|
В Германии,
куда ни кинешься,
выжужживается
имя
Стиннеса.
Разумеется,
не резцу
его обрез_а_ть,
недостаточно
ни букв,
ни линий ему.
Со Стиннеса
надо
писать образа.
Минимум.
Все -
и ряды городов
и сёл -
перед Стиннесом
падают
ниц.
Стиннес -
вроде
солнец.
Даже солнце тусклей
пялит
наземь
оба глаза
и золотозубый рот.
Солнце
шляется
по земным грязям,
Стиннес -
наоборот.
К нему
с земли подымаются лучики -
прибыли,
ренты
и прочие получки.
Ни солнцу,
ни Стиннесу
страны насест,
наций узы:
"интернационалист" -
и немца съест
и француза.
Под ногами его
враг
разит врага.
Мертвые
падают -
рота на роте.
А у Стиннеса -
в Германии
одна
нога,
а другая -
напротив.
На Стиннесе
всё держится:
сила!
Это
даже
не громовержец -
громоверзила.
У Стиннеса
столько
частей тела,
что запомнить -
немыслимое дело.
Так,
вместо рта
у Стиннеса
рейхстаг.
Ноги -
германские желдороги.
Без денег
карман -
болтается задарма,
да и много ли
снесешь
в кармане их?!
А Стиннеса
карман -
госбанк Германии.
У человеков
слабенькие голоса,
а у многих
и слабенького нет.
Голос
Стиннеса -
каждая полоса
тысячи
германских газет.
Даже думать -
и то
незачем ему:
все Шпенглеры -
только
Стиннесов ум.
Глаза его -
божьего
глаза
ярче,
и в каждом
вместо зрачка -
долл_а_рчик.
У нас
для пищеварения -
кишечки узкие,
невелика доблесть.
А у Стиннеса -
целая
Рурская
область.
У нас пальцы -
чтоб работой пылиться.
А у Стиннеса
пальцы -
вся полиция.
Оперение?
Из ничего умеет оперяться,
даже
из репараций.
А чтоб рабочие
не пробовали
вздеть уздечки,
у Стиннеса
даже
собственные эсдечики.
Немецкие
эсдечики эти
кинутся
на всё в свете -
и на врага
и на друга,
на все,
кроме собственности
Стиннеса
Гуго.
Растет он,
как солнце
вырастает в горах.
Над немцами
нависает
мало-помалу.
Золотом
в мешке
рубахи-крахмала.
Стоит он,
в самое небо всинясь.
Галстуком
мешок
завязан туго.
Таков
Стиннес
Гуго.
П_р_и_м_е_ч_а_н_и_е.
Не исчерпают
сиятельного
строки написанные -
целые
нужны бы
школы иконописные.
Надеюсь,
скоро
это солнце
разрисуют саксонцы.
[1923]
|