Когда она шла по коридору, тяжело перебирая ступнями, отбрасывая их в стороны словно ласты, то казалась громадной лягушкой, выбравшейся на сушу по каким-то своим  лягушачьим делам. Она шла, ни на кого не глядя. Только редкий проблеск очков с толстыми линзами, за которыми не было видно глаз, позволял понять, что она все видит и внимательно наблюдает за окружающей её суетой, готовая в любой момент выстрелить липким языком, слизнув напрочь, зазевавшегося коллегу или посетителя.

Ровно любезная со всеми, наша дама даже улыбки и легкие шутки, вероятно, предварительно взвешивала на невидимых весах, чтобы каждому досталось в меру его чина и положения.

Будучи начальником небольшого отдела, Алевтина Ивановна сумела так вышколить своих подчиненных, что они бегали по коридорам серыми мышками или сидели в своих кабинетах, зарывшись в кипы бумаг. Все делалось срочно, быстро, моментально и … судорожно. Судорожно дергались поросшие реденькой шерстью лапки специалистов, перетаскивая из кабинета в кабинет ворох документов. Судорожно порхали тонкие пальцы над клавиатурой компьютеров. Судорожно вздыхали над очередным проектом распоряжения, не смея испить стакан чая на рабочем месте, бедные девушки, отданные в рабство Алевтине Ивановне.

- Ах! – говорили они

- Ах! Не успеем!

- Ах! Нас уволят.

- Ах! Никогда нам не вернуться домой. И никогда нам не выйти замуж.

Ах…

Эти легкие стоны с хрустальным звоном всплывали к потолку и, просвистев по коридорам учреждения, вылетали на улицу, теряясь среди каменных и деревянных домов, стремились к реке, где тонули, сливаясь с журчанием и плеском воды.

Начальство Алевтину Ивановну ценило. Да и как можно не ценить работника, который, как юный пионер всегда готов.

На что готов? Да на все.

- Нужный документ? Пожалуйста.

- Написать? Пожалуйста.

- Организовать? Пожалуйста.

Рабочий день закончился. Эй, кто тут под рукой? Кто всегда на месте и как чертик из-за табуретки выскочит, разве что, не перекинув через руку полотенце в услужливом полупоклоне: «Чего изволите?»

Начальство Алевтину Ивановну ценило и не раз ставило в пример её преданность делу, готовность жертвовать личным временем ради блага родного Учреждения. На самом деле Алевтине Ивановне просто незачем было торопиться домой. Дома её никто не ждал. Так уж сложилась жизнь, что замуж она не вышла, а родственников в этом городе у нее не было. Животных Алевтина Ивановна не любила.

- Фи! – говорила она: «Эти кошки, собаки. От них только запах и грязь. А у меня дома чистота и порядок».

Откровенно говоря, и замуж ей никогда не хотелось. Даже мысль о том, что в её уютной двухкомнатной стерильно чистой квартире появятся предметы мужского туалета, приводила ее в ужас.

- Какой-то грязный мужик, воняющий потом и табаком, полезет ко мне в постель, на мои белые простыни, под мое розовое атласное одеяло с таким девственно белым пододеяльником, украшенным вышивкой и розовыми маленькими бантиками…

- Ни за то и никогда – думала она

- Порядок. Во всем должен быть порядок – повторяла про себя Алевтина Ивановна, отдавая распоряжения в письменном виде и под роспись своим подчиненным. Девочки, получали очередную бумажку с текстом: «Сидоровой В.К. предписывается в срок до 30.03.2006 года подготовить приказ о командировании в г. Москву  главного специалиста  департамента социальной защиты населения сроком на три дня.

Ознакомлен (а): _______ Сидорова В.К.

Дата ознакомления:» ________________»

Прочитав подобную бумажку, Сидорова В.К. в очередной раз пугалась и в полуобморочном состоянии   готовила нужные документы. А ведь никаких угроз в тексте не было. Отчего же девушки так боялись этих письменных поручений под роспись? Возможно, сказывалась обычная девичья мнительность, а, может быть, корни этого страха крылись в обычном менталитете российских чиновников: боятся даже намека на гнев начальствующего субъекта.

- Мо-ло-дец! Мо-ло-дец! – растягивая слова, говорил начальник об Алевтине Ивановне, а потом чмокал, вытягивал губы трубочкой, словно вспоминал о чем-то сладком.

Алевтина Ивановна от этих слов млела, зажмуривала, и без этого, маленькие глазки за очками и, казалось, таяла, таяла. Еще несколько мгновений и она могла бы превратиться в небольшую лужу с маленькой зеленой точкой – лягушкой у самых начальствующих ног. Но это было бы неприлично. Лужа?! Под ногами начальника?! Ну, уж нет.

Поэтому Алевтина Ивановна сладко улыбалась и говорила: хи.

Иногда она, тонко чувствуя настроение начальника, позволяла себе быстро-быстро произносить: - А Сидорова, помните такая молодая и очень способная девушка, преподает в правовой академии.

- Да?! – начальник поднимал правую бровь

- Да, да. Это конечно хорошо. Мы все должны гордиться такими работниками. Всё-таки без пяти минут кандидат наук. Но с другой стороны… официального разрешения на преподавательскую деятельность  у неё  нет.

- Да?! – и начальник поднимал левую бровь.

Вот и все

Оставалось ждать то ли высочайшего одобрения, то ли высочайшего разноса.

И то, и другое вызывало в душе Алевтины Ивановны сладкое чувство, очень похожее на счастье. Она казалась себе великой и ужасной вершительницей судеб. Сидя в своем тесном кабинетчике, Алевтина Ивановна, причмокивая, пила мелкими глотками кипяченую воду и ей очень хотелось открыть окно и крикнуть в теплый душный вечер счастливое  слово: Ква!

  Но, она сдерживалась.

Однажды начальник отбыл в командировку. И, отчего-то заскучав там, решил позвонить в родное Учреждение. Позвонил он, конечно же, особо доверенному лицу – Алевтине Ивановне.

А тут – незадача. Не отвечает телефон. Позвонил второй раз и третий. Не отвечает. Кто же мог подумать, что Алевтина Ивановна использует отсутствие начальства для посещения стоматолога. И это было ужасно. Вера в трудолюбие и верность служебному долгу была подорвана.

Именно эти слова и произнес начальник не планерке, вернувшись, домой.

- А я вам так верил – горько произнес начальник, сложив брови домиком, что ещё больше подчеркивало его личную трагедию.

Алевтина Ивановна слушала монолог начальника, приоткрыв рот и даже что-то конспектируя.   А когда начальство умолкло, горестно покачивая лобастой лысой головой, Алевтина Ивановна вдруг заерзала на стуле, потом тихонько пискнула. В этом писке явственно прослушивалось слово «ква», и все услышали быструю, звонкую капель.

Капли падали на паркет, разбивались, превращались в ручейки, которые сливались в лужу. Лужа быстро росла. Также  быстро, как истаивала Алевтина Ивановна. И вот уже на стуле остались только очки с толстыми стеклами и маленькая зеленая лягушка, которая теперь уже, не таясь, звонко и радостно выкрикнула «Ква», прыгнула на стол, а затем на подоконник.

-Держите её! – зачем-то крикнул очнувшийся начальник. Все вскочили, забегали, переворачивая стулья и разбрасывая ставшие не нужными бумаги. Но было поздно.  Издав третий раз победный, полный счастья освобождения крик «ква», лягушка выпрыгнула в окно под струи пахнущего сиренью и тополиными листьями теплого дождя.

Больше её никто не видел.