|
Мне до тонкостей видится, как я умру:
Я однажды на почту явлюсь ввечеру,
В странный час, когда блеск электрических вех
Погружен в дождевой ускользающий мех,
В отворенную дверь за собой приведя
Перекличку холодных потоков дождя.
Припаду, пошатнувшись, спиною к дверям
И по залу пройду, неестественно прям,
Неестественно бледен, промокший насквозь, -
Чтоб в глазах у почтарки вниманье зажглось,
Чтоб испуганный взгляд ее к полу приник -
Кровь за мной семенит, как цепочка гвоздик.
Я ей гляну в глаза, о барьер опершись -
И пойму ее бедную, тусклую жизнь,
И, стараясь, чтоб голос не слишком дрожал,
Я скажу ей: "Взгляни, вот лезгинский кинжал;
Ты его отошли моему палачу.
Ваших глупых инструкций я знать не хочу,
Мне поведал одно твой растерянный взгляд:
Пусть одета ты вечно в линялый халат,
Пусть поблекли глаза и набрякли бока,
Но любовь, как и в юности, сердцу близка.
Пред тобою - злосчастная жертва любви,
Но врачей ты, почтарка, ко мне не зови,
А возьми ты скорее мой верный кинжал
И пошли его той, кого я обожал.
Кровяные потеки на нем запеклись,
Муки сердца разбитого им пресеклись, -
Превозмочь эту боль не хватило мне сил,
И туда, где болело, я сталь погрузил.
Ах, почтарка, рука оказалась верна;
Завещаю, в преддверии смертного сна -
Отошли ей кинжал и при том припиши:
Эта вещь есть подобье жестокой души,
Но врагиню свою не сумел я убить,
Потому что ее продолжаю любить.
Вот, почтарка, и все, что хотел я сказать".
И начну постепенно я на пол сползать,
И раскинусь на плитках затоптанных я,
И нечаянно грудь обнажится моя,
Где пульсируя, рана зловеще цветет,
Как жестокой красавицы чувственный рот.
|
