Cайт является помещением библиотеки. Все тексты в библиотеке предназначены для ознакомительного чтения.

Копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск.

Карта сайта

Все книги

Случайная

Разделы

Авторы

Новинки

Подборки

По оценкам

По популярности

По авторам

Flag Counter

Юмор
Бухов Аркадий (Л.Аркадский)
Язык: Русский

Тихий мальчик

Мать привезла Шуру Кокосова в дом отдыха на весенние каникулы. Хотела остаться сама, но ее срочно вызвали на несколько дней обратно в город. Уезжая, она проинструктировала Шуру, в каком чемодане учебник истории, в каком – носки и мармелад, и потихоньку от него пошепталась с соседями по комнате:

   – Вы только не подумайте, что он какой-нибудь шумный… Он у меня мальчик тихий, воспитанный, мешать никому не будет… Я уж очень вас прошу, присмотрите за ним… Первый раз один, без родителей…

   – Не волнуйтесь, гражданка, – успокоил ее отдыхающий Слойкин, – я человек культурный, я с ним займусь.

   – У меня у самого два племянника в Костроме живут, – поддержал его второй отдыхающий, Самогубов, – я детей насквозь чувствую. Ребенок как воск: поживет, поживет и вырастет.

   – Очень, очень вам благодарна, – шептала Кокосова, глотая материнские слезы, – я очень надеюсь…

   И особенно ей стало легко, когда третий отдыхающий – публицист Гридасов – вставил в свое веское обещание:

   – Я вашего ребенка, гражданка, возьму под анализ. Мне уже давно нужна душа советского ребенка для выводов.

   Успокоенная Кокосова девять раз поцеловала смущенного Шуру и уехала.

* * *

   В тот же день поздно вечером Шура Кокосов, проскучав у себя в комнате, осторожно пробирался по коридору в библиотеку.

   – Мальчик! – остановил его на полдороге Слойкин. – Почему ты ходишь на цыпочках?

   – Мне мама сказала, – ответил смущенный Шура, – чтобы я вечером не беспокоил отдыхающих. Может, кто-нибудь спит.

   – Неправильное воспитание. Подавление личности в ребенке. Советский ребенок не должен ходить на цыпочках. Отрыжка старого прошлого. Это только в благородных институтах спали и ели на цыпочках. Чистокровная реакция. Вырастешь – сам схватишься за голову.

   – Хорошо, – согласился Шура, – я не буду ходить на цыпочках, если это подавление.

   И он защелкал каблуками вниз, в библиотеку.

   Там он сел в кресло-качалку и стал читать Пушкина. Через десять минут в библиотеку вошел Самогубов.

   – Пожалуйста, – сказал Шура Кокосов, поднимаясь с качалки, – садитесь.

   Самогубов удивленно посмотрел на мальчика.

   – Ты это зачем? – строго спросил он.

   – Хотел уступить место, – покраснел Шура.

   – Отрыжка феодализма, – наставительно заметил Самогубов. – Глухое средневековье. Это какой-нибудь курфюрст бранденбургский уступал место Пипину Короткому. Мы уже смели это наследие. Экономика нашего времени говорит, что советский ребенок должен сидеть там, где сидит.

   – Хорошо, – вздохнул Шура, – я не буду уступать места.

   – А что читаешь?

   – Пушкина.

   – Хороший бытовик. Только это тебе рано. Зачем советскому мальчику все эти одинокие парусы, которые белеют?

   – Это из Лермонтова.

   – Все равно – лирика. Тебе нужна пища для фантазии. Зарядка бодростью. Вот почитай Буссенара, как одному мулату ноги отрезали…

   На другой день, когда все сели завтракать, Шура Кокосов вошел в столовую и поклонился.

   – Ты это кому? – заинтересованно спросил Гридасов.

   – Всем, – робко ответил Шура.

   – Так… Введение театральных моментов в воспитание советского ребенка. Отрыжка сороковых годов. Герцог вошел в столовую замка и поклонился графам и виконтам. Запомни, мальчик, что советский ребенок должен активно подходить к столу, где эпоха подготовила для него кусок баранины. Пусть кланяются дети в мещанской Европе, у которых баранина вырвана изо рта неимущих. Ты же – дитя сегодняшнего нашего дня. Понял?

   – Понял, – сказал Шура и втиснулся к столу. – Вам, кажется, горчицу надо?

   – Не растрачивай себя на буржуазный альтруизм, – строго остановил его Гридасов, – не один человек обслуживает общество, а общество – человека. Каждый возьмет себе, что надо. Каждый имеет право на свою долю уксуса, перца и горчицы, но если один индивидуум будет протягивать другому перец, другой третьему – уксус, получится внеплановая анархия.

   – Хорошо, – послушно сказал Шура, – я больше не буду передавать горчицу.

   – Сентиментальное воспитание, – вздохнул Слойкин. – Розовая водица. Пастушеский период.

   – Трудный ребенок, – согласился Самогубов. – Болезненная оторванность от эпохи. Такого не перекуешь.

   В этот же день после обеда Слойкин сделал Шуре еще одно замечание:

   – Хитрый ты мальчишка… Себе на уме. Все молчишь и молчишь. Камень за пазухой держишь… Все говорят, а ты сидишь и слушаешь…

   – Мне мама говорила, что когда старшие…

   – Мама, мама… Все мы мамы, когда воспитать не умеем. Мнение у тебя собственное есть? Значит, высказывай. Настоящий советский ребенок должен заставить прислушиваться к своему голосу.

   Его сменил Самогубов.

   – Пришибленный ты какой-то, – грустно сказал он. – Дефективный. На улице весна. В лужах плескаться надо, камнем в воробьев запустить. Пушкин – и тот птиц камнями бил. Мама запретила, поди?

   – Мама, – согласился Шура. – Впрочем, если это надо, я буду…

* * *

   Через шесть дней приехала Кокосова. Прямо со станции она попала к обеду, вошла в столовую и побледнела.

   За столом, развалившись, сидел Шура и, громко чавкая, глотал баранину.

   – Ну, как мой Шура? – тихо и тревожно спросила она у Слойкина.

   – Непонятный ребенок, трудный ребенок, – покачал тот головой и, отвернувшись, продолжал: – Так я говорю, что если сравнить лирику Байрона с Лермонтовым…

   – А ну их, – неожиданно вмешался Шура, – один хромой, а другой на дуэлях почем зря дрался, да о парусах разорялся… Скукота!..

   И он лихо бросил под стол баранью кость.

   – Шура, – дрожащим голосом попросила Кокосова, – передай мне масло…

   – Сама возьмешь, – сухо ответил Шура. – Я тебе не грузчик, чтобы масло да сало растаскивать…

   Через десять минут плачущая Кокосова уводила Шуру в комнату. Он отщелкивал в коридоре чечетку и плевал на стены.

   – Шура, тише…

   – Чего там тише, – хладнокровно сплюнул он, – я тебе на цыпочках, как какой-нибудь курфюрст бранденбургский, топать не желаю. И пусть тебе отрыжки место уступают, а с меня довольно! Да не реви ты – не разводи феодализмов в этой паршивой дыре…

   – Шура, – схватилась за голову Кокосова, – что с тобой стало? Что с тобой сделали?

   Шура запустил палец в нос и сухо заметил:

   – Воспитали, мамаша… Ну, поворачивайся скорее! У меня там в комнате два голубя подбитые в умывальнике лежат… Ощипли их, – вечером жрать будем.

   1935

Число просмотров текста: 3362; в день: 0.52

Средняя оценка: Никак
Голосовало: 4 человек

Оцените этот текст:

Разработка: © Творческая группа "Экватор", 2011-2024

Версия системы: 1.1

Связаться с разработчиками: [email protected]

Генератор sitemap

0