Вжик... Свист...
- Раз, - монотонно бубнит маленький щуплый человечек.
Одна из нитей осталась в ране. Интересно, что будет, когда материальная оболочка окончательно порвется? Язык не поворачивается назвать это телом. Язык? Смешно.
- Два...
Второй след налаживается на первый. Крест, с острыми и тупыми углами, неправильный, но все же крест. Как много это говорит мне, может, поэтому третий удар выходит не таким сильным. След еле виден, ложится почти параллельно первому.
- Три...
Двадцать ударов прописал князь рабыне, молоденькой, очень красивой девушке. Ее тело почти обнажено, напрягается от боли, дергается.
"Расслабься, - хочется сказать ему. - Будет легче".
Я не умею говорить.
- Четыре...
Не выдержит она двадцати ударов, я, столько лет бывший палачом у прадеда нынешнего князя и плетью у всех остальных, могу поклясться в этом на святом писании. Умрет. Ее душа, светлая, как заря, и чистая, как вода в кринице, вознесется над телом, вздохнет и заплачет, а потом улетит куда-то. Сколько раз доводилось наблюдать, это - мое проклятье.
- Пять...
"Будь ты проклят!" - кричал старик, умирая под плетью, так же, как сейчас девушка. Под моей плетью, а маленький человечек, очень похожий на нынешнего, отсчитывал удары.
Двадцать, отчетливо помню, столько же, сколько и сейчас.
- Шесть...
"Нет! - старик смеялся, смеялся истязаемый. - Тебе не гореть в Аду, я позабочусь. Останешься здесь навеки, будешь убивать до самой гибели миров. Раньше пересохнет океан хаоса, прежде чем ты обретешь спасение".
- Семь...
Безумный старик, подумал я тогда. Почему проклял меня, а не князя, пославшего его на мучительную смерть? Позже понял. Не князь убил, а я, только я. Во мне жила жажда крови, я мечтал увидеть расчерченную на кровавые линии спину, услышать последний вздох жертвы. А какое наслаждение вскинуть мертвеца на спину, отнести во двор и швырнуть на повозку могильщика.
- Восемь...
Спина девушки - кровавое месиво, отдельных полос и не видно. Кажется, разум несчастной помутнел, или, может, она свыклась с болью? Стонет и дергается скорее по привычке, а не из-за моего удара.
Моего, или того парня, что держит в руке плеть, есть ли какая-нибудь разница?
- Девять...
Раньше вид этой спины привел бы меня в трепет. Стоны и крики заставляли бить сильнее и обязательно добить. Ведь я знал, что потом сделаю с трупом, особенно таким женственным. А с окровавленными лоскутами кожи он становился особенно привлекательным. Я развлекался потом с ними.
- Десять...
Меня убили месяц спустя. В одной захудалой таверне. Родственник одной из жертв, даже не знаю, какой именно. Подкрался сзади и ударил ножом в сердце. Я только и успел, что крепче сжать плеть.
Когда очнулся, рядом стояли княжеские дружинники. Убийцу поймали, но мне что с того?
- Одиннадцать...
Шок. Паника. Ужас. Безумие.
Я вопил, но меня никто не слышал. Хохотал одни сутки и выл вторые. Проклинал небеса, богов. Молился, просил, угрожал.
Все напрасно.
- Двенадцать...
Меня подобрали в таверне и отнесли в княжеский замок. Повесили на стену среди клещей, щипцов и прочего бездушного инструмента. Зачем так заботиться о простой плети?
- Тринадцать...
Свято место пусто не бывает. Вскоре у князя появился новый палач, более жестокий и кровожадный, чем я. Он не насиловал трупы, а делал кое-что похуже. Поедал их. Разумеется, не полностью, отрезал куски плоти и прямо здесь готовил на жаровне.
От стойкого запаха ужасной еды у меня мутился рассудок, кружилась голова. Голова? Смех сквозь слезы.
- Четырнадцать...
Почему я? Почему не это чудовище с подпиленными зубами? Чем я хуже? Тем, что служил больше и на моем счету больше жертв?
И тут я увидел того самого старика, вернее, его дух. Не знаю, зачем он спустился с небес, неужели только ради своего убийцы?
"Меня послали дать тебе последнюю возможность, - сам старик в гневе, ясно, что не по своей воле стал помогать. - Тогда только ты обретешь спасение, когда хозяин твой никого не убьет с помощью твоей ".
- Пятнадцать...
Что-то девушка затихла. Умерла? Я бью слишком сильно? Слава богу, стонет, жива еще... Пока жива.
- Шестнадцать...
С каннибалом было не на что рассчитывать. Я очень обрадовался, когда он просто исчез, надеюсь, его убили, так же, как и меня.
Новый палач. Настоящий мастер своего дела, он прослужил долго, долго никого не убивал. Я на него очень надеялся. Увы! Виноват князь, сто ударов. Такого не выдержит никто. Князь хотел, чтобы жертву убили, сам следил за казнью.
Я проклял тот день.
- Семнадцать...
То князья попадались кровожадные, то палачи не слишком умелые. Или слишком жестокие. Не знали заповедей. Я опять нервно смеюсь, и удар получается очень сильным. А ведь надо постараться, надо постараться, во что бы то ни стало.
Не убить.
- Восемнадцать...
Дышит девушка или нет? Выживет она, или нет? Я вижу ее душу, она готова сорваться с последним выдохом. Казалось, такая слабая, а продержалась восемнадцать ударов.
Мне жаль ее, жаль убивать молодость. Пусть живет, дарит миру счастье своей улыбкой, влюбляется, рожает детей, воспитывает внуков, умирает в дряхлой старости.
Пусть живет, пусть живет, а я...
- Девятнадцать...
Нет жертв у нынешнего хозяина. Простоватым деревенским увальнем он пришел сюда двадцать лет назад. И за все это время так ни разу и не убил. Вот эта девушка только...
Она могла бы стать моим спасением, если б продержалась двадцать ударов. Палача меняют, этот стал слишком старым, чтобы исполнять все, как следует. Сегодня - он последний раз держит в руках плеть.
Ему осталось нанести последний удар.
Господи, если ты есть, не дай ей умереть!
Жаль, не все зависит от плети, еще есть палач.
Резко замахивается, наверное, хочет завершить карьеру с блеском, или просто по привычке. И у меня последний удар был самым сильным.
- Двадцать...
