В архивном фонде Горного департамента (Российский государственный исторический архив) присутствуют несколько дел, по которым можно составить представление о реальном правовом положении евреев-золотопромышленников, г.о. в Сибири, в конце 19–начале 20 века. Документы, содержащиеся в этих делах, касаются лишь тех проблем, которые требовали вмешательства центральных органов и высших должностных лиц. В условиях постоянно меняющегося и подчас противоречивого законодательства только они могли дать разъяснения по применимости законов и принять окончательное решение в отношении действий местной горной администрации, вызывавших жалобы, ходатайства и прошения евреев-золотопромышленников.
Особенно запутанным, допускавшим различное толкование было законодательство о евреях Сибири. На примере этого законодательства хорошо видны противоречивые мотивы принятия законов о евреях, детально рассмотренные в классической работе И.Г.Оршанского «Русское законодательство о евреях.» (СПб, 1877), – религиозная нетерпимость, соображения государственной пользы и казенного интереса, монопольные устремления православной буржуазии, ограждение общества от «вредного» влияния евреев (мотив «своего рода «страха иудейска»», по выражению Оршанского). По существу, все законоположения, расширяющие права евреев, были продиктованы чисто «утилитарными» соображениями. Редкие призывы немногих государственных деятелей в пользу уравнения евреев в правах с остальными подданными, исходившие из соображений гуманности, справедливости и разумности правового государства, оставлялись без всякого внимания.
Характерной особенностью российских законов о евреях, как указывается в работе Г.А.Белковского «Русское законодательство о евреях в Сибири» (СПб, 1905), была их «разрешительная» форма, оставлявшая широкий простор для их толкования в запретительном смысле. Т.е. известная формула, – «разрешено все, что не запрещено», – в этом случае просто не работала. В практике толкования законов нижними инстанциями, от которых больше всего и зависели евреи, постоянно наблюдался расширительный подход в сторону запрещения. Но и в случаях «запретительного» формулирования закона никаких шансов, что власти разрешат то, что не запрещено, – не было. По существу, права, сами собой подразумевавшиеся для остального населения, отнюдь не распространялись на евреев, требовали всякий раз специальных указаний закона и могли быть отменены в любой момент. Вместе с тем, действия властей нижнего уровня нередко были направлены и в сторону послабления к собственной выгоде и отнюдь не отличались следованием букве законов, все нюансы и противоречия которых было невозможно ни учесть, ни согласовать.
Разрешение евреям заниматься золотым промыслом и участвовать в нем зависело от их прав на постоянное проживание в месте промысла и на приобретение недвижимости, в частности – земельного участка, так называемого «отвода», на котором находилось россыпное или коренное месторождение. Эти права регламентировались соответствующими статьями законов о состоянии, устава о паспортах, устава о ссыльных и устава горного. Понятно, что, вплоть до принятия известных разрешительных законов в царствование Александра II, евреи были лишены возможности заниматься золотым промыслом, поскольку месторождения золота находились за пределами черты оседлости – на Урале и в Сибири. При этом права состояния евреев в Сибири, среди которых преобладали ссыльно-поселенцы, были существенно ограничены. Только в 1857 году евреям в Сибири, записанным в оклад (крестьянам, мещанам) было разрешено перечисление в купечество. Это разрешение не касалось ссыльно-поселенцев. В 1858 был разрешен переход из государственных крестьян в мещанство. В том же году Сибирь была, наконец, открыта для въезда евреев, имевших право проживания вне черты оседлости. Затем последовал ряд законов, разрешающих проживание во всей Империи евреям купцам 1 гильдии (1859), докторам медицины и обладателям ученых степеней в других областях знания (1861), некоторым категориям евреев ремесленников (1865), евреям, отслужившим в армии по рекрутскому набору и их потомкам, а также потомкам николаевских солдат (1867).
Только в 1866 году евреям – детям ссыльно-поселенцев в Сибири было разрешено записываться в податное сословие и перечисляться в купечество. К этому времени уже действовал закон (от 1863 года), позволявший также занятие торговлей и промыслами лицам всех сословий и без записи в купеческую гильдию при условии оплаты торговых и промысловых свидетельств. Таким образом, у многих сибирских евреев впервые появилась возможность предпринимательской деятельности. Все эти законодательные меры знаменовали новый взгляд на пресловутый «еврейский вопрос», более прагматический, без заострения внимания на их христианизации, определявшийся потребностями экономического развития страны.
В этом ряду находятся и законы, по которым евреям разрешалось занятие золотым промыслом. Сначала, в 1870, это разрешение получили евреи, имевшие право повсеместного проживания. А в 1872 году – евреи, постоянно проживающие в Сибири и не лишенные прав состояния, т.е. записанные в оклад бывшие ссыльные и их потомки, а также евреи, водворенные в Сибирь до принятия закона 15 мая 1837 (о воспрещении поселения евреев в Сибири «решительно и навсегда»), и их потомки. В 1873 году потребовался еще один закон, уточняющий закон 1870 года указанием, что право евреев-«льготников» на занятие золотым промыслом распространяется и на Сибирь , – так велика была запретительная инерция закона 1837 года.
Армия золотопромышленников стала пополняться евреями. Особенно интенсивно этот процесс протекал в Сибири, где, начиная с 1827 года открывались все новые и новые золотоносные районы. Их освоение находилось, г.о., в руках русских купцов (Поповы, Кузнецовы, Соловьевы и др.). Уже к 1838 году, когда было принято Положение о частной золотопромышленности, в летние месяцы в Сибири золотопромышленные кампании подавали до 1200 заявок на прииски. Что касается горнозаводского Урала, то там картина была иная. Уральская золотопромышленность, казенная и частная, уже имела длительную историю, включавшую и негласный запрет на само появление евреев на территории горных заводов (см. нашу публикацию в сетевом альманахе «Еврейская старина», № 12 за 2003 г.). По имеющимся архивным данным, содержащимся в Записке Горного департамента, направленной в Горный совет 22 сентября 1890 года, на Урале частным золотым промыслом занималось всего 200-300 человек (при 3024 свидетельствах, выданных желающим им заниматься). Из этого количества евреев обоего пола было лишь 11 человек. Это были представители купеческого клана Хотимских и барон Г.Е.Гинцбург с отцом и сыновьями. На казенных промыслах трудились еще шесть евреев: горные инженеры М.В.Захер, И.Н.Кобылянский и Ф.В.Шейнин, кандидат химии А.М.Рабинович, а также Л.Я.Вайнерман и почетный гражданин И.Д.Красносельский.
Заинтересованность правительства в развитии частной золотопромышленности на казенных землях в Сибири была очень велика. Именно этим объясняется принятие законов 1870-1873 годов, разрешающих этот промысел и евреям. Частный золотой промысел был чрезвычайно выгоден государству, осуществлявшему жесткий контроль за его производством. Золотопромышленник не только был обязан продавать все добытое золото в казну, но и платить горную подать натурой, отдавая часть золота бесплатно. Эта часть, в зависимости от производительности прииска, могла достигать 15-20 % и более (до 35 %). Кроме того, взималась денежная подать с каждого добытого фунта золота, возмещавшая расходы государства на содержание полиции, воинской команды, горной службы и т.п. Правительство постоянно отслеживало эффективность золотодобычи, вовремя поощряя ее снижением размеров подати. В результате, например в 1857 году, когда горная подать не превышала 20 %, в Сибири было добыто 1275 пудов золото, из которых в казну в виде подати поступило 203 пуда.
Между тем, еще в 1860 году был введен запрет на поселение ("водворение") евреев ссыльных и членов их семей в 100-верстной пограничной полосе с Китаем. Закон 1860 года касался лишь евреев, осужденных к ссылке в Сибирь и ничего не говорил о евреях, отбывших ссылку и причисленных к податным сословиям. Золотые богатства Приамурья были выявлены лишь в 1865 году. Но указанные выше свойства запретительного законодательства о евреях, позволявшее заинтересованным властям трактовать запрет как угодно широко, позволило в дальнейшем с наступлением реакции фактически «выдавить» с этой огромной территории евреев-золотопромышленников, имевших до этого законные права на свою деятельность. Безобидное на первый взгляд изменение грамматической формы глагола в небольшом примечании к статье Указа о ссыльных, принятого в новой редакции в 1886 году, – вместо «запрещается поселять» («водворять») появилось «запрещено водворяться», – совершенно изменило объем приложения запрета 1860 года. Под запрет на этот раз попали и бывшие ссыльные, и их взрослые, экономически самостоятельные дети.
Напрасно апеллировали к аксиоматическому утверждению «сын за отца не отвечает» и т.д. Сенат ссылался на действовавший еще с 1843 года закон о выселении евреев из 50-верстной западной пограничной полосы в черте оседлости, утверждая, что принятая редакция имеет те же цели борьбы с контрабандой, а в Сибири – еще и со скупкой золота у так называемых «хищников» и перепродажей его в Китай. Фактов, естественно, не приводилось. Чем уж так были хуже и опаснее евреи, составлявшие и в начале 20 века лишь 0,5 % населения Сибири?.
Но обратимся к упомянутым выше архивным документам, большинство которых касается судьбы сибирских евреев золотопромышленников, действовавших в 100-верстной пограничной полосе. Первый по времени документ появился 24 ноября 1889 года.. Это был, по существу, донос: золотопромышленник, отставной канцелярский служитель А.К.Стрекаловский обратился к генерал-губернатору Приамурского края барону Корфу с прошением, в котором, ссылаясь на соответствующие статьи Устава о ссыльных (1886 года), указывал на незаконность владения золотыми приисками в бассейне реки Сутары, находящимися в 55 верстах от китайской границы, золотопромышленным товариществом, состоящим из евреев. Стрекаловский просил запретить разработку этих россыпей и отобрать их в пользу казны. Речь шла о Сретенском и Сутарском золотопромышленных товариществах, членами которых были нерчинские купцы Я.С.Андоверов и И.А.Михайловский, купчиха Л.И.Андоверова, нерчинская мещанка А.М.Каплунова и минусинский купец Иорданский (православный). Золотые же россыпи, упомянутые в прошении, открыл в 1888 нерчинский мещанин А.И.Каплунов, который, по Стрекаловскому, вообще не имел права быть поверенным по делам золотопромышленности и заниматься поисками золота в 100-верстной пограничной полосе. Стрекаловский посчитал, в этой связи, что и Иорданский не может владеть приисками, поскольку они открыты евреем Каплуновым.
Бдительный золотопромышленник Стрекаловский жил в станице Радде на Амуре, расположенной вблизи этих приисков. И в своей заботе о выполнении закона, возможно, руководствовался теми же мотивами, о которых писал в связи с русским законодательством о евреях И.Г.Оршанский (см. выше).
Так или иначе, но его «сигнал» сработал и делу был дан ход. Иркутское горное управление, утвердившее в свое время отводы этих россыпей, обязало владельцев (кроме Иорданского) продать или передать прииски другим лицам в двухлетний срок, исчисляя последний с момента получения отводов. Но Стрекаловскому это решение показалось, вероятно, слишком либеральным. 11 июня 1890 года он направил прошение уже на имя Министра государственных имуществ, предлагая приостановить решение Иркутского горного правления с тем, чтобы евреи-золотопромышленники не смогли продать или передать свои прииски другим владельцам до высшего решения вопроса. Дело, таким образом, могло кончиться и насильственным отчуждением приисков в казну, что грозило владельцам большими убытками. Они оказались в ловушке, так как золотопромышленная братия, прекрасно осведомленная о происходящем, могла сбить цену или спокойно дожидаться продажи приисков с государственных торгов, не опасаясь конкуренции евреев.
Любопытно, что в списках приисков, предлагавшихся до этого времени с торгов, не было указаний на их географическое положение относительно границы с Китаем. В результате, как видно из архивных документов, еврей-золотопромышленник, ничего не подозревая, мог приобрести прииск, находившийся в 100-верстной полосе. Хорошо еще, если этот факт всплывал сразу, как было с С.Г.Зельмановичем, купившем 13 февраля 1890 года с торгов три прииска. Это приобретение было быстро аннулировано. В других случаях евреи владельцы золотых приисков в пограничной полосе оказывались жертвами принятого в 1886 и обновленного в той же редакции в 1890 году Устава о ссыльных. Так, по «отношению» Иркутского горного управления, направленному Забайкальскому военному губернатору 25 ноября 1892 года, право владения приисками в 100-верстной пограничной полосе оставлялось лишь за евреями купцами 1-й гильдии: Я.С.Домбровским с сыновьями и Ф.И.Рифом с женой. А купец 2-й гильдии М.И.Риф и 2-й гильдии купеческая вдова Е.А.Риф должны были продать свои прииски в 2-летний срок с момента объявления решения. В этот «черный список» попали также читинский 2-й гильдии купец З.Л.Шмуйлович и читинские мещане М.-Х.И.Феликсова и И.Ш.Штейн.
Между тем, дело по Сретенскому и Сутарскому товариществам, инициированное Стрекаловским, продолжалось. За него, по поручению Министра государственных имуществ, взялись Горный департамент и Горный совет. К этому времени на имя Министра поступили ходатайства и от владельцев, – Михайловского и Андоверова. Оба просили отменить решение Иркутского горного правления. При этом Михайловский просил хотя бы увеличить срок вынужденной продажи приисков. А выступавший от имени Андоверова его поверенный, кандидат права Н.И.Бланков указывал на то, что в Уставе о ссыльных «ничего не говорится о евреях свободного состояния», т.е. о тех, которые получили права состояния после причисления к государственным крестьянам, мещанам или купцам. Следует заметить, что Я.С.Андоверов был купцом 1-й гильдии, но срок его пребывания в ней не достигал 5 лет, необходимых для приобретения права повсеместного проживания.
Горный департамент и Горный совет, вникая в смысл законов, разошлись во мнениях. Первый настаивал на правильности решения Иркутского горного управления, а второй на необходимости исчисления двухлетнего срока продажи с момента объявления окончательного решения по этому делу. Горный департамент направлял соответствующие «Записки» в Горный совет. Горный совет заседал. Сенат требовал мнения Министра. Шли месяцы. Наконец, была принята точка зрения Горного совета и начальнику Иркутского управления была направлена из Горного департамента телеграмма: «Срок сообщения и объявления решения по еврейскому делу его участникам: 13 мая 1891 года».
Андоверов и Михайловский продолжали борьбу. Через своего поверенного в Петербурге, Н.А.Полетаева они снова просили Министра отменить решение. Пытался помочь евреям золотопромышленникам и бывший начальник Нерчинских заводов, горный инженер, действительный статский советник М.П.Герасимов. В своем письме директору Горного департамента Н.А.Кулибину он просил «решить вопрос по справедливости». Все было напрасно. Решение осталось в силе, о чем и было телеграфировано в Иркутское управление 20 июня 1891 года.
Но, как следует из документов архивного дела, на этом история не кончилась. В конце 1893 года Андоверов снова обратился с ходатайством на имя Министра. К этому времени прииски все еще не были проданы, но Андоверов уже пять лет состоял в 1-й гильдии и имел основания на положительное решение. И действительно, Горный департамент распорядился «приостановить зачисление в казну участков Андоверова... впредь до разрешения ходатайства его Министерством». 14 января 1894 года в Министерство была направлена и просьба Приамурского генерал-губернатора С.М.Духовского о пересмотре постановления Иркутского горного правления в отношении Андоверова. Горный устав издания 1893 года исключал участие евреев в золотом промысле в местностях, где им запрещено постоянное проживание. По закону этот запрет не мог распространяться на купцов 1-й гильдии.
Дело Андоверова было не единственным. Аналогичная проблема возникла у еврея золотопромышленника, читинского купца 1-й гильдии И.М.Шлезингера. В 1894 году Иркутское горное управление потребовало насильственного отчуждения права его участия в Сутарском и Стретенском золотопромышленных товариществах как не имеющего права постоянного жительства в 100-верстной пограничной полосе. Шлезингер находился в 1-й гильдии лишь 4 года. В прошении на имя Министра он просил отложить требование Иркутского управления поскольку пошел пятый год его пребывания в 1-й гильдии. Не дожидаясь ответа на свое прошение и боясь потерять все, Шлезингер продал прииск, стоивший ему 50 тысяч рублей, за 5 тысяч золотопромышленнику Калешу. Буквально на следующий день после этого драматического события последовало распоряжение Министерства приостановить зачисление в казну приисков Шлезингера впредь до принятия окончательного решения. Надо отдать должное благородству золотопромышленника Калеша. Телеграммой в Горный департамент Шлезингер сообщил: «Калеш, сознавая, что продажа 50-тысячного имущества за 5000 была принудительной, согласен уничтожить таковую, оставив мое участие за мной...». Но Иркутское управление требовало нового распоряжения. Последовала «Записка» Горного департамента, рассмотрение вопроса в Горном совете и, наконец, решение Министра «приостановить, в случае отказа Калеша, продажу от казны участия Шлезингера впредь до решения общего вопроса о правах евреев на золотопромышленность».
О дальнейшей судьбе наших персонажей архивные дела Горного департамента не повествуют. Время работало не на евреев. Наметившееся после убийства Александра II ужесточение законодательства продолжалось. С 1896 года в практике рассмотрения дел Сенатом появилось новое толкование закона о состоянии, подтвержденное после издания этого закона в 1899 году. Для сибирских евреев была введена так называемая «специальная черта оседлости». Это относилось и к купцам 1-й гильдии, причисленным в Сибири. Новые порядки ограничивали право постоянного проживания сибирских евреев местом их приписки к соответствующему сословному обществу. Как следствие, – резко сужались для евреев возможности заниматься не только золотым промыслом, но и любым предпринимательством или торговлей, столь полезными и необходимыми для освоения и развития Сибири. Применение новых правил или отступление от них всецело зависело от местных властей.
О том, как применялся этот подход, можно судить по документам еще одного архивного дела (июнь–сентябрь 1914 года). В них содержится обоснование отказа золотопромышленнику, купцу 1-й гильдии, потомку ссыльно-поселенца Фризеру в его просьбе заниматься золотым промыслом в Енисейской губернии, – Фризер может находиться только в той местности, где приписан, т.е. в г.Баргузине Забайкальской области. Дается и разъяснение, что закон 1872 года о евреях золотопромышленниках (см. выше) «не соответствует практике последних лет».
Из другого архивного дела (1913-1914 годы) мы узнаем, как был продан, утвержден, а затем отнят золотой прииск у купца И.Л.Любарского. Основанием ликвидации права владения послужило то, что прииск находится в Зейском округе Амурской области, а Любарский приписан к читинскому купечеству и проживает в районе прииска лишь временно. При этом, как явствует из прошения Любарского в Министерство, он занимается золотым промыслом в Зейском округе уже 12 лет. Аналогичный запрет на занятие золотым промыслом в Зейском округе касался нерчинского мещанина Е.Р.Садовича. Из переписки о судьбе Любарского и Садовича мы узнаем о любопытном факте. Оказывается, право постоянного проживания в Зейском горном округе и повсеместного занятия золотым промыслом в его пределах имел в это время лишь один еврей золотопромышленник, зейский мещанин И.Л.Рифман с женой Х.В.Рифман. Интересно отметить, что И.Л.Рифману принадлежало единственное тогда (в этом округе) коренное золоторудное месторождение, которое сейчас называется Джалиндинским. И по-видимому, мало кто знает, что до сих пор гора, в недрах которой локализовано это месторождение, носит имя Рифмана.
Рассмотренные примеры относятся лишь к случаям, потребовавшим вмешательства высших правительственных органов. Но можно полагать, что они наглядно характеризуют атмосферу, в которой приходилось работать сибирским евреям-золотопромышленникам, не относящимся к немногочисленной категории евреев «льготников», имевших право повсеместного проживания в Империи. Но и эта категория подпала под очередной запрет: в 1898 году, когда был принят указ о запрещения въезда в Сибирь для всех евреев. Все вернулось к 1837 году. Остается только удивляться трогательному постоянству отношения властей к евреям. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день»...
Вот вам и «двести лет вместе».
