ПРЕДИСЛОВИЕ

Шлюхи, уроды, святые и ангелы —

все мы прекрасны, все мы опасны,

все мы любители и потребители.

Такими Бог нас создал.

Dirty Beatnicks. Feedback

Эта книга о танцах, улыбках, наркотиках, флирте, трахе, дружбе и наслаждении. Я написал ее по двум причинам. Во-первых, я люблю веселиться. Во-вторых, клаббинг, по моему мнению, — это важный и сложный социальный опыт, заслуживающий дальнейшего исследования. Если точнее, я считаю, что с помощью изучения клубов мы получаем особого рода знание, которое западный мир привык осуждать или игнорировать. Это знание проливает свет на то, как мы строим, осознаем и проживаем свои жизни по мере вхождения в XXI век.

Данная работа состоит из двух частей. Первая — «Клаббинг изнутри» — представляет собой этнографическое описание клаббинга, основанное на рассказах моих информантов об их «подвигах» и на моих собственных полевых исследованиях клубной среды. Я уделяю внимание различным составляющим клубной жизни: рассматриваю танцы, музыку, секс, одежду и наркотики, показывая, каким образом каждый из этих аспектов клаббинга создает уникальный социальный резонанс клубов, радикально отличающий их от других общественных мест. Во второй части — «Чувственные эксперименты  в искусстве быть человеком» — исследуется социальное и чувственное знание, порожденное клаббингом,  в его связи с общественной средой, в которую погружен клаббинг. Я показываю, как это знание создается, становится независимым от клубного опыта как такового  и приобретает важную роль в структурировании человеческой жизни даже после вечеринки.

Обнаруживаемое в клубах знание является материализованным. Его можно ощутить глубоко внутри своего тела; его необходимо пережить, чтобы по-настоящему понять. Его природа одновременно социальная и чувственная. Я продемонстрирую, что эти две стороны опыта переплетены гораздо более тесно, чем обычно считается. Роль тела в создании и поддержании нашего ощущения мира, нашей культуры и нас самих является одной из главных тем, изучаемых в настоящей книге. Клаббинг — во многом примитивный, телесный феномен; это отдых, позволяющий нам сбросить с плеч бремя каждодневной действительности, чтобы затем воссоздать заново свое ощущение мира. Такая чувственная перемена открывает нам доступ к сочным плотским формам социальных контактов, происходящих от заката до рассвета. Именно тогда купающиеся в волнах чистого баса и парящие на кислотном ковре-самолете клабберы начинают экспериментировать с социальным и чувственным знанием ночи.

У ночи есть особое свойство, способное изменять ощущение мира в целом. Это свойство может сделать более интенсивным и непосредственным, поскольку темнота — время загадок и трансформаций, когда люди порой принимают непредсказуемые обличия или обращаются к необычной деятельности, в которых они предстают перед миром. А. Альварес так писал о ночи в городе:

Это передышка, время для отдыха и близости, для общения с семьей и возлюбленными, для увлечений и игр, для чтения, музыки и телевидения. Это также время волнений и торжеств: театры, кино, концерты и вечеринки, пьянство, танцы и азартные игры. Именно ночью люди, занятые скучной или не приносящей удовлетворения работой, чувствуют, что по-настоящему живут [Alvarez A. 1996:295].

Ночь — это время чувственных изменений, когда тело срывает с себя оковы приличий, действующих в дневные часы. Нежась в киммерийских 1 объятьях ночи, мы испытываем чувство, расширяющее спектр наших впечатлений от жизни и позволяющее наслаждаться свежим социальным опытом.

Данное чувство расширения опыта и является основой моего исследования клаббинга. Отправной точкой будет идея о том, что наши тела постоянно пребывают погруженными в мир, а само это состояние погружения культурно, идеологически и эмоционально структурировано так, что диктует и даже контролирует нашу способность воспринимать и ощущать мир. В настоящей книге я постараюсь выяснить, как клаббинг оспаривает такую культурную кодификацию плоти, увлекая нас в колыхающуюся, ритмичную, химическую сферу социальных контактов, напористых ритмов и пленительных желаний, создающих чувственную систему координат, которая порождает собственные формы знания. Мудрость клаббинга хаотична и страстна. Она основана на чувственном конфликте между нашими телами, каковы они есть при свете дня, и нашими ночными разгулами. Чтобы проникнуться ею, понять ее форму и потенциальное воздействие на людские жизни, необходимо выяснить, какова роль тела в структурировании самих этих жизней. В данной работе я использую термин «чувственно-социальный» именно потому, что он отражает свойственную чувственным состояниям социальную силу. Наши общественные взаимодействия вырастают из тела, через которое мы их переживаем. Если вы проснетесь сердитым или подавленным, то будете контактировать с миром через эти эмоциональные состояния, что наложит отпечаток на ваше тело, равно как и на восприятие мира. Данный отпечаток также скажется на отношении мира к вам. Благодаря клаббингу люди творят и вступают в общение, снабженные обновленными телами, тем самым поддерживая новые социальные обычаи, которые постепенно укореняются и выходят за пределы клубного пространства.

Клаббинг исследовался в основном в рамках изучения молодежной культуры, но избранные мною пути бросают вызов такому подходу. Мои информанты — не только молодые люди. Их возраст колеблется от двадцати  с небольшим до почти шестидесяти лет, а самому пожилому человеку, которого я встречал в ночном клубе, было 82 года. Наиболее продолжительные и глубокие интервью я брал у людей в возрасте между 25 и 45 годами, предававшихся клаббингу уже долгое время. Так клубный процесс оказался открыт для исследования, поскольку то, как тусовались мои информанты, что они намеревались испытать и как оценивали подобный опыт, — все это со временем менялось.

Таким образом, мой труд приобрел и некоторую историческую важность, а поскольку я и сам тусуюсь уже не первый год, то мне представилась возможность подробно описать изменчивую динамику развития клубов. Мои знакомые завсегдатаи предоставили мне достаточно информации о клубах, чтобы взглянуть на клаббинг гораздо шире, чем это могли сделать предыдущие исследователи. Я помню времена, когда клубы были главным образом ночными кабаками, а ограниченная их стенами социальная среда была скорее кривым отражением будничного мира, нежели чем-то коренным образом от него отличным. Я помню перемены, которые наступили с явлением экстази, видел, какое разочарование овладело людьми после первых восторгов. Я был свидетелем возвращения к кокаину и выпивке, наблюдал за тем, как клубный мир раскалывался на масштабные рейвы  и небольшие тусовки, как музыкальная сцена постепенно пропитывалась коммерческим духом, отчего клубы трансформировались в места отдыха масс. Я застал все эти процессы и наложил имеющиеся знания на современное клубное пространство.

Кроме того, мое исследование охватывает большее разнообразие клубных стилей, чем любое другое изучение клаббинга: транс и хип-хоп клубы, маскарады и вечеринки фетишистов, гей-клубы и их натуральные аналоги, клубы в азиатском стиле, техно-вечеринки, хаус-клубы, драм-н-бейс арены, ночи в стиле соул или фанк, клубы трансвеститов, общедоступные тусовки и шикарные сексуальные суаре. Я бывал везде, поскольку считал, что важны не внешние отличия, а зажигательные отвязные тусовки внутри. Данная книга относится к ним всерьез: изучает и вскрывает их секреты, исследуя меняющиеся социальные, чувственные и эмоциональные состояния, на которые они опираются.

«ЧТО ЗА ХРЕНЬ ТЫ НЕСЕШЬ, ЧУВАК?»

Читая эту книгу, не следует забывать, что сущность клаббинга — веселье в компании других людей. Все, что я говорю о нем, вытекает из этого простого социального факта. Однако веселье, связанное с клаббингом, сильно отличается от других радостей современного мира. Хотя клаббинг является неотъемлемой частью британской культуры, в ее рамках он все же выделяется как очень специфичное общественное пространство. Интенсивность наслаждения, которое можно испытать в клубах, делает клаббинг чувственной крайностью, бросающей вызов традиционной британской морали. Христианство и особенно протестантизм всегда относились с крайним недоверием к наслаждению, ибо считалось, что его природа демоническая, что оно отвлекает людей от Бога и труда и, следовательно, его необходимо жестко контролировать. Клаббинг почти полностью противопоставляет себя такой позиции. Его практика сыграла важную роль в переориентации социальных и индивидуальных взглядов на опыт получения удовольствия. Удовольствие приобретает все большее значение в качестве ориентира человеческой жизни. Социальные рамки, ранее сдерживавшие удовольствие посредством ограничений на проявления чувственности, накладывавшихся моральными правилами, ослабли. Это произошло отчасти и под влиянием клаббинга, поскольку он облегчил доступ к ницшеанскому дионисийскому началу вместо аполлонического начала порядка, структурирующего наш каждодневный опыт.

В настоящей книге я исследую ряд сил, воздействующих на здравое, благопристойное и разумное тело, структурирующее нашу дневную жизнь. Самая важная из них — габитус. Данный термин заимствован из трудов видного французского социолога П. Бурдье, изучавшего то, как культуры структурируют тела их носителей через навязывание практик. Такие практики внедряют кодированные идеологические и социальные ценности культуры в плоть и, таким образом, склоняют носителей той или иной культуры к ее воспроизведению. Именно габитус пробуждает в нас чувство вины после нарушения какого-либо правила своего общества. Вот почему мужчины ведут себя по-мужски, а женщины — по-женски. Вот почему определенным классам свойственны некоторые общие социальные черты, такие как, например, соблюдение диеты или страсть к футболу, а не регби. Бурдье демонстрирует, как все эти несравнимые, казалось бы, феномены можно связать воедино благодаря идее габитуса. Вот что пишет сам П. Бурдье:

Габитус — это генеративные принципы определенных и отличительных практик: пища рабочего и особенно его поведение за столом, его развлечения, его политические взгляды и способы их выражения систематически отличаются от соответствующих видов деятельности фабриканта. Но габитус — это также классифицирующие схемы, принципы классификации, принципы восприятия и разделения, разнообразные вкусы. Они проводят грань между добром и злом, правильным и неправильным, изысканным и вульгарным, и так далее... [Bour-dieu P. 1998:8].

Из-за габитуса одни вещи кажутся верными, а другие — неправильными, некоторые естественными, иные — странными. Он существует как сфера безусловного знания, созданного смесью практик и эмоциональных моделей, которые мы воплощаем по мере взросления внутри культуры. Именно поэтому явления вроде гомосексуальности долго воспринимались с глубоко укоренившимся чувством нравственного отвращения, кажущимся сегодня смехотворным. Впрочем, до сих пор встречаются люди, утверждающие, что у них нет ничего против гомосексуальности в принципе, но что они чувствуют дискомфорт при виде парочки обжимающихся парней. Такова истинная сила габитуса, представляющего собой не просто идею, но телесное состояние, связанное с идеей, наделяющее ее чувственной силой и придающее ей безусловный статус. Реальное социальное изменение происходит лишь тогда, когда на телесном уровне меняется габитус. Идея может быть первым шагом инициации изменения, но пока она не воплотится и не обретет материальное состояние, она будет существовать главным образом в сфере языка, ведя бледное культурное существование.

Я покажу, как интенсивность чувств, генерируемых клаббингом, создает альтернативное тело, в котором структурирующие рамки габитуса временно стираются, а на их месте возводится измененный социальный мир. Разумеется, люди посещают клубы не по этой причине. Едва ли они думают: «Так, ладно, пойду сотру свой габитус». Это непредусмотренное следствие употребления наркотиков, танцев и пребывания в толпе. Воздействие такого опыта на людей возрастает по мере того, как воплощенный клаббинг испытывает тела, завещанные людям их собственной культурой, тем самым изменяя траекторию их движения в социуме и отношение к символическим и идеологическим рамкам, в которых заключен данный социум. Этот процесс может быть сложным, в нем есть свои опасности, недоразумения и тупики. И все же мои информанты соглашались с тем, что риск, на который они порой шли, был оправдан, поскольку клаббинг добавил их жизни ценности.

Для понимания действия габитуса я начал изучать биологические и когнитивные структуры, наделяющие его силой. Мое исследование опирается на работы ученых-нейрокогнитивистов А. Дамасио [Damasio A.1994, 1999] и Ж. Леду [LeDoux J.1999], исследовавших роль тела  и эмоций в структурировании сознания. Их понимание связи между телом и разумом позволило мне воспользоваться идеями Бурдье [Ibid.], разделить габитус на две составляющих и рассмотреть каждую из них как особую форму воплощенного знания. Я исследую отношения между телом и сознанием, особенности организации эмоциональной системы памяти, а также связи между сферой плоти и миром знаков. Данный подход открыл мне дверь за пределы клубного пространства — во втором разделе настоящей книги я исследую более широкое воздействие клаббинга на нашу социальную и культурную жизнь.

Первый раздел книги основан на глубинных интервью с информантами и на собственных наблюдениях, сделанных в клубах. Я также использовал плоды работ социологов-теоретиков, включая М. Фуко [Foucault M. 1977] (особенно его понятие «взгляда» 1) и Э. Гофмана [Goffman E. 1990],  чтобы  исследовать  социальные  ограничения,  накладываемые на тело, а также те способы чувственного выражения, которые современная культура одновременно терпит и порицает. Именно эти ограничения в основном стираются при клаббинге, и их исчезновение обусловливает появление в ночи сложных тел и даже сложных эго. Впрочем, главным образом я тусовался в компании других клабберов, являющихся, конечно, подлинными экспертами в данной области. Я танцевал и смеялся, смотрел и общался, колбасился и скрежетал зубами. Я ходил на pre-party и after-party, беседовал ночи напролет с классными чуваками и встретил немалое число рассветов. Именно общественное возбуждение от клаббинга (неустойчивые чувственные знакомства, завязываемые ночью, которую люди хотят прожить на всю катушку) оказало сильнейшее воздействие на меня. Я прошел от центра клаббинга к его периферии, где он наиболее дик  и где определяющие нашу обыденную жизнь правила мира откровенно отвергаются. Это царство самовыражения и вдохновения, заговор ради наслаждения, основанный на гедонизме, вышедшем за пределы удовлетворения личных потребностей и ставшем цепочкой социальных и индивидуальных экспериментов, вызванных знакомством с обжигающими чувственными крайностями.

6.  НАРКОТИКИ

Ни наркотики, ни даже алкоголь не являются причинами  фундаментальных пороков общества. Если нас действительно интересуют корни наших проблем, то следует проверять людей не на наркотики, а на глупость, невежество,  алчность и жажду власти.

П. Дж. О’Рурк

Наркотики, может быть, путь в никуда,  но это, по крайней мере, живописная дорога.

Аноним

Наркотики, к которым я отношу все одурманивающие вещества, включая алкоголь, играют очень важную роль в порождении чувственно-социальных сдвигов, отличающих клубную среду от иных форм общественного пространства. С появлением в Великобритании экстази резко изменилось отношение жителей страны к удовольствиям и наслаждению. Этот процесс не всегда прост. Наркотики как инструменты оказываются бесполезны, если входят в привычку или используются для укрепления пораженных комплексами эго, а также для полного ухода от реальности. Опрошенные мною информанты понимают это, хотя и ценят свой наркотический опыт. Они полагают, что он привнес в их жизнь нечто важное и открыл доступ к альтернативным формам знания.

В настоящей главе я собираюсь исследовать именно такие формы знания, ведь они представляют собой взгляд, противоположный нынешней упрощенческой риторике, клеймящей наркотики. Сторонники последней обычно считают употребляющих наркотики людей заблудшими жертвами коварного зелья, а не активными творцами собственных жизней, исследующими свои отношения с миром, в ходе чего создаются не идеи, а, скорее, жизненные практики. Я говорю о социальном взаимодействии людей, об их осознанном восприятии мира и границах удовольствия в нем, об их способности познавать и воспринимать свою жизнь с альтернативных эмоциональных позиций. Они проверяют на прочность чувственно-социальные рамки габитуса, дабы испытать то, что лежит за их пределами, но лишь в том случае, если полученные благодаря использованию наркотиков знания удается направить обратно в русло трезвой будничной жизни.

Осуществить такую переброску непросто, и мои информанты прибегали к ней главным образом в сетях общественных отношений, сотканных в процессе потребления наркотиков. Если мы будем рассматривать наркотики как социальные рычаги, а не просто как источники впечатлений, то сможем лучше понять как позитивное, так и негативное их влияние на современный мир. В данной главе я сосредоточусь на таких наркотиках, как алкоголь, экстази, кокаин, амфетамин, марихуана, а также (в меньшей степени) на галлюциногенах вроде LSD, потому что это наркотики, наиболее часто принимаемые  в ситуациях общения. Среди моих информантов не было потребителей героина или крэка 1, так как это не компанейские наркотики. Героин склоняет к изоляции, а клуб, полный крэк-торчков, может из-за параноидальных взглядов и взрывных эмоций быстро превратиться из уютного веселого местечка в сущий дантов ад. Героин и крэк разрывают социальные сети, вместо того чтобы открывать их для новых общих впечатлений, поскольку в силу вызываемой ими зависимости жажда наркотика становится для его потребителей важнее окружающих людей.

Потребление наркотиков — не новость для человечества. Многие культуры давно взяли на вооружение их способность искажать реальность, чтобы осуществлять социальные ритуалы и набираться духовного опыта.  Однако на Западе наркотикам никогда не придавалось какого-либо общественного или религиозного значения, в результате чего их потребление ограничивалось областью светского и противозаконного «подполья». Такое отвержение усугубляет многие проблемы, связываемые с использованием наркотиков, так как их потребители либо создают собственные структуры, либо отчуждаются от общественной среды, в которой они существуют.

Отношения моих информантов с наркотиками менялись по мере того как они взрослели и набирались опыта. Это позволило мне изучить долгосрочные модели потребления наркотиков, трансформировавшиеся в процессе жизни информантов. Сами наркотики, особенности их применения, связываемые с ними ожидания, а также их воздействие на прочие аспекты жизни информантов — все это со временем модифицировалось. Клабберы подходили к наркотикам с разных сторон, чтобы получать широкий спектр впечатлений, а не просто кайфовать, доводя наркотический опыт до максимального предела. Так они тоже делали, но ощущения постепенно притуплялись, и они начинали все больше ценить не сами наркотики, а общение с окружающими под их воздействием. Они полагали, что именно с этим связана истинная роль наркотиков в их жизни.

«ВСЯК МУДАК ЛЮБИТ DRUG»

Одна из главных проблем состоит в том, что из-за повсеместного распространения наркотиков их употребление стало считаться социально приемлемым

[Плант 2001].

Все опрошенные мной информанты, кроме одного, так или иначе принимали наркотики. Для некоторых из них клаббинг неразрывно связан с употреблением наркотиков, являющихся основополагающим элементом соответствующего опыта. Они признают потенциальную опасность наркотиков, но все же высоко ценят то, что они предлагают, равно как и строящиеся на них переживания. Большинство информантов находят наркотический опыт в целом положительным и рады тому, что когда-то открыли для себя и принимали наркотики, пусть даже сейчас перестали это делать. Такая позиция явно расходится  с общепринятым взглядом на употребление наркотиков, который разделяют, наравне с прочими, власти и медики. Для них наркотики — это «бич», «чума» и злейший враг человечества, против которого ведется «война», а всякое предположение о том, что они предлагают нечто ценное, решительно отвергается. Потребители со все возрастающим цинизмом воспринимают как отдельные заявления властей касательно наркотиков, так и их позицию по данному вопросу в целом. Так, М. А. Ли и Б. Шлейн пишут об этом в связи с марихуаной, но их доводы справедливы и для многих других «развлекательных» наркотиков:

Покурив марихуаны, вы немедленно осознавали, сколь сильно восприятие реальности вашим телом отличается от официальных описаний правительственных агентств и средств массовой информации. Тот факт, что травка не является, как нам пытаются внушить, большой страшной букой, есть неопровержимое свидетельство того, что власти либо утаивают правду, либо не понимают, о чем говорят. Сохранение нелегального статуса марихуаны доказывает, что ложь и (или) глупость — краеугольные камни правительственной политики [Lee M. A., Shlain B. 1992:129].

Имеющиеся статистические данные противоречивы. Институт исследований алкоголя и здоровья приводит сведения о том, что наркотики так же подвержены влиянию моды, как и что-либо другое. В 1995 году британские подростки занимали первое место в Европе по потреблению наркотиков. В 1999 году наркотики, казалось, начали терять свою привлекательность, по мере того как экстази выходил из моды, а правительственная пропаганда запугивала людей. Однако, как сообщил все тот же институт в 2000 году, в результате того что экстази перестал развлекать и стал казаться опасным, начался уверенный рост алкоголизма среди молодежи, особенно девушек. Британская нация по-прежнему ищет свой хит, и колесо наркотической моды не собирается останавливаться.

Главная причина, по которой я готов согласиться  с тем, что наркотики влились в мейнстрим нашей культуры, вытекает из отношения людей к ним. Наркотики более не ассоциируются с небольшой группой бунтарей, лиц вне закона и изгоев общества. Они перестали быть уделом богемы и художников или сломленных личностей, ведущих ужасное существование и отчаявшихся найти выход. В них даже не заметно протеста, хотя их нелегальное положение может укрепить чей-то престиж в глазах молодых людей. Этот фактор исчезает по мере взросления, а их незаконный статус скорее воспринимается как «приглашение пошалить» или как «заноза в заднице», а не в качестве повода для контркультурного заявления.

Наркотики оказались вплетены в социальную и эстетическую ткань нашей культуры. В частности в ночном телевизионном эфире иногда отпускаются «исключительно укуренные», как говорят мои информанты, шуточки  и используются «глючные» визуальные эффекты. Вот мнение одного из них:

Как вы думаете, почему шоу «Clangers» показывают в четыре часа утра? Дело тут не только в ностальгии. Оно нравится обдолбанным типам, которые только вернулись с вечеринки и чьи мозги все еще кипят. В выходные можно заметить, как меняется сетка вещания: популярные программы начинаются, когда закрываются пабы. Их показывают для алкоманов, а с приближением рассвета эфир становится менее пьяным  и более нарковским. Это телевизионный отходняк для торчащей нации, а каналы знают свой рынок и обслуживают его. Разумеется, сами они никогда в этом не признаются, но удивляться их политике не приходится, если учесть, сколько наркоты потребляется в шоу-бизнесе и масс-медиа. Им-то, конечно, известно, как угодить братьям-наркашам (мужчина, 31 год, тринадцать лет опыта).

Это высказывание позволяет предположить, что средства массовой информации относятся к проблеме  с изрядной долей лицемерия. Пока какое-то из них осуждает наркотики, другое стремится угодить неравнодушной к ним части населения. Свидетельства употребления наркотиков обнаруживаются всюду, от Королевской оперы до парламента. Наркотики пользуются спросом во всех социальных, экономических и этнических группах (я встречал дилера, который поставлял коноплю благодарным пенсионерам в дом престарелых), хотя существуют различия, связанные с типами наркотиков и особенностями их потребления.

КЛУБНЫЕ НАРКОТИКИ

В этом разделе я собираюсь кратко рассмотреть каждый из клубных наркотиков по очереди, дабы изучить их сходства и различия, а также роль в порождении тех или иных типов опыта.

АЛКОГОЛЬ

После недолгой и неполной потери алкоголем статуса главного «горючего» веселых вечеринок в конце 1980-х и начале 1990-х годов, он вновь стал моден в клубной среде. Надо сказать, что слухи о его кончине были, безусловно, преувеличенными, и за пределами покоренной экстази рейв-арены он всегда оставался самым популярным среди британцев наркотиком. Большинство из нас впервые знакомятся с состоянием интоксикации именно благодаря алкоголю. Он же позволяет нам обнаружить в себе способность в определенной обстановке менять собственные ощущения. Это самый «социально приемлемый» из всех наркотиков. Некоторые резко отвергающие наркотики люди могут даже расстроиться, если вы откажетесь выпить с ними, посчитав это антиобщественным выпадом. Дело в том, что к наркотикам часто относят лишь незаконные одурманивающие вещества, что позволяет пьющим людям не считать себя наркоманами. Исследования, предметом которых являются наркотики, зачастую игнорируют алкоголь. При установлении взаимосвязи между легкими и сильнодействующими наркотиками алкоголь оставляют вне поля зрения, используя в качестве примера легкого наркотика коноплю. Идея о том, что с алкоголя начинается знакомство  с измененными психическими состояниями, и он служит мостиком к постижению на телесном уровне других форм наркотического опьянения, бросает вызов общественному мнению.

Как уже было показано, социальная атмосфера ночной жизни в Великобритании резко изменилась с появлением рейва и экстази, отдалившись от общественных моделей, на которых строятся питейные заведения. Спиртное во многом было интегрировано в систему, будучи легко доступным и терпимым (кроме тех случаев, когда его связывали с насилием и алкоголизмом). Законы о торговле выпивкой приводили к тому, что клубы закрывались в два часа ночи, а пабы — в одиннадцать вечера. В результате создавалась ситуация, когда клубный опыт во многом состоял в поиске места, где можно продолжать пить, а не в стремлении к чему-либо новому и даже не  в желании продолжать танцевать. Поэтому подавляющее большинство клубов представляли собой скорее продолжение пабов, нежели совершенно отличное от них пространство, предлагающее радикально иной опыт. В подтверждение своих слов приведу мнение информанта:

Не думаю, что можно связывать те старые пивные клубы  с современной клубной культурой; они были чем-то совершенно иным. С появлением экстази клубы как будто перешли  в новое измерение, в них стало гораздо меньше насилия. Пятничная и субботняя перспектива «нажраться и подраться» отравляла атмосферу. Юные клабберы не представляют себе, как далеко шагнули клубы, как сильно они изменились. Раньше я нередко оказывался в заведениях, где все были пьяны, и думал: «Блин, я не хочу тут оставаться, здесь можно нарваться на неприятности» (мужчина, 25 лет, восемь лет опыта).

Хотя теперь в клубах снова пьют, но делают это иначе, поскольку посетители часто смешивают с алкоголем другие наркотики. Такая практика химических экспериментов вышла из моды, когда экстази достиг пика своей популярности, а он плохо сочетается с большими порция-ми выпивки. А вот кокаин и спид дружат с алкоголем. Об этом говорит один мужчина:

Выпивка и спид очень хорошо сочетаются друг с другом. Можно выпить очень много и не почувствовать той слабости и тоски, которые способны охватить вас под воздействием одного только алкоголя.

Мнение, что алкоголь и кокаин дополняют друг друга, подтверждается суждением другого мужчины:

Мне нравится пропустить пару бутылочек пивка, будучи под коксом. Это славное сочетание: выпивка кажется мягче,  и потом, мне нравится запивать кокаин пивом, потому что эта смесь приятна на вкус.

Высвобождаемая обоими этими наркотиками энергия весьма существенно модифицирует опыт потребления спиртных напитков. Она снижает депрессивные свойства алкоголя и позволяет пьющим людям чувствовать себя бодрым до самого утра. Обычно первыми клуб покидают именно те посетители, которые ограничиваются алкоголем. Примерно в два или три часа ночи наступает момент, когда они отключаются, в то время как неравнодушные к химическому допингу клабберы все еще прыгают на танцполе. Какое-то время одним из самых популярных клубных напитков был коктейль из водки и Red Bull, который на вкус хуже микстуры от кашля, но зато снабжает организм кофеином и таурином. Оба эти соединения являются стимуляторами, которые сдерживают угнетающие свойства алкоголя, хотя отнюдь не так эффективно, как наркотики класса А 1.

Возвращение в клубы алкоголя сделало клаббинг более приемлемой практикой для многих людей, особенно тех, кто избегал клубов из-за их ассоциации с наркотиками. В то время как в прежних экстази-ориентированных заведениях пьющим личностям часто становилось не по себе (порой там не было даже бара), в современных клубах они могут чувствовать себя как дома. Существует определенная разница в «качестве» отрыва между теми клубами, где основным возбуждающим средством является алкоголь, и теми, где используются другие наркотики. Эта разница объясняется, во-первых, различиями воздействия тех или иных наркотиков, а, во-вторых, особенностями социальных моделей поведения, связанных с их употреблением. Вот как пишет об этом М. Макдональд:

Состояние опьянения неодинаково определяется в разных культурах. Значение опьянения в них не совпадает, а вызываемое алкоголем поведение является скорее культурным феноменом, нежели вопросом неизбежного или естественного следствия попадания в кровь этанола... Опьянение — это усвоенное поведение [McDonald М. 1994:13].

Это довольно любопытная культурологическая конструкция, однако я не нашел в тексте реальных доказательств того, что люди по-разному пьянеют в зависимости от их места жительства. Я предпочитаю высказаться более умеренно: культуры действительно создают различные модели наркотического опыта, но лишь в рамках параметров физиологического воздействия конкретного препарата. Модели употребления спиртных напитков следует отличать от моделей опьянения. Поведение одурманенных людей кажется на удивление сходным в самых разных культурах, между которыми, однако, сохраняются коренные отличия в восприятии и оценке такого поведения. Социальные модели, связанные с употреблением алкоголя в Великобритании, сформировались так давно, что почти перестали меняться. Это подчеркнуто гендерные, главным образом мужские, поведенческие модели, отражающие представления о классе, вкусе и социальных приличиях. Д. Жефу-Мадьяну в книге Alcohol, Gender and Culture показывает, что к пьющим женщинам относятся более строго, чем к пьющим мужчинам [Gefou-Madianou D. 1992]. Употребление спиртных напитков, особенно в больших количествах, до сих пор считается преимущественно мужским занятием, и мужчины имеют своего рода разрешение на характерное «пьяное» поведение, тогда как женщины подобной роскоши не удостаиваются. В Великобритании социальная модель опьянения всегда одобряла растормаживающий потенциал алкоголя, но наше христианско-протестантское наследие внушало законодателям сомнения и страх перед такими изменениями в поведении людей. Как пишет М. Макдональд:

Когда мы осуждаем «наркотики», то говорим в первую очередь о предполагаемых угрозах общественному и нравственному порядку, угрозах, которые считаются медицинской проблемой и от которых отталкивается соответствующая научная доктрина [Op. cit. 17].

Опьянение ассоциируется не только с хорошим времяпрепровождением, но также с распущенностью, насилием и саморазрушением. Образ светской выпивки всегда был ближе к трезвости, нежели к опьянению. Это была модель самоконтроля и благопристойности, не предполагавшая потребности во временном отключении от реальности или в радикальном усилении удовольствия. Многие, конечно, игнорировали такие поведенческие модели, испытав благодаря употреблению алкоголя новое чувство свободы и обнаружив в себе иное социальное эго. Однако природа алкогольного воздействия в конечном счете имеет депрессивный характер и не дает того всплеска энергии, с которым ассоциируются другие наркотики и который сам по себе может круто изменить восприятие мира человеком. Выпивка способна оторвать вас от реальности, познакомить с крайностями или помочь классно провести время, пока не наступит момент, когда все вокруг закружится каруселью, вы утратите координацию движений и перестанете понимать, что происходит. Одна женщина провела такую аналогию:

Другие наркотики ослабляют самоконтроль, но не так сильно, как это происходит под действием спиртного, так что вы продолжаете осознавать происходящее. Алкоголь как бы притупляет все острые края, чего экстази, спид или кокаин не делают. Они, напротив, усиливают ощущения, и вы гораздо дольше сохраняете бдительность и способность трезво рассуждать (32 года, девять лет опыта).

Разница между употреблением спиртных напитков сейчас и их употреблением в эпоху, предшествовавшую широкому распространению незаконных наркотиков, обусловлена ролью стимуляторов. Если раньше наша нация использовала для отдыха депрессант, то теперь она, переходя в клубную среду, определенно ищет более бодрых ощущений. Клабберы не желают отключаться в два часа, им хочется веселиться всю ночь напролет, а алкоголь сам по себе скорее ограничивает такую перспективу.

ОТ АЛКОГОЛЯ К ЭКСТАЗИ И ДАЛЬШЕ

С появлением экстази изменилось социальное и чувственное восприятие ночи. Этот наркотик обострил опыт в целом и начал втягивать в него все больше и больше людей, одновременно создавая для него совершенно иные общественные рамки. Клубы переставали быть ночными питейными заведениями с танцплощадкой и на-чали приобретать индивидуальность, имевшую мало общего с распространенной в пабах моделью социального взаимодействия, определяющим образом сказывавшейся на сфере клаббинга вплоть до конца 1980-х годов. Вот пояснение одной тусовщицы:

Пабы имеют территориальный характер. Не припоминаю, чтобы там я с кем-нибудь познакомилась. Я оправляюсь туда  с друзьями и провожу с ними всю ночь. Вообще, посетители баров общаются не так активно, как клабберы. Из-за этого никогда не возникает чувства, что все собрались здесь просто для того, чтобы оттянуться. Честно говоря, пабы кажутся мне довольно скучными. Алкоголь влияет на толпу иначе, чем наркотики, а пьяные люди могут вести себя совершенно по-разному: одни становятся разговорчивыми и возбужденными, другие — подавленными, третьи — агрессивными или подозрительными, а иные начисто теряют координацию. Даже клубы больше напоминают хлев, когда их посетители пьют только спиртное. Они много теряют в энергетике, если большое число посетителей напивается. Как мне кажется, это во многом обусловлено тем, что алкоголь все-таки дерьмовый наркотик, он притормаживает клубную движуху. Он вносит беспорядок, многие теряют самоконтроль. В конце концов клубные пространства создавались вовсе не для пьянчуг, не так ли? Это места, где с самого начала употребляли наркотики, и пьющим людям в них не очень нравилось, но нынче от таких просто нет отбоя (32 года, девять лет опыта).

Алкоголь — древний наркотик, и связанные с его употреблением социальные модели также существуют уже очень давно. Экстази же является молодым наркотиком, который распространился с поразительной быстротой. Вызываемые им психологические эффекты, такие как повышение эмпатии, а также уменьшение скованности и уровня тревожности, сыграли важную роль  в трансформации доминирующего общественного представления о том, что такое хорошее ночное веселье. Его стремительный приход на рейвы и вечеринки настолько сильно изменил социальное восприятие таких мероприятий, что рейверы все как один начали высмеивать выпивку и отказываться от нее. Любвеобильная атмосфера, порождаемая экстази, сделала клубы более притягательными для тех компаний, которые ранее сторонились подобных заведений из-за присущего им снобизма, экономической эксклюзивности или пьяного насилия. Они обнаружили альтернативные приемы общения с окружающими, особенно незнакомцами, но также и со своими друзьями. На заре рейв- и клубной культуры такой социальный опыт и дионисийский размах самих вечеринок явились подлинным откровением, дав начало идеалистическим и даже утопическим фантазиям. К середине девяностых годов эти мечты приняли более прагматичный характер, а клаббинг в итоге начал рассматриваться всего лишь как вариант интенсивного отдыха, как одна из многих, но явно не революционная практика. И все же, как отмечает один из информантов, восприятие ночной жизни изменилось:

Я полагаю, что особенно сильно изменилась атмосфера  в танцевальных клубах, даже тех, где экстази не очень популярен. Если приходишь, скажем, в инди-клуб, то понимаешь, насколько приятнее стало в подобных местечках. Это  в самом деле так. Даже в тех танцевальных клубах, которые могут показаться слегка унылыми и андеграундными, атмосфера значительно лучше, чем в клубах другого толка. Как мне кажется, экстази показал людям, что вечеринка не обязательно должна заканчиваться дракой (мужчина, 27 лет, десять лет опыта).

Когда ядро клубных торчков перестало прикалываться за экстази и вновь начало пить спиртное и нюхать кокаин, оно подвело под это сочетание наркотиков измененную социальную базу. Клабберы желали оставаться в таком общественном пространстве, которое сохраняло бы некоторые свойства основанного на экстази опыта. Так, им хотелось общаться друг с другом с улыбкой  и терпимостью, не прибегая к насилию и чему-то подобному. Однако теперь они стремились достичь такого социального опыта с помощью алкоголя и нескольких дорожек кокаина. Кокаин и спид — очень «болтливые» наркотики, хотя общение под ними не сопровождается такой эмоциональной открытостью и чувством доверия, которые связывают с экстази. С другой стороны, они, в отличие от экстази, не делают человека слишком доверчивым и уязвимым. В сочетании с алкоголем эти катализаторы обеспечивают глубокое в социальном отношении, но менее психоделическое восприятие клаббинга, которое не предполагает радикального сдвига в восприятии собственного эго. По сравнением с трансформирующим кайфом, наступающим от экстази или галлюциногенов, смесь выпивки и стимуляторов может показаться опытом трезвости, особенно после бессонных ночей под экстази или «безбашенных» кислотных трипов 1.

ЭКСТАЗИ

Экстази — 3,4-метилендиоксинметиламфетамин, МДМА — наркотик, без которого не могли обходиться рейвы, а затем и клубы, — был разработан в 1912 году немецкой фармацевтической компанией Merck, но не был выпущен на рынок. Хотя в последние годы потребление экстази возросло, было бы ошибочным продолжать связывать клубный опыт в целом с вызываемыми этим наркотиком ощущениями. Я побывал во многих клубах, где экстази не был главным хитом или даже вообще не использовался, а также в тех, где популярностью пользовались сразу несколько разных наркотиков. И все же именно пространство, полное отрывающихся под экстази индивидуумов, больше всего напоминает самые первые рейвы. Цена колеблется от трех до семи фунтов за таблетку, в зависимости от объема закупки.

В этой части главы я использую предоставленные моими информантами описания порождаемого экстази опыта, чтобы проиллюстрировать социальные и личностные изменения, которые способен вызывать этот наркотик. Я разбил их на три параграфа в соответствии с различными аспектами этого опыта.

ИЗБАВЛЯЯСЬ ОТ СТРАХА,  ПРОНИКАЯСЬ ДОВЕРИЕМ

Я всегда говорила, что экстази превращает меня в шестилетнего ребенка. Это детское состояние, когда нет никаких забот. Если поместить в комнату несколько детей, то они легко сойдутся, поскольку им неведомы условности и все кажется новым и восхитительным. Экстази — это извержение чувств. Сомнения, которые вы можете испытывать по отношению  к собеседнику или к своим поступкам, просто исчезают. Это как поток сознания. Становишься действительно счастливым и чутким. Постоянно завязываешь разговор с окружающими, даже если не можешь вести беседу дольше пары минут. Обнимаешь и целуешь людей без опаски, что они решат, будто ты к ним пристаешь. Будучи в клубе под экстази, я ищу чистого удовольствия, ничего другого. Больше всего радости я испытываю, когда становлюсь по-настоящему разговорчивой  и энергичной и могу максимально использовать потенциал клуба. Само это состояние основано на чувстве, что все в порядке и беспокоиться не о чем. Вы не обязательно испытываете счастье, просто вам кажется, что все отлично. Мне нравятся люди, в компании которых я нахожусь, и я способна сказать: «Люблю тебя, давай обнимемся». Я всегда признавала, что экстази располагает к поверхностному поведению, но при этом мне удается оставаться честной со всеми и не делать того, что я не стала бы делать в обычных обстоятельствах. Так что речь идет не о притворстве, а просто о раскрепощении эмоций. Вам приятно говорить такие вещи друзьям, ведь тем самым вы сообщаете им, как много они для вас значат, и вы знаете, что они оценят это. Кроме того, если вы встречаете человека, которого хотели бы лучше узнать, у вас появляется такая возможность (женщина, 32 года, девять лет опыта).

Это описание создаваемого в клубах при помощи экстази социального опыта имеет много общего с другими свидетельствами моих информантов. Для них самым важным следствием приема экстази было изменение восприятия людей и характера общения с ними. В поиске причин таких эффектов я воспользовался достижениями двух разных научных дисциплин, которые вместе объясняют значительную часть связанного с употреблением экстази опыта. Во-первых, я обратился к труду А. Дамасио, чьи исследования человеческого мозга подтверждают важность эмоций в структурировании сознания. Здесь хочется привести один пример. Пациентка С. страдала болезнью, приводящей к отложению кальция в мозжечковой миндалине, и вот как Дамасио описывает воздействие кальциноза на пациентку:

С. относилась к людям и ситуациям преимущественно с позитивным настроем. Окружающие находили ее чрезмерно общительной и считали это неуместным. С. не только была милой и добродушной, но, казалась, готова была общаться  с кем угодно... Вскоре после знакомства С. уже не стеснялась прикосновений и объятий... Складывалось впечатление, будто негативные эмоции, такие как страх и гнев, были ей просто неведомы, в результате чего в ее жизни преобладали положительные эмоции. Это выражалось если и не в особой их интенсивности, то, по крайней мере, в высокой частоте... [Такое поведение] вызывалось главным образом нехваткой одной эмоции — страха [Damasio A. 1999: 64—65].

Сходство данного описания с поведением человека (особенно новичка) под экстази поразительно. Это позволяет предположить, что экстази каким-то образом влияет на мозжечковую миндалину или другую часть мозга, ответственную за страх. С. жила без страха, что делало ее уязвимой для манипуляций со стороны окружающих. Ее суждения о мотивах других людей были неадекватны. Как объясняет А. Дамасио, «такие личности, смотрящие на мир сквозь розовые очки, беззащитны даже перед простыми социальными рисками и, следовательно, более уязвимы и менее самостоятельны, чем мы с вами» [Op. cit. 67].

В отличие от С., потребители экстази не пребывают в состоянии ослабления страха постоянно. Им известно, что людям не всегда следует доверять, они убеждались в этом на собственном опыте, который опосредствует воздействие экстази. Тем не менее даже временное и частичное притупление страха и беспокойства, которыми зачастую пронизан наш социальный опыт, может принести плоды. Оно позволяет употребляющим этот наркотик людям испытывать чувства «счастья», «эмпатии» и «близости», о которых говорили мои информанты. Экстази дает им возможность войти в такое чувственно-социальное состояние, в котором тревожность минимальна. Страх — любопытная эмоция, любопытная в том смысле, что нередко мы боимся неизвестности, из-за чего неизвестное таковым и остается. В отсутствие страха сокращается эмоциональная дистанция между вами  и тем, что неизвестно. Последнее становится достижимым. Если вы подходите к объекту, опыту или человеку без опаски, то вы взаимодействуете с ними в совершенно ином чувственном состоянии: ваше тело выглядит расслабленным, от вас не исходит эманация угрозы, вы улыбаетесь и благодаря всему этому снижаете вероятность отрицательной ответной реакции. Это телесная техника, имеющая глубокие социальные последствия. Впрочем, отчасти это уменьшение страха вытекает из оценки «компании и обстановки», в которых люди употребляют экстази. Экстази не устраняет тревоги полностью, а лишь ослабляет их. Этот процесс ослабления вплетается  в социальную модель употребления экстази, которая сама по себе помогает еще больше снизить тревожность. Таким образом, наркотик и социальная модель поддерживают и усиливают друг друга, превращая снижение страха в коллективное социальное событие. Я должен подчеркнуть, что никто из клабберов не использовал слово «страх», но, подобно А. Дамасио в его оценке поведения пациентки С., они придавали особое значение положительным эмоциям, которые переживали и которыми делились под воздействием экстази. Как мы видели, А. Дамасио удалось связать их с недостатком страха у С.

Женщина, высказывание которой приведено в начале данного раздела, знала, что находится в располагающей к экстази среде, и это позволяло ей сделать ряд допущений касательно поведения толпы. Она могла предположить, что окружающие будут легко идти на контакт и проявлять дружелюбие. Кроме того, она упомянула «поверхностную» природу наркотика. В клубах экстази склоняет к одной из двух форм социального взаимодействия. Первая — общение со своими друзьями, в котором информант не видит ничего «поверхностного», поскольку оно происходит в рамках социальной сети, сложившейся ранее вне клубного пространства. Вторая — общение с незнакомцами, являющееся для моего информанта искомой составляющей «чистого удовольствия». Опрошенная мной женщина ясно дала понять, что такие взаимодействия имеют свои ограничения, и что даже в клубе она не хотела бы вести себя  с незнакомцами как с близкими друзьями. Ей хотелось быть разговорчивой и дружелюбной с ними, наслаждаться общением, но не «притворяться» и не говорить вещей, уместных лишь в беседе со старыми приятелями. Мне вновь хочется связать такое противопоставление друзей и незнакомцев, а также потенциальное чувство поверхностности, на которое указал информант, с моей гипотезой о том, что снижение уровня тревожности является ключом к пониманию опыта употребления экстази. Со временем люди начинают понимать, что происходящие под воздействием экстази социальные контакты выделяются чувством особой близости, устанавливаемым между участниками. Они узнают, что такой эффект оказывает на них наркотик, но, в отличие от пациентки Дамасио, их жизненный опыт напоминает им о том факте, что подобные отношения между людьми представляют собой особое состояние. В их поведении сохраняется критическая функция, чью роль выполняет знание об очень существенной разнице человеческого поведения под влиянием экстази и без оного. Поэтому они стараются направить самые острые ощущения, вызываемые наркотиком, внутрь своих социальных групп, но в то же время они не против поболтать и посмеяться с чужаками ради прикола, не ожидая развития и углубления этих контактов. Вот как объясняет это следующий информант:

Знакомство с новыми людьми в клубах происходит, так сказать, на очень близкой дистанции, и это забавно. Я говорила незнакомцам, как они красивы, потому что именно так  и считала в тот момент. Это как комплимент, ничего не требующий взамен. Я не пытаюсь тем самым сделать важное заявление или непременно сдружиться с ними. Я говорю им комплименты, потому что мне искренне хочется отметить их привлекательность. Ни разу я не сказала незнакомому человеку, что люблю его или что он мой лучший друг. Мне бы не хотелось так себя вести, ведь это чушь, потому что друзья познаются не сразу. Мне кажется, о любви между клабберами речи быть не может, просто все они оживлены, им хочется быть добрыми, обмениваться комплиментами. А вот с близкими друзьями ощущения намного глубже. Лично я получаю удовольствие в обоих случаях (женщина, 29 лет, двенадцать лет опыта).

Городская среда сама по себе экстремальна. Она накаляет страсти, словно скороварка, и в ней нужно держать ухо востро. Во многих отношениях экстази является противоядием от фонового чувства тревоги, без которого не обходится жизнь в городе. Оно позволяет иначе воспринимать людскую массу, являющуюся существенной частью опыта урбанизма. Конечно, отчасти это связано с социальными правилами, на которых строится клаббинг, но экстази дает возможность в полной мере ощутить их как материализованную силу, ведь эти правила были вдохновлены тем кайфом, который доставляет экстази. Испытав такое материализованное состояние и ощутив на себе действие этих социальных правил, вы можете в некоторой мере воссоздать эти ощущения уже без наркотика, поскольку знаете, что можно себе позволить в клубе и как взаимодействовать с теми, кто находится в одном с вами пространстве. Именно поэтому меня часто принимали за отвязного тусовщика, закинувшегося экстази, тогда как я всего лишь пропускал пару бутылочек пива. Если ведешь себя в клубе уверенно, если можешь оттягиваться без стеснения, то выглядишь так, будто ты на колесах: ты материализовал эмоциональную модель, на которую опираются принципы клаббинга.

Я должен повторить, что говорю не о личностях, испытывающих страх и принимающих экстази для его снятия. Дело обстоит иначе. Употребляя экстази, люди отбрасывают сковывающую их броню, которая обычно защищает их от городских тревог. Они начинают активно противодействовать беспокойству, создавая невосприимчивое к нему тело, дающее им возможность справляться с социальной реальностью мегаполиса, не допуская ее восприятия сознанием как пугающей. Тревога накладывает отпечаток на нашу плоть, находит выражение в движениях мускулатуры, в эмоциональных характеристиках, становится подсознательным образом тела, жизнь которого определяется анонимностью социальных контактов, происходящих в полном незнакомцев мире города. Это легко заметить в метро: молчание, редко встречающиеся взгляды, привычное нежелание выделяться из толпы пассажиров, почти полное отсутствие улыбок — словом, полная противоположность клубной тусовки. Это свойственное людям чувства страха не есть какая-то непреодолимая внешняя сила, а проявление неясного внутреннего беспокойства на счет возможных намерений и действий окружающих. Как объясняет Леду, «хорошие мозги рождают лучшие планы, но за них приходится расплачиваться тревогой» [LeDoux J. Op. cit.].

ЭНЕРГИЯ

Для меня наркотик — это, прежде всего, энергия. Когда после рабочей недели я иду развлекаться, мне необходима дополнительная энергия, чтобы ночь прошла восхитительно, а не просто нормально. Я занюхиваю грамм фена или закидываюсь таблеткой, и ночь наполняется жизнью. Я могу всецело отдать себя вечеринке, не чувствуя усталости и не думая о том, что хочется спать (мужчина, 26 лет, восемь лет опыта).

Этот информант подчеркивает заряжающее свойство его любимых наркотиков, которые могут прогнать усталость на несколько часов. Это важно по двум причинам. Во-первых, ощущение прокатывающейся по телу энергетической волны моментально усиливает восприятие происходящего и радикализирует вашу телесность, что само по себе может дать чувство свободы. Во-вторых, оно позволяет максимально эффективно использовать время отдыха, ведь мы отдыхаем ради себя, и клабберам хочется, чтобы время проходило намного интенсивнее, чем в трудовые будни. Они хотят быть бодрыми,  а не измученными и выжатыми как лимон, стремятся проживать свое свободное время иначе, чем более контролируемые периоды жизни. Последний информант не тяготится своей работой, а, напротив, наслаждается ей  и даже называет себя трудоголиком, но все же ему необходимо испытывать это чувство смены передачи, делающее его отдых более острым в чувственном плане по сравнению со временем, которое он посвящает заработку. Такое желание растягивает время отдыха, изменяя хронологию ночи и раздвигая границы области развлечений. Законы о торговле спиртными напитками были пересмотрены из-за роста популярности рейв-движения. Многие клубы теперь открыты всю ночь, а наркотики, взбадривающие тусовщиков и придающие им силы для реализации ночных фантазий, позволяют как следует использовать появившуюся возможность. Однако, как считает все тот же информант, это может иметь и негативные последствия:

Мне кажется, что многие недостатки употребления наркотиков связаны с лишением сна, которое, вообще говоря, является общеизвестной формой пытки, не так ли?

Да, оборотная сторона медали — это недостаток сна и истощение, но люди готовы мириться с этим, по крайней мере, некоторое время, поскольку в таком состоянии воспринимают свои жизни ускоренными до грани бешеной напряженности, что так разительно отличается от упорядоченного течения дневных часов. Невозможно жить на полную катушку, когда, словно Соня из «Алисы в Стране чудес», постоянно хочешь вздремнуть. Последствия утомления накапливаются, и если не восстанавливать силы, то можно дойти до точки, когда мир труда покажется призрачным. Вы будете чувствовать себя все более отстраняющимся от него, его суета и проблемы будут усугубляться усталостью и станут совершенно непереносимы. Это одна из главных причин, по которым клабберы либо вообще забрасывают клаббинг, либо начинают снижать обороты и искать другие модели ночного отдыха. Они больше времени посвящают восстановлению сил и реже посещают клубы. Словом, они дольше подзаряжают свои батарейки, чтобы не отказаться от клаббинга совсем.

ПРИКОСНОВЕНИЕ

Один из лучших приходов от экстази случился у меня на вечеринке, на которой мы с друзьями X и Y были в особенно приятном расположении духа. Классный наряд, а настрой — самый тот. Я танцевал, был чутким и ласковым, даже немного сладострастным. Затем мы отправились ко мне и оказались с X и Y в одной постели, и там были восхитительно нежны друг с другом, а я это очень люблю. Экстази взывает скорее  к чувствам, нежели к похоти. Под его воздействием трогаешь людей ради самого удовольствия от этих ощущений, от прикосновения к их коже, от того наслаждения, которое доставляешь партнеру. Ты не гонишься за половым актом. Все происходит без спешки и больше напоминает игру (мужчина, 32 года, четырнадцать лет опыта).

Высказывание моего информанта делает акцент на осязательных особенностях вызываемого экстази кайфа. Прикосновение словно электризует, доставляя сильнейшее удовольствие, а само воздействие экстази превращается в невероятно чувственный опыт. Возбуждаясь, ощущаешь, как тело меняется, а как только приход достигает максимума, модифицируется и ваше чувственное эго. Мой информант указывает на то, как такая трансформация влияет на характер взаимодействия между людьми на уровне чувств. В этом заключается важная разница между общением под экстази и повседневным общением. В предисловии к своей книге Touching: The Human Significance of the Skin Э. Монтегью пишет:

Обезличивание жизни в западном мире достигло такой степени, что мы превратились в расу неприкасаемых. По отношению друг к другу мы сделались чужаками, не только избегающими всяческих форм «ненужного» физического контакта, но даже отталкивающими их, стали безликими фигурами в перенаселенном пейзаже, одинокими и боящимися близости... Западный человек привык полагаться в своем общении на «дистантные чувства»: зрение и слух, — в то время как осязание, составляющее наряду с обонянием и вкусом группу «проксимальных чувств», в значительной мере оказалось под запретом [Montagu A. 1986].

«Осязательный кайф» имеет двойственное происхождение. Во-первых, он порождается доступностью прикосновений, объятий, танца с другими людьми. Во-вторых, ему способствует обострение чувств в клубном пространстве, столкновение тел, накал эмоций, сексуальное возбуждение. Все это с такой силой воздействует на тело клаббера, что порой ему просто мерещится, что к нему прикасаются. Это в чем-то синэстетический 1 опыт, когда возникает впечатление, будто все чувства, испытываемые клубной толпой, воспринимаются твоей кожей. Находящиеся под воздействием экстази люди действительно трогают друг друга чаще, чем те, кто употребляет другие наркотики. Для них прикосновение становится непринуж- денным и нежным и используется как средство общения. Оно приобретает форму игры, а такой опыт, как полагает Э. Монтегью, весьма редок в современном мире.

АКСЕЛЕРАТОРЫ

Всем основным клубным наркотикам свойственен один общий момент: они дарят впечатление, будто ты с головой окунаешься в мир. В случае акселераторов, в частности амфетамина и кокаина, такое чувство возникает благодаря ощущению пробегающей по телу волны энергии, которое само по себе добавляет сил. Пожалуй, главная причина, по которой люди переходят с экстази на кокаин, заключается в том, что кайф от экстази начинает казаться им безыскусным, в то время как кокаин представляется более действенным, шокирующим наркотиком. Как бы то ни было, кокаин впервые появился на легальном рынке как чудодейственное лекарство,  в рекламе которого гордо указывалось, что это превосходное средство «для молодых людей, страдающих от застенчивости» (цитата из книги Гринспуна и Бакалара [Grinspoon L., Bakalar J. B. 1976]).

Итак, можно заметить, что экстази и кокаин способны помочь преодолеть смущение и страх, но действуют они по-разному. Кокаин избавляет вас от робости и сомнений и позволяет не прятаться за чьей-либо спиной, наделяя вас уверенностью в себе и ощущением силы. Зигмунд Фрейд как-то писал своей невесте Марте Бернейс: «Вы увидите, кто сильнее: маленькая хрупкая недоедающая девушка или могучий дикий мужчина, чье тело насыщено кокаином» [In: Grinspoon L., Bakalar J. B. Op. cit.]. Эта цитата говорит о примитивном телесном кокаиновом кайфе, поддерживающем те состояния сознания, о которых нередко говорят использующие данный наркотик люди. Амфетамин позволяет достичь очень похожего результата за гораздо меньшую цену. Однако есть нюансы, не в последнюю очередь связанные с различиями между социальными моделями их потребления. Кокаин стал наркотиком успеха, поскольку одна только его цена, колеблющаяся от сорока до шестидесяти фунтов стерлингов за грамм, обеспечила его связь с богатством и престижем, сделав столь популярным среди знаменитостей. Это важно, ведь в современном обществе известность и слава являются важнейшими устремлениями, а кокаин, по праву или нет, считается частью такой жизненной модели, поскольку высокая цена делает его наркотиком успешных людей. Кокаин материализует ощущение лестной заметности и индивидуальности. Светская жизнь становится легче, ведь вы начинаете чувствовать себя как суперзвезда на публике: уверенным, заметным, спокойным. Один из информантов  считает,  что  «кокаин  по-настоящему  популярен среди тех, у кого много денег и амбиций. Он — часть образа жизни, средство, помогающее стать уверенным в себе, укрепить свое эго и без страха идти по жизни. Этакая, если угодно, порошковая популярность» (мужчина, 34 года, шестнадцать лет опыта).

Именно это обстоятельство дает людям, в том числе предпочитающим кокаин, повод называть его «костылем воображалы». Это наркотик «напоказ», позволяющий тем, кто его употребляет, предъявлять миру определенную версию самих себя. Однако не всякий любитель кокаина верит в такую социальную модель. Некоторые используют порошок лишь потому, что им нравится его действие, не выказывая претензий на славу или богатство. Они относятся к кокаину как к лакомству, которым можно наслаждаться и делиться с друзьями.

Амфетамин же считается уличным наркотиком. Это дешевая, эффективная, лишенная всякого шика альтернатива кокаину для трудового люда, стоящая от пяти до десяти фунтов за грамм. Главное достоинство акселераторов — поступление энергии в чистом виде: ощущение того, как эта энергия начинает бить в организме ключом, трансформирует отношение употребляющего акселератор человека к миру. Внешне мир почти не меняется, но с внутренней психологической точки зрения он вдруг расцвечивается радугой потенциальных возможностей. Речь становится громкой, в мозгу одна за другой вспыхивают идеи, кажется, будто взаимопонимание устанавливается мгновенно. Это эмоционально напряженный язык, чуть ли не евангелистский по своей страсти, подкрепленный убежденностью, которая временами кажется почти агрессивной. Тело оживает и наполняется силой по мере возбуждения их ритмической структуры и появления характерной кокаиновой или спидовой телесно- сти: человек то и дело трогает нос, его взгляд сканирует окружающее пространство в поисках действия, он испытывает приятное напряжение между собой и миром. Это опьяняет; ты чувствуешь, будто вместо сердца у тебя пламенный мотор, а сам ты — болид «Формулы — 1»  в человеческом обличии.

Если переборщить с акселераторами, то ощущение напряжения между тобой и миром может стать поглощающим. Вы становитесь настолько яркими в своих глазах, что начинаете думать, будто все только на вас смотрят и о вас говорят. Гипертщеславие и экспансионизм акселерации заставляют вас почувствовать себя центром Вселенной, вокруг которого вращается все. Это прикольно, когда вы отлично проводите время и кажетесь самому себе остроумным и замечательным, но не так клево, если вы зашли слишком далеко и уже чувствуете себя перенапряженным или неуправляемым. Упомянутое чувство собственной значимости приводит к тому, что все воспринимается очень остро, становится крайне важным, однако такое ощущение накатывает волнами. Вот как объясняет это одна женщина:

С кокаином чувствуешь себя очень энергичным и значимым, но при этом, как мне кажется, нужно постоянно догоняться, ведь приход длится всего сорок пять минут. Этого не замечаешь, если порошка навалом, но если у тебя всего пара дорожек, то в итоге ты можешь ощутить даже большую  усталость, чем перед употреблением кокаина. Для сравнения, воздействие экстази длится пять или шесть часов,  и за это время можно многое успеть сделать, а чтобы добиться такого же эффекта от кокаина, придется втянуть немало дорожек.

Правдоподобное объяснение возникающего чувства власти и уверенности предложили Л. Гринспун и Д. Б. Бакалар:

Усиление чувства собственной значимости («самый эгораздувающий наркотик из всех»), возможно, соотносится в сознании с симпатомиметическим действием стимуляторов. Дело  в том, что в моменты стресса и опасности организм... должен отстаивать собственную обособленность от мира, подавляя всякую тенденцию к расслабленному слиянию с ним. В сознании это может рождать сильное чувство индивидуальности,  а также власти и самоконтроля [Grinspoon L., Bakalar J. B. Op. cit].

Кокаин фактически воспроизводит реакцию человека на генерирующий страх раздражитель, но, поскольку таковой раздражитель в действительности отсутствует, человек просто чувствует себя полным сил и готовым  к действию, что помогает ему преодолеть собственную застенчивость. Таким образом, кокаин, как и экстази, трансформирует тело, которое человек использует для того, чтобы сдерживать страх. Однако злоупотребление наркотиком может порождать паранойю и беспокойство, вызываемые установкой «бить или бежать». Возможно, активизируется какая-то часть мозга, отвечающая на раздражитель, который в обычных условиях вызывает такое физическое и эмоциональное состояние. Если вы отлично проводите время с друзьями, то этот аспект наркотика не проявится. Но если ситуация вдруг переменится или если вы примете слишком большую дозу и не сможете контролировать действие наркотика, то из-за своего измененного эмоционального состояния можете негативно интерпретировать поступки окружающих. Мой информант привел весьма интересное описание этого процесса:

У меня всего пару раз случались измены. Со временем понимаешь, как с этим бороться, ведь все дело в наркотиках, но когда это происходит впервые, то чертовски стремно. Помню, я был в клубе, от души веселился, втянул пару дорожек,  а затем (не помню даже, что меня подтолкнуло, наверное, какое-нибудь недоразумение) впал в паранойю. Я озирался  и думал, что все говорят обо мне или подозрительно на меня смотрят. Мне казалось, что окружающие перешептываются, что, конечно, смехотворно, поскольку они-то наверняка старались перекричать музыку. Но я считал, что они шепчутся обо мне, а когда они смеялись, то, ясное дело, смеялись надо мной. Я сильно напрягся, хотел уйти, но тут клуб совершенно переменился: все стали выглядеть угрожающе. Вернулась моя приятельница, я рассказал ей о происходящем, она улыбнулась и посоветовала расслабиться, потому что это все из-за кокаина. Мне немного полегчало, я глотнул пива, сидел и разговаривал с ней. Примерно через полчаса я уже чувствовал себя хорошо, клуб снова выглядел нормально, все вели себя естественно и спокойно, но к кокаину в ту ночь я больше не притрагивался (мужчина, 27 лет, восемь лет опыта).

Эта цитата проливает свет на то, как эмоциональное состояние моего информанта влияло на его восприятие социальной среды, в которой он находился. Он начал трактовать действия людей через свое эмоциональное состояние, придумывая объяснения, которые были обусловлены его напряженностью и ощущением угрозы. Поскольку кокаинисты обычно и так возбуждены, такая негативная реакция может оказаться очень скверной  и одновременно острой, если не найдется способа успокоиться. Кокаин горячит, и злоупотребление им может делать людей неуравновешенными, что порой приводит к очень неприятным последствиям. Это не является неизбежным следствием употребления кокаина и происходит лишь тогда, когда человек принимает его бесконтрольно или «не во благовременье».

ГАЛЛЮЦИНОГЕНЫ

Настоящие галлюциногены, такие как LSD, псилоцибин и кетамин, способны радикально искажать мир. Теперешние дозы LSD, как правило, намного меньше тех, что принимались в шестидесятые годы. Это означает, что люди могут успешнее общаться под воздействием LSD даже в активных социальных ситуациях. Как бы то ни было, между галлюциногенами и другими клубными наркотиками существует несколько различий. В то время как экстази, по-видимому, сам наделяет вас склонностью воспринимать вещи в благоприятном свете, LSD, грибы и кетамин требуют от вас самостоятельно создать такой позитивный элемент. Именно поэтому Т. Лири с соавт. подчеркивает важность «времени и места» употребления [Leary T. et al. 1970]. Это объясняет большую популярность экстази, ведь во многих отношениях он является более простым наркотиком, который легче освоить  и контролировать.

Убедительной идейной основы для психоделического опыта в западном мире не существует. Пытаясь найти смысл в галлюциногенах, их потребители обращались  к восточному мистицизму или философии «нью-эйдж», чтобы такую основу обрести. Так что трезвому рационалисту, не имеющему каких-либо духовных убеждений, любой подобный базис покажется неудачным. Воздействие же экстази, напротив, оказалось быстро приспособлено к нуждам общества и стало элементом рейвов, поэтому не возникало нужды придумывать иное оправдание соответствующему опыту, помимо желания хорошо отдохнуть в компании. Это изменило отношение людей  к LSD. Перестав считать его употребление квазидуховным опытом, они начали принимать его просто веселия ради.

Клаббинг изменяет восприятие галлюциногенов, поскольку, благодаря нахождению в толпе, их воздействие проявляется во внешней деятельности и перестает быть преимущественно внутренним путешествием. Говорит об этом один мужчина:

У меня нет времени для фей, богов, матери-земли и духовного просветления, но у меня есть время для общения с людьми. Я обнаружил, что совместный трип — это отличный способ, чтобы лучше узнать человека. Кроме того, это причудливо, забавно и похоже на проведенный вместе отпуск — так же сплачивает.

Аналогия с отпуском интересна в связи со способностью галлюциногенов производить впечатление «волшебного путешествия». Не случайно употребление LSD часто называют трипом. Как и в случае заграничных каникул,  в трипе вы оказываетесь в сильно отличающемся от обычного мире. Это более «дикое», «безумное» и острое его восприятие по сравнению с будничным. LSD не всегда вызывает галлюцинации, особенно при нынешних стандартных дозировках, тем не менее он способен радикально модифицировать эмоциональное и чувственное восприятие мира, а также полностью менять его интерпретацию. Например, цвета становятся особенно насыщенными, вообще все вокруг кажется более пышным, живым и светлым. Лица в толпе меняются и порой выглядят чрезвычайно странно, что иногда приводит в замешательство, но в то же время волнует. Танцевать под LSD потрясающе, так как этот наркотик еще сильнее, чем экстази, трансформирует восприятие чувственного эго. Энергия прямо-таки распирает тело, которое становится гибким и сильным; все чувства обостряются. Следующий информант говорит:

Мой любимый наркотик — кислота. Она невероятна, даже неописуема, я ее обожаю. Танцевать под ней чудесно. Становишься будто одержимая, хотя иногда из-за этого довольно трудно находиться в клубах. Все может стать слишком странным, и вам будет нелегко общаться с окружающими. А вот секс под кислотой — это нечто особенное. Она заставила меня совершенно иначе взглянуть на это дело. Раньше я и представить себе не могла, что он может быть таким ярким, таким А-А-А-А-Х! Словами никак не передать, но уж поверьте мне: секс с любимым человеком под LSD — это уголок рая на земле, и это стало важной частью отношений с моим парнем. Провести выходные в спальне, часами занимаясь сексом под солидной дозой кислоты, — это потрясающий способ познать друг друга (женщина, 41 год, девятнадцать лет опыта).

Эта женщина ставит чувственные аспекты употребления LSD выше его галлюциногенных и преимущественно визуальных эффектов. Этот чувственный элемент может быть использован в танце или, как было отмечено, в сексе, но в любом случае он резко усиливает чувственную динамику любого опыта.

Псилоцибин не очень популярен в качестве клубного наркотика, если только речь не идет о рейве с компанией бухих «грибников» где-нибудь в Девоне. Действие похоже на LSD, но, судя по личному опыту, могу сказать, что он чаще вызывает галлюцинации и дает меньше энергии, чем LSD. Под грибочками я всегда чувствую себя этаким эльфом.

Кетамин становится все популярнее в клубной культуре, особенно на халявных сквот-вечеринках 1. Сам я никогда его не употреблял, но по рассказам опрошенных мной информантов сложилось впечатление, что его психоделический эффект во многом связан с чувством освобождения от телесной оболочки, который вызывается обезболивающими свойствами кетамина. Это похоже на ощущения при сенсорной депривации, когда мозг как бы забывает о существовании тела. Похоже, что кетамин предлагает наиболее внутренний и асоциальный опыт из всех клубных наркотиков. Информанты называли его «наркотиком для ума», под действием которого они становятся «изолированными»; некоторые рассказывали о пережитых «внетелесных ощущениях» и чувстве, будто «парят над танцполом». Безусловно, кетамин полностью «вырубает», и отведавшие его клабберы, с которыми я говорил, общались с большим трудом, поскольку пребывали где-то далеко (и частенько несли чушь).  У меня не возникло желания пробовать кетамин, потому что этот изолирующий и препятствующий общению наркотик показался мне шизофреническим младшим братом «герыча».

КОНОПЛЯ

Многие клабберы курят ганджу, часто используя ее  в сочетании с другими наркотиками, чтобы сгладить их приход и особенно отходняк. Однако в клубах курить травку непросто, потому что ее очень легко унюхать. Это подтверждает мой информант:

Закон против травки — сущая глупость. Из-за него курить  в клубах очень трудно, потому что ганджу можно унюхать за километр. В некоторых местах это дозволяется, но не везде. Можно оказаться в ситуации, когда вокруг полно торчков, но лишь тебя не оставляют в покое, потому что твой наркотик воняет, хотя он куда слабее других. Мне нравится дунуть пару косяков, выпить бутылочку пива и потанцевать. Это классно, но проще употреблять более жесткие наркотики класса А, поскольку их легче пронести и принять (женщина, 29 лет, одиннадцать лет опыта).

Опасность курения марихуаны в общественных местах приводит к тому, что выпивка или танцевальные наркотики оказываются единственно доступными для тех, кто хочет провести время в обществе. Любители травки курят в основном дома или у друзей. Это непубличное занятие, хотя в некоторых клубах можно затянуться, если удается сделать это незаметно.

Марихуана — главным образом наркотик веселья,  в этом своем качестве он сильно опережает алкоголь.  Я видел, как люди корчились от смеха и совершенно не могли сдержаться, так балдея, как никогда не смогли бы от выпивки. Трава не дает той энергии, которую обеспечивают иные клубные наркотики, именно поэтому многие, находясь в клубе, сочетают ее с чем-нибудь стимулирующим. С распространением сканка, который выращивается на гидропонике и отличается повышенным содержанием тетрагидроканнабинола, марихуановый приход стал мощнее, но его употребление не всегда приносит положительный опыт, поскольку он может вызывать апатию или паранойю, а один из моих информантов сказал: «Сканк — это как Tennants Super 1 в мире дури. Хороший выбор для тех, кто хочет стать зомби, однако лишен изысканности и стиля».

Марихуана расслабляет тело и создает эмоциональную дистанцию между курящими ее людьми и окружающим миром. Лично для меня эта дистанция выражается в особенном взгляде на мир. Проще всего описать его, сказав, что присущая жизни абсурдность становится явной, но это открытие отнюдь не расстраивает. Жизнь абсурдна. Ха-ха-ха.

РИТМЫ УПОТРЕБЛЕНИЯ НАРКОТИКОВ

В настоящем разделе я исследую обстоятельства употребления наркотиков с точки зрения использующих их лиц. Мои информанты — люди в основном среднего возраста, по меньшей мере несколько лет не понаслышке знакомые с наркотиками. Это вселяет надежду на то, что они способны объяснить, как менялось со временем их отношение к наркотикам. Такая долгосрочная перспектива позволила мне выстроить модель потребления наркотиков, состоящую из следующих четырех категорий: 1 — знакомство; 2 — медовый месяц; 3 — злоупотребление; 4 — переоценка. Приведенный список не является естественной последовательностью, поскольку один этап не обязательно предполагает другой. Наркотический опыт, как и всякий другой, со временем меняется. Он тесно связан с тем, что происходит в человеческой жизни в свободные от наркотиков периоды. Этот опыт заключен внутри человека, который привносит в него свои мечты, стремления, желания и материальные обстоятельства. Клубные наркотики, помимо прочего, имеют глубоко социальную природу, и отношение людей со средой создает большой эффект для восприятия ими наркотиков. Если тусовке, в которой клабберы употребляют наркотики, недостает красок, если, покидая клуб, они оказываются оторванными от нее, тогда сочетание «наркотик + клуб» может разочаровать своей фальшью. Если наркотики, наоборот, так сильно укоренились в повседневной жизни, что люди не общаются друг с другом иначе как под кайфом, то опять же могут возникнуть серьезные проблемы. А теперь давайте последовательно рассмотрим каждую из указанных категорий.

ЗНАКОМСТВО

Научение приему наркотиков — отнюдь не зловещий процесс, каким его порой представляют. Никому из моих информантов не продавали наркотики на детской площадке; ни один из них не стал жертвой «плохих» незнакомцев, затянувших его в наркотический плен. Все они пробовали наркотики вместе с друзьями. Каждый был знаком с тем или иным наркотиком еще до первого посещения клуба, да и употреблять наркотики они начали по разным причинам, главной из которых является любопытство. Все эти люди были частью мира, в котором были наркотики, и им хотелось их попробовать. Они видели, что кто-то получает от них удовольствие, что ими балуются некоторые из друзей и, вопреки распространенной в повседневном мире риторике, вовсе не становятся отпетыми, жалкими или отчаявшимися личностями. Хотя фактор давления со стороны сверстников имеет место, это давление со временем исчезает:

Теперь я руководствуюсь одним мотивом — желанием хорошо провести время. Это чисто гедонический опыт. Раньше мне просто хотелось делать то, чем занимались мои друзья. Если угодно, это можно назвать влиянием со стороны сверстников. В колледже отказывавшиеся тусоваться студенты рисковали прослыть «заучками», «ботаниками» или вроде того. Кроме того, я искала знакомств с парнями, а в юности мы были не так уверены в себе. В клубах многие скорее старались показать окружающим, как им классно, нежели действительно получали удовольствие (женщина, 32 года, девять лет опыта).

Как можно заметить, эта женщина признает наличие внешнего давления на начальном этапе, но при этом считает, что оно перестало играть всякую роль в ее наркотическом опыте. Она выскользнула из-под этого пресса и стала самостоятельно контролировать потребление наркотиков. Даже будучи членом группы, в которой наркотики использовались регулярно, она сама решала, когда, где и как их принимать. Наркотики — это компанейский и сравнительно недорогой (за исключением кокаина и героина) вид отдыха.

Первым наркотиком, с которым столкнулись все опрошенные мной информанты, был алкоголь. Именно выпивка дала им понять, как славно можно веселиться  в одурманенном состоянии. Усвоив эту простую истину, они начали высоко ценить социальный аспект использования наркотических веществ, а именно то, как они способны менять отношения с другими людьми и окружающим миром. Затем они узнавали об альтернативных наркотиках и различных типах наркотического опыта, которые часто сильно отличались от алкогольного опьянения. Вспоминает об этом одна женщина:

Я пристрастилась к клаббингу в 1990 году, когда начала совмещать его с наркотиками. Вообще, клубы я посещала и до того. Помню, как оказалась в The S Club, где, казалось, все вокруг, кроме меня, были под кайфом. Я смотрела на них  и думала: «Почему все прыгают и получают от этого такое удовольствие? Странно». Позже, как я сказала, в 1990 году, в клубе подруга угостила меня экстази, и вдруг до меня дошло: «А, вот теперь я въезжаю, почему все прыгают, ухмыляются и прикалываются» (29 лет, десять лет опыта).

Это пример обнаружения чувственно-социальных ограничений алкоголя. Женщина посещала клубы и выпивала, но все же не могла постичь клаббинг, который  в начале девяностых годов был ориентирован на экстази. Алкоголь помог ей приобрести некоторый клубный опыт, но она чувствовала, что другие тусовщики испытывают гораздо более яркие ощущения. Ей казалось, что они проводят время лучше, чем она, но лишь после употребления экстази ей стало ясно, в чем была причина. Понимание этого очень важно для знакомства с наркотиками, поскольку, встречая людей, которые отдыхают  с большим удовольствием, чем ты и, по-видимому, не имеют никаких проблем из-за наркотиков, начинаешь относиться к ним по-другому, даже еще не попробовав сам. Так объясняет это следующий информант:

Я покуривала травку и гашиш, но всегда остерегалась более сильных вещей. Затем я поехала в Австралию, где познакомилась с одной компанией. То были отличные ребята и успешные профессионалы, и они любили принимать экстази и кислоту. Они были здравомыслящи и откровенны, классно проводили время, так что мне тоже захотелось попробовать. В итоге  я решилась, и мне было очень хорошо. С тех пор я периодически употребляю эти вещи (женщина, 41 год, девятнадцать лет опыта).

Как только человек понимает, что алкоголь — не единственный путь изменения сознания, его любопытство разгорается еще жарче, однако наркотики существует внутри социальных сетей, имеющих свои правила насчет приемлемого и недопустимого. Но эти правила со временем меняются, одни препараты уступают место другим по мере трансформации отношений людей с наркотиками. Чрезвычайно упрощенческая идея о том, что начинаете вы с травки, а кончаете героином, поскольку один наркотик якобы каким-то образом притягивает другой, смехотворна. Наркотики являются атрибутом общения, и то, какие типы наркотиков можно пробовать, определяется самими социальными группами, а не стремлением как можно сильнее «оттопыриться». Людей знакомят с наркотиками друзья. Тот, кто всесторонне наслаждается наркотиками, вскоре начинает сомневаться в состоятельности правовой и медицинской пропаганды под лозунгом «наркотики — зло». Сваливая их все в одну кучу, такая пропаганда неадекватно отражает вполне реальные различия между наркотиками и потенциальные проблемы, связанные с каждым из них. Как бы то ни было, на этапе знакомства все эти вопросы еще далеко в будущем. Люди открывают новые пути к удовольствию, новые отношения друг с другом, новое чувство собственного эго, а также новые способы общения. Воздействие, которое это оказывает на их социальный мир, и то, как интенсивность потребления наркотиков связывает все наши миры воедино, возвышая над обыденностью, не менее важны, чем сами наркотики.

Когда знакомство с наркотиками происходит одновременно с исследованием клубной жизни, интенсивность возрастает. Клубы, хаус-вечеринки и просто вечеринки всегда сопровождаются той или иной формой опьянения. Едва ли вам доведется увидеть длинную очередь желающих попасть на вечеринку общества трезвости. Но клубы не единственные места, в которых используются наркотики. Я встречал людей, которые уже перестали ходить по клубам, но все еще принимали наркотики. Просто теперь они делали это в иной компании и в иной обстановке. Наркотики модно употреблять так же, как  и пить: дома, в барах или в клубах. Последние никак нельзя считать причиной употребления наркотиков: все мои информанты принимали то или иное незаконное вещество еще до первого погружения в ночную жизнь. Нельзя также сказать, что клубы растягивают период использования наркотиков, поскольку многие тусовщики, даже оставив клаббинг, продолжали употреблять наркотики. Нельзя, однако, отрицать, что клуб — весьма подходящее место для совместного наркотического опьянения. Яркость самой среды вступает в резонанс с остротой эффектов клубных наркотиков, что позволяет клабберам максимально полно насладиться чувственным кайфом  и выразить его. Так сказал об этом один из информантов:

Необязательно принимать наркотики, чтобы получать удовольствие в клубах. Бывало, я здорово тусовался, всего лишь выпив несколько бутылок пива, однако наркотики дополняют опыт, делая его более ярким (мужчина, 33 года, семнадцать лет опыта).

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ

Некоторое время после первого своего трипа мне казалось, что я нашел смысл жизни, хотя, очухавшись, я не мог припомнить, в чем он (мужчина).

Первый год на колесах — это балдеж. Я тогда классно проводила время, это было так волнующе. Мне казалось, что я всегда буду их принимать и никогда уже не стану прежней (женщина).

Под кокаином мне казалось, что я — супер! Я была бесстрашна, чувствовала себя так, как мне всегда хотелось: уверенной, сильной, шокирующе откровенной. Это было здорово (женщина).

Медовый месяц — период наибольшего энтузиазма по отношению к самим наркотикам. Лучше всего проиллюстрировать это в крупном масштабе, приведя в качестве примера повсеместное распространение в Великобритании экстази, которое приветствовали с энтузиазмом, доходившим едва ли не до одержимости, что напоминает период особой популярности LSD в шестидесятых годах прошлого века. Люди верили, что происходит нечто особенное, что мир меняется: бездушная алчность восьмидесятых вспоминалась с презрением, коммунистический блок распадался под ударами в основном мирных революций, а экстази выражал дух времени. Приведу отрывок из книги Мэтью Коллина Altered State:

Там, откуда мы родом, радостью считается взять выпивки, хорошенько окосеть и поржать с приятелями... У нас была база в Уитеншоу 1, откуда шла по всему миру движуха. Там зюзили пивко около сотни парней, пять или десять из которых ни  с того ни с сего изменили курс, вошли в штопор, словно сраные камикадзе. С 1988 до конца 1990 года мы не выпили ни одной чертовой рюмки, ни капли алкоголя... два года продвигали его [экстази], как миссионеры, как свидетели Иеговы. Рассказывали родителям, что он изменит мир и все такое прочее [Collin M. 1997].

То был медовый месяц экстази, и, как было в шестидесятые годы с LSD, сочетание наркотика и рейва предложило столь отличный от всего прежде знакомого опыт, что у людей возникало чувство, будто грандиозные перемены неизбежны. Однако разочарование, последовавшее за медовым месяцем с экстази, открыло людям глаза на ограниченность любых наркотиков, и в результате изменился характер протекания медового месяца. Сегодня очень немногие отзываются об экстази с таким проповедническим пафосом. Опыт его потребления обрел прошлое и будущее, оброс контекстом, и теперь люди говорят о нем с большим знанием дела и с меньшей страстью, поскольку имеют представление и об оборотной стороне медали. Однако в меньших масштабах подобный медовый месяц может переживаться при знакомстве с большинством наркотиков, только уже на уровне личности и не в столь экстремальных формах. Никто не полагает, будто кокаин может спасти мир, отнюдь, но знакомство с кокаином все равно может волновать, если вы никогда прежде его не пробовали. Новичок в мире наркотических средств до сих пор может находить их необузданными и радикальными, поскольку они предлагают ему опыт, сильно отличающийся от социальных миров, в которых обитает человек. Люди чувствуют, что их жизнь стала более содержательной, страстной и волнующей. Вот мнение одной женщины:

Я знала, что живу по-настоящему, и жизнь была словно пронизана электричеством. Это было прекрасное время, и, полагаю, лучше уже не будет. Меня окружали дорогие мне люди,  а все происходящее напоминало приключение: мы шли тусоваться, принимали наркотики, танцевали, смеялись, находили друг в друге родственные души. Это было замечательно (34 года, семнадцать лет опыта).

Все мои информанты соглашались с тем, что самый лучший эффект наркотики производят в компании и что употреблять их в одиночестве, как и алкоголь, «немного печально». Наркотики ценят за тот социальный опыт, который они помогают создавать, причем для сладости медового месяца этот опыт не менее важен, чем наркотики как таковые. Вы с друзьями переживаете серию приключений, скрепляющих узы дружбы на глубоко чувственном уровне.

Медовый месяц — это период, когда эффекты от употребления наркотиков оказывают ограниченное воздействие на человеческую жизнь вне клубного пространства. При этом жизнь вне клаббинга у большинства пока стоит выше наркотической практики и как бы контролирует ее. Чем сильнее человек привязан к повседневной жизни, тем негативнее он воспримет плоды злоупотребления наркотиками и бессонные ночи, которые мешают будничной жизни. Приоритеты людей могут с годами меняться. В какой-то период времени они тратят всю свою энергию на разгул, но в итоге им все же приходится заняться поиском равновесия между вечеринками и устроением жизни вне тусовки, и тогда медовый месяц катится к своему концу.

ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ

Излишеств путь ведет в храм мудрости...

Чтоб меру знать, ее сперва превысить нужно.

Уильям Блейк

У нас была целая система: мы начинали ночь с пары дорожек спида, затем выпивали, закидывались таблеткой и отрывались. Как только таблетка переставала действовать, принимали по марочке кислоты, которая поддерживала нас до утра. Затем следовала очередная доза спида, а в воскресенье  мы отправлялись пьянствовать в паб. К вечеру мы были никакие. Спать никто не ложился, и все, должно быть, выглядели ужасно, но это было круто. Какое-то время мы тусовались, не останавливаясь, словно автоматы. Но затем пришлось сбавить обороты: мы все выбились из колеи и уже плохо контролировали происходящее (женщина, 29 лет, двенадцать лет опыта).

Я десять лет принимала экстази практически каждый уик-энд, пока не дошла до точки. Вплоть до следующей пятницы я уже не могла очухаться, а там мы вновь шли в клуб, все выходные глотали таблетки, и весь круг повторялся. С этим пришлось завязать. Я ни о чем не жалею, но это не могло продолжаться вечно (34 года, семнадцать лет опыта).

Приведенная выше цитата из Блейка — еще один взгляд на излишества: автор подчеркивает, что без злоупотребления невозможно постичь меру. Люди по-разному представляют себе излишества. Установление собственных пределов происходит скорее в опыте, нежели в теории, их не отмерить чужой линейкой. Именно это разумеет Блейк. Эти пределы определяются количеством наркотиков, которое вы употребляете ночью, и числом ночей, проведенных под их воздействием, а также тем, как это повлияет на другие стороны вашей жизни. Когда излишества вытекают из желания идти дальше и жить быстрее, потому что так веселее, тогда, кажется, проще заметить момент, в который следует остановиться, поскольку остальная часть жизни становится все менее приятной и все более тяжелой. Порой в крайности бросаются из отчаяния, из нежелания возвращаться в обыденный мир, потому что он сам и ваше восприятие своего эго в нем слишком неприятны. В этом случае, выражаясь словами моего информанта:

Ты в жопе, чувак, в глубокой жопе. Это ведь как самолет: не стоит взлетать, если негде приземлиться (мужчина).

Когда я говорю об злоупотреблении, то не имею в виду зависимость. Многие из моих информантов вообще довольно скептически относятся к самому понятию зависимости применительно к некоторым наркотикам. Вот мнение одного из них:

Героин действительно вызывает зависимость, хотя нужно чертовски сильно постараться, чтобы ее приобрести. То, что это может якобы произойти с первого раза — не более чем миф. Сигареты, кстати, тоже делают зависимым. В остальных случаях это, знаете ли, просто оправдание, способ, чтобы ускользнуть от ответственности. Тут еще и пропаганда виновата: из-за нее людям не обязательно признаваться, что они проявили слабость, глупость и вообще конкретно облажались. Они могут во всем винить наркотики. «Господа присяжные заседатели, не виноват я, честное слово! Я только жертва ужасных наркотиков». Противно слушать! Ты должен следить за тем, сколько и чего потребляешь, и не лгать себе насчет того, зачем они тебе нужны, а иначе окажешься в глубокой яме, которую сам же и выкопаешь (мужчина, 28 лет, десять лет опыта).

Излишеством, скорее, является употребление наркотиков в течение слишком длительного времени. Как правило, это объясняется просто: людям настолько весело, что не хочется останавливаться. В этом случае на них наваливается огромная тяжесть — не только наркотики, но еще и недосыпание, телесное истощение, похмелье  и отходняк,— и тогда им становится все труднее вести жизнь вне тусовки. Зависимость — это роскошь жизни  в отрыве от мира, которой пользуются либо аутсайдеры, либо те, кто достаточно богат, чтобы существовать обособленно. Поколение клабберов, с которыми я встречался, не относится ни к тем, ни к другим. Они вынуждены обеспечивать себя, да и рады этому, они являются частью социальной системы, работают, имеют устремления, и поэтому потребление ими наркотиков не выходит за пределы, поставленные рассудком. Наркотический опыт порой заставляет их пересмотреть свои ожидания от жизни или даже изменить взгляд на нее, но они все же не отрываются совершенно от повседневности, ибо из нее черпают жизненные средства.

Итак, ощущение излишества вытекает из взаимодействия между человеческим эго и окружающим миром  и рождается в теле в ответ на ряд особенностей восприятия мира. Так объясняет это мой информант:

Я дошла до точки, когда работа стала для меня лишь способом заработать на клаббинг. Я была усталой и раздраженной, все начало меня доставать. Жизнь вне вечеринок казалась плоской и скучной, но я чувствовала себя слишком измотанной, чтобы хоть что-нибудь изменить. Это заставило меня задаться вопросом о том, что я делаю и чего хочу от жизни (женщина, 29 лет, одиннадцать лет опыта).

Таково телесное состояние, порождаемое злоупотреблением, чувственный двойник клаббера: на этом этапе становится трудно контролировать прочую часть жизни. Я должен подчеркнуть практически рутинный характер приобретения такого опыта излишества. Обычно он не предполагает внезапного вызова скорой помощи или месячной чистки туалетов в клинике Бетти Форд 1. Скорее, речь идет о поиске чувственного компромисса между человеческим эго и миром, о понимании того, что, фокусируя всю энергию на клаббинге, вы лишаете себя возможности наслаждаться чем-либо еще. Следующий информант подчеркивает, что данная проблема лишена всякого драматизма:

Люди подсаживаются на наркотики, потому что у них слабая воля, потому что им нечем больше заняться или просто не хватает ума и дисциплины. Кроме того, причина, по которой многие становятся наркоманами, заключается в том, что вокруг только и твердят: наркотики, мол, опасны и их не следует принимать. И вот человек вдруг обнаруживает, что они приносят кайф, и думает: «Ха, наплевать, поторчу хорошенько». Каждый учится на собственных ошибках. Если верить пропаганде, достаточно проглотить одну таблетку или втянуть дорожку, и ты либо умрешь в тот же час, либо в итоге будешь торговать собственной задницей, лишь бы раздобыть денег на крэк. А меня поражает тот факт, что никто не говорит  о том, как злоупотребление наркотиками может сделать вас скучной, неуверенной в себе личностью, а ведь это самое очевидное. Большинство людей настороженно относятся  к типу, который всякий разговор начинает репликой типа:  «Я так круто приходнулся». Это как своего рода предупредительный сигнал. Если вам кажется, будто это делает вас интересным и неотразимым, вы рискуете превратиться в зануднейшего глюколова (мужчина, 28 лет, десять лет опыта).

Это заявление интересно тем, что указывает на пропасть между отношением к наркотикам со стороны медицины и власти, с одной стороны, и проблемами, которые обнаруживают сами потребители, — с другой. Постоянное подчеркивание пропагандой неизбежности наркозависимости и гибели на деле затушевывает другие — гораздо более частые и обыденные — признаки злоупотребления. Когда люди уже не представляют себе отдыха без «марафета» или только о нем и говорят, когда из-за наркотиков им становится трудно контролировать свою жизнь, тогда они приближаются к состоянию злоупотребления. Однако до этого они могут дойти и без приобретения выраженной зависимости, без каждодневной болезненной ломки и кражи бабушкиной пенсии. Как отмечает следующая собеседница, данный процесс имеет и социальную составляющую:

Происходило это так: мы собирались, закидывались таблеткой экстази или половинкой, а потом шли зажигать в клуб либо устраивали вечеринку дома. Но тогда, кроме экстази, у нас ничего не было, так что приходилось брать паузы. Затем один приятель принес в нашу компанию кокаин, и все изменилось, потому что кокаин не так силен, как экстази, с ним проще совладать. И понеслось: всякий раз, когда мы собирались, мы принимали наркоту: экстази, кокаин или спид, — и так семь или восемь месяцев. Бывало, я собиралась тихо провести вечер без наркотиков, дома, но кто-нибудь да заявлялся  с кокаином или экстази. Думаешь: «Вот, блин, только хотела нормально посидеть, поужинать, а вместо этого снова какое-то безумие». В конце концов нам пришлось очень сильно постараться, чтобы спрыгнуть с сильных наркотиков. Только после этого мы смогли вновь проводить время вместе, занимаясь чем-то более спокойным (32 года, девять лет опыта).

Эта женщина не хотела все свое социальное время посвящать наркотическому кайфу. Она предпочла острому, но узкому пику ощущений широкий спектр переживаний. Ее компания сообща вышла из создавшегося положения, изменив свои социальные модели. Они продолжали на полную катушку отрываться в клубах, но создавали и другие ситуации общения. Достижение крайней степени наркотического опьянения из свободного выбора обратилось в привычку. Та же женщина объясняет:

Было время, когда я ни капельки об этом не волновалась.  Я получала большое наслаждение и ни о чем не беспокоилась, но в прошлом году мое настроение переменилось. Одна из моих подруг частенько меня упрекала: «Ты только одно  и делаешь, только об одном и говоришь, не хочу я с тобой идти в клуб». И звучало это весьма раздраженно. Я отлично проводила выходные, но затем чувствовала себя выжатой как лимон, поэтому решила: «Все, хватит, надо притормозить». Но наступала пятница, и я опять шла в клуб. Потом эта подруга звонила мне и напоминала о том, что я собиралась взять паузу, а мне нечего было ей ответить. Теперь все спланировано и происходит не так спонтанно. Я перешла в такой режим в сентябре и с тех пор провела немало классных ночей. Каждый раз я по-настоящему наслаждалась этим, так что происходящее стало больше похоже на праздник, на нечто особенное.

ПЕРЕОЦЕНКА

Опыт злоупотребления может заставить человека совсем отказаться от наркотиков и клубов. Однако все мои информанты, миновав период излишеств, задавались во-просом, чем они занимаются и чего хотят от жизни. Никто не перестал ходить на вечеринки или торчать, но они начали выстраивать альтернативные жизни, в которых, однако, тусовка продолжала играть важную социальную роль. Вот что говорит об этом один из них:

Не представляю, чтобы я перестал тусоваться — слишком люблю это дело. С годами меняется публика, меняются наркотики, да и я сам, но все это естественная часть процесса. Теперь я уже не оттопыриваюсь до полной отключки, как раньше, а растягиваю удовольствие. Больше внимания уделяю людям, ведь именно они, а не наркотики, создают или портят вечеринку. Пожалуй, так было всегда, но в разное время сосредотачиваешься на разных вещах. В конце концов, нельзя наслаждаться одним и тем же снова и снова. Прогресс необходим, а иначе все становится скучным и перестает будить фантазию, сколь бы удивительным оно ни казалось вначале (мужчина, 59 лет, 43 года опыта).

Вечеринки предлагают людям альтернативную чувственно-социальную  среду,  в  которой  обостряется восприятие мира. Тусовщики ценят этот опыт и со временем научаются вплетать его в остальные части своей жизни, в которой также есть немало ценных для них вещей. Так объясняет это одна женщина:

Все дело в равновесии. Соблюдать баланс действительно чертовски важно. Нужно уметь трезво смотреть на мир и наслаждаться им. Нельзя просто тусоваться и торчать, чтобы забыть об окружающем мире, потому что так запросто можно оказаться по уши в дерьме. В итоге учишься по мере сил находить оптимальное сочетание вещей. Для меня очень важным стало знакомство с моим парнем. Я перестала беспокоиться о том, что останусь одна субботней ночью, если не пойду в клуб. Некоторые субботы мы расслабляемся дома, а иные проводим на людях. Это дает свободу выбора, и чем она шире, тем лучше, потому что хочется иметь возможность играть  с разными вариантами (29 лет, одиннадцать лет опыта).

Важность равновесия отмечают многие информанты. На телесном уровне оно должно ощущаться в качестве чувственного паритета между несравнимыми составляющими жизненного опыта. Следующая собеседница описывает это состояние так:

Мне нравилось чувствовать, что я заслужила право на вечеринку, заработала возможность выпустить пар. Теперь я стараюсь, так сказать, смаковать их, и когда оказываюсь в клубе, то получаю большее удовольствие, потому что не приходится бороться с усталостью и не возникают мысли типа «ну вот, я в который раз делаю одно и то же». Теперь я более уверена в себе и готова к приключениям. Я ищу ярких впечатлений, открываю новые способы хорошо проводить время. Кроме того, я чувствую себя увереннее и в других сферах жизни: в работе, в личных отношениях. Все это дает мне возможность заниматься и наслаждаться самыми разными вещами (30 лет, двенадцать лет опыта).

Такая переоценка носит прагматический характер. Все мои информанты — преданные клаббингу люди, которым нравится веселиться, но для них данный процесс не просто подгонка наркотизации и ночных приключений под растущие запросы и ограничения, которые выдвигает мир повседневности. Он также предполагает обогащение этого мира полученными благодаря клаббингу знаниями. Вот что говорит об этом следующий информант:

Я не хочу жить с раздвоенной личностью, не хочу чувствовать себя живым только по выходным. Мне нужна жизнь, полная страсти, но если ради того, чтобы сделать ее такой, ты пользуешься наркотиками, то они оказываются бесполезными и приносят один только вред. Мне кажется, что клаббинг многому учит. Например, я научился иначе общаться с людьми и узнал, сколько радости может доставлять жизнь. Пусть это прозвучит смешно, но, испытав кайф от наркотиков  и клубов, начинаешь по-новому смотреть на вещи. Лично  я осознал, что хочу наслаждаться общением с людьми, а не ругаться с ними из-за пустяков. Обыденность засосет вас, если станет образом жизни. Клаббинг и наркотики позволяют возвыситься над ней, взглянуть сверху на весь этот скучный утомительный бред, перестать считать его единственной формой бытия. Так ты учишься ее контролировать, не принимая всерьез, поскольку знаешь, что возможны и другие отношения с людьми (мужчина, 34 года, семнадцать лет опыта).

Процесс переоценки подобен улице с двусторонним движением: повседневный мир наступает на клаббинг, поскольку в какой-то момент тусовщикам становится настолько трудно находить с ним общий язык, что они предпочитают ретироваться. Однако те, кто не отказывается от клаббинга совсем, сохраняют альтернативный взгляд на повседневность и строят свою жизнь соответственно. Они пытаются навести мосты между клаббингом и будничным восприятием мира.

ХИМИЧЕСКАЯ ГРАМОТНОСТЬ

Одна из главных перемен, происходящих в людях после периода переоценки, происходит с моделью употребления наркотиков, а также с отношением к ним. Наркотики перестают быть самоцелью. Вместо того чтобы стараться непременно «подогреться», тусовщики модифицируют свои схемы потребления наркотиков, дабы успешно  и с удовольствием общаться. В подтверждение своих слов приведу мнение информанта:

Ощущение, когда тебя накрывает с головой, может со временем надоесть. Хочется быть в состоянии разговаривать с окружающими, танцевать с ними, а когда ты в полном улете, то это невозможно, потому что ты либо корчишь рожи, словно псих, либо в тебе столько кокаина, что ты не можешь за- ткнуться и услышать собеседника, говоришь ему, а не с ним. В общем, я сбавил обороты. Могу принять немного экстази, затем, если есть настроение, втянуть пару дорожек фена или чуток кислоты, а потом кокса, затянуться дурью, если особо не шугают, пропустить рюмку-другую. Этого хватает, чтобы быть в теме, бодрствовать и танцевать, не выпускать ситуацию из-под контроля. Мне кажется, тут многое зависит от того, насколько ты уверен в себе. Это приходит с опытом, и когда он есть, тебе не нужно слишком много наркоты, чтобы чувствовать себя частью веселья (мужчина, 34 года, шестнадцать лет опыта).

Мои информанты настолько хорошо знакомы с наркотиками, что способны подстраивать их употребление под собственные намерения в зависимости от особенностей вечеринки. Они используют сочетания наркотиков, варьируя темп потребления, чтобы не упустить ничего из калейдоскопа клубной ночи. Они уяснили, какие наркотики им нравятся, а какие нет, что с чем совместимо и каково действие образуемых комбинаций. Сходным образом все учатся пить: поначалу многие чересчур хмелеют, но постепенно начинают контролировать процесс потребления алкоголя. Мои информанты  стремились  достичь  максимальной  степени взаимодействия с тусовкой. Им хотелось с помощью наркотиков добиться ощущения ясности, которое облегчает понимание. Одна опрошенная объясняет это так:

Со временем приходит знание. Начинаешь лучше разбираться в наркотиках, исследуешь их разнообразные воздействия не только на клаббинг, но и на все остальное. Я сознаю, что, например, экстази, если его принимать регулярно, влияет на ход моих мыслей, и тут мне удалось нащупать некую гармонию. Теперь я имею довольно отчетливое представление  о том, чего жду от наркотиков и что они могут для меня сделать. Они помогают мне получать определенный опыт, доставляющий удовольствие, но если ими злоупотребить, тогда они способны все испортить. Методом многочисленных проб  и ошибок я наконец твердо усвоила, как обращаться с наркотиками (32 года, девять лет опыта).

Эта женщина подчеркивает, что со временем ее знание становилось все более полным, и что это было обусловлено не только годами клаббинга, но и тем, как наркотики влияли на другие стороны ее жизни. Она стала химически грамотной в том смысле, что поняла, какую роль хочет отводить наркотикам. Она не принимала их каждые выходные, поскольку не желала, чтобы на смену сознательно принятому решению пришла привычка. Она делала перерывы и устраивала себе другие, не связанные с наркотизацией виды отдыха. У нее выработалось чувство дисциплины и способность отказываться от наркотиков в случаях, когда настроение или момент не располагали к их употреблению.

Если наркотики становятся привычкой, то их полезность быстро улетучивается. Они начинают ограничивать спектр человеческих переживаний и вместо помощи  в переходе из одного чувственно-социального ландшафта в другой делают людей пленниками единственного состояния, а это как раз тот опыт, от которого изначально хотелось уйти. Чтобы понимать наркотики, их потребители должны знать, зачем они их используют и чего от них ждут, а также уметь оставаться трезвыми и при этом успешно существовать в мире. Без такого знания они не приобретут химической грамотности, а наркотики проявят разрушительную силу, грозящую превратить самую яркую личность в нудного «химика».

ВЫВОД

Наркотики, законные или незаконные, имеют большое значение для повышения чувственно-социальной интенсивности клаббинга, благодаря которой восприятие клубов резко отличается от восприятия других пространственно-временных миров. Клубные наркотики помогают порождению разнообразного опыта. Каждый из них обладает своей «установкой и обстановкой» 1, которые могут усиливаться, а иногда притупляться в зависимости от обстановки и публики в конкретном клубе. Экстази способствовал трансформации представлений людей  о хорошей вечеринке и оживил ночную жизнь Великобритании. Он облегчил переход к новому социальному  и чувственному восприятию ночи, имевшему мало общего с предшествовавшей ему пьяной гулянкой. Этот переход помог очертить модель клуба, каким его хотят видеть тусовщики, — местом с более насыщенной атмосферой. Эта модель видоизменялась вместе с модой  и наркотиками. Экстази — лишь один из многих препаратов, играющих сегодня важную роль для вечеринки.

Характер погружения в дурман также со временем меняется. Он приобретает свою схему, а знания людей  о предпочитаемых наркотиках с опытом углубляются. Мои информанты после многих лет употребления наркотиков так и не «съехали с катушек», а приобрели химическую грамотность. Данный процесс непрост и небезопасен, но этот риск кажется моим информантам оправданным, потому что проведенное в волнах кайфа время добавило их жизням нечто существенное.