|
Ты выше всех людских божеств,
Одну тебя я признаю,
Но много трепетных существ
Влеку я в храмину твою.
Им нравятся мой грубый лик
И мой невыразимый взор,
И в храме том, что я воздвиг,
Благоухающий притвор.
Вокруг - тупое бытие,
А в храме - таинство и страсть,
И входит жертва - чтоб ее
Я мог перед тобой закласть.
Ты восседаешь в вышине,
Одета в пурпур и виссон,
Но с дерзостью, столь милой мне,
С ногами влезешь вдруг на трон.
И жертва чует свой конец,
Но все же шепчет мне: "Люблю".
Как валят резники овец,
Ее я грубо повалю.
И жаждой крови распалюсь:
Обсидиановый кинжал
Туда нацелится, где пульс
На шейке в страхе задрожал.
Когда вершу я твой закон,
Мою решимость не смутят
Ни жалобный, молящий стон,
Ни беззащитный, кроткий взгляд.
Ты видишь всё: как кровь густа,
Как в пляске я верчусь волчком,
И ты припухшие уста
Оближешь острым язычком.
|