|
Журналистка, девушка-бродяжка,
Я хотел воспеть тебя в стихах,
Но не смог, а только крякнул тяжко
И воскликнул:"Ах, шалунья, ах!"
Объясните, как же мне не крякнуть,
Как мне сочинить изящный стих?
Ведь тебе сегодня вновь размякнуть
Суждено в объятиях мужских.
Захлебнулся город твой в метелях,
И хотя дорогу замело,
Ты выходишь, чтоб в чужих постелях
Снова кувыркаться мне назло.
Сами по себе навряд ли радость
Принесут тебе твои самцы -
Это мне ты хочешь сделать гадость,
А ведь я гожусь тебе в отцы.
В лабиринте заметенных улиц,
Где снежинки рассекают лоб,
Ты бредешь к любовнику, сутулясь,
Но, споткнувшись, плюхнешься в сугроб.
И метель мгновенно над тобою
Наметет еще один сугроб...
С удивлением твой труп весною
Обнаружит пьяный снегокоп.
Так уже со многими случилось,
Многих откопали по весне...
Потому опомнись, сделай милость,
Поднимайся и беги ко мне.
Ведь в сугробе, в стылой полудреме,
Наконец-то до тебя дошло,
Что тебе лишь у Андрюхи в доме
Удавалось чувствовать тепло.
Отогрейся у меня в постели
И в меня задорным смехом брызнь,
Но запомни: в образе метели
Здесь я вывел нашу злую жизнь.
|
