Экологическая антиутопия

***********

Солнце медленно опускалось в огромную чашу изумрудно-синего озера, выдавливая из себя последние, самые нежные капли тепла. Неспешно набегающая волна выбрасывала на прибрежный песок пригоршни гаммарусов, которые суетливо бросались обратно в воду, чтобы со следующей волной вновь оказаться у ног. Над озером, высматривая рыбу, медленно кружились белоснежные чайки. Но когда кому-нибудь из них, наконец, выпадала удача и счастливица, ухватив серебристую рыбину в клюве, стремительно уносилась прочь, от этой умиляющей душу картины не оставалось и следа: вся стая поднимала сумасшедший гвалт и бросалась в погоню, пытаясь отобрать добычу. Легкий ветерок шевелил кроны вековых лиственниц и сосен с обнаженными корнями. Повинуясь ему, над головой медленно плыли кучевые облака, принимающие то удивительно точную форму старинного парусного фрегата, то дракона из джунглей Пандоры. Постепенно белоснежные сказочные фигуры превращались в неразличимую точку у горизонта, где хрустальный свод сливался с вершинами двух белоснежных гор, напоминающих девичьи груди. Неповторимо свежий, пьянящий голову воздух заполнял каждую альвеолу моих легких, делая меня невесомым, придавая бодрости и силы.

Мы с женой нежились на пляже под мягким бархатным солнцем, в то время как наши дети, дочь и сын, бросив на песке очередной недостроенный замок, весело плескались в теплой воде, играя со стаей нерп и дельфинов. Сыну удалось оседлать дельфина, и тот, поднимая кучу брызг, стал нарезать на воде круги, постепенно увеличивая их радиус и унося своего наездника все дальше и дальше от берега, туда, где киты пускали в небо свои фонтаны. Дочь колебалась недолго. И вот на услужливо подставленной спине нерпы, захлебываясь от восторга, она бросилась в погоню. Еще каких-то сто лет назад подобное зрелище могло отправить слабонервных родителей в обморок, но мы живем в то время, когда достижения генной инженерии позволили создать геномодифицированных животных, идеально приспособленных для нужд людей. С такими няньками не утонешь, даже если захочешь. Иногда такая забота обескураживает. Вчера, например, мы с женой, надев акваланги, отправились на подводную прогулку. На каменистом дне среди причудливо изогнутых губок, грациозных медуз и любопытных подкаменщиков мы нашли вход в подводную пещеру. Темное отверстие в скале предвещало загадки и приключения, и предчувствие смертельной опасности уже начало забираться нам в пятки, как из пещеры, радостно пуская пузыри и размахивая головой на длинной шее, вылезло Лох-Несское чудовище. Представляете, какое разочарование! Ведь более милого существа, чем Несси, вряд ли можно найти на свете. Надо отметить, что один и тот же порядок событий, который повторяется всю неделю из-за дня в день, раздражает. Он не оставляет выбора, ограничивает свободу и мешает полноценно отдыхать. Все-таки в нашей жизни мало неожиданностей, мы не совершаем безумных поступков, а что такое приключение знаем только по голографическим фильмам. Сытая и безмятежная жизнь утомляет. Даже виртуальная битва с монстрами не приносит того удовольствия, как раньше. Может в следующий отпуск отправиться на Пандору? Сразиться с драконом? Пожить среди каннибалов острова Чамба и в последний момент, когда тебя потащат к костру, чтобы заживо зажарить, раствориться в воздухе? Дорого, конечно, но реклама обещает полную безопасность и столько адреналина, что хватит на всю последующую жизнь.

Большая и мохнатая тень загородила солнце и осторожное, извиняющееся за беспокойство рычание вывело меня из транса мечтаний. Обернувшись, я увидел склонившуюся надо мной слюнявую морду бурого медведя. Пора ужинать, понял я. Как по команде нерпа и дельфин примчались к берегу и ссадили с себя слабо протестующих детей. Мы стали собирать свои пожитки, в беспорядке разбросанные по песку, и я с неудовольствием посмотрел на большой безобразно отвислый живот у своей тени. Опять надо садиться на катаболитическую диету, париться в парилке или бегать эти сумасшедшие кроссы, а то жена опять погонит к этому мяснику, пластическому хирургу, который после операции с садистским удовольствием, посмеиваясь, покажет, сколько жира вытопил из моего тела. Излишний вес – бич современного человечества и можно подумать, что для него эта проблема не актуальна.

Внутри небольшого рубленного из круглых бревен коттеджа, стоявшего на обрывистом берегу в тени могучего кедра, невидимый волшебник уже разжег камин. Жадные языки огня весело лизали аккуратные, правильной формы полешки, бросая замысловатые тени на стены. На столе из струганных и почерневших от времени досок нас ждал ужин из картофеля, огурцов, помидоров и малосольного омуля, а также жбан газированного кваса. Стулья под нами приятно поскрипывали, а тонкий писк сверчка придавал нашему ужину своеобразный колорит и прелесть.

― Надоела мне эта картошка с запахом водорослей и экстрактом акульих плавников, ― как всегда капризничала дочь, отодвигая от себя тарелку. ― Меня от нее тошнит, ― она с вызовом посмотрела на меня. ― Хочу бруснику со сгущенным молоком!

― В водорослях находится йод, он очень полезен для организма, ― попытался ее убедить я, проглотив нежный, тающий во рту, кусочек омуля. ― А в сгущенном молоке слишком много калорий, ― я положил в рот таблетку мезима и запил ее глотком кваса.

― Это твоему организму полезен йод, а моему полезна брусника со сгущенным молоком, ― упорствовала дочь.

― Знаете, мои дорогие, ― сказала жена, прервав этот каждодневный спор, ― завтра четверг. В четверг по расписанию Сарма, шторм, гроза и все такое. Мы это уже видели в прошлый раз. Давайте нульнемся в Листвянку, сходим в цирк, там новая программа с дрессированными нерпами. Вечером пойдем в стереотеатр, ― она заговорщицки посмотрела на детей. ― Будет новый стереоголографический фильм о приключениях Счас Дама в джунглях Пандоры. Абсолютное качество звука. Полный эффект присутствия. Передается даже запах.

― Ура!!! ― завопил сын. Он, как и я, уже немного устал от недели отдыха на Байкале и жаждал новых впечатлений.

― Только в стереотеатре ты мне купишь бруснику со сгущенным молоком, ― согласилась на компромисс дочь.

― Вы знаете, я, наверно, останусь, ― почесав в затылке, сказал я. Фильмы про Пандору с Счас Дамом в роли главного героя большим разнообразием не отличались. ― Есть своеобразная прелесть в буре, безумная радость жизни. Буря заряжает энергией, желанием что-то сделать, сказать, совершить. Она очищает от всей грязи, которая прилипает к нам в жизни.

― Интересно, где же ты грязь то нашел, Макс? ― пряча в уголках губ улыбку, на меня посмотрела жена. ― Ну да ладно, очищайся. А мы уж еще неделю походим грязными.

Перед сном мы любовались закатом. Нет ничего красивее, когда последние лучи солнца, как в прощальном поцелуе, касаются воды, и озеро, краснея от смущения, превращается в огромный рубин в обрамлении серебристых вершин. Проходит несколько секунд - и все кончилось, и только багрово красные облака на западе напоминают о состоявшемся чуде. Тут же, не медля ни секунды, на небе появляется ярко оранжевая луна и, быстро протаптывает лунную дорожку по тихой и безмятежной глади Байкала. Немного помедлив, из-за скалистой вершины выглядывает бледно-желтый диск второй луны и два ночных светила, скрестив свои лучи как шпаги, погружают все окрестности в теплый и мягкий разноцветный сумрак.

***

На рассвете нас разбудила буря. Шквальный ветер почти до земли сгибал кроны могучих кедров и так сотрясал наш коттедж, что, казалась, еще немножко, и он развалится по бревнышкам. Байкал, вчера такой кроткий и нежный, сегодня поднял на дыбы двухметровые волны и свирепо разбивал их в брызги о прибрежные скалы. Молнии, отражаясь в воде, каждую минуту прошивали низко нависшие над волнами свинцовые тучи, обрушившие на землю густую завесу дождя. Когда я увидел шаровые молнии, играющие в пятнашки за окном, у меня мелькнула мысль, что сегодня климатологи на кухне погоды явно перестарались: пересолили и переперчили свое блюдо одновременно.

Под аккомпанемент громовых раскатов моя семья быстренько позавтракала и, по очереди чмокнув меня в щечку, растворилась в кабине нуль-перехода, мгновенно оказавшись в Листвянке за много километров отсюда. Также мгновенно они могли оказаться в любом месте, на любой планете, где есть кабина нуль-перехода. Изобретение этого способа передвижения чрезвычайно изменило облик нашей обитаемой галактики. И дело даже не только в том, что не надо тратить время и энергию для перемещения людей и грузов в пространстве, есть и другие преимущества. Никому уже не приходит в голову тратить огромные средства  на очистку и обезвреживание стоков, газообразных выбросов, думать, куда девать токсичные отходы - неизбежные спутники развития любой цивилизации. Все это добро собирается и нуль-транспортируется на специально приспособленную планету в нашей галактике. Все вредные производства также сконцентрированы там. В результате, где мы живем, - вода, земля и воздух не содержат вредных для здоровья химических веществ. Там нет ни неприятного запаха, ни гор мусора. Теперь даже естественные потребности каждого человека оправляются на этой планете, не причиняя никаких неудобств окружающей среде. Все трезво, все разумно, все толково, даже скучно. Об этом я размышлял, когда открывал дверь кабины нуль-перехода, ведущую в туалет, расположенный совершенно в другом мире. В последнюю секунду я успел заметить, как яркая вспышка молнии озарила наше жилище.

Мои приятные мысли о достижениях нашей цивилизации сменились легкой обеспокоенностью, а затем и тревогой, когда я обнаружил, что, сколько не жми кнопку «RETURN», я не могу вернуться обратно, в наш уютный коттедж. Вероятно, во время грозы что-то сломалось во всегда безотказном механизме нуль-перехода. «Ну, ты и встрял, уважаемый Максим Антонович!», ― обдумал я трагикомическое положение, в котором оказался. Здесь нет никаких средств связи. Моя семья вернется только к вечеру, поймет, что что-то случилось с нуль-переходом, и только тогда жена вызовет техников и они вытащат меня отсюда. Значит, торчать мне в туалете, по меньшей мере, восемь-десять часов. Ужас! А если друзья узнают? Представьте себе такую шутку: «Макс Колесов поставил новый мировой рекорд! Он целых десять часов не слазил с унитаза!» Надо попробовать выбраться самостоятельно, ― наконец пришла спасительная мысль. Должен же быть здесь служебный выход для обслуживающего персонала. Я стал мучительно собирать в кучу крохи своих знаний об устройстве механизма нуль-перехода.

Обследовав беломраморное чудо современной цивилизации, в мгновение ока ставшее для меня тюрьмой, я обнаружил вентиляционное отверстие, забранное решеткой. Не без труда выставив решетку, я забрался в шахту, по которой, несмотря на мои габариты, можно было достаточно свободно передвигаться на карачках. Легкий ветерок вытяжной вентиляции ерошил мне волосы, и я медленно полез, не особенно задумываясь о том, что ждет меня впереди. Спустя некоторое время моя шахта слилась с более широким проходом, достаточно высоким, чтобы встать на ноги. Тусклый свет исходил из узких отверстий, время от времени встречавшихся на моем пути и похожих на дыру, из которой я только что сам вылез. Я немного поколебался, размышляя, не нырнуть ли мне в одно из них? Тут я живо представил себе лицо человека, который из последних сил сдерживая естественные потребности, влетает в свой туалет и видит там меня, жалко пытающегося объяснить свое появление в этом месте. Меня это совсем не вдохновляло, и я продолжил свой путь. Постепенно сила вытяжного потока начала возрастать и значительно ускорила скорость моего передвижения. В какой-то момент я хотел было повернуть назад, но было поздно. Меня потащило вперед против воли. В панике я пытался за что-нибудь уцепиться, но ногти скользили по гладкой поверхности, не находя никакой зацепки. Сердце замерло, я приготовился к самому худшему. Впереди мелькнул дневной свет, и спустя несколько мгновений, меня с силой выплюнуло из вентиляционной трубы. Пролетев несколько метров, я всеми своими килограммами тяжело шлепнулся об твердую поверхность.

***

Придя в себя, я обнаружил, что лежу, уткнувшись лицом в жухлую, ядовито-зеленого цвета траву, хорошо сдобренную бумажным, стеклянным и пластиковым мусором. Я ойкнул, встав на ноги. Немного болело правое колено. Прямо передо мной бесконечной лентой в обе стороны тянулась высоченная бетонная стена. Из черной дыры на высоте трех или четырех метров шел сильный и равномерный поток воздуха, поднимающий вихри мусора. Обратного пути не было. Стену подпирал чахлый реденький лесок, состоящий из кривоватых, унылых деревьев, которые вывернули в невысказанной муке свои полузасохшие ветви с неестественно большими и желтыми иголками. Не было слышно ни щебета птиц, ни признаков каких-либо других животных. «Ну, вот хотел острых ощущений, ты их, наконец, получил. Идиот! ― обругал себя я. ― Надо было сидеть в туалете и не высовываться. Как теперь отсюда выбираться?» Тусклое солнце, пробивающееся сквозь жиденькие облака и воздух, подернутый желтой дымкой с приторно сладковатым запахом, не вселяли оптимизма. Мне ничего не оставалось, кроме как хромать вдоль этой «китайской» стены  с иногда встречающимися выходами вентиляционных труб и проклинать так печально сложившиеся для меня обстоятельства.

Прошло около часа. Стена все не кончалась. Солнце медленно поднималось к зениту. Обходя особенно большую кучу пищевых отходов, я неожиданно нос к носу столкнулся с бурым медведем. Медведь был худ, шерсть местами облезла, местами сбилась в комки. По отвратительному запаху протухшей рыбы и прилипшей к морде чешуе можно было догадаться, что я оторвал его от завтрака. Также было совершенно очевидно, что этот зверь не из породы гладких упитанных медведей, которые позволяют детям на Байкале трогать себя за нос, засовывать в пасть руки и садиться на себя верхом. Увидев меня, медведь зарычал, обнажив желтые клыки, и встал на задние лапы. Вряд ли он собирался мною перекусить. Должно быть, он просто выражал неудовольствие по поводу еще одного конкурента, а может, наоборот, хотел сказать: «Привет, приятель! Как дела? Не хочешь ли разделить со мной трапезу?». Но в тот момент такие мысли мне не пришли в голову. Забыв про боль в ноге, я бросился бежать, не разбирая дороги. Казалось, что медведь гонится за мной, поэтому я мчался без остановки, до тех пор, пока не споткнулся об какой-то торчащий из земли предмет и не растянулся во весь рост.

В груди свистело и клокотало. Сердце норовило выскочить наружу. «Как бы после такого приключения не пришлось менять свой мотор», - подумал я. Переведя дух, я осмотрелся и обнаружил, что причиной моего падения была ржавая железная бочка, на боку которой отчетливо проступала надпись «Hazard. Radioactive wastes». Рядом лежала еще одна, а чуть дальше ― целая гора беспорядочно сваленных бочек, между которыми возвышалась пирамида необычно большого, с диаметром в несколько метров, муравейника, в конструкции которого кроме обычных веточек и хвоинок были использованы фрагменты бумажного, деревянного, металлического и пластикового мусора. Из недр муравейника вылетела большая оса, сделала круг возле моего носа и приземлилась мне на живот. Я подумал, что брежу: на спине осы сидел муравей и внимательно меня изучал, направив в мою сторону свои усики-антенны. Там, где я родился и вырос, насекомых давно уже отучили жалить людей, но, повинуясь древнему инстинкту, взмахом руки я сбросил с себя осу и ее наездника. Как по команде целая эскадрилья потревоженных ос снялась с вершины муравейника. Я не стал дожидаться, чем закончатся их летные маневры, и счел за благо немедленно ретироваться. Откуда только взялись силы? Я побил свой же рекорд по бегу по пересеченной местности, установленный несколькими минутами ранее.

Ошеломленный сюрпризами этой планеты, я совершенно потерял ориентацию и теперь не знал, куда идти и где эта проклятая стена. В очередной куче мусора я нашел лыжную палку, бог знает как оказавшуюся там, и, опираясь на нее, как на костыль, медленно побрел куда глаза глядят. Не находя признаков стены, я почти потерял надежду выбраться из этого полумертвого леса, но, наконец, проведение вывело меня к огромной трубе, внутри которой что-то чавкало, хрюкало и гудело одновременно. В некоторых местах она протекала. Густая темно-бордовая жидкость с легким запахом цветущей черемухи сочилась на землю, образуя где-то лужицы, а где-то достаточно обширные озера, над которыми вились тучи комаров, мух и мошек. Трубе я обрадовался как лучшему другу. Все-таки это какой-то порядок в этом мире хаоса. Она должна меня вывести к тем, кто ее построил, к кабине нуль-перехода, к моей семье, и, наконец, к спокойной размеренной жизни, ко всему тому, что я в один миг потерял.

Идти было не трудно: труба была проложена в месте, где много лет назад проходила дорога, хотя об этом можно было догадаться только по островкам растрескивавшегося асфальта, сквозь который пробивались зеленые листья подорожника и ярко-желтые цветы одуванчиков, так сильно отличающиеся свежестью и бодростью от бледных и немощных своих собратьев, прозябающих в нескольких метрах в стороне от трубы. Стало припекать солнце. Очень хотелось есть и еще больше ― пить. Вдобавок ко всему, тучи изголодавшихся комаров облепили меня и начали безжалостно раздирать на части мое и так еле живое тело. Я знал, что дикие комары питаются человеческой кровью, но я и представить себе не мог, какие мученья это может доставлять. В голове пронеслась мысль: «А если они выпьют всю мою кровь?». Постепенно надежда, вселившаяся в душу при виде трубы, уступила крайней степени отчаяния, и только сила инерции и нежелание по-идиотски умирать на отхожей планете гнали меня вперед.

***

Трудно сказать, сколько времени я шел. Я то поднимался в гору, то катился с нее и после длинного затяжного подъема с вершины высокого холма увидел переливающееся зелено-бурым оттенком море и висящую над горизонтом желтую дымку. Налетевший ветер обдал меня тяжелым смрадным духом гниения. Меня затошнило, но куда было деваться от этого запаха на планете, которую мы превратили в гигантскую помойку? Поскальзываясь на кусках липкой грязи, густо замешанной на все той же пахнущей черемухой жидкости, и испачкавшись с головы до ног, я спустился вниз и разглядел, что труба обрывается в море. «Нить Ариадны», на которую я возлагал такие надежды, оказалась обыкновенной канализационной трубой. Тягучая жидкость водопадом обрушивалась на землю и подобно селевому потоку медленно сползала в воду. В обе стороны от трубы буйствовали джунгли ольхи и черемухи, пышным цветом росли двухметровые ромашки, саранки и какие-то еще неизвестные мне цветы вызывающего фиолетового цвета. Плотный ковер из огромных листьев подорожника, бадана и кашкары почти полностью скрывал мусор, но зато повсюду виднелись погадки какого-то крупного зверя. В зарослях чирикали невидимые мне птицы, а под ногами буквально кишели мелкие грызуны.

На участке моря, в месте сброса отходов, жизнь кипела не менее бурно. Мутная вода, покрытая разноцветной пленкой водорослей, подернулась рябью от рыб, то и дело выпрыгивающих на поверхность. Над водой носились грязные и жирные чайки, и несколько раз показывалась черная лоснящаяся спина какого-то довольно крупного морского животного. Из глубины вынырнула белая змея, размером и формой напоминающая анаконду, но, в отличие от последней, тело этого чудовища состояло из отдельных сегментов, а на голове я не увидел никаких органов зрения. Гигантский дождевой червяк лениво ударил хвостом по воде, послав во все стороны облако брызг, и превратился в бревно у самой точки сброса отходов. Островком спокойствия среди этой булькающей, кричащей и плавающей жизни было бурое пятно водорослей, площадью в несколько квадратных метров. Однако это спокойствие оказалось обманчивым. Стоило одной из чаек сесть в центре этого пятна, как бесформенная масса вдруг превратилась в очень упругое на вид единое целое и со свистом всосала в себя неосторожную птицу. Через мгновение, как ни в чем не бывало, на волне невинно покачивались бурое пятно водорослей и выжатые как лимон останки чайки толщиной с листок бумаги.

Несмотря на  невыносимую жару, меня пробило холодным потом. Как было хорошо и удобно не знать, куда деваются отходы нашей цивилизации и что с ними потом происходит. Было очевидно, что органика канализационных стоков явилась причиной этой бурной жизни среди мусорной пустыни, а химические вещества, в них содержащиеся, необъяснимым образом подстегнули биологическую эволюцию и породили новые, никому доселе неведомые формы жизни. Глядя на расстелившиеся вокруг меня гигантские ромашки, вдруг из подвалов моего подсознания ясно и отчетливо всплыл урок ботаники о древних растениях-хищниках, питающихся насекомыми. Я с беспокойством посмотрел вокруг, и, не имея желания выяснить, чем или кем питаются окружающая меня растительность, поспешил поскорее выбраться наверх, на унылую и голую, но зато не готовящую мне никаких неприятных сюрпризов почву.

Пройдя несколько сот метров по берегу, я наткнулся на серый бетонный куб. Из его недр выползала лента мусоропровода и сваливала мусор на склон, круто спускающийся к морю. Внизу поступающие отходы встречала группа из четырех или пяти бурых медведей. Вряд ли этих медведей можно было назвать бурыми ― один из них явно был альбинос, а шерсть других имела серо-буро-малиновый оттенок. Сначала мне показалось, что рядом с медведицей стоят два медвежонка, но когда мамаша повернулась в профиль, я разглядел, что медвежонок был один, но с двумя головами, и обе головы, соперничая друг с другом, одновременно тянулись к материнской титьке.

Медведи по очереди вытаскивали из прибывающего мусора пищевые отходы и, огрызаясь на завистливых соседей, отходили в сторону, пожирали в безопасности свою добычу, затем возвращались, чтобы опять занять место в очереди. Один из медведей выловил жестяную банку каких-то консервов и попытался лапой выдавить содержимое. Банка не поддавалась. Тогда он забрался на валун и столкнул на нее камень. От удара банка лопнула, и из нее стала вытекать густая белая жидкость на радость находчивому зверю. Как только медведь опустошил банку и потерял к ней всякий интерес, у ее остатков мгновенно оказалось существо, похожее то ли на суслика, то ли на белку, и принялось выковыривать частицы пищи, которые остались от трапезы медведя. Медведи совершенно не обращали внимания на нахального зверька. Очевидно, среди зверей существовало своеобразное мусорное перемирие.

Я обследовал снаружи бетонное сооружение, но не нашел никакой двери, а в отверстие, из которого выходила лента мусоропровода, не смог бы втиснуться и ребенок, не говоря уж о мужчине моей комплекции. Должно быть, в этом сооружении находилось устройство нуль-перехода, транспортирующее мусор только в одном направлении. Процесс, надо полагать, был полностью автоматический, хотя, наверное, все же требовал периодического обслуживания. Но кто мог сказать, когда здесь появятся мусорщики: завтра или через год?

Дымка, висящая над водой, на краткий миг рассеялась, и мне открылся противоположный берег, окруженный лысыми сопками. Море оказалось вовсе не морем, а большим продолговатым озером. На правом берегу я разглядел две большие трубы, из которых, к моему удивлению, шел дым. До труб по берегу, как мне показалось, было километров двадцать, ну, может, тридцать. Если там что-то дымит, значит, там что-то работает, если что-то работает, значит, там должны быть люди, а если там есть люди, то они мне помогут, логически рассудил я. Дымящиеся трубы дали мне очередную надежду на спасение. Мне очень не хотелось возвращаться назад вдоль канализационной трубы. Неизвестно, сколько времени придется идти, и совсем не исключено, что канализационная труба, как и мусоропровод, уткнется в не имеющее внешнего входа сооружение. Приняв решение, я отправился в путь.

***

На пути мне несколько раз встречались остатки каменных строений с пустыми глазницами окон, задернутых занавесками из паутины. Некоторые из них были без крыш, до самого верха засыпанные мусором. Во множестве торчали непонятного назначения полуразрушенные кирпичные сооружения, увенчанные длинным направленным в небо перстом. Я был поражен: на этой планете когда-то жили люди! Я стал мучительно вспоминать, что мне известно об отхожей планете. Когда на ней устроили свалку, и что здесь было раньше? Куда делись живущие здесь люди? Мне казалось, что я когда-то знал ответ, но почему-то его забыл, и он сейчас прячется где-то в глубинах моего подсознания. В данный момент здесь царствовали мыши и большие величиной с кошку крысы, которые не обращали на меня никакого внимания.

Я пересек пересохшее русло некогда вытекающей из озера широкой реки. На самой его середине торчал огромный камень. На нем можно было еще разобрать надпись, написанную большими белыми буквами «Здесь был Ваня». Камень огибал узенький мутный ручеек, который мне не составило труда перешагнуть. Вскоре я вышел на заброшенную железную дорогу с еще сохранившимися ржавыми рельсами. Дорога шла вдоль скалистого берега озера, иногда утыкаясь в проложенные сквозь скалы древние туннели. Через большинство туннелей еще можно было пройти, но некоторые из них обрушились, и мне приходилось, затыкая нос, идти по самой кромке озера. Внутри туннелей, облицованных крупными, старательно уложенными друг к другу камнями, было довольно прохладно, и путь через них приносил мне избавление от нестерпимой жары. Я сбился со счета, сколько раз мне приходилось перебираться через канализационные трубы и проходить мимо бетонных коробок, изрыгающих мусор. Порой горы мусора по высоте не уступали скалистым вершинам, окружавшим озеро. В таком случае мусоропровод на стальных опорах уходил далеко в озеро, и мусор сбрасывался прямо в воду. Часть его, судя по непрерывно тянущемуся вдоль берега мусорному барьеру, возвращалась на сушу во время шторма. Довольно часто дорогу пересекали русла высохших рек, и я грустно подумал, что раньше озеро наполняли реки с водой, теперь же реки с мусором. В одной из расщелин, между камней мне удалось найти сочившийся тонкой струйкой ручеек. Меня страшно мучила жажда, и я, наполнив желтоватой водой ладони, отважился напиться. Вкус воды был отвратительный. Явственно ощущался запах то ли ацетона, то ли какого-то другого растворителя. Но вряд ли здесь можно было найти воду лучшего качества.

Наконец я окончательно выбился из сил. Солнце уже клонилось к закату, но жара нисколько не спадала. Стало очевидно, что идти до дымящих впереди труб примерно в два раза дольше, чем я предполагал. Очень хотелось есть. У следующего мусоропровода тоже дежурили медведи. Позабыв про отвращение и поборов страх, я медленно приблизился к горе свежего мусора. Медведи не проявили радости при виде еще одного конкурента, но пиши, пригодной к употреблению, было предостаточно, к тому же моя отчаянная смелость и вид выставленного вперед острия лыжной палки, заставили их сменить гнев на милость, и они нехотя позволили мне занять место в очереди. Мне посчастливилось добыть связку перезревших бананов, палку копченой колбасы, чуть-чуть тронутой плесенью, и пару помятых банок пива с просроченным сроком годности.

По иронии судьбы я ночевал в почти развалившейся бревенчатой избушке, внешне очень напоминающей оставленный мною коттедж на берегу Байкала. Правда, в окнах не было стекол, перекошенные двери не желали закрываться, а сквозь крышу можно было рассмотреть мутный зрачок луны. Спал я плохо и беспокойно. Под полусгнившим полом шуршали то ли мыши, то ли крысы. Мне снилось, что я сплю на помойке, люблю  на помойке свою жену и воспитываю детей на помойке. Было душно, и я весь изнемогал от несбывшегося ожидания ночной прохлады.

Утром, отстояв у мусорной кучи очередь и пополнив запас продуктов, я вновь пустился в путь. К середине дня низкая облачность совсем скрыла солнце и начал лениво накрапывать дождь. Сначала я не обратил на него особого внимания, но когда через некоторое время обнаженные участки моего тела покраснели и начали чесаться, я понял, что на этой планете даже дождевая вода таит опасность. В ней явно были растворены какие-то кислоты. Постепенно дождь усилился. Желтая пелена накрыла горизонт. За какие-то минуты высохшие русла рек превратились в бурные потоки коричнево-желтой воды, выворачивающие на своем пути огромные валуны. Я промок с головы до пят, и тело уже не чесалось, а горело медленным, сводящим с ума, огнем. Спотыкаясь, я побежал, и, к счастью, поблизости оказался очередной не тронутый временем туннель. Я скинул с себя мокрую одежду, и холодные влажные камни несколько смягчили мои страдания от нестерпимого зуда.

***

К концу третьего дня пути я достиг оконечности озера. Дымящиеся трубы были совсем близко. За время моего пребывания на отхожей планете я повидал достаточное количество человеческого хлама, но здесь была настоящая мусорная пустыня. Горы бумаги, картона, пластика, которые ворошил усиливающийся ветер, покрывали собой все обозримое пространство. Остатки кирпичного сооружения круглой формы и высотой в полтора – два метра привлекли мое внимание. Когда я подошел поближе, из окон строения вылетела целая стая ворон и принялась громко каркать над моей головой. Заглянув в узкое отверстие, я разглядел что-то напоминающее колодец, который уходил глубоко в темноту. Кто построил это сооружение и зачем, оставалось для меня в тот момент неведомым.

Вдруг из какой-то норы выбралась тщедушная, облезлая шавка и, немного помедлив, лениво тявкнула на меня. Ей с разных сторон охотно ответили, и мгновение позже я был окружен сворой одичавших псов разных пород, размеров и расцветок, которым, наверное, целую вечность не было на кого погавкать и вот, наконец, подвернулась приятная возможность излить свою душу. Дело приняло нешуточный оборот. Собаки, прижав уши и ощетинив шерсть, взяли меня в плотное кольцо, и, стоило мне повернуться к ним задом, сразу норовили укусить меня за пятки и икры ног. Я, как мог, отбивался от них лыжной палкой, но это мало помогало, а скорее больше распаляло: их атаки становились все чаще и агрессивней. Я сделал попытку прорвать окружение, несколько раз удачно ткнув заостренным концом своего оружия в ближайшую ко мне особенно наглую шавку. Но это не привело к желаемому результату. Шавка заскулила и стала зализывать раны, но ее место в строю сразу же занял другой облезлый пес. Чтобы обезопасить свой тыл, я отступил к кирпичной стене башни, надеясь, что собаки рано или поздно потеряют ко мне интерес. Но не тут то было. Прошло пять минут, затем десять, я уже начал уставать, но свора не прекращала нападение. Их уже не останавливали удары моей палки и медленно, но верно они стали все чаще пробивать мою защиту. В конце концов, одна из них, улучшив момент, ухватилась зубами за древко лыжной палки и вырвала ее из моих ослабевших рук. Стало абсолютно ясно, что развязка не за горами. В кроссовках уже хлюпала кровь, и я мысленно попрощался с женой и детьми. Вдруг что-то тренькнуло, и один из псов, пронзительно скуля, завертелся волчком на одном месте. В его боку торчала короткая стрела, до которой он безуспешно пытался дотянуться зубами. Опять тренькнуло ―  взвизгнул еще один пес. Вся свора мгновенно растворилась в воздухе.

Ко мне приближались двое мужчин и женщина, скорее даже девушка. Вид у них был странный и необычный. Одеты они были в штаны и куртки из грубого мохнатого материала, которые мешками топорщились на них. Длинные, спутанные волосы развевало ветром, а всклокоченные бороды мужчин, похоже, никогда не знали бритвы. В руках мужчины держали длинные палки с металлическими наконечниками, а девушка на ходу перезаряжала арбалет. Подойдя ближе, она склонилась над еще живым псом, и, выхватив из-за пояса нож, одним взмахом перерезала ему горло, затем вытащила стрелу. Мужчина, который, видимо, был у них за старшего, подошел ко мне, удерживая свое оружие наизготовку, хмуро окинул меня внимательным взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, и спросил:

― Ты, кто? Что делаешь здесь? ― и, помедлив, добавил: ― Ты Воин Радуги?

― Нет, ― успел ответить я, едва ворочая пересохшим языком и медленно сползая по кирпичной стене вниз. ― Я…. ― Перед глазами все поплыло, и я провалился в спасительную темноту.

***

Я очнулся, почувствовав вкус живительной влаги на своих губах. Надо мной склонилась девушка с раскосыми глазами. В руках у нее была берестяная кружка, которую она прижимала к моим губам.

― Пей, не бойся. Это хорошая вода, ― сказала она, по всему видать, обрадовавшись, что я пришел в себя.

― Дайте, еще, ― попросил я. Вода прошла по пересохшим трубам моего тела и вдохнула в него жизнь. Ничего вкуснее я не пробовал. Мне налили еще полкружки. Затем еще. Но в следующей порции воды было вежливо отказано.

Мы находились в широкой долине. С одной стороны шла длинная гряда горных вершин, а с другой долина упиралась в покрытые полумертвым лесом сопки. Я полулежал, привалившись спиной к горячему от солнца камню. Ноги до колен были аккуратно перевязаны серой, но чистой тканью. В стороне стояли несколько стреноженных, приземистых лошадей, к которым двое мужчин приторачивали груз.

― Странник, он пришел в себя, ― сказала девушка. Мужчины оторвались от своего занятия и медленно подошли ко мне.

― Ну, может быть, ты нам все-таки расскажешь, что ты делал в Слюдянке? ― опять спросил меня, сверля взглядом, пожилой мужчина. ― Ты Воин Радуги?

― Слюдянка… Какое знакомое слово, ― встрепенулся я. «Где я слышал его раньше?» ― Слюдянка ― это же курортный город на Земле, ― меня как будто пронзило электрическим током.

― Это был когда-то город, теперь его нет, ― нахмурил брови мой собеседник.

― Как нет? Я был там неделю назад. Там казино. Я проиграл кучу денег, ― недоверчиво пролепетал я.

― Парень, ты что-то путаешь! Я не знаю, где ты играл в рулетку, ― слегка начал раздражаться мужчина, ― но все, что осталось от нашей Слюдянки, ты видел своими глазами. Это остатки старой водонапорной башни, возле которой мы тебя нашли, а весь остальной город уже много лет лежит под многотонными грудами мусора, который технократы сваливают нам на голову со всей Вселенной. Понял? – добавил он, тяжело вздохнув.

- Может и Байкал здесь тоже есть? – глупо пролепетал я, озадачившись совпадением: Слюдянка на Земле и Слюдянка здесь.

Мужчины и девушка переглянулись между собой.

― Похоже, парень попал сюда прямо с КвазиЗемли, ― сказал мужчина, обращаясь к своим спутникам. ― Технократы давно уже забыли и не хотят вспоминать откуда они родом и во что они превратили свою Родину. Воины Радуги говорят, что они создали на КвазиЗемле точную копию прежнего Байкала и многих других так называемых участков природного наследия. Действительно, удивительное совпадение.

― Так этот гад ― технократ? ― вмешался в разговор второй мужчина. ― Надо было оставить его на корм собакам, ― сказал он, обжигая меня презрительным взглядом и сплевывая на землю. ― Еще воду на него тратить…

― Спокойно, Сол. Не суди, да не судим будешь! ― прервал его мужчина, которого девушка назвала Странником. ― Ну, ты расскажешь ты нам, наконец, как здесь очутился? – устало, как к маленькому непослушному ребенку, обратился он опять ко мне.

Я никак не мог взять в толк, о чем они говорят? Какая КвазиЗемля? Почему я вдруг оказался технократом? Но какое-то смутное ощущение вины за непонятно когда и кем совершенный проступок, тяжелой тенью легло мне на сердце и заставило опустить глаза. Я не знал, что я сделал не так и в чем заключается моя вина перед этими людьми, но усталая горечь в словах и глазах Странника не могла лгать. Она тревожила мою душу и пригибала ее к земле, как ветер гнет ветку в поле. Путаясь и запинаясь, я, как мог, рассказал свою историю. Меня слушали внимательно, почти не перебивая, только изредка Странник задавал уточняющие вопросы. Напрасно я боялся, что они будут смеяться, даже тени издевки не мелькнуло у них в глазах.

Потом Странник, отвечая на мои, еще не заданные вопросы вылил на меня холодный ушат правды. Ей нельзя было не поверить! Слишком много прорех в официальной истории человечества, которой как лапшу вешали нам на уши с детства, сразу же открылось мне. Где был мой ум, и где были мои глаза? Почему я, не глупый, в общем-то, человек, не догадался об этом раньше. Человечество, загадив свою родную планету, и переселившись на другую, очень хорошо постаралось, чтобы фальсифицировать историю. Оно позаботилось, чтобы воссоздать на новой, девственной планете точную копию Байкала, Ниагарского водопада, Большого Каньона; перенесло с место на место египетские пирамиды, римский Колизей и московский Кремль; восстановило из тлена Александрийскую Башню и Сады Семирамиды. Но спрашивается, кто и когда успел озеленить пустыню Сахара и растопить льды Арктики и Антарктики? Что такое случилось с периодом обращения Земли вокруг Солнца, так что дней в году стало на 47 больше, чем в 21 веке? Неужели наши предки научились летать в космос прежде, чем научились считать? Почему Есенин вместе с Джеком лаяли на тихую бесшумную погоду при одной луне, а теперь это можно делать сразу при двух?  

- Ну что теперь ты видел дело рук своих? – сказал в итоге Странник, разводя руками. - Вернее…, ну ты сам знаешь чего.

От собачьих укусов, от пережитых потрясений, а также, возможно, от не очень здоровой пищи и воды, которую мне пришлось есть и пить в последние дни, я чувствовал себя прескверно. У меня поднялась температура, тошнило, мучил понос. Поэтому я плохо помню наше последующее путешествие длиною в несколько дней. Мы то круто поднимались по узкой тропе высоко в горы, то спускались вниз. Меня, как мешок, привязали к седлу лошади, и все происходящее плыло передо мной в сплошном тумане. Все время рядом была Айткуль (так звали эту черноволосую девушку с раскосыми глазами). На стоянках она ухаживала за мной как нянька: давала пить снадобье, сваренное из трав, пела тягучие песни на непонятном мне языке, рассказывала сказки про Бурхана и многих духов, живущих в этих местах.

Наконец мы достигли конечной точки нашего путешествия - деревянных избушек, стоящих по обе стороны бурной горной реки и соединенных между собой мостом из бревен, проложенных прямо по выступающим из воды речным камням. Могучие сосны, кедры, лиственницы росли прямо среди построек. Это был совсем не тот полумертвый лес, который я видел возле жуткого озера, хотя и здесь встречались засохшие ветки и желтая, несмотря на лето, хвоя.

― Шумак! Слава тебе, Господи, дошли! ― сказал Странник, перекрестившись и поклонившись на три стороны.

― Шумак тебя быстро вылечит, Макс, ― шепнула мне Айткуль.

Навстречу нам высыпало около сотни людей, одетых, как и мои спутники, в выделанные звериные шкуры. Среди них были русоволосые мужчины и женщины, похожие на Странника и Сола, и раскосые, смуглые люди, похожие на Айткуль. Одни с удивлением, другие с подозрением, а большинство с нескрываемой враждой рассматривали меня.

С помощью Айткуль я доковылял до березки, прямо из-под корней которой бил источник. Айткуль кружкой зачерпнула воды и подала мне напиться. Вода казалась чуть солоноватой, отчетливо чувствовался запах сероводорода. Я подозрительно посмотрел на Айткуль, но та успокаивающе мне улыбнулась:

― Пей, не бойся. Это волшебная вода.

***

Поселок располагался в середине настоящего рая горячих и холодных целебных источников, бьющих здесь буквально из под каждого камня. Если источник в чем-либо помогал страждущему, то тот считал своим долгом, как-то отплатить за добро. В самом простом случае на дерево возле источника повязывался кусочек ткани, оторванный от одежды, в результате все березки поблизости были украшены как новогодние елки. Особым почтением пользовались источники под названием «Мужское упрямство» и «Женские капризы». Первый источник был во множестве украшен фаллосами, изготовленными из дерева, камня или кости. Особенно забавной была фигурка человека с торчащим между ног нехитрым устройством, передняя часть которого была вырезана в виде фаллоса, а задняя в виде ложки. Падающая струйкой из источника вода заполняла ложку, та, под ее тяжестью медленно  опускалась вниз, одновременно поднимая вверх фаллос. Наполнившись до краев, ложка опрокидывалась, вода выливалась, и фаллос опускался, чтобы мгновением позже подняться вновь. «Женские капризы» был любовно уставлен деревянными куклами младенцев, самых разнообразных форм и размеров.

Может быть целебные источники Шумака, может быть относительно чистый воздух и здоровая пища, но я очень скоро пришел в себя. У меня появилась возможность осмотреться по сторонам. Люди, живущие здесь, называли себя Семейскими и жили тихой размеренной жизнью отшельников, охотились на еще сохранившихся здесь диких зверей, а также на одичавших собак, порой сбивающихся в многочисленные стаи и, как саранча, перекатывающихся с места на место. На крутых склонах выращивали довольно скудный урожай картофеля, капусты, моркови и других овощей. Собирали грибы, ягоды, папоротник, орехи и другие дары леса. Поселок не был совершенно изолирован. Время от времени появлялись гонцы из других поселений и приносили свежие вести. Наверное, у Странника, который, как оказалось, был кем-то наподобие предводителя этого народа, было какое-то средство связи: это можно было предполагать из-за наличия параболической антенны, торчащей на крыше его избушки. Хотя я никогда не видел, чтобы он им пользовался.

Поразительно, но в то же время в обществе существовал строгий запрет на использование многих технических устройств. Например, за применение огнестрельного оружия на охоте или химических удобрений при выращивании овощей могли запросто изгнать из поселка. Тем не менее, сообществу требовался металл, ткани, пластик, стекло и прочие другие мелкие, но необходимые атрибуты человеческого быта, которые можно было вдоволь найти на мусорной свалке. Одна из экспедиций, направленная за подобным добром в Слюдянку, и подобрала меня.

В поселке было что-то наподобие школы, но чему там учили детей, мне так и не довелось узнать. Мягко говоря, отношение Семейских ко мне было настороженным. Мне не отказывали в пище и крове, однако никто не хотел жить со мной в одной избушке, есть со мной из одного котелка, сидеть со мной за одним столом; со мной избегали разговаривать и отгоняли излишне любопытную ребятню, смотревшую на меня как на заморскую диковинку. Я чувствовал себя прокаженным, меченным печатью проклятья. Исключением из общего правила были только Странник и Айткуль. Не знаю, по своей ли инициативе или по распоряжению Странника, но Айткуль продолжала заботиться обо мне как о малом ребенке: часто приходила в выделенный для меня сарай, готовила мне пищу, рассказывала об образе жизни и быте Семейских. За это время я крепко подружился с этой милой девушкой, не умеющей притворяться и лгать. Мне было приятно наблюдать, как она хлопочет у плиты или, вытянув вперед губы, раздувает огонь в печке. Порой ее слова и поступки ставили меня в тупик. Иногда она, ожидая, когда закипит вода в котелке, начинала, нисколько меня не стесняясь, вычесывать блох из своих длинных и густых черных волос. Я чувствовал себя очень неудобно, когда она, как ни в чем не бывало,  принималась делиться со мной своими неприятными ощущениями во время последних месячных. Сначала меня подмывало рассказать ей в отместку про свой давно забытый на этой планете геморрой или начать расчесывать свои подмышки, но постепенно я привык и даже стал находить свое очарование в ее искренности и непосредственности.  Разговоры с ней позволили мне многое понять и совсем по-другому взглянуть на нашу цивилизацию. Конечно, много из того, что она рассказывала, я знал и раньше, но в беседах с ней мне открылась другая сторона медали, которую я прежде не видел, а может быть и не хотел видеть, проживая на сытой и благополучной КвазиЗемле.

«Несколько сотен лет назад, ― говорила Айткуль, гуляя вместе со мной по лесу, ― были обнаружены десятки планет, пригодных для существования человека. Вслед за этим изобрели способ внепространственного перемещения или нуль-перехода, как называешь его ты. Это позволило быстро заселить вновь открытые пространства космоса. К тому времени родная для человечества планета Земля была настолько загрязнена отходами человеческой деятельности, что жить на ней стало небезопасно. Мудрые головы Мирового Совета подсчитали и решили, что нецелесообразно тратить огромные средства на экологическую чистку Земли, дешевле создать ее имитацию на только что открытой планете, так похожей на Землю, и переселить туда все население Земли. Но не все согласились покинуть свою Родину. Семейские остались, ― она гордо посмотрела на меня. ― Здесь могилы наших предков, здесь живут наши боги, многие из нас считают себя частью природы и хотят жить в гармонии с ней. Мои предки ушли в горы. Тогда здесь было довольно чисто. Можно жить и сейчас, хотя видишь, и здесь тоже начинают гибнуть деревья, ― показала она на засохшую вершину кедра. ― Среди нас много верующих в Бога, ― продолжала Айткуль. ― Я тоже верю, что Бог есть. Мне все равно, кто он, Иисус Христос, Аллах или Будда. Но кто бы он ни был, ему не должно нравиться такое издевательство над природой. Ведь леса, реки, моря, горы и сам человек есть Его творенья».

С детским любопытством расспрашивала Айткуль о мире, из которого я пришел. Ей было интересно все: моя семья, работа, друзья, развлечения. Она завистливо вздохнула, когда услышала, что на моей планете вода везде настолько чистая, что ее можно спокойно пить из любой речки или ручейка. Она долго не могла понять, что значит купаться. Естественно, в горной реке, возле которой она живет, вода относительно чистая, но в нее трудно окунуться, не говоря о том, чтобы в ней поплавать ― течение слишком быстрое, вода холодная, а дно мелкое. В Байкале, каким он стал сейчас, купаться будет только самоубийца. Ее очень заинтересовал рассказ о медведях, дельфинах и нерпах, которые охраняют, служат и заботятся о людях. Но, узнав, что этих животных специально выводят генетики, искусственно удаляя гены агрессивности  вставляя гены покорности человеку, она резко встала, крепко прижала к себе белку, мгновение назад прыгнувшую ей на плечо, и ушла прочь, не сказав ни слова.

Я не видел Айткуль целый день. Утром я не нашел ее в поселке и отправился искать в лес. Проходив около часа, я вышел к месту, где река, зажатая в узком ущелье, резко обрывается и падает вниз с высоты пятнадцати-двадцати метров, поднимая целое облако брызг. Здесь водопад выбил в скале достаточно глубокую и широкую чашу. Именно здесь я и нашел Айткуль. Она плескалась в этой каменной чаше, подвергая свою жизнь огромной опасности, борясь с сильным течением и ежесекундно рискуя оказаться под многотонной тяжестью падающей воды. Я затаил дыхание. Купание в таких условиях требовало небывалого напряжения сил и внимания. Мое неосторожное вмешательство могло привести к трагической развязке. Я смог перевести дух только тогда, когда Айткуль выбралась из воды. В этот момент первые лучи утреннего солнца проникли в ущелье и окрасили в теплое золото ее смоляные волосы и заиграли разноцветными бликами на каплях воды, покрывающих прекрасное обнаженное тело молодой дикарки, которое не знало ни пластических операций, ни вмешательства генных инженеров.

Айткуль увидела меня и, не стесняясь своей наготы, подбежала ко мне:

― Макс, теперь я знаю, что такое купаться, ― сказала она. ― Это здорово!

***

Меня никто не торопил, но, прожив в поселке несколько дней, я стал задумываться о том, что мне делать дальше. Я не мог больше бездельничать и есть пищу, которая доставалась Семейским очень нелегко. Надо было что-то делать. Я чувствовал свою ненужность здесь и смутную потребность попытаться как-то изменить существующий мир. Это неправильно сыпать мусор на головы другим людям. Это неправильно отравлять планету, которая тебя родила. Мне казалось, что стоит открыть правду жителям КвазиЗемли, как все изменится к лучшему: Мировой совет примет необходимые меры, ученные разработают безопасные способы утилизации отходов, человечество перестанет медленно убивать эту землю, а с моей души наконец спадет тяжелый груз вины. С этими мыслями я и пришел в стоящую на отшибе избушку Странника. Странник сидел за почерневшим от времени массивным столом, сделанным из толстых плах. При свете солнца, заглядывающего в маленькое оконце, он что-то писал на серой оберточной бумаге, добытой, вероятно, во время последней экспедиции в Слюдянку. Тусклый свет лампады в углу освещал доски с изображением бесстрастных человеческих лиц с нимбами над головой. Вся дальняя стена была уставлена полками с древними, еще бумажными книгами, на корешке одной из них я разобрал надпись «Большая советская энциклопедия. Том 10».  

― Ну что ж, садись, ― встретил он меня с непроницаемым выражением лица, махнув рукой в сторону табуретки. ― С чем пожаловал?

― Странник, я не могу больше жить здесь и ничего не делать. Я здесь чужой.

― Согласен. Что предлагаешь?

― Помоги мне вернуться домой. Там люди ничего не знают о том, что здесь происходит, и куда попадают все их отбросы. Они ничего не знают о Семейских. Если я вернусь, то смогу все объяснить. Человечество найдет другой способ утилизации своих отходов, и этот мир престанет тонуть в клоаке.

― Я сомневаюсь в этом, - тяжело вздохнул мой собеседник и, задрав в вверх спутанную бороду, стал расчесывать подбородок. - Если смысл метать бисер перед свиньями, сын мой? Однако, - тут Странник положил свою тяжелую, изрезанную синими венами руку, на ветхую толстую книгу с едва различимым крестом на обложке, - в этой великой книге сказано: «Стучите, и вам откроют». Когда-то Иисусу Христу удалось достучаться до душ людей, помочь им прозреть и осознать свои прегрешения.  Правда, этого хватило очень ненадолго. Технократы затворили свои глаза и уши. Они погрязли в распутстве. Смысл их цивилизации ограничился изобретением новых потребностей и удовлетворением старых. Помни, чем окончился путь Спасителя в этом мире! Не исключено, что это же ждет и тебя. Сегодняшние служители религии, прикрываясь именем Его и осеняя себя крестом, ведут себя подобно фарисеям. Будь готов, что они будут чернить и преследовать тебя. В каждом человеческом сердце живет частица Дьявола, очень часто он овладевает людьми, и те принимаются побивать камнями, рубить головы, сжигать заживо и распинать на кресте тех, кто хочет даровать им спасение. – Немного помедлив, Странник продолжил. – Я не знаю, как помочь тебе отправиться домой. Знаю, что у Воинов Радуги есть связь с КвазиЗемлей. Может быть у них даже есть кабина нуль-перехода.      

― Кто такие Воины Радуги? - встрепенулся я, услышав знакомые слова.

― Наш образ жизни, как ты, наверное, уже понял, сын мой, не приемлет противление злу насилием, ― сказал Странник. - Мы живем в мире с природой и берем от нее только то, что нужно нам для жизни. Мы не мешаем другим людям жить так, как они хотят, хотя те порою совершают ужасные вещи. Они глупцы и невежды. Их беспечность их же и погубит. Мы спокойно живем, слушая Бога, и не страшимся зла. Воины Радуги поступают по-другому. Они считают, что только сила может предотвратить окончательную гибель планеты, поэтому они разрушают мусоропроводы и канализационные трубы, отравляющие Байкал; взрывают заводы, загрязняющие воздух. Мы не вмешиваемся в их дела. Пускай каждый идет своей дорогой. Бог всех рассудит. Если ты желаешь, мы укажем тебе дорогу к базе Воинов Радуги.

***

Через два дня все селение высыпало провожать меня. Мне дали лошадь, необходимый запас пищи и воды и даже арбалет, которым я, к сожалению, так и не научился пользоваться. Хорошо, что показать дорогу к базе Воинов Радуги вызвалась Айткуль.

― Сын мой! Пусть мудрость природы войдет в сердце твое, и знание будет приятно душе твоей. Тогда рассудительность и разум спасет тебя от путей неправедных, оскверняющих Бога и деянья его. Да пребудет с тобой милость Господа нашего и пусть дух Шумака укажет тебе путь! Да будет благо! ― на прощание благословил меня Странник.

Мы потратили полдня, чтобы по тропе, которая то прижималась к берегу горной реки, то серпантином изгибалась вверх, взобраться на перевал, отделяющий Шумак от всего остального мира. На перевале, гордо устремив в небо свои вершины, нам предстала во всей своей красе горная страна Саяны, которая как стена встала на пути воздушных потоков, несущих смрад и гибель для всего живого, и сохранила в относительной неприкосновенности Шумак. Здесь на высоте почти три тысячи метров над уровнем моря было хорошо видно как с одной стороны горной гряды воздух чист и прозрачен, а с другой - висит, так надоевшая мне желто-зеленая хмарь. Внизу, под этим желтым одеялом, лежала Тункинская долина, которая с одной стороны была ограничена Саянскими горам, а с другой упиралась в отроги хребта Хамар-Дабана. Именно по этой долине лежал наш путь в сторону Байкала, туда, где находилась база Воинов Радуги.  

После несколько дней пути, без особых происшествий мы достигли берега Байкала. Впереди опять замаячили дымящиеся трубы, к которым я так стремился в первые дни своего пребывания на Земле. Только теперь я знал, что это завод работает в полностью автоматическом режиме и не требует присутствия человека. Его еще в незапамятные времена построили на Байкале, неоднократно собирались закрыть, но в действительности не раз модернизировали, перепрофилировали и он до сих пор продолжает выпускать какую-то продукцию, сбрасывая в Байкал токсичные стоки и распространяя на много километров кисло-сладкий запах воздушных выбросов. Здесь, конечно, уже давно не осталось сырья для подобных заводов. Сырье добывают на вновь открытых планетах, но там его не перерабатывают, поскольку с открытием нуль-транспорта оказалось дешевле транспортировать сырье на уже имеющиеся заводы на Земле.

Мы пересекали песчано-каменистую пустыню. Здесь также извергали мусор мусоропроводы, сбрасывали нечистоты канализационные трубы, но возле них не было ни бурых медведей, ни чаек, ни растений, ни каких-либо представителей той странной и необычной жизни, которая кипела возле подобных сооружений в других местах Байкала. Буро-зеленые волны лениво накатывались на берег, оставляя после себя на прибрежных камнях желтую пену, которая съеживалась под лучами солнца и превращалась в коросту, окрашивающий в желтый цвет все обозримое пространство. Смрадное дыхание Байкала придавливало к земле, навевая уныние и тоску. Вдоль берега среди выброшенного штормом мусора лежали останки достаточно крупных животных. Айткуль объяснила мне, что это скелеты нерп. Завод убил все живое в радиусе нескольких десятков километров вокруг, и мы старались как можно скорее выйти из мертвой зоны.

Не доходя до дымящихся труб, мы повернули в сторону от озера. Где-то там, у подножья  сопок Хамар-Дабана и находилась база Воинов Радуги. Где точно, Айткуль не имела понятия. Каким-то образом Воины Радуги знали о приближении Семейских и всегда встречали их в условленном месте. Отношения между ними были редкими и нерегулярными. Семейским иногда требовалась профессиональная медицинская помощь и медикаменты, Воины Радуги порой ощущали недостаток продуктов питания. Те и другие никогда не пытались вмешиваться в дела друг друга. Как здесь оказались Воины Радуги, Айткуль не знала. Сколько она помнила себя, Воины Радуги здесь были всегда и всегда вели отчаянную, почти безнадежную борьбу за то, что когда носило гордое имя планета Земля. По едва заметной тропе мы к вечеру подошли к излучине пересохшей реки. Здесь нас и встретили трое мужчин в синих, давно не стираных комбинезонах. Рядом стоял обшарпанный гравитолет.

― Воины Радуги приветствуют вас! ― вперед вышел один из мужчин и поднял вверх правую руку с обращенной к нам открытой ладонью. - Да пребудет с вами сила! – мужчина был в явном замешательстве, определенно не зная как вести себя со мной. Хотя на мне была грубо выделанная куртка из собачьего меха, а лицо мое успело покрыться густой щетиной, я мало походил на Семейского.  

― Айткуль из поселка Семейских приветствует Воинов Радуги! Пусть будет мир в вашем доме! ― ответила Айткуль и тоже вскинула правую руку.

Я прекрасно помнил свою первую встречу с Семейскими и агрессивное поведение Сола по отношению ко мне. Поэтому совсем не спешил объяснять этим людям, как я появился на этой планете. В отличие от Сола у этих людей на боку висели кобуры с лучеметами, и, судя по всему, они использовали их не как украшение.

― Макс приветствует Воинов Радуги! ― сказал я, и, чтобы не выглядеть совсем болваном, тоже поднял в вверх руку.

Воины Радуги с подозрением рассматривали на меня.  Я чувствовал всей кожей, что любое мое неосторожное движение может привести к появлению лишних дырок в моем теле. Напряженность ситуации разрядила Айткуль, которая быстро и доходчиво объяснила, как я сюда попал, что я совсем не серый волк, а скорее заблудшая овца, которая ищет дорогу домой. Встретившие нас люди переглянулись, немного посовещались между собой и объявили, что мне следует лететь с ними на их базу. Я не возражал, это было, как раз то, что мне надо.

Я собрался, было попрощаться с Айткуль, считая, что ее миссия выполнена, и ей пора возвращаться домой. Но не тут то было. Она ни в какую не захотела оставлять меня одного с Воинами Радуги. Те не возражали, и Айткуль, быстро стреножив лошадей, не без страха шагнула в кабину железной птицы. Извинившись за отнюдь не лишнюю предосторожность (о чем я понял гораздо позже), Воины Радуги завязали нам глаза. После короткого полета в полной темноте на дребезжащей машине давно выработавшей свой ресурс, мы шли по каким-то переходам, спускались вниз и, наконец, нам развязали глаза в довольно убогой, почти без мебели, каменной комнате, тускло освещенной электрическими лампами, где запах сырости и затхлости затейливо переплетался с запахом табака и алкоголя.

― Здравствуйте, меня звать Роман. Я руководитель Байкальского фронта, ― из-за стола встал высокий, давно не бритый мужчина с воспаленными глазами. ― Рад, тебя видеть Айткуль, ― сказал он, подавая руку моей спутнице. ― Как дела на Шумаке? Как здоровье Топа?

― Бог хранит нас, ― коротко ответила Айткуль.

― Кажется, тебя зовут Макс? Расскажи, кто ты и как здесь очутился? ―  спросил Роман, с интересом рассматривая меня. ― Мне еще не приходилось видеть технократа на Земле, одного, без оружия, да еще в компании с Семейскими.

Я кратко рассказал историю своего появления на Земле.

― Теперь понятно, почему столько роботов-шпионов шныряют в районе Листвянки, ― присвистнул Роман. ― Тебя давно ищут, Макс. Если бы ты не шлялся по Земле, а оставался возле коллектора, давно бы уже жарил свои косточки на КвазиБайкале и гадил бы на нас в прямом и переносном смысле, ― криво усмехнулся он.

― Роман, я не знал, что происходит.

― А если бы знал? Что перестал бы ходить в туалет?.. Короче. У нас на Земле нет кабины внепространственного перемещения. Это очень опасно. Здесь идет война. Пространственные координаты выхода в нуль-пространство очень легко определить. Если технократы засекут нас, то пошлют роботов-убийц и нам крышка.

― Разве это возможно? В человеческом обществе давно уже отменена смертная казнь! ― не выдержал я.

― Да, конечно, ― тяжело вздохнул Роман. ― Но существует закон о террористах, принятый давным-давно. Согласно этому закону любые действия, представляющие угрозу для жизни людей, сохранности сооружений, безопасности транспорта классифицируется как терроризм. А террористов разрешено убивать без суда и следствия. Акции, которые мы проводим, формально попадают под этот закон. Будь прокляты эти проституированные политики! Любой закон вывернут наизнанку, если потребуется, ― мой собеседник смачно выругался.

― Разве вы убиваете людей? ― ужаснулся я, отпрянув назад.

― Пока нет. Не так часто на Земле можно встретить живого технократа, ― усмехнулся Роман. ― Мы сражаемся с их роботами, взрываем заводы и мусоропроводы.

― Но вам не выиграть эту войну! Рано или поздно вас выкурят отсюда. Загадят Землю так, что здесь станет нечем дышать.

Роман дернулся, как от удара. Злые искорки загорелись в его глазах, но мгновением позже он подавил свой гнев и ровным голосом ответил:

― К сожалению, ты прав, Макс. Мы постепенно проигрываем эту войну. Но не советую тебе повторять эти слова. Не все из нас достаточно сильны, чтобы воспринимать правду. Очень трудно видеть смерть своих товарищей и не иметь возможности отомстить. Есть среди нас сторонники крайних мер. Они считают, что пора  перенести боевые действия на КвазиЗемлю. Но я для себя решил, если суждено моей Родине умереть, я умру вместе с ней, защищая ее.

― Значит, у вас все-таки есть связь с КвазиЗемлей? ―  вернулся я к теме, с которой у нас начался разговор с Романом.

― Да, есть, ― нехотя признался Роман. ― У нас есть друзья на одной из ближайших к Земле планет. Иногда они прилетают к нам на планетолете. Через них мы осуществляем сообщение с нашими сторонниками на КвазиЗемле. Но следующий планетолет прилетит не скоро, и у меня нет желания выдавать тебе некоторые наши секреты, ― Роман устало потер пальцами виски. ― Впрочем, есть один простой выход, ― продолжил он. ― Мы можем проводить тебя в область патрулирования роботов-шпионов, они тебя обнаружат, опознают, вышлют спасательную группу, и дело в шляпе.

Роман вышел в соседнюю комнату, а нас угостили ужином из консервированных овощей и мяса. Еда была весьма скромной, но мне после двух недель пребывания у Семейских с их незатейливой кулинарией она показалась изысканной. Тем временем, в соседней комнате разгоралось какое-то бурное обсуждение. До нас доносились невнятный шум, громкий спор, крики, а порой даже угрозы. Айткуль как мышка юркнула туда, несколькими минутами позже вернулась, красная как рак, схватила свой арбалет, зарядила его и с решительным видом уселась рядом со мной, уставив свое оружие на входную дверь

― Тебя хотят взять в заложники, ― мрачно сказала она, отвечая на мой немой вопрос.

― Что значит «в заложники», ― не понял я.

― Герман и некоторые другие хотят пригрозить Мировому Совету, что убьют тебя, если он не остановит свои заводы и не прекратит загрязнять Землю отходами.

Конечно, я испугался. Но подобное развитие событий потрясло Айткуль гораздо больше, чем меня, и мне пришлось ее успокаивать:

― Айткуль, тебя тоже могут убить. Опусти арбалет. Не в обычаях Семейских отбирать жизнь у человека, ― пытался уговорить ее я.

― Макс, ты мой друг, а Семейские не оставляют своих друзей в беде, ― отрезала она.

Спустя несколько минут тревожного ожидания и препирательств с Айткуль в комнату вошел Роман и, хмуро взглянув на направленное на него жало стрелы, сказал:

― Не скрою, у нас были некоторые разногласия о том, как поступить с тобой, Макс, но сейчас все утряслось, ― Айткуль, облегченно вздохнув, разрядила свой арбалет. ― Отдыхайте. Отправляемся завтра на рассвете.

***

Утром Роман и трое других Воинов Радуги, не забыв завязать мне глаза, отправились провожать меня на гравитолете. Несмотря на уговоры, Айткуль полетела вместе с нами. Через некоторое время после взлета Роман снял повязку с моих глаз. Мы летели над совершенно мертвым лесом по направлению к тем же дымящимся трубам завода. Спокойный и безмятежный полет продолжался, однако не долго. Внезапно девушка, сидящая за штурвалом гравитолета, напряглась в кресле, неожиданно по-мужски грубо ругнулась, и резко объявила:

― Внимание, нас обнаружили! Стая птеродактилей на три часа!

На экране радара было видно, как пять или шесть красных точек приближались к нам. По команде Романа Воины Радуги прильнули к турелям лазерных пушек, а пилот, сделав крутой разворот, бросила машину в затяжное пике, пытаясь, прижавшись к земле, уйти от погони. Действительность растворилась в какофонии звуков и быстро сменяющих друг друга событий.

― Ладно, птички, посмотрим, кто из нас лучший летчик!

― База! База! Я Роман. Нас преследуют шесть птеродактилей. Прошу помощи!

Айткуль сжалась в комочек на краешке сиденья.

― Внимание, птеродактили выпустили коготки! Выполняю противоракетный маневр!

Гравитолет заплясал в сумасшедшем танце, бросаясь то вправо, то влево, то взмывая вертикально вверх так, что у меня все обрывалось в животе. Девушка за штурвалом оказалась мастером своего дела. Ее пальцы бегали по клавишам панели управления подобно пальцам пианистки на клавишах рояля во время исполнения особенно трудной пьесы. Вжих, вжих! «Пошли антиракеты», ― догадался я, и, спустя несколько секунд, машину основательно тряхнуло.

― Ха-ха! Мажете, консервные банки! Погодите, я устрою вам Армагеддон! ― кричала в упоении битвой пилот.

Дружно заплевались огнем лазерные пушки. Это летающие роботы-убийцы с загнутыми крыльями и впрямь напоминающие по форме птеродактилей оказались в пределах их досягаемости. Особенно яркая вспышка озарила гравитолет. Стрелок рядом со мной медленно сполз на пол, прижимая руки к лицу, через которые сочилась кровь.

― Командир, я ничего не вижу! ― отчаянно крикнул он.

― Макс! К турели! ― властно крикнул мне Роман, не отрываясь от лазерной пушки в верхнем колпаке кабины. Я не тронулся с места. ― К турели, черт возьми, если хочешь жить!

На мгновение я заглянул в полные ужаса и отчаяния глаза Айткуль. «Бог мой, во что я ее втянул!» ― успел подумать я, как какая-то сила почти против моей воли бросила меня к лазерной пушке. Гашетка сама нашла руку, и в тот же миг хищный клюв птеродактиля, нацеленный прямо мне в сердце, оказался в перекрестье прицела. «Шмяк, шмяк» ― послушно сказала пушка, выплюнув сгусток лучистой энергии, и объятая пламенем голова робота-убийцы развалилась на куски.

― Браво, Макс! Ты делаешь успехи, ― подбодрил меня Роман. Вскоре и ему удалось сделать яркий факел из другого птеродактиля. ― Один-один, ― он показал мне два больших пальца. ― Осталось всего четыре.

Однако на этом наши военные успехи кончились. Осколок взорвавшейся рядом ракеты пробил кабину и, как бритва, снес голову стрелка у левой турели. Фонтан крови, бьющейся из аорты, залил смотровое стекло. Гравитолет, густо дымя, по крутой траектории быстро спускался к земле. В последнюю секунду пилоту удалось несколько погасить скорость, выправив машину, и она тяжело плюхнулась на край заросшего бурой ряской озера.

― Макс, нам надо уходить, ― сказал мне Роман после того, как мы выбрались на берег озера. ― К сожалению, тебе не стоит возвращаться с нами на базу. Трудно сказать, что может придти в голову Герману, ― он многозначительно посмотрел на меня. ― Здесь скоро будут дикобразы, это пехота роботов-убийц. Оставайся поблизости и главное не делай резких движений. Вообще не шевелись. После того как все успокоится, дикобразы доставят тебя на КвазиЗемлю, ― он протянул руку, и мы обменялись рукопожатиями. ― Рад был познакомиться с тобой, Макс. Да пребудет с тобою сила!

― Прощай, Роман! Позаботься об Айткуль, ― успел сказать я. Было не время спорить. Птеродактили носились над головой, наугад пуская ракеты. Айткуль, не успевшая сказать мне ни слова, лишь только пронзившая меня долгим взглядом, и оставшиеся в живых Воины Радуги, помогая раненому, исчезли в чахлом лесу. Где ползком, где бегом я рванулся в противоположную сторону. Через некоторое время за спиной у меня раздался громкий взрыв. Одна из ракет птеродактилей, в конце концов, нашла наш многострадальный гравитолет.

Трудно сказать, сколько времени я провел в болоте, прячась за высохший пень. Вся одежда была мокрой, меня знобило на ветру, что дул из распадков Хамар-Дабана. Вдобавок ко всему болела спина, ушибленная при аварийной посадке. В голове роились впечатляющие образы только что пережитого короткого воздушного боя, которые потом не раз будут преследовать меня в кошмарных снах. Наконец я услышал странный хлюпающий звук. Вопреки предупреждению Романа я приподнял голову, чтобы увидеть, кто приближается ко мне. Это был неуклюжий, на первый взгляд, робот, передвигающийся на шести длинных щупальцах, с большой головой, вращающейся на гибкой тонкой шее, и с расходящимся от него веером антенн, что и придавало ему сходство с дикобразом. Робот тоже заметил меня. В одной из его конечностей оказался направленный на меня лучемет. Из недр утробы послышался скрежещущий голос: «За пребывание на запрещенной территории и действия, попадающие под закон о терроризме, Вы приговариваетесь…,  приговариваетесь…, приговариваетесь…». Стрела метко направленная прямо в центр блока питания не дала ему договорить. Робот дернулся и замер, как будто о чем-то задумавшись, затем щупальца его подломились, и корпус с хлюпаньем окунулся в болотную жижу.

Я оглянулся назад. Ну конечно. За болотной кочкой, перезаряжая свой арбалет, пригнулась Айткуль. Она опять спасла мне жизнь. Однако радость спасения была преждевременной. У робота включилось резервное питание, он слегка приподнялся и послал струю удушливо-сладковатого газа, который погрузил меня в долгий и тяжелый беспробудный сон.

***

Я пришел в себя на белоснежной постели, гладко выбритый и чистый. За окном румянилось утреннее голубое небо, и никакая желтая хмарь, к которой, впрочем, я успел уже привыкнуть не мешала первым лучам солнца осторожно и нежно заглядывать в комнату. Голова слегка кружилась, ломило в висках и чувствовалась сухость в горле. Рядом в кресле, уронив подбородок на грудь, дремала жена. Я потянулся и почувствовал, что мое тело опутано сетью датчиков и проводов. Очевидно, один из датчиков сработал, и на одном из приборов, стоявших у изголовья кровати, зажглась лампочка. В комнату неслышно впорхнула молоденькая медицинская сестра и, приветливо улыбнувшись мне, сказала:

― Ну, наконец, Вы проснулись, ― она поправила мне подушку и дала глотнуть чуть горьковатой жидкости. ― У Вас было отравление, сотрясение мозга и небольшая травма позвоночника, но теперь, как я вижу, Вам уже лучше. Если бы Вас во время не спасли бы роботы-охранники, дело могло оказаться намного хуже. Сейчас мы сделаем укольчик, ― сестра осторожно помогла мне повернуться на бок.

― Макс, милый! Как ты нас напугал! ― проснулась жена и, склонившись надо мной, поцеловала в щеку. ― Во время бури произошло электрическое замыкание, повреждение быстро восстановили, и если бы ты потерпел хоть час, то спокойно бы вернулся назад, ― сказала она, когда сестра вышла. ― Ну что тебя понесло в эту дыру? Мы с ума чуть не сошли! ― у нее задрожали губы, она заморгала, и в уголках глаз заблестели слезинки.

― В этой дыре живут люди, Лаура, ― едва ворочая языком, вымолвил я.

― Какие люди, Макс! У тебя, наверное, бред?

Я попытался сесть, но только оторвал голову от подушки, как тупая боль молотом ударила меня по темени, пронзила позвоночник и отозвалась в пятках. Подождав, когда боль отступит, я постарался, как можно подобнее рассказать о моих приключениях на Земле. Жена меня внимательно слушала, иногда удивленно вскидывая ресницы, и недоверчиво переспрашивала. Слезинки на глазах высохли, и выражение легкой обеспокоенности поселилось на ее лице.

― Милый, ну даже если это правда, неужели ты хочешь, чтобы мы перестали ходить в туалет, выбрасывать мусор? ― жена не выдержала и перебила меня, когда я сказал, что ужасно гадить на планету, на которой живут другие люди. ― Ну что теперь, строить заводы возле нашего дома? Этих упрямых людей никто там силком не держит, никто не запрещает жить здесь, где воду можно пить, воздух чист, а пищи вдоволь, ― она ласково, как маленького и неразумного ребенка, погладила меня по голове.

― Лаура, этих людей там убивают! ― попытался я пробить глухую стену ее железной логики.

― А что остается делать? Они сами виноваты. Они разрушают порядок, на котором основано наше общество, и общество просто вынуждено защищаться, ― с легкостью парировала она мой выпад.

― Лаура, а не кажется ли тебе, что порядок, о котором ты говоришь, может иметь изъян? Неужели тебя не ужасает, что настоящая Земля, прародина всего человечества, утопает под грудами мусора? Если ничего не изменится, то там скоро не останется ничего живого! А когда мы ее доверху заполним мусором, что тогда делать? Искать еще одну планету для размещения заводов и захоронения отходов? Может быть, устроим свалку там, где мы живем сейчас, а сами переберемся на другую планету? А потом еще на одну и так далее, до бесконечности? Разве можно вообще цивилизацию, которая оставляет после себя мертвые планеты, заваленные отходами, назвать цивилизацией?

― Макс, не надо преувеличивать, ― с явным неудовольствием сказала жена. ― Все не так страшно. Ты просто попал под плохое влияние. Я уверена, что места для мусора там еще много, а потом то, что случилось с этой планетой, наверное, не очень красивое, но неизбежное и закономерное следствие естественного процесса. Человечество, развиваясь, как бы переходит в новую стадию своего развития и, как ненужную личину, отбрасывает свою старую оболочку. Мне кажется, другого пути нет. Неужели ты хочешь, чтобы я и твои дети отказались от всего того, что мы имеем и вернулись на эту ужасную планету, где живут бандиты, взяли палки-копалки и пошли в лес собирать ягоды или садить картошку?

― Лаура, человек обладает огромными знаниями, он завоевал космос, в конце концов, изобрел нуль-переход. Неужели он не способен придумать разумный и безопасный способ утилизации своих отходов?  Ты ведь знаешь, что в космическом корабле, исследующем Дальний Космос там, где еще не установлены кабины нуль-перехода, люди проводят многие годы. В таком корабле процессы жизнедеятельности замкнуты, и все его продукты рециклируются. Разве это не тот путь, по которому должно пойти все развитие цивилизации?

― Да, наверное, когда-нибудь так и будут утилизироваться все человеческие отходы, ― уступила жена, но тут же перешла к контратаке. ― Если этого не происходит сейчас, значит, на то есть важные причины. Я думаю, что сейчас такой способ утилизации отходов просто очень дорог, экономически не выгоден, и может затормозить прогресс. Если бы нашему движению вперед не мешали бандиты, которых ты защищаешь, то эта проблема была бы решена намного быстрее.

Я хотел было сказать, что никого движения вперед нет, есть скорее движение по кругу, что  человеческий прогресс давно уже ограничился культивированием, удовлетворением старых и изобретением новых потребностей, но жена не дала мне вымолвить ни слова:

― Хватит, мне неприятно говорить о том, куда девается экскременты. Ты немного отдохнешь от пережитого и, я уверена, со мной согласишься, ― сказала она и без паузы продолжила. ― Ты знаешь, что вытворил наш сын?

С нашими детьми оказалось все как обычно. Сын и дочь вскоре посетили меня. Они жалостливо, как на тяжело больного, смотрели на меня, задавали ничего не значащие вопросы. Я же вспоминал одетых в грубые одежды детей из поселка Семейских, наравне со взрослыми добывающих свой нелегкий кусок хлеба, и думал о том безрадостном будущем, которое их ожидает. С горечью я понял, что что-то во мне сломалось, и мне не войти в прежнюю колею беззаботной повседневной жизни.

***

Врачи, медицинские сестры и прочий медперсонал, как, впрочем, и мои дети, предпочитали не касаться событий, приведших меня на больничную койку. Тем сильнее было мое изумление, когда следующим утром ко мне пришли двое мужчин в белых, безукоризненно выглаженных халатах и, не представившись, стали дотошно выспрашивать меня о том, что я видел на Земле, особенно интересуясь Воинами Радуги, расположением их базы и теми, кто им помогает. Когда один из них, проговорившись, назвал Воинов Радуги террористами, до меня дошло, что меня почтила своим вниманием Служба Безопасности. Я, без всякой задней мысли, вполне откровенно рассказал им все то немногое, что я знал об этих людях. Легкие опасения зародились у меня в голове, когда невысокий и плотный крепыш очень вежливо попросил показать на карте примерное расположение поселка Семейских. Я поинтересовался, зачем ему это надо? Тот стал пространно объяснять, какие законы нарушают Семейские, проживая на запрещенной территории и, участвуя в нападении на промышленный объекты. На этом основании их надо как можно скорее изолировать и перевоспитать. Я попытался втолковать крепышу, что это ошибка: философия Семейских исключает любые насильственные действия, они не участвуют в разрушении заводов, мусоропровов и канализационных труб и поэтому не могут представлять какой-либо опасности. Крепыш настойчиво пытался меня убедить в обратном и, в конце концов, сказал, что по их данным Семейские исповедуют запрещенный религиозный культ, включающий в себя ритуальное убийство маленьких детей. Мол, я, конечно, об этом мог и не знать, и поэтому, если мне не безразлична судьба невинных детей, я должен, не медля, пока не случилась беда, помочь обнаружить поселок. Я вспомнил Странника, Айткуль, любопытных детей, весь уклад жизни Семейских и откровенно рассмеялся ему в лицо, не утаив то, что я думаю о людях, сочиняющих такие небылицы. Вероятно, крепыш как раз и оказался одним из авторов, поскольку, явно обидевшись, перестал со мной разговаривать. Тут в дело вступил второй мой гость, высокий сухопарый человек в черных дымчатых очках. Он не был так вежлив, как крепыш и, минуя хождения вокруг и около, сразу приступил к делу:

― Если Семейские сейчас непосредственно не участвуют в террористических акциях, то нельзя исключать, что в будущем все они или некоторая их часть присоединится к террористам. Более того, есть основания полагать, что Семейские снабжают их продовольствием, а, следовательно, могут знать местоположение их базы. Поэтому твой долг как гражданина состоит в том, чтобы помочь нам, ― здесь он слегка наклонил голову, ― обнаружить их поселок.

― Что вы с ними будете делать? ― поинтересовался я.

― Детей отдадим в интернаты, а взрослые, после того как пройдут курс гипнолечения, будут заниматься общественно полезным трудом, ― нетерпеливо ответил мой собеседник.

― Да, но я слышал, что если человек не хочет подвергаться гипнолечению, то это может кончиться психическим расстройством.

― Макс, мне надоело с тобой препираться, ― сухопарый повысил голос. ― Пойми, если ты добровольно не укажешь поселок, то тоже получишь гипнодозу, и мы все равно узнаем все, ― нетерпеливо заявил он, ― правда, если не спятишь. Это, кстати, и случилось той с девчонкой, ну с той, с арбалетом, которая была рядом с тобой на болоте. Ну что, будешь говорить?

«Айткуль! Они поймали Айткуль!» Горячая волна злости накрыла меня. Как ужаленный, я вскочил с кровати, схватил за грудки не ожидающего нападения сухопарого и, как куклу, тряхнул его. Его черные очки съехали на подбородок, глаза закатились от страха, губы задрожали.

― Что вы с ней сделали, сволочи! ― заорал я не жалея легких.

Сухопарый силился что-то ответить, но изо рта исходил только невнятный мычащий хрип. Куда только подевался его надменный вид. Я бы вытряс из него душу, если бы не крепыш, который, зайдя с боку, чем-то крепко и весьма профессионально ударил меня по голове. В глазах потемнело, и я увидел быстро приближающийся пол.

― Подумаешь, королева! Эта девка у венеролога ни разу в жизни не была, а все туда же. Ну ладно, еще поговорим, рыцарь, ― услышал я сквозь туман дрожащий, почти плачущий голос сухопарого.

***

Была глубокая ночь, когда я пришел в себя. Я сел на кровать, едва не вскрикнув от боли: в районе правого уха набухла шишка величиной с куриное яйцо; спустил ноги с кровати и нащупал тапочки. Все было тихо. Никто не заметил мое пробуждение. Накинув халат, я осторожно, стараясь не шуметь, встал. Дверь в мою палату оказалось не запертой, и я медленно побрел по белому, блистающему чистотой коридору, пока не нашел то, что искал. Кабина нуль-перехода. Я набрал код и мгновением позже очутился в своем родном туалете. Тут ничего не изменилось. Решетка вентиляционного отверстия была на прежнем месте. Второй раз я вытащил ее гораздо быстрее.