Кингвуд был последним отпрыском старинного англо-ирландского рода, который на протяжении трех столетий буйствовал в графстве Клэр. Кончилось тем, что все их особняки были проданы или сожжены многострадальными ирландцами, а из тысяч акров земли не осталось и фута. У Рингвуда, однако, сохранилось несколько сот фунтов годового дохода, и, растеряв свои родовые поместья, он унаследовал по крайней мере исконную семейную черту считать всю Ирландию собственной вотчиной и наслаждаться изобилием лошадей, лисиц, лососей, дичи и девушек.
В погоне за этими удовольствиями Рингвуд в любое время года рыскал повсюду, от Донегола до Уэкс-форда. Не было охоты, во главе которой он не скакал бы на чужой лошади; не было мосэ, на котором бы он подолгу не стоял с удочкой погожим майским утром; не было сельского трактира, где бы он, уютно устроившись после обеда у камелька, не храпел ненастным зимним днем.
Был у него закадычный друг по имени Бейтс, человек одного с ним происхождения и склада. Такой же долговязый, как Рингвуд, так же стесненный в средствах, с таким же костлявым обветренным лицом, Бейтс был так же груб и самонадеян и отличался такими же, как его друг, барскими замашками по отношению к молоденьким деревенским девушкам.
Эти пройдохи ни разу не написали друг другу ни строчки: обычно один из них отлично знал, где найти другого. Частенько какой-нибудь проводник, почтительно закрывая глаза на то, что Рингвуд едет в купе первого класса по билету третьего, доверительно сообщал ему, что мистер Бейтс проследовал в этом направлении не далее как в прошлый вторник и сошел в Киллорглине пострелять бекасов недельку-другую. А какая-нибудь застенчивая горничная в сырой спальне рыбацкого трактира улучала минуту шепнуть Бейтсу, что Рингвуд отправился в Лоу-Корриб поудить щуку. Такого рода устную "информацию" поставляли друзьям полицейские и священники, старьевщики и лесничие, даже бродяги на дорогах. И если оказывалось, что одному из них улыбнулось счастье, другой не мешкая собирал свой потрепанный рюкзак, складывал удочки и ружья и снимался с места, чтобы разделить с другом добычу.
Как-то зимой, когда Рингвуд под вечер возвращался с пустыми руками с Баллинирского болота, его окликнул проезжавший мимо в двуколке, которую и теперь иной раз встретишь в Ирландии, одноглазый торговец лошадьми, его старинный знакомый. Сей достойный муж сообщил нашему герою, что он только что из Голуэя, где видел мистера Бейтса, который направлялся в деревню под названием Нокдерри и просил его при встрече обязательно рассказать об этом мистеру Рингвуду.
Обмозговав это сообщение, Рингвуд отметил, что в нем присутствует слово "обязательно", но ровным счетом ничего не говорится, охотится его друг, или ловит рыбу, или ему посчастливилось встретить какого-нибудь креза, который готов за бесценок расстаться с парой охотничьих лошадей. "Если так, он наверняка назвал бы его по имени. Бьюсь об заклад, это пара подружек. Не иначе!"При мысли об этом он хмыкнул, по-лисьи повел своим длинным носом и, не теряя времени даром, собрал вещи и отправился в Нокдерри, где никогда прежде не бывал, хотя, охотясь на зверей, птиц и девочек, исколесил уже всю страну.
Нокдерри оказалась тихой, заброшенной деревушкой, находившейся далеко в стороне от разбитой дороги. Кругом привычно громоздились низкие голые холмы, в долине бежала речушка, а над лесом торчала полуразрушенная башня, к которой тянулась заросшая лесная дорога.
Сама деревня ничем не отличалась от остальных: жалкие домишки, покосившаяся мельница, пара пивных да трактир - вполне сносный при условии, что постоялец свыкся с грубой сельской стряпней.
Здесь и остановился взятый Рингвудом напрокат автомобиль, и наш герой осведомился у хозяйки трактира о своем друге, мистере Бейтсе.
- Как же, как же, - сказала хозяйка, - этот джентльмен живет у нас, ваша честь. То есть жить-то он живет, только его нет.
- Как так?
- Здесь его вещи, он занял самую большую комнату, хотя у меня есть еще одна, ничуть не, хуже, и пробыл у нас добрую половину недели, но позавчера вышел пройтись и, поверите ли, сэр, с тех пор как в воду канул.
- Найдется. Дайте мне комнату, я дождусь его.
Итак, он поселился в трактире и прождал друга весь вечер, но Бейтс не возвращался. В Ирландии, впрочем, такое случается часто, и единственно, что вселяло в Рингвуда нетерпение, были подружки, с которыми ему хотелось поскорее познакомиться.
Последующие день-два он занимался исключительно тем, что разгуливал по улочкам и закоулкам деревни в надежде отыскать этих красоток - или любых других. Ему было совершенно безразлично, каких именно, хотя в принципе он предпочел бы простую крестьянку, так как обременять себя длительной осадой не собирался.
Наконец через два дня, находясь примерно в миле от деревни, он увидал в ранних сумерках девушку, которая гнала по проселочной дороге стадо грязных коров. Наш герой взглянул на нее и, хищно ощерившись, замер на месте. В этот момент он как никогда смахивал на лису.
Девушка казалась совсем юной, ее голые ноги были забрызганы грязью и оцарапаны кустарником, но была она так хороша собой, что барская кровь всех поколений Рингвудов закипела в жилах их последнего отпрыска, и он вдруг испытал непреодолимое желание выпить кружку парного молока. Поэтому, постояв с минуту, он неторопливо зашагал следом, намереваюсь свернуть к коровнику и попросить об одолжении выпить невинной влаги, а заодно и перекинуться парой слов.
Но ведь не зря говорят, что раз уж везет, так везет. Стоило Рингвуду пуститься следом за своей обольстительницей, твердя про себя, что другой такой нет во всем графстве, как вдруг он услышал стук копыт и, подняв голову, увидел, что к нему шагом приближается серая лошадь, которая, видно, только что появилась из-за угла, потому что еще мгновение назад никакой лошади и в помине не было.
Впрочем, в серой лошади еще не было бы ничего примечательного-тем более если хочется поскорее выпить парного молока, - не отличайся она от всех остальных" лошадей ее статей и масти по крайней мере тем, что была она какая-то странная-не верховая и не охотничья, она как-то необычно ставила ноги, хотя порода и сказывалась в круто выгнутой шее, небольшой голове и широких ноздрях. К тому же-и это занимало Рингвуда куда больше, чем ее порода и родословная, - серая лошадь несла в седле девушку, краше которой - это уже совершенно очевидно - не было на всем свете.
Рингвуд посмотрел на нее, а она, медленно приближаясь в сумерках, подняла глаза и посмотрела наг Рингвуда. И в тот же миг Рингвуд забыл о маленькой пастушке. Да что там пастушка, он забыл обо всем на свете.
Лошадь подошла еще ближе, а девушка и Рингвуд не сводили друг с друга глаз. То было не любопытство, то была любовь-с первого взгляда и до гробовой доски.
В следующий миг лошадь поравнялась с ним и, немного ускорив шаг, прошла мимо. Но Рингвуд не мог заставить себя побежать за ней, крикнуть; он был так потрясен, что стоял словно вкопаяный и только смотрел ей вслед.
Он видел, как лошадь и всадница медленно растворяются в зимних сумерках. Он успел заметить, что немного поодаль девушка свернула с дороги возле сломанных ворот. Въезжая в ворота, она обернулась и свистнула, и тут только Рингвуд обратил внимание на то, что рядом с ним стоит ее собака и обнюхивает его. Сначала ему показалось, что это некрупный волкодав, но потом он рассмотрел, что это всего лишь высокая поджарая косматая борзая. Собака, поджав хвост и прихрамывая, затрусила к своей хозяйке, и он вдруг понял, что бедное животное не так давно жестоко избили: на ребрах под редкой шерстью видны были шрамы.
Собака, впрочем, его занимала мало. Справившись с охватившим его волнением, Рингвуд поспешил к воротам. Когда он поравнялся с ними, всадница уже скрылась из вида, но он узнал заброшенную аллею, ведущую к старой башне на склоне холма.
Решив, что на сегодня с него хватит, Рингвуд пустился в обратный путь. Бейтс еще не вернулся, что, впрочем, было только к лучшему: Рингвуд хотел провести вечер в одиночестве и разработать подробный план действий.
"За такую лошадь никто не даст и двадцати фунтов, - размышлял он. - Выходит, она не богата. Тем лучше! Кроме того, одета девушка неважно. Я толком не разглядел, что на ней было, - кажется, какой-то плащ или накидка. Не модница, прямо скажем. И живет в этой старой башне! А я-то думал, она давно развалилась. Впрочем, должно быть, внизу пара комнат осталась. Разоренное гнездо! Видно, из хорошей семьи, голубая кровь, аристократка без гроша за душой-томится в этой забытой Богом дыре, вдали от людей. Мужчин, наверное, годами не видит. Не зря она так смотрела на меня. Господи! Знать бы только, что она там одна, я бы на разговоры да вздохи времени не терял. Правда, у нее могут быть отец или брат, мало ли кто. Ничего, мы своего добьемся".
Когда хозяйка принесла лампу, он спросил ее: - Скажите, кто эта молодая особа, которая ездит верхом на низкорослой, неприметной такой серой лошадке?
- Молодая особа, сэр? На серой лошади?
- Да, она повстречалась мне за деревней. Повернула к башне, в старую аллею.
- Пресвятая Богородица! - воскликнула добрая женщина. - Да ведь это красавица Мурраг.
- Мурраг? Ее так зовут? М-да! Старинное ирландское имя, ничего не скажешь.
- Да, имя старое, ваша честь. Еще до прихода англичан они были королями и королевами в Коннахте. И у нее самой, говорят, лицо как у королевы.
- Правильно говорят. Вот что, миссис Дойл, принесите-ка мне разбавленного виски. Очень обяжете.
Его подмывало спросить хозяйку, живет ли в башне вместе с красавицей Мурраг кто-нибудь вроде отца или брата, но он придерживался принципа "словами делу не поможешь", особенно в подобных пикантных случаях. Поэтому, сев к огню, он принялся услаждать себя воспоминаниями о том, какой взгляд подарила ему прекрасная незнакомка, и в конце концов пришел к выводу, что даже самого незначительного повода будет достаточно, чтобы явиться к ней с визитом.
Выдумать на месте любой предлог всегда было для Рингвуда парой пустяков, а потому на следующий же день после обеда, переодевшись, он отправился к заброшенной аллее. Войдя в ворота, он оказался под сенью влажных от дождя, раскидистых деревьев, которые так разрослись, что под ними уже сгущалась вечерняя мгла. Он посмотрел вперед, рассчитывая увидеть в конце аллеи башню, но аллея поворачивала, и башня скрывалась за сомкнутыми стволами.
Дойдя до конца аллеи, он увидел вдали чью-то фигуру и, присмотревшись, узнал в ней прекрасную незнакомку, которая стояла у входа, будто поджидая именно его.
- Добрый день, мисс Мурраг, - сказал он еще издали. - Простите за вторжение. Дело в том, что всего месяц назад я имел удовольствие встретить в Корке вашего дальнего родственника.
Когда он подошел поближе и вновь увидел ее глаза, слова разом застыли у него во рту, ибо взгляд ее был куда сильнее пустых слов.
- Я знала, что вы придете, - сказала она.
- Боже! - воскликнул он. - Как я мог не прийти! Скажите, вы здесь одна?
- Совершенно одна, - ответила она и протянула ему руку, словно собираясь вести за собой.
Благословляя судьбу, Рингвуд хотел было взять ее за руку, как вдруг на него бросилась ее поджарая собака и чуть не сшибла его с ног.
- Лежать! - крикнула она. - Назад! - Собака съежилась, заскулила и отползла в сторону, прижимаясь брюхом к земле. - С ним иначе нельзя.
- Хороший пес, - сказал Рингвуд. - Видать, малый не промах. Люблю борзых. Умные собаки. Что? Ты хочешь поговорить со мной, старина?
Ухаживая за женщинами, Рингвуд имел обыкновение делать комплименты их собакам, но на сей раз зверь и правда скулил и урчал необычайно выразительно.
- Молчи! - сказала девушка, опять замахнувшись. И собака затихла. - Паршивый пес. Вы пришли сюда для того, - сказала она Рингвуду, - чтобы расхваливать эту подлую тварь, жалкую дворнягу? - Тут она снова бросила на него взгляд, и он разом забыл про несчастную собаку. Она протянула ему руку, он взял ее, и они пошли к башне.
Рингвуд был на седьмом небе. "Вот повезло, - думал он. - Уламывал бы сейчас эту деревенскую девчонку где-нибудь в сыром, вонючем хлеву. Наверняка бы еще распустила нюни и побежала матери жаловаться. А тут - совсем другое дело".
В этот момент девушка распахнула тяжелую дверь и, приказав собаке лечь, повела нашего героя по огромному пустому, выложенному камнем коридору в небольшую комнату со сводчатым потолком, которая если и напоминала хлев, так только тем, что в ней, как бывает в старых каменных помещениях, было сыро и отдавало плесенью. Однако в огне уютно потрескивали поленья, а перед камином стоял широкий низкий диван. В целом комната была обставлена необыкновенно скромно, в старинном вкусе. "Прямо Кэтлин-ни-Холиэн {Кэтлин-ни-Холиэн (Кэтлин, дочь Холиэна) - метонимия и символ Ирландии В одноименной пьесе ирландского поэта и драматурга У. - Б. Йейтса (1865-1939) Кэтлин-ни-Холиэн-старая женщина, которая призывает ирландцев к борьбе за независимость и преображается в прекрасную девушку.}, - подумал Рингвуд. - Так, так! Мечты о любви в "Кельтских сумерках" {"Кельтские сумерки" - движение ирландских поэтов-символистов и филологов начала века во главе с Йейтсом, проникнутое ностальгией по героическому прошлому древних кельтов.}. Похоже, она и не пытается скрыть это".
Девушка опустилась на диван и сделала ему знак сесть рядом. Оба молчали. В доме не было слышно ни звука, только ветер гудел снаружи да собака тихо скулила и скреблась в дверь.
Наконец девушка заговорила.
- Ведь вы из англичан, - мрачно сказала она.
- Не упрекайте меня в этом, - ответил Рингвуд. - Мои предки пришли сюда в тысяча шестьсот пятьдесят шестом году. Конечно, я понимаю, для Гэльской лиги {Гэльская лига-националистическая организация ирландской интеллигенции, ставившая своей целью возрождение ирландского (гэльского) языка, вышедшего из употребления. Основана в 1893 г.} это не срок, но все же, думаю, мы вправе сказать, что Ирландия стала для нас вторым домом.
- Терпимости, - сказала она.
- Будем говорить о политике? - спросил он. - Неужели нам с вами, сидя здесь вдвоем, у огня, нечего больше сказать друг другу?
- Вы бы хотели говорить о любви, - сказала она с улыбкой. - А между тем вы из тех людей, кто порочит доброе имя несчастных ирландских девушек.
- Вы совсем не за того меня принимаете. Я из тех людей, кто живет замкнутой и однообразной жизнью в ожидании единственной любви, хотя порой мне кажется, что это несбыточная мечта.
- Да, но ведь еще вчера вы глазели на ирландскую крестьянку, которая гнала по дороге стадо коров.
- Глазел? Что ж, допустим. Но стоило мне увидеть вас, и я напрочь забыл о ней.
- Такова была моя воля, - сказала она, протягивая ему обе руки. - Хотите остаться со мной?
- И вы еще спрашиваете?! - с восторгом воскликнул он.
- Навсегда?
- Навсегда! - крикнул Рингвуд. - Навеки! - Он вообще предпочитал не скупиться на громкие посулы, только бы не уронить себя в глазах своей дамы. Но тут она посмотрела на него с такой доверчивостью, что он сам поверил в искренность своих слов. - Ax! - вскричал он. - Колдунья! - И заключил ее в свои объятия.
Он коснулся губами ее губ и в тот же миг потерял над собой власть. Обычно он гордился своим хладнокровием, но на этот раз был не в силах совладать со страстью; рассудок, казалось, без остатка растворился в ее жарком пламени. Утратив всякую способность соображать, он только слышал, как она твердит: "Навеки! Навеки!" - а потом все пропало, и он уснул.
Спал он, как видно, довольно долго. Ему показалось, что разбудил его стук открывающейся и закрывающейся двери. В первый момент он растерялся, не вполне понимая, где находится.
В комнате теперь было совсем темно, огонь в камине еле теплился. Чтобы окончательно прийти в себя, он заморгал, прислушался. Вдруг он услышал, как рядом с ним что-то невнятное бормочет ему Бейтс, как будто он тоже спросонья или, вернее, с похмелья.
- Я так и знал, что ты сюда явишься, - говорил Бейтс. - Чего я только не делал, чтобы остановить тебя.
- Привет! - сказал Рингвуд, полагая, что он задремал у камина в деревенском трактире. - Бейтс? Боже, я, должно быть, крепко заснул. Чудно как-то себя чувствую. Проклятье! Значит, это был сон! Зажги свет, старина. Наверное, уже поздно. Пора ужинать. Сейчас крикну хозяйку.
- Ради Бога, не надо, - хрипло сказал Бейтс. - Если подашь голос, она прибьет нас.
- Что-что? Прибьет нас? Что ты мелешь? В этот момент в камине перевернулось полено, слабое пламя занялось вновь, и Рингвуд увидел чьи-то длинные, косматые лапы. И все понял.
Перевод Ливергант A. , 1991 г.
