Отворилась дверь. «Страховой агент. Акционерное общество «Октябрь». Страхование имущества, а также здоровья вашего и ваших близких». Молодая женщина перенесла центр тяжести с одной ноги на другую, плавно качнув бедром. Мужчина разглядывал её. Двойка а-ля Коко Шанель, палевого цвета, кожаная и поэтому чрезвычайно сексапильная. Слегка приталенный топ с V-образным вырезом, небольшая грудь, узкие бёдра, стянутые габардиновой юбкой тёмно-коричневого цвета, отделанной кожаным кантом точно в тон двойки. Он поднял глаза, женщина выжидающе улыбалась. Минимум макияжа, розовый блеск на губах. «Прошу», - впустил гостью хозяин. Прошёл в комнату, открыл форточку. Дама подошла к дивану, села, закинув ногу в белом сеточкой чулке, на ногу. Хозяин заглянул на кухню, где сидел его приятель, обрабатывая согнутые пальцы рук крохотной пилочкой для ногтей.

Женщина разглядывала комнату: средних размеров изящная мебель в стиле ретро, на стене репродукция в рамке под стеклом: портрет императора династии Мин. Вошёл хозяин, неся на подносе две дымящиеся чашечки растворимого кофе, несколько горячих тостов, сахарницу и две дольки лимона на блюдечке. «Вот всё, что осталось от лимона, прошу – то, что в простонародье называют «попка»». Женщина протянула пальцы с прозрачным розовым маникюром на ногтях и взяла жёлтый срез лимонной цедры, обмакнула в сахарницу и откусила, запила кофе. Мужчина сел в кресло и захрустел тостами.

Теперь гостья разглядывала хозяина. Свежая тонкого хлопка рубашка с розовыми полосами, прилизанные назад тёмно рыжие густые волосы, ухоженные усы и борода, холёные руки, насмешливые глаза. Страховой агент перекинула русую косу за плечо и приступила к изложению условий страхования и выгод, получаемых клиентом в качестве компенсации. Мужчина внимательно выслушал, кивнул. «Вас как зовут?» - «Октябрина». – «С вашего позволения, Октябрина, я отлучусь на несколько минут. Видимо, я заключу с вами договор на страхование квартиры». Мужчина прошёл на кухню, перекинулся парой фраз с приятелем, занятым маникюром, прошёл в ванну и включил горячую воду. Через полчаса он вышел в махровом халате с мокрыми потемневшими волосами, окружённый сладким ароматом мужского дезодоранта.

Он приблизился к даме: «Прошу, пройдёмте в другую комнату», - подал руку и проводил к незамеченной ею двери за шторой из тонкого плюша. Они оказались в спальне. Мужчина потянул за край покрывала и обнажилась постель: необычный цвет простыней – яркий сурик – так бросался в глаза, что смотреть можно было только на постель, и казалось, что от соприкосновения с нею непременно испачкаешься в краске. Хозяин развёл руками: «Простите, яркие цвета – моя слабость». Октябрина скинула жакет, мужчина помог ей снять топ через поднятые руки, затем комбинацию. При этом обнажившаяся грудь, казалось, увеличилась в объёме, не стеснённая узкой одеждой. Хозяин распахнул халат, и показался абсолютно чистый член, украшенный капелькой прозрачной смазки. Мужчина задрал женщине юбку, отогнул полоску трусов и принялся ебать в пизду всё более усиливающимися толчками, не обращая внимания на слабые возражения агента, что, дескать, ей нельзя во время работы и прочую чушь. Засунув хуй как можно глубже, мужчина тёрся своей растительностью о почти бесцветную флору женской мякоти, мыча от возбуждения. Хрупкая дама покорно везла своего тяжёлого наездника по красно-коричневому полю простыней.

Формальности не заняли много времени. Октябрина, спрятав в сумочку подписанный договор, заторопилась к выходу. Сидящий на кухне приятель хозяина проводил её вихляющую попку неожиданно жадным взглядом. Минут через пятнадцать раздался звонок в дверь. Хозяин, жуя какую-то зелень: то ли кинзу, то ли петрушку, открыл дверь. Перед ним стояла страховой агент. «Вы что-то забыли?», - удивлённо поднял брови мужчина. Октябрина смутилась: «Извините, понимаете, здесь, в ваш гастроном фрукты завезли, а у меня с собой как раз нет денег. Вы рублей двадцать не одолжите? Мой сын так любит мандарины». Мужчина лениво достал из кармана висящего пальто стопку трёшек, стянутых чёрной резинкой, отсчитал семь бумажек и протянул даме. Та поблагодарила. Приятель на кухне совершенно равнодушно разглядывал на просвет бокал со светлым вином.

Часов в двенадцать следующего рабочего дня страховой агент Октябрина требовательно стучала в железную чёрную дверь без номера на пятом этаже кирпичной пятиэтажки. Долго не открывали. Туманился дверной глазок. Звонок не работал, свисая, как увядший цветок на тонком стебле провода. Щёлкнул замок, дверь раскрылась на ширину толстой стальной цепочки, затем медленно отворилась. Хозяин отступил в глубину квартиры, Октябрина решительно вошла, захлопнув за собой дверь.

Пройдя в гостиную, она села у низкого журнального столика, достала бумаги, равнодушно окинула взглядом помещение. Хозяин стоял в проёме коридора, со страхом наблюдая за гостьей. Обвисшее на коленях спортивное трико сползало с выкормленного кашами и сдобой живота. Комната была заставлена чем попало: два старых не работающих холодильника, используемые вместо шкафов, продавленная в бахроме ниток софа, тяжёлый тёмный сундук с кучей ношеной одежды, наваленной сверху, рядом кручёная аляповатая металлическая этажерка со стопкой книжонок, брошюр и рекламных проспектов. Новый журнальный столик был покрыт картой Москвы. На стенах висели: перекидной календарь с фотопейзажами Швейцарии и довольно тонко написанная любительская акварель – портрет корейского правителя династии Коре. Занавесок не было, из окна открывался чудесный вид на Елоховский собор.

«Ну, что, Титенко, будем с вами делать?», - строго и устало спросила Октябрина. Хозяин робко улыбнулся, опустив глаза на свои протёртые в носках шлёпанцы. «Сколько месяцев не платили взносы? Так, два месяца. Ага!», - страховой агент спокойно посмотрела на Титенко. Тот затараторил, не поднимая глаз, вытирая рукавом пижамной куртки пот со лба: «Так ведь, зарплаты в прошлом месяце почти что не было, и сейчас задерживают, а попить поесть хочется…» «Замолчи, развратник, а то я сейчас ненароком тебя прибью! И вся твоя застрахованная жизнь гроша ломаного стоить не будет!» Женщина поднялась, швырнув бумаги на стол. Скинула рывком чёрную кожаную косуху, нервно поправила широкий грубой выделки ремень на плотно обтягивающих ноги и бёдра чёрных брюках с красной полосой по бокам, внизу всунутых в широкие раструбы чёрно-красных итальянских сапог. Хозяин опасливо попятился вглубь тёмного коридора, но агент настигла его в два шага, затащила обратно в комнату, держа брезгливо за рукав пижамы, сказала укоризненно: «Титенко, вы как ребёнок, вас воспитывать и воспитывать надо. Ну-ка, спускайте штаны!» Густо покраснев, Титенко потянул вниз трико, как оказалось, надетое на голое тело, обнажил приподнятые как на дрожжах ягодицы, залез коленками на софу и замер в покорном ожидании. Женщина поискала глазами и обнаружила в углу возле софы банку с замоченными заботливо прутиками ивы. Встряхнув пучок розог, Октябрина глубоко вздохнула и начала порку, сопровождая её громкой руганью, перемежаемую нежными ласковыми попрёками: «Был ты когда-то человеком, Титенко, а теперь растленный извращенец…», - и продолжала пестовать красную жопу хозяина. Забывшись в угаре порки, Октябрина угодила прутиком по тёмным, почти чёрного цвета яйцам, мелькавшим в просвете между бёдер, когда Титенко слишком выпятил страждущий зад вперёд. С воем развернувшись и толканув страхового агента так, что она опрокинулась на давно не мытый пол и растеряла все свои измочаленные прутья, хозяин, путаясь в штанах, подполз к ней, устрашающе подрагивая лилово-синим бугристым с сиреневыми прожилками хуем, удивительно похожим на бастурму. Дёрнув нетерпеливо металлическую пряжку ремня, Титенко прошипел, брызгая слюнями: «Расстегай, блядь!» Октябрина быстренько сняла устрашающие запоры и выпростала из узких брюк неожиданно миленькие круглые бёдра. Не дожидаясь, пока она стянет до конца штанины, Титенко лихо всадил в неё длинную узкую бастурму и принялся весело стучать в донышко влагалища, работая хуем как отбойным молотком. Щелчок пальцев разбудил упоённого трудом молотобойца; словно очнувшись, он вытянул растолстевшую бастурму из влагалища агента и, быстро пронеся над животом и грудью, запихнул Октябрине в рот. При этом он пробурчал растроганно: «Ну, если нужно, - так, значит, нужно!.. Пососи… пососи, если хочется». Морща кожу, хуй погружался в рот и тянулся обратно, расправляясь, удерживаемый за головку жадно сосущими губами и языком. Октябрина ещё раз щёлкнула пальцами, и член проворно переместился вниз, скользнул во влажную дырку, сразу принимаясь расторопно выёбывать пизду. Тяжело наваливался на Октябрину объёмный живот Титенко. Вот он подважил посильнее, источая ароматы пота и растрачивая последнюю мочь. Но тут снова раздался щелчок пальцев и женский нетерпеливый крик: «Пошёл! Пошёл!», Титенко вздрогнул, резко перекинул тело вверх, не соображая найти другую дырку. Страховой агент сама поймала натянутую туго лиловую бастурму и она замоталась в капкане, болтая яйцами, исторгая расточительно своё содержимое в новую ёмкость.

Уходя от клиента, Октябрина оглянулась и напоследок строго погрозила пальцем: «Смотри у меня, Титенко! А то дождёшься, сам понимаешь». Хозяин затравленно посмотрел на агента и молча захлопнул чёрную железную дверь.

Рабочий день Октябрины был расписан по часам. Но вот уже минут двадцать она томилась в подъезде, время от времени резко нажимая на кнопку звонка и озабоченно поглядывая на розовый циферблат крошечных часиков, которые всегда немного убегали вперёд. Сегодня похолодало, и поверх двойки и габардиновой юбки была надета лёгкая приталенная куртка из матовой лаковой ткани фиолетового цвета. Сдержанно поблёскивали при электрическом свете многочисленные застёжки-молнии и металлические полукольца пряжки пояса. Геометричная форма модели … Но тут распахнулись створки лифта и вышел, насвистывая, плотного телосложения человек в кожаной куртке, увидел Октябрину, весело засмеялся: «Страхуем старым хуем? С утра хуй застрахуй!» Он обнял страхового агента и приподнял сильными ручищами над полом: «А я думал, мне ещё кассационных две недели положено. Ну, хорошо, не все денежки сегодня растранжирил, эти автоматы! - как ребёнок заиграешься, понимаешь… Так, хватит здесь на сквозняке стоять, - Ара открыл дверь и протолкнув туда Октябрину, подмигнул, - Сейчас же внесу взнос в положенном размере!» «Иди на кухню, не разувайся! Ага, что тут у нас?, - продолжая балагурить, Ара заглянул в холодильник, вынул бутылку коньяка, - Давай по маленькой. Вай-вай-вай! Знаешь, придётся прогуляться до гаража, вдруг Карина раньше времени придёт. Конечно, её дело женское, поплачет и стерпит, но зачем мне, сама понимаешь, лишние сложности!» Октябрина, за всё время не проронившая ни слова, проглотила коньяк и пошла за хозяином, успев разглядеть на вычурных рельефных обоях коридора маленький портретик саксонца из рода Вельф, а через приоткрытую дверь в комнату – банку краски: ярко-красная мумия, на расстеленных по полу газетах. «Вечный ремонт», - вздохнул Ара и захлопнул входную дверь.

До гаража было недалеко, и вскоре Октябрина разглядывала чёрный шестисотый мерседес. Ара ласково похлопал машину по заду: «Ай, ласточка, ай хороша! Мы с братьями сложились, купили на четверых. Ну, ложись, детка, страховаться будем». Ара толкнул женщину на багажник. Она молча прижалась грудью и животом к холодной гладкой поверхности. Ара помял ей попку. Гладя длинные ноги, задрал юбку, зацокал умилённо: «У такой маленькой девочки – такая большая попка!» Пурпурного цвета ажурное бельё прикрывало женские прелести. «Ай, мой подарок! Тронут! Ну, цыпочка, покажи свою дырочку дяде».

Ара бережно, чтобы не порвать тонкие трусики, спустил их Октябрине до щиколоток, раздвинул руками ягодицы, метко плюнул в анус, растёр пальцем, потихоньку просовывая толстый палец внутрь. Страховой агент застонала, Ара тем временем выудил загнутый вверх дугой член и стал пропихивать его Октябрине в жопу. Женщина дёрнулась, взвизгнув. Ара спросил: «Ну, как, хорошо, дорогая моя?» «Ничего хорошего, - вертелась на багажнике Октябрина, - О, как же больно!» «А ты потерпи, потерпи, испокон веков женщине терпеть полагается», - Ара всаживал хуй уже на половину его длины. Октябрина потихоньку затихла, боль ушла, нарастало ни с чем не сравнимое удовольствие. «Ах, ты, моя ненаглядная! - приговаривал нежно Ара, растягивая входное отверстие попки круговыми движениями хуя, - Козочка моя!» Октябрина лежала на мерседесе, перед закрытыми глазами плыли тени, облака; внутри её тела ходил растягивающийся, удлиняющийся хуй, заползал всё дальше. Организм больше не сопротивлялся, задний проход расслабился, тело отдавалось, желало страстно внедрения чужой плоти, желало стать как можно более удобным для насилующего его хуя, угодливо поддавалось мужскому капризу и разыгрававшейся похоти. Ара действительно расходился. Он просунул ручищи Октябрине под курточку и топик, облапил грудь и, немилосердно тиская, тряс своим надроченным хуищем в её жопке, пока не издал, наконец, трубный звук, вбивая последние костыли в женский зад. Охнув, вытянул распухшую колбасу, вытер носовым платком, хлопнул женщину ладонью по заду: «Ну, угодила, девочка! Одевайся».

В последний рабочий день недели Октябрина решила одеться авангардно. Она поднималась по лестнице, с трудом задирая ноги в узкой серебристо серого цвета блестящей юбке до коленей, с каймой, украшенной подобием африканского орнамента. Цвет юбки широкой вертикальной полосой слева доходил до груди комбинированной чёрной блузы, где встречался с кончиком русой косы, небрежно перекинутой на грудь. Остановившись на площадке, Октябрина позвонила по очереди во все четыре звонка. Открылась последняя дверь. На Октябрину смотрел высокий худющий подросток лет шестнадцати. «Страховое акционерное общество «Октябрь», - представилась Октябрина, - Кто-нибудь из взрослых дома?» «Все на даче», - сознался молодой человек. «Да-да, вот как раз о даче и пойдёт речь, - заспешила Октябрина, - мне надо показать вам кое-какие документы. Некоторые вы передадите родителям. Некоторые и сами можете подписать. Уделите мне несколько минут?» Мальчик смущённо попятился назад, зацепив руками и грохнув на пол какой-то предмет. Октябрина уверенно прошла следом. В просторной гостиной ей сразу бросилась в глаза покрытая чёрным лаком деревянная статуэтка, изображающая одного из представителей марокканской династии Алауит. Горел экран включённого монитора, одновременно работал телевизор. «О, мои счастливые предки!», - загадочно проговорила страховой агент, с загадочной же улыбкой разглядывая чёрную фигуру. С тою же улыбкой она перевела взгляд на подростка, переминавшегося с ноги на ногу и тоскливо поглядывавшего на работающий в режиме паузы компьютер. На нём был новенький балахон цвета электрик и свободные тёмно-синие шаровары, из них торчали босые ноги сорок шестого размера, утопающие в пушистом затейливом коврике разных оттенков древесной сажи - бистр. Октябрина по-хозяйски расположилась за журнальным столиком, разложила бумаги, стала их перелистывать, что-то вписывать, задавая продолжающему стоять юноше вопросы. Выяснив, что родители приедут только на следующий день, страховой агент спохватилась: «Извини, у меня режим, я сейчас занимаюсь лечебным голоданием, и мне срочно нужно сделать одну процедуру, а домой я попаду только к вечеру. Помоги мне, будь другом!» Мальчик послушно принёс ей всё, что она попросила. Октябрина достала из пакета махровое полотенчико и оранжевую клизму. Пройдя в комнату Павлика, она занялась прочищением кишечника. Павлик, хмыкнув и пожав плечами, сел за прерванную игру. Через некоторое время до него стали доноситься характерные звуки. Октябрина сидела на эмалированном горшке его бабушки, освобождаясь от шлаков. Каждый звук Павлик сопровождал беззвучным хихиканьем и так отвлёкся, что толпы спрайтовых солдатиков с вражеской базы окончательно истребили его бравых «штурмпионеров». Павлик вздохнул и вышел из «gamenavigator». Томно побледневшая Октябрина прошла из комнаты в ванную, сопровождаемая слабым ароматом процедуры. Спохватившись, выглянула из-за дверцы: «Павел, если не трудно, убери, пожалуйста, в комнате». Молодой человек поднял брови, вытаращил глаза, но не оставлять же горшок до приезда родителей, - и пошёл убирать.

«Молодец, мальчик!», - растроганно сказала Октябрина вернувшемуся в гостиную Павлу и поцеловала его в щёку, туда, где темнело родимое пятнышко, покрытое светлым пушком волос. Поцелуй затянулся, а Павлик стоял вытянувшись, как оловянный солдатик, боясь двинуться. Октябрина посмотрела на него внимательно, отошла и жестом руки остановила шагнувшего было к компьютеру юношу: «Стой, стой там, где стоишь!» Голос у неё был таким властным, как у врача в хирургическом кабинете. Подросток замер. Страховой агент, сверкая серебряными сполохами юбки на обтянутых туго ляжках, приблизилась к нему. Сильные добрые руки опустились Павлику на плечи. Опустив ладони по груди мальчика, Октябрина ухватила края балахона и потянула вверх. Павел послушно поднял руки, обнажились угловатые плечи и коричневые соски на выступающей рёбрами груди. Балахон упал на ковёр. Октябрина молниеносным движением, не давая Павлику опомниться, спустила вниз шаровары и прощупывающим движением коснулась обеими руками выпирающего под плавками бугра. Мальчишка инстинктивно дёрнулся, но женщина остановила защитное движение рук, сказав сухо: «Стой спокойно!» Зазвонил телефон, но Павлик не двинулся с места. Он был не в силах оторваться от уверенных ловких рук, которые творили с ним невероятное. Октябрина оттянула плавки и посмотрела на член Павлика. Подросток зажмурился от блаженства и волнения, что она видит его! Октябрина оттянула сильнее, внимательно разглядывая сокровище. Наконец, плавки брошены на пол и мальчишка, совсем голый, возвышается на полголовы над Октябриной, вытянув руки по швам.

Погладив ладонями покрывшуюся мурашками кожу, гостья зацеловывает Павлику коричневый сосок на правой, затем на левой груди. Целует его худые плечи, поднимает руку и неожиданно для мальчишки начинает жадно вылизывать его подмышку, вспотевшую, поросшую жёстким волосом. Затем вылизывает пот под другой. Павлик дрожит, ему кажется, он возносится куда-то сквозь потолок, в который он вперился глазами, запрокинув голову. Октябрина, нализавшись и возбудившись до крайней степени, легко скинула блузку и лифчик, встала перед мальчиком на колени и занялась главным. Странное дело, член не поднялся, Октябрина видела перед собой белый хуёк, пушистый как одуванчик, она улыбнулась, - парень переволновался. «Так, - серьёзно сказала она, - давай-ка выпятим его вперёд», - женщина обхватила бёдра юноши и отвела назад, словно раскрывая плод. Член доверчиво выставился вперёд, и Октябрина, замирая от сладости, втянула губами мягкую, но упругую внутри пиписку мальчика. Она прижалась губами к сочной мякоти яиц и ласково потянула хуй, выпуская обратно сквозь плотное кольцо полусжатых губ. Так она тихо посасывала его, пока он не налился жаром и тогда сразу же выплеснул в неё первую порцию мальчишеской спермы, чистой как роса.

Октябрина курила на кухне, устремив туманный взор на запотевшее окно. Павлик засунул в духовку сковороду с красной капустой, посыпав её сыром и тёртым чесноком. Растяпа схватился за горячую дверцу голой рукой и запрыгал от боли, задевая острые углы модерновой карминного цвета кухонной мебели. Октябрина смеялась, понимая, что уйти ей отсюда удастся не скоро. «Ах, ты, мой недотёпа, - поймала она Павла за край балахона, - Иди ко мне, пожалею!» Пацан с налёту уселся ей на коленки, обнял за шею, женщина обхватила его спину и долго покачивала на руках, ощущая энергично вжимающуюся в неё тяжесть юношеских чресел.

Едва отодрав мальчишку за уши от своей шеи и согнав с колен, Октябрина сама достала шипящую ароматную сковороду и разложила капусту на тарелки. Павлик нашёл початую бутылку киянти, и обед удался. После обеда Павлик усадил Октябрину в кресло и показывал ей марки, укладывая на её колени объёмистые кляссеры, заставляя внимательно просматривать каждую страницу, что-то объясняя и тыча пальцем. Совсем утомив гостью, он убрал последний альбом на полку и повёл в спальню своих родителей: всю стену напротив кровати занимали два широких зеркала, на металлических висячих кольцах вдоль другой покачивались горшочки с розовыми фиалками. Октябрина распустила русую косу и упала плашмя на кровать. Взвизгнув, сверху на неё накинулся Павлик, трепля рассыпавшиеся по подушкам волосы и елозя весьма ощутимым сквозь шаровары хуем по её животу. «Какой негодный, нахальный мальчишка, что ты вытворяешь!», - принялась ругать его страховой агент. Павлик, хихикая, стянул с неё юбку и залез рукой в трусы: «Мокрая, мокрая пизда!, - завопил он как сумасшедший, довольно-таки больно ковыряя своими длинными пальцами женскую мякоть. Октябрина, морщась от царапаний, всё же не удержавшись, расхохоталась. Парень расхрабрился, стянул даме блузу и лифчик, принимаясь играть титьками и беситься на неожиданно доступном женском теле. Октябрина ойкала и смеялась, терпя послушно все выходки подростка. Шаровары сползли с его худых бёдер, и, неожиданно оказавшись на виду, замаячил развернувшийся бутон хуя, благоухающего мощным ароматом, как цветущий сиреневый куст. Лицо мальчика разрумянилось, похорошело, глаза блестели. «Ну ладно, давай, попробуй, - значит пора, - Октябрина раздвинула ноги и рукой толкнула член мальчика в отверзшееся влагалище, - Но я разрешу тебе сделать ровно двадцать восемь подъёбов, - строго прибавила она, - и ни на один больше. Это тебе на первый урок. Если ты уговоришь родителей заключить со мной контракт, я побываю здесь ещё не раз и научу тебя всему». Мальчик послушно заработал бёдрами. Октябрина лежала и считала вслух. Рот пацана раскрылся, и струйка слюны пролилась на грудь Октябрине. Неумолимо жестоко на счёте 28 женщина вытолкнула из себя раскрасневшегося мальчугана и расцеловала его румяные щёки. «Я не могу сейчас с тобой тратить время на еблю, мне слишком хочется целовать и сосать тебя, мой буйный, горячий мальчик! Дай мне насладиться тобой, как я хочу, а остальное отложим на потом».

Октябрина потянулась к туалетному столику, нащупала рукой миниатюрную расчёску для усов, подала мальчику, вытянулась перед ним, лицом к его бёдрам, бёдрами к его лицу. Павлик удивлённо разглядывал расчёску. Октябрина коснулась губами пушистого одуванчика, несильно прижалась, вдыхая запах. Пацан застыл с расчёской в руке, млея от рассчётливо слабых осторожных ласк. Потом он начал дрожать, и только тогда увидел перед собой ожидающую соблазнительную пизду, ничем не защищённую, всю в его власти. Он стал водить гребешком по курчавым волосам женщины, причёсывая и жадно разглядывая доставшийся ему для забавы перл создания. Он задевал короткими пластмассовыми зубьями неясного назначения выступ между половых губ, не догадываясь, что это и есть тот самый клитор, о котором смачно рассуждали его друзья-ровесники. Он приглаживал волосы в разные стороны, раздвигая половой орган, расчленяя его на две половинки, делая всё новые открытия. Приблизив лицо, он заглянул меж растянутых пальцами долек рдяной плоти и увидел расщелину, ширящуюся от его слишком стремительных усилий. Павлик вздохнул, ощутив, как сильно и ровно стала засасывать его хуй невероятная дама, так неожиданно быстро завладевшая всем его существом и угадавшая самые тайные желанья. Невозможно было удержаться от вожделения, и Павлик засунул в щедро открывшееся лоно палец, ощупывая его изнутри. Сквозь боль грубого вторжения Октябрина ловила самые изысканные и неожиданные ощущения от случайных прикосновений и нажимов. Продвигаясь вслепую, парень доставлял ей неиспытанные ранее услады. Павел дышал прямо ей в пизду, и вдруг неловко рванул пальцем, Октябрина от внезапной боли сжала зубы, укусив член. Павлик, даже не ойкнув, начал вдруг непроизвольно и обильно кончать, старательно как заведённый вводя и выводя укушенный хуй в рот – изо рта притихшей Октябрины.

Перевернувшись лицом к Павлу, она прижалась к его побледневшей щеке, и они, обнявшись, уснули почти одновременно. Включив ночник, разбуженная громким смехом подростка, Октябрина посмотрела на часы: было четыре утра. Павлик смеялся во сне, ворочаясь и разбрасывая руки. Страховой агент озабоченно искала свою одежду, торопливо натягивала юбку, оглядывалась, не забыла ли чего. В коридоре она долго изучала замки, пока ей не удалось, наконец, выбраться наружу. Поймав на шоссе белый жигуль, она доехала до Новых Черёмушек и поспешила к своему подъезду. Потыкав ключом в замочную скважину, она поняла, - заперто изнутри, - и устало позвонила.

Дверь открыл сорокалетний мужчина, лысоватый, невысокий, блеснул очками и отступил назад. Октябрина вошла, чувствуя на всём своём теле отпечаток угловатого тела Павлика, а во рту явственное осязаемое присутствие его хуя. «Где была?», - сухо спросил Семён. «Где, где…, - Октябрине так нужен был покой сейчас: уютное любимое одеяло, родная, как няня, подушка, - Поздно было, заночевала у клиента». «Даже не врёт, сука! - прошипел Семён, - Научилась обходиться без мужа? До дому лень было дойти, так приспичило?» В эти ранние утренние минуты все банальные проявления мужниной ревности казались Октябрине такими незначительными, неэффектными и неэффективными, - добавила она про себя. «Зачем мне врать?» «Стерва же ты!, -презрительно, с какими-то плаксивыми нотками в голосе вскричал Семён. «Тише ты, ребёнка разбудишь!» «О ребёнке вспомнила, потаскуха! А обо мне ты подумала? Я все морги, все больницы обзвонил. Всю ночь не спал. На каждый шорох дёргался. Хоть бы позвонила от любовника, зараза!» Октябрина направилась к спальне. «Куда?, - схватил её за локоть муж, - Погуляла и баиньки? Ну, нет! Если тебе на меня насрать, то пусть тебе будет стыдно перед ребёнком!» Он потащил её к детской, перед растерявшейся Октябриной мелькнули осенние кленовые и рябиновые листья, прикнопленные сыном к обоям, крохотная рамка с графической миниатюрой, изображающей грозного Саджида на вороном жеребце, преследующего лань. Семён ворвался в спальню мальчика, включил свет, Октябрина умоляюще вцепилась в руки мужа, но он желал проучить женщину, и перечить ему было невозможно. Семён поднял спящего ребёнка, тряс его за плечи, повторяя: «Посмотри на свою мать! Она таскалась к любовникам, пока ты спал! Вот она, твоя мать – шлюха!» «Ты с ума сошёл", - повторяла Октябрина. Мальчик таращил глаза, ничего не соображая со сна. «Семён, одумайся, ведь он снова начнёт заикаться!» «А кто в этом виноват! Ты регулярно встречаешься с разными мужчинами, а ребёнок должен думать, что ты порядочная женщина? Учти, так будет и в следующий раз. Вот, запомни, сынок, ты сам видел, собственными глазами, когда мать с гулянок возвращается домой!» Обливаясь слезами, Октябрина вырвала беспомощное вялое тельце из рук мужа, уложила на подушку, укрыла одеялом и, выключив свет, долго гладила быстро заснувшего ребёнка, размазывая по лицу макияж и скуля, как побитая собака. Семён стоял у кухонного окна, щуря на зашторенный панельными домами рассвет покрасневшие от бессонницы глаза.