— I —

И безмятежна, и тиха,

Над спящим миром ночь мерцала.

Одна бессонная блоха

По ляжке Наденьки блуждала.

По ляжке Наденьки скользя,

Она вдруг прыгнула с размаха

И очутилась ниже паха,

В том месте, что назвать нельзя...

Нельзя !.. Не правда-ль это дико?

И почему, желал бы знать,

За грех считается великий

Ту часть у женщин называть,

Где отвели квартиру чести,

Куда не только старый хрен,

Но всякий истый джентельмен

Поцеловать готов, конечно.

Я сам не только что не прочь,

Но, говоря чистосердечно,

Всегда на это был охоч.

А у молоденькой девчонки,

Подросточка в семнадцать лет,

Вкус удивительный в пизденке.

Барков, известный вам поэт,

Вам это скажет под присягой

Над бочкой пива или флягой.

Но я прошу вас извинить

И с лицемерием суровым

Отнюдь не стану этим словом

Я впредь бессмысленно финтить.

Итак, отбросивши без страха

Притворства пошлую узду,

Скажу вам прямо, что с размаха

Блоха попала... на пизду.

Надин спокойно почивала,

Ей было жарко; одеяло

Скатилось с девочки моей,

Рубашка с плеч ее свалилась

И снизу кверху закрутилась

Да так, что девочка была

Совсем раскрыта и гола.

Нескрытые холстом рубашки

Виднелись титеньки и ляжки,

С разрезом узенький лобок,

Где уж кудрявился пушок.

Надин спала, раздвинув ножки,

У ней все было на виду

И, стало быть, бессонной блошке

Путь был открыт в ее пизду.

И блошка, пользуясь бесстыдно

Свободой этой, поплелась,

И благо, что ее не видно, —

В пушок кудрявый забралась.

Меж губок пиздочки невинной

Нашла лощинку и по ней

Спустилась далее беспечно

На клитор девочки моей.

Лизнула — вкусно, объеденье...

И блошка, в жарком упоеньи,

Вцепилась в клитор горячо.

Почуяв зуд, Надин спросонку,

Желая клитор почесать,

Вложила пальчик свой в пизденку

И начала им в ней копать.

Но непривычное движенье

В пизденке девочки моей

Произвело вдруг ощущенье

Досель неведомое ей.

Устав изрядно, все же Надя

Руки не отнимала прочь

И, бессознательно вверх глядя,

Желала лишь продлить бы ночь,

Сжимая пиздочку украдкой.

И в первый раз с своей кроваткой,

С постелькой тепленькой своей

Расстаться жалко было ей.

И первый раз ей захотелось

Понежиться, да и поспать,

Тем более, что ей вставать

Причин особых не имелось.

— II —

Окончив завтрак, все семейство

Туда-сюда поразбрелось.

Во след господ ушло лакейство.

Все, чем могло позанялось:

Маман уехала к обедне,

Папа ушел в свой кабинет,

За братьями простыл и след,

И с книжкою французских бредней

(То, кажется, был Поль Лекок)

Ушла француженка в лесок.

Надин, и вслед за ней кадетик,

Одни отправилися в сад.

Она — с работой, Ваня — с книгой.

Что за нужда стеречь ребят?

Они — не крошки, не споткнутся,

Не упадут, не ушибуться...

Положим, скажете вы так:

Но есть опасности другие.

В их годы... Что вы говорите?

И как вам, право, не грешно

Подозревать птенцов невинных

В каких-то замыслах бесчинных!..

Она — подросток, он — кадет.

Они совсем еще ведь дети:

Семнадцать, восемнадцать лет.

Какие страсти в годы эти,

Скажите сами? Нет, ей-ей

За вас мне, право, даже стыдно...

Вот, посмотрите на детей:

Из дома их совсем не видно.

По саду в разные концы,

Отправясь разными путями,

Бог весть какими уж судьбами

Они сошлися, хитрецы...

Надин в тени глухой куртины

С шитьем сидела, углубясь.

Кузен пришел и, не спросясь,

Тотчас подсел к своей кузине.

"Ну, что угодно Вам, синьор?" —

Она с достоинством спросила.

"Позвольте чмокнуть разик!" "Что?

Я зла, проваливай, верзила!"

"Поцеловать позвольте Вас!"—

Шепнул он, не спуская глаз

С открытых плеч и шейки Нади

И за корсет ей жадно глядя.

"Нет-нет, подальше от меня!"

Но он уж чмокнул. "Как вы смели?!"

Работа, книжка полетели

И началася беготня.

Он догонял, она старалась

Не поддаваться, увивалась

И время шло для них прелестно.

Минуты мчались, между тем,

Надюша, бегая, играя,

Вся разгорелася совсем

От этих радостных занятий,

От поцелуев, от объятий.

И вот, вчерашний зуд опять

Стал Наде чуяться в пизденке

И родилась в моей девчонке

Опять потребность почесать.

Она противилась сначала

Желанью пиздочки своей

Пока могла, покуда ей

Невмоготу совсем уж стало, —

Тогда, урвавшись снова раз

Из рук кузена, убежала,

И, только скрылася из глаз,

Тотчас беседку отыскала,

Там на диван она легла,

Подол рубашки и юбчонку

Одной рукою подняла,

Другой же пальчик свой в пизденку

Она всадила, как смогла.

Кузен искал повсюду Надю,

Пришел в беседку. Тихо сзади

Подлез и Наденьку, пострел,

За этим делом подсмотрел.

И, видя чудную картину,

Проник без шума, сколько мог,

В окно, и бедную кузину

Свою накрыл совсем врасплох.

Надин сконфузилась ужасно,

Подол хотела опустить,

Но это было уж напрасно -

Кузен успел ее схватить

И удержать там все, как было.

Бороться не имея сил,

Надин невольно уступила

И, умирая от стыда,

Лицо ручонкою закрыла.

"Я посмотрю... Меня не бойся,

Дружочек Надя. Дай взглянуть...

Как у тебя все это мило!"

"Ах, Ванечка, - Надин твердила,

Ты не подумай что-нибудь,

Я только почесать хотела...

Но что-ж ты делаешь? Постой!..

Меж тем бедняжка вся горела

И, чувствуя, как он рукой

Раздвинуть ноги ей старался

И дерзновенно покушался

Ее пизденкой завладеть,

Она твердила: "Ваня, больно...

Ну что же, Ваня, там смотреть?

Будь умник, Ваня... Ах, довольно!"

"Дай хорошенько разглядеть!"

"Ну, ради бога, поскорее..."

"Сейчас... Ты ляг лишь половчей!"

"Да как же лечь ?" "Да ляг вот так!"

И, разложив ее, бедняжку,

(Он не жалел своих кузин),

Совсем задрал ей кринолин,

А с тем и юбку, и рубашку.

Сама волнуясь и ярясь,

Надин охотно уступила

И тем охотнее сдалась,

Что ей самой приятно было.

И из приличья одного

Порой еще она твердила:

"Ах, Ваня, Ваня... стыдно мне!"

"Раздвинь пошире, детка, ноги!.."

"Идет там кто-то по дороге!"

"О, нет, не бойся... Никого!"

И обнаженная пизда

Добычею кузена стала.

"Голубчик Ваня, уходи" —

Его бедняжка умоляла, —

"Закрой, Ванюша, не гляди."

Но Ваня, сам разгоряченный,

Земли не чуял под собой

И, гладя пиздочку рукой,

Шептал так страстно: "Ты не бойся!

Ну, шире, шире... Так, прекрасно!

Но где же чешется ? Внутри ?.."

"Вот тут..." "И очень?" "Да, ужасно!

Ах, Ваня, душка, не смотри —

Я от стыда сгорю, ей богу !"

"Ну, ничего... Стерпи немного...

В пизденку дай мне посмотреть.."

"Но это очень, может, скверно

В пизденки девочкам смотреть!?"

"Твоя пизденка — просто чудо!

Ее приятно потереть!"

"Ну, будет, Ваня... поскорее.

Страх чешется!.." "Сейчас, сейчас..."

И вот, счастливый мой пролаз,

Припав над ляжками девчонки,

Меж губок узенькой пизденки

Наставил палец, и слегка

Стал ей совать. Сия проделка

Далась не вдруг, затем, что целка

Была у Нади страсть узка.

А наш кузен, с усердьем брата

Предавшись милому труду,

Добился вскоре результата

И вдвинул палец свой в пизду,

Он начал двигать им проворно.

Хотя работа обошлась

Не так, чтоб не было ей больно,

И Надя охала не раз,

Все-ж палец брата жал приятно

И было не до боли ей.

"Как у тебя здесь, Надя, тесно,—

Сказал, работая, чудак. —

“Что, хорошо?.." "О да, прелестно...

Еще поглубже, только так...

Еще поглубже... Душка... Милый...

Ах, как мне сладко... Вот, опять..."

И Надя тала что есть силы

Пиздой и жопкой поддавать,

Схватив за шею брата ручкой.

И это все ведь самоучкой!

Не странно-ль, право, господа:

Как эта умница пизда

Проворно дело постигает !..

Но к делу, к делу поскорей:

Заход был близок; уж виляя

Пизденкой жаркою живей,

Надин твердила, замирая:

"Ах, Ванечка !.. Еще... еще...

Кузен — голубчик, душка, радость,

Пихай, пихай в меня, не бойсь...

О, боже мой, какая сладость...

Ох, умираю... Ох, зашлось !.."

И глазки Нади закатились,

А груди шибко-шибко бились.

Она вздыхала тяжело:

"Ах... Ваня..." У него стекло,

Затем, что бедный хуй мальчишки

Давно уж драл его штанишки

И должен был какой-нибудь

Найти себе к исходу путь.

Опомнясь, Наденька вскочила,

Подол проворно опустила

И робко глазки вниз склоня

Как шаловливое дитя,

Она стояла, вся краснея,

Взглянуть на Ванечку не смея.

Меж тем же тот одной рукой

Ее за талью обнимая,

Сжимал ей титеньки другой,

Лукаво девочку пытая:

"Ну, что же, струсила, Надин?.."

"Ах, что я сделала, о боже!"

"Эх, пустяки какие! Кинь

Ты этот страх. Скажи-ка, что же,

Какую сделала беду,

Что почесать дала пизду?

Никто, не бойся, не узнает —

Теперь никто здесь не гуляет!

Ну, что — понравилося ?" "Да..."

Чуть слышно прошептала Надя,

Склонив головку, в землю глядя.

"Теперь не чешется пизда?"

"Нет" — тихо девочка сказала.

Потом, прижавшись, вопрошала:

"Ты никому не скажешь? Нет?

О том, что сделал ты со мною,

Что поиграл с моей пиздою?"

"Не бойся, это наш секрет,

Но на условии, плутовка...

Согласна? Хочешь?.." "На каком?" —

Она спросила. "А на том..." —

Он отвечал, обняв сестренку, —

"Как ни чесалась бы она,

Сама чесать ты не должна

Свою прекрасную пизденку.

Согласна? Да, Надин?" "Согласна..."

"Ну, вот, душенчик, и прекрасно!"

"А если нас увидит кто?" —

шепнула Надя, вдруг краснея.

Но мальчуган, с коварством змея,

Спешит ответить ей на то:

"Мы так устроим, что никто

Не заподозрит нас нисколько.

Ты будь сама смелее только,

А я уж сделаю." "Но как?"

"Днем будем обходиться чинно,

Прилично, кротко и невинно, —

Пока улягутся, — а там

К тебе я в спальню заберусь

И там раздолье будет нам!"

"Ах, Ваня, Ваня, я боюсь!"

"Боишься все... А ты не трусь!"

"Ну да... А как же в спальне можно?"

"Все можно, только осторожно!

Приду, когда все будут спать.

Кому тогда нас увидать?

И уберусь я до рассвета..."

"Но, Ванечка, подумай сам, —

Я буду же тогда раздета..."

"Ну, что-ж, тем лучше будет нам,

Не нужно будет кринолина

И нижних юбок подымать,

Не нужно будет платье мять."

"Ах, Ваня, все же ты мужчина..."

"Надеюсь!" — отвечал нахал.

"Мне стыдно быть с тобой в рубашке."

"Чего-ж? Я же видал твою

Пизденку, жопочку и ляжки...

Тут церемониться неловко!

Так как же? Решено, плутовка?"

Головку Наденька склонила

И тихо "Да" проговорила.

Затем проворно из беседки,

Как птичка резвая из клетки,

Ударив брата, понеслась

И скрылась у него из глаз.

— III —

Приход героя моего

Ужасно напугал девчонку.

Она хотела убежать

И скрыться от него в кровать,

Но он ее за рубашонку

Поймал, и начал обнимать.

Надин от страха задыхалась,

Терпенье потеряв совсем,

Но, вся пылая, между тем,

Из рук кузена вырывалась.

"Я закричу, я плакать буду!

Мой бог, прошу тебя, пусти!"

"Да полно, полно, Надя, рваться..." —

Ей отвечал повеса-брат, —

"Все спят — кого же нам бояться?"

"Ах, страшно, Ваня..." "Успокойся,

Никто здесь не увидит нас!"

И вот, целуя, обнимая,

То грудь, то пиздочку сжимая,

Он успокаивает Надю.

А та, бедняжка, вся в жару,

Не может ласкам не поддаться -

Притихла, перестала рваться

И на колени к брату сесть,

Скорей чем десять перечесть,

Решилась наконец покорно,

Смиренно глазки опустив,

Меж тем, как мальчуган проворно

Подол рубашки заголил.

Освоясь скоро с наготою,

Она кузена обняла,

К нему прижалась и рукою

Нечайно хуй его нашла.

Хуишко — так себе, не ладный,

Но он стоял весьма парадно.

Сколь ни казалась смущена,

Его заметила она.

Взяла несмело, тихо сжала.

Потом, сильней сдавив, сказала:

"Что это, Ваня? Для чего?"

"А это — хуй... Сожми сильнее...

А для чего, ты хочешь знать?

Он служит нам, чтобы вкуснее

Пизденки женщинам чесать."

"А разве пальчик, Ваня, хуже

Чем это?" "Хуже во сто раз.

Хуй вам вкуснее, входит туже,

Да и приятнее для вас.

Нам, душка, хуй за тем и дан,

Чтобы чесать пизденки вам."

"Какой он крепкий, толстый, длинный...

Ужели весь такой войдет?!..."

"Да, лишь немного разорвет..."

"И что же, больно нам бывает?.."

"Не очень, только в первый раз,

Когда он целку поломает.

Но это с каждою бывает,

С любой и каждою из вас

Бывает раз обыкновенно."

"Ужели с каждой ?.." "Непременно!"

"Но быть не может, например,

Твою мамашу так же чешут?"

"Ого!.. И как еще, поверь —

Ее порядком этим тешут!"

"Но неужель?" — шептала Надя

Кузена хуй тихонько гладя —

"Ах, Ваня, что ты, неужель?"

"Ей богу!" "А мою мамзель?"

"Да, тоже!.." "Кто-ж мою мамашу?.."

"Да вот: во-первых твой папаша,

Потом — учитель и лакей !"

"Григорий? Ах, создатель, сколько!.."

А между тем сама она,

Сжимая хуй кузена ручкой,

шептала, робости полна:

"Ты мне почешешь этой штучкой?.."

"Изволь, дружочек мой, изволь,

Но только вместе с наслажденьем

Сперва почувствуешь ты боль."

И, положив свою сестренку,

Кузен забрался на нее.

Он вставил хуй в ее пизденку

И стал ломать ей перепонку.

Хоть хуй его был невелик,

Но щель у ней узка была...

Как ни хотелось Наде страшно

Стерпеть ту боль, но не смогла

И закричала: "Ой, довольно,

Ты разорвешь мне всю дыру !

Я, Ванечка, сейчас умру!"

Но Ваня не внимал моленьям,

Он драл сестренку, сколько мог -

Не снял его бы и сам бог.

Шалун совал с ожесточеньем,

Покамест всю свою елду

До корня сунул ей в пизду.

И за минутное мученье,

Когда у Нади замер дух,

Настало скоро наслажденье —

Пизденке стало лучше вдруг,

Хоть оставалась боль еще,

Но так приятно, горячо

Ее пизденке становилось,

Что Надя снова распалилась.

Кузен сестренку целовал

И, обнимая, ей шептал,

Прижавшись крепче, в очи глядя:

"Ну, что ? Ведь хуем лучше, Надя,

Чем пальцем дырочку чесать?"

"Ах, Ванечка, нельзя равнять!.."

"А мне-то, мне-то, если б знала!

Взгляни-ка на свою пизденку,—

Ты видишь, — вся она в крови".

Надин взглянула, и сначала

Ее вид крови испугал.

"Ах, Ванечка," — она сказала, —

"Ее совсем ты разорвал."

"Так что же ?" - он самодовольно

Сказал — "Нельзя же без того.

Да ты не бойся. Ничего,

Я кровь сейчас же оботру."

И он платочком белоснежным

Ей начал обтирать пизду.

Занявшись делом сам прилежно,

Ее пизденкой он играл.

Его хуишко снова встал

И Надя тоже уж горела

(Весьма естественный процесс),

И вот, еще не кончив дела,

Он на сестренку снова влез.

"Ах, Ваня, ты опять?"

"Опять..." Она и ножки развела,

И хуй направить не мешала.

В сей раз, уж с еблею освоясь,

Она ей с жаром отдалась

И, уж ни чем не беспокоясь,

Ночь напролет всю проеблась.

Семь раз ей Ваня задал взъебку:

Шесть раз в пизду и разик в жопку.

Увидя жопочку сестры,

Не мог он устоять, конечно,

Чтобы не взъеть бесчеловечно

И этой у нее дыры.

Моя Надин для дебютантки

Еблась, конечно, молодцом.

Пример живой, что в деле том

Не нужно вовсе гувернантки,

Чтобы подростков обучать

Искусству сладкому — давать.