Татьяна сделала аборт. Пришла домой слабая после наркоза. Припёрся Лёшка, дружок, виновник случившегося. Завалились в постель рано, всё равно Таня ничем не могла заниматься, только лежать и слушать боль в низу живота. Лёшка поласкал её, потыкался губами, усами и бородой в плечи, грудки, губки. Но и этого было довольно, чтобы Таня напряглась, а боль усилилась. «Мне бы сейчас только поспать», - слабо улыбнулась она любовнику. Лёха лежал на боку глядя на женщину, острый подбородок его был скрыт небольшой бородкой, из худой шеи выпирал кадык, руки ещё продолжали осторожно гладить тёмные волосы подруги. «Ну, давай спать», - нехотя согласился он и, обняв Татьяну, вскоре уже посапывал, уткнувшись ей в шею большим, неправильной формы носом.

Таня ждала сна, но он не шёл к ней. Начиналась посленаркозная ломка. Мужчина лежал рядом с женщиной, и Таню бесило, что она не может заняться с ним любовью, обладать им и отдаться ему. Мысленно она представляла себе во всех подробностях его тело, и желание становилось всё сильней. Надо было уснуть, но спать рядом с нагим мужчиной, который был причиной её сегодняшних страданий и тем самым только усугубил её зависимость от него, - было невозможно. Ничего не подозревающий Лёха производил дыханием лёгкий монотонный булькающий звук и мирно спал, не зная о Татьяниных страстях. «Хуй... - повторяла про себя Таня, в полубреду, чувствуя жар, поднимающийся снизу и заливающий живот, грудь и голову, - Хуй, - вот мой повелитель, мой хозяин! Он может ублажать и любить, может заставить меня страдать. И я должна служить ему, выполнять его прихоти, доставлять удовольствие, отзываться на сладострастный призыв, задирающий его вверх в бесстыдной похоти: наглый, упрямый, алчный и злоебучий! - хозяин, мой хозяин!» Член Лёхи покоился меж его бёдер, свободно свисая набок, продолговатый, бугристый с припухлыми яичками, полными неизлитого семени. Таня не спала, - какое там! Она томилась и пыталась успокоиться, уснуть и потерпеть до того времени, когда секс снова станет ей доступен, когда Лёша войдёт в неё и будет ебать, ебать, ебать... Таня тихо стонала в надежде, что Лёшка всё же проснётся и что-нибудь сделает. Но что? К животу нельзя было притронуться, а любовные муки только усиливались. Так она изнемогала, покуда не впала в тревожное забытьё, похожее на сон. Скованные дремотой тела лежали рядом на несвежей постели: Лёша – подогнув коленки, Таня вытянув ноги, разметав длинные волосы по подушке.

Лёша заворочался и переменил позу. Таня сразу очнулась, и вместе с ней проснулась её неутолённая страсть. Уже было утро, но слишком рано, чтобы вставать. Таня обхватила руками Лёшкину спину, он замычал, просыпаясь, снова заворочался, повернулся к ней и забормотал какие-то нежные слова спросонья. «Лёша, выеби меня в рот..», - тихо попросила Таня. «Чего, чего?», - оживился Лёха. И Таня принялась объяснять ему всё то, что происходило с ней ночью. Услышав слова: «Хуй – мой господин!», Лёшка очень заинтересованно переспросил: «Да?» и придвинулся поближе, жадно ловя волнующие Танины признанья. «Ну, давай попробуем, хотя я не очень люблю, у меня не получается кончать в рот, - не так удобно, как в пизду». «У нас нет выбора, - охрипшим голосом сказала Таня, - сделай это». Лёша поднялся, встал на коленки, раздвинув их над Таниной грудью, приподнял майку, - хуй уже торчал, он заторчал ещё во время разговора, тема которого могла бы привести в возбуждение любого мужчину. Но член не доставал до лица. Таня взбила подушку и подтащила ещё и Лёшкину, чтобы голова была повыше. Теперь стало удобно. Таня видела перед собой Лёшкин хуй, её охватило глубокое внутреннее волнение, она чувствовала, что делает что-то очень важное и должна достичь желанной цели, пусть даже это дастся ей с трудом, - доставить удовольствие этому срамному мужскому органу, стать его рабой и послушной исполнительницей капризов. Таня открыла рот, и Алёша ввел в него свой член.

С первого мгновения он вошёл как хозяин, хотя ещё очень осторожничал и боялся наткнуться на зубы. Таня чувствовала это, и жгучая волна удовольствия залила всё её тело, она языком и губами старалась направить хуй так, чтобы ему было максимально удобно проникать всё глубже и глубже, чтобы мякоть её языка и нёба плотнее прижимались к движущемуся члену, то натягивая крайнюю плоть, то сбирая её обратно, оголяя полностью головку, упирающуюся мощно в преграду поднятого языка или проскальзывающую свободно дальше в горло. Таня всем своим существом обратилась в источник любовных ласк и потакания мужскому желанию. Лёша удивлялся про себя, - никогда этот способ ебли не был ему настолько приятен, - он делал это для удовольствия женщин, которые игрались с ним, то слишком больно царапая зубами, то почти не засасывая, всегда приходилось очень напрягаться, а кончать получалось всё равно только в пизду. Теперь он увлёкся и яростно совал хуй всё глубже и глубже, ощущая безмерную сладость, нарастающую с каждым подъёбом, так что хотелось ебать и ебать без устали, уже без опасений ощутить или причинить боль. Таня знала, что вот-вот могут начаться так не нужные сейчас спазмы в горле, защитная реакция, выталкивающая инородное тело, и тогда всё кончено. Отдавшись целиком уже не сдерживаемым вторжениям горячего поршня, женщина расслабила глотку, со всею страстью желая стать сейчас всего лишь сладким удобным ложем для властелина своего – хуя. И пришло расслабление, горло послушно принимало глубоко входящий хуй, не чиня ему препятствий, Таня только успевала изредка сглотнуть накопившуюся слюну и вдохнуть поглубже, вновь подставляя рот и горло, как влагалище для умопомрачительно волнительной ебли. Лёха стонал, работая бёдрами, выёбывая Танин рот с хорошо нагулянным аппетитом. Тане передавался его азарт, и чувство доставленной радости и блаженства плотских утех приводило её в состояние сиюминутного настоящего счастья. Приближалась кульминация. Лёшка обхватил Танину голову руками, суя член в неё по самые яйца, щекоча волосиками нос и как бы надевая её на свой хуй насколько можно плотно. Он стонал как от страшных мучений, вдруг отстранил Таню настолько, что хуй почти полностью вышел из её рта, сдавленным голосом произнёс: «Солнце моё!» и, воткнув хуй в рот, произвёл судорожные движения, выплёскивая в Таню горячую сперму, заливая ей язык, забрызгивая нёбо. Он сжал пальцами ствол хуя и двигал им, вытрясая и выдавливая остатки на губы, обмазывая их головкой с выделяющимися каплями слизи, как помадой. Таня держала сперму во рту, смакуя быстротечное удовольствие, затем сглотнула мужской сок и замерла, уставшая, счастливая, рядом с улёгшимся, отъёбанным, не менее счастливым Лёхой. Им обоим впервые довелось испытать такое. Они целовались, хихикали, а потом уснули.

Прошло довольно много времени, прежде чем Лёше снова так здорово повезло. Будничная, вошедшая в повседневный ритм ебля расхолаживала, не давая разгуляться сильным страстям и безумствам похоти. Но, однажды, неизвестно что: перемена погоды, расположение звезд, неведомые ей процессы в организме, - снова привели Таню в странное волнение. Весь день она ждала Лёху, и везде ей мерещился его мужской орган, заждавшийся её ласк, её губ. Она вспоминала непрестанно его во всех видах: и стоячим и висящим, расслабленным, - причём, в последнем случае возбуждение её особенно возрастало. Она представляла, как постепенно он будет вырастать, подниматься в её рту, а она будет ублажать его и высосет, обязательно высосет всё, что он захочет из себя исторгнуть.

Лёха пришёл как обычно, поужинал, покурил на кухне. Таня пошла в туалет. Вскоре Лёха услыхал её голос: «Иди сюда!» Лёшка заглянул, Таня сидела на унитазе со спущенными трусами, шумел сливной бачок. «Ну, заходи же, гостем будешь!», - Таня потянула Лёху за рукав. Он зашёл и прикрыл за собой дверь, хотя в квартире никого, кроме них, не было. Он стоял напротив Тани, смутно догадываясь о предстоящем. И всё же резко дёрнулся, когда Татьяна быстро расстегнула молнию на джинсах и потрогала выступающий под плавками бугор. «Пожалуйста, постой спокойно! - попросила она мужчину, - Можно, я погляжу?» Лёха стоял, опустив руки по бокам. «Можно», - улыбаясь, ответил он, и Таня спустила ему плавки. Своим видом, округлостью форм, бесстыдной доверчивой близостью к её лицу, Лёшины гениталии заставили Танино сердечко забиться сильнее. Она просто смотрела и видела его, и он, словно глядел на неё, начиная медленно подыматься. Таня приостановила его рукой: «Подожди, подожди, я сама…», - и поцеловала мякоть члена, мякоть яиц с обеих сторон, поцеловала, сильно прижавшись к члену, чмокнув раз и другой. Так, от души расцеловав его, она губами вобрала сладкую, слабо пахнущую трубочку в рот и легонько заскользила вдоль, туда и обратно. Когда хуй выскользнул, она снова полюбовалась на него, головка торчала наружу, и Таня кончиком языка пощекотала её, хуй задрался выше. Таня снова поймала головку и чуть-чуть помяла её губами, посмотрела на дырочку, из которой выползала прозрачная капелька смазки, и пососала самый кончик, чтобы выпить эту капельку и вытянуть бегущую за ней следом. Лёша блаженно крякнул. Таня взяла ствол уже напрягшегося хуя в руку, подвигала пальцами кожу вдоль ствола, вверх-вниз и, как пирожное эклер, отправила себе в рот. Теперь она начала сосать, она сосала, нежно потягивая член на себя и поглаживая яички пальцами обеих рук. Лёха явственно чувствовал тянущую периодичность сосательных движений и следующую за ними истому и ожидание новых сладких засосов. Он понимал, что Таня хочет попить из его полового органа, он ощущал себя матерью, кормящей ребёнка, но, конечно, не совсем так, а как бы, - и это вызывало бешеное возбуждение. Таня доставляла ему ни с чем не сравнимое удовольствие, она сосала у него изнутри, из его срамного места, из которого он так ловко попадал струёй в туалет, на котором сейчас сидела Таня, подставляя свой рот для его выделений, но других: прозрачных и скользких, которые иная женщина побрезговала бы лизнуть языком. Лёша хмелел от тихой срамной радости. А Таня млела от возможности всласть пососать мужскую пипиську, тогда именно, когда хочется, - и она твоя, как соска, и вся так и просит твоих ласк. Женшина, сидящая на унитазе без трусов с хуем во рту стоящего перед ней мужчины с приспущенными плавками, - какая трогательная и забавная картинка!

Таинственное, происходящее между ними, - нельзя почувствовать, глядя со стороны. Можно только догадываться, какая неистовая сила, какое обоюдное влечение сомкнули эти страждущие тела! Лёша испытывал умиление от того, с какой нежной страстью Таня отсасывала его гениталии. Он поддавал ей хуй вперёд, а она массировала ему низ живота, у корней члена, растирала пальчиками мошонку с перекатывающимися овальными яичками, чуть оттягивала мошонку назад, забирая хуй вперёд, ладонями совершала мастурбирующие движения вдоль упругого ствола, при этом сося головку. Лёша ждал уже приближения оргазма. Как сладко было ждать, когда блаженство то нарастало, то чуть спадало, то неуклонно нарастало вновь. Он знал, что Таня скоро высосет из него сперму, прямо из массажируемых ею яичек, через узкий канал хуя из отверстия в головке. «Сейчас я накормлю её, сейчас я напущу ей в рот, сейчас она у меня получит, - прямо из хуя, блядь! сейчас высосет всё, - вот, вот тебе, так! Соси, сучка, соси, соси крепче… ну! – на, на тебе, на!… так вот, так вот, умница, ещё!… глотай! .. а-а-а…а!…а!…», - проносилось в воспалённом мозгу Лёхи. Таня отсосала его сполна, выпила спущенную в неё неистовствующим Лёшей сперму, послушно облизала красненький твёрденький член, ещё реагирующий на прикосновения, лизала кончик хуя, как собака, быстрыми движениями языка, долизывая последние выделяющиеся капли и уже сухой пустой член, пока оба, наконец, не успокоились и не пошли пить на кухню чай. «Как же мне повезло, что мне досталась такая легкомысленная женщина!», - изрёк Лёха, прихлёбывая из чашки. А впереди ещё ждала их ночь, полная взаимных ласк и бурный быстрый оргазм Тани и, в конце концов, ослабление власти похоти над их телами и душами на какое-то время.

Таня и Лёша поссорились. Таня запретила в чём-то проштрафившемуся любовнику приходить к ней домой. Дня два он не звонил. После жалобно молчал в трубку, слушая сухой отчёт в ответ на его безнадёжное: «Как дела?» Таня уже не сердилась, но не хотелось ей возобновлять скучные ночные перепихивания на боку под одеялом, шиканья и тревоги, как бы не услышали спящие в соседней комнате дети. Утративший свежесть и яркость впечатлений секс превратился в механическую необходимость, голую физиологию и начинал внушать отвращение. Однажды Лёша позвонил с дежурства: он подрабатывал ночным сторожем в каком-то офисе, напичканном оргтехникой.

«Знаешь, о чём я думаю весь сегодняшний день?», - таинственным голосом начал Лёша, - Я, наверное, с ума сойду! Не могу думать ни о чём другом. Так и представляю себе одно и тоже, одно и то же, - до умопомрачения…» «Что?» Лёша помолчал. «Я вспоминаю, как ты в туалете расстёгивала мне ширинку, а потом целовала и начинала сосать». «Да?» «Я так явственно себе это представляю, что весь начинаю дрожать. А хуй встаёт, и я не знаю, что мне с ним делать. Я уже извёлся весь!» У Тани заблестели глаза: «Ну, ты даёшь!» Она ещё порасспрашивала его о подробностях столь сладких видений, посмеиваясь над беднягой. Через два часа в офисе раздался звонок. «Лёша, ты действительно хочешь, чтобы я отсосала тебе?» «Да…», - мучительно сдавленным голосом прогудел Лёха. «Теперь я тоже не могу думать ни о чём другом! Всё валится из рук, ничего не могу делать! Скажи: мне приехать? Ты действительно хочешь этого?» «Конечно, обязательно приезжай!» «Скажи мне внятно и точно, для чего я должна приехать». «Приезжай сосать мне хуй!» «Хорошо, я поеду к тебе специально, чтобы сосать твой хуй! И буду думать об этом всю дорогу… Жди!»

Сидя в метро, Татьяна думала о том, что никто из пассажиров не догадывается и даже представить себе не может, что эта строго одетая молодая дама едет через весь город только для того, чтобы отсосать хуй ночному сторожу. Да и она удивлялась самой себе. Подходя к офису, Таня издалека увидела нервно расхаживающего взад и вперёд Лёшку, попыхивающего сигаретой возле настежь открытой двери охраняемого помещения. Он замер, увидев приближающуюся женщину. «Я уже думал, что ты надо мной подшутила!» «Нет, что ты! Я вполне серьёзно. Ты-то не передумал?» «Смеёшься?», - и Лёшка стал прямо на улице расстёгивать ширинку дрожащими пальцами: «На, скорей!…» «Сумасшедший! Подожди! Тут люди ходят. Пойдём в сторожку».

В тесной сторожке Таня села на тахту, Лёша расстегнул нижнюю пуговицу на ширинке, спустил трусы. Член и вправду торчал, распалённый мукой ожидания, налитой, перевитый жилами. Лёшка уже хотел запихать его в рот Таньке, но она остановила его. «Погоди. Может быть, ты хочешь, чтобы я сначала вылизала тебе яйца?» «Да-а…», - выдохнул Лёха. «Тогда скажи: вылижи мне яйца!» «Вылижи мне яйца!» «Хорошо!», - ответила Таня и принялась лизать прохладную мякоть яиц, морщинистую, покрытую жёсткими редкими волосами мошонку, потом стала засасывать её, потягивая то с левой, то с правой стороны. Лёша стонал от блаженства: «Мне никогда ещё никто не сосал яйца, я не представлял, как это приятно. Лижи ещё! Так… Так…» Таня облизала ещё и основание члена, то место, откуда он начинал расти, потом спросила Лёшу: «Что ты хочешь, чтобы я сделала теперь? Пожалуйста, говори мне всё, чего ты захочешь. Я хочу слушать, и говори, что ты чувствуешь, и объясняй, как мне сделать наиболее приятное для тебя, не стесняйся». «Сейчас полижи мне головку!» Бордовая, полностью открытая головка хуя маячила перед Таниным носом. Таня послушно стала лизать её, спереди, там, где дырочка, по бокам, вокруг. «О, наконец-то, наконец-то!», - торжествовал Лёшка, глядя, как работает языком любовница. Из щели головки выделилась капля. «Вот, слизни её!» Таня высунула язык, прикоснулась, и капля впиталась в поверхность языка. «Молодец! Молодец, девочка! А теперь соси хуй. Вот он, соси его, соси! Я так ждал этого!» Таня вдыхала запах хуя, блуждая глазами по его формам, разглядывая подробно, зная, что каждую потаённую складочку, каждый рельефный выступ и впадинку она обязательно вылижет, обласкает и порадует. Сегодня его день, его именины, и ему достанется сполна. Таня засосала головку поцелуем, Лёша прохрипел что-то вроде: «У-у-о-а-ах…» и содрогнулся. Таня засосала глубже, ощущая губами твёрдость члена, а пальцами мягкость яиц. Вот уже хуй зашёл глубже, заскользил; Таня, не меньше, чем Алексей, трепетала от охватившего её вожделенья. «Соси хуй!, - повторял, как заведённый, Лёха, вторя сладким засосам, - Соси хуй… давай, давай, насасывай!» Таня насасывала тугую плоть, забирая, сколько могла, в рот и выпуская обратно, сжав напоследок головку, и вновь скользила губами вдоль ствола, вбирая и отсасывая снова. Она обхватила ладонями половинки Лёхиной попы и массировала их, то прижимая к себе, то отпуская. «Погоди!», - Лёха вынул хуй у неё изо рта, Таня послушно отпустила его. «Дай, я теперь лягу, устал стоять. А ты будешь вылизывать хуй по всей длине языком, от основания, до головки. Поняла?» «Да». Лёша устроился поудобнее на тахте, вытянул ноги, закинул руки за голову: «Давай!» Таня наклонилась над красным, уже насосанным хуем и провела языком от яиц до головки, как захотел Лёха. Она водила им со всех сторон ствола, отгибая его от живота, кладя обратно и лижа сверху эту упругую колбаску. Достигая головки, она быстрыми движениями лизала её кончик, собирая то, что успевало выделиться из активно работающего полового органа, который она ублажала и нежила на радость Лёхе. Тот затаился от полноты ощущений, изредка постанывая: «Как же приятно…ох, сучка, что ты делаешь… что же ты делаешь, а?… Язычок высунь побольше, и всем, всем языком… вот так…вот так…вот так…а-а-а…яйца, яйца захватывай… и со всех сторон». Таня захватывала яйца, они мотались от её стараний, добавляя сладостных переживаний Лёшке. Он лежал, задрав подбородок кверху, раздвинув колени, в напряжении выгнув ступни и пальцы ног. Таня устала, язык её даже побаливал от усердий, но сколь приятных усердий! Она оставила хуй и нежно гладила Лёше бёдра, целуя тело возле члена, живот, пупок. Лёша тоже отдыхал, чуть расслабившись и снова отдалив нежелательный сейчас оргазм. Тянуть удовольствие и нарастание блаженства как можно дольше, смаковать и упиваться властью хуя над этой женщиной, натешиться вдоволь, прежде чем излить семя, - вот, чего хотел Лёха. Но долго ждать он не мог. «Давай, теперь опять соси! - он рукой направил член в сторону Тани, - На тебе! - он подвигал членом, - На, на! Он заждался. Ну-ка, возьми его в рот! Открой ротик…» Таня приблизила лицо к предлагающему себя хую, приоткрыла рот. Лёха провёл пальцем по её губам: «О, какая хорошенькая дырочка!», - и быстро засунул ей, а Таня снова принялась сосать, сосать капризную головку и дерзкий ствол и теребить бесстыжие яйца, а Лёша подзуживал: «Соси, блядь! Ой, блядь, как хорошо! Ой, блядь, бля-а-адь… Соси крепче… Усосись, усосись моим хуем… На! На! … Ешь его, ешь! Вот так, поглубже, а теперь головку потяни…о-о-о! умная какая девочка… Кушай, кушай его, я тебя покормлю, покушай у дяди из пиписки, пососи хуёчек… Ему вкусно, сладко, когда ты посасываешь вот так, так…посасывай, посасывай…он сладкий, вкусный…он тебя любит…соси…он тебя хочет, ему нравится, когда его сосут…у-у-у-ух…а-а…усосись, стерва…что ж ты делаешь, бля! Как вкусно, прия-атно…соси!» Лёшка сидел, опёршись на руки, широко раздвинув ноги, глядя на склонённую над его хуем голову. Он переместил центр тяжести на одну руку, а другой принялся гладить Таню по волосам: «Умница моя…хорошая…Поверни голову немного, вот так, я хочу видеть, как ты это делаешь, твои губы, лицо… Кушай, кушай… Он твой! Он скоро угостит тебя лакомством… Открой глаза, гляди на него… Как женщина красива, когда сосёт!» Давно уже трезвонил телефонный аппарат, замолк, но начал трезвонить снова. «Обломщики!», - недовольно поморщился Лёша, но пошёл и взял трубку. Таня с удовольствием отдыхала, ей казалось, что хуй становился всё более жёстким, но, наверное, это устали её мышцы, ныло основание языка, так далеко приходилось его высовывать. «Перестаралась немного, - улыбнулась Таня, - Но раз уж приехала специально за этим, надо всё сделать по высшему классу». Она вспоминала все пережитые недавно яркие мгновенья и ждала своего повелителя, ощущая жар между ног в низу живота.

Лёша шёл обратно, и Таня видела, как плотно член прижимается к его животу, даже нисколько не расслабился, не потускнел, вызывающе яркий, ему всё мало, и сейчас он снова начнёт блудить и тешиться её ртом и языком. Ну, что ж, она готова. Лёха поцеловал Таню, сказал: «Вот мы и пришли! Поиграй ещё с моим членом!» Он сел на тахту, опустив ноги на пол, а Таню – между них. Она сидела на коврике, подогнув колени, и ждала приказаний. «Смотри, - сказал Лёша, отгибая хуй от живота, - Он опять мокрый, слизни, и досуха, досуха… Вот. Покусай-ка его тихонько, он ещё не пробовал твоих зубок. Кусай, кусай, не бойся! Лакомка! Ублажай его… О да, да!… Какие ощущения ты заставляешь меня испытывать! … Смотри, видишь эту толстую жилку от яиц до головки вдоль всего члена. Начинай покусывать её снизу доверху. Ай! Ой! Ах! Как хорошо! Блядь! Ёбаная в рот…» Это было ново, Таня не знала, что такие действия могут доставить столь острое удовольствие. Она с любопытством проделывала эту процедуру, слыша, как, по приближении к головке, Лёша начинает стонать с придыханиями. Она начинала снова, и опять Лёша стонал на все лады, когда она покусывала натянутое основание крайней плоти при переходе к головке. Так развлекаясь, Таня думала, что, пожалуй, Лёшкиного азарта хватит на всю ночь, а она уже устала, и рот у неё не железный. Выпустив хуй изо рта, она попросила, с трудом шевеля губами: «Лёша, кончай! Я больше не могу!» «Ах ты, моя милая! Устала хуй сосать! Он тебя загонял, а? Сейчас я спущу в тебя! Ты уже потрудилась вдоволь. Я сам всё сделаю». Лёшка обхватил её голову руками и стал ебаться с ней, привстав с тахты и поставив Таню на колени. Он чуть приседал над ней, засовывая хуй и повторяя: «Заслужила, девочка! Умница моя. На! На тебе хуй! И ещё хуй… И ещё! Сейчас спущу! Ты сегодня не упустила ни одной капельки из него! Сейчас получишь сперму! Хорошо я тебя ебу? А? А-а! А-а-а!… Получай, сука! Пей всё, что из меня течёт! Пей, блядь! Вот… Вот…Вот! Вот! Вот!» Быстро задрочив хуем, Лёша кончил, долго ещё суя постепенно ослабевающий член в рот Тане. Совершенно ошарашенные, обессиленные, лежали они, прижавшись друг к другу на узкой тахте. «Это же надо же доводить человека до такого состояния! Зачем?», - обескураженно спросил Лёха, обращаясь в пространство.