Дорогой Лев Давыдович!

Лариса Михайловна и я еще не отчаиваемся и не теряем веры, что рано или поздно Вы позовете из соседней комнаты Глазмана  и продиктуете ему несколько слов для Ваших кабульских друзей. Заброшенные в дикие горы, с ненадежной, а сейчас даже оборванной радиосвязью, мы ведем отшельническую жизнь в нашем советском монастыре. Зато я возобновил литературные занятия. Перевел последний, очаровательный рассказ Рабиндраната Тагора  и взялся за воспоминания о недавних бурных годах, откуда мы с Вами вышли живыми каким-то чудом. Помните наш ночной поход на миноносце под Казанью, когда остановилось сердце корабля и, пришвартовавшись к какой-то барже при свете предательски вышедшей луны, мы должны были приводить в чувство потерявший признаки жизни миноносец? Только позже, попав в плен к англичанам почти в аналогичных условиях из-за порчи жизненных частей корабля и из-за неумения управлять кораблем в боевой обстановке со стороны растерявшегося, отвыкшего от войны комсостава, я понял какая удивительная случайность, что в 1918 г., в ночь на 30 августа Вы, Лев Давыдович, избежали гибели. Позже, уже на Каме, я узнал, что нас не расстреляли из орудий, под дулами которых мы вертелись, только потому, что по халатности, не ожидавшие ночных визитов офицеры белогвардейских батарей, все до одного развлекались в театре.

Может быть, мое письмо придет не ко времени, когда Вы будете завалены текущими делами, и тогда Вы подосадуете на меня за отвлечение Вашего внимания в сторону полузабытых призраков прошлого. Но я не мог от этого отказаться, так как оторвавшись от Советской России, отойдя от революционных событий несколько в сторону если не во времени, то в пространстве, я сейчас весь во власти недавнего прошлого. Законченный для Истпарта очерк "Первое заседание легального Пека" я посылаю Вам. Может быть, на сон грядущий Вы когда-нибудь бегло пробежите глазами по его страницам. Сейчас пишу "Накануне Октябрьской революции" и "Как был потоплен Черноморский флот". В виде исключения, частным образом, посылаю Вам мой последний доклад Чичерину. Пожалуйста, просмотрите его и если согласитесь с содержанием, то возьмите на себя его защиту перед Политбюро, как когда-то согласились быть моим адвокатом по делу 3 - 5 июля. Дело в том, что Наркоминдел никак не может установить одной определенной и верной линии. Сегодня он проводит через Политбюро одно решение, а завтра другое, исключающее первое. То уполномочивают меня обещать Афганистану золотые горы, то приказывают показать ему общеизвестную комбинацию из трех пальцев, конечно, в своей среде мы привыкли к таким перерешениям, часто обязанным колебаниям какого-нибудь неустойчивого члена Цека, но афганский эмир - не партийный товарищ, он этого не поймет и сделает выводы, навсегда исключающие нашу дружбу. Такие опрометчивые решения рискуют провалить все дело, а, как водится, собак будут вешать на шею полномочного представителя. Как полагается, у меня здесь сложились хорошие отношения с эмиром. Он - крупный и решительный человек как в политике, так и в преступлениях. Фактически он сам ведет всю внешнюю политику, точно так же как сам организовал убийство своего любимого папаши Хабибуллы и собственноручно выколол глаза обожаемому дяде Насрулле. А, в общем, страна дикая, некультурная и, несмотря на соседство клокочущей в предвестии революции Индии, меня, как бродягу, уже тянет в другое место.

Крепко целую Вас, дорогой Лев Давыдович. С коммунистическим приветом

Раскольников

Р.S. Пожалуйста, передайте мой искренний привет Наталье Ивановне.

РГВА. Ф. 33987. Оп. 2. Д. 141. Л. 270. Автограф.