|
Да, маньерист устроен хитро:
Я вечно вял, угрюм и хмур,
Но лишь пока мужского скиптра
Не тронет скипетром Амур.
Тогда подобие улыбки
Возникнет на моем лице,
И зазмеятся звуки скрипки
В крепчайшем черепном яйце.
И страшным скользким эмбрионом
В яйце закопошится грех,
И скиптр, на зависть фараонам,
Растет для чувственных утех.
Спят те, кто властвовал на Ниле,
Зашиты в просмоленный холст.
Пускай длинны их скиптры были,
Но мой - чувствителен и толст.
Всё повторилось этой ночью -
Одно не шло из головы:
Смежив египетские очи,
В соседней зале спите вы.
Как мощный властелин Египта,
Я зашагал во мраке к вам,
И тяжкий набалдашник скиптра
Качался в такт моим шагам.
Хоть я и выпил больше литра,
Но это мелочь для меня,
И мнилось; набалдашник скиптра
Горит в ночи, как головня.
Но где полки твои, Египет,
Где колесниц несчетных мощь?..
Как муха, вами был я выпит,
Стал неподвижен, сух и тощ.
Увы, всегда за проблеск счастья
Нас ждет расплата впереди.
Как мумия, сложил я пясти
На впалой высохшей груди.
Тысячелетья пролетели,
А я всё ненависть коплю
И душный саркофаг постели
С убийцей собственным делю.
Я должен, словно в пирамиде,
Лежать средь этих простыней,
Злодейку люто ненавидя
И раз в сто лет глумясь над ней.
|
