Памяти Виталия Полякова

Наш Rang Rover мчался на скорости 100 миль в час по узкой дороге, уходящей за горизонт. Мы были уверены, что едем в Лас Вегас самым коротким и быстрым путем. Так нам сказал тот беззубый пидор - бармен в отеле в Палм Спрингс, где мы провели два бурных дня и две еще более бурные ночи. Пидор был приветливый и внушал доверие своими простецкими манерами и добродушным (слегка дебильным) выражением лица. НА ПОЛПУТИ ВЫ УВИДИТЕ ГРОМАДНЫЙ УТЕС, НА КОТОРОМ ОБЫЧНО ЕБУТСЯ СОЛДАТЫ С ПОЛИГОНА, - заверил он. Звучало это не очень правдоподобно, но мы решили, что раз уж ехать мимо этого самого полигона, то почему бы и не взглянуть на тамошних солдат. В конце концов, солдаты тоже люди, и им надо где-то ебаться - а хотя бы и на утесе!

Первое, что мы увидели при въезде на эту пустынную дорогу, была надпись: ДО БЛИЖАЙШЕГО СЕРВИСА - 100 МИЛЬ. Означало это, что следующие признаки жизни и цивилизации мы сможем найти на своем пути не раньше, чем через час. Мы мчались по раскаленному асфальту, проложенному через выгоревшую и иссохшую пустыню с редкой щетиной сухих кустарников, и на нашем пути не было ни одной встречной машины. Ни одна машина не шла следом. Через полчаса этой езды в никуда я стал замечать какие-то полуразрушенные дома со снесенными заборами, крышами и дверями, выбитыми окнами, обвалившимися стенами. Черные скелеты этих убогих и угрюмых хижин и хибар, порушенных кем-то или чем-то, словно хрупкие игрушечные домики, производили чудовищно тоскливое и зловещее впечатление. Это была настоящая Долина Смерти, заселенная призраками-убийцами и их безвольными жертвами - тенями обитателей этих построек, как будто уничтоженных в одночасье какой-то невидимой и невиданной силой.

От увиденного у меня возникло сразу несколько ассоциаций: "зона" из депрессивного фильма Тарковского "Сталкер"; Хиросима или Нагасаки после атомной бомбардировки; Афганистан после вторжения советских войск. Казалось, что откуда-то из-за горизонта на нас вот-вот выскочит банда грабителей-головорезов, или в любую минуту нас может окружить отряд вооруженных до зубов пехотинцев, ветеранов операции в Персидском заливе "Буря в пустыне". Вживую такой зловещий пейзаж мне довелось видеть впервые в жизни. Наверное, именно так должна была выглядеть территория ядерного полигона Невада.

В машине нас было четверо: Виталий (он же - Стив) за рулем, рядом с ним Джефф (он же - Джозефина), и мы с Питером сзади. Виталий с хмурым видом сосредоточенно вел машину, пытаясь определить, куда нас занесло. ТАКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО БЕЗЗУБЫЙ ПИДОР УКАЗАЛ НАМ НЕВЕРНЫЙ ПУТЬ, - сказал я. - ТЫ УВЕРЕН, ЧТО МЫ ЕДЕМ В ВЕГАС? Виталий, не отвечая и не оборачиваясь, пожал плечами. ЭТО КАКОЙ-ТО ПИЗДЕЦ! - сказал я сам себе. - Я В ЖИЗНИ НЕ ВИДЕЛ БОЛЕЕ УНЫЛОГО И ОТВРАТИТЕЛЬНОГО ЛАНДШАФТА. МЕНЬШЕ ВСЕГО МНЕ БЫ ХОТЕЛОСЬ ЗАСТРЯТЬ ПОСРЕДИ ЭТОГО ГИБЛОГО МЕСТА. ЧТО МЫ БУДЕМ ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ У НАС КОНЧИТСЯ БЕНЗИН? Виталий молчал, нахмурившись еще больше. Похоже, он думал о том же.

...Я смотрел за окно, безуспешно пытаясь разглядеть что-нибудь похожее на обещанную пидором из Палм Спрингс скалу с ебущимися солдатами или хотя бы "ближайший сервис". Вместо этого перед глазами продолжали проплывать, как в фильмах Гаса Ван Санта (мне в голову пришла еще одна интеллектуальная аллюзия!), только развалины и руины. Индикатор бензина медленно, но верно приближался к нулевой отметке.

Джефф мирно спал на переднем сидении, широко раскинув перед кондиционером свои длинные худые ноги. На нем были старые белые шорты с многочисленными дырами, едва прикрывавшие его задницу. Джозефина умела произвести впечатление. Когда мы останавливались на очередной бензоколонке, она вылезала из машины в своих ажурных шортиках и, раскачивая бедрами, походкой парижских манекенщиц величественно шествовала в сортир. Это производило шоковое воздействие на местных аборигенов, особенно - мужиков, которые не знали, как на все это реагировать: то ли убивать нас, то ли приветствовать цветами и овациями. Джозефина была королевой всех калифорнийских бензоколонок, и вот теперь Невада готова была пасть к ее безволосым женским ногам.

Самым шокирующим фактом биографии Джеффа было то, что он в недалеком прошлом был матросом и служил в Navy, в американских военно-морских силах. Этих доблестных сил хватило на то, чтобы основательно разработать его "пусси". Впоследствии ему это очень пригодилось, когда он пробовал себя в порнобизнесе, снявшись в нескольких разнузданных фильмах. Джефф не был испорчен интеллектом. После трех лет жизни с Виталием он был не в состоянии запомнить его имя, поэтому Виталий решил переименоваться в Стива. Джефф был искренне уверен, что Лондон - это отдельное государство, Михаил Барышников - президент России, и что там, в России, единственным доступным транспортом является лошадь.

- НЕУЖЕЛИ И ТЫ ЕЗДИЛ ВЕРХОМ НА ЛОШАДИ? - спрашивал он меня.

- КОНЕЧНО! А ЧЕМ Я ХУЖЕ ДРУГИХ?

Джефф был потрясен:

- А Я БЫ НЕ СМОГ! МОЕЙ ПИЗДЕ БЫЛО БЫ БОЛЬНО!

Джеффа уже не первый день мучила простуда, и он постоянно повторял, что НЕ МОЖЕТ СГЛАТЫВАТЬ. Эта фраза, звучавшая в его исполнении совершенно непристойно, стала для нас предметом постоянных шуток, а для него самого - коронным номером, который он то и дело демонстрировал на публике, после чего натуралы косились на нас с негодованием, а пидоры надрывались от смеха.

Джозефина неоднократно сетовала на свое бесплодие: МЫ СО СТИВОМ УЖЕ ТРИ ГОДА, МЫ ТАК ХОТИМ ОБЗАВЕСТИСЬ ДЕТЬМИ, А Я ВСЁ НИКАК НЕ МОГУ ЗАБЕРЕМЕНЕТЬ! Он попытался развить эту тему и спросил, как обстоят дела у нас с Питером. Мой ответ вызвал у него явное разочарование: МЫ НА ЭТУ ТЕМУ ЕЩЕ НЕ ДУМАЛИ. И Я НЕ СОБИРАЮСЬ БЕРЕМЕНЕТЬ В ОБОЗРИМОМ БУДУЩЕМ. Меня бесило, когда обо мне говорили в женском роде, а Джефф говорил так обо всех, и обо мне - в том числе. Последними словами Джеффа на выезде из Палм Спрингс были О, ВСЁ, О ЧЕМ Я СЕЙЧАС МЕЧТАЮ - ЭТО ОХЛАДИТЬ СВОЮ ПИЗДУ! - сопровождавшиеся нашим дружным хохотом. После этого он раскинул ноги, подставив свою "пусси" под кондиционер, и заснул...

Питер спал рядом со мной. Ему, как и Джозефине, не было никакого дела до гигантской и беспощадной Долины Смерти, готовой поглотить наш крошечный Рэндж Ровер. Они наивно полагали, что мы едем в Вегас самым коротким путем. У спящего Питера было трогательно-невинное выражение лица, от которого нельзя было не прийти в умиление. Я каждый раз возбуждался, глядя на этого очаровательного и беззащитного большого ребенка с трехдневной щетиной. К спящему Питеру я не испытывал ни злости, ни ревности - никаких чувств, кроме любви. Я несколько раз сфотографировал его, как будто для того, чтобы он навсегда остался именно таким не только в моей памяти и фантазии, но и в жизни. /Здесь обязательно должно быть опубликовано фото Питера - в качестве подтверждения того, что у меня - хороший вкус в мужчинах и что Роман с Немцем - это вовсе не плод моей фантазии или временного умопомешательства./

Неожиданно Питер проснулся и придвинулся ко мне своим горячим со сна телом. По выражению его лица и блядскому блеску глаз можно было легко догадаться, что у него на уме. У-У-У! - не разжимая губ, он издал звук, имитируя морских котиков, которых мы видели в первый день нашего медового месяца, когда на катере Виталия плавали вдоль Сан-Франциско. Я впервые в жизни встал за штурвал и, вывернув его на 360 градусов, на предельной скорости нарезал круги, так, что мы несколько раз чуть не перевернулись. Угрюмый Алькатраз - остров-тюрьма, расписанный в сотнях остросюжетных романов и фильмов, в тот солнечный сентябрьский день выглядел безобидной игрушкой, когда я гонял вокруг его берегов. И какого хуя нас пугали этим живописным местечком?! Со стороны Алькатраз казался фешенебельным курортным пансионатом. Мягкий климат, неповторимый вид, тишина и покой, романтический ореол - если бы я был особо опасным рецидивистом, я бы определенно хотел оказаться именно здесь.

Котики занимали несколько дощатых помостов, вызывая своей возней и криками у-у-у умиление туристов, скопившихся на пирсе в несчетном количестве. Питер пришел в дикий восторг. Он радовался, как ребенок, восклицая, какие они забавные и милые. Почему-то у меня котики вызвали чувство гадливости.

- ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ ЖИВОТНЫМ, МНЕ МЕНЬШЕ ВСЕГО ХОТЕЛОСЬ БЫ БЫТЬ ПОХОЖИМ НА ЭТИХ ЖИРНЫХ ЛОСНЯЩИХСЯ МЕШКООБРАЗНЫХ ТУШ! - прокричал я Виталию, стараясь заглушить шум мотора.

- ХОРОШО БЫТЬ КОТИКОМ, ХОРОШО - СОБАКОЮ! ГДЕ ХОЧУ - ПОПИСАЮ, ГДЕ ХОЧУ - ПОТРАХАЮ! - сострил он в ответ.

Питер хлопал своими голубыми глазами, не понимая, о чем идет речь.

- СМОТРИ, ЗЕНКИ ВЫТАРАЩИЛ! ОН ДУМАЕТ, МЫ ЕГО ОБСУЖДАЕМ! КАК БУДТО НАМ БОЛЬШЕ НЕ О ЧЕМ ПОГОВОРИТЬ! - пробубнил Виталий, который с самого начала невзлюбил Питера, считая, что "он меня не достоин".

- Я СКАЗАЛ СТИВУ, ЧТО ОНИ ПОХОЖИ НА МЕШКИ С МУСОРОМ... ИЛИ С ДЕРЬМОМ! - объяснил я Питеру по-английски.

- САМ ТЫ МЕШОК С ДЕРЬМОМ! - он обиделся за своих котиков так, будто я у него на глазах гнусно изнасиловал его маму (впридачу ко всем остальным родственникам).

Пытаясь подплыть к ним поближе, мы чуть было не распугали всех этих тварей, и они заерзали и замычали пуще прежнего.

- КАКИЕ ОНИ МИЛЫЕ! - воскликнул Питер и замычал на их манер.

- ОН У ТЕБЯ ЗООФИЛ! - сообщил мне Виталий. - ОН ЭТИХ ВОНЮЧИХ БУРДЮКОВ ЛЮБИТ БОЛЬШЕ ТЕБЯ!

Позднее Питер признался, что этот день был одним из самых счастливых в его жизни. Звук "У-у-у" стал для нас секретным паролем, обозначающим, что у него начался прилив нежности и возбуждения...

У-У-У! - замычал он, просунул руку в мои шорты и сжал мой хуй. Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ КОНЧИЛ! ПРЯМО СЕЙЧАС! - горячим шепотом сказал он мне на ухо и, не дожидаясь реакции, впился губами в мой рот. В моей голове продолжали тесниться тревожные мысли о Долине Смерти, скале с ебущимися солдатами, ядерном полигоне, "ближайшем сервисе", Афганистане, Хиросиме и Нагасаки, мрачные предчувствия по поводу нашего будущего, не менее мрачные воспоминания о нашем прошлом, - в то время, как Питер жадно и страстно целовал меня взасос и дрочил мне хуй.

Виталий с удивлением наблюдал за нами в зеркало. Я и сам не ожидал от Питера такого натиска и такой страсти. Наши отношения в последние дни были далеки от идиллии. Конечно, мы использовали все презервативы, захваченные мной из Нью-Йорка, но это не значило ровным счетом ничего, потому что уже в Палм Спрингс блядская натура Питера взяла свое, и он пошел крутить жопой перед каждым встречным пидором. Он называл это "исследованиями в области человеческого общения".

- ПОНИМАЕШЬ, МНЕ ВСЕ ВРЕМЯ НУЖНО ОБЩАТЬСЯ С НОВЫМИ ЛЮДЬМИ, - объяснял он. - ИНАЧЕ Я СРАЗУ ИСПЫТЫВАЮ ДИСКОМФОРТ И НЕДОСТАТОК ОБЩЕНИЯ!

- ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ В ТАКОМ СЛУЧАЕ НЕ ОБЩАТЬСЯ С БАБАМИ ИЛИ С НАТУРАЛАМИ? - недоумевал я.

- МНЕ С НИМИ НЕ ИНТЕРЕСНО.

Его "интерес" заключался в том, чтобы "снимать" парней, доводить их до полного возбуждения и в самый критический момент, когда "объект" уже изнемогал от похоти и предлагал перейти от слов к делу, исчезать в неизвестном направлении под самым нелепым предлогом. Он делал это виртуозно, его техника была отработана до мельчайших деталей, и я имел удовольствие наблюдать этот феерический, захватывающий спектакль в его исполнении не раз и не два.

Поначалу мы были неплохим дуэтом - до тех пор, пока мне не приелась эта пустопорожняя игра, потакавшая моему эксгибиционизму (который, как вскоре выяснилось, не шел ни в какое сравнение с эксгибиционизмом Питера), но не приносившая никакого удовлетворения ни уму, ни хую. Мы заходили в самые отвратительные низкопробные бары и, заняв самое видное место, начинали сосаться, лизаться и тереться друг об друга, возбуждаясь от пожирающих нас взглядов десятков мужских глаз. Потом, когда нас обступали со всех сторон слишком плотным и потным кольцом, мы прорывали эту блокаду и совершали дерзкий побег, унося на своих светящихся фосфоресцирующих спинах печать немой злобы и проклятия, обрывки отчаяния и мольбы. Мы были неумолимо жестоки, коварные разносчики секса, самозваные летучие голландцы, хуевы протуберанцы!

Каждый визит в подобные места воспринимался нами как боевая операция, своеобразная "разведка боем", целью которой было вероломно и нагло проникнуть в самое логово неприятеля (ЛОГОВО БЕЛОГО ЧЕРВЯ - как у Кена Рассела) и потом, полностью его деморализовав и дезориентировав, ретироваться живыми и невредимыми.

КОГДА-НИБУДЬ НАС ИЗНАСИЛУЮТ НА ХУЙ В ОДНОЙ ИЗ ЭТИХ ВОНЮЧИХ ДЫР! - сказал я Питеру после очередной нашей эпохальной вылазки, уже вошедшей в анальные анналы. Это еще больше распалило его фантазию: ПРЕДСТАВЬ, КАК ВСЕ ЭТИ ГРЯЗНЫЕ СТРАШНЫЕ ПИДОРЫ ТЯНУТ К ТЕБЕ РУКИ! КАК К СВЯТОМУ ИЛИ МЕССИИ! ОНИ ТЕБЯ ЛАПАЮТ, СРЫВАЮТ С ТЕБЯ ОДЕЖДУ, ВАЛЯТ НА ПОЛ И КОНЧАЮТ НА ТЕБЯ - ТАК, ЧТО ТЫ ВЕСЬ ЗАЛИТ СПЕРМОЙ, ОНА РАСТЕКАЕТСЯ ПО ТВОЕМУ ТЕЛУ И ЛИЦУ, ЗАТЕКАЕТ В ГЛАЗА, В РОТ, В НОС И УШИ, ТЫ ЗАХЛЕБЫВАЕШЬСЯ В НЕЙ И КОНЧАЕШЬ ПОСЛЕДНИМ...

Немец был неисправим.

Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ КОНЧИЛ! - повторял Питер, продолжая манипулировать с моим хуем. Я откинулся назад, а он целовал мою шею, втыкал язык мне в ухо и - о, Питер знал, как меня возбудить! - сосал и слегка покусывал стальное кольцо в моем соске (тогда у меня был проколот только один - левый - сосок). Я весь был в его руках. Я вдруг осознал, что все мои параноидальные мысли, навеянные Долиной Смерти, - это ничто иное, как результат нескольких дней, безвылазно проведенных в машине, следствие усиливающейся клаустрофобии, почти спрессовавшей четырех разных парней в одно интернациональное, русско-американско-немецкое биотело, и недостатка элементарного человеческого тепла - иными словами - вот этой горячей и сильной питеровской руки на моем горячем и напряженном хуе. Да, да, это именно то, чего мне так не хватало все эти дни, с момента нашей последней ебли в отеле!

Мы спали на кровати с большим зеркалом у изголовья. Другое зеркало, размером во всю кровать, было на потолке. Первое, что мы сделали, войдя в номер и увидя это великолепие, - с разбегу прыгнули на кровать и стали по-детски барахтаться, возиться и бороться друг с другом. ОНИ СПЕЦИАЛЬНО ПОВЕСИЛИ ЭТИ ЗЕРКАЛА ДЛЯ ТАКИХ ПАРНЕЙ, КАК МЫ С ТОБОЙ! - воскликнул Питер. Несколькими минутами позже, когда мы уже сорвали с себя одежду и начали принимать всевозможные позы, рассматривая и возбуждаясь на себя и друг друга в зеркало, он добавил: А МЫ ЗДОРОВО СМОТРИМСЯ ВМЕСТЕ! ПОЧЕМУ БЫ НАМ НЕ ПОПРОБОВАТЬ СЕБЯ В ПОРНО? НУ, ЧТО СКАЖЕШЬ? УВЕРЕН, ЧТО МЫ ПОЛЬЗОВАЛИСЬ БЫ УСПЕХОМ!

Мы кончили, как всегда, одновременно: он - в меня, я - себе на живот. Его оргазм был великолепен: он громко хрипел и стонал, подняв голову вверх и изо всех сил всаживая в меня свой массивный арийский хуй. Питер напоминал в этот момент сильного дикого хищника, грубо и властно расправляющегося со мной - своей добычей.

Сказать, что мы были созданы друг для друга, было бы невероятной пошлостью, но он был моим зверем, моим хищником. Я был счастлив подчиняться его силе и воле, и уже в самый первый момент нашей близости безошибочно знал, какую роль буду играть. Впервые в жизни у меня это получилось настолько легко и непринужденно, и Питер восторженно и удивленно воскликнул OH BABY! WE\'LL HAVE A LOT OF FUN TOGETHER! /Предчувствие его не обмануло./

Как это ни странно, мы ебались не под звуки нацистских маршей, не под завывание Нико DEUTSCHLAND DEUTSCHLAND UBER ALLES и даже не под непристойные модуляции Марлен Дитрих, а под саундтрак к фильму "Trainspotting", который Питер завел перед тем, как заняться любовью. Мы торопливо содрали друг с друга одежду под Игги Попа, одержимого "похотью к жизни", под Брайана Ино я уже жадно сосал язык Питера, под "Primal Scream" он щедро кормил меня своим хуем, на "New Order" мы поменяли позиции, ближе к "Блюру" я выгибался всем телом, подставляя свою задницу к его лицу, он усердно облизывал и сосал мою дыру, проникая в нее языком, под звуки "Палпа" он сплевывал себе на ладонь, увлажняя хуй слюной (лучшей в мире смазкой для ебли, ниспосланой пидорам Земли самим Господом Богом). Одним сильным толчком он проник в меня, схватив за плечи и прижав мою спину к своей груди, продолжая делать медленные яростные толчки... - это была "Эластика"! Мы кончили под Лу Рида. SUCH A PERFECT DAY! I\'M GLAD I SPENT IT WITH YOU... - томно пел реликтовый Лу из 1972 года, за два года до нашего с Питером рождения...

Наверное, только этому породистому чистокровному баварцу из Нюрнберга я мог подчиниться с такой готовностью, только немцу из настоящей - Западной - Германии. Еще не хватало, чтобы я отдался какому-нибудь советскому выкормышу из Германии Восточной, не познавшему в своей убогой соцлагерной жизни ничего лучше, чем балет телевидения ГДР. Фридрих-Штадт Палас, блядь!

А ведь действительно, всё начиналось именно с Нюрнберга (можно забыть на мгновение, что им же все и закончилось)! В моих изощренных садо-мазохистских фантазиях он был нацистом, штурмовиком, эсэсовцем или гестаповцем, офицером голубых арийских кровей, чье абсолютное право на владение моим телом и моей душой было продиктовано его высшей расой и происхождением. Я вдруг совершенно отчетливо осознал, что фашизм передается половым путем, и каждый раз, когда он кончал в меня (а он кончал в меня каждый раз), я надеялся, что микроскопические свастики, миллионы которых содержатся в сперме каждого немца, оплодотворят меня и сделают таким же как он, MY OWN PRIVATE GERMANY, его однояйцевым близнецом, двойником этого "Мистера Германия". В конечном счете, всё, что нас связывало вместе, был секс - животный инстинкт, реализовав который можно узнать другого человека, другую нацию, расу, культуру лучше, чем из всех книг, вместе взятых.

Мой жестокий Роман с Немцем был явно предопределен судьбой и обоснован десятком осознанных и не очень причин, главной из которых была история русско-немецких отношений, ставших самой впечатляющей и захватывающей мелодрамой 20-го века. Когда Питер общался с друзьями и переходил на немецкий, у меня моментально вставал хуй. Это была самая живая и непосредственная реакция на голос и язык врага, заученный по отрывочным картавым репликам из старых советских фильмов "про фрицев".

Вне всякого сомнения, нацистская униформа - фуражка с высокой тульей, приталенный плотно облегающий мундир, галифе, сапоги и свастика, магическая, божественная свастика! - была бы Питеру очень к лицу...

Как нас заебывали в школе военной пропагандой - ты себе не представляешь! Оголтелая старшая пионервожатая Валерия Евгеньевна ( требовала от каждого пионера обработать какого-нибудь охуевшего ветерана, чтобы написать о его сраных подвигах "Летопись Великой Отечественной". Да, это именно так и называлось - летопись! И вот сейчас я наконец пишу ее такой, какой хотел бы написать тогда:

--------------------------------------------------------------------------------

ИСТОРИЯ ОДНОГО ПРЕДАТЕЛЬСТВА

О, если бы я был сыном полка, маленьким советским партизаном с тугой оттопыристой задницей и влажным пунцовым отверстием! Я бы заложил всех своих опостылевших полковых любовников с их вонючими портянками и махорками РАДИ ОДНОГО ЗАПАХА ФАШИСТСКОГО ХУЯ! А потом, до отвала наглотавшись немецкой спермы, как чудодейственного элексира молодости, провел бы остаток дней своих, ебя мозги недоразвитым советским школьникам и пуская сопли на тему ГДЕ ЖЕ ВЫ ТЕПЕРЬ, ДРУЗЬЯ-ОДНОПОЛЧАНЕ (боевые спутники мои)?! Где-где! В пизде! Зная, что такое настоящая мужская дружба. Зная, что мои фронтовые любовники поубивали друг друга по моей же наводке. Зная, что эта страшная военная тайна умрет во мне безвозвратно, свидетелей нет, и это неслыханное злодеяние сойдет мне с рук, как и всё остальное дерьмо, которое я совершил в своей жизни. Помня до конца дней своих эти сдавленные хрипы и стоны, эти судороги и конвульсии, этот удушливый терпкий запах, эту тупую твердость, заполняющую мой немеющий от усердия рот, эти тугие горячие струи и капли, оседающие в моей ненасытной глотке...

Ой, смешное вспомнил! Наши ребята, бывалучи, матерились на меня: ЧТО Ж ТЫ, МУДАК, ДЕЛАЕШЬ! ЭТО ЖЕ НЕ САЛФЕТКА, А ПИОНЕРСКИЙ ГАЛСТУК! А что оставалось делать? Откуда было в войну взять салфетки или туалетную бумагу? Вот и приходилось пользоваться галстуком - в целях, так сказать, личной гигиены. Галстук повязал - и пошел хуи сосать у солдат, выедая "сыр" из-под немытых заскорузлых залуп.

Еще, бывалучи, нажрутся самогонки, разбудят среди ночи, растормошат, растолкают и - ну давай потешаться надо мной: раком поставят и загоняют мне по очереди по самые "помидоры"! Подглядывать не разрешают, орут НУ, СУКА, УГАДАЙ, ЧЕЙ ХУЙ СЕЙЧАС У ТЕБЯ В ЖОПЕ! Если не угадывал - заставляли потом брать в рот - прямо как был, в говне /"ВАФЛЯ В ШОКОЛАДЕ"/. Я аж чуть не блеванул. Наелся я тогда своего дерьма - на десятерых бы хватило! А то еще нассут в рот - и потешаются. НА ВОЙНЕ - КАК НА ВОЙНЕ!

Немцы были пообходительнее, от них пахло одеколоном, они меняли белье и относились к сексу серьезнее, они пускали меня по кругу, а потом кормили шоколадом. После пятого или шестого обычно мне уже было все равно: боль уходила, и я только видел, как из моей разъебанной дыры сочится окровавленная сперма - немецкая сперма, смешанная в один гремучий коктейль с моей русской кровью. Я смотрел на всё происходящее как бы со стороны, и мне было невыносимо спокойно за себя, за свое тело и душу. Спокойно от осознания того, что это и есть моя судьба, мое предназначение - в этом...

Мне, конечно же, скажут: НУ ТЫ, ПОДСТИЛКА ФАШИСТСКАЯ! ГДЕ ТВОЯ БЛЯДСКАЯ СОВЕСТЬ?! ГДЕ ТВОЙ ЁБАННЫЙ ПАТРИОТИЗМ?! По мне навзрыд плачет военный трибунал, а я плачу от счастья, размазывая по лицу слезы, сперму, слюни и сопли своими вонючими липкими руками. О, сладостное предательство! О, возмутительная измена! УБЕРИТЕ ОТ МЕНЯ СВОИ ГНУСНЫЕ ЩУПАЛЬЦЫ! - шепчу я надвинувшимся cо всех сторон сотрапам и клевретам. - Я ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАЮ! Я - ЭТО ПРЕДАТЕЛЬСТВО, ИЗМЕНА - ЭТО МОЁ!

Я придаю, как Бог. Я изменяю, как Дьявол.

...Да, я нюхал его кроссовки и ботинки! Зовите меня извращенцем, обувным рабом, футофетишистом или НОГОЛЮБОМ - мне уже всё по хую! Впервые в жизни я сделал это осознанно, потому что очень хотел сделать. Это случилось со мной после нашей первой ебли. Питер пошел подмываться, а я, свесившись с кровати, по-обезьяньи быстро и животно схватил его кроссовок производства фирмы adidas (как сейчас помню!) и стал нюхать и вдыхать этот сладковатый прелый запах. Жадно, как будто в последний раз, стараясь запомнить этот запах на всю оставшуюся жизнь, как будто стараясь вынюхать его без остатка. Весь мир смотрел в тот момент на меня, высмеивавшего до этого foot fetish как самую нелепую и неумную забаву. Весь мир сошелся клином на питеровском восхитительном кроссовке, сжался до его размеров! Размер был тот же самый, что и у меня - 12-й по американской системе, 44-й по европейской. Мощный размер!

Любовь к адидасовской продукции сохранилась у меня еще с проклятого советского детства. Разжиться парой таких кроссовок тогда мечтали все парни Союза. И вот теперь, спустя годы и расстояния, хозяин одной такой пары только что отымел меня и моется в душе, намыливая себе хуй, жопу, подмышки и НОГИ. Он пользуется специальным ароматическим шампунем, чтобы не пахло, но хуй-то! Кроссовок пахнет надлежащим образом, иначе бы хули я его сейчас нюхал!

СМОТРИ, У МЕНЯ ГРЯЗНЫЕ САПОГИ, - говорил Питер в моих фантазиях. - ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ ИХ НЕ ВЫЛИЗАТЬ, КАК И ПОДОБАЕТ НАСТОЯЩЕМУ РАБУ? НУ, ДАВАЙ! SCHNELLER, SCHNELLER, RUSSISCHES SCHWEIN!..

Но это были только мои фантазии. В реальности никаких сапогов не было и в помине. Я неоднократно безуспешно пытался навязать ему эту захватывающую садо-мазохистскую игру в немецко-фашистского захватчика и его русского пленника, но Питер, с его изуродованными "политической корректностью" и ублюдочным комплексом "неокупной немецкой вины" мозгами, не мог полностью отдаться инстинктам. Он не понимал, о чем я веду речь (или очень умело делал вид, что не понимает). Хотя в его подсознании вспыхивали какие-то тусклые проблески, внушавшие мне надежду.

Я БУДУ НАЗЫВАТЬ ТЕБЯ НЕ SLAVA, А SLAVE! - заявил он мне уже не в фантазиях, а наяву, когда мы прогуливались по Сан-Франциско. - МОЙ РАБ! У меня перехватило дыхание. Этимология слова SLAV в английском происходит именно от SLAVE, о чем без смущения сообщается в любом словаре, так же, как в любом словаре заразное словечко GERMAN следует сразу за однокоренным GERM. Да разве в словах дело! Сценарий, первоначально задуманный мной для Романа с Немцем, вышел из-под моего контроля и начал развиваться самостоятельно. Питер как будто читал мои мысли и сказал именно то, чего я ждал от него с момента нашей первой встречи.

Мое возбуждение моментально передалось ему, и мы, повинуясь неконтролируемому приступу животной похоти, совокупились за мусорным баком прямо среди бела дня на одной из центральных улиц города, - стоя, торопливыми судорожными движениями приспустив джинсы и еще больше возбуждаясь от чувства опасности, всегда придающего особую остроту сексу в публичных местах. Мы не могли сдержаться и продлевать удовольствие, и нескольких ожесточенных толчков его хуя внутри меня было достаточно, чтобы мы кончили с тупыми сдавленными стонами. Наверное, это был самый короткий половой акт моей жизни. Самый скоропалительный и скоротечный. Апофеозом наших оргазмических судорог стало землетрясение - явление не столь редкое в Сан-Франциско, но я возьму на себя наглость утверждать, что таким образом расчувствовавшаяся природная стихия приветствовала ЭФФЕКТНЫЙ ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ СОЮЗ ДВУХ ОТБОРНЫХ МУЖСКИХ ОСОБЕЙ АНТАГОНИСТИЧЕСКИХ НАЦИЙ.

ЕБЛЯ НА УЛИЦЕ - вот лучший протест и самая смелая, вызывающая и радикальная манифестация против окружающего мира, равнодушного и жестокого. BIG FUCK YOU ALL! Мы были похожи на двух уличных панков или кобелей, вконец одичавших в урбанистических джунглях. В этот момент во мне было совсем мало человеческого. Я чувствовал себя свободным животным, не связанным никакими моральными и нравственными условностями, независимым диким зверем, подчиняющимся лишь своим природным инстинктам. Моя врожденная антисоциальность достигла своего апогея. Я БЫЛ СВОБОДЕН И ГОРД. Я БЫЛ САМ ПО СЕБЕ. Я ЕБАЛ В РОТ ВСЕХ И ВСЯ! (В то время как Питер ебал меня.)

- У ТЕБЯ ХОРОШАЯ ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ! - радостно сообщил я Питеру, когда мы, "разрядившись", продолжили свою прогулку. Наше настроение было близко к эйфории.

- ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ? - с искренним недоумением спросил он.

- ТО, ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ СВОИМ РАБОМ - ТАК ЖЕ, КАК ТВОИ ДЕДЫ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ, ВОЗМОЖНО, НАЗЫВАЛИ МОИХ ДЕДОВ.

- ТЫ БОЛЬНОЙ! - раздраженно выговорил мой немецко-фашистский любовник. - У ТЕБЯ СОВЕРШЕННО ИЗВРАЩЕННАЯ ФАНТАЗИЯ!

- Я ЛИШЬ ОБЪЯСНЯЮ ТЕБЕ СМЫСЛ СКАЗАННОГО ТОБОЙ, МОЙ MASTER! - подобострастно сказал я. - ОТНЫНЕ ТЫ МОЖЕШЬ ЗВАТЬ МЕНЯ СВОИМ РАБОМ И ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ ВЛАДЕТЬ МНОЙ БЕЗРАЗДЕЛЬНО И ДЕЛАТЬ СО МНОЙ ВСЁ, ЧТО ХОЧЕШЬ. ТЕМ БОЛЕЕ, ЧТО У ТЕБЯ ЭТО ПОЛУЧАЕТСЯ ЛУЧШЕ, ЧЕМ У КОГО БЫ ТО НИ БЫЛО.

Я принес ему клятву мазохистской верности. Питер замолчал и задумался. По его виду можно было понять, что его новая роль и головокружительный, ошеломляющий дебют в этой роли были для него самого полной неожиданностью...

Сейчас, в машине, он вспомнил этот разговор: ПОМНИШЬ, ТЫ СОГЛАСИЛСЯ БЫТЬ МОИМ РАБОМ? Я ПРИКАЗЫВАЮ, ЧТОБЫ ТЫ КОНЧИЛ, SLAVE! - кривя губы и щуря глаза, как подобает настоящему садисту, он делал жестокое лицо и постепенно входил в придуманную мной для него роль. Я должен был повиноваться своей реализовавшейся, ожившей фантазии.

Я пребывал в каком-то расслабленно-безвольном состоянии. Как космонавт, запечатанный в горячей капсуле скафандра и ракеты. Наш Рэндж Ровер превратился в пулю, стремительно пробивающую раскаленное истощенное тело пустыни. Меня слегка поташнивало, и закладывало уши от бешеной скорости, с которой мы неслись навстречу верной погибели. Долина Смерти вдруг трансформировалась в моем сознании в концлагерь, где наша машина была тесной уютной камерой, а Питер был моим вожделенным палачом-фашистом, изувером и мучителем. И я должен был выполнить его приказ, каких бы усилий мне это ни стоило. Я старался забыть обо всем и сконцентрироваться на эрекции, в то время как он ожесточенно сжимал и дергал мой хуй. Как это часто бывает, слишком большие усилия в подобных случаях приводят к противоположному результату. Я обливался потом, но кончить не мог.

SOME OF THEM WANT TO USE YOU, SOME OF THEM WANT TO GET USED BY YOU... - шипел из радио "Мэрилин Мэнсон". - SOME OF THEМ WANT TO ABUSE YOU, SOME OF THEM WANT TO BE ABUSED... Ублюдочная "правда жизни" открывалась мне во всем своем безобразном великолепии.

...Мы сидели в пенящейся и пузырящейся воде джакузи, закинув головы и глядя на неестественно яркие и крупные звезды и большую игрушечную луну, в свете которой на фоне черного ночного неба топорщились силуэты нависших над нами пальм. На пальмах зрели кокосы, похожие на яйца великана. Упадет такое яйцо на голову - и пиздец! Даже ночью температура не опускалась ниже 100 по Фарингейту, вода была еще горячее, но мы продолжали сидеть в джакузи вместо того, чтобы искупаться в прохладном бассейне, который был всего в трех шагах.

В темноте, между отельскими коттеджами и пальмами бесшумно перемещались похотливые тени пидоров, выслеживающих добычу. Мы видели только их горящие немигающие зрачки, зная, что ночью зрение пидоров, как у всяких хуесосущих паразитов, обостряется. Наши упругие и пружинистые тела, освещенные мерцающими огнями и лунным светом, были для них самой желанной добычей. (Два молодых несмышленых цыпленка-чикена, невесть как забредших в этот питомник для прожорливых престарелых питонов!)

Разморенные от жары и алкоголя, мы смотрели, как горячие струи воды раздувают наши плавки, словно паруса величественных фрегатов. Беззубый бармен (тот самый, который потом указал нам гиблый путь через Долину Смерти) услужливо подносил коктейли - один за другим, один за другим. Сидя по разные стороны маленького уютного джакузи, мы с Питером гипнотизировали друг друга, отпивая из бокалов и возбуждаясь на расстоянии. Паруса наших плавок уже давно победоносно топорщились хуями. Питер не отрываясь смотрел мне в глаза, щурясь и криво усмехаясь. Его нижняя, подводная часть тем временем совершала вращательно-поступательные движения в моем направлении. КАК НАСЧЕТ ТОГО, ЧТОБЫ ТРАХНУТЬСЯ ПРЯМО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС? - еле слышно спросил я.

Казалось, что похоть висела в густом и тяжелом воздухе Палм Спрингс и автоматически передавалась всем, кто попадал в это слабовольное потное место, где секс, наверное, единственное, чем можно и должно заниматься. Немудрено, что оно привлекает такое количество секстуристов. А мы ведь тоже были секстуристами, кем же еще? Ебля, лучший способ активного отдыха, была для нас чем-то большим, чем просто забавой или увеселительным времяпрепровождением, - азартной игрой, рискованным спортом, требовавшим от нас не только безупречного владения гибким и упругим материалом своих тел, но и недюжинной смекалки, сноровки и изобретательности. События, люди, предметы с легкостью превращались в возбуждающий антураж наших сексуальных игрищ, и ни одно наше соитие не было похоже на предыдущие (слово "СОИТИЕ" меня особенно веселит в этом контексте)...

ПРЯМО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС? - шепотом переспросил Питер, оживившись. Он улыбнулся и стал заговорщически озираться по сторонам, как бы пытаясь подсчитать численность невидимой аудитории, на которую может быть рассчитан столь захватывающий спектакль. Он допил свой коктейль, поставил бокал на край джакузи и, выйдя из воды, сделал жест, приглашающий следовать за ним. Изящно изогнувшись, Питер нырнул в бассейн, проделав под водой несколько образцово-показательных движений. Казалось, что в воде его тело светится изнутри. Потом, довольный собой, он встал посередине бассейна, расставив руки, не то приготовившись обнять меня, не то просто завершая свой акробатический пируэт.

Питер знал, что я не умею плавать. Он сказал, что научит меня, это легко. Алкоголь слегка притупил развившуюся во мне с детства водобоязнь, и я решил рискнуть. До этого мы провели полдня, плескаясь в бассейне, и Питер все время дразнил меня, заманивая на глубокую половину, но я не терял бдительность. Как в детстве, я снова чувствовал себя беспомощным объектом злых насмешек жестоких детей. Зависть к самоуверенному вертлявому немцу смешивалась у меня с ненавистью - ненавистью слабого к сильному, урода к красавцу, инвалида к физически полноценному. Нет, не то чтобы я настолько плохо о себе думал, чтобы считать себя одновременно и жалким уродом, и немощным инвалидом, но мое самолюбие было растоптано, как червяк. Я мечтал о том, как здорово было бы пообрывать плавники этому охуительному и выебистому пловцу. Бороться с ним можно было двумя способами: либо убить его, либо съесть. Просто брать и отрезать от него аппетитные куски жопы, ляжек, грудей, тщательно пережевывая замысловатые хитросплетения сухожилий, кровавые сгустки сосудов, крутые яйца в мешочке мошонки, нежно похрустывающие хрящики и тугие жгуты кишок.

Впрочем, был еще один - вполне легальный и эффективный способ борьбы, испробованный уже мной неоднократно: СЕКС - МЕТАФИЗИЧЕСКОЕ УБИЙСТВО И СУБЛИМИРОВАННЫЙ КАННИБАЛИЗМ, позволяющие как бы обзавестись самому желанными качествами партнера или, по крайней мере, сублимировать их отсутствие в собственном организме.

Сейчас все происходящее казалось мне прелюдией к ебле, и я уже был готов отдаться немцу безраздельно. Продолжая лыбиться и щуриться, он пятился дальше и дальше, завлекая меня вглубь бассейна до тех пор, пока я уже с трудом ловил воздух, вытягивая шею и подпрыгивая на носках. Представляю, как очаровательно я смотрелся со стороны! Внезапно я протрезвел от чувства острого животного страха, судорожными беспорядочными движениями пытаясь удержаться на поверхности воды. В этот момент Питер вдруг исчез под водой, подплыл ко мне снизу и, схватив мои ноги ниже щиколоток, стал тянуть ко дну. От неожиданности я почти потерял сознание, даже не успев понять, что происходит. Небо перевернулось и накрыло меня. Я ушел под воду, пытаясь что-то кричать, захлебываясь, набирая в легкие полные охапки воды. В моем сознании молниеносно прокручивались совершенно бессвязные и малозначительные эпизоды из моих прошлых жизней. Обрывки невиденных мною фильмов и захватывающие сюжеты непрочитанных и ненаписанных мною книг теснились в моей разжиженной голове. Я отчетливо осознал, что случилось что-то непоправимое, а именно - Я УТОНУЛ. Вернее - БЫЛ УТОПЛЕН СВОИМ ЛЮБОВНИКОМ! У меня не было даже шанса оценить всю абсурдность ситуации. Всё, что меня интересовало в тот момент, - это возможность дышать. Никогда в жизни мои запросы не были столь минимальны! В предсмертной конвульсии мой обезумевший организм мобилизовался на достижение этой единственно необходимой цели: ДЫШАТЬ! ВОЗДУХ! НАВЕРХ!

Я оказался сильнее Питера, что было полной неожиданностью, учитывая четкое распределение ролей в нашем тандеме и разницу (пусть и не столь заметную) комплекции моей и Питера. Начав отчаянно брыкаться ногами, я вырвался из его цепких клешней и вмазал ему со всей силы пяткой по морде. Вскоре он всплыл, отплевываясь и задыхаясь. Звезды сыпались мне на грудь, как несусветные награды за мое немыслимое геройство. Всё плыло перед глазами. Тело сотрясала судорога.

Шатаясь, я вылез из затихшего после грандиозного шторма бассейна, как матрос, чудом спасшийся после кораблекрушения. Оцепеневшая ночь оглашалась нечеловеческим хрипом и кашлем: вода выходила из моего тела, так и не сумев поглотить меня в своей голубоглазой толще. Распластавшись на горячем мокром бордюре бассейна, я смотрел в бездушное неподвижное небо, поздравляя себя с новым рождением и поклявшись, что отныне моя жизнь пойдет по-новому, совсем не так, как прежде. Моя жизнь после смерти. Отныне я способен на всё: убийство и стяжательство, предательства и измены, вооруженный разбой и особо гнусные изнасилования, валютные махинации и сбыт краденного имущества. Я заслужил свое право на жестокость и бессердечность, чуть было не заплатив за него жизнью.

Кто знал, что я, с детства одержимый суицидальными мыслями, окажусь так обывательски, примитивно жизнелюбив?! Я и сам был поражен этой невесть откуда взявшейся во мне всепобеждающей "жажде жизни"! Что поделать, такова сучья людская природа - из последних сил цепляться за жизнь, даже если тебе в ней уже ничего не светит, и ловить тоже нечего! Сучья людская порода... Блядь, неужели я так хотел выжить?! - лихорадочно соображал я, пребывая в охуении от полученного шока. Или меня отпугнула перспектива бесславного конца на склизском дне пидорского притона? Конечно, умереть молодым всегда приятно и даже почетно для каждого настоящего поэта, но не при таком же раскладе! СКАНДАЛЬНО ИЗВЕСТНЫЙ РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ ЯРОСЛАВ МОГУТИН ПОГИБ ПРИ НЕВЫЯСНЕННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, - злорадно распиздили бы газеты на утро. - ОДНА ИЗ ВЕРСИЙ СЛЕДСТВИЯ - УБИЙСТВО НА СЕКСУАЛЬНОЙ ПОЧВЕ. В КАЧЕСТВЕ ПОДОЗРЕВАЕМОГО ЗАДЕРЖАН ЕГО ЛЮБОВНИК, НЕМЕЦ ПИТЕР ХАННВАЛЬД. На хуй, на хуй! - во мне все кипело от негодования. Такой конец мог испоганить всю мою тщательно придуманную биографию.

Питер выполз из бассейна с перекошенным от ужаса лицом. Он явно рассчитывал на легкую победу и совсем не был готов к столь отчаянному сопротивлению с моей стороны. История, как известно, повторяется дважды: сначала в виде трагедии, ну а потом - в виде фарса. Я разъебал Питера, как наши под Сталинградом разъебали фашистских гадов в 43-м году. Сучок должен быть счастлив, что выжил! Пусть, пусть этот сногсшибательный эпизод моей эпической жизни останется в истории в виде фарса!

Изнуренные неистовой подводной борьбой, мы не сказали друг другу ни слова. Слова не значили ровным счетом ничего, а объяснения были бессмысленны и бесполезны там, где властвовали одни лишь инстинкты. Несколько мгновений спустя борьба продолжалась на кровати в нашем коттедже, и я уже покорно отдавался своему несостоявшемуся убийце. НАКАЗАНИЕ СЕКСОМ не заставило себя долго ждать.

Расплата за мое недавнее упрямство была в тот день особенно обжигающей и жестокой. Ни о ласках, ни о нежностях и речи быть не могло! Питер обращался со мной с животной грубостью захватчика, бесцеремонно поставив меня раком и загнав в меня до основания свое страшное орудие мести - всухую, без смазки, без нихуя. Потом он полностью вынимал его и яростно втыкал до упора опять и опять. Я каждый раз дергался от боли, а что мне еще оставалось?! Этому не учат ни в школе, ни дома, но любой пацан знает, что раз уж попался, знай свое дело: ПОДМАХИВАЙ! Выражение ОН ЁБ МЕНЯ ДО КРОВИ звучит устрашающе только для тех уродов, которые еще до сих пор не познали остроту кайфа от хуя, загнанного в задний проход, когда чем глубже - тем круче! А там уж - попробовал раз, два, втянулся в это дело и, что называется - ГУЛЯЙ, РВАНИНА! Его тяжелые яйца ударялись об меня, как ядра стенобитного орудия. Казалось, что Питер задался целью распотрошить меня изнутри. Моя жопа трещала по швам. Да что там жопа, когда все тело было напряжено до предела, и мышцы-мускулы вздулись до размеров вселенной, перекрывая и заполняя собой все пространство!..

МАЛЕНЬКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Лично у меня вопрос ЗА ЧТО? никогда не возникал. Нужно любить свою историю и с уважением относиться к преемственности поколений: большевики посадили дедушку на кол, потом пришли фашисты и сделали то же с отцом. Ну а внук, Слава - Догу, уже сам допетрил, что кола в жопе ему никак не миновать. Преемственность поколений - великая сила!

...Шум кондиционера не мог заглушить наших отчаянных хрипов и стонов, перемежавшихся звонкими ударами его ладоней по моим ягодицам и ляжкам. Что ж - свое дело он знал туго: его рука была тяжела, и он умел доставлять настоящую боль. Едва обсохшие капли убийственной хлорированной воды сменились солоновато-сладкими струями пота. Казалось, что в безумии нашей схватки будет порушено всё: и хлипкие дощатые стены, и жалобно поскуливавшая кровать. Мы изнемогали от кайфа, кончив одновременно в тот момент, когда немец крепко сжимал руки вокруг моей шеи. Еще чуть-чуть, и он бы меня придушил...

ЕЩЕ ОДНО ОТСТУПЛЕНИЕ

Распространенное мнение о том, что повешение или асфикция /удушение/ нередко сопровождается мощнейшим, крутейшим оргазмом, видимо, действительно подтверждается определенными физиологическими особенностями человеческого организма. Я не хочу обобщать, но мой конкретно организм устроен именно так. Люблю это дело. Главное - успеть кончить, пока ты еще жив. Практический совет: попробуйте это сами, дома, с надежным другом, вызвав предварительно карету /я настаиваю на слове "КАРЕТА"!/ скорой помощи, и вы поймете, что я не пизжу и в этом есть КАКАЯ-ТО ЧЕРТОВЩИНКА! Вот парадокс и шутка природы: в глазах темно, рожа красная, зенки выпучены и налиты кровью, пасть разинута, язык вывален, дышать нет никакой возможности - а зато как приятно! Подручные средства всегда хороши: грубый армейский ремень с пятиконечной звездой или свастикой на тяжелой пряжке доставит вам немало мучительных и приятных мгновений, будучи затянут вокруг нежной страждущей шеи. Это как раз тот уникальный случай, когда в доме висельника можно и должно говорить о веревке. Конечно, выживают далеко не все, но зато те, которые выживают... - ! Естественным отбором тоже можно добиться совершенства человеческой расы... (если не ограничиваться только искусственным, по негуманному замыслу коварного Гитлера)...

Философствовать на эти темы ведь можно до бесконечности, я просто попытался реконструировать лишь некоторые мысли, вертевшиеся в моей голове во время этого злоебучего полового акта. Посмотрите на меня, я с ног до ушей перепачкан в сперме своих убийственных жертв! Какой из меня на хуй философ?! Назовем эти полубессвязные записки бредом несостоявшегося утопленника и/или висельника. От очередной смерти меня отделяли какие-то считанные секунды. Секунды?! О, не думай секундах свысока! Наступит время - сам поймешь (наверное)...

Нужно ли пояснять, что это была всего-навсего ОЧЕРЕДНАЯ ИМИТАЦИЯ /ИЛИ РЕПЕТИЦИЯ/ УБИЙСТВА?! Всего-навсего...

В детстве я мечтал о том, чтобы я был сыном богатых рабовладельцев в древнем Риме и чтобы родители подарили мне красивого мальчика-раба, моего ровесника. Чтобы я мог владеть и распоряжаться им безраздельно, его телом и его жизнью. Чтобы он спал у меня в ногах, как собака. Чтобы среди ночи мне не нужно было просыпаться и бежать в туалет, чтобы поссать, потому что мой маленький раб выполнял функции "живого туалета", и я мог ссать ему в рот. Впрочем, не только ссать... Чтобы я просыпался по утрам оттого, что мой стоящий со сна хуй уже хозяйничал в горячем и обволакивающем влагалище его полусонного рта. Я запретил бы ему носить одежду и кормил бы его только своей спермой и своими испражнениями. Он ел бы и сглатывал всё, без остатка. Потом, когда мой раб надоел бы мне, я попросил бы своих родителей выдать мне другого "живого туалета"... /МОЯ ЖИЗНЬ С "ЖИВЫМ ТУАЛЕТОМ"/

Еще в детстве я мечтал о том, чтобы я был мальчиком-рабом у красивого сына богатых рабовладельцев в древнем Риме, моего ровесника. Чтобы он безраздельно владел и распоряжался моим телом и моей жизнью. Чтобы я, как собака, спал у него в ногах. Чтобы я стал для него "живым туалетом" и просыпался среди ночи оттого, что он ссыт мне в рот вместо того, чтобы бежать ссать в туалет. Впрочем, не только ссать... Чтобы по утрам я будил его, впустив во влагалище своего рта его горячий и сильный хуй, стоящий со сна, хуй, без которого я уже не мог жить. Чтобы мой хозяин запретил мне носить одежду и кормил бы меня только своими вкусными испражнениями и своей сладкой спермой. Я ел бы и сглатывал всё, без остатка. Я бы быстро привык к этой диете и даже думать не мог о другой еде. Не знаю, что бы я сделал, когда он сказал бы своим родителям, что я ему надоел и что он хочет другого раба. Наверное, я бы убил нас обоих, начав с него. Я бы засунул в него руку по локоть, разорвав и выдернув из него все внутренности, и съел бы всю эту извивающуюся визжащую требуху. Потом я бы умер от тоски и голода... /МОЯ ЖИЗНЬ В КАЧЕСТВЕ "ЖИВОГО ТУАЛЕТА"/

- КАК ОБСТОЯТ ДЕЛА С РОСТОМ НЕОНАЦИСТСКОГО ДВИЖЕНИЯ В ОБЪЕДИНЕННОЙ ГЕРМАНИИ? - с надеждой в голосе спрашивал я Питера, когда мы сидели в дешевом ресторане в крошечном географическом пункте посреди пустыни, еле заметном на карте. Как это всегда бывает во всех закусочных в американской провинции, нас окружали одни дебилы. Среди них было несколько откровенных дегенератов с кувшинными рылами, парочка очаровательных даунов и немерянное количество громко орущих детей-олигофренов. Обслуживающий персонал был соответствующим. Все вместе производили впечатление полного паноптикума и были похожи на сросшихся человеко/без/образных мутантов, произведенных на свет братьями Чэпмэнами. Если бы дело было в Петровской России, мы могли бы неплохо заработать, сдав всех присутствующих персонажей в Кунсткамеру - в качестве гигантского семейства уродов. На их фоне мы выглядели какими-то марсианами, невиданными пришельцами. Впрочем, марсиане здесь, кажется, случались чаще, чем такие отпетые хуесосы, как мы. Короче, место для идеологической дискуссии на тему нацизма было самое подходящее.

Мы ждали заказанную еду. Виталий-Стив, как обычно, переругивался с Джеффом, а тот по-прежнему "не мог сглатывать".

- ТАК КАК НАСЧЕТ НЕОНАЦИЗМА?! - не унимался я. Питер недовольно скривился, демонстрируя, насколько ему неприятно касаться этой больной и "грязной" темы. Бедный мальчик был влюблен во всё американское, любил дебильные голливудские фильмы и был, как у нас говорили раньше, "политически грамотен и идеологически подкован" - то есть, "политически корректен", как говорят здесь сейчас.

- ДА, ЕСТЬ ТАМ КАКИЕ-ТО ДУРАЧКИ, НО ИХ НИКТО НЕ ЛЮБИТ И ВСЕ ОСУЖДАЮТ! - отрапортовал Питер, как на Политинформации в советской школе.

- А Я ИХ ЛЮБЛЮ! И СОВСЕМ НЕ ОСУЖДАЮ! - возразил я. - Я ВСЕГДА СХОДИЛ С УМА ПО БРИТОГОЛОВЫМ. ВСЁ, ЧТО СВЯЗАНО С НАЦИЗМОМ, ДЛЯ МЕНЯ ОЧЕНЬ ВОЗБУДИТЕЛЬНО!

Питер задохнулся от возмущения:

- ДА КАК ТЫ МОЖЕШЬ НЕСТИ ТАКУЮ ХУЙНЮ?! СТОЛЬКО ЛЮДЕЙ ОТ ЭТОГО ПОГИБЛИ И ПОСТРАДАЛИ, А ТЫ ПИЗДИШЬ О ЛЮБВИ К НАЦИЗМУ И БРИТОГОЛОВЫМ! ТЫ ПРОСТО КАКОЙ-ТО МОРАЛЬНЫЙ УРОД!

Ну тут уж я не выдержал такого наезда:

- УРОД - ЭТО ТЫ! ТВОИ МОЗГИ СЛИШКОМ СИЛЬНО ПРОМЫТЫ ПРОПАГАНДОЙ И ИДЕОЛОГИЕЙ. ЛЮБАЯ ИДЕОЛОГИЯ И ПРОПАГАНДА РАССЧИТАНА НА ДЕБИЛОВ И УРОДОВ. СЕЙЧАС ВСЁ, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ О МИРЕ _ ЭТО ФАШИЗМ - ГОВНО. НО ТЕБЕ ЕЩЕ СИЛЬНО ПРЕДСТОИТ ПОШЕВЕЛИТЬ МОЗГАМИ, ЧТОБЫ ПОНЯТЬ, ЧТО ФАШИЗМ - ЭТО ТАКОЕ ЖЕ ГОВНО, КАК И АНТИФАШИЗМ, КАК КОММУНИЗМ И АНТИКОММУНИЗМ, КАПИТАЛИЗМ И ТРОЦКИЗМ, МАОИЗМ И ЛЮБОЙ ДРУГОЙ -ИЗМ. ВИДИШЬ ЛИ, В ЧЕМ ВСЯ ХУЙНЯ: В ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА ЕСТЬ ЖЕЛАНИЕ ПОДЧИНЯТЬ И ЕСТЬ ЖЕЛАНИЕ ПОДЧИНЯТЬСЯ. ПОЯВЛЕНИЕ ФАШИЗМА БЫЛО ОБУСЛОВЛЕНО САМОЙ ПРИРОДОЙ. ФАШИЗМ - ЭТО ЯВЛЕНИЕ СЕКСУАЛЬНОЕ И ФИЗИОЛОГИЧЕСКОЕ. ИЗ ТОГО ЖЕ РАЗРЯДА, ЧТО САДО-МАЗОХИЗМ, ОНАНИЗМ ИЛИ ГОМОСЕКСУАЛИЗМ. В МАНИФЕСТЕ МОЕГО ЛЮБОГО WEB SITE\'A "NAZI GAY PERSONALS" НА ИНТЕРНЕТЕ ГОВОРИТСЯ, ЧТО ЛУЧШЕ ЕБАТЬ ЕВРЕЕВ, ЧЕМ ИХ УБИВАТЬ! ЗОЛОТЫЕ СЛОВА! JUST CHECK IT OUT, YOU DUMMY! ЗНАЕШЬ СКОЛЬКО ЕВРЕЕВ МЕЧТАЮТ БЫТЬ ВЫЕБАННЫМИ НАСТОЯЩИМИ АРИЙЦАМИ, ВНУКАМИ ПАЛАЧЕЙ СВОИХ ДЕДОВ?! И НЕ ТОЛЬКО ЕВРЕЕВ! ВОТ ЭТО - ПРАВИЛЬНЫЙ ПОДХОД К ВОПРОСУ! У МЕНЯ ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА ВЕЩИ, А НЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ. И Я НЕ СОБИРАЮСЬ ПОДАВЛЯТЬ В СЕБЕ СВОИ ЭСТЕТИЧЕСКИЕ И СЕКСУАЛЬНЫЕ ПРИВЯЗАННОСТИ, ЭТО МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К НЕВРОЗУ И ДРУГИМ ПСИХИЧЕСКИМ ЗАБОЛЕВАНИЯМ. ФАШИСТСКАЯ СИМВОЛИКА И ФАШИСТСКИЙ АНТУРАЖ МЕНЯ ОЧЕНЬ ВОЗБУЖДАЮТ, И Я НЕ ВИЖУ В ЭТОМ НИЧЕГО ПРЕДОСУДИТЕЛЬНОГО, НИКАКОГО КРИМИНАЛА. "КАЖДЫЙ ДРОЧИТ, КАК ОН ХОЧЕТ", У КАЖДОГО СВОИ ПРИКОЛЫ. КТО-ТО ЛЮБИТ, КОГДА ЕМУ В ЗАДНИЦУ ЗАГОНЯЮТ БИЛЬЯРДНЫЕ ШАРЫ. КТО-ТО ТАЩИТСЯ, НЮХАЯ ГРЯЗНЫЕ НЕЙЛОНОВЫЕ НОСКИ. КТО-ТО ЛОВИТ КАЙФ, КОГДА ЕМУ ПЕРДЯТ В ЛИЦО. КТО-ТО ГОТОВ ПЛАТИТЬ ЛЮБЫЕ БАБКИ, ЛИШЬ БЫ КАКОЙ-НИБУДЬ НЕДОУМОК ВЫРЕЗАЛ НА ЕГО КОЖЕ ОПАСНОЙ БРИТВОЙ ПАРУ-ТРОЙКУ МАТЕРНЫХ СЛОВЕЧЕК. КОМУ-ТО СКОЛЬКО НИ ССЫ И НИ СРИ В РОТ - ОН ВСЁ РАВНО БУДЕТ ПИЗДИТЬ, ЧТО ЭТО БОЖЬЯ РОСА. ПОПУЛЯРНОСТЬ СЕКСА С ИНВАЛИДАМИ, КАЛЕКАМИ, КАРЛИКАМИ И ВЕТЕРАНАМИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ РАСТЕТ НЕ ПО ДНЯМ, А ПО ЧАСАМ... МОИ ЗАПРОСЫ ГОРАЗДО ПРОЩЕ: Я КОНЧАЮ НА СВАСТИКУ!

Я закончил свой искрометный монолог в полной тишине. Оказалось, что последние несколько минут во всей забегаловке говорил один я. Охуевшие дегенераты слушали, открыв пасти и забыв о жратве. Как Ленин, я говорил просто и убедительно о сложном и наболевшем. Если бы я добавил в свой спич драматизма и избавился от акцента, меня бы прямо там провозгласили мессией и на руках пронесли бы по всем городам и весям Америки, поклоняясь мне и принося в жертву самых отборных мальчиков Соединенных Штатов.

Джефф испуганно сглотнул.

- НУ, БЛЯДЬ, НАЧАЛОСЬ! - развеселился Виталий.

В самый ответственный момент появилась официантка - страшная баба в несвежем фартуке. Эта позорная тварь приволокла выпивку! Вместо моего любимого темного мексиканского Dos Equis она притащила мне светлый американский Budweiser. Я воспринял это как личное оскорбление. Со мной случилась истерика.

- Я НЕНАВИЖУ BUD! - орал я на несчастную дегенератку, и без того запуганную и затравленную. - ЭТУ КРОЛИЧЬЮ МОЧУ НЕВОЗМОЖНО ПИТЬ! НУ РАЗВЕ ЭТО ПИВО?! НИ ХУЯ! ЭТО МОЧА! ХУЖЕ МОЧИ!

- ТЫ ЧТО, ОХУЕЛ?! ЧЕГО ТЫ ОРЕШЬ?! - пытались меня осадить Питер с Виталием. Мой громогласный "пивной бунт" грозил перейти в визгливую пидорскую перепалку. Джефф удивленно сглатывал. Дебилы разочарованно вернулись к своей жратве и своим дебилам. Ну не вышло из меня мессии в тот день, не вышло! Нервы не выдержали, амбиции полезли через край. Короче, мексиканского пива у этих ублюдков не было. Только американская хуйня. Я выбрал Coors и, успокоившись, с нескрываемым удовольствием пил пиво, объясняя свой выбор:

- КОМПАНИЯ COORS ИЗВЕСТНА ТЕМ, ЧТО ЕЕ ХОЗЯЕВА ПОДДЕРЖИВАЛИ РАНЬШЕ РАЗНЫЕ РАСИСТСКИЕ И ГОМОФОБНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ!

Питер скривился еще больше:

- ДА ТЫ К ТОМУ ЖЕ ЕЩЕ И РАСИСТ?!

- ДА, КОНЕЧНО, ЕСЛИ УЧИТЫВАТЬ, ЧТО БОЛЬШИНСТВО МОИХ ЛЮБОВНИКОВ БЫЛИ ЧЕРНЫМИ, ЛАТИНОСАМИ ИЛИ АЗИАТАМИ! - я входил в раж. - Я, БЕЗУСЛОВНО, РАСИСТ В ТОМ ПЛАНЕ, ЧТО БЕЛОМУ ЦВЕТУ КОЖИ ПРЕДПОЧИТАЮ ЛЮБОЙ ДРУГОЙ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО - ЧЕРНЫЙ! А ТЕПЕРЬ ДАВАЙ РЕШИМ, КТО ИЗ НАС БОЛЬШИЙ РАСИСТ - Я, ПО ПРИЧИНЕ ТОГО, ЧТО ПЬЮ COORS, ИЛИ ТЫ, КОТОРЫЙ НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ СПАЛ С НЕГРОМ И ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ СЕБЕ, КАК ЭТО ВОЗМОЖНО?

- ОТ НИХ ПЛОХО ПАХНЕТ! - Питер привел свой самый "убийственный" аргумент.

- ОТКУДА ТЫ ВЗЯЛ? ТЫ ЧТО, ВСЮ ЖИЗНЬ НЮХАЛ НЕГРОВ? ОТ НИХ ПАХНЕТ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ОТ ТЕБЯ! - я решил окончательно деморализовать Питера, от которого на самом деле пахло совсем неплохо.

- НО ОНИ ЖЕ УСТРОЕНЫ СОВСЕМ ПО-ДРУГОМУ. ОНИ ДАЖЕ НЕ МОГУТ ПИТЬ МОЛОКО! - он продолжал демонстрировать свои феноменальные познания в вопросе расовых различий.

Прикол был в том, что, в то время, как мои чернокожие любовники все, как один, хлестали молочные шейки, я с детства терпеть не мог молока, а в последний год жизни в Америке у меня развилась нетерпимость к лактозу, так что я перестал есть даже сыр и другие молочные продукты. Наверное, я был негром, согласно его логике. Меня это сильно развеселило, хотя я не стал объяснять Питеру причину моего веселья, а лишь подъебнул его еще раз:

- СКАЖИ ЕЩЕ, ЧТО У НИХ - ЧЕРНАЯ СПЕРМА!

Терпению немца пришел конец.

- РАЗ ТЫ ТАК ЛЮБИШЬ СВОИХ ВОНЮЧИХ НЕГРОВ, ПОЧЕМУ ТЫ ЕБЕШЬСЯ СО МНОЙ?! - заверещал он на весь ресторан, окончательно запугав дегенератов.

Ему предстояло ответить за эти слова.

...Это была одна из тех редких ночей моей ненаёбной жизни. Ночь без секса в дешевом мотеле на обочине мировой цивилизации. Американская мухосрань, западные задворки - но дело не в этом. Повторяю это безумное словосочетание: НОЧЬ БЕЗ СЕКСА. Никто меня не таранил, и я не шел на таран. Наш "медовый месяц" с Питером переживал свой кризис по истечении первой недели совместных странствий. Человек - истерическое животное: казалось бы, еще совсем недавно лизали друг у друга под хвостами, самозабвенно еблись до потери сознания, скрещивая и вставляя друг в друга хуи, по-детски барахтались в постели, затянутые в живой панцырь засыхающей спермы, и вот теперь - мы спали, стараясь даже случайно не притрагиваться друг к другу, повернувшись друг к другу спинами.

Меня одолевали кошмары. Мне снилась комната, в которой собрались все мои бывшие и будущие любовники и любовницы и случайные одноразовые партнеры, имен которых я никогда не знал и чьи лица и гениталии даже не отпечатались толком в моей памяти. Страшнее всего были незнакомые лица тех, с кем мне еще предстояло схлестнуться один на один (или на два, или на три... - какие там еще бывают комбинации?) в смертельной схватке будущих оргий.

У меня не было больше никаких секретов и тайн, ничего не оставалось за душой, всё было выворочено наизнанку, выставлено на показ и пущено по ветру. Эти люди знали обо мне всё, решительно всё: географию и топографию моего тела, в которой они ориентировались вслепую, наощупь, устройство моего кишечника и вкус моей спермы, каждый мой изгиб, мускул, прыщ и шрам, каждую впадину и родинку, все мои эрогенные точки, мельчайшие детали моих татуировок, затхлый запах моей прямой кишки и звуки, которые я издаю в момент оргазма, умелость моего рта и частоту моих фрикций, мои излюбленные позы и позиции, слова, которые я люблю говорить во время ебли и которые люблю, чтобы говорили мне...

В большинстве случаев меня не связывало с ними ничего, кроме секса, в то время, как всех присутствующих связывало вместе лишь одно обстоятельство: Я. Мне было не по себе. Я чувствовал себя абсолютно голым, незащищенным и уязвимым. Мне казалось, что вместе в таком количестве они могут сделать со мной всё что угодно, даже убить меня, не произнеся ни слова и не двигаясь с места - просто одновременно взглянув на меня. Мои бывшие и будущие любовники окружили меня со всех сторон, как упыри и вурдалаки, они все чего-то хотели и ждали от меня, они нестерпимо требовали от меня чего-то, они замыслили меня изничтожить, истереть в порошок, превратить в космическую перхоть. Они жаждали моего секса. И только.

Самое обидное, что большинству из них было насрать на мои душевные качества и интеллектуальные способности. Им было насрать на то, что я, блядь, поэт, и на то, какой я поэт - хороший или плохой. Как написали в одной из рецензий на мою книгу стихов, КАКАЯ РАЗНИЦА, ЧТО ПИШЕТ ПОЭТ И ЧТО ПИШУТ О ПОЭТЕ, КОГДА У ПОЭТА ТАКОЙ БОЛЬШОЙ И КРАСИВЫЙ ЧЛЕН! Вот именно - какая на хуй разница, когда всех интересует только мой хуй! Ну, может быть, еще моя крепкая и глубокая жопа. Я с ужасом осознал, что, в конечном счете, МОЕ ТЕЛО - ЕДИНСТВЕННЫЙ ПОЛНОЦЕННЫЙ ТОВАР И ПРОДУКТ, КОТОРЫЙ Я МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ ЭТОМУ ЕБАННОМУ МИРУ. Я ощущал себя заложником и жертвой своего секса...

В самом центре толпы вурдалаков стоял главный вампир Питер с кривой ухмылкой. Он был неподвижен и напоминал восковую фигуру из музея Мадам Тюссо. Он был выбрит наголо и одет в нацистскую униформу. Я ИМЕЛ ЕГО! - горделиво заявлял немец, не открывая рта. - ДА, Я ЕГО ИМЕЛ!

МЫ ВСЕ ЕГО ИМЕЛИ! - верещали остальные, стараясь перекричать друг друга. Как о старой мебели или тряпье. Как о безмозглом куске чего-то неодушевленного, переходящем из рук в руки, из постели в постель.

Да, они все меня имели. Они имели меня все, все, все!

Айзея Картер работал в магазине на Кастро, в пидорском гетто Сан-Франциско. Торговал дорогими модными шмотками. А ведь мог бы торговать своим телом, как некоторые! Тело у него было вполне для этого подходящее: черное тело атлета-физкультурника - мускулы и всё как полагается. Короче, нас "замкнуло" моментально. Мы зашли с Питером в магазин, он сразу уткнулся в тряпки, я сразу уткнулся в Айзею. Где я видел его до этого? ЭЙ, ГДЕ Я ТЕБЯ ВИДЕЛ? МОДЕЛЬ? МЫ ВСЕ МОДЕЛИ, А РАЗВЕ НЕТ? ЕСЛИ НЕ В ЖИЗНИ, ТО ХОТЯ БЫ В ДУШЕ. ИЛИ В ДуШЕ. Нет, этого я, конечно, не сказал, а спросил просто: ЭЙ, ГДЕ Я ТЕБЯ ВИДЕЛ РАНЬШЕ? Он мне разъяснил ситуацию. Он действительно только что дебютировал в качестве модели в новом журнале, адресованном якобы "подрастающему пидорскому поколению" - голубым подросткам. Взрослые учат молодежь, как сосать хуй и ебаться в жопу. Что ж - дело хорошее: врожденные таланты надо развивать. Нетрудно догадаться, что журнал этот - настольное издание каждого уважающего себя педофила. Фото Айзеи появились в том же номере, что и статья обо мне, сопровождавшаяся гипнотическим фото на целую страницу. Статья рассказывала о том, какой я неисправимый траблмейкер и непреклонный диссидент. Читал ли ее кто-нибудь - не важно, главное, что фото задрочено до дыр. Айзея же демонстрировал там какие-то кокетливые трусики. Не запомнить я его не мог. И вот теперь судьба свела нас, ткнув мордами друг в друга, как глупых щенков. Мы улыбались, мысленно раздевая друг друга. Я попросил Питера сфотографировать нас вместе.

Бедный, бедный Питер! Он не знал, что его русское счастье уплывало из его рук.

ЧАСТЬ 2. РОМАН С НЕГРОМ

(ЧЕРНАЯ ПОЛОСА МОЕЙ ЖИЗНИ)

Я с детства мечтал о том, чтобы меня выебал негр. Самые возбудительные порнофильмы для меня были те, в которых большие черные парни, именуемые для простоты BIG BLACK BANANAS, ебут белых мальчишек - так, что у тех аж за ушами пищит. Размеры там - будь здоров, отъебут так, что мама родная не узнает. Вот такое у меня было легкомысленное представление... Ну были же ведь такие киноленты! Или мои фантазии начались еще до того, как я ознакомился с этими шедеврами западного кинематографа?..

Вечером того же дня мы договорились встретиться с Айзеей в одной из прокуренных темных пидорских дыр на Кастро. Питер держался с ним подчеркнуто сдержанно, исподволь демонстрируя мне свое недовольство столь пристальным моим вниманием к негру. Виталий с Джеффом деловито производили рутинный "фэйс-контроль" публики, выискивая смазливую добычу. Виталию нравилось смотреть, как его Джозефину пялят подснятые специально для этого парни. Поначалу он даже пытался подложить ее нам с Питером, но мы с поспешной брезгливостью отвергли столь щедрый подарок. Мне легче было возбудиться на настоящую телку, чем на это ходячее замешательство, на эту пародию на мужчину. К тому же, глотать ей было все еще сложно.

Питер, по своему обыкновению, пошел крутить жопой перед народом, собирая подношения в виде бесплатной выпивки. Мы с Айзеей оказались предоставлены сами себе, и тут я почувствовал, как он обволакивает меня своими большими и горячими губами. Казалось, что его влажный поцелуй засосет меня всего, без остатка. Меня поглотит эту черная томительная прорва. Сквозь джинсы Айзея гладил мой хуй, я сжимал его твердокаменные ягодицы. Жопа у него была выдающаяся, что случается у черных сплошь и рядом. Мы еще не успели толком побыть друзьями, но уже стремительно и необратимо превращались в любовников - на глазах у всех обитателей "логова белого червя".

Постепенно Виталий с Джеффом набрали нескольких рекрутов. Самым выдающимся из них был обдолбанный негр в ковбойских кожаных штанах с вырезами на жопе и хуе. И то, и другое с готовностью демонстрировалось окружающим. Его гигантский хуй был похож на старый водопроводный шланг - сантиметров двадцать этой черной потертой резины. В лицо негру лучше было не заглядывать - его главным и единственным достоинством был этот диковинный отросток, явно поразивший воображение Виталия и Джозефины. Представляю, как томительно запульсировала ее "пусси"!

Оргии происходили на катере. Пьяные тела свозились туда пьяным Виталием и сваливались им поочереди на хрупкое тело его любовника. Одной рукой Виталий держался за штурвал, другой дрочил. Катер совершал самые непредсказуемые движения, сбивая с ног ебущихся пассажиров. ("А город подумал - ученья идут"!) После каждой такой групповухи Виталий с Джеффом приходили в себя по несколько дней, скрупулезно подсчитывая, сколько оргазмов было на чьем счету. (Убогая пидорская арифметика! Так во время войны асы подсчитывали количество сбитых ими самолетов противника, помечая их звездочками на кабине своего самолета.) Постельное белье, основательно заляпанное дерьмом и спермой, требовало немедленной замены. Не обходилось и без того, чтобы кто-то из новобранцев не облевал полкатера - ну, по крайней мере, треть его! ("Морская болезнь" особенно обостряется в моменты пьяных оргий.)

Под предводительством Виталия "группа захвата" двинулась к выходу. Питер заволновался, что мы остаемся одни в незнакомом месте, и подбежал ко мне, чтобы узнать о моих планах на ночь. Мудак не подозревал, что он в эти планы не входит. Он понял это только когда увидел меня в страстных объятиях Черного Человека. По выражению его лица можно было представить, что он оскорблен не меньше, чем чувствительный Гитлер, ставший свидетелем победы чернокожих атлетов над истинными арийцами на Олимпийских играх в Берлине в 1936 году. Конечно же, он не мог поверить, что я променял его на "эту черную обезьяну"! Он даже не сказал ничего - у него не было звуков и слов, чтобы выразить гнев и ненависть по отношению к нам обоим. Он выбежал в нестерпимую ночь, мысленно хлопнув дверью, мысленно отправив в газовую камеру меня, Айзею и всех свидетелей его позора. У него не было иного выбора, кроме как примкнуть к ударной бригаде Виталия и Джеффа, уже приготовившейся к экскурсии на катер. Звенел последний звонок перед началом боевых действий, звучали сигналы точного времени, дикторский голос Левитана объявлял об окончании посадки. До отправки эшелонов на восток оставались считанные секунды. В самый последний момент Питер, разметав на ветру воображаемые кудри, вбежал в последнюю дверь последнего вагона, после чего у всех всё поплыло перед глазами, растирая в бессмысленный белесый порошок Былое и Думы. В ЭФИРЕ ПЕРЕДАЧА "ВРЕМЯ. СОБЫТИЯ. ЛЮДИ" - заискивающе сообщал волнительный мужской баритон. В ЭФИРЕ ПЕРЕДАЧА "ЧЕЛОВЕК И ЗЕМЛЯ" - перекрывал его прокуренный голос матерой кобловки. И уж совсем необъяснимым образом прорезало слух воркотанье развратного книголюба: В ЭФИРЕ ПЕРЕДАЧА "В СТРАНЕ ЛИТЕРАТУРНЫХ ГЕРОЕВ".

ПОЧЕМУ Я?! - в отчаяньи восклицал Питер, подхватывая ошметки чужих полуулыбок. - ЭТО НЕВЫНОСИМО! ДАЙТЕ МНЕ ДОСЛУШАТЬ ДО КОНЦА И УБЕЙТЕ МЕНЯ! Он изо всех сил сжимал ладонями виски, как будто пытаясь раздавить свой опостылевший гудящий череп. Эфир оставался безучастен. В мгновение кожа моего лица была обожжена тысячью фотовспышек налетевших папарацци. Автографы раздавались в порядке занятой очереди. Я был взят в окружение плотным кольцом репортеров. ИЗМЕНА - ЗАЛОГ ЖИЗНИ! - устало пояснял я в который уже раз. - ПОСТОЯНСТВО, ПРЕДАННОСТЬ, ВЕРНОСТЬ - ЖЕСТОКИЕ НАЁБКИ ДЛЯ СЛАБОУМНЫХ ПЛЕБЕЕВ. ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ИЗБЕЖАТЬ ИЗМЕНЫ - ЭТО ИЗМЕНИТЬ САМОМУ!

...При аресте в рюкзаке скандального автора были обнаружены: портативный компьютер laptop; спортивные кеды производства adidas; пара порножурналов с фото распоясавшегося автора, запечатленного во всех видах и позах; зеленая записная книжка с жирной надписью ХУЙ на обложке; таблетки Zantac для понижения кислотного уровня; полупустая пачка гондонов PARTNERS IN CRIME; коробка от фотопленки, содержавшая недокуренный косяк марихуаны; свернутая маленьким пакетиком долларовая купюра, внутри которой все еще скрывалась заветная понюшка кокаина; контейнер с жидкостью для контактных линз; пачка журналистских удостоверений пяти-шестилетней давности с некими фото, очень смутно напоминающими автора сегодняшнего; грязные боксерские трусы от Кальвина Кляйна, которого автор грозился убить в одной из своих поэм... По поводу трусов вспоминается сногсшибательный эпизод, когда один из его одноразовых партнеров (кажется, то ли перуанец, то ли бразилец) сказал на плохом английском: ОТДАЙ МНЕ СВОИ ТРУСЫ! Я БУДУ НА НИХ ДРОЧИТЬ! Автор посмотрел на него, как на умалишенного. ЕСЛИ БЫ КАЖДОМУ, С КЕМ Я ПЕРЕСПАЛ, Я ОТДАВАЛ ПО ПАРЕ ТРУСОВ, Я БЫ ВСЮ ЖИЗНЬ ПРОХОДИЛ С ГОЛОЙ ЖОПОЙ! - негодующе воскликнул он, выставляя не то бразильца, не то перуанца за дверь. Неслыханная история была немедленно записана в зеленую тетрадочку с надписью ХУЙ. На соседней странице то ли пьяными, то ли обдолбанными каракулями были застенографированы мимолетные проблески вдохновённого сознания:

Вот кладбище твоих надежд

И торжество моих фантазий

Среди дряхлеющих европ

И недоразвитых евразий

И дальше, чуть ниже:

Семь месяцев в объятьях трансвестита -

Немудрено что ты такой голодный!

Взмахни товарищ первородный

Своей сверкающей ланитой!

Самые неожиданные и яркие образы приходили к нему, когда мозг пребывал в полуотключенном состоянии: во сне, во время ебли, катания на роликовых коньках, воровства в супермаркетах, отупляющих медитаций перед витринами дорогих магазинов или бессмысленного созерцания своей ладони. В такие моменты он меньше всего заботился о том, чтобы быть оригинальным, чтобы кого-то шокировать, эпатировать, возбудить или отвратить. По правде сказать, интеллектуальный мир поэта не превышал размеров его хуя. Это тот имидж, который он бережно создавал и лелеял и который бы не променял ни на какой другой. Одного знакомства с содержимым его рюкзака было достаточно, чтобы безошибочно определить: МЫ ИМЕЕМ ДЕЛО С ПИСАТЕЛЕМ АБСОЛЮТНО НОВОГО ТИПА...

...Вот этот момент был самый возбуждающий для меня: когда они все склонились надо мной и стали наперебой называть меня самыми последними словами! Там были и люди в униформах, и просто какая-то ходячая сволота. Они смешивали меня с дерьмом! Как ни старались, они не могли найти достаточно гнусных и грязных слов, чтобы опозорить меня всласть. Парадокс был в том, что уверенность в себе и чувство собственного достоинства разрастались во мне по мере того, как острота унижений становилась все нестерпимей. Мы были на пустынном ночном пляже. Айзея лежал на холодном песке, выгибаясь всем телом в моем направлении. Со стороны, наверное, могло показаться, что он корчился в судороге или в припадке эпилепсии, а я пытался облегчить его страдания. Мое сознание было полностью поглощено одной-единственной фантазией: я хотел, чтобы меня сейчас поймали на пляже - именно в тот момент, когда я самозабвенно отсасываю этому черному парню, заглатывая до самого основания его твердокаменный изогнутый кверху длинный черный хуй, я задыхаюсь от усердия, мои челюсти, губы и шею сводит от одуряюще монотонных движений, глаза закрыты, левая рука разминает и сжимает его яйца, обхваченные толстым стальным cockring, правая рука в ответе за мой собственный хуй, я уже давно готов кончить, но жду, чтобы он кончил первым - мне в рот. Я хочу, чтобы весь мир видел, как я, белый русский парень, сибиряк, бывший комсорг школы, будущее русской литературы, отсасываю этому негру! Я хочу, чтобы они тыкали в меня пальцами и пинали меня ногами, чтобы они плевали мне в лицо, обоссали и обосрали меня с ног до головы, чтобы они называли меня БЕЛОЙ СУКОЙ, ЕБАННОЙ В РОТ БЛЯДЬЮ, ЖОПОРВАНЫМ ПИДОРОМ, ВОНЮЧИМ ХУЕСОСОМ... Чтобы они все видели, как низко может пасть Белый Человек! Чтобы весь этот ебанный расистский мир содрогнулся в брезгливом отвращении! Меня судили за расизм, я знаю толк в этом деле! Ничего более возбудительного и сладостного нельзя было придумать! Я кончил сразу после того, как его черная сперма прыснула в мою глотку. /РУССКИЙ ПОЭТ ПРЕДПОЧИТАЕТ БОЛЬШИХ НЕГРОВ?! - где-то я это уже слышал. Ничто не ново под луной!/

"В стельку" пьяные, неизвестным образом мы очутились в доме Айзеи. Это была громадная "коммуналка", лабиринт бесконечных комнат, из которых время от времени выпархивали полуголые подростки - его руммейты. Мы заперлись в "курильной" комнате, и Айзея скрутил толстенный джойнт, который был выкурен нами в мгновение ока. После чего Айзея стал сосать у меня, и это был едва ли не самый мощный отсос в моей жизни - бесконечный и засасывающий, как космическая черная дыра. Впрочем, дыра и была черной: "рабочие" губы негров созданы для сосания хуев! Я смотрел это черно/коже/белое кино, с изумлением осознавая, что в мире все-таки иногда случается гармония. Это была изысканная комбинация белого в черном, одного тела, уверенно и органично внедряющегося в другое, одной расы, растворяющейся в другой. Мой хуй смотрелся божественно у него во рту. Можно еще сказать, что МОЙ ХУЙ БЫЛ ЕМУ ОЧЕНЬ К ЛИЦУ.

Потом мы переместились в его комнату, и он заявил, что я должен его незамедлительно выебать. В мои фантазии и планы это не входило, о чем я ему сообщил. Теперь это было черное в белом. Я лежал на спине, а он ебал меня, держа кверху мои широко раскинутые ноги. Кстати, к вопросу о кривизне моих ног. Из зала то и дело приходят записки на эту тему.

Ебля на марихуане каждый раз приносит какие-то новые ощущения. В этот раз я явственно видел свое тело в качестве некой хитроумной системы сообщающихся сосудов и отверстий, и, естественно, мне хотелось, чтобы все они были заполнены, закупорены и закрыты. Естественно! Именно это ощущение первородной заполненности ненужных пустот для меня всегда самое актуальное и существенное, когда меня ебут. (Неизъяснимая потребность естества!) Живущий во мне маленький мальчик ликовал и трепетал от восторга по поводу того, что его, как в тех фильмах, ебет не какой-то бледнолицый недоумок, а настоящий BIG BLACK BANANA. В остальном - во всем происходившем для меня не было ничего странного или необычного. Это не было для меня экзотикой, скорее наоборот - чем-то само собой разумеющимся. Иными словами, ЭТО БЫЛО МОЁ.

В моем воображении оставалось совсем мало места для Питера. Лихо закрученный мною "Роман с Немцем" подходил к концу. Конечно, там была еще масса неописанных психологических подробностей и пространственно-временных деталей, но на хрена мне было продолжать цепляться за этот исчерпавший себя сюжет?! Меня ждала Жизнь, напичканная новыми романами и сюжетами.

Мы возвращались в Нью-Йорк самым дешевым рейсом печально известной авиакомпании TWA, чей самолет за месяц до этого ни с того, ни с сего ебнулся в какое-то гигантское болото, полное крокодилов и прочей хуйни, угробив, кажется, больше 160 пассажиров. Меня всегда волновали фантазии на тему гибели в самолете, и я был рад в очередной раз испытать судьбу, еще и сэкономив при этом деньги. Коллективная смерть в самолете - чарующий ритуал для избранных, неизбывность и неизбежность статуса жертвы и мученического ореола! Да, есть люди, которые рождаются на свет и живут отпущенное им только для того, чтобы умереть именно так! Вот лишь один пример. Моя соседка Бэтс, американка с квадратными зрачками и лошадиным смехом, всю жизнь испытывала проблемы с мужчинами. Ждала своего Единственного и Неповторимого! И вот - дождалась: интеллигентный и образованный, обходительный и обаятельный, он был ее идеальным женихом. Окрыленная любовью, она исступленно готовилась к женитьбе. Но не тут-то было! Не то за неделю, не то за две до регистрации женишок погиб в той самой авиакатастрофе, содрогнувшей весь мир. Несчастная Бэтс из ранга старой девы молниеносно перешла в ранг неутешной вдовы, так и не успев насладиться замужеством!

Сидя в том полупустом старом и раздолбанном самолете, я представлял, как полуживые трепыхающиеся останки жениха исчезают в пасти аллигатора. В некотором смысле, крокодилы проявили гуманность к тем, кто был еще жив после крушения. И в этом тоже была своя неповторимая логика и целесообразность: RECYCLE!

SUCH A PERFECT DAY! I\'M GLAD I SPENT IT WITH YOU! - беззвучно шептал я, еле шевеля обветренными губами. Я остекленело смотрел в засиженное недоеденными пассажирами стекло иллюминатора, и по моим щекам текли слезы. Мы возвращались в Город Желтого Дьявола, где меня ждала МОЯ БОРЬБА. Питер спал на соседнем сиденье - похожий на большого невинного ребенка враг с трехдневной щетиной на смазливом лице, которое бы еще больше украсила нестерпимо алая кровь, несколько свежих кровоподтеков, эффектных шрамов, живописных ссадин, неряшливых колото-резанных ран и аккуратных кокетливых отверстий от огнестрельных ранений. Я смотрел на него, не понимая, какого хуя этот ублюдок делает рядом со мной.

Из меня выдавливалось говно воспоминаний. Щемящая пустота переполняла меня изнутри. УВИДИМСЯ! - сказал Питер, когда мы прощались. УВИДИМСЯ - каким-то осипшим, чужим и незнакомым голосом ответил я, добавив мысленно: В ДРУГОЙ ЖИЗНИ!

Позже я понял, что был счастлив.

Октябрь 96 - апрель 98, Нью-Йорк