|
(поселковая повесть)
Врач: Я две ночи нес наблюдение вместе с вами, но не вижу ни
малейшего подтверждения вашему рассказу. Когда она бродила последний раз?
Придворная дама: С тех пор, как его величество выступил в поход, я
видела не однажды, как она вставала, накидывала на себя ночной халат...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
... Смотрите, вот она идет!
Шекспир.
1
Снимал я комнату когда-то
В холодном доме на Двадцатой
Версте, *1) а за моей стеной
Нескромно со своей женой
Питомец жил консерваторский,
Пел как Шаляпин и Касторский,
Но громче и, как Рейзен, в нос.
В передней жил облезлый пес,
Пушком звала его хозяйка.
Она была, как балалайка,
Вся - вниз. Вверху торчал пучок
Величиною с пятачок,
Седой, но рыжей краской крашен.
Лба не было, и чем-то страшен
Был осторожный, будто вор,
Хозяйки ящеричий взор.
Со всею желтизной своею
Лицо переходило в шею
И, чуть расширившись в плечах,
Как вдоль по грифу, второпях
Внезапно раздавалось тело
И доходило до предела
Своих возможностей. Она
Была смертельно влюблена
В соседа моего - из класса
Вокального - красавца баса.
2
Ах, Шуберт, Шуберт! Твой "Двойник" *2)
В раструб ее души проник,
И рокотал, и сердце ранил,
И душу страстную тиранил.
Хозяйка бедная всю ночь
Глядит на дверь певца - точь-в-точь
Злосчастный евнух, страж гарема,
Стоит и всхлипывает немо,
Сжимает кулаками грудь,
И только в горле бьется ртуть.
Я что ни день твердил соседям:
- Друзья, давайте переедем.
Не соблазняйте малых сих
Пыланием сердец своих. -
А бас и хрупкое сопрано
В ответ со своего дивана
Хохочут так, что спасу нет,
Кричат:
- Да ну тебя, сосед!
3
Однажды, синий от мороза,
Я брел со станции домой.
Добрел, и тут же за Ломброзо, *3)
Сижу, читаю...
Боже мой!
Свечи мигающее пламя
Ужасный образ создает:
С его нечистыми глазами,
С его петлистыми ушами,
Как в гробовой сосновой раме,
В дверях Преступный Тип встает.
- Налоги за истекший год
И за дрова внести мне надо.
Я получить была бы рада
Не то чтоб за ыевраль вперед,
Хоть за январь мне заплатите,
Коль нежелательных событий
И впрямь хотите избежать.
Итак, я жду. С вас двадцать пять.
О, эта жизненная проза
И уши - две печати зла!
Антропология Ломброзо
Вдруг подтверждение нашла.
Хозяйка хлопнула дверями
И - прочь! Колеблемое пламя
Слетело с фитиля свечи,
Свеча погасла, и завыло
Все окаянное, что жило
Внутри нетопленной печи -
Те упыри, те палачи,
Что где-то там, в ночи унылой,
Терзают с неизбывной силой
Преступных Типов за могилой.
А за окошком тоже выло:
Плясала по снегу метель,
Ее дурманил свежий хмель,
Она плясала без рубашки,
Бесстыже выгибая ляжки,
Снежинки из ее баклажки,
Как сторублевые бумажки,
Метались, клювами стуча
В стекло.
Где спички? Где свеча?
4
Я - к двери баса и сопрано.
Казалось мне, что я кричу,
А я едва-едва шепчу:
- Кто у меня задул свечу?
Кто спички выкрал из кармана?
Кто комнаты сдает внаем,
А в комнатах температура
Плюс пять? Преступная Натура
Нарочно выстудила дом:
Ангина хватит, а потом
Прости-прощай колоратура.
Все - Балалайка! У нее
В буфете между чайных ложек
Отточенное лезвие
Захоронил сапожный ножик,
Она им режет кур. Она
В уме своем повреждена.
В ее глазах горит угроза
Убийства. От ее ушей
Злодейством тянет. Сам Ломброзо
Ушей петлистей и страшней
Вовек не видел. Бойтесь мести!
На почве зла родится зло.
Бежим! Бежим! Я с вами вместе!
Увязывайте барахло!
Тут я упал в передней на пол.
Не знаю, сколько я лежал,
Как долго пес лицо мне лапал
И губы языком лизал.
Меня в постель перетащили.
Хинином душу мне глушили,
Гасили снегом жар во лбу,
А я лежал, как труп в гробу.
Моя болезнь гнилой горячкой
Слыла тому сто лет назад.
Стояла смерть в углу за печкой,
И ведьмы обложили сад,
И черти по стене скользили,
Усевшись на свои хвосты,
И с непомерной высоты
К постели жмурики сходили:
- Погибли мы, и ты погиб!
Угробит всех Преступный Тип!
5
Зима прошла. Весною ранней
Очнулся я - один, один,
Без помощи, в сплошном тумане,
В дурмане, без гроша в кармане...
За стенкой - тихо на диване,
И всюду тихо. Из глубин
Души нахлынув, слезы льются...
Дверь настежь! Вижу донце блюдца
И руку. Слышу:
- Гражданин!
Возьмите огурец соленый! -
И блюдце брякнулось на стул,
И все затихло. Пораженный
Явленьем жизни возрожденной,
Не выплакавшись, я заснул.
Соседка с мужем возвратилась
Домой, когда уже в окне
Луна сквозь облачко светилась.
И что она сказала мне?
- Какая радость! Ваша милость
Для новой жизни пробудилась!
Ура, ура! Мы с муженьком
Сейчас напоим вас чайком.
Весна была, как Боттичелли,
И лиловата, и смутна.
Ее глаза в мои глядели
Из приоткрытого окна,
Ополоумев, птицы пели,
Из сада муравьи ползли.
Так снизошло к моей постели
Благословение земли.
6
Настал июнь, мой лучший месяц.
Я позабыл угарный чад
Своих январских куролесиц,
Метелей и ломброзиад.
Жизнь повернуло на поправку:
Я сам ходил за хлебом в лавку,
На постном масле по утрам
Яичницу я жарил сам,
Сам сыпал чай по горсти в кружку
И сам себе добыл подружку.
Есть в птичьем горлышке вода,
В стрекозьем крылышке - слюда, -
В ней от июня было что-то,
И после гласных иногда
В ее словах звучала йота:
- Собайка -
- Хлейб -
- Цвейты -
- Звейзда.
Звучит - и пусть! Мне что за дело!
Хоть десять йот! Зато в косе
То солнце ярко золотело,
То вспыхивали звезды все.
Ее душа по-птичьи пела,
И в струнку вытянулось тело,
Когда, на цыпочки привстав,
Она вселенной завладела
И утвердила свой устав:
- Ты мой, а я твоя. -
И в этом
Была основа всех основ,
Глубокий смысл июньских снов,
Петрарке и другим поэтам
Понятный испокон веков.
7
|
