Гейне говорит:
- В одной деревне жил очень старый бык, который сошел с ума и вообразил себя теленком. И что же когда его убил - мясо его имело вкус телятины.
Ирония Гейне очень часто воплощается в жизнь. Привкус телятины в бычачьем мясе не только смешон, но и глубоко трагичен. Я горько и больно почувствовал его, когда прочел только-что вышедшую книжку стихов Федора Сологуба - "Небо голубое".
Человека заперли в Петербурге. Ему негде писать. Ему отравили душу и загнали его в нору. На его глазах сбежали или перемерли все недавние соратники. Как-же это отразилось на его творчестве?
Под датой "апрель 1921 года" Сологуб дал целый цикл таких стихотворений:
Цветов благоуханье
И птичек щебетанье
И ручейков журчанье
Все нам волнует кровь...
Я представляю себе положеие стараго, наверное больного и голоднаго поэта, который смотрит из окна нетопленной квартиры на районный совдеп и пишет о птичьем щебетаньи и журчаньи ручейков...
Пошел поэт за хлебом, встал в очередь, получил восьмушку, съел ее под лестницей, чтобы знакомые не увидели, вернулся домой и пишет:
За цветком цветет цветок
Для чего в тени дубравной?
Видишь ходит пастушок.
Он в венке такой забавный.
А зачем скажи, лужок?
На лужке в начале мая
Ходит милый пастушок
Звонко на рожке играя.
Для чего растет лесок?
Мы в леску играем в прятки.
Там гуляет пастушок,
С пастушком беседы сладки.
(Стр. 51).
Время сейчас в России думать для чего растет лесок, если по последним сведениям дрова в Петербурге стоят полтора миллиона за сажень... А уж относительно того, кто в лесу играет в прятки - так это по последним телеграммам яснее яснаго...
Пришла новая политика, взят новый курс по отношению к фабрикам, мелочным лавочкам, консистории и очистке тротуара и только поэт и писатель все еще находится под прессом стараго курса - голоден, беззащитен и безработен, а Сологуб под датой "10 июня 1921 года" томно поет:
Тирсис под сенью ив
Мечтает о Нанетте,
И, голову склонив,
Выводит на мюзетте:
Любовью я, - тра, та, там,
та, - томлюсь,
К могиле я, - тра, та, там,
та, - клонюсь.
(стр. 54).
"Язык поэзии - язык богов" - говорили старые философы. Хороший язык богов в дни такого тихаго ужаса это:
- Трам, та, та, там...
А Сологуб пишет... Пишет потому что хочется писать, потому что он поэт, которому что он творец Милостью Божией, потому-что никакие декреты не могут убить позыва к творчеству и вот в то время, когда ему может быть хотелось бы кричать, он "выводит на мюзетте"...
А то, что Сологубу тяжело, то что ему нестерпимо больно и хочется работать и писать, как дрожащий призыв о помощи говорит его вступительное стихотворение к книге:
Измотал я безумное тело,
Расточитель дарованных благ,
И стою у ночного предела,
Изнурен, беззащитен и наг,
И прошу я у милаго Бога,
Как никто никогда не просил:
- Подари мне еще хоть немного
Для земли утомительной сил!
- Огорченья земныя несносны,
Непосильны земные труды,
Но зато как пленительны весны!
- Как пылают багряныя зори!
Как мечтает жасминовый куст!
- И еще вожделенней лобзанья,
Ароматней жасминных кустов
Благодатная сила мечтанья
И певучая него стихов.
- У Тебя, милосерднаго Бога,
Много славы, и света, и сил.
Дай мне жизни земной хоть немного,
Чтоб я новыя песни сложил.
13 июня 1917 г.
И вот, начав книгу этим аккордом рыдания, крупный поэт, к концу ея, на семьдесят пятой странице выводит старческой рукой:
Ах, лягушки по дорожке
Скачут вытянувши ножки.
Как пастушке с ними быть?
Или еще через несколько страниц:
Дождик, дождик перестань,
По ветвям не барабань,
От меня не засти света...
* * *
Большой развалившийся холодный сумрачный город. Идут хмурые, иззябшие и голодные люди. Висят плакаты о новой свободной радостной жизни, борьбе, светлом труде и победе молодости. А в пустой тихой квартире сидит больной старик и пишет:
- Вот лягушки по дорожке,
Скачут вытянувши ножки...
Я отдаю эту тему даром любому художнику, который захочет претворить ее на полотне и подпишет:
- "Поэзия и диктатура пролетариата".
