|
Я как-то пришел в воскресенье
В знакомый до боли бордель,
И выбрал там девушку Ксению,
И с ней завалился в постель.
И только девчонку хорошую
Я стал под себя подбирать,
Как кто-то, ввалившись в прихожую,
Пронзительно начал орать.
И вдруг забарахталась девушка
И мне зашептала: "Не лезь!
Приперся мой старенький дедушка,
Пронюхал козел, что я здесь".
Скатившись с нее огорошенно,
Сказал я: "Но это же бред,
Ведь ты не соплячка с горошину,
Тебе ведь четырнадцать лет".
Я встал и пошел разбираться -
Как был, со стоячей елдой.
А собственно, что мне стесняться,
Ведь я человек молодой.
Гляжу, нарушитель покоя -
Парнишка лет ста двадцати:
Грозится, махая клюкою,
Весь этот притон разнести,
Поскольку, мол, тут его внучка.
Но я возмутился: "Не ной!
Как смеешь, навозная кучка,
Ты мне отравлять выходной?!"
"Учти, старикашка-какашка, -
Я сухо сказал старику, -
Кулак мой обрушится тяжко
Тебе на тупую башку.
Ну да, я купил твою внучку
И вправе ее отсношать,
А также задать тебе взбучку,
Коль будешь и впредь мне мешать.
У нас, молодых, неизбежно ведь
Сношения требует кровь,
А ты вдруг решил, как при Брежневе,
Запрету подвергнуть любовь.
За это ль на штурм коммунизма
Мы шли в девяностых годах?
Как дам сейчас, старая клизма,
Хоть ты и в преклонных годах".
И стал старикашку толкать я,
И выкинул с возгласом "брысь",
И сгреб его внучку в объятья,
И смехом мы с ней залились.
И славно в тот вечер курилась
Любимая мной анаша,
И внучка над дедом глумилась,
Презреньем и гневом дыша.
|
