|
На грязноватом снежном фоне,
В прожильчатом пространстве сквера
В любой взъерошенной вороне
Живет младенческая вера
В неиссякаемость отбросов,
В надежность свалок и помоек,
А человек в душе философ
И оттого весьма нестоек.
Он думает до одуренья:
Кто перводвигатель природы?
Кто дал нам крупы и варенья,
Мясопродукты, пиво-воды?
Он думает - но нет ответа,
Нет ободряющего гласа.
Трактуется молчанье это
Как знак наращивать запасы.
Увы, не верят люди в благость
Великой Мировой Идеи,
И трудятся, и труд им в тягость,
И делает их все беднее.
Когда просмотришь век за веком -
Такой выходит вадемекум:
Труд сделал зверя человеком,
Но очень злобным человеком.
Вороны на деревьях сквера
Расселись умиротворенно.
А если бы нехваткой веры
Страдали также и вороны?
Трудиться вороньё бы стало,
Не веря в будущность помойки:
Клепать, чеканить по металлу
И гвозди забивать на стройке.
Но труд одним приносит горе,
Высасывая все их силы,
Другие же выходят вскоре
В подрядчики и воротилы.
Простое вороньё со злобой
Коситься стало б на богатых.
До большевизма так дошло бы
Развитье общества пернатых.
Но не для них подобный ужас -
Крепка у врановых в натуре
Их вера в собственную нужность
В великой Мировой структуре.
И в то, что их Миростроитель
На произвол судьбы не бросит,
Даст пропитанье и обитель
И платы никакой не спросит.
С вороной в радостном полете
Всю жизнь старайся соизмерить:
Ты надрываешь пуп в работе,
А надо просто твердо верить.
|
