|
Ослизлостью бесцветной рыбьей
Весь город нынче осквернен.
Над парком беспокойной зыбью
Повисли оклики ворон.
И думать нынче мне досадно
Под их колеблющийся карк,
Что ввечеру идти обратно
Мне снова через этот парк;
Что будут, простирая пики,
Огни над прудиком висеть
И будет ветер гнать их блики
В мелкоячеистую сеть;
Что жизнь моя в труде и быте
Вся плоской стала, словно блин,
И хочется вогнать событье
В ее середку, словно клин.
Неужто нынче все маньяки
Из города бежали прочь?
Ведь есть же девушки-гуляки,
Деревья, и туман, и ночь.
Пора приверженцу насилья
В ночи пред девушкой предстать,
Воздеть ручищи, словно крылья,
И фаллос жилистый достать.
Чтоб мог я вовремя явиться,
Маньяка по башке хватить
И обомлевшую девицу
По-мушкетерски подхватить.
А после, не скрывая гнева,
К маньяку обратиться так:
"Опять ты здесь? Не трогай деву
И спрячь немедленно кутак.
Ну что ты вытаращил зенки?
Учти: допрыгаешься ты,
И бросят в грязные застенки
Тебя свирепые менты.
Ведь на такого соплежуя
Они навесят тьму грехов.
Давно о том тебе твержу я,
Но ты на редкость бестолков.
Так промышляй в своем районе,
А мой отныне ни ногой.
Ты - тля, а я давно в законе,
Вот так, товарищ дорогой".
И побредет маньяк, сутулясь, -
Ведь на такси не ездит он, -
Сквозь бесконечность мокрых улиц
В свой скудный заводской район.
А я ночной туман столицы
Вдохну, как некий сладкий яд,
И на недвижную девицу
Переведу свой тяжкий взгляд.
|
