Еврейское двуязычие
На протяжении веков евреи пребывали в специфической языковой ситуации двуязычия. Письменный древнееврейский язык в жизни традиционной общины соседствовал с разговорным языком, зачастую близким к языку окружающего населения. На древнееврейском изучали Тору, молились, писали богословские, научные трактаты, религиозную и светскую поэзию и прозу, вели переписку и хозяйственные записи. На бытовых языках говорили на любые темы, включая и религиозные. Иногда на них возникала литература, предназначенная, как правило, для женщин, не обучавшихся в хедерах и плохо знавших древнееврейский, и часто считавшаяся «несерьезной».
Крупнейший исследователь идиша Макс Вайнрайх поместил в своей фундаментальной «Истории языка идиш» целую главу, посвященную «внутреннему еврейскому двуязычию» (“Internal Jewish Bilingualism”). В ней он показывает, что в традиционной общине древнееврейский и идиш различались не предметом речи (на обоих языках можно обсуждать и религиозные, и будничные темы), а именно функцией – на древнееврейском пишут, на идише говорят. Согласно Вайнрайху, эта идеальная симметричная схема на практике заменяется «реальной схемой внутреннего еврейского двуязычия»: на идише иногда тоже пишут, а на древнееврейском, в очень редких случаях, говорят. Дальнейшее разрушение идеальной схемы и переход к моноязычию на основе либо иврита, либо идиша, либо нееврейского языка, представляет собой языковой сдвиг, характерный для процесса модернизации и перехода от традиционной общины к современности.
Сам статус бытового языка неоднозначен. Многие серьезно полагают, что «настоящий» еврейский язык только один – иврит (древнееврейский). Остальные языки были, якобы, просто заимствованы у окружающего населения и еврейскими не являются. Существование их не необходимо для еврейской культуры, соответственно, они временны и необязательны.
Нет ответа на вопрос, сколько всего существует еврейских языков, поскольку нет четких критериев, в каком случае мы имеем дело с отдельным языком, а в каком – с этнолектом, близким к языку окружающего населения. Без сомнений, отдельными языками являются идиш, ладино и еврейские варианты арамейского языка. Эти языки евреи пронесли с собой через страны диаспоры, в результате они отличались от языков окружаюшего населения (Восточной Европы в случае идиша, Балкан и Средиземноморья в случае ладино). На еврейско-персидском, еврейско-арабском, еврейско-итальянском языках существовала значительная литература, поэтому их статус, как правило, тоже не оспаривается, несмотря на то, что вопрос о лингвистических отличиях этих языков от соответствующих диалектов языков нееврейского населения менее очевиден. Часто насчитывают два-три десятка еврейских языков. В таком солидном своде знаний о еврействе, как Encyclopedia Judaica, я нашел 11 статей о языках диаспоры, на профессиональном веб-сайте Jewish-Languages.org перечислено 13 еврейских языков. Как правило, основанием, позволяющим говорить об отдельном еврейском языке, является все же именно наличие обособленной и замкнутой литературной традиции на нем. Возникает парадоксальная ситуация: речь идет о бытовых языках, принципиально занимающих разговорную нишу в схеме традиционного еврейского двуязычия, однако статус языка им придает именно наличие письменности на них.
Рассмотрению этого противоречия и посвящена настоящая статья. В ней я постараюсь показать, что наличие бытового еврейского языка, отличного от древнееврейского, является закономерным следствием глубинных причин, лежащих в основе еврейской культуры, а не результатом случайного внешнего заимствования.
Противопоставление письменного и устного языка может показаться частным случаем более общих оппозиций. Письменная Тора (на древнееврейском языке) не может существовать сама по себе. Чтобы быть воспринятой, она должна принять форму предмета и стать Устной Торой. Талмуд, главная часть Устной Торы, написан на еврейско-арамейском языке – первом еврейском языке диаспоры. Таково же соотношение между текстом и порождаемым им комментарием. Здесь можно увидеть и более общее соотношение между духовным замыслом, причиной, движущей силой с одной стороны и материальным воплощением, результатом – с другой. Противопоставление мужского и женского начала ведет нас, с одной стороны, к рассмотрению социального статуса древнееврейского и идиша. С другой стороны, противопоставление активного мужского и пассивного женского начала открывает возможность исcледования традиционной каббалистической символики при рассмотрении еврейского двуязычия.
Древнееврейский язык связан с классическим началом. Это семитский язык, почти не загрязненный примесями. Многие библейские книги являются типичным примером классического повествования, с точки зрения как сюжета, литературной формы и приемов, так и этического содержания. Ведь Библия – одна из основ западной культуры. Именно поэтому как академическая наука, так и еврейская политическая философия XIX - начала XX века, проникнутые классическими идеалами, были заинтересованы в иврите, языке, с которым связывалось идеальное существование «чистого» еврейства. В отличие от этого, Талмуд с его коллоквиальностью, отсутствием единых сюжетных линий считался долгое время малоинтересным с литературной точки зрения. Точно так же и литература на идише казалась фольклорной, неглубокой. Идиш ассоциируется с политической левой, стремлением нарушить классический «правый» порядок.
Лингвистическая классификация XIX - начала XX века исходила из принципа дивергенции языков, чистоты происхождения. Язык, подобный идишу, не являвшийся чисто германским, казался испорченным и потому малоинтересным. На самом деле в истории языков конвергенция соседствовала с дивергенцией, никогда не было идеального единого праязыка, распространенного на широкой территории. Лишь в середине XX века ученые обратились к анализу конвергенции, языковых контактов, исследованию креольских языков, и интерес к этим темам стимулировался, в частности, изучением идиша.
Для того, чтобы более глубоко разобраться в механизме этих противопосталений, мы рассмотрим историю еврейских языков, их лингвистические особенности и отношение к ним еврейской традиции.
Исторический аспект
Лингвистика не дает четких критериев, позволяющих отличить диалект от самостоятельного языка. Существуют чисто языковые критерии, такие как требование, тоже довольно субъективное, чтобы носители разных диалектов одного языка понимали друг друга. Однако на практике при классификации языков часто оказывают влияние внелингвистические историко-культурные и даже политико-административные соображения. Особенно существенным оказывается наличие обособленной литературной традиции. В случае еврейских языков субъективное влияние оказыаает также использование еврейской графики на письме. Обратимся к истории формирования литературной традиции на основных еврейских языках.
Термином лааз называлась в средние века иностранная глосса в древнееврейском тексте. Средневековые раввинистические тексты изобиловали вставками, призванными пояснить редкие слова или понятия, для которых отсутствовал древнееврейский термин. Такие вставки предварялись выражением «бэ-лааз», которое стало позднее расшифровываться как аббревиатура «би-лшон ам зар» («на иностранном языке»). Позднее появились глоссарии (алфавитные списки глосс) и переводы Библии на разговорные языки евреев, которые, в случае романских языков, получили названия «языков лааз» (или лоэз). Подобные переводы известны на испанском и итальянском языках, есть свидетельства о существовании их на французском и провансальском. Испано-еврейский диалект подобных переводов получил название языка ладино. В таких переводах, как правило, каждому древнееврейскому слову всегда соответствовало одно и то же испанское слово, если только это не препятствовало правильной интерпретации текста. Таким образом, это был письменный язык, «древнееврейский в испанской одежде» или испанский с древнееврейским синтаксисом. После изгнания из Испании (1492 г.) на основе кастильского и других диалектов евреев сформировался самостоятельный еврейско-испанский язык, заметно отошедший от собственно испанского, часто называемый ладино или же Romance, Gudezmo, Spaniolish, Hakitia и др., на котором возникла разнообразная литература. К еврейско-испанскому примыкает еврейско-португальский (самый старый текст относится к 1262 г) и еврейско-каталонский языки.
Другой язык, развившийся из еврейско-романского лоэза – еврейско-итальянский. К литературе на еврейско-итальянском языке Encyclopedia Judaica относит «тексты, намеренно написанные на диалекте, использующие еврейскую графику и установившиеся правила транслитерации». Самый ранний известный текст – глоссы к трактату «Сефер Хахмони» (комментарий к «Сефер Йецира»). Основную массу ранних еврейско-итальянских текстов составляют переводы, принадлежащие к единой переводческой традиции, кристаллизовавшейся к XIII веку (к этому времени относится сохранившийся перевод Песни Песней). Позднее появились литургические и другие произведения, предназначенные в основном для женщин. На еврейско-провансальском языке (Chuadit) сохранились глоссы, относящиеся к XII в., единственные сохранившийся тексты – перевод Книги Эстер XIV века и женский молитвенник того же времени. Сохранились также свидетельства современников о языке евреев Прованса и переданные ими отдельные слова. Еврейско-французские диалекты не составляли единого целого и были близки к нееврейским старофранцузским диалектам, однако, о еврейско-французском (Zarphatic или Western Loez) говорят иногда как об отдельном языке, из-за отличия еврейской графики. На еврейско-французском сохранились глоссы (самые известные – французские вкрапления в комментариях Раши), с XI в. и глоссарии (списки глосс), известные с XIII в. С конца XIII в. появляются светские тексты, орфография которых следует, в основном, графическим правилам глоссариев.
Еврейско-греческий язык (Romaniote) засвидетельствован со времен средневековья. Как и на других еврейских языках, на нем писали еврейскими буквами. Этот язык не следует путать с вариантами древнегреческого языка, на котором говорили эллинизированные евреи в древнюю эпоху, известного со времен Септуагинты (древнегреческого перевода Библии). К 1100 году относятся отдельные глоссы на еврейско-греческом. Самая древняя известная рукопись – перевод Книги Пророка Ионы. Она имеет запись о продаже в 1263 г и, вероятно, относится к XII веку. К этому же или чуть более позднему времени относятся переводы книг Экклезиаста, краткий глоссарий к Мишне, комментарии к книгам Псалмов, Плача Иеремии и Экклезиаста, литургические гитмны. Перевод Пятикнижья ‘‘Constantinople Polyglot Pentateuch” датирован 1547 г., но многие исследователи, обращая внимание на полное отсутствие тюркизмов, полагают, что он был выполнен в XIV веке. В XIX в. издавалась газета, еврейско-греческий язык сохранялся до второй мировой войны.
История идиша, наиболее богатого из языков еврейской диаспоры, не может быть охвачена в этом кратком очерке. Однако, к самому древниму периоду этого языка относятся глоссы (XI-XIII вв) и переводы Пятикнижия и других источников, переложенные еврейскими буквами (тайч-хумаш, наиболее древний экземпляр относится к 1544 г.). Самай древний текст на идише (надпись в молитвеннике из Вормса) датирован 1272 г., с конца XIV-XV в.в. существует художественная литература, молитвенники и сборники историй для женщин, переложения германской эпической поэзии.
Сходная ситуация и с еврейскими языками на Востоке. На различных диалектах еврейско-арабского языка существовала большая и разнообразная литература, однако шарх – перевод Библии на арабский, записанный еврейскими буквами, был одним из важнейших жанров. Одним из самых известных переводчиков был знаменитый Саадия Гаон (882-942). На еврейско-берберском языке не существовало письменной литературы, единственный сохранившийся древний текст – перевод Пасхальной Аггады и отдельные стихи их Танаха.
Название еврейско-персидских носят различные диалекты, известные с древности, и не составлявшие одного языка. К наиболее древним текстам относятся старинные надписи (X-XI век) и переводы Пятикнижия и Пророков (древнейший сохранившийся перевод Пятикнижия датирован 1319 г.). Сходство переводов (их называют персидским словом арабского происхождения тафсир, буквально означающим «комментарий»), выполненных в различных местностях, свидетельствует о том, что все они принадлежат к единой школе, процветавшей в XIV - XV веках. В XIV – XVIII веках формируется языковой стандарт и возникает художественная еврейско-персидская литература, представленная Шахином Ширази, Имрани и другими авторами. Бухарско-еврейский (еврейско-таджикский) язык заслуживает отдельного упоминания. Литературным языком он стал в XIX веке благодаря деятельности просветителя и раввина Шимона Хохома и его учеников в Иерусалиме, переведших большию часть Танаха и разработавших традиции орфографии. В советское время бухарско-еврейский («местно-еврейский») до конца 1930-х годов сохранял статус отдельного языка, была разработана латинизированная орфография и издавалась оригинальная и переводная литература. Похожая ситуация и с еврейско-татским (горско-еврейским) языком. Литература на тюркском караимском языке возникла в XVII веке, когда появились переводы литургической поэзии с древнееврейского.
История всех рассмотренных языков очень похожа. Сначача появляются записанные еврейскими буквами глоссы к древнееврейским текстам, как правило, библейским. Затем – сборники глосс. Вслед за этим – полноценные переводы этих текстов, либо переложения нееврейских переводов еврейскими буквами. Многие переводы являлись одновременно комментариями. Эти переводы, ладино, шарх или тайч-хумэш, создаются на искусственном письменном языке, синтаксис и семантика которого следует древнееврейскому оригиналу. Благодаря этим переводам возникает орфографический стандарт, которому подчиняются появляющиеся вслед за ним литургические, назидательные, лирические, философские и другие сочинения, женская литература. Таким образом, необходимость понимать библейские и другие древнееврейские тексты вела к появлению и кристаллизации письменной традиции на бытовом языке и осознанию его в качестве отдельного языка.
Лингвистический аспект
Наиболее ярко особенности еврейского языка диаспоры проявились в идише. Причина этого в том, что у ашкеназских евреев было особенно широко развито хедерное образование и, соответственно, знание древнееврейского языка. М. Вайнрайх ввел представление об идише, как о гибридном языке (fusion language), включающем германскую, древнееврейско-арамейскую, славянскую и романскую (лоэз) компоненты. Как правило, в устной речи или текстах 70%-90% слов германского происхождения. Древнееврейские слова, более характерные для речи традиционно образованных мужчин, придают ей определенную стилистическую окраску. Однако это не значит, что слова древнееврейского происхождения употребляются только в разговоре на тему Торы. Гебраизмы почти равномерно распределены в самых разных тематических сферах: быт и сельское хозяйство, торговля и дети и т.п. Напротив, зачастую «неприличные», нежелательные слова заменяются эвфемизмами, взятыми из древнееврейского. Такие простонародные вошедшие в европейские языки слова, как английское to shmooz («болтать», от шмуес – «слухи») или русское хохма («шутка», «мудрость»), как и многие другие, происходят из древнееврейского.
Знание древнееврейского часто позволяло выбирать, употребить ли в речи древнееврейское слово или выражение, либо синоним германского или славянского происхождения. Фактически, любое выражение на древнееврейском, в определенной речевой ситуации, могло использоваться в идише. Поэтому границу между двумя этими языками провести очень сложно. Вместо этого М. Вайнрайх предложил различать «цельный древнееврейский» (Whole Hebrew) и «слитный древнееврейский» (Merged Hebrew). К первому относятся цитаты на древнееврейском, употребленные в идишской речи, а ко второму – слова древнееврейского происхождения, вошедшие в идиш и употребляемые как слова на идише. Напимер, шолойм, шабос («мир», «суббота») это древнееврейский, т.е. Whole Hebrew, а шолэм, шабэс – идиш, т.е. Merged Hebrew. Как видно, они имеют разные фонологические особенности, в частности, для собственно идиша характерно сокращение послеударного гласного до /э/.
Носитель языка лишь в ограниченной мере осознает, что слово относится к древнееврейской, либо к германской или славянской компоненте. Например, слово нуднэк («нудник», т.е. «зануда» или «назойливое насекомое») славянского происхождения имеет форму женского рода со славянским же суффиксом нуднэцэ («нудница»). По аналогии, от древнееврейского слова мефунэк («избалованный») женский род в идише образуется мефунэцэ. Хотя /-нэк/ здесь является частью древнееврейского корня, а не слявянским суффиксом, носитель языка обычно этого не осознает. Древнееврейское шеймэс (буквально, «имена», но в данном случае – «листы с текстом из священной книги») дает единственное число шеймэ, т.е. воспринимается как имя женского рода по аналогии, например, с Тойрэ - Тойрэс. Проникнувшее в идиш из немецкого (возможно, через древнееврейские тексты) слово доктор получило множественное число доктойрим, с древнееврейским окончанием /-им/. Имена нееврейского происхождения Залмэн (заимствованное из немецкого и восходящее к имени Соломон) или Кальмэн (от Калонимус) записываются в древнееврейской орфографии (без гласных), поскольку их происхождение казалось носителям языка древнееврейским, напоминая слова шадхэн («человек, организующий сватовство»), бадхэн («шутник, тамада») и подобные. Таких примеров множество в идише.
Древнееврейское влияние сказывается и в фонологии. Например, в большинстве немецких диалектов отсутствует противопоставление /с/ и /з/, в идише же оно сохраняется, как считают, благодаря тому, что сохранялось оно в древнееврейских словах, как суг / зуг, причем проявляется даже в словах немецкой компоненты: вайсн («отбеливать») и вайзн («снег»).
Хорошее знание древнееврейского приводило к заимствованиям из этого языка в идиш. Древнееврейские слова, прочно вошедшие в устный идиш, изменялись в результате фонетических процессов в самом идише, но, как правило, они не могли уйти слишком далеко от Whole Hebrew, поскольку их древнееврейское написание и произношение было хорошо известно. Письменная традиция оказывала постоянное влияние на древнееврейскую компоненту идиша. Однако, принимая во внимание, что источником заимствования служил Whole Hebrew, т.е. древнееврейский в идишском варианте, произношение фонем в котором тоже подвержено влиянию идиша, заимствования эти получаются, в некотором смысле, из самого себя. Например, произошедшее на ранней стадии идиша (и некоторых немецких диалектов) удлинение гласного в открытом слоге, с последующим переходом /a:/ > /o/, привело к тому, что в открытом слоге древнееврейское /a/ стало у ашкеназов произноситься как /o/. На письме в открытом слоге, по фонологическим правилам древнееврейского, обычно идет огласовка камец. Это привело к тому, что за камецем закрепилось произношение /o/, даже в случаях закрытого слога, а за патахом /a/, даже в открытом слоге. В результате в идише есть слова, в произношении которых проявились фонетические процессы устного языка, а есть слова, скорректированные в соответствии с древневрейской огласовкой: нахэс («удовольствие»), но тохэс («задняя часть»), мэйлэх («царь»), но эмэс («правда»). Т.е. не всегда имеет место однозначная рефлексия древнееврейских гласных в соответствии с фонетическими сдвигами в идише, а, скорее, идишская и древнееврейская фонология вступают в сложную игру. Древнееврейский язык предоставлял идишу дополнительную «степень свободы»: широчайший резерв для заимствований, источник которых не был живым иноземным языком, а сам находился под влиянием идиша, хотя и обладал собственной отличной от идиша фонологической структурой.
Характерной особенностью идиша является возможность произвольно увеличивать количество гебраизмов в речи. Документы в записных книгах общин (пинкасах) XVI - XVIII веков часто составлялись на смеси древнееврейского и идиша (Scribal Yiddish), содержавшей примерно по 50% германских и семитских слов. Это же явление характерно для экзегеэы на идише – например, в беседах хасидских рэбе. Очевидно, носители языка не всегда воспринимали идиш и древнееврейский как два разных языка. Сознательное их различение, стремление очистить древнееврейский, последовательно использовать его орфографию и лексику в сферах, где традиционно древнееврейский не применялся, характерно для движения хаскалы (XVIII-XIX вв.). Также заметим, что древнееврейский применялся иногда и при общении представителей разных общин, не имевших общего разговорного языка, например, сефардов и ашкеназов.
Еще одним примером способности варьировать количество гебраизмов в речи в зависимости от стилистического характера текста и ситуации является тайные языки («жаргоны») евреев-торговцев в средневековой Европе, которые заменяли в речи (на идише, западные диалекты которого были распространены в Германии до XVIII века) германские слова на древнееврейские, чтобы сделать ее непонятной для посторонних. Согласно имеющимся свидетельствам, они иногда употребляли в речи до 85% гебраизмов. Одним из отголосков этого является большое число слов древнееврейского происхождения в немецком, голландском и швейцарском воровском арго (ротвельш, лакудэш). Интересно, что аналогичное явление существовало у евреев Персии, использовавших тайный жаргон лутераи, насыщенный гебраизмами.
Появление столь значительного числа гебраизмов в устной речи на идише весьма необычно, ведь древнееврейский все же не был разговорным языком. Одной из гипотез об их происхождении является предположение о релексификации, последовательной замене германских, романских и, возможно, славянских слов на древнееврейские эквиваленты. Причиной этого могло быть сознательное стремление к еврейской языковой идентификации, желание приблизить устную речь к языку Писания. Подобная замена словарного состава известна в некоторых креольских языках (где она обусловлена другими причинами).
Статус древнееврейско-арамейской компоненты в идише отличался от статуса германской или славянской компонент, прежде всего как следствие интенсивного изучения Торы и древнееврейской письменности ашкеназами. Аналогичное явление характерно и для других языков еврейской диаспоры.
Теологический аспект
Согласно библейскому рассказу (Бытие 11:1), до строительства Вавилонской Башни на земле был один язык («сафа ахат»). Комментаторы сходятся в том, что им был «святой язык», т.е. древнееврейский. Затем последовало разделение, и каждому из 70 народов мира был дан отдельный язык. Тора дана евреям на святом языке, однако, среди множества одеяний Торы есть те, которые соответствуют другим языкам. Благодаря этому, многие аспекты Писания могут быть доступны в переводе народам мира. После прихода Мессии, как считают многие комментаторы, народы мира вернутся к древнееврейскому, на это указывает выражение «сафа бэрура» («язык чистый») у пророка Цфании (3:9):
«Тогда опять я дам народам язык чистый, чтобы служили мне единодушно»
Еврейская традиция различает священный древнееврейский язык, «семьдесят языков народов мира» и «язык Таргума», т.е. еврейско-арамейский. Если семьдесят языков народов мира символизируют все нееврейские языки, то язык Таргума можно считать символом еврейского разговорного языка. Идиш для ашкеназов играл ту же роль, которую для евреев времен Талмуда играл еврейско-арамейский. Выделение особого статуса арамейского языка, восходит к трактату Мишны Мегилла 2:1, где этот язык упомянут отдельно от «иноземных» (лэазим).
«Тот, кто читает Мегиллу по памяти, или по Таргуму, [или] на любом другом языке – не выполнил заповеди.»
Почему Таргум упомянут здесь отдельно от иноземных языков? Одно из объяснений – потому, что Таргум обладает большей степенью святости, чем семьдесят языков. Другое отличие языка Таргума состоит в том, что он не был дан никакому конкретному народу. Таким образом, народов всего семьдесят один, включая Израиль, а языков – семьдесят два. Махарал из Праги (1525-1609) пишет про язык Таргума:
«Ангелы служения не говорят на арамейском языке, ибо он не называется языком. И как разъяснили мы на трактат Мегилла 10б, ... арамейский язык не включен в число 70 языков, несмотря на то, что это, конечно, язык, он не включен в число 70 языков, созданных Пресвятым, благословен он. Почему арамейский язык не включен в число 70 языков? Потому что сказано в трактате Сукка 52а, что о халдеях говорится «вот народом не будет».(Хидушей агадот, Сота 33:1).
«Адам говорил по-арамейский, поскольку святой язык и остальные 70 языков не подобали ему, ибо святой язык это частный язык [одного народа], как и 70 языков, и в этом святой язык подобен 70 языкам... Но Адаму, чтобы мог заключать он всякий язык, произошедший от него, не подобал частный язык, но был у него арамейский язык, который и не язык вовсе. И не дан арамейский язык конкретной нации, а дан халдеям, про которых сказано «вот, страна халдеев не будет народом». Поскольку Адам включал все 70 языков, не было у него частного языка, а все языки разделены на частные, потому дан ему арамейский язык» (Там же Сангедрин 38б)
Согласно Аризалю и каббалистам XVII-XVIII веков, язык Таргума, подобно оболочке между святым и будничным, занимает промежуточное положение между древнееврейским и 70 языками. Исайа Хоровиц (1565-1630) сравнивал святой язык, Таргум и 70 языков с царем, вельможами и слугами. Если бы ангелы знали арамейский, то возник бы соблазн приравнять статус арамейского с древнееврейским. Ведь Писание имеет части на арамейском (даже в книге Бытия есть два слова по-арамейски) и арамейский, как и идиш, использует сакральное квадратное письмо. В случае же 70 языков более высокий уровень святости древнееврейского очевиден, потому нет опасности в том, чтобы ангелы владели 70 языками:
«Онкелос-гер, переводчик, душа его близка к оболочке Нога, приближающейся к святости. Как сказано, Вэ-нога ло савив. И это оболочка, съедаемая вместе с плодом. Потому Таргум близок к святому языку. И представляется мне, что именно поэтому ангелы служения не нуждаются в Таргуме, ибо они используют святой язык и безусловно нуждаются также в остальных 70 языках, но не в языке Таргума. Подобно тому, как царь сообщает все свои нужды слугам, прислуживающим в его дворце, а с вельможами своими не разговаривает, лишь изредка, и таким образом, которым полагается царю, чтобы не подумали, что они ровня ему. А слуги так подумать не могут, оттого он не опасается. Потому ангелы служения нуждаются также во всех языках, ибо нет им от этого опасения, но не так с таргумом, потому опасаются, что не востребуется и присоединится» («Шэла» на Масэхет Псахим, Маца Шмура)
Для чего же потребовался отдельный язык Таргума, почему в нашем мире нельзя было обойтись святым языком в совокупности с семьюдесятью языками народов, как обходятся ими ангелы служения? Соответствующая теологическая концепция была предложена р. Нахманом из Бреслава (Ликкутей Моhаран, 1, 19). Бог намеренно создал мир несовершенным, оставив завершающую часть работы человеку. Это подобно тому, как младенец не рождается обрезанным, по отношению к нему необходимо выполнить соответствующую заповедь. Таргум представляет собой тот элемент, в сочетании с которым святой язык достигает совершенства и отпадает необходимость в семидесяти языках, исправляются последствия разрушения Вавилонской башни. Иллюстрацией к этому может служить Иосиф, которого знал святой язык «в совершенстве», т.е. с Таргумом, о чем свидетельствует его умение толковать сны (слово «сон» «тардема» имеет ту же гематрию, что и слово «таргум»). Про Иосифа же сказано в мидраше, что при выходе из тюрьмы он знал все семьдесят языков.
Благодаря Таргуму, подобному Древу Познания, являющемуся гранью между святым языком, подобным Древу Жизни, и языками народов мира, святость может передаваться этим языкам. Эта метафора еще более интересна, если вспомнить, что Таргум буквально означает «перевод». Совершенство во владении святым языком состоит в умении перевести, донести текст на нем до тех, кому он недоступен. Таргум необходим для того, чтобы донести святость святого языка до народов мира.
Рэбе из Виледника (Шэарит Исраэль, Зманим, Шавуот, б) утверждает, что небесная подготовка к приходу Мессии идет на 70 языках:
«Слышал я от учителя своего, праведника из Чернобыля, которому было откровение с небес во сне через душу одного праведника, что пребывает в высших мирах триста лет, что готовят в небесах члены Мессии-праведника нашего. И сказал он, что намекает то, что имеется в Писании толкование Раши на неевреском языке (лааз), но то, что готовят Мессию именно на нееврейском языке. И в этом очень глубокий смысл. Ведь один из аспектов Мессии - в том, чтобы сделать язык ясный для всех народов, чтобы служили единодушно, и т.д.»
Он же пишет, говоря уже об идише, что благодаря тому, что евреи наполнили германский язык святыми словами и понятиями, он, идиш, стал подготовленным для обсуждения священных вопросов, Торы. Об этом же пишет комментатор Сэфат Эмэт (Дварим, 5631):
«Тора дает жизнь всем творениям, ведь ею создал Пресвятой, благословен он, мир, и любая жизнь - от Торы. И потому разрешены языки народов мира [для перевода Писания], что они удалены от святости, и тем, что облачают Тору в такой язык, исправляются языки и приближаются также к святости. Потому разрешено писать священные книги на всяком языке.»
Заключение
Мы рассмотрели особенности еврейских языков диаспоры с трех совершенно различных точек зрения: истории их возникновения, лингвистических и социолингвистических особенностей, и того, как эти языки осмысливались в традиционной еврейской литературе. Удивительным образом, все эти три стороны раскрывают нам одну и ту же картину. Стремление понять Писание, преодолеть разрыв между письменным и устным, оказывалось той движущей силой, которая вела к формированию этих языков и обусловила их принципиальные особенности. Сам факт, что еврейская традиция и культура представляет собой постоянную попытку придать конкретную форму Письменной Торе, реализовать и прокомментировать ее, приводил к возникновению языков еврейской диаспоры и их специфическому симбиозу со святым языком. Такие языки, как идиш или ладино, сформировались в результате, с одной стороны, письменного переложения библейских книг германскими или испанскими словами, ведшего к появлению письменного «древнееврейского в германской / испанской одежде» (хумэш-тайч или ладино в узком смысле слова). С другой стороны, стремление к обособленной от христиан групповой идентификации вело к релексификации, замене лексики устного языка на древнееврейскую, то есть к появлению устного германского / романского языка в «древнееврейской одежде». Сочетание этих двух процессов привело к возникновению самобытного языка, не имеющего четкой дифференциации с древнееврейским, но в то же время принципиально устного.
В связи с этим интересно задать вопрос о месте современного иврита в этой картине. Статус современного израильского государства с точки зрения еврейской традиции крайне спорный и двойственный. С одной стороны, для многих людей Израиль противопоставлен диаспоре, само слово «галут» является его противоположностью. Для этих людей Израиль – продолжение древней еврейской государственности, а язык его – закономерный результат развития древнееврейского. Сами израильские реалии в определенном смысле являются порождением библейского текста: многие географические названия, как и социальные реалии в Израиле, сконструированы на основе Писания, получившего таким образом материализовавшийся, онтологический статус. Языковые реалии в этом смысле наиболее заметны. Другие евреи говорят об «израильском галуте», о том, что эта страна ничем принципиально не отличается от других странах мира и не имеет сущностного «еврейского» характера, не является страной Торы.
Точно так же и статус современного иврита – двойственный. Большинство лингвистов усматривает в нем продолжение древнееврейского языка. Ведь Библия или Мишна понятны израильтянину без перевода. Другие ученые обращают внимание на то, что фонетика, синтаксис и семантика иврита близка к европейским языкам, особенно – к идишу. Отцы-основатели иврита заменяли идишские слова древнееврейскими (библейскими, средневековыми или искусственно сконструированными), подобно тем евреям в Германии, которые использовали гебраизмы для конструирования «тайного языка». Поэтому глубинная типологическая структура иврита, за поверхностным слоем библейских и новообразованных слов и правил, во многм сходна с идишем. Однозначного ответа на этот вопрос пока нет.
Есть ли различия между еврейским двуязычием и двуязычием в других этнических группах, также обладавших богатой письменной традицией? Ведь и в христианской Европе долгое время писали на латыни, а говорили на местных языках, переводы с латыни послужили основой национальной письменности и привели к заимствованию огромного числа латинизмов. Аналогичное явление имело место у мусульман Турции, Персии или Индии. Можно найти примеры и в других регионах. Одно из отличий, на мой взгляд, состоит в том, что, как отметил Махарал, языки еврейской диаспоры не принадлежали никакому народу, образно говоря, «язык Таргума не входит в число 70 языков». Еврейский язык соотносился как с языком нееврейского большинства, так и с древнееврейским. Мы имеем здесь принципиально структуру из трех элементов, что не характерно для нееврейского двуязычия. С другой стороны, симбиоз разговорного и письменного еврейских языков был гораздо более прочным, чем у большинства других народов, что объясняется особой связью евреев с Писанием.
Литература
M.Weinreich. History of the Yiddish Languages. – Chicago, 1980
P. Wexler. Two-tiered relexification in Yiddish : Jews, Sorbs, Khazars, and the Kiev-Polessian dialect . - 2002.
Vena Hebraica in Judaeorum Linguis. Proc. of the 2nd Intl. Conf. on the Hebrew and Aramaic Elements in Jewish Languages. - Milano, 1995.
Веб-сайт Jewish Languages (jewish-languages.org)
М. Носоновский. «РАЗДЕЛЯЮЩИЙ СВЯТОЕ И БУДНИЧНОЕ»: ДВУЯЗЫЧИЕ И ИУДАИЗМ Интернет-журнал «Заметки по еврейской истории», выпуск 21 (2002 г.)
А. Львов. Становление русско-еврейской интеллигенции: роль Библии в подготовке языкового сдвига. Интернет-журнал «Еврейская старина», выпуск 21 (2003 г.).
Encyclopedia Judaica, Vol 10.
Энциклопедия «Аспеклария», статья Лашон («язык»), т. 13, Иерусалим, 1990 (на иврите).
