Cайт является помещением библиотеки. Все тексты в библиотеке предназначены для ознакомительного чтения.

Копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск.

Карта сайта

Все книги

Случайная

Разделы

Авторы

Новинки

Подборки

По оценкам

По популярности

По авторам

Flag Counter

Военная история
Коллектив авторов
Язык: Русский

Метаморфозы боевой подготовки советской истребительной авиации в послевоенный период

Авторы:

полковник авиации военный лётчик 1-го класса Игорь Карташев,

канд. воен. наук полковник авиации военный лётчик 1-го класса Зиновий Никитин,

лауреат Государственной премии полковник авиации военный летчик 1-го класса Пётр Черныш.

За всё время существования отечественной истребительной авиации на долю последней выпало немало реформ, многие из которых затевалисъ в угоду модным зарубежным и отечественным теориям, высоким чинам, a иногда и просто ради показухи, иначе говоря, демонстрации бурной деятельности. Большинство из них стоило нашей стране огромных средств, а её лётчикам — жизни. В предлагаемой ниже статье, написанной бывшими инспекторами по боевой подготовки истребительной авиации Главного Штаба BBC, рассказывается о нескольких малоизвестных этапах эволюции теории и практики боевой подготовки истребительной авиации советских BBC, позволивших всё же к моменту развала великой державы и её вооружённых сил выйти нашим истребителям на практически недосягаемый в настоящее время уровень боевой выучки.

Среди абсолютного большинства любителей истории авиации и многих «крупных» специалистов прочно утвердилось мнение, согласно которому практика манёвренного боя начала отмирать в советских BBC с началом хрущевской ракетизации вооружённых сил, повлёкшей резкое сокращение в их боевом составе авиации и флота. Однако это далеко не так. Справедливости ради необходимо отметить, что на протяжении первого послевоенного десятиления (после окончания Второй Мировой войны) теория воздушного боя в целом изменилась мало. По большому счёту учитывались только возросшие почти в два раза максимальные скорости истребителей, что привело к большему пространственному размаху воздушных боёв, однако управление боем сводилось к выводу группы истребителей в исходное положение для начала сближения в первой атаке, после чего ответственность с командного пункта за результат схватки фактически снималась. Лишь по окончании боя КП снова включался в работу, отвечая за возвращение уцелевших самолётов на свои аэродромы. С помощью такого метода, в частности, происходило управление истребителями 64-го ИАК в Корее, и к середине 50-х годов он был доведён до логического совершенства.

Прогресс в авиационной технике, между тем, не стоял на месте, и в середине 50-х годов на вооружении BBC стран НАТО стали появляться дальние и стратегические бомбардировщики носители ядерного оружия1. которые по своим высотно-скоростным характеристикам не только не уступали, но и зачастую превосходили советские истребители того времени. Максимальные скорости создавашихся им на замену В-58, В-70 и TSR.2 вообще лежали в диапазоне М=2-3, и уже поэтому несли смертельную угрозу странам социалистического лагеря. Весьма значительными были и декларированные характеристики дальности полёта этих машин. В то же время было очевидно, что на большей части маршрута до назначенных целей эти самолёты не будут иметь истребительного прикрытия.

Поскольку исход будущей мировой войны, по мысли военных теоретиков того времени, во многом определялся тем, какой из сторон удастся в кратчайшие сроки нанести больший ущерб с помощью ядерных ударов, роль фронтовой истребительной авиации в завоевании господства в небе над линией фронта в рамках этой теории резко снижалась. Практически ненужными выглядели также штурмовая и фронтовая бомбардировочная авиация, призванные действовать вблизи линии боевого соприкосновения. В то же время роль перехватчиков неизмеримо возрастала, так как даже один-единственный прорвавшийся к прикрываемому объекту бомбардировщик мог нанести непоправимый ущерб. С учётом характера возросшей угрозы с воздуха развивалась и тактика истребительной авиации, в которой манёвренный воздушный бой вытеснялся перехватом. Ведь ни В-47, ни тем более В-52 не предполагалось прикрывать истребителями на всём их пути к назначенным целям и обратно, а сами они для перехватчиков противника серьёзной опасности не представляли2.

Однако оставалась тактическая (и в том числе палубная) авиация. До момента сброса боевой нагрузки и ПТБ её самолёты были весьма неповоротливы, но после атаки наземной цели они вполне могли постоять за себя, поскольку мало уступали перехватчикам как в характеристиках манёвренности, так и в огневой мощи. Именно по этой причине в курсе боевой подготовки истребительной авиации (КБП ИА) после войны в Корее появился термин «перехват и воздушный бой». Свободный воздушный бой одиночных истребителей сохранился, а бои пары с парой и звена со звеном стали проводится только с обусловленным манёвром, т. е. атакующий знал, как будет себя вести в бою атакуемый! Необходимо также отметить, что по итогам боёв в Корее и «перехват с воздушным боем» и «воздушный бой» в любом виде были выведены из стратосферного дипазона, хотя и не опустились до уровня предельно малых высот.

С 1953 г. в строевые части истребительной авиации BBC и ПВО стал поступать МиГ-17ПФ, который был оптимизирован только для перехвата и приборной (по РЛ-прицелу) атаки неманеврирующей цели днём в облаках и ночью. В каждой истребительной дивизии, дислоцируемой вблизи государственной границы, были сформированы эскадрильи всепогодных перехватчиков, экипажи которых несли боевое дежурство, поддерживая свой уровень лётной выучки интенсивными ночными полётами. Их монотонная жизнь ограничивалась полётами на средних высотах (там, где чаще всего и формировалась мощная облачность) по маршруту и на перехват.

Свободный воздушный бой выглядел так: пара приходила в зону воздушного боя, размыкалась по команде ведущего и из положения «спина к спине» лётчики приступали к маневрированию в пространстве, стремясь зайти друг другу в хвост. Но этого было мало. Для победы в свободном бою необходимо было выполнить по «противнику» «зачётную» очередь из бортового оружия.

Воздушные бои между парами и звеньями истребителей организовывались несколько по-иному и начинались с поочерёдного входа «противников» в зону воздушного боя. Поиск осуществлялся визуально. Первый увидевший молча занимал исходное положение для атаки и после этого предупреждал своего оппонента по радио: «Атакую!». По этой команде попавшее под удар пара или звено выполняло в основном, фигуры простого пилотажа без размыкания группы. На этом бой заканчивался, и «противники» возвращались на аэродром.

Зачётность очереди определялась по плёнке фотокинопулемёта (ФКП), на которой количество кадров соответствовало длительности нажатия на боевую кнопку (которое примерно равнялось или было чуть больше 1,5 сек.), угол упреждения был заданным, а диапазон дальностей был в пределах эффективной стрельбы. Одновременно с сеткой прицела на плёнку синхронно проецировался циферблат часов, что позволяло при анализе «боя» понять, кому из противников первому удалось выполнить «зачётную» очередь.

Ущербность способов организации боя между парами и звеньями была в определённой степени очевидна уже тогда. О более сложных боях между эскадрильями (тем более в условиях численного превосходства противника) военные теоретики (причем, как отечественные, так и зарубежные) предпочитали не задумываться.

Справедливости ради стоит заметить, что возросшие с момента окончания Второй Мировой войны в 1,5—2 раза скоростные характеристики истребителей пропорционально раздвинули и границы воздушного боя. В результате ввод в бой большого числа истребителей, одновременно выполняющих одну и ту же боевую задачу, был связан с использованием воздушного пространства значительного обьёма, причём его границы выходили за пределы обзора командира подразделения, контролировавшего воздушную обстановку с борта своего самолёта. Поэтому в управлении действиями больших групп истребителей участвовали двое — расчёт КП, «читавший» обстановку в районе боевых действий по экрану РЛС и командир соединения (части), визуально управлявший действиями экипажей в очагах воздушного боя, завязывавшегося после взаимного визуального обнаружения противоборствующими сторонами.

Но если во время войны после начала сближения бой делился на очаги боя звеньев, пар и одиночных экипажей, то в мирные послевоенные годы для обеспечения безопасности от столкновений и грубых ошибок в технике пилотирования, большие группы ограничивались последовательными атаками в заранее оговоренное время и с заранее оговоренных рубежей. На лётно-тактических учениях (ЛТУ) по-прежнему большое внимание уделялось организации боевых действий и управлению. Однако обстановка, развивавшаяся по инициативе командиров звеньев и пар, неоднократно ставила в тупик старших начальников часто просто не успевавших отдать правильный, обоснованный сложившейся на тот момент тактической обстановкой, приказ. Промедление даже в несколько секунд (не говоря уже о минутах) было «смерти подобно» (часто без всяких кавычек!). Если такого рода события развивались на глазах начальства, то фигуранты (независимо от достигнутых ими в ходе учебного боя результатов), безжалостно наказывались.

В результате зачётные полёты и ЛТУ стали оцениваться только за качество фотострельбы по сумме результатов, достигнутых их участниками, без учёта оценки за своевременность и точность по месту воздействия по противнику. Наметившаяся в этой обстановке тенденция к совершенствованию точности прицеливания с использованием гироскопического прицела в сочетании с желанием руководящего лётного состава скрыть от подчинённых своё неумение вести свободный воздушный бой, предопределили фокусировку боевой подготовки на одиночном воздушном бое (поединке). Под это была подведена и вполне солидная теоретическая база, причём, ретроспективно оценивая её основные положения, приходится признать, что вполне определённый здравый смысл в ней действительно имелся, а подвергнуть её сомнению полвека назад было и вовсе невозможно. В основе теории лежали «три кита».

Во-первых, предполагалось, что со временем масса ядерных средств поражения (бомб) будет существенно снижена, что позволит использовать для их доставки к цели менее крупные (чем стратегические бомбардировщики) самолёты, а в перспективе и тактические истребители.

Во-вторых, считалось, что прогресс в области авиастроения позволит создать такие двигатели и виды топлива, что со временем дальностью действия современных на тот момент стратегических бомбардировщиков будут обладать боевые машины более «лёгких» классов, что позволит последним не опасаться встреч с вражескими перехватчиками и при случае успешно им противостоять.

В третьих, у лётного состава истребительных авиачастей требовалось поддерживать достаточно высокий уровень лётного мастерства, а отработка приёмов индивидуального воздушного боя как нельзя лучше способствовала этому.

Как нетрудно заметить, первое предположение со временем полностью подтвердилось, очевидность третьего никогда не вызывала сомнений, а вот второе было выполнено лишь отчасти3. Понятно, что в то время обоснованность подобных ожиданий не вызывала сомнений. Но здесь начавшаяся реактивная эпоха наложила свой неповторимый отпечаток.

Co стрельбой в воздушном бою к середине 50-х также было далеко не всё в порядке. «Возмутителями спокойствия» оказались, с одной стороны, возросшие скоростные характеристики боевых реактивных машин 1-го поколения по сравнению с их винтовыми аналогами времён Второй Мировой войны, а с другой — усилившаяся прочность конструкции планеров, рассчитанных на более высокие скорости и перегрузки. Помимо этого наиболее важные системы (управление в первую очередь) начали дублировать. Свою долю в снижение уязвимости летательных аппаратов внёс и новый вид топлива — авиационный керосин. Последний загорался существенно труднее, нежели высокооктановый бензин, а на больших высотах (свыше 10 км), в условиях разряжённой атмосферы, вытекающее из пробитого бака реактивное топливо вообще было поджечь невозможно!

В результате, как свидетельствовал опыт недавно закончившейся войны в Корее, дальность действительного огня по самолётам тактической авиации не только не возросла благодаря повышению эффективности прицельных устройств и мощи стрелково-пушечного вооружения4, но даже несколько снизилась (особенно в противоборстве истребителей), выйдя на уровень 200—300 м.

И это вступило в противоречие с мерами безопасности для дальности стрельбы, установленными Курсом боевой подготовки истребительной авиации: стрелять с дальности менее 200 м лётчикам запрещалось. Стоявший на МиГ-15 и МиГ-17 полуавтоматический гироскопический прицел АСП-3 имел свои особенности выработки данных для стрельбы. Подвижная сетка прицела на малых дальностях почти не отклонялась при манёвре истребителя, а в процессе прицеливания на дистанциях свыше 300 м она реагировала на малейшее изменение крена или перегрузки, а потому «удержать» её на цели было очень трудно. Возник парадокс: прицел обеспечивал данными для стрельбы умелого стрелка и «мешал» вести огонь новичку. Таким образом, для получения зачётной очереди цель должна была или не маневрировать или выполнять плавные манёвры с постоянной угловой скоростью, чего в реальном бою, естественно, не было и в помине.

Понятно, что в этих условиях процесс прицеливания и стрельбы по воздушной цели с директивно введённой дистанции более 300 м был очень труден, и потому опытные лётчики, особенно прошедшие войну, предпочитали подходить к противнику ближе. Трижды Герой Советского Союза И.Н.Кожедуб прямо говорил, что «для гарантированного поражения противника и на реактивных истребителях надо подходить на сто метров...»

Между тем, количество ветеранов, имевших боевой опыт (в том числе и войны в Корее), в составе BBC c каждым годом естественным образом сокращалось, а новые стратегические подходы и реалии диктовали свою логику развития событий. Начавшиеся между тем регулярные полёты американских и британских разведывательных самолётов над Советским Союзом очень тяжёло отразились как на боевом духе лётного состава, так и на подходах к конструированию боевых машин. Отсутствие достаточно мощных реактивных двигателей вынудило начать очередной раунд борьбы за снижение массы истребителей, которым «дыхалка» не позволяла забираться на оперативный потолок разведчиков вероятного противника. Ещё более тревожная информация поступала по каналам ГРУ: агентура сообщала, что экипажи американских бомбардировщиков проводят полёты над Советским Союзом с габаритно-весовыми макетами ядерных бомб.

Понятно, что если вражеские бомбардировщики нанесут удары ядерными бомбами по городам СССР, то особого смысла вести воздушные бои с натовскими истребителями над Германией и Венгрией уже не будет. В результате, как и в годы Великой Отечественной войны с советских истребителей «за борт полетело» всё второстепенное, без чего можно было обойтись при перехвате высотных целей. Расставаться приходилось даже с частью вооружения и боекомплекта, не говоря уже о приборах и бронеспинке.

После очередной ревизии веса были сняты часы, а на смену фото-кинопулемёту С-13, стоявшему на МиГ-17, пришёл ФКП-2. При ведении огня, он фотографировал не положение цели относительно оси самолёта и его оружия, а положение цели и сетки прицела. Но самое главное — он не имел часов. «Зачётную» плёнку можно было делать сразу же после уборки шасси или при сборе группы и не мучиться при построении хитрых манёвров в учебном бою.

Исчезновение такого на первый взгляд малозначимого элемента приборного оборудования как часы повлекло за собой стремительную эрозию практики воздушного боя, причём как в среде лётчиков-перехватчиков из состава истребительной авиации ПВО, так и в среде фронтовых истребителей.

Послабления коснулись и требований, предъявляемых к подготовке лётчика, представляемого на присвоение классной квалификации. Подготовка к ведению воздушного боя подразумевалась в рамках его готовности выполнять задачи по уничтожению противника в составе группы до звена включительно, а для подтверждения 2-го и 1-го класса было достаточно уметь выполнять перехваты в сложных метеоусловиях и ночью. Контрольная проверка по боевому применению представляемого на класс лётчика проводилась тоже по его умению выполнять перехват на оценку не ниже «хорошо», а не свободный воздушный бой. Уровень боевой выучки лётчиков, представляемых на присвоение классной квалификации, снизился очень быстро и весьма существенно.

В частности, 3-й класс вручался при умении перехватывать высотные цели днём в простых метеоусловиях (ПМУ) в составе пары и звена, а для получения 2-го требовалось ещё и уметь выполнять полёты при установленном минимуме днём в сложных метеоусловиях (СМУ), а также выполнять перехват одиночного самолёта в сумерках, который был введён начиная с 1958 г. в практику боевой работы истребителей. При этом цель можно было обнаружить с помощью инфракрасного визира СИВ-52, фиксировавшего темный силуэт на светлом фоне.

Строгость и педантизм в оценке лётной подготовки были подкреплены юридически и материально. В 1950 г. была введена для всего лётного состава Вооружённых Сил СССР классная квалификация. Заметим, что система материального стимулирования классных лётчиков несколько отличалась от существующей. Так, лётчику 1-го класса досрочно присваивалось воинское звание на ступень выше (до подполковника включительно). За налёт в сложных метеоусловиях днём и ночью платили дополнительно 2 рубля за одну минуту налёта и один рубль за тот же налёт в простых метеоусловиях ночью. За 200 часов налёта в сложных метеоуслових лётчики награждались орденом Красной Звезды, а за 400 — орденом Ленина! Присвоение квалификации пилот 1-го класса производилось только после личной проверки инспектора центрального аппарата BBC в совместном полёте на боевом самолёте в сомкнутом строю от взлёта до посадки в качестве ведомого у проверяемого ночью в облаках при установленном минимуме погоды или на учебно-боевой машине. Так, например, принимал на класс в 1950 г. в ГСВГ полковник Е.В.Сухоруков. В конце 50-х никого не шокировал такой (ныне почти немыслимый) факт: командир истребительного авиаполка был лётчиком 2-го класса, а заместитель командира эскадрильи — 1-го. Такой порядок просуществовал до июля 1959 г., когда с введением радиосистем ближней навигации требования к уровню лётной выучки были существенно снижены, и перестали платить за полёты в «сложняке», досрочно присваивать звания и представлять к правительственным наградам.

Организация лётно-технических учений (ЛТУ) имела свои особенности. Так, в 1954—1957 гг. практиковалось участие истребительных частей в учениях соседних военных округов. Полки-участники перебрасывались на другие аэродромы (в рамках того или иного плана, каждый из которых был разработан на случай вполне определённого варианта обострения международной обстановки). Однако «боевая работа» истребительных частей на новых местах почти не отличалась от той, которой командованию приходилось заниматься «у себя дома». Правда, надо отметить, что истребительные полки действовали в рамках существовавших тогда концепций, вот только между собой истребители «противоборствующих» сторон в ходе учений почти не встречались. Если же это происходило, то манёвренный бой с использованием всего арсенала наступательных и оборонительных приёмов никто даже не пытался завязать!

Заметим, что уровень боевой выучки всегда находился в прямой зависимости от требований к содержанию и качеству подготовки на класс. Одним из основных требований к достигнутому за последний год уровню подготовки и сегодня является умение лётчика-истребителя выполнять полёты на боевое применение в сложных метеоусловиях днём и ночью. У перехватчиков это были перехваты в облаках с использованием БРЛС, а у фронтовых истребителей — перехваты за облаками. Формально к учитываемым при оценке готовности к полётам на боевое применение относились и воздушные бои за облаками. Но именно такого рода бои почти никто не вёл. Это было связано с условиями проведения боёв визуально наблюдающих друг друга противников — им было запрещено входить в облака по мерам безопасности, т.к. выполнение фигур сложного и высшего пилотажа в облаках и ночью не отрабатывалось5.

Между тем, даже в случае успешного выхода на цель по данным наземных РЛС и собственного БРЭО, большинство лётчиков-истребителей, и тем более лётчиков-перехватчиков, вряд ли смогли бы поразить воздушную цель бортовым оружием. Иначе говоря, мощь советской истребительной авиации во второй половине 50-х годов становилась всё более эфемерной.

Предвидя, что этот тезис может вызвать среди воинствующих патриотов из числа ветеранов советских вооружённых сил и «оборонки» обвинения в некомпетентности и очернительстве, отметим, что венцом курса подготовки к воздушной стрельбе были стрельбы по планеру, который буксировался на 800-метровом тросе реактивным бомбардировщиком Ил-28. Однако, как выяснилось, обучение стрельбе с дистанции 300 и более метров, практиковавшееся в то время, приводило к тому, что попасть в планер подготовленным по утверждённым методикам лётчикам было очень трудно. Надо ли говорить, что случайности подобного рода выпадали редко, и каждый полк знал своих героев, которые обычно вылетали последними.

Надо сказать, что складывавшаяся ситуация была во многом известна командованию BBC по результатам проводимых проверок и инспекций. Однако путей решения возникшей проблемы не просматривалось, поскольку лётчики проверяемых частей действовали строго по написанным инструкциям, что и фиксировалось в соответствующих документах.

Заметную роль сыграл и стремительный натиск набиравшего политический вес ракетного «лобби», едва не сгинувшего при Сталине в недрах ГУЛАГА и теперь взявшего впечатляющий реванш. Ракетчики не без основания гарантировали, что в кратчайшие сроки и за меньшие деньги смогут создать непробиваемый зонтик над СССР и его союзниками. С учётом возможностей уже развёрнутого вокруг Москвы станционарного ЗРК С-25, в это было просто невозможно не верить. Быстрыми темпами развивавшиеся опытно-конструкторские работы по ЗРК С-75 и С-125, обещали невиданный успех уже в недалёком будущем.

Результаты не замедлили сказаться: боевой состав истребительной авиации был в очень короткие сроки сокращён втрое(!), и это при том, что ещё недавно на проходившем 22 февраля 1958 г. заседании Совета Обороны СССР, была подтверждена необходимость реализации программы перевооружения BBC, в рамках которой предполагалось в течение ближайшей пятилетки построить только фронтовых истребителей и перехватчиков свыше 14.000 единиц!

Справедливости ради необходимо отметить, что не везде в истребительной авиации со стрельбой по планеру было плохо.

В 1958 г. и 1959 г. были проведены соревнования по боевой стрельбе среди истребительных авиачастей на Кубок Главкома BBC. Самым удивительным было то, что оба раза с большим отрывом от ближайших претендентов кубок был завоеван лётным составом 841-го истребительного авиаполка из состава 34-й Воздушной армии (Закавказский военный округ, командир — полковник А.Рязанцев), дислоцировавшимся в то время на аэродроме Мериа (Грузия) и летавшем на истребителях МиГ-17 и МиГ-19. Секрет успеха оказался прост: в составе полка имелась довольно большая группа лётчиков, которая, несмотря на инструкции и разного рода спускаемые сверху директивные указания, по-прежнему предпочитала стрелять в упор, когда мишень занимала большую часть поля прицела, и промах почти исключался. В результате лётчики 841-го полка на глазах комиссий буквально разносили очередями буксируемые мишени.

Надо сказать, что в то время на буксировщиках мишеней в качестве стрелков-радистов, управлявших лебёдкой и следивших за соблюдением мер безопасности при стрельбе, летало немало старшин-сверхсрочников из числа воздушных стрелков Ил-2 и Пе-2, прошедших войну и знавших, как именно нужно стрелять по воздушным целям чтобы их сбивать. Руководил ими начальник воздушно-стрелковой службы 34-й ВА полковник Прудовский, который на основе кадров фотокинопулемётов разработал методику дешифрирования плёнки ФКП-2, позволявшую объективно судить об эффективности стрельбы того или другого лётчика даже без применения оружия. Необходимость в этом ощущалась довольно остро, так как нашлись «асы», которые, не попадая в цель по правилам, разработали свои собственные методы, позволявшие также успешно сбивать мишени, получая все причитавшиеся при этом моральные и материальные выгоды.

Одним из наиболее распространённых способов был подход сбоку на дальность 300 м, наложение центральной марки АСП-3 на силуэт планера, уравнивание скорости, дача левой или правой педали (в зависимости от того с какой стороны кому было удобно) и полёт со скольжением в сторону цели. После чего мишень ловилась в прицел, и открывался огонь. Надо ли говорить, что в реальном бою рассчитывать на успех применения подобной методики не приходилось, так как противник легко бы ушёл из-под удара. Так стрелять в 34-й ВА никому не разрешалось.

Хотя воздушный бой по-прежнему занимал значительное место в подготовке истребителей, но особенности методики и существовавшая тогда система боевого управления не способствовала освоению его наиболее сложных элементов, таких как скрытое сближение и тактические приёмы достижения внезапности первой атаки. Бой между одиночными истребителями больше напоминал дуэль, так как начинался не с поиска противника, a c расхождения на встречные курсы. При этом оба «врага» находились на одной высоте. Понятно, что его исход во многом решался не тактическим, а лётным мастерством и уровнем физической подготовки противников. Иначе говоря, кто был более вынослив на перегрузках, тот в конечном итоге и повисал на хвосте у оппонента. Воздушный бой пар начинался с поочерёдного взлёта в зону (в первом полёте первой стартовала пара командира звена, а во втором — ведомая пара). В ходе схватки пары не размыкались, а атаковали маневрирующего (и так же не разомкнувшегося) противника, который пытался сделать то же самое.

Программа учебных воздушных боёв между двумя парами истребителей тем временем продолжала сворачиваться, и последние из них (как можно судить по имеющимся документам) были проведены в 1959 г., а наиболее совершенными на тот момент истребителями, участвовавшими в них были МиГ-19С. Они же были последними, которые «в массовых количествах» стреляли по буксируемым планерам из 30-мм пушек. Освоение лётным составом двухмаховых МиГ-21 по объективным причинам затянулось, и попытки выполнения стрельб по планеру на МиГ-21Ф13 выполнялись в 1961 г. только в частях Закавказского округа. Однако из-за ограничений, связанных с мерами безопасности, опыт применения пушек на МиГ-21 был признан поначалу неудачным из-за недостаточной манёвренности самолёта, а вскоре эти истребители распрощались со своим ствольным артиллерийским вооружением. Как горько шутили в курилках лётчики: пушки попросту отсохли у этих машин.

Надо признать, что пилотажные качества МиГ-21 первых модификаций серьёзно затрудняли выполнение маневров в ограниченном пространстве для выбора наиболее удобной позиции для стрельбы из пушек. Весьма ограниченным был и боекомплект бортового артвооружения. В сравнении с МиГ-21, его предшественник МиГ-19 давал пилоту куда больше возможностей, будучи очень лёгкой и чрезвычайно манёвренной машиной. Последний стал и первым отечественным относительно полноценным истребителем-перехватчиком6 с системой ракетного управляемого оружия К-5М и ракетой РС-2-У, наводимой по радиолучу.

С появлением на вооружении этих машин, истребительные авиаполки советских BBC начали отрабатывать применение управляемого ракетного вооружения по мишеням на полигонах ПВО под Астраханью, в районе Красноводска, а также в специальных зонах над Балтийским, Чёрным и Охотским морями. Там стрельба выполнялась по парашютным радиолокационно контрастным мишеням, снабжённым уголковыми отражателями. Несколько позже, уже после появления на вооружении МиГ-21ПФ с УР Р-3С, появились ракетные мишени, запускаемые с одного из пилонов перехватчика (на другом, как правило, подвешивалась ракета). При этом классический воздушный бой был, как тогда казалось, окончательно отправлен на свалку истории и заменён перехватом.

Заметим, что задачи истребительной авиации, определяемые Боевым уставом BBC, не изменились, но зато изменились способы их решения, которые определялись обликом и возможностями поступавших на вооружение авиационных комплексов. Результатом установившейся практики стало появление пузатых (в полном смысле этого слова) лётчиков-перехватчиков 1-го класса, основательно забывших все навыки воздушного боя, но зато считавшихся элитой советской сверхзвуковой всепогодной истребительной авиации.

Основным способом решения боевых задач (особенно на МиГ-21ПФ) стал перехват и атака цели, параметры полёта которой не вынуждали атакующего интенсивно маневрировать для входа в область возможных пусков, т.к. энергично менявшую своё положение в воздушном пространстве цель было трудно обнаружить и удержать в зоне обзора БРЛС, а в момент пуска УР с ИК ГСН её носитель должен был иметь перегрузку не более 2 единиц. «Большие» (до звена) группы истребителей атаковали цель или одиночными экипажами, либо последовательно без потери радиолокационного контакта между собой. Для более эффективного наведения перехватчиков была создана и с 1960 г. начала поступать в строевые части автоматическая система наведения «Воздух-П». Расчёт КП, использовавший эту систему, мог наводить перехватчики по одной из трёх программ с передачей выработанных ЭВМ команд по телекодовой линии прямо на борт самолёта. И всё было бы хорошо, если бы все цели не маневрировали. Как только атакуемый самолёт начинал пытаться выйти из-под удара, процесс автоматического наведения срывался, и офицер боевого управления должен был наводить перехватчик вручную. Для этого ему приходилось отвлекать своё внимание от индикатора кругового обзора РЛС, т.е. он переставал воспринимать воздушную обстановку, и не видя ничего, кроме ручек и шкал СРП, он начинал посылать команды наведения путём установки на них вручную значений курса, высоты, скорости и т.п. параметров. Таким образом автоматизация так и «не дотянулась» до воздушного боя.

Теперь лётно-тактическая подготовка ограничивалась проведением ЛТУ в пределах воздушного пространства объединения и в её содержании не было места для самостоятельных тактических решений и их реализации. В материалах ЛТУ кроме оси маршрута авиации противника, условий базирования авиационных группировок сторон и рубежей ввода истребителей в бой по-прежнему ничего даже отдалённо не напоминало о тактике. Фактически под тактикой (применительно к современной на то время истребительной авиации) понималось решение задач боевого использования истребителей и выполнение ими элементов боевого применения оружия в воздушном бою, в ходе которого никаких тактических решений не принималось. При этом результаты учений оценивались по количеству и среднему баллу за точность прицеливания участников ЛТУ. Наиболее грамотные командиры оценивали ещё и рубеж, с которого цель была атакована первым истребителем, но таких было совсем немного.

Оценка за качество вылетов, выполненных на боевое применение до появления на самолётах систем автоматической регистрации параметров полёта (САРПП), выставлялась лишь за точность прицеливания и наличие (или отсутствие) «захвата» цели ГСН УР. Заметим, что начальные условия применения управляемого ракетного оружия тогда ещё оценить было невозможно. Скорость носителя при сходе ракеты с направляющей и перегрузка в момент пуска до появления САРПП ничем не регистрировались. He регистрировалось никак и положение истребителя относительно области возможных пусков7.

В боевом управлении, за исключением работы с АСУ «Воздух-П», ничего не изменилось — в воздушном бою офицер боевого управления не участвовал, а его прерогативой оставался только перехват, завершающийся атакой и контролируемый по данным, которые он визуально считывал с индикатора кругового обзора.

Впрочем, нельзя сказать, что в области боевого управления совсем ничего не делалось. Так, с 1965 г. было введено чёткое разграничение зон ответственности за контроль воздушного пространства. Теперь руководитель полётов отвечал за воздушное пространство вокруг аэродрома до рубежа 40—60 км, а расчёт командного пункта — от 40—60 км до рубежа передачи управления при выходе самолётов за пределы своего радиолокационного поля. После этого стало удобнее управлять — у каждой области воздушного пространства появился вполне определённый хозяин. Но это нововведение, к сожалению, не устранило дублирование в системе боевого управления: радиолокационное поле истребителей накладывалось на такое же поле системы ПВО страны и дублировало его. Фронтовые истребители регулярно принимали участие в учениях войск ПВО, но взаимодействие их участников ограничивалось обменом информацией о воздушной обстановке между командными пунктами. Осуществить достаточно оперативно наведение хотя бы звена фронтовых истребителей на цель в случае возникновения даже острой необходимости командный пункт ПВО был не в состоянии, точно также командный пункт фронтовой истребительной авиации не мог «попросить» баражирующие в зоне ожидания перехватчики прикрыть отправляющиеся на задание истребители-бомбардировщики.

С особой силой недостатки советской системы контроля за воздушным пространством проявились 1 мая 1960 г. В тот день на перехват американского высотного разведчика U-2 были подняты два МиГ-19 из состава 356-го ИАП, которые пилотировали старшие лейтенанты Борис Айвазян и Сергей Сафронов. Несколько раньше в воздух ушёл на новейшем, но невооружённом перехватчике Су-9 капитан Митенков, получивший приказ в случае необходимости таранить вражеский самолёт. Однако ни паре «МиГов», ни новейшей «сушке» перехватить противника не удалось. В то же время плохое взаимодействие, и, в частности, отсутствие единого центра управления, создало ситуацию, анализируя которую командир зенитно-ракетного дивизиона (ЗРД) даже не предполагал, что в зоне поражения его ракет находятся свои перехватчики. Ко всему прочему, на Су-9 не была смонтирована система госопознавания, и, судя по всему, оба МиГ-19 также вряд-ли могли дать нужный ответ на кодированный запрос станций обнаружения и наведения ракет.

Ко всему прочему зона прикрываемая ЗРД, была запретной для полётов любых самолётов. В результате все советские истребители были восприняты операторами РЛС разведки целей и СНР как вражеские самолёты, что могло означать наряду с разведкой и налёт с применением ядерного оружия8. В этих условиях командир ЗРД принял единственно верное решение уничтожить как можно больше целей.

Ближе всех к Свердловску находился U-2 и пара МиГ-19, по которым и были произведены пуски семи ракет В-750 с ЗРК С-75. Одна из них поразила самолёт Пауэрса, вторая взорвалась, сработав по одному из крупных обломков американского самолёта, а третья попала в перехватчик Сергея Сафронова, который погиб (посмертно награждён орденом Красного Знамени). Его горящий «МиГ» рухнул на территорию парка культуры и отдыха города Первоуральска, недалеко от которого проходила праздничная первомайская демонстрация. Старший лейтенант Айвазян успел заметить идущую к его самолёту смертоносную «сигару» и резко бросил машину в пикирование, что и спасло ему жизнь.

Едва ли не единственным реальным достижением развития тактики перехвата в конце 50-х — начале 60-х годов, была отработка группового перехвата ночью невидимой визуально цели по методу «радиолокационной цепочки». Суть метода состояла в следующем: дежурное звено, находившееся в пятиминутной готовности к взлёту, поднималось с аэродрома по одному самолёту с минимальными интервалами. В то время как ведущий в своих действиях руководствовался указаниями наземного командного пункта, наводившего его на цель, пилоты остальных перехватчиков, шедших один за другим, ориентировались по радиолокационному сигналу шедшей впереди машины. Выход ведущего на цель автоматически позволял и остальным трём перехватчикам занять позиции для пуска ракет.

Основным достоинством этого метода было нивелирование низкой надёжности и эффективности первых комплексов управляемого ракетного оружия, поскольку считалось, что хоть кто-то из четырёх перехватчиков всё-таки сможет осуществить успешный пуск. При этом практически исключалась опасность столкновения в условиях отсутствия видимости, так как сбора группы и формирования строя не производилось, а при отсутствии этой процедуры происходила известная экономия горючего, так как ведущий сразу шёл к цели. Кроме того, это позволяло атаковать цели даже в облаках, как днём, так и ночью и гарантировало, что в случае неожиданного манёвра противника контакт с ним не будет потерян всеми лётчиками, что порой имело место при атаке строем.

С перевооружением частей истребительной авиации сверхзвуковыми машинами в методике подготовки лётного состава особых изменений не произошло. Она по-прежнему состояла из тех же элементов, но в её содержании наметилась тенденция к формализации. Появились схемы выполнения каждого полётного задания с учётом условий базирования полка и записи в рабочих тетрадях, дублирующие содержание схем. Наряду с положительными сторонами в такого рода форме усвоения полётного задания вскоре появились и отрицательные моменты.

Дело в том, что запись в тетради должна была быть независимо от повторяемости полётов по этому заданию, и значительный объём записей в рабочей тетради лётчика зачастую отнимал у него время, необходимое для более полного формирования образа полёта на аналитическом этапе формирования лётного умения. Документы, регламентирующие лётную работу этого периода, в свою очередь, содержали значительный объём материала, имеющего отношение к способам реализации правил организации и проведения полётов. Попытки, не фильтруя по приоритетности и степени необходимости, выполнить все требования подобных наставлений неоднократно ставили организаторов боевой подготовки в скандальное положение. Они разрывались между стремлением обязательно выполнить всё предписанное и временем, отпущенным для этой цели, которого явно не хватало и которое приходилось отнимать у лётного состава.

Вот так строилась боевая подготовка советской истребительной авиации. Разница заключалась лишь в том, что если перехватчики в ПВО занимались исключительно отработкой тактики перехвата, то фронтовые истребители из состава BBC, где ещё довольно долго сохранялись на вооружении машины с пушечным вооружением, в дополнение к этому учились наносить удары по наземным целям и, в частности, по аэродромам (но это уже другая история, которую мы расскажем на страницах «Истории Авиации» в следующий раз. — Прим. авт. и ред.)

О качестве боевой выучки лётного состава можно было судить по двум фактам: по требованиям к подготовке лётчика, представляемого к присвоению 1-го класса, и по действиям дежурных сил по самолётам-нарушителям воздушного пространства.

Вся эта идиллия продолжалась до марта 1964 г., когда к вечеру 10-го числа в воздушном пространстве ГДР появился американский разведчик RB-66, на который расчёты наземных РЛС навели два МиГ-19П из состава 33-го и 35-го истребительных авиаполков. Несмотря на то, что истребители этого типа были вооружены тремя 23-мм пушками НР-239, попасть в цель из бортовой артиллерии ни капитану Ф.М.Зиновьеву из 33-го полка, атаковавшему первым с дистанции 600—500 м, ни капитану В.Г.Иванникову из 35-го, вышедшему в атаку вторым с дистанции 400—300 м, не удалось. При этом непрерывно работавший фотокинопулемёт ФКП-2 у того же капитана Ф.М.Зиновьева периодически фиксировал нахождение цели в обрамлении маркера.

Как показало расследование, после начала атаки сначала первым истребителем, а затем появления второго и третьего (в паре c капитаном В.Г.Иванниковым был поднят его ведомый Б.Сизов) экипаж разведчика явно запаниковал, хотя никаких повреждений, согласно имевшимся кадрам фотокинопулемётов истребителей самолёт-нарушитель не получил. При этом у атаковавшего вторым Бориса Сизова отказала система управления огнём пушек, и пока «на земле» соображали, что делать, дистанция сократилась до 150 м, после чего последовала команда на применение 57-мм НАРов С-5, но у них дистанция взведения взрывателей после выстрела оставляла 130 м, и пока лётчик готовил оружие, расстояние ещё сократилось, после чего Сизову пришлось для выхода в повторную атаку выполнить разворот, завершив который он потерял цель.

Между тем, экипаж разведчика, видя, что дело принимает серьёзный оборот, выпуском щитков уменьшил скорость с одновременной потерей высоты и разворотом на обратный курс (на Запад)10. Продолжавший висеть на хвосте у «следопыта» капитан Зиновьев попытался сбить RB-66 огнём из пушек на развороте, но и это нашему лётчику не удалось из-за быстрого пространственного и углового перемещения цели, а также внезапно возросшей скорости сближения.

Точку в этом эпизоде поставил капитан В.Г.Иванников, который после выполнения самолётом-нарушителем разворота вышел на дистанцию 400—300 м и, после того как цель не удалось поразить из пушек, а дистанция сократилась до 150 м, расстрелял вражеский самолёт НАРами С-5. Уже на дистанции 100—80 м наш лётчик по условиям безопасности прекратил пуск С-5 и добил цель огнём из пушек.

Однако, как поётся в известной песне, «одна снежинка — ещё не снег, одна дождинка — ещё не дождь». Осенью того же года, уже в Закавказье в 982-м ИАПе имел место другой случай. Пилот взлетевшего с аэродрома Вазиани МиГ-21ПФ лётчик 1-го касса капитан Елисеев был вынужден пойти на таран, так как эффективно применить оружие по самолёту-нарушителю не удалось.

Ещё более анекдотичная ситуация имела место в этом же полку несколько позже. Поднятый на перехват турецкого RF-84 МиГ-21ПФ капитана Таратуты был выведен на дальность, с которой радиолокационный прицел «МиГа» захватил цель, о чём пилот и доложил по радио. Однако на КП видимо решили перестраховаться и вместо команды на применение оружия, дали лётчику указание подойти к нарушителю на дистанцию, позволяющую визуально определить тип и государственную принадлежность неизвестного самолёта11! Сократив дистанцию, капитан Таратута вскоре сообщил, что он ясно видит на самолёте опознавательные знаки турецких BBC, вот тут и последовала простая команда: «Сбей его»! При этом никто на КП видимо не подумал, что для применения управляемых ракет нужна определённая дальность до цели и скорость. Необходимо было выполнить тактический отворот, затем разгон, и только после повторного обнаружения и захвата цели радиоприцелом, сообщавшим дальность до неё, выполнить пуск ракет. Однако цель приближалась к границе, и времени даже на отставание и последующий разгон уже не оставалось. Уменьшив обороты и, как следствие этого, несколько увеличив дистанцию до цели, капитан Таратута выполнил пуск первой УР Р-3С, которая даже не успев захватить цель, «провалилась». Из-за малой скорости, на которой был произведён пуск, в воздухозаборник попали выхлопные газы ракеты, и двигатель встал! Скорость и высота, хотя и продолжали уменьшаться, но видимо не настолько быстро, чтобы это внушало тревогу лётчику. Гораздо быстрее возрастала дальность до цели, и вскоре сигнализатор в кабине показал, что ГСН второй Р-3С «увидела» цель. Таратута не мешкая произвёл пуск, но скорость, вполне достаточная для того, чтобы в воздухе держался самолёт, оказалась недостаточной для ракеты (иначе говоря, не были соблюдены стартовые условия пуска). В результате, и этот управляемый снаряд полетел «как бревно»! Оставшись безоружным, пилот от ВСУ запустил на снижении двигатель и на остатках топлива вернулся на базу.

Времена были ещё достаточно суровые, и в ходе начавшегося разбирательства (грозившего вскоре перерасти в судилище), поначалу предполагалось найти стрелочника в лице лётчика и свалить неудачу на него. Однако в ходе дознания и анализа сарппограмм выяснилось, что капитан Таратута действовал строго по командам наземного КП. Тогда было решено «притянуть к ответу» руководство завода, выпускающего «негодные» управляемые ракеты Р-3С. Однако после «высадки» в Тбилиси, где находился штаб Закавказского округа и проводилось разбирательство, «инженерного десанта» быстро выяснилось, что большинство офицеров управления на наземных пунктах системы ПВО, управляющих действиями перехватчиков, не знакомы с правилами применения управляемого ракетного оружия. В результате, разбирательство было «спущено на тормозах», а сам инцидент замят.

Именно после этого случая был разработан способ, получивший позже название «глаз-стрелок», а на перехват стали поднимать не менее пары самолётов. При этом один подходил к неизвестному самолёту для визуального опознания, а другой, находясь сзади на удалении, достаточном для предварительного разгона и пуска, держал самолёт противника в зоне обзора своего радиолокационного прицела в режиме «захвата».

Настоящий же «ренессанс» ближнего воздушного боя стал очевиден после начала в середине 60-х войны во Вьетнаме, в которой приняли самое непосредственное участие вооруженные силы США, а на стороне ДРВ — наши советники. Но ещё раньше туда попали китайские специалисты, которые и стали обучать вьетнамских лётчиков той методике воздушных боёв, которую им самим десятью годами ранее преподавали советские инструкторы. К началу 60-х политические дороги СССР и Китая разошлись, но отсталая авиапромышленность последнего была не в состоянии создавать перехватчики, сопоставимые по своим возможностям с советскими или американскими машинами, а потому китайские лётчики-истребители готовились, как тогда казалось, по устаревшим, но неожиданно оказавшимся такими актуальными в новой локальной войне программам боевой подготовки.

Надо отметить, что вьетнамцы весьма удачно совместили возможности советской системы наведения перехватчиков «Воздух-1» с навыками своих пилотов по ведению воздушного боя. Как правило, в случае реализации фактора внезапности первая атака вьетнамских МиГ-17 выполнялась в полном соответствии с теорией перехвата, a затем, если, по мнению командира группы, обстановка складывалась удачно, «МиГи» навязывали американцам маневренный бой.

В отечественной и зарубежной периодическои печати уже неоднократно писалось о том, какой шок испытали американцы, уяснив, что их многочисленные двухмаховые «Фантомы», обладающие довольно ограниченной манёвренностью и чисто ракетным вооружением, с большим трудом дерутся с немногочисленными и, как казалось еще совсем недавно, безнадёжно устаревшими дозвуковыми истребителями МиГ-17, имевшими на вооружении только пушки. Справедливости ради надо отметить, что не меньший шок испытало и командование советской истребительной авиации, обнаружившее, что вся концепция создания целого рода BBC не отвечает внезапно обозначившимся реалиям войны в воздухе!1

Необходимость быстрого внедрения опыта Вьетнама и Египта была настолько очевидна, что лихорадочными темпами началась разработка и реализация программы «Кавказ» на базе 187-го истребительного авиаполка, дислоцировавшегося на аэродроме Мары, a 22 мая 1969 г. вышла директива Главкома BBC маршала авиации П.С.Кутахова «О создании в частях истребительной авиации эскадрилий мастеров боевого применения». В этом же документе указывалось сформировать эти подразделения «из числа лётчиков 1-го класса». Иначе говоря, из тех самых «пузатых» перехватчиков. Основная масса последних к этому времени уже утратила практически все навыки ведения воздушных боёв, а самое главное, не слишком-то и мечтала их вспоминать. В результате через некоторое время многие из них начали плавно списываться с лётной работы. По иному и быть не могло, так как они заведомо были не в состоянии начать лётную жизнь заново. В результате эскадрильи «мастеров», сформированные из лётчиков 1-го и 2-го класса, просуществовали менее года.

Конечно, молодые пилоты восприняли новые веяния с определённым оптимизмом, тем более что лётная работа стала намного интереснее и наиболее полно отвечала их психологическому настрою на полёты. Они вспомнили, что их учили быть истребителями. К тому же, с уходом «стариков» открылись неплохие перспективы карьерного роста. Однако за всеми этими изменениями было упущено главное: наземные командные пункты полков так и не учились управлять воздушным боем. Впрочем, работы всё равно было немало, так как даже возрождение практики боёв «пара на пару» требовало немало времени, поскольку групповая слётанность, демонстрируемая при проходах на малой высоте перед начальством — это одно, а при боевом маневрировании — совсем другое. Правда, надо отметить, что созданные эскадрильи «мастеров воздушного боя» хотя и интенсивно овладевали полузабытыми навыками, но готовились по большому счёту не к тем боям, которые происходили на Ближнем Востоке.

Тем временем, пришла пора сдавать очередной экзамен. Едва пришедшие в себя после «шестидневной войны» вооружённые силы Египта и Сирии буквально через год вступили в новую, правда, на этот раз откровенно вялотекущую «войну на истощение». Тяжелее всего в ней пришлось египетским BBC и ПВО, материальные потери которых хотя и были с лихвой восполнены из советских арсеналов, но острая нехватка опытных военных кадров не позволила успешно применять полученную технику. В результате, с конца 1968 г. из этой арабской страны всё чаще стали раздаваться призывы к СССР помочь своими собственными войсками.

Если с теорией боевого применения зенитно-ракетных бригад проблем не предвиделось, то истребительная авиация, несмотря на начатые реформы, явно находилась в глубоком кризисе. Если подобрать подходящие климатические условия для адаптации лётного состава проблемы не составляло — авиабаза на территории СССР, где в течение большей части года условия мало отличались от египетских, была в Марах, то с тем, как и к чему готовить лётчиков, ясности не было никакой.

В результате отправленная в Египет первая группа наших лётчиков из состава 187-го истребительного авиаполка была фактически малоподготовленной для участия в боевых действиях в сложившихся на Синайском полуострове условиях. Поскольку никто, в том числе в Генштабе, не представлял, насколько длительным будет пребывание контингента советских войск в Египте, то ещё до ухода первой группы из Маров сразу же начали набирать вторую. Одновременно на самом высоком уровне возник вопрос: кто будет учить тех, кому предстоит воевать. В отношении того, что ждёт наших авиаторов на Ближнем Востоке, в Министерстве обороны иллюзий не питали. Стало очевидно, что истребительной авиации военно-воздушных сил срочно требуется учебный центр нового типа, причём преподавательский состав для него необходимо подготовить в сжатые сроки. Набирать будущих мастеров-экспертов было решено из числа наиболее подготовленных командиров пар и звеньев, ещё не растерявших (в отличие от большинства тех же комэсков) способности к самостоятельному обучению. Основная масса их пришла в Мары из истребительных полков Дальнего Востока и, как вскоре выяснилось, они также толком ничего не умели.

Основой всего тогда был «Курс боевой подготовки истребительной авиации» издания 1967 г., который, естественно, никто не отменял, и потому написанная новая программа подготовки была привязана к этому «Курсу», в котором по-прежнему «чёрным по белому» говорилось о примате перехвата скоростной воздушной цели. Поскольку заменить первый состав лётчиков в Египте предполагалось самое позднее через шесть месяцев, то сроки на подготовку были поставлены достаточно жёсткие. Однако организационная «бодяга», как обычно, затянулась сверх всякой меры. Учитывая, что сбор второй группы и инструкторов начался в феврале, к полётам в Марах лётчики приступили только во второй половине апреля.

Хотя многое по-прежнему оставалось ещё не ясным, однако приходившие вести с Синая позволили установить, что на результаты воздушных боёв повлияли такие факторы как уровень профессиональной подготовки лётного состава, его тактическая выучка, состояние и возможности системы управления и темпы перестройки методики обучения современному бою. Одновременно отмечалось, что противник действует преимущественно на малых и предельно малых высотах, активно маневрирует, и в этих условиях автоматизированная система перехвата «Воздух-1» не находит применения. Вновь подтвердилась и забытая со времён Второй Мировой и Кореи аксиома: тот, кто первый замечает противника, как правило, и побеждает. Причём, почти абсолютно не играл роли уровень пилотажного мастерства потерпевшего поражения противника!

С учётом поступившей информации лётный состав начали учить пилотировать на предельно малых высотах и скоростях, близким к предельно допустимым на больших перегрузках. Одновременно лётчиков учили обнаруживать цели визуально в условиях однообразной подстилающей поверхности, в пыльной дымке. Значительным новшеством в практике боевой подготовки стало планирование предстоящего боя с учётом рельефа местности и погодных условий, которым лётчики противоборствующих пар занимались перед вылетом.

Вместе с тем уже тогда было высказано немало претензий к БРЭО МиГ-21МФ. В частности, выяснилось, что наличие на борту МиГ-21МФ маломощного РЛПК РП-21 не играет никакой роли при завязке манёвренного боя, так как его характеристики не позволяли вскрывать на достаточном удалении (для принятия решения) боевой порядок противника. Сказывалось и отсутствие системы индикации на лобовом стекле (ИЛС). В результате для считывания информации с радара, пилоту надо было отвлекаться от пилотирования2, что при полётах на малых высотах было смертельно опасно. Поэтому БРЛС РП-22 стали использовать как дальномер, информирующий лётчика о достижении штатных условий пуска Р-3С, а в дополнение к АСП-5Н, неспособного при перегрузках выше 4 ед. вырабатывать угол упреждения для стрельбы из пушки (появившейся, наконец, на модификации МиГ-21МФ), начали рисовать на остеклении фонаря кабины риски для ведения хотя бы заградительного огня.

Обозначившийся кризис оружия в условиях манёвренного боя вскоре был разрешён, но произошло это не сразу. Постепенно выяснилось, что невозможность попадания в цель в «карусели» виражей можно компенсировать внезапной атакой по идущему в крутом развороте с большой величиной перегрузки противнику из сравнительно комфортных для пуска ракеты условий (т.е. высокая скорость и перегрузка не выше 2 ед.). Стало очевидно, что в этом случае траектория атаки по идущей на вираже цели должна производиться по касательной к дуге её виража.

К 1 июня программа подготовки второй группы пилотов была, как и запланировано, закончена (но не завершена), а с 1 июля по 1 августа лётчикам предоставили отпуск, после чего лётный состав отправлялся в Египет на замену. В результате экипажи истребителей к указанному сроку смогли отработать ведение манёвренного боя лишь «в формате» «пара на пару». На большее тогда времени, к сожалению, не хватило.

Между тем, вскоре командование начало терять интерес к отработке тактики ведения манёвренных боёв, поскольку в середине лета 1970 г. противоборствующие на Ближнем Востоке стороны заключили перемирие. Так как война прекратилась, то и проблема в глазах высшего командования потеряла свою актуальность. Однако в Египте запущенный маховик боевых действий всё же «докручивал по инерции обороты» ещё некоторое время до того момента, пока наши лётчики не были выведены из этой страны. Реалии войны в воздухе диктовали свои условия, игнорировать которые было невозможно.

Выяснилось, что израильтяне стараются не ввязываться в открытые бои при равенстве сил, а предпочитают действовать внезапно по заранее отработанному плану, быстро обеспечивая себе локальное численное и позиционное превосходство в районе боя и, по возможности, изолируя последний от подхода дополнительных сил противника. В случае неблагоприятного развития событий, евреи, как правило, предпочитали выйти из боя или, если это не удавалось сделать быстро и организованно, начинали оттягивать противника в своё воздушное пространство, уходя под прикрытие «зонтика» своей ПВО.

Израильтяне, стали вторыми, после вьетнамцев, кто извлек из практики потрясающий вывод о том, что с приходом эры ракетного управляемого оружия ближний манёвренный бой, отброшенный дилетантами, не только сохранил свои позиции, но и продолжает развиваться в новых условиях. Одним из следствий этого стало, например, сокращение числа участников с каждой стороны до звена и децентрализация боевого управления. В этих условиях командиру любой (а не только истребительной!) израильской эскадрильи ставилась только задача — что именно нужно сделать. Как это сделать — решал только он сам.

Разобравшись в этом, наши лётчики продолжили боевую подготовку в Египте, разрабатывая ведение боя в условиях численного превосходства противника. Однако после возвращения в Союз все эти наработки своего логического развития поначалу не получили, так как возвращавшиеся полки тут же дробились (вплоть до звеньев, ни одно из которых не осталось в так называемом «египетском» составе) и всех разбрасывали по различным частям. Понятно, что попавший в полк один-единственный лётчик мало чем мог помочь, даже если бы командование полка и решило начать освоение групповых манёвренных боёв на практике. В результате реализация программы «Кавказ» свернулась сама по себе.

И всё же посеянные однажды зёрна упали на благодатную почву, в том числе и в среде высшего командования. Вскоре «в верхах» при активном влиянии начальника Боевой подготовки BBC генерал-полковника И.И.Пстыго было принято решение создать на базе 187-го ИАП, дислоцировавшегося в Марах, так называемую 1521-ю авиабазу BBC со своим КП, авиагруппой в составе двух эскадрилий, укомплектованных постоянным лётным составом и ротой радиоуправляемых мишеней Ла-17. Организационно 1521-я база входила в состав BBC ТуркВО, а за направленность работы базы и уровень боевой выучки лётного состава авиагруппы отвечало управление боевой подготовки ИА BBC (генерал-майоры Е.М.Семёнов и В.С.Левицкий).

Первоначально на базу возлагалась задача подготовки лётного состава фронтовой истребительной авиации к боевым действиям на Ближнем Востоке, а затем — проверка уровня боевой выучки частей истребительной авиации BBC для решения задач по своему боевому предназначению.

В 1971 г., сначала в академии им.Гагарина, а потом на базе липецкого 4-го ЦБПиПЛС началась разработка программы подготовки к интенсивному пилотированию и ведению манёвренных воздушных боёв с выполнением новых боевых манёвров одиночных самолётов и групп до звена включительно. В разработке содержания так называемых «500-х» упражнений этой программы основными исполнителями были начальник исследовательского отдела истребительной авиации 4-го ЦБПиПЛС полковник Гундинович, старший инспектор боевой подготовки ИА BBC полковник А.Ф.Лубовицкий и заместитель начальника боевой подготовки ИА BBC полковник Ю.Ю.Немцевич. Первые двое изобретали манёвры, а последний их «обкатывал» в практических полётах.

Сутью разрабатываемых манёвров и «500-х» упражнений было научить лётчика не теряться в ситуации, когда при встрече с противником не удалось реализовать фактор внезапности, или когда внезапная атака не принесла успеха, a враг пытается взять реванш. На начальных этапах этой программы огромная роль принадлежала группе аналитиков Главного штаба BBC, взявших на себя нелёгкий труд проанализировать результаты противоборства истребителей в небе Вьетнама и Ближнего Востока.

Применительно к опыту боевого применения сверхзвуковых истребителей, вооружённых управляемыми ракетами, в небе ДРВ подтвердился приоритет внезапности и скоротечности атаки в бою с численно превосходящим противником. В большинстве случаев, когда внезапная атака не достигала цели, оказывались бесперспективны и попытки навязывания пришедшему в себя противнику манёвренного боя, в ходе которого предполагалось исправить допущенный в первой атаке промах.

На Ближнем Востоке бои между «Миражами» и «Фантомами» с одной стороны и МиГ-21 с другой, велись в иных условиях. Если египтяне в массе своей пошли по пути вьетнамцев, стремясь добиваться успеха в основном во внезапных атаках, то сирийцы довели пилотажную подготовку своих лётчиков-истребителей едва ли не до идеала, что позволило им затягивать «Миражи» на такие режимы, на которых эти самолёты просто «отказывались» летать. У находящегося на режиме срыва «Миража» из-за скоса потока на воздухозаборнике начинался помпаж двигателя, и его пилоту было уже не до маневрирования. Аналогично действовал и противник, старавшийся, например, при удобном случае затянуть «МиГи» в вираж со снижением. В итоге победа в значительной степени определялась знанием слабых сторон техники противника и умением полностью использовать сильные стороны своего самолёта и его оружия.

Что же объединяет опыт Вьетнама и Ближнего Востока? Известно, что для уничтожения противника в воздушном бою пушечному истребителю достаточно оказаться вблизи ближней границы области стрельбы из пушки. Ракетоносцу для победы этого мало. Ему требуется таким образом перемещаться в пространстве, чтобы практически не маневрируя эффективно атаковать даже энергично маневрирующего противника, т.е. оказаться в его изрядно «деформированной» маневром области возможных пусков. Вот в эту область и стремились внезапно попасть вьетнамцы, и «загнать» в неё противника «подставлявшиеся» сирийцы.

Однако в манёвренном бою достичь такого положения очень трудно. Промахи ракет могла бы компенсировать только «убойная» очередь из пушки, которая была лишена недостатков управляемой ракеты, но последняя по ряду характеристик (например, по эффективной дальности применения) в свою очередь превосходит пушку. Поэтому необходимость гармоничного сочетания ствольного артиллерийского и управляемого ракетного оружия в арсенале истребителей для всех стала очевидной.

Помимо этого стало ясно, что если одиночные бои между отдельными самолётами и парами ещё могут быть свободными (например, в процессе так называемой «свободной охоты»), то в основе боя, в котором участвует звено (три-четыре машины), должны лежать уже только заранее отработанные манёвры3.

Кроме того, на основе опыта многочисленных лётно-тактических учений (ЛТУ), который подтвердился в воздушных боях на Ближнем Востоке, был сделан вывод о том, что противник почти во всех случаях будет стараться обеспечить себе численное превосходство, а также изолировать район схватки, препятствуя вводу в бой второго эшелона и групп поддержки. Это означало, что наших лётчиков надо готовить к боям с численно превосходящим противником и разрабатывать такие виды манёвров, которые бы позволили одиночному истребителю попасть в область возможных пусков своих УР как по энергично маневрирующему отдельному самолёту, так и по nape. Соответственно, пара истребителей должна была при любых обстоятельствах успешно связывать боем вражеское звено.

Итогом работы в 1971 г. 4-го ЦБПиПЛС и стала разработка и обкатка программы, содержанием которой стал набор боевых манёвров, применяемых в ближнем бою одиночным истребителем, парой и звеном, а также методика их освоения лётным составом частей фронтовой истребительной авиации. Одной из особенностей этой программы была подготовка офицеров боевого управления (ОБУ), на равных деливших с лётчиками ответственность за исход боя и поэтому готовившихся вместе с ними к каждому полёту на воздушный бой. Впервые офицер боевого управления активно участвовал в динамике боя на всех его этапах. Это обстоятельство позволило применять в бою манёвры с размыканием пар и звеньев, при которых происходила временная потеря визуального контакта между лётчиками одного подразделения с последующим его восстановлением. ОБУ мог тактически грамотно управлять своим экипажем, ориентируя его по отношению к противнику и подсказывая наиболее целесообразные в динамике боя манёвры и направления их выполнения.

К этому времени как раз подоспели и средства обеспечения, среди которых главная роль принадлежала наземной РЛС П-40 (ещё называемой «дальномером»), которая, помимо значительной дальности обнаружения, ещё и очень быстро сканировала пространство, что обеспечивалось значительной скоростью вращения антенны в азимутальной плоскости. Это, в свою очередь, позволяло получить на индикаторах кругового обзора (ИКО), как сейчас бы сказали, почти «замороженное» изображение траекторий движения («дорожек») воздушных целей. Именно благодаря появлению П-40 началось развитие методов боевого управления воздушным боем с земли, и в Боевой Устав Истребительной Авиации было записано, что «за исход воздушного боя в равной степени отвечает экипаж и офицер боевого управления».

Таким образом, к середине 70-х годов ближний манёвренный бой приобрёл следующие новые черты:

- наличие или отсутствие тактического превосходства атакующего стало оцениваться не по возможности оказаться вблизи ближней границы области эффективной стрельбы за счёт преимуществ в манёвренности, а за счёт возможности атаковать ракетами энергично маневрирующего противника, при этом почти не маневрируя;

- непрерывный радиолокационный контроль за позиционным положением сторон на всех этапах боя;

- размыкание пар и звеньев с временной потерей визуального контакта между экипажами;

- активное участие ОБУ в динамике боя на всех его этапах и его ответственность за исход боя наравне с экипажем.

Впервые эта программа начала внедряться весной 1972 г. на сборах лётного состава в объединениях BBC, тогда же она и получила своё экзотическое название «коррида».

Почему же всё-таки «коррида»?

Скорее всего потому, что восприятие лётным составом тех требований к индивидуальному пилотажу, которые являлись основным содержанием этих упражнений, было в некоторой степени сродни отношению зрителей к тореадору и тому, что он делал на арене. Ведь если полёты по программе «Кавказ» отличались от обычных прежде всего диапазоном условий пилотирования — малой высотой, предельными по значениям скоростью и перегрузкой, т. е. интенсивностью пилотирования, то основным критерием, по которым оценивались групповые полёты на пилотаж и воздушный бой по «500-м», a также принималось решение о выполнении задания, была интенсивность пилотирования каждого участника группового полёта.

Интенсивность пилотирования оценивалась по коэффициентам перегрузки и скорости, т.е. относительному времени пребывания на манёврах, выполняемых с высокими перегрузками и скоростями (nу > 4 и V > 800 км/ч). На второе место ставилась полнота и последовательность (не пропустить и не нарушить очередность фигур высшего пилотажа и боевых манёвров) при выполнении задания. Кстати, лётчик, выполнявший манёвр с размыканием боевого порядка и не выдерживавший заданные параметры манёвра, как правило, становился виновником того, что пара или звено после размыкания просто не собиралась в прежний боевой порядок. Помимо интенсивности пилотирования, полёты по «500-м» сильно отличались от обычных заданий — все мастера воздушного боя должны были освоить фигуры высшего пилотажа (двойные фигуры одиночно и фигуры сложного пилотажа — в паре).

Как оценить эту нагрузку с точки зрения чисто физиологической? Во-первых, по 500-м упражнениям и в период сборов разрешалось выполнять не более трёх полётов в лётную смену, а лётных смен было три в неделю. В результате через месяц таких полётов лётчику в первый лётный день (вторник) летать по 500-м упражнениям очень хотелось, в четверг он летал уже без энтузиазма, а в субботу, если бы полёты по каким-то причинам не состоялись, он жалеть бы об этом не стал!

В целом, программа 4-го ЦБПиПЛС содержала все черты подготовки лётчиков и офицеров боевого управления к самому сложному виду лётной подготовки истребителей. Отличительными чертами её были высокие требования к уровню личной техники пилотирования, интенсивности маневрирования, качеству выполнения групповых полётов и оценке. В частности, лётчик выполнял большинство фигур высшего пилотажа, причём в групповом полёте и в воздушном бою время пребывания на скорости 800 км/ч и более, а также перегрузке 4 и более единиц, должно было составлять не менее чем 60% и 40% от общего времени, затрачиваемого на выполнение всего комплекса пилотажа. В противном случае задание считалось невыполненным.

Реальность была такова, что 500-е упражнения заставили в рамках подготовки даже к одиночному свободному воздушному бою «рисовать» для каждого из противников по 15—20 вариантов начала и продолжения предстоящего боя. Боевая подготовка BBC, придавая особое значение уровню тактической выучки лётного состава авиагруппы 1521-й базы, потребовала от каждого лётчика даже при полётах на личное совершенствование «рисовать» своё содержание зачётных полётов на боевое применение, не пользуясь стандартными и общедоступными разработками. Это и стало началом поворота в методике боевой подготовки.

Уже к началу 1972 г. все части фронтовой истребительной авиации имели подготовленных на МиГ-21 инструкторов по подготовке лётного состава к выполнению упражнений по программе воздушного боя. Безусловно, читатель вправе задать вопрос: а насколько изменился после прохождения «корриды» их собственный уровень боевой подготовки? Об этом можно писать долго и много, но одна черта характерна для таких лётчиков — им было всё равно, в качестве кого летать в группе, а в качестве ведомого он мог летать на воздушный бой с любым, даже первым встречным лётчиком!

Пара или звено, освоившее «корриду», смело и уверенно размыкалось в динамике свободного манёвренного воздушного боя и прекрасно ориентировалось по отношению друг к другу даже при отсутствии визуального контакта друг с другом и «противником».

В целом, благодаря появлению «корриды» лётный состав получил первоначальные навыки в умении планировать воздушный бой и моделировать содержание его этапов, способы профессионального анализа результатов полётов в зону и на воздушный бой. Однако, необходимо отметить, что до того момента, как пара (не говоря уже о звене) получала разрешение на отработку манёвренного боя, она должна была освоить ряд приёмов («ракушка», «крюк», «краб» и др.).

Организация типового учебного воздушного боя в формате «пара на пару» выглядела теперь следующим образом. Каждая из двух входящих в зону пар истребителей имела свой радиоканал боевого управления. При этом ведущий каждой пары договаривался со своим офицером боевого управления, с какой периодичностью тот будет сообщать данные о положении самолётов противника. Поединок мог длиться до 10 минут. В случае, если кто-либо из «противников» заходил в хвост другому, то сообщал своему офицеру боевого управления, что наблюдает цель, после чего переводил РЛПК в режим «Захват» и переходил на канал радиосвязи противника, сообщая последнему «Вижу. Атакую!». Если ему не удавалось сбросить преследователя с хвоста сразу, то бой прекращался, так как победа была очевидной.

Понятно, что с учётом радиолокационной поддержки с земли внезапность и, как следствие, во многом неотвратимость первой атаки исчезла, а вместе с ней и элемент неожиданности. Последние, впрочем, предполагалось обеспечить в ходе учений (например, задействовав самолёты-постановщики помех).

Однако и на этом «солнце» были свои «пятна». В принятой к реализации в строевых частях программе, заставлявшей серьёзно планировать бой по различным вариантам, так и не нашлось места для освоения приёмов достижения внезапности первой атаки и умелого сочетания демонстративных действий с мастерством в захвате и удержании тактического преимущества за счёт умелого маневрирования и отточенного пилотажа. Свободные воздушные бои отрабатывались только одиночно и в составе пары. Звено в бою против звена выполняло только обусловленные (читай известные каждой из противоборствующих сторон!) манёвры.

Эта программа легла в основу содержания ежегодных проверок боевой выучки частей ИА на базе в Мары. Проверка каждого истребительного авиаполка, прибывающего на авиабазу, включала:

- проверку индивидуальной техники пилотирования с выполнением сложного и высшего пилотажа (в том числе и инструкторов);

- проверку навыков самолётовождения на предельно малой высоте над безориентирной местностью (пустыней);

- свободные воздушные бои и проверка дежурных сил;

- лётно-тактические учения полка и эскадрилий по основным для истребителей боевым задачам;

- стрельбу ракетами и из пушек по радиоуправляемым мишеням, выполняющим в зоне стрельб манёвр в соответствии с лётными данными имитируемого самолёта противника и сложившейся (на тот момент) тактической обстановки.

При этом проведение боёв с прилетавшими в Мары полками проводилось только после подготовки летного состава по 500-м упражнениям, после чего пилоты переходили к практике воздушных боёв и ЛТУ. Вообще надо сказать, что в послевоенные годы ни одно ЛТУ любого масштаба, в том числе и двухсторонние, не проводилось в соответствии с замыслом командиров участвовавших в нём авиачастей! Замысел действий сторон в двухсторонних ЛТУ разрабатывался заранее руководителем ЛТУ, который руководил ходом учений с земли и, как правило, сам не летал! Замысел представлял собой пример решения типовых задач на уровне требований, предъявляемых к участникам боёв на Ближнем Востоке. В рамках этой порочной практики командиры полков, участвовавших в учениях, получали от руководства боевые задачи и одновременно способы их решения! В этих условиях на долю командира авиаполка оставались только подготовка лётного состава, расчёта КП ИАП, организация и проведение полётов. Его самостоятельность в принятии решений не простиралась дальше действий по вводным (если, конечно, руководитель ЛТУ брал на себя смелость их ставить!)

Ко всему прочему, надо заметить, что время проверки каждого полка определялось перед началом очередного учебного года, и на подготовку «к Марам» бросалось «всё и вся». В результате в частях начинался процесс, напоминающий зубрёжку школярами предметов перед экзаменами, «благополучно и со вкусом» прогулявшими чуть ли не весь учебный год. И это было не удивительно, так как оценка «за Мары» играла ключевую роль при определении уровня боевой выучки полка за год. При этом никакой покрашенной травой и побеленным бордюром, а также поголовьем и размерами свиней в полковой свинарке закрыть пробелы в боевой подготовке становилось уже невозможно. В своём стремлении выглядеть лучше командование соединений и объединений порой доходило до смешного.

В одной из воздушных армий из трёх полков истребительной авиадивизии в обстановке повышенной секретности сформировали «полк» из лучших лётчиков, который и отправили в Мары. После получения отличной оценки он исчез в обстановке всё той же повышенной секретности, а на командование пролился «сверху» дождь благодарностей и наград. «Липа» такого масштаба, порождалась описанной выше показухой и, конечно, не могла служить даже такого рода «лицом» при попытке определить реальную степень боеготовности истребительной авиации соединения и тем более ИА BBC CCCP.

При быстро установившейся на базе в Марах практике, два вылета в день, нагрузка на инструкторский состав была достаточно высокой, но её результатом стало то, что лётчикам двух эскадрилий 1521-й базы вскоре стало безразлично с кем драться и в каком составе! И для лётного состава авиагруппы базы, и для расчёта её КП эти ЛТУ большей частью выглядели примерно так же, как для инструктора из училища вывозные полёты с курсантами по кругу, а потому вряд ли стоит удивляться тому факту, что проверяемые полки очень редко получали отличные оценки.

Наибольшее количество срывов, за которые и начислялись «штрафные баллы» допускали офицеры боевого управления и лётчики на этапе ввода в бой. При этом надо отметить, что учения проверяемыми полками поначалу проводились по упрощённой схеме. Например, одним из самых распространённых просчётов в замысле «преднамеренный бой эскадрильи» был выбор одного-единственного радиоканала, на котором все 12 пилотов вели радиообмен. В реальных условиях это быстро привело бы к неразберихе, так как, с одной стороны, противник мог его легко забить помехами, а с другой, в нужный момент необходимую информацию все лётчики могли и не услышать. По-прежнему хромала и слётанность: при выполнении энергичных манёвров, хотя и сопровождавшихся предупреждением по радио (например, «Крутим левый «винт»!»), ведомые отрывались, тут же превращаясь в лёгкую «добычу» для опытных марыйцев, чьи «МиГи» вскоре с полным основанием украсили грозные акульи пасти, устрашающе предупреждавшие, что в случае необходимости они схарчат любого. Заметим, что в бою между звеньями потеря одним звеном двух своих самолётов однозначно оценивалось «двойкой».

В завершение ЛТУ проводились стрельбы по маневрирующим радиоуправляемым мишеням Ла-17. На каждый проверяемый полк выделялось по четыре — шесть мишеней, которые надо было в итоге сбить при определённых условиях.

Между тем, прогресс в военном деле не стоял на месте, и в середине 70-х годов на арене появились истребители третьего поколения, вооружённые полноценными управляемыми ракетами средней дальности с полуактивными РЛ ГН, которыми можно было атаковать воздушные цели практически с любых направлений. Некоторые специалисты (в нашей стране и за рубежом) в очередной раз заговорили об отмирании манёвренного боя. Если во Вьетнаме количество атак со средних дистанций исчислялось буквально единицами, то в ходе ливанской кампании 1982 г. израильские F-15 применяли ракеты «Спэрроу» примерно в 33% всех зафиксированиых атак, эффективно поражая сирийские истребители МиГ-21 и МиГ-23 как на встречно-пересекающихся, так и на догонных курсах.

Сложившаяся в небе Ливана ситуация сильно осложнялась тем, что противник контролировал господствующие горные хребты, ограничивавшие дальность обзора сирийских радаров на высотах ниже 3000 м, и эффективно использовал различные типы помех, затрудняя работу РЛС разведки целей, скрывая тем самым боевые порядки своей авиации. Наиболее «весомым» аргументом апологетов схваток на дальних дистанциях был тот факт, что в ходе боевых действий сирийские лётчики только однажды (10 июня) наблюдали визуально вступивший в манёвренный бой F-15, в то время как более лёгкие (и дешёвые) F-16, не имевшие УР «Спэрроу», постоянно «мозолили глаза».

Однако моделирование ливанских эпизодов и проведённые авиагруппой 1521-й авиабазы ЛТУ показали, что безвыходных ситуаций в воздухе не бывает, а хоронить ближний манёвренный бой ещё рано. Анализ возможных приёмов уклонения от выпущенных ракет средней дальности показал, что манёвр уклонения сам по себе (без чётко поставленной последующей цели, помимо выхода из-под атаки) большого смысла не имеет, так как, после срыва захвата, противник почти наверняка попытается его восстановить и произведёт пуск уже с существенно меньшей дистанции. По этой причине манёвр, рассчитанный на уклонение от управляемых ракет средней дальности, будет только тогда эффективным, когда попавший под удар истребитель будет выведен не только из-под атаки, но одновременно исчезнет и из информационного поля противника. В данном случае, наряду со срывом захвата, РЛПК теряет цель и в режиме обзора, что ставит вражеского пилота в сложное положение. Помимо этого, при построении такого противоракетного манёвра необходимо стремиться сократить дистанцию до противника, что позволит быстро перейти в контратаку с меньшей дистанции. Последнее особенно ценно, поскольку после энергичного разворота даже с потерей высоты мгновенная скорость выходящего из-под атаки истребителя вряд-ли значительно возрастёт, а, скорее всего, даже снизится, что самым естественным образом ухудшает стартовые условия для подготовленных к пуску ракет. К тому же, почти наверняка стрелять придётся снизу вверх, поскольку эффективно укрыться от взгляда РЛПК вражеского самолёта можно только на фоне земли и за естественными препятствиями (холмы, горы, ущелья).

Забегая несколько вперёд, необходимо отметить, что жизнеспособность подобной тактики была подтверждена впоследствии, когда на вооружение частей советской фронтовой истребительной авиации стали поступать самолёты 4-го поколения. В немалой степени благодаря владению подобными навыками, марыйцы, летавшие на МиГ-23МЛД, неоднократно успешно «били» проверяемые полки, сражавшиеся на куда более совершенных МиГ-29(!), хотя исход поединков между этими машинами на первый взгляд был предопределён...

Наступивший 1984-й стал во многом рубежным как для 1521-й авиабазы, так и для советской фронтовой истребительной авиации в целом, начавшей в массовых количествах получать истребители 4-го поколения МиГ-29 и Су-27, не только не уступавшие американским F-15, F-16 и F-18, но и по целому ряду характеристик превосходящие машины «вероятного противника».

Надо заметить, что поступление на вооружение боевых комплексов с новыми возможностями заставило командование и авиационных медиков более внимательно отнестись к перегрузкам, которые приходилось переносить лётному составу в ходе вылетов на отработку 500-х упражнений. В частности, в регламентирующих документах было в директивном порядке указано, что один такой полёт, в ходе которого выполнялись манёвры с располагаемой перегрузкой в 7 и более единиц, можно было выполнять один раз в неделю, a длительный перерыв в таких полётах необходимо было восстанавливать постепенно повышая перегрузку от полёта к полёту.

В начале 1984 г. изменились и подходы в проведении проверок строевых частей. Теперь боевую задачу полку и тактический фон, на котором ему предстояло действовать, группа рекогносцировки получала от руководства 1521-й авиабазы только по прибытии (за два месяца до прибытия полка) в Мары. При этом боевая задача ставилась конкретно: что сделать, в каком районе и какой противник будет противодействовать. Одновременно с задачей рекогносцировочная группа получала условия, при которых поставленная боевая задача могла быть выполнена полностью, частично или не выполнена вовсе.

После возвращения рекогносцировочной группы в полк, его командир в соответствии с требованиями Боевого Устава определял способ решения полученной боевой задачи и её исполнителей. С этого момента и начиналась «подготовка к Марам», на которую раньше у некоторых полков уходил порой почти целый год. В ходе этой подготовки командир убеждался в объективности и выполнимости собственных решений и, таким образом, впервые действовал самостоятельно. Попытки старшего начальника навязать на этом этапе «подготовки к Марам» командиру своё решение обычно дискредитировали и начальника, и командира, провоцируя обоих на безответственность.

В последнем случае получалось как у неучей, сдающих экзамен. Тот, кто передал шпаргалку, экзамен не сдаёт и ему всё равно — поймёт его или нет тот, кто стоит у доски и кому адресована шпаргалка. Незнание того, что написано в шпаргалке, ставит неуча в смешное положение и порождает ситуацию, в которой ответить на извечные русские вопросы, кто виноват и что делать, невозможно.

По прибытии полка в Мары перед началом ЛТУ командир полка обычно докладывал свои решения на «боевые действия» начальнику базы, и тот, с точки зрения их выполнимости, утверждает или не утверждает их, требует их доработки в соответствии со своими замечаниями. «Противника» представляет командир авиагруппы 1521-й авиабазы, которому известно из решения командира прибывшего на проверку полка только решаемая последним боевая задача (например, организация сопровождения группы своих истребителей-бомбардировщиков), время и место выполнения поставленной ему на рекогносцировке боевой задачи, но неизвестен способ её решения. Командир авиагруппы тоже докладывает начальнику базы своё решение. Таким образом, оба решения (каждой из сторон) знает только начальник 1521-й базы, и на этой основе только он, являясь старшим тактическим командиром, в состоянии руководить действиями сторон в ходе ЛТУ, предвидеть ход развития ситуации в воздухе на шаг вперёд, обеспечивая безопасность полётов.

В том же году в сторону большей объективности были пересмотрены нормативы на получение оценок за решение тактических задач. Теперь методика оценки ЛТУ принципиально отличалась от изложенной в действующем Курсе боевой подготовки. В этом руководстве результаты ЛТУ оценивались по среднему баллу из суммы результатов боевых применений участников ЛТУ по числу лётчиков, выполнивших или не выполнивших условные стрельбы и бомбометания. В Марах общую оценку полку можно было получить только за степень выполнения боевой задачи.

Так, например, по курсу боевой подготовки фронтовой истребительной авиации перехват одиночного разведчика парой оценивался по среднему баллу фотострельбы ведущего и ведомого. Если оба, перехватив «следопыта», выполнили по зачётному пуску или очереди — паре ставилась оценка «отлично».

В Марах этого уже было недостаточно. На «пятёрку» паре можно было рассчитывать только в том случае, если оба истребителя «отстрелялись» по разведчику до входа последнего в район разведки. Оценка «хорошо» ставилась, если они оба результативно атаковали «противника» над районом разведки, и «тройка» — если уничтожали цель уже после выхода из района. Таким образом, не нарушая требований действующего Курса боевой подготовки, его нормативы оценки боевых применении как бы накладывались на тактическое содержание динамики «боевых» действий, т.е. оценивалась степень выполнения боевых задач.

По окончании проверки боевой выучки на авиабазе Мары составлялся довольно внушительный акт, в содержании которого, помимо особенностей выполнения задач и оценок за их выполнение, обязательно (на одной странице машинописного текста) руководством 1521-й базы формулировалась оценка способности лично командира полка принимать практические решения, организовывать боевые действия и управлять ими в динамике ЛТУ. Такую оценку на фактическом материале командир полка мог получить только в Марах, а «специалистов», оценивающих его командирские способности и морально-политический облик, было в то время хоть отбавляй. Объединяли всех этих оценщиков только два критерия — умение командира выполнять директивы и шифровки сверху и состояние воинской дисциплины в полку. Конечно же, учитывались и оценки, полученные в ходе различных проверок, проводимых в течение года, но, как и раньше, доминирующее положение занимала оценка, полученная в Марах. Она же свидетельствовала и о качестве работы командира истребительной дивизии и командующего объединением. Это было и их лицо, и они весьма принципиально относились к тому, как оно выглядело.

Тогда же, с 1984 г., по инициативе начальника боевой подготовки ИА BBC полковника В.А.Каширова и вопреки первоначальной точке зрения начальника 4-го ЦБПиПЛС полковника (впоследствии генерал-майора авиации) А.И.Бобровского, на авиабазе Мары стал ежегодно проходить проверку боевой выучки исследовательский полк из Липецка на самолётах МиГ-29 и Су-27. Однако предшествовала этой практике очередная неприятная история, произошедшая во фронтовой истребительной авиации.

В то время порядок освоения новых авиационных боевых комплексов (АБК) выглядел следующим образом. «Учили летать» новый самолёт в ЛИИ им. М.В.Громова, применять его оружие — в ГЛИЦ им. В.П.Чкалова, а учили летать на нём лётчиков строевых частей и решать проблемы его боевого использования — в липецком 4-м ЦБПиПЛС. Там же, в Липецке, разрабатывались и методики обучения лётного состава строевых частей и документы, регламентирующие выполнение полётов на новых самолётах. Вполне понятно, что липецкий полк был в полном смысле элитарным истребительным полком, лётный состав которого первым в BBC (не считая лётчиков-инструкторов по боевой подготовке Главного штаба BBC) осваивал новые самолёты и способы их боевого применения. Элитарность полка и неправомерность оценки значения и масштабности базы издалека и не воочию стали камнем преткновения в попытке объединить точки зрения боевой подготовки ИА BBC и руководства 4-го ЦБПиПЛС.

Поводом для того, чтобы всерьёз рассмотреть необходимость ежегодных полётов липчан в Мары, была «двойка» за боевую выучку, которую в Марах поставила комиссия Главной Инспекции Министерства Обороны (ГИ МО), возглавляемая генерал-майором авиации К.А.Коротюком, 145-му истребительному авиаполку, дислоцировавшемуся в Ивано-Франковске (14-я ВА, краснознаменный Киевский Военный Округ), который в числе первых авиачастей получил фронтовые истребители 4-го поколения МиГ-29. Как выяснилось, в ходе проверки лётчики этого полка не попали по шедшим с превышением радиоуправляемым мишеням Ла-17, стреляя УР Р-27 вблизи границ диапазона их применения.

Хотя анализ сарппограмм показал, что все условия полёта и пусков ракет полностью отвечали параметрам, записанным в технических условиях на применение этого типа средств поражения, комиссия ГИ МО и генерал-майор К.А.Каратюк оставались непреклонны. Последний вообще отличался высочайшей требовательностью к подчинённым и не считался ни с какими авторитетами, а в рассматриваемый период он вообще подчинялся напрямую министру обороны. В то же время он ясно сознавал, что, по большому счёту, предъявлять претензии к лётному составу полка не за что, о чём и сообщил начальнику боевой подготовки ИА BBC полковнику В.А.Каширову.

Проанализировав сложившуюся ситуацию, полковник В.А.Каширов тут же отправил в ГЛИЦ им. В.П.Чкалова старшего инспектора-лётчика полковника П.О.Черныша, который в практических полётах с пуском ракет убедился в том, что возможности истребителя и его оружия необходимо уточнить. Однако последнее можно было сделать не после одного-двух полётов, a по результатам целой серии испытаний, проведение которых можно было поручить только опытным лётчикам, способным не только выполнить это достаточно сложное задание, но и проанализировать каждый вылет. Понятно, что лучшей кандидатуры, чем Липецк, для решения этой исследовательской задачи просто не было. Заодно, в ходе двусторонних ЛТУ, предполагалось проверить самих законодателей методик в умении реализовывать свои рекомендации в условиях жёсткого противоборства с лётным составом 1521-й авиабазы. Будучи честным и принципиальным человеком, полковник В.А.Каширов с полным основанием решил, что «раз инструкции по боевому применению написаны специалистами Центра, то и подтвердить заявленные характеристики АБК должны именно они, и желательно в присутствии представителей разработчиков...».

Надо заметить, что подобная ситуация складывалась уже далеко не первый раз. В 1976 г. во время пусков УР малой дальности Р-60 с ИК ГСН на самолётах МиГ-23 лётчиками 1521-й авиабазы были отмечены регулярные остановки двигателей самолётов. Отметим, что Р-60, разработанная ОКБ МЗ «Молния» и принятая на вооружение в 1974 г., не имела себе равных по массово-габаритным характеристикам (более чем в два раза была легче американского «Сайдуиндера»), а её создание рассматривалось как значительное достижение, поскольку она, по идее, обеспечивала значительно большие возможности наших истребителей в ближнем манёвренном бою, нежели старые Р-13М. Когда же через два года выяснилось, что МиГ-23 (основной на тот момент советский фронтовой истребитель) применять эти ракеты не может, началось крупное разбирательство с участием всех заинтересованных лиц и организаций.

Тогда пришлось изымать из строевых полков весь(!!) запас ракет этого типа и собирать его в Ахтубинске, где были начаты масштабные испытания, в ходе которых с борта каждого истребителя расстреливалось по четыре ракеты в каждом вылете по радиоуправляемым мишеням! Делалось это для того, чтобы, во-первых, выяснить почему это стало возможным, а, во-вторых, понять, что нужно сделать, чтобы двигатели не глохли. Надо ли говорить, что весь этот чрезвычайно дорогостоящий «фейерверк» был устроен за народные деньги, причём кое-кто незадолго до этого получил премии, звания и ордена. В процессе испытаний вскоре выяснилось, что акт прохождения испытаний был написан с грубейшими нарушениями существовавших методик всего лишь после нескольких пусков.

Так липчане оказались в качестве проверяемых в Марах, а следом за их истребителями МиГ-29 полосы коснулись шасси Ту-154, на котором на базу прибыли представители едва ли не всех основных ОКБ, работавших на истребительную авиацию. В ходе серии экспериментов быстро выяснилось, что разработанная ОКБ МЗ «Вымпел» управляемая ракета средней дальности Р-27 с полуактивной РЛ ГН и ИК ГСН (рассматривавшаяся как ответ на американскую AIM-7F «Спэрроу») не отвечает по своим характеристикам заявленным в документации данным, и не только не превосходит по основным параметрам американский боеприпас, но и довольно заметно уступает ему. К чести сотрудников ОКБ МЗ «Вымпел» надо сказать, что они в весьма сжатые сроки подготовили к серийному производству улучшенные варианты ракеты (Р-27РЭ и Р-27ТЭ), полностью перекрывшие американское изделие по всем параметрам и со значительным запасом5.

Выше уже отмечалось, что данные в акт испытаний оружия или военной техники можно было записывать только после серии полётов с боевой стрельбой в тех условиях, которые ограничивают диапазон его применения. В противном случае следовало ожидать появления внезапных сюрпризов, результаты которых спрогнозировать весьма трудно.

Фактически инициатива полковника В.А.Каширова была ни чем иным как переходом в новое качество методики боевой подготовки после достаточно большого количества поводов для того, чтобы считать её далёкой от совершенства. Надо заметить, что в ходе этих проверок липчане попутно решали и свои исследовательские задачи, работая вблизи границ области применения прицельно-навигационных комплексов и оружия. В конечном счёте, как, наверное, должен предположить догадливый читатель, от этого решения выиграли все.

Примечания

1 Например, американские В-47 «Стратоджет» и В-52 «Суперфортресс, а также британские «Виктор», «Вэлиэнт» и «Вулкан».

2 Хотя В-52 и мог нести управляемые ракеты для самообороны, использование этого варианта боевой нагрузки во время войны в Юго-Восточной Азии не практиковалось. Весьма низкой при атаках перехватчиков BBC ДРВ окаэалась и эффективность кормовой пушечной установки. Хотя в различных изданиях рекламного характера утверждается, что стрелками «Стратосферных крепостей» было сбито несколько «МиГов», архивные данные противной стороны не подтверждают ни один из подобных эпизодов. Фактически, основным и наиболее эффективным средством защиты для стратегических бомбардировщиков являются бортовые средства РЭБ, а при групповых действиях их эффективность значительно наращивается подразделениями самолётов-постановщиков помех и подавления ПВО.

3 Хотя перегоночная дальность современных тактических самолётов позволяет им с несколькими дозаправками покрывать многие тысячи километров пространства и теоретически наносить удары едва ли не в любых точках планеты, на эти технические возможности накладываются серьёзные физиологические ограничения экипажей. В результате, боевой радиус действия машин подобного класса не превышает 1500 км.

4 Проведённый американскими специалистами анализ эффективности бортового вооружения F-86A, состоявшего из шести крупнокалиберных пулемётов «Браунинг» показал, что по точности огня «Сейбр» почти в 3 раза превосходит «Мустанги» последних модификаций, имевших... те же самые шесть крупнокалиберных «Браунигов», выбрасывавших как и в годы Второй Мировой до 3,5 кг металла в секунду. Вооружение МиГ-15 и МиГ-17 некоторые специалисты вообще считали избыточным. Действительно, секундный вес залпа этих истребителей составлял 10,5 кг.

5 Попутно отметим, что бомбометание истребителями с пикирования под углом 60° было также забыто почти на 10 лет — до 1963 г.

6 Созданный до этого МИГ-17ПФ с системой К-5 и ракетой РС-1-У имел настолько низкие характеристики, что фактически устарел к моменту своего создания. Да и вообще, МиГ-17 как носитель управляемого ракетного оружия для воздушного боя был явно слабоват, так как во многих случаях не обеслечивал необходимых стартовых условий для запуска управляемых ракет. Именно по этой причине так и не был запущен в серийное производство МИГ-17Ф со вполне «кондиционной» УР Р-3С, имевшей ИК ГСН и успешно применявшейся на многих других советских истребителях.

7 Такая система фотоконтроля появилась только на истребителях четвёртого поколения МиГ-29 и Су-27, когда по опыту многочисленных локальных конфликтов стало ясно, что далеко не каждая выпущенная УР с ИК ГСН попадает в цель.

8 Как известно, экипажи В-29 полковника Тибетса и майора Суини, сбросивших атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, действовали самостоятельно и сопровождались только разведчиками погоды.

9 Огневая мощь встроенного вооружения МиГ-19П была более чем достаточна для уничтожения RB-66, так как суммарный секундный вес залпа установленных на нём трёх 23-мм автоматических пушек НР-23 составлял 8,5 кг. Иначе говоря, ежесекундно истребитель выбрасывал свыше 42 200-граммовых бронебойно-зажигательных и осколочно-фугасных снарядов!!

10 Подобными приёмами в годы войны часто и весьма успешно пользовались наши и немецкие разведчики. Дело в том, что выходящие в атаку истребители, как правило, имеют существенное преимущество в скорости и в случае резкого торможения и вертикального перемещения атакуемой цели, часто не могут чисто физически повторить тот же манёвр и попросту проскакивают, теряя визуальный контакт. Наибольший эффект достигается в том случае, если экипажу атакуемого самолёта удаётся подпустить перехватчики на дальность действительного огня. Однако для этого требуется железная выдержка и наличие члена экипажа, чётко сообщающего пилоту разведчика дистанцию до атакующих истребителей. К счастью, на RB-66 не было хвостовой пушечной установки, и американские пилоты во многом действовали интуитивно.

11 Надо признать, что определённый резон в этом был, поскольку даже в середине 80-х годов над приграничными районами СССР летало немало наших самолетов с неисправными системами госопознавания, о чём редактор этого журнала может с полным основанием судить на опыте собственной службы в ПВО. Во многом именно этим объясняется успех международного перелёта Руста, посадившего свою «Цессну» практически на Красной площади.

1 К этому надо добавить, что боевые действия во Вьетнаме и в особенности «шестидневная война» 1967 г. продемонстрировали чрезвычайную уязвимость современной авиации на аэродромах базирования, что вызвало ударное строительство на аэродромах зон рассредоточения с железобетонными укрытиями для авиатехники.

1 Заметим, что на «Миражах», являвшихся в рассматриваемый период основными противниками наших «МиГов» на Ближнем Востоке, стояла вполне полноценная БРЛС «Сирано»І фирмы «Томпсон» с возможностью обстрела воздушных целей на средних дистанциях управляемыми ракетами «Матра»511 с полуактивной РЛ ГН. Имелась на этом истребителе и система индикации на лобовом стекле CSF97, едва ли не первая мире, которая была установлена на серийных истребителях.

3 Для абсолютного большинства читателей, никак не связанных с практикой лётной работы, данная аксиома может показаться не убедительной. Однако те, кто имеет возможность играть в продвинутые компьютерные авиасимуляторы, вроде «Штурмовика Ил-2» подтвердят, что поскольку перед «вылетом» обсудить с компьютерными напарниками варианты маневрирования в различных ситуациях невозможно, то и вероятность банальных столкновений с ними в ходе «схватки» весьма высока.

4

5 Об эпопее по освоению в войсках перехватчика МиГ-23, усилиях, затраченных на то, чтобы превратить этот самолёт в полноценный фронтовой истребитель, и понесённых при этом потерях и говорить не стоит, так как это тема отдельной крупной работы.

Число просмотров текста: 10113; в день: 2.37

Средняя оценка: Хорошо
Голосовало: 7 человек

Оцените этот текст:

Разработка: © Творческая группа "Экватор", 2011-2024

Версия системы: 1.1

Связаться с разработчиками: [email protected]

Генератор sitemap

0