Шемякина, как он внезапно и для создателя, и для властей Москвы стал местом паломничества наркоманов. Среди пятнадцати фигур, олицетворяющих грехи, скульптор изобразил и наркоманию. Именно эта фигура стала объектом самого настоящего культового поклонения. Начало которому положил, по непроверенным сведениям, скандально известный писатель Баян Ширянов, который при скоплении заранее приглашенной прессы и наркоманов возложил к подножию Наркомании трубку для курения конопли, шприц и свернутый в трубку муляж стодолларовой банкноты.

С тех пор ежедневно дворники вынуждены выметать из-под основания скульптуры кучи использованных шприцов и порожних ампул. Не помогает даже круглосуточная охрана.

Но сегодня ночью произошел поистине беспрецедентный случай. Неизвестные злоумышленники осквернили монумент оригинальным способом: На скульптуру, Наркомании оказались приклеены сотни использованных шприцев!

До тех пор, пока скульптура не будет очищена полностью, доступ к композиции прекращен, а правоохранительные органы пытаются по анализу крови, оставшейся в приклеенных шприцах, определить их принадлежность.

Правительство же Москвы поставлено перед сложнейшей задачей: или перенести памятник в более спокойное и недоступное массовому паломничеству наркоманов место, как это ранее было сделано с нашумевшей скульптурой Церетели "Парад восставших мертвецов", или просить автора монумента удалить из композиции Наркоманию и заменить ее другим, менее привлекающим внимание грехом."

- Ишь, ты, ебёныть! - воскликнул Блим Кололей. Он вырезал заметку мойкой, которой хотел соскребать порох и принялся думать, как он, и его единомышленники могут отличиться перед другими торчекозниками...


33. Варка винта (железного)

Седайко Стюмчек не был избалован вниманием прессы. Торчал себе потихоньку, и торчал себе на радость. И никто его не искал, и никому-то он был не нужен, кроме: Да, настолько мало было этих "кроме", что и перечислять их смысла не имеет никакого.

Но, с другой стороны, и найти-то его было весьма проблематично. Затерялся такой неприметный Седайко Стюмчек в недрах мегаполиса и лишь иногда появлялся в определенных местах, дабы прикупить в них некие ингредиенты, мудрено называемые в мусорских сводках перкурсорами.

И, надо же такому случиться, в один из походов Седайко Стюмчека приняли менты. Этого не должно было произойти. На той точке вообще никогда ничего не приключалось. Седайко Стюмчек знал, что точка абсолютно безопасная, барыга башлял мусорам достаточно, чтоб ни его, ни его посетителей не беспокоили...

Ситуация сама по себе не шибко приятственная, но, несмотря на то, что Седайко Стюмчека взяли, что называется, с поличным, полиса вели себя как-то странно. Нет, все было как обычно: Седайко Стюмчека профессионально обшмонали, нашли все, что взял Седайко Стюмчек у барыги. И, что удивительно, не нашли ничего лишнего...

Пока один мент выписывал данные паспорта Седайко Стюмчека, другой совал под нос задержанного наркомана пакетики со стендалем:

- Ты знаешь, что это такое?!

Седайко Стюмчек лишь пожимал плечами.

- Ты мне тут, паскуда, ваньку не валяй! Это срок! Понял, ты, мразь?!

Седайко Стюмчек, зажатый между водосточной трубой и стеной дома, был наркоманом ушлым. Он давно сообразил, что менты разыгрывают перед ним кукую-то клоунаду. Судя по всему, в отделение его волочь не собирались, да и обыск без понятых ни один суд не признает законным, а уж пантомима "плохой мусор - хороший мусор" вообще был классикой жанра раскрутки торчка-пионера на все что угодно.

Но, повторимся, Седайко Стюмчек пионером-то не был! Сквозь зиплоки с красным и черным он втихую осмотрел местность. Поблизости стояла раковая шейка ППСников. А в ней: А в ней виднелся ба-альшущий объектив ба-альшущей скрытой видеокамеры, направленный на Седайко Стюмчека!

- Снимают? - Полюбопытствовал Седайко Стюмчек, кивком указывая на обнаруженную видеозасаду.

Один мент прекратил делать вид, что пишет, другой опустил руки и уставился на машину, словно впервые ее увидел. Тут из тачки выскочила какая-то тетка и, размахивая шалью, с криком:

- Ну почему вы остановились? - Помчалась к Седайко Стюмчеку и легавым.

- Он камеру заметил. - Стал оправдываться злой мент.

- Ну, я же просила вас, чтобы все по-настоящему! - Возмущалась тетка.

- Так все как обычно и было: - Встрял добрый мент. - Задержание, личный досмотр, проверка документов...

- Вы хотите сказать, что ничего больше быть не должно?

Менты и Седайко Стюмчек посмотрели на тетку как на сумасшедшую.

- Дальше - в отделение. Обыск при понятых: - Стал расписывать добрый мент.

- Нам этого не надо! - Оборвала его сумасшедшая тетка и как-то не по хорошему посмотрела на Седайко Стюмчека. - Теперь нам нужен он. - И ее указующий перст впечатался в грудину наркомана.

- Конечно, забирайте. - Облегченно вздыхая, закивал злой мент так, что фуражка чуть не слетела с его стриженой головы. - Но, смотри! - Рыкнул он, обращаясь уже к Седайко Стюмчеку. - Что будет не так, если она - кивок на тетку - на тебя пожалуется: Ты пожалеешь, что на свет родился! Понял, гнида?!

- Да, понял, понял... - Сморщил нос Седайко Стюмчек и, получив вместе с паспортом прощальный, незаметный для сумасшедшей тетки тычок в ребра, пошел вслед за ней.

- Мы снимаем документальный фильм о наркоманах. Я - его режиссер. - Вещала тетка. - Мы снимаем их в естественной среде:

"Как львов в дикой природе:" - Подумал вслух Седайко Стюмчек.

"Скорее, как шакалов или гиен." - Подумала вслух сумасшедшая режиссериха.

- ...и они рассказывают на камеру историю своей жизни. Про то, как стали наркоманами, и как им в этой ипостаси живется. Понятно?

-Ага! - Кивнул Седайко Стюмчек. Ему нисколько не хотелось становиться звездой телеэкрана, но последнее обещание злого мента звучало впечатляюще и внушительно. - А сколько народа вы уже наснимали?

- Вообще-то ты первый. - Призналась тетка.

- И что, я просто так буду сидеть и рассказывать?

- Нет. Мой замысел серьезней. Ты во время рассказа будешь готовить свой наркотик и потом им колоться.

- Так мне ж не из чего: Я сейчас должен был на другую точку ехать. - Стал жаловаться Седайко Стюмчек. - За...

- Этим? - И сумасшедшая режиссериха запросто достала из стоящей в машине ППСников сумки несколько пузырей сала.

В голове Седайко Стюмчека вихрем стали носиться мысли противоположных направленностей: "Съебаться. Проглумить. Наебать. Кинуть. Спиздить."

Но и тетка оказалась не столь наивной. Видя, как заблестели глаза у Седайко Стюмчека, она тут же убрала фуфыри обратно и твердо сказала:

- Один - для съемок. Два потом тебе - если мне понравится то, что ты расскажешь.

За три халявных банки Седайко Стюмчек мог: Мог Седайко Стюмчек: Да он и сам не знал, что он мог за такое сделать! Все! Или почти все. За исключением одного - подставиться...

- А вы мне квадратик на глаза сделаете? - Спросил он с надеждой.

- Мы всю твою голову спецэффектом закроем. Будут видны только цветные квадратики.

- Тогда я согласен - снимайте! - Решился Седайко Стюмчек.

- Еще бы! - Хмыкнула сумасшедшая режиссериха.

Через минуту, сидя в ментовской тачке, зажатый между оператором и теткой, заветная сумка осталась прижата режиссерихой к дверце машины, и вывернуться так, чтобы выцепить из нее хоть что-нибудь не было ни малейней возможности, да и добрый мент сек за Седайко Стюмчеком в зеркальце посреди лобовухи, наркоман заметил, что за раковой шейкой в небольшом отдалении следует нехилых размеров фургон с надписью "Телевидение". Дело оказалось поставлено куда серьезнее, чем он полагал в начале.

Менты, даже не спрашивая, куда ехать, прирулили прямо к подъезду Седайко Стюмчека. Телефургон остановился впритык, и из него тотчас высыпали какие-то люди и принялись с лихорадочной поспешностью вытаскивать бухты черных кабелей, разматывать их, присоединять их один к другому:

- Сейчас снимаем, как герой подходит к двери подъезда и открывает ее. Три камеры. - Командовала сумасшедшая режиссериха. - Первая - стационар. Общий план. Вторая - идет вместе с героем. Третья - стационар - внутри подъезда. Осветители - приготовьтесь! Снимаем через пять минут.

И тут для Седайко Стюмчека начался настоящий дурдом. Три раза он открывал дверь подъезда, ибо в первый раз он плохо прошел, во второй - прошел хорошо, но ему навстречу вышел вдруг сосед. Четыре раза поднимался Седайко Стюмчек по лестнице. Когда он в третий раз неправильно открыл свою дверь, Седайко Стюмчик вспылал. Он развернулся к сумасшедшей режиссерше, медленно подошел к ней и процедил:

- Если вам это нравится, то издевайтесь над своими людьми как хотите. Я больше не могу. Сдавайте меня обратно ментам, делайте что хотите, но больше я не пошевелюсь!

- Что случилось? - Недоуменно спросила тетка. - Все ведь так хорошо и быстро идет!

- Быстро??? - Вспыхнул Седайко Стюмчек. - Я в квартиру уже битых полтора часа попасть не могу!

- Так это же кино! - Выщипанные брови сумасшедшей режиссерихи ползали то вверх, то вниз, то в произвольном направлении.

- А у меня - ломки. - Отрезал Седайко Стюмчек и сел на ступени. Он картинно закатил глаза и начал хрипеть.

Конечно никаких таких ломок у торчка не было, ему просто очень хотелось втрескаться. Да и менты, которым давно надоело это киношное шебуршение, свалили по своим делам, и теперь вряд ли кто-то смог бы разоблачить игру винтовика.

- Эй! Эй!.. - Тетка потрясла Седайко Стюмчека за вялую руку. Наркоман жалобно застонал. - Эй! Врача!

Один из осветителей, очевидно считающий, что он обладает фельдшерскими навыками, похлопал Седайко Стюмчека по щекам. От этих ударов голова наркота довольно ощутимо стукнулась об стену. Да и сами оплеухи заставили загореться ланиты Седайко Стюмчека, и так уже опаленные мощными софитами.

Наркот понял, что квалифицированной помощи ему не дождаться. А уж коли он будет ее дожидаться - то его, чего доброго, или измордуют или вообще убьют.

- Мне сварить надо... Срочно... - Прокашлял торчок.

- Хорошо, хорошо... - Закивала сумасшедшая режиссериха. - Вступительные сцены ты потом сможешь отработать?

- Потом - да: А сейчас мне втрескаться надо:

- Втрескаешься. Обязательно втрескаешься. Ну, поднимайся. Стоять можешь?

- Пока не встану - не узнаю. - сообщил Седайко Стюмчек и медленно, опираясь на руку садиста-осветителя, водрузился на ноги. Пошатался чуток, подержался за стену, за перила и, сопровождаемый множеством взглядов, вошел, наконец, к себе.

Следом валила толпа:

Седайко Стюмчек никогда не варил при таком стечении незнакомого народа. И вообще, любил он варить в одиночестве. А своих оголтелых винтовых приятелей вообще выгонял прочь из квартиры, пока все не будет готово.

Стараясь не обращать внимания на мужиков с камерами, которые постоянно вертелись вокруг него, Седайко Стюмчек быстро зажарил халявную банку, отбил порох, смешал его с компотом, который вернули менты и сел следить за реакцией.

Сумасшедшая режиссериха, видя такое дело, что ее герой сел недвижим и молчалив, решила вмешаться в процесс:

- Камеры стоп! Слушай, ты так и будешь сидеть? - Спросила она, обращаясь к Седайко Стюмчеку.

- Ага. - Не оборачиваясь, молвил Седайко Стюмчек. - Самая ответственная фаза!

- А ты можешь, пока она идет, что-то рассказать на камеру? Мы же договаривались.

Седайко Стюмчек прекрасно помнил об обещанных банках, но полагал, что вещать что-то он будет лишь после поставки. Прикинув, он решил, что на несколько минут он вполне может отвлечься, и отвернулся от реактора.

- Снимайте! - Согласился наркоман.

- Камеры - мотор! - Скомандовала сумасшедшая режиссериха.

- Случилось это тогда, когда я еще не был Седайко Стюмчеком. - Начал Седайко Стюмчек, глядя на то, как ходят туда-сюда лепестки диафрагмы за толстой линзой объектива. - Лет шесть или семь назад.

Я тогда только жрал синьку и ни о каких наркотиках и знать не знал. И был у меня приятель. Звали его Семарь-Здрахарь. Я, так, подозревал, что он потребляет не только портвейн, водку и пиво, но и еще что-то такое. Но уверенности особой в этом не было. Ну, мало ли, может, человек по жизни такой: Странный.

И вот однажды: Нажрались мы с ним до поросячьего визга. Как белочку не схватили - не знаю. Но выжрали столько: Я сейчас вспоминаю: Ну, не способны двое пацанов, а нам тогда лет по двадцать было, только из армии вернулись, выжрать такое количество водяры.

Ну, да суть не в этом. Сидим мы у Семаря-Здрахаря. Я лыка не вяжу. Он - еще немного соображает. Но я, хоть и как собака, сказать не могу, но все понимаю... Или не понимаю, но помню...

И тут звонок в дверь. Привалили телки. Я им налить порываюсь, а они носы воротят, и к Семарю-Здрахарю. И тихонько так начали с ним о чем-то тереть.

"Есть все, - говорят - свари только."

"На хуй!.."

- Ой, чего это я? - Испугался Седайко Стюмчек. - Я спросить забыл: матюгаться-то можно или как?

- Можно, можно: - Успокоила наркомана сумасшедшая режиссериха. - Говори как хочешь.

- "На хуй!" - Повторил Седайко Стюмчек слова Семаря-Здрахаря, и продолжил, - говорит Семарь-Здрахарь и на меня кивает. И шепчет девкам что-то.

Я силюсь понять, ни хуя не понимаю. И тут телки эти меня хватают и куда-то ведут.

Я думаю: "Во, ништяк, поебусь!". Но не случилось. Или случилось, да я забыл уж: Ну, да не важно. Важно то, что пихают они меня в тачку и везут куда-то. А я до тачки еще держался. А внутри меня так разморило, что я считай в конец вырубился.

Очухиваюсь от того, что мне кто-то водой в грызло брызжет. Я глаза продираю - телки. Одетые.

"Раздевайсь! - Приказываю я им. - Йябацца будим бес трусоф!"

А они не реагируют:

"Ты когда винт варить будешь?"

"Винт? - Спрашиваю. - Какой такой винт?"

"Не прикидывайся. Нам Семарь-Здрахарь сказал, что ты лучший в городе варщик винта!"

"Хорошо. - Соглашаюсь. - Лучший так лучший. Мне вообще все равно, что варить, винты, гвозди!.."

"Нам гвозди не надо. Ты нам винт свари."

"Запросто!" - говорю.

"Все что надо - на кухне. Будет готово - скажешь."

"Добазарились!"

Кое-как проковылял я на кухню. Нашел самую большую кастрюлю. Налил в нее воды. Газ на плите зажег и бросил в нее свой винт.

Какой? Да я вместо кастета, район-то у нас шпанистый, таскал в кармане огромный, такой, ржавый винт. Чтоб отмахаться, ежели что...

Вода еще не закипела, а я опять срубился. И, видно, времени-то много прошло. Чувствую - тормошат меня эти девки.

"Ну, где винт?" - Спрашивают.

"Вон, - говорю, - в кастрюле!"

Они в кастрюлю заглянули. Увидели, что там винт варится... Железный... Схватили они эту кастрюлю...

Как я от кипятка увернулся - до сих пор не знаю.

Таким, вот, было мое первое знакомство с варкой винта.

А уж потом, когда я очухался, и пошел Семарю-Здрахарю хлебало чистить за такую подставу, он и сам навстречу идет. И, с понтом, не при делах.

"Что случилось? - участливо, так, падла, спрашивает. - Или девушки тебя не удовлетворили?"

Я ему сначала сказал все, что думаю о нем, его родне, о его знакомых и, в частности об этих ёбнутых телках. Потом рассказал, что случилось. Как сварил я этим девкам винт, а им он почему-то не понравился.

Семарь-Здрахарь едва не проблевался от хохота. Ну а я момент улучил, схватил его за вольсья, голову задрал, финарь к кадыку приставил и требую:

"Отвечай, гондон дырявый, что за подставу ты мне устроил?"

"Успокойся. - Захрипел Семарь-Здрахарь. - Хочешь попробовать, что за винт ты должен был сварить?"

"Давай!" - Говорю.

"Так убери заточку! - требует теперь Семарь-Здрахарь. - Как я тебе с ней у горла покажу?"

Я отпустил его, но финарь не убираю. И тут достает Семарь-Здрахарь из кармана шприц. А в нем жидкость какая-то.

Я уколов с детства боюсь. Но тут отступать уж некуда. Сам согласился отведать.

И втрескал меня Семарь-Здрахарь в парадняке тех самых девиц.

И так состоялось мое второе знакомство с вареным винтом. Ну, а с тех пор мы с ним такими друзьями стали...

Ну, собственно, почти вся история. Седайко Стюмчек сварил себе винта, втрескался. Отработал на таске все, что от него потребовала сумасшедшая режиссериха. Получил свои две банки и устроил небольшой марафон.

А фильм так и не вышел. Кто-то на телевидении просмотрел отснятый материал - и запретил. Как пропаганду наркомании.

Но Седайко Стюмчек до сих пор рассказывает всем, как он выдал доверчивой тетке из говорящего ящика старую винтовую легенду за историю, которая с ним, якобы произошла. И как он на этом нагрелся.


34. Полет мульки в окно

В один зимний день пришел к Клочкеду в гости Шантор Червиц. И принес Шантор Червиц несколько пузырьков, на которых было написано "эфедрин".

Клочкед такому подарку обрадовался. Ибо сопливелся он и избавиться от соплей ему не помешало бы.

Но не переводить же добро на интранозальное употребление? И решили, даже не сговариваясь, Клочкед и Шантор Червиц мульку замулить.

Вот разложили они стрем-пакет. Засыпали-закапали. По кубику хлористого кальция залили, чтоб зубья не крошились, и сидят, ждут, когда муля поспеет.

И тут слышат они - дверь в квартиру открывается. Предки. Привалили, когда не ждали.

Не охота Клочкеду быть предками постреманным. Да и Шантору Червицу такое тоже не в кайф было бы. Заметались они по комнате. Куда спрятать? А спрятать-то и некуда. А шаги предочьи уж у самой двери.

Решился тогда Клочкед на радикальное решение проблемы. Стрем-пакет, вместе с баянами, химикатами и мулькой недоваренной сгреб, и в окно выбросил. С пятого этажа!

Предок вошел. Спросил строго:

- Клочкед. Ты же болеешь! Почему у распахнутого окна стоишь?

- Да я не стою. - Ответствовал Клочкед. - Я проветривал. А щас - закрываю.

- Ну, ладно. - Строго покивал предок и удалился.

А у Клочкеда и Шантора Червица как камень с души. Не постремали.

Но мульку-то жалко.

И договорились Шантор Червиц и Клочкед о плане действий.

Шантор Червиц ушел, попрощался с предком. А Клочкед в окно наблюдает. Подошел Шантор Червиц к выброшенному стрем-пакету, валяющемуся в сугробе, развернул. Наверх посмотрел и два пальца показал. То ли два пузыря осталось, то ли два пузыря вылилось.

Клочкед ему руками машет: не понимаю.

Шантор Червиц отвечает: опять два пальца показал, а потом большой. И ушел.

Хорошо.

Через четверть часа вновь появился Шантор Червиц. Клочкед все понял и пошел мусор выносить. А у трубы мусоропровода - Шантор Червиц. Отдает Клочкеду стрем-пакет и баян десятикубовый с мулькой уже выбранной.

Пришел домой Клочкед и втрескался в сортире.


35. Помоешные варианты

Моментальный снимок.

Винтоварня, сиречь кухня. В контурах и линиях можно выделить три антропоморфные фигуры. В центральной внимательный взгляд моментально признает Блима Кололея. Он стоит лицом к нам, и на его фейсе выражение, долженствующее выражать задумчивость. В его правой руке бутыль с некой жидкостью. Жидкость двуслойная. Сверху, то, что когда-то было тягой. Снизу морковного цвета хрень, бывшая некогда салом. В правой руке - дымящийся бычок. Предплечья, и не только, покрыты дорогами, зашкурами, гематомами и прыщами. Его красные зрачки величиной с семирублевую монету. Но, хватит пока про него. Левее Блима Кололея - Клочкед. Нам виден только его затылок. Клочкед - на замороке. Он смотрит в окно. На фотографии этого не понятно, но коли это был не снимок поляроида, а дагерротип позапрошлого века, то на нем смазанными оказались бы все, кроме Клочкеда, ибо тот неподвижен уже около шести часов. Особого описания он не заслуживает, ну, Клочкед, как Клочкед. Стандартный, такой, Клочкед. Не более того. По правую руку Блима Кололея - Светик Зашкуррр. Она улыбается с отсутствующим видом. "В-рот-ман-с" в ее пальцах давно превратился в длинный пепельный столбик, но она этого не замечает и ритмично покачивает головой в такт своим внутренним мелодиям. Впрочем, какое "покачивает"? Ее запечатлели застывшей в странном положении, простебанном и Задорновым, и всеми, кому было не лениво: "Что ты милая смотришь искоса, низко голову наклоня?.." И, если уж продолжать чапать по песням, то Светик Зашкуррр - "девка голосистая", ну, из тех, что "звонко поют" и не дают добрым молодцам. Она, в отличие от мужиков, на которых есть рубахи и майки, сидит топлесс. В центре треугольника, образованного этими персонажами - кухонный стол. Он девственно чист ото всяких винтоварных приспособлений. Единственное, что выдает в нем винтоварный стол - так это несколько характерных йодных пятен, да одинокий новенький двадцатикубовый баян. Но ты, тот кто считает, что если написано, что "на кухне трое", - значит там в натуре трое - О, как ты не прав. А кто на это все смотрит? А? Ты? А хрена! Это Лизка Ухваттт! И нет у нее никакого "поляроида", и нет никакого снимка, а это ты, мой прозрачный читатель, увидел все это отраженным в ее глазах, и, одновременно, сделал поправку на реальное положение вещей, то бишь, поменял "лево" на "право" и наоборот! Так-то!

Мотор! Хлопушка! Актеры, начали!!

- А не отбить ли нам вторяки?

Пепел у Светика Зашкуррр падает на стол, переламывается пополам и часть его продолжает движение вниз, оказываясь на джинсах Светика Зашкуррр. В тот же момент Клочкед поворачивает голову. Слышно, как скрипят его мышцы, затекшие от длительной каталепсии.

Блим Клололей рад произведенным эффектом:

- Я хочу отбить вторяки. - Повторяет он.

- Хули орешь? - Пытается выдавить из себя Клочкед, крайне недовольный тем, что его-таки отвлекли от замороки, но предлагаемый процесс на порядок интереснее смотрения на движение облаков и выстраивание их в геометрические и прочие фигуры фаллической направленности.

- Так в прошлый раз же почти все отбили. - Лизка Ухваттт - деваха сведующая. Она даже несколько раз пыталась варить самостоятельно и теперь при всяком удобном случае пытается доказать свою варщическую квалификацию. Но на это до сих пор ни один из мужиков не повелся.

- Почти! - Трясет бутыль с вторяками Блим Кололей. - Должно остаться еще две сотки. Да и с прошлой сессии вторяки с четырех банок остались:

Клочкед, проведя приблизительные вычисления, врубается, что может получиться по нехилой вмазке в каждое рыло, и, с готовностью отворачивается от окна окончательно, поскольку некоторое попущение уже давненько дает о себе знать, и облака уже не с такой готовностью принимают желаемые формы.

- Дай потрясу. - Голос Клочкеда выдает не слова, а отдельно взятые почти произвольные звуки, которые, каким-то чудом складываются в членораздельную речь. Рука Клочкеда, поскрупывая, поскрапывая и поскрипывая тянется в направлении бутылки с вторяками.

- Да, на... - Блим Кололей с готовностью отдает бутыль и принимается искать компот.

Клочкедова конечность начинает совершать вертикальные возвратно-поступательные движения. Светик Зашкуррр и Лизка Ухваттт зачарованно следят за тем, как постепенно интенсивность движений возрастает. Это сопроволждается хрипами, хрустением и хромыханием, издаваемыми застоявшимся, во всех смыслах, организмом Клочкеда. Вскоре звуки эти сливаются в один сплошной вой. В бутыли с вторяками появляется желтоватая пена, другая - несколько зеленоватого отлива, выступает на губах Клочкеда. Рука его трясется все сильнее, а с ней и все клочкедовское тело. Его глаза, и так со зраками по семь копеек одной монетой, уже вознамерились вылезти из орбит и закачаться на ветру нераспустившимися бутонами пахнущих свежим мясом орхидей. Пена с клочкедовских губ начинает разлетаться по кухне, заляпывая кафель, пол и винтоварный стол вместе с сидящими за ним герлами.

Бутыль уже долбится со скоростью отбойного молотка или невъебенной центрифуги. И вот, грозная сила трения наконец заявляет о себе самым решительным образом. Бензин внутри внезапно вспыхивает. Бутыль с вторяками взрывается в пальцах Клочкеда, бензин моментально разливается по кухне и всю ее пожирает бушующее пламя.

Контрахроника.

Тут все и должно закончиться? Не так ли, мой недоумевающий прозрачный читатель? А хуюшки! Кто тут автор, ты, или я? Вот, как хочу, так и будет. Вернемся в прошлое на четыре минуты и восемнадцать секунд - и всех делов-то.

Ты смотрел сериал "Кувалда"? Нет? Поверь, я знаю, что я делаю!

- Дай потрясу. - Голос Клочкеда выдает не слова, а отдельно взятые почти произвольные звуки, которые, каким-то чудом складываются в членораздельную речь. Рука Клочкеда, поскрупывая, поскрапывая и поскрипывая тянется в направлении бутылки с вторяками.

- Да, на... - Блим Кололей с готовностью отдает бутыль и принимается искать компот. Баклажка из-под сала с кислым и сволочь находятся без труда в стрем-пакете. А вот стендаль исчез без следа.

- Бля... - Шепчет себе под нос Блим Кололей. - Ведь я точно помню, что еще оставались:

- Что оставалось? - Спрашивает Лизка Ухваттт.

- Да, красный с черным. - Раздраженно поясняет Блим Кололей. Он втыкает в расклад, а расклад ведет к поискухе. А поискуха, это такая: Это такая, брат, заморока, что: Что пиздец всему: Или не всему, а так, части всего. Но нехилой такой части: В общем, все будет перевернуто, перерыто по десять или двадцать раз: После поискухи найти что-то нужное можно уже только положившись на интуицию или волю случая.

- А ты куда их клал? - Удивительно трезвый вопрос от телки, торчащей, как шпала.

- Да, никуда я их, на хуй, не клал! - Орет Блим Кололей. - Я приходовался. Прихожу - все убрано.

- Тогда, кто все убирал? - Удивительная логика, особенно для женщины, прущейся, как мокрый хуй по стекловате.

Блим Кололей и Лизка Ухваттт несколько секунд молча смотрят друг на друга. У Блима Кололея отвисает челюсть, а Лизка Ухваттт многозначительно поднимает остатки бровей. Блим Кололей Переводит взгляд на Клочкеда, а Лизка Ухваттт на Светика Зашкуррр.

- Кто? - Едко спрашивает Блим Кололей.

- Кто? - Зловеще вопрошает Лизка Ухваттт.

- Да, отъебитесь, вы. - Машет на них бутылкой со вторяками Клочкед, сбавляя обороты. - Забыли, кто варил?

Квартира спасена. Ура мне!

Блим Кололей кивает. Действительно, варил Клочкед, он же и первым ставился и, значит, в приборке винтоварного стола участия не принимал.

Взгляд Блима Кололея перемещается на Светика Заркуррр. Совместное смотрение выводит ее из ступора. Светик Зашкуррр начинает осознанно шевелиться, смахивает пепел с джинсов и, сощурившись, смотрит на бьющие зловещим красным светом глаза Блима Кололея и Лизки Ухваттт.

- Вы чего? - Спрашивает Светик Зашкуррр.

- Ты убиралась!? - Хором говорят Лизка Ухваттт и Блим Кололей.

- Ну, я... - Лениво отмахивается от режущих глаза лучей, источаемых зрачками винтовых Светик Зашкуррр.

- Куда ты компот дела? - Орет на нее Блим Кололей.

- Да, никуда я ничего не девала. - Светик Зашкуррр начинает понимать, что дело-то серьезное. Компот это: Это такая, брат, ценность: В общем, без него - никуда. И, за долгие месяцы ширяния истина эта успела отложиться в долговременной памяти Светика Зашкуррр и теперь без изменений оттуда успешно извлечена.

- Я баяны собрала, пузырьки, а бумажки всякие ненужные - выкинула. - Признается, наконец, Светик Зашкуррр.

- Ага!!! - Торжествующе воскликивает Блим Кололей! - В них и был компот завернут! - И он лезет под раковину и извлекает набитое до краев помойное ведро:

За те двое суток, что прошли с начала винтовой сессии, туда было что покласть. Добрый десяток пепельниц, пакет с прокисшим молоком, кучи чайных нифилей вперемешку с юзаными баянами, струнами и прочими пищевыми и торчальными отходами.

Светик Зашкуррр с ужасом взирает на это сосредоточие мусора. Даже Клочкед прекращает трясти бутыль с вторяками и присоединяется к вдумчивому созерцанию помойки.

Лишь Блим Кололей настроен крайне решительно. Он расстилает на полу газету и, предварительно вытащив пакет с прокисшим молоком, вываливает на нее все ведро! Вне своей емкости весь этот мусор являет собой крайне удручающее зрелище. В нем постоянно происходят какие-то подвижки, шевеление, и, участникам марафона, у которых в глазах и так все сдвигается, глючится, что эта куча мусора - живое существо и через секунду-другую из него вылезет какая-то пакость типа дерьмодемона, хотя "Догму" из них смотрел только Клочкед.

Но дерьмодемона не появляется, это же киношная выдумка, зато из-под всякой гадости показывается наркоништяк. Он состоит из использованных машин, его одежда - фантики из-под струн, он щерит в добродушной улыбке острейшие выборки: Впрочем, некоторые из них достаточно тупые: Его пальцы - оранжевые пятерки. Его хуй - белая десятка.

- Подставляйте веняки, мальчики и девочкИ! - Говорит наркоништяк.

В его баянах и венах, сделанных из кербиков, взятых из системы для переливания крови, течет чистейший винт. И все марафонщики, блаженно улыбаясь, радостно подставляют наркоништяку свои истыканные руки. И их нимало не заботит, что аппаратура-то уже пользованная: Что в ней чей-то контроль: А ведь у Блима Кололея и Лизки Ухваттт - гепатит Ц:

Стоп! Чего это я?

Ведь тогда все на этом и закончится. Все втрескаются, поставятся, вмажутся, а потом начнут ебаться, ебаться, ебаться: А кому это интересно?

Вот тебе, мой недоумевающий прозрачный читатель, это интересно? Ах, тебе интересно, маньяк ты сексуальный! Так обломись, симпатяга!

Контрахроника 2.

Время, назад!

Нет, ну какого хуя этот наркоништяк вылупился именно сейчас? Нет, положительно, мои герои прекращают мне повиноваться. Ведь наркоништяк - вообще из другой главы, да и: Но об этом чуть позже. Итак, продолжим: В смысле, начнем со старого места.

Блим Кололей настроен крайне решительно. Он расстилает на полу газету и, предварительно вытащив пакет с прокисшим молоком, вываливает на нее все ведро! Вне своей емкости весь этот мусор являет собой крайне удручающее зрелище. В нем постоянно происходят какие-то подвижки, шевеление, и, участникам марафона, у которых в глазах и так все сдвигается, глючится, что эта куча мусора - живое существо и через секунду-другую из него вылезет какая-то пакость типа дерьмодемона, хотя "Догму" из них смотрел только Клочкед. Конечно, никто оттуда не лезет, нету там никого:

Кажется, что найти в этом скопище отходов какие-то мелкие бумажки, просто невозможно. Однако Блим Кололей становится на колени и, вооружившись десятикубовым баяном с выборкой, принимается раскапывать бычки, подцепляя на струну все кулькообразные, пакетиковидные и прочие подозрительнопохожие на требуемые бумажки.

Лизка Ухваттт, славящаяся своей невозмутимостью, невозмутимо отступает на несколько шагов и, доблестно сдерживая рвотные порывы, в моменты когда на выборку подцепляется селедочный хвост, с которого сыплются петухи, пепел и струны, невозмутимо скипает в комнату.

- Я трескаться не буду! - Успевает она произнести, но на это никто просто не может обратить внимания, ибо все внимание оставшихся присутствующих настолько безраздельно занято происходящим на полу, что на поглощение любой другой информации его не хватает.

Газеты давно не хватает. Мусор расползается уже по полу, но Блим Кололей продолжает свои археологические изыскания. Теперь он завладел банкой из-под шпрот и выскребает из нее последние чаинки.

Клочкед, больше не в силах сдерживаться, присоединяется к Блиму Кололею. Вторяки уже отбиты и теперь ничто не может удержать Клочкеда от погружения в помоечную стихию. И, надо сказать, ему везет. И везет практически сразу. Ведь Клочкед подходит к процессу поисков мало того, что творчески, так еще и использовав свой интуитивно-логический ясновидческий инстинкт. Клочкед завладевает ведром. Там остается еще газетка. И под ней-то, среди прилипших окурков, и обнаруживаются искомые два масеньких кулька с черным и красным:

Блим Кололей еще некоторое время, по инерции, роет мусор, но, наконец, до него доходит причина его безуспешных изысканий, которой Клочкед несколько минут машет у него перед носом.

- Что, нашел? - Разочарованно молвит Блим Кололей. Он вздыхает и, взяв веник и совок, начинает подметать кухню. Гомогенизированный мусор вновь заполняет собой ведро. Туда же водружается пакет с прокисшим молоком и пол винтоварни, наконец, свободен для перемещений по нему и это немедленно принимается использовать Клочкед. Он принимается порхать по кухне, перемещая разнообразные предметы. Все это действо похоже на вырезанный кусок некого балета. Строго размеренные движения руков и ногов. Ни одного лишнего движения. Все подчинено одной общей, и столь ожидаемой, цели. Досыпать, долить, выбрать, капнуть, помешать, взболтать, налить, перемешать, сыпануть, сыпануть, встряхнуть: И все это - варка винта!

И вот реактор, под пристальными взорами Клочкеда, Блима Кололея и Светика Зашкуррр пыхтит, выдавая из отгона колечки белого пара. По его стенкам скатываются коричневые капли. Процесс идет.

И вот, Клочкед нахмуривается и, покачивая своей головой и головой Блима Кололея, возвещает:

- Кажись, готово...

- На сколько бодяжм? - Вскользь интересуется Светик Зашкуррр.

- Лизка не будет. - Вспоминает Блим Кололей. - Значит, на треху:

Клочкед согласен с этим выводом, и в реактор заливаются три квадрата аква отчасти дистиллята из чайника.

- А трескаться есть чем? - Озабоченно спрашивает Светик Зашкуррр.

Блим Кололей лезет в пакет с баянами и, пошарив в нем пятерней, удрученно произносит:

- Пусто...

- Как пусто? - Восклицает Клочкед. - Мы что, все баяны израсходовали?

- Выходит, все. - Констатирует Блим Кололей.

- Бля. - Ругается Светик Зашкуррр.

Блим Кололей смотрит на Клочкеда.

Клочкед смотрит на Блима Кололея.

В их головах шевелятся идентичные мысли.

Они синхронно тянут руки к дверке, прикрывающей мусорное ведро, спрятанное под мойкой:

- Вы что, хотите помойными машинами ставиться? - В ужасе спрашивает Светик Зашкуррр.

- Да все ништяк! - Успокаивает ее Клочкед.

- Мы ж помним у кого какой. - Заверяет Блим Кололей.

- Я не буду! - Светик Зашкуррр, прикрывая ладонями рот, споро присоединяется к Лизке Ухваттт.

Блим Кололей и Клочкед пожимают плечами:

- Нам же больше достанется...

Они берут ведро и вываливают его на заблаговременно подстеленную газетку. Благополучно забытый пакет с прокисшим молоком разливается по полу. Сигаретный пепел, бычки, струны и все остальное, включая селедочный хвост, оказывается в серо-желтой бугристой массе, в которой изредка появляются красные и синие кусочки плесени. Но это не останавливает помоешных изыскателей. Они впиваются хищными взглядами в это месиво. Их взоры выхватывают оттуда баяны. А пальцы тоже выхватывают баяны. Обнаруженные.

- Это не мой. - Говорит Клочкед, держа двумя пальцами машину с налипшими на нее рыбьими чешуинками, чаинками и чепушинками.

- Это Лизкин. - Определяет Блим Кололей. - Она недогнала однажды:

- Это твой! - Восклицает Клочкед, выхватывая пятерку с выборкой и контролем.

- Да. - Соглашается Блим Кололей. - Это я ставился...

Баян препровождается в раковину.

- А это твой! - Блим Кололей достает из мусора спрыч с наполовину вытянутым поршнем и тоненькой четверкой, которая проткнула фантик от баяна и вся покрыта молочной сывороткой вперемешку с нифилями.

- Да... - Кивает Клочкед.

- Ну, что, убираем, моем и ставимся?..

- Ага... - Вздыхает Клочкед, понуро глядя на расползающееся по полу прокисшее молоко:

Насквязь мокрый мусор совместными усилиями второй раз препровождается в ведро. Баяны моются проточной водой, потом завалявшейся в холодильнике водкой. Они наполняются полутора кубами винтового вторяка и втыкаются в веняки Клочкеда и Блима Кололея:

Вот так, мой дорогой сексуальный маньяк и, по совместительству, недоумевающий прозрачный читатель:

Ты думаешь, что это все? А хрена. Есть и продолжение:

Протохроника.

Блим Кололей и Клочкед поставились почти одновременно. Приходоваться они пошли в комнату. Туда, где гнездились отказавшиеся трескаться девки.

Но, едва они открыли дверь, им в ноздри ударил густой конопляный дух. Светик Зашкуррр и Лизка Ухваттт сидели на диване и во всю пыхтели двумя уже почти кончавшимися пионерками. Сама травка, в огромном зиплоке, валялась тут же, между ними.

- Суки! - Заорал Блим Кололей.

- Бляди! - Заверещал Клочкед.

- Мы приходоваться пришли...

- А тут такой духман!..

- А вы тут, бляди:

- ...наркотики курите, суки!!!

Лизка Ухваттт и Светик Зашкуррр испуганно поежились и попытались уползти вглубь дивана на попках, забыв о пакете с гянджей. Они напрочь забыли о том, что Блим Кололей и Клочкед на дух не переносят конопляного духа, о чем им предварительно было сказано неоднократно. Разъяренный Клочкед в полтора шага оказался рядом с диваном, схватил траву. Еще два с половиной шага - и он в сортире. Пакет последовал в дырку, загремела спускаемая вода - и гнусный наркотик отправился в путешествие по канализации.

В это время Блим Кололей, дотянувшись до недокуреных сигарет с анашкой, вырвал их из дрожащих сведенных судорогой испуга кулаков девок и помчался вслед за Клочкедом. Через мгновение спускаемая вода забулькала второй раз.

- Вот так! - Торжествующе прошипел вернувшийся Клочкед и, распахнув окно, лег, наконец, приходоваться:

- Вот так-то! - Торжествующе рявкнул вернувшийся Блим Кололей и повалился рядом с Клочкедом. Не обращая внимания на ошарашенных таким поведением девок.

Протохроника 2.

Вторяки подействовали на Клочкеда и Блима Кололея совершенно одинаково. Их организмы, истощенные двухсуточным марафоном отреагировали на приход здоровым сном. Через минут пятнадцать парни уже во всю храпели:

Светик Зашкуррр и Лизка Ухваттт хитро переглянулись. Они на цыпочках проследовали в сортир. Там, в очке толчка плавал одинокий сигаретный бычок. С анашкой. Естественно, что он оказался немедленно извлечен.

- Ну, что? - Спросил Светик Зашкуррр.

- Я полезу. - Смело сказала Лизка Ухваттт.

Она встала на колени и запустила руку в туалетную воду. Пошарив там, в глубине, она вытянула хэнду обратно.

- Кажется, он там: Но не достать.

- А крючком? - Поинтересовалась Светик Зашкуррр.

Лизка Ухваттт отрицательно замотала головой:

- Порвать можем:

- Блядь: Что же делать?.. - Светик Зашкуррр заметалась по узкому туалетному пространству. Лизка Ухваттт, чтобы не мешать подруге в этом браголодном деле, вышла прочь.

Вернулась она с огромным молотком.

- Да, ты что? - Остолбенела Светик Зашкуррр.

- Ничего! - Ответила Лизка Ухваттт и со всего размаха ударила молотком по фаянсовому ихтиандру. С первого удара он пошел трещинами, со второго - они стали больши. И лишь на третий раз от унитаза откололся изрядный кусок.

- Дай я! - Решилась Светик Зашкуррр.

Деваха в несколько ударов добралась до изгиба колена, где задержался зиплок с анашой и, торжествующе запустив туда руку, извлекла искомое.

Спустя три минуты и двадцать семь секунд хлопнула входная дверь. Это Светик Зашкуррр и Лизка Ухваттт уходили в ночь, оставив спящим Блиму Кололею и Клочкеду раздолбаный напрочь унитаз:

Ну, мой дорогой сексуальный маньяк, прозрачный читатель, тебя не стошнило еще? Тогда последняя фраза, о мой облеваный сексуальный маньяк:

С тех пор, пока не удалось скопить бабло на новый толчок, Блим Кололей и Клочкед ходили срать на лестницу в мусоропровод.

Вот, теперь, наконец, все!


36. Кидала с Лубянки

Пошел Блим Кололей на Лубянку за салом и компотом, ибо его личного бырыгу постремали и вскоре должен он был переехать в места, где всякого ширева-курева на порядок больше, чем в обычном мире, а именно - в наркотзону. Но пока барыга зависал то ли в Матроске, то ли в Бутырке, Блим Кололей оставался без винта.

А из прессы знал он, что банкуют оным где-то в том районе.

И вот, блуждает он по маршруту Музей Маяковского - Камень - 1-я аптека и ищет.

И подваливает к нему хмырь вида уторчаного и спрашивает:

- Ищешь чего?

- Ищу: - Стреляет Блим Кололей глазами по сторонам, убивая сими органами своими, не в меру близко подобравшихся ментов.

- А что ищешь?

- Да так: - Осторожничает Блим Кололей. - Думал на досуге тут гаечки посвинчивать:

- Э-э-э: - Говорит хмырь с обширянной внешностью. - С винтом щас сложно. Могу достать сало и компот. Гони семьсот и жди у Камня.

- Хуй тебе. - Нежно отвечает Блим Кололей.

- Ну, не могу я тебя к барыге подвести. - Нагло врет хмырь с обдолбанным обликом.

- Не можешь - не надо. - Говорит Блим Кололей и поворачивается уйти чтобы.

- Да, куда ты торопишься? - Возмущается хмырь со втресканной наружностью. - Давай так. Я беру бабло на банку, это пятьсот, при тебе ее беру, только ты к барыге не подходи, возвращаюсь, отдаю, потом иду за компотом. Лады?

- Хуй тебе. - Отказывается Блим Кололей.

- Ты мне не веришь? - Возмущенно всплескивает руками хмырь с обличьем торчекозника. - Давай тогда двести на компот.

- Хуй тебе. - Улыбаясь, отвечает Блим Кололей.

- Ну, ты, даешь!.. - Пожимает плечами хмырь с проторчанным внешним видом. - Не знаю, что тебе и предложить: Давай так. Даешь мне тридцатку, я иду, приношу тебе щелочь. А дальше буду так курсировать между тобой и барыгой.

И дал Блим Кололей хмырю с физиономией наркомана тридцать рублей. Не за щелочь, ибо догадывался Блим Кололей, что не принесет щелочи этот хмырь с мордой опиюшника, а за тот спектакль, что устроил перед ним хмырь с рылом абстяжным. Разулыбался хмырь с ряхой драголюба и испарился.

А Блим Кололей не стал его ждать, и дальше направился. И встретился ему другой хмырь вида уторчаного. Произошла между ним и Блимом Кололеем в точности такая же беседа, за одним лишь исключением. Этот хмырь с обширяной внешностью согласился за чирик подвести Блима Кололея к барыге.

И подвел-таки, не подвел.

Вручил Блим Кололей червонец второму хмырю с обдолбаным обликом, да и купил себе все, что его душа желала.

А что дальше было, мне уж в точностях и деталях не ведомо. Видимо, проторчал Блим Кололей все, чем затарился. А что еще с комплектом сала с компотом делать-то?


37. Друиды-дриады

Много раз подряд Чевеиду Снатайко, как он вмажется, глючились в тенях и деревьях ебущиеся фигуры. Однажды, по-трезвяку попытался он это осмыслить, и пришел к забавному выводу.

Понял Чевеид Снатайко, что древние люди тоже не хило трескали стимуляторы и глюкали точь-в-точь так же, как и современные. Иначе откуда бы появились легенды о похотливых друидах и дриадах, духах растений? Из глюков! Откуда же еще?!


38. Как я обосрался

Прошло уже несколько лет, как меня стали называть Навотно Стоечко. Все это время я безостановочно торчал на винте и, даже, приобрел статус и квалификацию продвинутого варщика. Приобщавший меня к винтовой культуре Чевеид Снатайко, накрепко вбил в меня несколько правил. Одно из них так звучало: "Не оголтевай!"

Но попробуй, не оголтей, когда перед тобой стоит раствор. Раствор винта. Раствор твоего невъебенного пиздато-заебатого винта. И все твое существо требует: "Ширнись! Ширнись!! Ширнись!!!" Трудно, да? Но, мне можно поверить, я не оголтевал. Вообще. И никогда. Разве что... Ну, разок-другой... Не больше.

И вот про тот-то "другой" разок, самый последний, я и хочу сейчас тебе рассказать. Слушай, юный Блим Кололей. Слушай!..

Было это года полтора назад. Я к тому времени был уже популярным алхимиком. Дня не проходило, чтоб я не варил раза три, а то и все четыре. Причитающийся мне раствор я обычно толкал тем же клиентам, но уже за прайсы, и жил, благодаря этому, вполне сносно.

Но, как-то однажды так случилось, что застряло у меня кубов двадцать. Половину я сам сторчал. Ну, сам посуди, хули там торчать? По два с полтиной четыре раза. Всего-то на двое суток! Потом еще два дня я отсыпался, а когда отожрался, отоспался, отпился и обмазался гепаринкой, посмотрел я на эту деку, и пришла мне в голову, охуительно дельная мысль: "А не поставить ли мне этого винта на кристалл?"

А я до того никогда винт на кристалл не ставил.

Методика? Да, не гоношись, приколю потом, как дело дойдет.

Вот, значит, отбил я мет, выпарил его растворчик и получились у меня снежной красоты кристаллики. Целых полграмма. Ну, я их сныкал, чтоб потом толкнуть кому задорого, а сам смотрю - вторяк у меня остался.

И мысль такая: "Винта была десятка. В ней - граммушник по эфу. Выбилась половина. Значит, во вторяках, как пить дать, еще полграмма бултыхается. Грех такому делу пропадать!"

Ну, залил я их кислой, до нейтралки, выпарил, опять же. Получился кристалл. Крупный такой и пованивает чем-то не шибко приятственным. Я его на язык попробовал - соль галимая. Но окромя соли и винтовой вкус там имелся.

И вот тут я оголтел.

Развел все, что получилось в трех квадратах, выбрал. Раствор мутноватый получился. Но, думаю, хуй бы с ним, все одно - поставлюсь. Не охота чистяк на себя тратить было. А почему? Ибо мудак был!

Ну, и поставил я себе этот винтовой вторяк аж с ветерком. Сижу, прихода жду. И тут он пришел:

Но не такой, как всегда. Плохо мне стало. Охуительно плохо. И ведь не передоза то была. Передозу-то я всяко знаю. А такая поебень, что понял я - ща сдохну, на хуй.

А я на кровати лежу. Пот резко прошиб. Ледяной, такой, нехороший, липкий, как у покойника. И соображаю, что надо бы мне срочным образом в сортир и там проблеваться. А потом понимаю, что не успею. И что пришел моей красивой молодой торчковой жизни последний пиздец. Сердце булькает, останавливается, дышу и то через силу. И мысль такая: "Выжить надо! Любой ценой, но выжить!"

И тут меня отрубило.

Очнулся на полу. Мокрый, как: В общем, не бывает такой мокроты на свете. А я лежу в этой луже пота:

Как на пол попал - не знаю. Я ж на кровати был.

И, главное, дрожу весь. Трясусь, что твой отъебальный молоток. И потею. И хуёво так, как даже в сказках не бывает.

И втыкаю я, что если дышать не буду - то второго прихода пиздеца уж точно не переживу. А дышать-то и неохота! Пришлось свою тушку заставлять.

А сам-то на полу, мокрый. Холодно, блядь, а я ничем, кроме глазей и пошевелить не могу. Дышу только. Да глазищами ворочаю. А они, падлы, захлопнуться норовят. Я ж догоняю, что закрою я их - и навсегда, ебаный в рот.

Ой, бля, как я тогда зенки раздирал и дышал!.. Как я тогда жить хотел!..

Сколько времени прошло - не знаю. Но получшело децел. Смог я тогда руку протянуть и одеяло с кровати на себя стащить. Накрылся. Потеплело - еще хуже стало. Ну, я перестремался. Опять задышал.

Подышал-подышал. Уф-ф-ф. Наконец, отпускать стало. Мотор поровнее застучал, но в тушке такая охуенная слабость, что ни ебаться. Смог я тогда на будильник глянуть и время понять. Два часа меня не было! Врубись! Два часа я, типа, в коме валялся. Выжил - не то что чудом, маловато это блядское чудо для того, что я выжил тогда, невъебенным чудом я тогда выжил!!

А еще через час я только зашевелиться смог.

Пошевелился, приподнялся и понял, великовата лужа, в которой я валяюсь, что говно какое полудохлое, для того, чтоб я ее выпотел. Значит, обоссался-таки. И трусы насквозь мокрые. А перед мордой другая лужа. Я, видать в бессознанке облевался, а потом перевернулся на другой бок и в блёв свой затылком въехал.

Ты думаешь, это все? А хуй! Я еще, как оказалось, и обосрался, до кучи!

Уж не знаю, как дополз до мета в кристаллах, не знаю, как располовинил и забодяжил. Ну, знаю, конечно: Я ползу, по ногам говно течет, след оставляет. А подняться-то не могу. Сил нет.

Едва руку поднял, чтоб стакан с водой со стола взять, он, хорошо, что не краю стоял. Да и то, расплескал половину и чуть из пальцев не упустил.

А мет-то у меня под столом сныкан был. Его попроще найти было.

А баяны - на столе: Не достать: Пришлось тот, что я вторяк этот ебаный в себя впрыскивал, промывать. Бля-я-я:

Как вспомню, как тогда похуеет:

Выбрал треху воды, остальное выпил. Вылил из баяна в стакан обратно и кристалла туда сыпанул. Щедро сыпанул. И выбрал.

В общем, поставил себе сотки три кристалла.

Как?

А в мышцу, бля! Какие, на хуй, вены?

Хорошо, что я, когда выпаривал всю эту канитель, проследил, чтоб он нейтральным был: А то б - абсцесс, в пизду!

Минут пять прошло. Может, меньше: Все, чую, отпускает. Сила появилась, настроение: Только тогда я подняться смог.

Забрался в ванну, говнище с себя смыл, потом пол вымыл, пододеяльник постирал:

И понял, прав был Чевеид Снатайко. Накрепко в меня то правило вошло. Не оголтевай, бля, коли жив остаться хочешь. Да и вообще, ширяться без культуры - сторчаться без пизды!

Понял, торчалка доморощенная?

А то "догнаться, догнаться": Хуй тебе, а не "догнаться"!..


39. Братик заболел

Нет, совсем уж детьми мы тогда уже не были. Но выглядели достаточно молодо. Кто отличит по внешнему виду студента-второкурсника от десятиклассника? Мало таких, правда? Вот в том-то все и дело.

Но молодость эта наша не мешала нам быть уже прожжеными торчками. Винтовыми. Варили, мутили, трескались, ебли девок по общагам... Ну и прочее такое...

Но была проблема. Исходник. Если химикаты достать было почти просто. Жили в общаге студенты из хим-вузов, они-то и таскали и стендаля, и тягу фирменную. Ну, и сами приобщались к винтовой культуре: Но речь сейчас не об этом, а о том, как мы навострились совершенно бесплатно доставать то, что нам надо.

Эх, русский народ, русский народ: Широка твоя душа:

С радостью ты бьешь незнакомому человеку ебало, а потом, как пройдет угар от синьки, водовки, али портвея дешевого, готов лобзаться с ним и раны его, тобой же нанесенные, любовно залечивать! А уж по трезвяку кому занедужившему помочь - так то вообще - и просить-то почти не надо. Сам пойдешь ты навстречу болящему и скорбящему. Утешишь, полечишь. И не только лекарством или словом добрым, а нальешь ты больному стакашку водочки, ибо по твоим понятиям - стакашка водочки - первейшее лекарствие.

Вот. Но то лирика. Давайте ж вернемся к реалиям жизни нашей студенческой.

Сидим мы как-то в общаге. В потолки плюем. Нет у нас салюту. Нечем поставиться. И тут прибегает Чевеид Снатайко. Прибегает, размахивая прямоугольничком бумажным. И не просто бумажка то, а настоящая вытерка на салют! Это ее Чевеиду Снатайко в сем-здрах-пункте прописали, чтобы он от астмы лечился!

Но, понятно, что не только он один будет лекарством этим лечиться, а все мы. И не на месяц-другой его хватит, а, при соответствующей обработке, всего на сутки какие-то. Ну, на двое, если хвосты посрубать.

А время уж позднее. Семь только стукнуло. А драги до восьми. Совок, бля.

Мы по бырому одеваемся, зима ж на улице, и ломимся в ту драгу, где неделю назад один из наших салют вырубить смог. Пока один автобус до метро ждали, пока второй, от метро, до каличной, все, кабздец, восемь прибило. Прибегаем - и видим, как тетка дверь аптеки запирает. Мы к ней:

- Ой, пустите, пожалуйста, нам срочно.

А она, стерва:

- Поздно, мальчики, завтра приходите.

И пиздец.

Вот она, нормальная, врачем даденая терка на салют, а хуй втрескаешься! И такое зло нас разобрало, что заляпали мы аптечную витрину, и эту тетку за ней, а она уборщицей оказалась, снежками. Она, падаль, из-за стекла шваброй грозит, а мы-то что? Нам-то по хую! Не вылезет же она нас этой шваброй в одном халате по улицам шугать? Нет, не вылезет. А что нам завтра тут же отовариваться придется - о том мы и думать забыли. Молодежь.

Совершили мы акт мщения и готовы были уж обратно в общагу подорваться. Но тут Чевеид Снатайко намертво в землю заледенелую врос и говорит:

- Мужики, если мы сегодня не вмажемся - сдохну до завтра от оголтения.

А мы-то что? Мы и сами не прочь. Но где взять?

И тут Чевеид Снатайко и предложил:

- А, может, по подъезду пройтись?

- А на хуя?

- Да, салют поспрашивать!

Переглянулись мы. Покумекали и поняли - дело говорит Чевеид Снатайко.

И пошли мы по подъезду. Поднялись на последний этаж. Чевеид Снатайко, как активист, телегу разработал.

Вот он в дверь звонит, его шапка и шарф - у нас. А мы - на полпролета ниже. Слушаем.

- Кто там?

- Ой, извините, пожалуйста! Я сосед ваш снизу.

- Что случилось?

- Понимаете, мы сегодня с братиком в зоопарк ходили. И он простыл. Кашляет, температура поднялась.

- Ой, действительно, беда!

- Я в аптеку побежал - а она закрыта.

- Да: Да:

- Может, у вас лекарство найдется?

- Так у нас много от простуды:

- Вот, мне мама написала какое надо. Салю: Со-лу-тан. Солутан есть у вас?

- Солутан? Не знаю. Сейчас посмотрю.

Пауза.

- Извините. Нет.

- Спасибо большое. Извините, пожалуйста.

- Да, ничего, ничего: Ты попробуй в квартиру этажом ниже заглянуть. Там может быть:

Восемь раз повторялся этот диалог. Разные квартиры, разные вариации. Но в девятой выдали нам салют! Но всего полбанки.

Но это был успех! Фантастический успех!

Ободренные, мы продолжили изыскания. Ко второму этажу девятнадцатиэтажки у нас было уже три целиковых пузыря. Два по половине и пара даже не вскрытых!

А на очередной звонок и начало телеги "братик заболел" дверь, которую все жильца обычно все же оставляли запертой на цепочку, она вдруг распахнулась. И перед Чевеидом Снатайко возникла тетка. Уборщица драгстера. Та самая, которую мы часа полтора назад закидывали снежками.

- Солутан, говорите? - Наступала она на Чевеида Снатайко. - Солутан, значит? Солутану захотели, наркоманы поганые?!

И тетка извлекла свою натруженную шваброй ручищу из-за спины. А в ней оказалась скалка! Отполированная, блестящая и деревянная скалка. Такая точно, которой ебошат мужей-алканавтов их ревнивые жены на карикатурах.

И Чевеид Снатайко с позором ретировался. Он вырвался на улицу, мы - за ним, а вслед нам неслось:

- Только посмейте появиться в этой аптеке! Враз в милицию сдадим!..

Но хули нам тетка со шваброй?.. Или без швабры, но со скалкой? Да по хую она нам уже была! Ведь вырубили мы уйму салюта! Этого же: На неделю хватит!

На неделю, конечно, не хватило. В три дня протрескали.

Но методика нам понравилась. И с тех пор стали мы разъезжать по Москве: Аскать салют по подъездам, прикрываясь заболевшими братиками-сестренками.

Года четыре мы так делали. А к пятому курсу торчать как-то незаметно перестали.

Вот так-то. Лет десять уж прошло с той поры. Да, больше, уж!

Встречаемся мы иногда, одногруппники. Вот и недавно встретились, коньячку выпили, что кВинт называется. Повспоминали вольницу студенческую. И вдруг - звонок в дверь.

Я открываю - там пацан.

- Извините, пожалуйста, - говорит, - у меня братик заболел. Нет ли у вас такого лекарства, как солутан?

- Нет, - отвечаю. - Сами все давно проторчали. Извини.

Вернулся я к гостям, и только через минут десять дошло до меня, что же я сказал! Я-то еще мимоходом удивился, что у пацана того глаза какие-то квадратные стали.

Вот она, преемственность, чтоб ее!


40. Цветные тараканы

Только не надо мне пиздеть, что я заморочен на тараканах!

Это домашняя животная. И от скотины этой не деться никуда. Жила она до нас, и после нас жить будет. Вон, в киношке человеки с тараканами воевали. В космосе. И победили, типа. Мозги тараканьи захватили. Только поебень это. Хуй ты победишь таракана. Ты его тапком, а он из другой щели вылезет.

Вот однажды была одна такая винтовая хата. Хозяйка - девка. Ее пренса по Тунисам, да Египтам мотались, то ли дипломаты, то ли торговали хренью всякой в совковые времена. И привезли они как-то аквариум с тараканами. Ну, не нашими, конечно, а тамошними, экзотическими. Длиннющие такие твари, с ладонь. Не широкие, с ладонь, а длинные с ладонь. Карандаши такие. Зеленые. А крылья растопорщат - так и шириной больше ладони становятся.

И вот жили они под лампочкой. Никого не трогали. И их никто не трогал. Пока как-то раз один деятель хозяйку ебал, и пяткой этот аквариум на хуй уронил. Ну, не совсем на хуй, а на пол, где тот и ебанулся вдребезги. И эти зеленые карандаши съебали по рыхлому. Ну съебали, и съебали. И хуй с ними.

Про аквариум забыли, предки приехали, поругались и снова свалили в Греции и Парагваи.

А однажды, через год: Лежит Блим Кололей, приходуется. Приходнулся, свет включил, а по стене ползут они. Вереница. Десяток, если не больше. Из одного угла в другой. И все зеленые: Длиннющие: И изредка крылья раскрывают.

Ему хозяйка, конечно, все объяснила. Потом.

Но с тех пор Блиму Кололею долго еще на приходе зеленые тараканы глючились.

Но это ему повезло: Я сам однажды такое учудил:

Торчали мы на Гоголях. Ну, по всякому торчали. И по травке торчали: И по быстрому. По ханке - реже. Ну, синька, конечно:

И присуседился к нам один художник. Типа спонсором стал. Привечал он нас, юных хиппов. Портвеём кормил. А мы его шмалью подогревали. Ну, или чем будет.

Он нас в свою мастерскую пускал. Там и квасили. Ну, квасил, больше он сам, мы-то по планчику или ширево там готовили.

И однажды ужрался он до положения риз: Или ниц: В общем, мордой в салат.

А я - увинченый. Пара хиппов, таких же, втресканных, ебется, там, на антресолях, а мне одному делать нехуя. И сижу я на кухне, закуток такой. И смотрю - ползет тварюга. Пруссак. Я его стаканом поймал. Он под ним заметался, заметался. Выход ищет. И тут посетила меня Идея!

Сбегал в мастерскую, приволок палитру. Достал таракана, и покрасил его синим. И - под кастрюлю.

В общем, штук сто, если не больше я этих ебаных тараканов наловил. И всех в разные цвета покрасил. И всех под кастрюлю посадил. Пусть вместе живут. Вместе - веселей!

А сам под утро свалил.

Потом встречаю тех, что на антресолях еблись, они и говорят, что художника того чумовоз забрал. С белочкой.

Он, типа, с бодуна пошел жрачку искать и кастрюлю поднял:

Но это все хуйня: Была еще такая примочка


41. Лихорадочные поиски дикорастущей конопли

Если Навотно Стоечко по своему диагнозу являлся полинаркоманом-политоксикоманом осложненным, поскольку не только трескался винтом, ханкой релашкой и витамином К, но и колеса всякие жрал, дудки курил и попьянствовать тоже не против был, то Клочкед являл собой классическую фигуру мононаркомана стимуляторного. Но, если уж быть до конца откровенным, то Клочкед не чурался попыхать планцу, но для добывания оного, в отличие от эфедринсодержащих драгсов, никаких усилий не прилагал.

Однако, такие серьезные расхождения в торчковых мировоззрениях, не мешали Клочкеду и Новотно Стоечко двигаться вместе и глиптеть на таске на всякие и разные темы.

В одну из таких, весьма и достаточно регулярных встреч, Навотно Стоечко вдруг засек за окном подозрительное движение, которое производила его матушка, съебавшая с работы в неурочное время и резвым шагом чапавшая в свою квартиру, где наркоманы, уже сварив, втрескавшись и приходнувшись, готовились взорвать джоинт с чуйкой. Дабы не создавать себе лишний повод для стрема, торчки, пока навотностоечковская матушка поднималась на лифте, сварили по рыхлому, но, из-за суматошных нескольких минут, что вдруг оказались в их распоряжении на ликвидацию остатков палева, засунули, по запарке, косячину в стрем-пакет, а сам стрем-парет заныкали на хате, где она, по совокупности причин и следствий, осталась лежать.

Стоя между этажами полупролетом выше навотностоечковской квартиры, куда, уже успела пробраться навотностоечковская матушка, наркоманы курили, молчали и ждали, когда же матушка сроет обратно. Но ожидание оказалось безуспешным. Навотностоечковская матушка угнездилась на хате, по всей видимости, надолго. Вывод этот был сделан после того, как знакомо заскрипела дверь, из-за нее показалась навотностоечковская матушка в домашнем халате с бигудями, торчащими из карманов, и высыпающимися почти при каждом ее шаге. Навотностоечковская матушка несла помойное ведро.

Отсозерцав в пару полускрытых полуглаз такое выдвижение и обратное действие, сопровождавшееся сбором утерянного мусора и бигудей, Клочкед и Навотно Стоечко наскоро посовещались и решили торчальное состояние провести на улице, прикинувшись праздношатающейся молодежью. Но этот план не сработал.

Удалившись на достаточное, по всем параметрам, расстояние от навотностоечковского дома, и обнаружив подходящие, по всем критериям, кусты, в недрах которых можно было, не опасаясь появления представителей наркокарательных структур, любопытствующих обывателей и их дотошно-любознательных малолетних отпрысков, предаться вдыханию конопляного дыми, наркоманы заметили, что косяка-то и нет. Немного повздорив, наркоманы уяснили следующее: виноваты оба - один ныкал штакетину, а другой ныкал нычку штакетины, не удосужившись обследовать стрем-пакет на предмет выявления в нем анаши. Настроение упало, но, если у Клочкеда оно рухнуло на траву, то навотностоечковское настроение гирей грохнулось тому прямо на ногу. Обломанные такой нежданной эскападой судьбы, торчки, уже опытные в обращении с собственными настроениями, привязали к ним веревки и тяжело поволокли их, оставляющие глубокие царапины на асфальте, за собой в направлении ближайшей пивной палатки.

И вдруг настроение Клочкеда буквально-таки взвилось в воздух, едва не утащив своего обладателя в небеса, на манер упыханого олимпийского медведя. Клочкед обнаружил кустик конопли. Хотя, какой, на хер, кустик? Растение конопли. Но, если уж полностью придерживаться объективных фактов, то даже не растение, а хилый росток. Высоты в нем было не больше двух спичечных коробков, но, несмотря на мелкие размеры, это была настоящая конопля.

Присев на корточки, Навотно Стоечко аккуратно ногтями перерезал стебелек у самого корня. Клочкед умастился рядом, оторвал одну из пяти пластинок одного из четырех листочков, растер недоверчиво в пальцах и, окончательно убедившись в истинности и тактильных и обонятельных ощущений, издал громкий торжествующий крик. Была в нем и гордость за дикорастущий каннабис, и уверенность в многочисленности этого самого дикорастущего каннабиса, и решимость, требуемая для дальнейших поисков того самого вожделенного дикорастущего каннабиса.

Конечно, если бы Навотно Стоечко и Клочкед не трескались винтярой, то хуй бы они сподвиглись на это, ибо всякий пионер знает, что московская конопля беспонтова и годится, в лучшем случае, на молочко, да и для молочка требуется количество не меньше чем "нехилая охапка". Но Клочкед и Навотно Стоечко винтярой вмазывались и поэтому, без излишних ментальнотельных мыследвижений приняли парадигму предстоящих телодвижений.

Они пошли искать коноплю!

И искали ее до позднего вечера, пока солнце вообще не село.

Они бросались к каждой травинке, былинке или кустику, хотя бы отдаленно напоминающему каннабику. Они пристально рассматривали присмотренное растение. И, горестно вздыхая, шли искать дальше. Ведь на территории Москва столько обманок! Ведь каждая гнусная полынина норовит замаскироваться за благородную коноплю. Но ведь не абсент варить собрались Клочкед и Навотно Стоечко!? Нет, не абсент! Они хотели планчику покурить. А полынь ну никак не может послужить в этом случае заменой каннабис москватика.

Но как только начало темнеть, Навотно Стоечко и Клочкеду начало везти. Они нашли сперва одно прекрасное конопляное растение. Потом другое, третье: К полуночи и моменту, когда у них кончились обе зажигалки, торчки оказались обладателями двух прекрасных конопляных охапок.

Они спрятали их в подъезде, пробрались мимо спящих навотностоечковсковской матушки и навотностоечковского батюшки, отрыли стрем-пакет, выдудели джойнт и отправились по комнатам и домам.

А на следующее утро Клочкед и Навотно Стоечко были очень злы. Какой-то неведомый злоумышленник оставил им, словно в насмешку, вместо двух охапок конопли - две охапки полыни, в которые, словно издеваясь, положил единственный конопляный стебелек, да и тот ростом не больше двух спичечных коробков, да и у того, словно ехиднейшим образом изгаляясь, на одном из четырех скукожившихся листиков, оторвал одну из пальчиков-пластинок...


42. Вырезка абсцесса (Сказка, записанная в режиме real time)

Давным-давно, за тридевять земель, за тридесять морей и триодиннадцать прочих буераков, жили-были, не тужили, с говном не дружили Блим Кололей и Настена Перелеттт. Не дружили они с говном, а дружили они с винтом. И трескались им почем зря во все дни недели, не пропуская ни выходные, ни праздники, и, причем, все по вене норовили ширнуться.

Это присказка была. А сказка вот она.

Вернулся как-то Блим Кололей из недальних странствий, ближних государствий и притаранил оттуда сало чудное, сало дивное, из которого только и делать, что винта варить, да им и трескаться. Да хуевым врщиком был Блим Кололей. Как он ни отбивает - мало получается. Как ни варит - хрень какая-то выходит. А уж и треснуться - то вовсе беда одна галимая. Имел Блим Кололей канаты-центряки толщиной с карандаш "Гигант", другие винтовые завидовали, а самосадом все равно треснуться не мог. Заклятие на нем было такое, что ли?

Взмолилась тут Настена Перелеттт:

- Ой, ты гой еси, добрый молодец Блим Кололей! Да рубаха у тя шелкова, да кудри твои русы, да варщик-то ты никудышный! Давай позовем варить Чевеида Снатайко. У него хоть и рубахи нету, штаны заплатанные, да один зипун драный на торсе волосатом, да хоть и кудри ему лярвы повырывали, одну лишь плешь оставили да бороденку кургузую пожалели, да варщик он-тко замечательный. Хочу винта его!

- Цыть, женщина! - Ответствовал добрый молодец Блим Кололей, выжигая сало.

Еще сильнее взмолилась Настена Перелеттт:

- Ой, ты, гой еси, добрый молодец, Блим Кололей! Да штаны у тя джынзовы, да зубы твои белы-крепки-ровны, да варщик-то ты паршивый. Давай позовем варить Шантора Червеца. У него хоть и штаны спортивны все в дырьях, да куртка кожана, да со чужа плеча, да хоть зубы у него кривы-желты, и половину их он на замороках повыдергал, да варщик-тко он превосходнейший! Хочу винта его!

- Цыть, женщина! - Ответствовал добрый молодец Блим Кололей злиться начиная, да порох оттрясывая. Да, как и надысь, мало получилось пороху того.

Пуще прежнего взмолилась Настена Перелеттт:

- Ой, ты, гой еси, добрый молодец Блим Кололей! Да глаза твои голУбы-милы, да шузы твои - Мартинзы крутые, да варщик-то ты поганый! Давай позовем варить Семаря-Здрахаря! Он хоть токмо в тапках ходит, откель пальцы с ногтями кривыми торчат, хоть руки у него от черного желты всегда, да ногтей он лет пять не стриг, да хоть бельмо у него на одном глазу, а другой на нос смотрит, да варщик-тко он лучше всех! Хочу винта его!

- Цыть, женщина! - Ответствовал добрый молодец Блим Кололей, не на шутку серчая, да порох с компотом в реактор ссыпая.

Видит Настена Перелеттт такое дело, поздно варщиков звать уж стало. Сам все Блим Кололей сделать захотел. И заплакала тогда Настена Перелеттт горючими слезами.

А Блим Кололей винта за десять минут сварил.

Нюхнула масло Настена Перелеттт - не винтовой духман идет. Недовар полный. Снова не смог Блим Кололей нормального винта сварить. Но, делать нечего, придется и таким ширятся.

Долго ли коротко ли, выбрали они себе по дозняку, защелочили. Трескаться надо.

Настена Перелеттт Блима Кололея выборкой в лет ублаготворила в веняк его циклопический, на карандаш "гигант" похожий. И лег Блим Кололей приходоваться.

А что с недовару приходоваться? Недолго с него поприходуешься.

Вот и Блим Кололей полежал, полежал, да и встал. Приходнулся по-рыхлому.

Встал, а руки трясутся, ноги не держат. А чего он хотел? Нефиг было хуевым винтом трескаться!

Но тут новая беда. Надо ведь Блиму Кололею теперь Настену Перелеттт вмазывать. Сама-то она сколь казниться будет!?

Взял тогда Блим Кололей баян снаряженный винтом своим хуевым. А Настена Перелеттт правую руку перетягой перетянула.

Тыркал, тыркал в нее Блим Кололей, десять раз контроль брал, а втрескать не смог!

Заплакала тут Настена Перелеттт и перетянула левую руку.

Тыркал, тыркал в нее Блим Кололей, дюжину раз контроль брал, а втрескать на смог!

В голос зарыдала тут Настена Перелеттт, но что поделать? Перетянула она правую ногу.

Тыркал, тыркал в нее Блим Кололей. Пол-баяна контроля напустил, четырнадцать дырок сделал, два раза струну забитую менял, а втрескать не смог!

Взвыла, взмолилась Настена Перелеттт:

- За что мне мучения такие???

И перетянула она тут самую последнюю свою конечность ширяльную - левую ногу.

Тыркал, тыркал в нее Блим Кололей. Два баяна поменял, три раза винт от контроля перебирал, шесть струнок-инсулинок сменил, шестнадцать дырок сделал, а втрескать не смог!

Ткнул он машину в веняк семнадцатый раз. А не видно уж, пошел контроль, али нет. Винт-то сам весь как контроль по цвету стал.

И осерчав, взвизгнула тогда Настена Перелеттт из последних сил своих девичьих:

- Да, ты гони, уж!

Хотела она добавить слово ядреное, слово матерное, да обидное, но сдержалася.

И погнал Блим Кололей. Он думал, что попал в веняк, ан нет, не попал. Пробила его вострая стунка-инсулинка-самоконтролька. Насквозь прошла. И втрескал Блим Кололей Настену Перелеттт в мягкие ткани стопы.

Но не было прихода у Настены Перелеттт. Какой уж приход-то, коли под шкурняк втрескали?

А таска появилась. Не сразу, но появилась. И поторчали на пару Блим Кололей и Настена Перелеттт, а как они на таске этой ебались-миловались и снова ебались - то знать вам не надобно.

День прошел. Другой проходит. И хуёво вдруг стало Настене Перелеттт.

Занедужила девица. Вся красная стала. А ноженька ее точеная, куда Блим Кололей вмазку сделал, так вообще опухла, да так, что шагу ступить не могла Настена Перелеттт.

И появилось на ней чудище страшное, монстровидное, абсцессом именуемое.

И зарыдала тогда Настена Перелеттт:

- Ой, ты, гой еси, добрый молодец Блим Кололей! Что ж ты учудил-натворил, зенки твои бесстыжия! Да пакши твои кривыя! Да крыша твоя оголтелая набекрень съехавшая!

Лечиться мне надобно!

Давай позовем Чевеида Снатайко! Он у себя не раз дикую тварь абсцессом именуемую исцелял-вылечивал!

Почесал в затылке добрый молодец Блим Кололей и рек:

- А на хуй нам Чевеид Снатайко? Я и сам справлюсь!

И помазал Блим Кололей абсцесс тигровой мазью.

Но не прошел абсцесс. Еще сильнее вздулся. Еще сильнее раскраснелся. Еще сильнее вырос-заболючился.

И взвыла тогда Настена Перелеттт:

Ой, ты, гой еси, добрый молодец Блим Кололей! Что ж ты учудил-натворил, чтоб кудри твои мустанги повыели, чтоб ноженьки твои таку же боль чуяли!

Ой, как лечиться мне надобно!

Давай позовем Шантора Червица. Я то доподлинно знаю, что есть у него метода секретная супротив тварей поганых, абсцессами зовущихся!

Почесал в голове добрый молодец Блим Кололей и молвил:

- А хули он сделает, этот твой Шантор Червиц? Я и сам справлюсь!

И взял тогда Блим Кололей машину десятикубовую, да надел на нее струну-выборку, да и вонзил острие ея прямо в головку белую твари дикой-необузданной, что абсцессом звать. И стал он поршень оттягивать, да гноище скопившееся высасывать. И навысасывал он все десять кубов!

Получшело Настене Перелеттт. Да не надолго. На следующее утро вновь абсцесс такой как был. Даже хуже стал. Появились на нем жилки синие. Появились на нем головы новые. Не желает уходить изверг-кровопийца!

И застонала тогда Настена Перелеттт:

- Ой, ты, гой еси, добрый молодец Блим Кололей! Что ж ты учудил-натворил, сучара ты дебильная! Как покажусь я родной матушке? Да как покажусь я родному батюшке, коли не могу я с места сойти? Коли болит у меня тело мое молодое-красивое, коли покрылась я вся волдырями-прыщами ужасными.

Если не лечиться - то совсем мне пиздец!

Давай позовем Семаря-Здрахаря! Знает он слово заветное, магию народную, да вооружен медикаментами последними и методиками забугорными. Позови его быстро-быстренько. Вылечит он мне абсцесс поганый.

Почесал муди свои добрый молодец Блим Кололей и ляпнул:

- Да в рот ебал я того Семаря-Здрахаря! Ни хуя он мне не указ! Сам справлюсь!

И нашел тогда Блим Кололей скальпель неюзаный, скальпель стерильный в фирмешной упаковке иноязычной. И взмахнул он скальпелем тем, и разрубил абсцесс, гадину мерзостную, напополам!

Брызнуло гноище да на север-юг, да на запад-восток! Да брызнула кровь Настены Перелеттт на северо-восток--юго-запад, да на юго-восток-северо-запад! И выдавил пальцами Блим Кололей капли гноища последние, да водкой ранищу, что на месте абсцесса дикого-необузданного образовалася прижег.

Вскрикнула Настена Перелеттт и сознания лишилась.

А на день следующий померла она. Ибо гноище-то из абсцесса неумело да криво вскрытого в кровь ее попало и шибко там расплодились-размножились микроорганизмы патогенные.

Погоревал Блим Кололей, поплакал над могилкой ея, да и трескаться пошел. Ибо появилась у него новая красна девица.

Вот и сказке конец.

А если спросите вы, а где мораль-то у сказки этой невразумительной, то отвечу я честно, а нету тут ни хуя морали! И сказать мне вам больше нечего!

1998-2001 Москва-Киев-Питер-Малмыж.

Число просмотров текста: 13317; в день: 1.97

Средняя оценка: Хорошо
Голосовало: 50 человек

Оцените этот текст:

Разработка: © Творческая группа "Экватор", 2011-2024

Версия системы: 1.1

Связаться с разработчиками: [email protected]

Генератор sitemap

0