Cайт является помещением библиотеки. Все тексты в библиотеке предназначены для ознакомительного чтения.

Копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений осуществляются пользователями на свой риск.

Карта сайта

Все книги

Случайная

Разделы

Авторы

Новинки

Подборки

По оценкам

По популярности

По авторам

Flag Counter

Юмор
Бухов Аркадий (Л.Аркадский)
Язык: Русский

Александр Иванович

Сегодня в большом, шумном Париже литературная семья (Боже - какой слог! Но разве обойдешься без него в такой день?) будет праздновать 35-летие литературной деятельности Александра Ивановича Куприна. Милаго, талантливаго Александра Ивановича... Когда не можешь пожать ему руки, хочется хоть издали чем-нибудь почтить этот день. В газетной статье о таком большом человеке не рапишешься: поэтому мне пришла в голову мысль хоть немного познакомить читателя с А. И. Не как с писателем, а как добрым, славным человеком, который был всегда окружен любовью людей, знавших его.

         Павильон на скачках. Пестро. Шумно. Толпа. Один из последних заездов.

         На скамейке, чтобы что-нибудь увидеть, стоим мы вчетвером, придерживаясь друг за друга: Александр Иванович, негр-борец Бамбулла, клоун Джакомино и пишущий эти строки.

         Каждый переживает разное. Джакомино разочарован: мало поставил на фаворита. Негр спокоен: уверен, что выиграет. Я пришипился и молчу: уговорил Александра Ивановича поставить на другую лошадь, нагло расхвалил ее и теперь она идет, танцуя какую-то польку, совсем в хвосте.

         Но больше всех волнуется и горячится Александр Иванович. На его лице - тяжелейшая обида. Я знаю, что в эту минуту он ненавидит и меня, и лошадь и чувствует искреннее отчаяние, что промахнулся.

         Ему не жалко проигрыша. Ему жалко потерять возможную счастливую минуту: лошадь выиграла, за билет можно получить десять рублей "навара" и поучительно сказать проигравшему Джакомино -

         - Ну вот видишь, старик - ты говоришь!

         В такия минуты он торжествовал, был доволен и веселился как ребенок. Но если кто-нибудь подходил к нему и начинал бубнить:

         - Ваша последняя книга, которая мне доставила...

Куприн сразу вял. Конфузливо смотрел по сторонам, не знал что говорить.

         Таким был Куприн лет семь восемь тому назад. Конечно, таким же он остался и сейчас в Париже. Большой, умный человек с ребячьей душой и умным сердцем.

* * *

         В Александре Ивановиче ничего нет книжнаго, ничего нет нарочито писательскаго. Как ни был популярен в Петербурге А. И., все же не было литературно-модных "купринских тужурок", "купринских сапог", или "купринских воротничков". А ведь сколько на глазах пришло этих модных писалей, оставляющих после себя терпкий осадок чего-то шумнаго, крикливаго, нудно-рекламнаго - а кроме этого только две плохих книги и три приятельских статьи о самом себе.

         Сейчас А. И. пропитался Парижем. Пишет, что любит Париж и любит солнце. И когда это говорится о Куприне, тут понимаешь, что именно такой человек может любить солнце. Не так, как его любят большинство, за то, что оно греет живот и под солнцем веселее блестят лакированныя ботинки, а как вино, как неосязаемую радость, согревающую остывшую душу.

         И в частной жизни А. И. Ловит солнечные пятнышки.

         Редко можно было видеть Ал. Ив. на литературных собраниях, где все пыжатся, каждый сам-себе знаменитость и сам-себе всех талантливее. В этих случаях он быстро увядал, как при обывательских комплиментах.

         Его притягивала к себе другая жизнь. Идти куда нибудь вместе с А. И. это значило всегда натолкнуться на что-нибудь, чего не увидишь ежедневно без особенных поисков. Он бывал своим - не поддельно своим, на наигранно, а истинно - в самых разнообразных компаниях.

         Помню один ужин вместе с Алекс. Ив. в цирке Чинизелли, после представления, в компании с цирковыми артистами.

         Жонглеры, акробаты, наездники, какие-то люди с большими усами и среди них в синей мягкой рубашке - А. И.

         Он чувствовал здесь себя прекрасно. Ему никто не льстил, никто ему не тыкал в лицо, что он - крупнейший писатель громадной страны. И он оживлялся в беседах с циркачами.

         Он увлекаясь разсказывал о какой-то истории с акробатом, державшейся за шест зубами. Циркачи перебивали его со своими историями, действительно интересными, сочными, хотя и передаваемыми самым корявым языком. Я сидел около А. И. И думал:

         - Как глубоко прав этот большой художник слова, что он, не ища тем, а просто заглядывая в жизнь не по проторенной дороге, сам натыкается на те углы жизни, которыя для многих закрыты...

         - А разве не интересно? - как-бы угадывая мои мысли шопотом спросил он.

         А когда мы ночью возвращались домой и я заговорил об одном нашем общем знакомом критике, А. И. перебил:

         - А ну его к чорту... А вы обратили внимание на этого итальянца жонглера, которому за ужином не давали пить? Юноша, знающий славу, рекламу, деньги - и все таки такой сохранившийся ребенок...

         Ах, Александр Иванович, хочется мне сказать ему теперь, когда нас разделяют тысячи верст - да ведь вы и сами, при всем вашем таланте и знании жизни, все еще сохранившийся милый старый ребенок.

* * *

         До чего Куприна всегда все любили, да наверное и теперь любят - трудно описать. Любовь к этому странному и милому человеку рождалась внезапно.

         Помню такой случай.

         Кабинет скромнаго ресторана. Ранний вечер. Джакомино привел своего приятеля - маленькаго старенькаго итальянца Джиованни. Наружность у него фарсоваго неудачника: маленький, щупленький, лысенький, а голос - мягчайшая флейта. Пришел Джиованни не надолго: должен петь сегодня на журфиксе у известнаго богача-табачника Б. и получить за это очень большую сумму денег.

         Пришел, выпил бокал вина, заиграл на гитаре и запел какую-то неаполитанскую песенку. Поет - как плачет. Грустно, нежно.

         Заговорил с ним Куприн о Неаполе. Джиованни оживился, спел еще. Сначала один, потом с Джакомино.

         Потом заспорили о том, какия песни лучше: неаполитанския, или сицилианския. Джиованни начал петь и сицилианския и неаполитанския. Сам увлекается все больше и больше. Александр Иванович в восхищении.

         - Синьору Алессандро нравится? - вдруг неожиданно спрашивает Джиованни.

         - Нравится, Джиованни, здорово нравится.

         - А раз так, не поеду к Б. Буду здесь петь.

         И никуда не поехал. А потом уходя говорит Джакомино:

         - Вот для такого человека петь - одно дело, а для других - другое...

* * *

         Повторяю - писать об А. И. в маленькой статье тяжело. Не дашь того, что хочется сказать об этой яркой фигуре, самобытнаго, умнаго, но глубоко путаннаго и причудливаго человека.

         Я думаю, что сегодня в Париже вряд-ли будут произноситься речи и упоминатья в алфавитном порядке произведения Куприна. А. И. этого не выдержит и сорвет собственный юбилей. Об этом достаточно знают его читатели. Но недостатка в искренних рукопожатиях, в теплом человеческом привете - сегодня не будет. Ведь сегодня литературный имянинник не только писатель Куприн, но и милый человек Александр Иванович...

Ковно, 19.12.

Число просмотров текста: 4666; в день: 0.72

Средняя оценка: Хорошо
Голосовало: 7 человек

Оцените этот текст:

Разработка: © Творческая группа "Экватор", 2011-2024

Версия системы: 1.1

Связаться с разработчиками: [email protected]

Генератор sitemap

0