Cайт является помещением библиотеки. Все тексты в библиотеке предназначены для ознакомительного чтения.

Копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск.

Карта сайта

Все книги

Случайная

Разделы

Авторы

Новинки

Подборки

По оценкам

По популярности

По авторам

Flag Counter

Андеграунд
Варлаков Георгий
Язык: Русский

Доктор Монтгомери и его порнографические картинки

Два бородача с головой углубились в землю. А собравшиеся вокруг в нетерпении. Полоумный немецкий пастор, толстяк-голландец и ярко накрашенная женщина, с выбеленным лицом, словно стена штукатуркой.

   - Идут, - заметил голландец, как самый молодой он отличался лучшим слухом.

   Впрочем, начинать следовало не с этого. А с чего? С той ли шлюхи, которой один милый мальчик Томас размозжил голову, а после зарыл на кладбище в Бристоле. А может, как он долго и тщательно отпиливал по кусочку тупым столовым ножом от своей последней жены в гостинице в Бирмингеме? Или с ночного Лондонского тумана, когда молодой человек шел под дулом револьвера к кладбищу Вест-Сайд?

   И, смешно сказать, конвоировал его доктор Монтгомери, старикан в дурацкой одежде, похожий на злого и несмешного клоуна, которым только детей пугать. Древнее самого Лондона, казалось, рассыплется, такого можно мизинцем зашибить. Томас вспоминал свои пальцы в дюйме от дряблой, морщинистой шеи. Эх, если б у старикана не было револьвера.

   - Не хотелось прибегать к насилию, - всю дорогу Монтгомери трепался, упиваясь превосходством над сильным здоровым человеком. - А ведь предлагал двести фунтов.

   Вон, похоже, место предстоящего действа. Осветили, фонари на деревьях развесили, два мордоворота могилу раскапывают, зрители вокруг.

   - Томас, познакомься с моими друзьями, - Монтгомери указал на толстяка. - Мой коллега, профессор Ван Бобсель. Пастор Шляк, специально приехал из Германии.

   - Хочешь, я благословлю тебя, сын мой? - насмешливо спросил священник.

   - В яме Говард и Эдгар. А это леди Камилла.

   Женщина подошла к Томасу.

   - Какой сладенький птенчик, - облизала губы. - Как бы я хотела тебя приголубить.

   Нечто среднее между женщиной и старухой, может от обильного слоя косметики на лице. Роскошное черное платье, почти бальное, выглядывало из-под плаща. А на голове аляповатая шляпка с откинутой вуалью.

   - Не хочешь поцеловать мамочку? - вытянула ярко красные губы и потянулась к Томасу.

   Молодой человек отпрянул, почувствовав холодное касание.

   - А он у тебя брезглив, - Камилла обернулась к Монтгомери. - Уверен, что сможет?

   - А куда он денется? - доктор потряс пистолетом.

   - Вот как все запущено.

   - А... - потянул Томас и кивнул в направлении четвертого зрителя.

   Усач в кепке с фотокамерой через плечо. Опирался спиной на надгробный камень соседней могилы, курил.

   - Бонжур! - поздоровался.

   Француз, вся Европа собралась. Тут Томас обратил внимание на могильный камень, что небрежно лежал рядом с ямой.

   "Анна Монтгомери, в девичестве Калейдоскоп, 1822 - 1891"

   Вздрогнул, а доктор заметил и усмехнулся.

   - Да, это моя жена. Решил доставить ей последнее удовольствие, - захихикал, но смех резко перешел в кашель.

   Лопата ударилась о что-то твердое.

   - Докопались, - сказал Говард, или Эдгар, их представили Томасу скопом - неизвестно, кто из них кто.

   - Скорее! - глаза Монтгомери горели, словно у дьявола - отвратительное зрелище.

   Камилла облизывала губы, пастор что-то бормотал по-немецки, перемежая латынью, наверное, молитвы, руки нервно перебирали четки. Профессор Ван... как там его... пыхтел, словно пароход, и переминался с ноги на ногу.

   "Проклятые извращенцы, - думал Томас. - Видно у вас было долгое воздержание".

   Лишь француз спокоен, даже с места не сдвинулся. Подмигнул, заметив взгляд Томаса.

   Бородатые мордовороты возились на дне ямы, - обвязывали прогнивший гроб веревками. Ван Бобселя затрясло, словно от падучей болезни. Молитва прервалась, пастор сглотнул накопившуюся слюну.

   - Держи руку, Эдвард, - сказал Монтгомери тому, кто находился внизу (Говарду или Эдгару).

   Стоп, как он его назвал?

   Опираясь на руку Монтгомери, человек вылез. Томас почувствовал, как волосы на макушке зашевелились, в яме больше никого не было. Куда подевался второй?!

   - Успокойся, миленький, - Камилла обняла Томаса и удержала от падения. - Мастера готики и не такое вытворяют.

   - Мистер, - обратился Эдвард к Монгомери. - Пять шиллингов!

   - Достань гроб сначала.

   - Нет, сначала деньги, - бородач крепче сжал лопату.

   Тело Эдварда вытянулось, выросли вторая голова, и вторые две руки с лопатой. Хорошо, что Томаса держала Камилла. Молодой человек даже не заметил, что старуха упорно старается свободной рукой залезть ему в штаны.

   Монтгомери вытащил руку из кармана. Пистолет?! Нет, всего лишь сжатый кулак с монетами.

   - Эдуардик, зачем же мальчика пугать? - проворковала Камилла. - Теперь он ни на что не способен, - руки в черных перчатках мяли промежность Томаса. - Хорошо хоть не описался.

   До Томаса, наконец, дошло, что вытворяет старуха. Попытался оттолкнуть, но освободиться от цепких объятий оказалось не так просто. Эдвард фыркнул и наклонился за веревкой. Шутя, двухголовый бородач поднял тяжелый гроб, поставил на землю и отряхнул руки. Потом подхватил лопаты, закинул их на плечи и удалился, насвистывая "Боже, храни королеву".

   С горящими глазами четверка извращенцев подошла к гробу, даже Камилла оставила Томаса в покое.

   "Бежать! - мелькнуло в голове. - Быстрее отсюда!"

   - Амур, ми амур, - пропел француз и пустил в небо святящееся кольцо дыма.

   - Томас, не уходи далеко, - отвлекся Монтгомери.

   А толстые пальцы Ван Бобселя тянулись к крышке гроба, к ним присоединились кривые и узловатые Камиллы.

   - Найн! - заорал пастор. - Я еще не прочитал молитву!

   "Это безумие, - думал, пятясь, Томас. - Господи, спаси".

   - Томас! - в руке Монтгомери, словно по дьявольскому приказу, появился револьвер. - Хочешь оставить нас, мальчик мой? Гляди, как бы моим маленьким остроносым подружкам не пришлось тебя догонять.

   Кто-то пробормотал что-то на французском за спиной и положил руки на плечи. Фотограф, как он оказался сзади? Француз продолжал непонятно чирикать в усы. Неожиданно паника куда-то ушла, Томас отрешенно смотрел на рот француза, его усы, полусгнившие уши, оголенный череп на висках, червя, шевелящегося в глазу, таракана, выползающего из носа. Тараканьи усы - стрелки часов.

   Томас повел головой, прогоняя наваждение. Француз по-прежнему стоял у соседней могилы и пускал кольца дыма в небо.

   - Открывайте, открывайте, - лепетал Ван Бобсель.

   Монтгомери, оседлав гроб, словно тайская массажистка клиента, орудовал молотком. Камилла в ярости грызла крышку, а пастор читал молитвы по книге, крестясь. Томас разобрал лишь одно слово, которое Шляк повторял особенно часто - "Год".

   Наконец, Монтгомери издал клич, словно Тарзан, заваливший льва, и ловко спрыгнул с гроба. Камилла выплюнула кусок доски, и принялась выдирать заносы из языка и десен. Ван Бобсель схватился за крышку и рывком оторвал, плюхнувшись в снег. Все лица вытянулись. Что там, что в гробу? Пастор не прекращал молиться, крестя мертвого.

   "Езус!" - повторял он.

   - Томас, не стой, как кукла в анатомическом театре, иди сюда, - Монтгомери поманил револьвером.

   В гробу лежала молодая девушка. Конечно, мертвая. Бледное, почти синее лицо, полусгнившая одежда, седые, как у старухи, волосы. Изо рта, ноздрей, из-под век во все стороны разбежались, испугавшись света, черные жуки. Под кожей что-то шевелилось, что-то узкое и длинное. Вдруг показался огромный червь, словно решил взглянуть, что тут произошло. Мир вокруг, наверное, ему не понравился, червь спрятался и даже залепил дырку. Возле правой руки Томас заметил грязный комок шерсти, словно усопшая хотела взять на тот свет муфточку. Неожиданно оно пошевелилось и показало узкую морду. Крыса, огромная, толстая, смотрела узенькими глазками на людей, совершенно не боялась. Словно пребывала в полусне. Она давно здесь обосновалась, - обглодала руку покойницы от кисти до середины предплечья.

   Томас отвернулся, и его вырвало.

   - Пошла! - Монтгомери ткнул крысу револьвером.

   Та лишь зашипела, будто ответила: "Сам пошел!"

   - Куда? - казалось, Монтгомери растерялся.

   "На...", - еще одно шипение.

   А потом целая тирада: "Я в твой дом не вламывалась, вали отсюда, не то всю рожу расцарапаю!"

   - Ах, ты грызун паршивый! - Монтгомери несколько раз с силой надавил на курок.

   Лишь щелчки, Томас поднял голову.

   "Какой же я идиот! Старый псих забыл зарядить пистолет!"

   Его схватила за шею чья-то клешня и ткнула мордой в блевотину.

   - Стоять! - голос Ван Бобселя.

   Монтгомери выругался, и стал заряжать револьвер. После четырех патронов раскрутил барабан.

   - Капитал-шоу "Поле дураков". Поиграем в русскую рулетку, крыска? - поводил из стороны в сторону. - Черт, куда же ты делась?

   - Этот гад хотел сбежать, - Ван Бобсель рывком поставил Томаса на ноги и поволок к гробу.

   - Что же ты так, миленький? - подошла Камилла. - Хотел расстроить мамочку?

   - Пожалуйста, - плакал Томас. - Отпустите меня.

   - Фи-и, мальчик совсем расклеился. Ну, хочешь я тебя поцелую? - и опять потянулась губами.

   - Или хочешь, я с тобой в рулетку сыграю? - приставил Монтгомери револьвер к виску Томаса.

   - Сын мой, - слащаво улыбнулся пастор. - Не беспокойся, я отпою тебя, как надо. Там "Отче в глаз... " и "Еже еси ты труписи...".

   - Нет! - отмахивался от них Томас.

   - Тогда, мать твою, скидай штаны и живо на нее, за работу. Пять минут удовольствия и двести фунтов в кармане. Если б мне за это платили... пятьдесят лет назад.

   - А можно я ему штаны расстегну? - Камилла уже потянула руки.

   - Нет! Я сам!

   За штанами последовали кальсоны, и, наконец, Томас оказался перед компанией с оголенным орудием труда. Жалкое зрелище висело половой тряпкой, сморщилось, даже будто в размерах уменьшилось.

   - Кого ты привел? - спросила Камилла у Монтгомери. - Думаешь этим сморчком удивить свою благоверную?

   Доктор выругался и окликнул кого-то.

   - Карло! Тащи сюда свою коробку. Так и знал, что пригодится.

   Из темноты вышел шарманщик, долговязый, в шляпе с широкими полями, не по погоде легко одетый, и всего в одном полосатом носке. Он крутил ручку большой шкатулки, с виду музыкальной. Эта старинная музыкальная шкатулка играла странную мелодию.

   - Томас, загляни-ка в эту дырочку.

   А чтобы не отказался, в бок револьвером ткнули.

   В шкатулке - ужас, что делается! Пергаментные монстры, уродливые, похотливые твари. И таким развратом занимаются! Обычным развратом, как обычные люди. Просто одно дело людей наблюдать, а другое - уродов, стариков девяностолетних, со змеиными языками до пола, мордами лошадиными и членами огромными, толстыми. Хотя, один вполне нормальный был, даже на Томаса чем-то похожий. Что остальные с ним только не вытворяли?

   Скривился Томас в отвращении.

   - Что-то не видно, чтоб он сильно возбудился, - Камилла щелкнула по известному месту. - Может, импотент?

   - Дай мне, - оттолкнул Монтгомери Томаса. - Что там? Карло, мать твою! Извращенец хренов! Опять уродов включил!

   Шарманщик улыбается только, как дурак, ничегошеньки не понимает. Переключил Монтгомери тумблер на шкатулке.

   - Сейчас смотри. Картины известных импрессионистов, моя коллекция, все подлинники, там и Мане, и Моне, и Ренуар с Гогеном.

   - Может еще и с автографами? Лично доктору... как бишь тебя?

   - А ты как думал? Я с ними по кофейням парижским тусовался, платил, вот они картинами и расплачивались.

   Глянул Томас в шкатулку, вот это зрелище для него. Красавицы выставили напоказ свои телеса, Рубенс бы загнулся, глядя на такое. Так то Рубенс, а то импрессионизм.

   - Ого! - возглас Камиллы. - Наш мальчик начинает шевелиться.

   Не удержалась и губами за член ухватила, хоть не зубами. А Томасу это только в кайф пошло. Он же в шкатулку смотрел, а не на накрашенное старушечье лицо, вот и вообразил, что это импрессионистская красавица у него отсасывает.

   Пришлось потом пастору и Ван Бобселю Камиллу от Томаса оттаскивать, иначе на мертвую покойницу ничего бы не осталось.

   - Глаза! Глаза ему вяжите, - распоряжался Монтгомери. - Не то на мою женушку-красавицу взглянет и того... А как стоит у мерзавца, чуть-чуть до фута не дотянул.

   - Может, мы у него потом для коллекции отсечем? - спросил Ван Бобсель у доктора.

   Томас так распалился, уже сам к своему колу торчащему тянется. Пришлось по рукам настучать. Схватили за локти, Ван Бобсель и Камилла, кажется. А пастор шепчет что-то на ухо, типа:

   - Господь наш милостивый, наполни чресла его семенем жарким, чтобы очумел нехристь померший, чтоб к жизни пробудился.

   Не слышит это Томас, только Камиллу, которая за член держится.

   - Ну и жеребец, - бормочет старуха, - как хотела бы я оказаться на месте дуры покойной. Жалко такого, с такой-то палкой.

   А переть куда? Не видно ж ничего, повязка на глазах. Можно подумать, поможет - трупный запах уже проникать начал. Словно подумал кто об этом, тотчас прищепку повесили. Схватили член в две руки и суют куда-то. И еще в поясницу вороненым стволом упирают, прогинайся мол.

   - Во имя старика, старухи и золотой рыбки, аминь, - да что этот пастор бормочет? Напился что ли?

   - И не введи нас во искушение, но во влагалище!

   Прогнулся Томас и упал, на труп должно быть. А рука, наверное, Камиллы, что за член держалась, резко выдернулась. Томас прямо в цель попал, управляла старуха.

   - Фрикции, твою мать, фрикции! - голос Монтгомери.

   И тут что-то острое в задницу вонзилось. Словно кошка когти выпустила, так то ж Камилла.

   - Работать не будешь, всю спину расцарапаю, - заявляет.

   Делать нечего, бояре, давай Томас задницей двигать. Под странную мелодию подстроился. А Камилла на него сверху улеглась и за ухо кусает. А больно же как!

   - Вот она! - закричал вдруг Монтгомери и из револьвера выстрелил.

   Тут и Камилла, как резанная, завопила. Значит, не она это за ухо грызет. Убралась старуха со спины, а ухо уже разодрали.

   - Крысу! Крысу сгоните! - заорала Камилла.

   Мать ё! Это крыса грызет, чумы небось разносчик. А за второе ухо еще кто-то кусает. Вторая крыса?! И за спину обнял, словно, не некрофилией Томас занимается, а реальную, живую бабу имеет. Словно под ним не мягкое тело полуразложившееся, будто шелковая прохлада кровати, словно под руками плоть не отдирается, и в теле ничего не ползает. Все эти жуки на тело Томаса не переползают, а черви в мертвой вульве его член за своего собрата не принимают.

   Ласкает руками, поцеловала даже, из мертвого рта жуки в живой рот переползли. А Томасу все до лампады, отпердолись лишь бы телку эту. Отмахнулся от крысы рукой, не так-то просто ее согнать, свежее мясо вкуснее полуразложившегося. Ухо уже сожрала, прожорливая зараза, за щеку принялась.

   - Извращенцы хреновы! - вообще-то Томас жестче выразился. - Крысу сгоните!

   А те шуршукаются о чем-то втихаря, настоящие шуршунчики.

   - Инструмент, инструмент давай! Молоток!

   - Не проснулась она еще.

   - Как не проснулась, смотри, как жеребцу нашему подмахивает, понравилось стерве!

   И прямо над оставшимся ухом Томаса:

   - Всю жизнь я умолял, пресмыкался перед тобой, служил, как собака, пользовал при жизни. Думал, заслужу бессмертие. Нет, ты только смеялась, а потом, жизнью замучившись, в гроб слегла. А я как же? Посмотри, мне недолго осталось, а я... я хочу жить. Прошу, ради всего, сделай меня таким же, как сама.

   - И меня, и меня, - Ван Бобсель кричит. - Ведь помнишь, сыночек я твой, сводный. Не оставляй, не дай мне умереть!

   - А меня помнишь, дщерь моя? Я исповедальник, вы в Германии тогда жили, в Алтенвинкеле... Ты мне на исповеди и призналась.

   - А я твоя лучшая подруга.

   Смеется только покойница и трахается интенсивно. Партнер ее тоже, зубы сжал, на крысу внимания не обращает. Все остальное вообще мелочевка, жуки, черви - незаметно. Мелодия шарманки убыстрилась.

   - Ах, ты так! - зло закричал Монтгомери. - Я умру, но и тебе, сука, не жить! Думаешь, мы просто так сюда явились? Знай, у меня полный чемодан противовампирских прибамбасов!

   - Месье! Месье! - француз на английском таком ломанном, что всем поломанном. - Дайте месье кончить. И - фото для моего журнала.

   Щелчок от аппарата стал сигналом Томасу. Выстрелил он из пушки своей десятидюймовой, да так, что сука усопшая под ним чуть сквозь землю не провалилась. А черви, что в мертвой вульве копошились, захлебнулись должно быть от спермы влажной, да и зажарились от горячей.

   Застонал Томас, а баба его...

   Тут его с местечка холодненького и стащили. Скинул повязку, глядит, а "Ван Хельсинг" молотком кол в грудь его любовницы забивает. Священник молитвы читает, Эмиль с фотоаппаратом возится, Камилла кол держит.

   Кричит покойница, извивается. Хоть оргазм дали перед смертью испытать. Вдруг, как займется пламенем, в факел превратилась. Огонь на остальных перекинулся - упали в гроб, кричат, корчатся. Лишь Монтгомери в стороне стоял, лишь опалило его слегка.

   Француз фотоаппаратом щелкает, а из гроба словно огненные люди лезут, руки к Монтгомери тянут, то ли защитить просят, то ли зажечь хотят. Не растерялся доктор, в каждого по пуле всадил, может, оно и правильно - легкая смерть все-таки.

   Не стал дальше Томас смотреть, задал стрекоча, как есть без кальсон.

   - Стой! - Монтгомери орет. - Врешь, не уйдешь! Мы уже и саван для свидетеля приготовили!

   Нажал на курок и выругался, забыл, что только четыре патрона вставил в барабан. Остановился, в карман полез. А Томас бежит, не разбирая дороги, руша ограды, сшибая кресты, как слон деревья. Упал, перевернулся на спину. Дыхание тяжелое, что после спринтерского забега с препятствиями. Холодный мокрый снег падает на лицо - зима в Лондоне, ранняя.

   - Где ты, мой мальчик? Выходи, не пугай дедушку! - Монтгомери зовет.

   Наверное, револьвер успел зарядить. Некогда, разлеживаться. Подскочил Томас и крест из ближайшей могилы выдернул. Хоть какое-то оружие. Спрятался за дерево, ворона на ветке каркнула, на лоб нагадила.

Холодное мокрое дерьмо падает на лицо.

Ворона гадит, не спугнуть -

Монтгомери рядом.

   - Мальчик, ау! Куда же ты спрятался?

   Х-хрямс! Слабую старческую голову не мудрено крестом расшибить. А дальше все вырубилось, еще удар, и еще, по голове, по груди, по ногам. Зачем? Словно, от этого Монтгомери мертвее станет? Лишь когда крест в руках сломался, Томас отпрянул и на колени рухнул. Заплакал или засмеялся?

   Вспышка. Это француз с фотоаппаратом. Томас схватил револьвер и выстрелил два раза.

   - Ты сумасшедший, месье? - фотограф по голове постучал. - Раз до сих пор не понял, кто я есть.

   Томас отрицательно замотал головой и еще раз на курок надавил. Сквозь француза пуля прошла, тому даже увертываться, как Нео, не пришлось.

   - Азм есьм! Я вампир! Высший вампир мира мертвых! Шутка. Можешь звать меня просто Люцифером.

   - Какой еще Люцифер?! Откуда здесь дьявол мог взяться?

   - Месье, мне одного кадра для обложки не хватает. Давай заключим сделку. Ты пойдешь и трахнешь... ну, вот хотя бы Монтгомери, чтоб далеко не ходить. А я тебе, все что душа пожелает.

   - А давай ты сам себя в задницу поимеешь?

   - Думаешь, не смогу?

   - Да пошел ты....

   Плюнул Томас, и сам пошел... к воротам.

   - Неужели тебя не прельщает слава? Победы, рекорды, поклонницы? Хочешь, я сделаю тебя богатым и знаменитым, дерзким и красивым? Поселю в Санта-Барбару, недалеко от виллы Майкла Джексона. Нет? А хочешь "Макларен Мерседес"? Прикинь, такой висельник 19-го века, а уже "Макларен Мерседес". Не хочешь?

   Все напрасно, ушел Томас. И тут сторож из сторожки с бутылкой вылез.

   - Мать вашу! Что за сияние за моим окном вы тут устроили?! Кладбище хотите спалить?

   - О! Джон, тебя ведь Джон зовут? Хочешь, чтобы было море пива, а ты дельфином стал красивым?

   - Только чтоб пиво было "Хольстен".

   - Выбери другое!

Число просмотров текста: 8878; в день: 1.34

Средняя оценка: Никак
Голосовало: 22 человек

Оцените этот текст:

Разработка: © Творческая группа "Экватор", 2011-2024

Версия системы: 1.1

Связаться с разработчиками: [email protected]

Генератор sitemap

0