Пролог

Она сама нашла Хеона, когда он заканчивал ужинать в харчевне старого Ника. Найти его было непросто, и Хеон удивился, когда к нему подошла плохо одетая женщина и осторожно присела на край лавки.

Он сразу понял, что ей нужно - по испуганному взгляду, по тому, как она мяла в руках какую-то тряпку, по ее возрасту. Чуть больше тридцати, с остатками былой красоты - значит, ребенку около четырнадцати. И на пальце нет кольца - либо нажила ребенка во грехе, либо муж погиб, и если так, то, судя по бедности одежды и красивому, но изможденному лицу, погиб давно.

Он вопросительно посмотрел на нее, уже понимая, что речь пойдет именно о том, кто ему нужен.

- У меня девочка..., - тихо сказала женщина. - Здесь... здесь у нее нет перспектив. Никаких. У нас нет денег.

- Ну и? - нарочито грубо спросил он.

- Не могли бы вы... провести ее Туда.

- Куда?

- Туда, - она мотнула головой в направлении Перехода.

- А почему ты решила, что я могу ее провести?

- Люди говорят.

- Люди..., - он задумался. Он рисковал каждый раз, когда разговаривал о Переходе с незнакомыми людьми. Уже давно к нему приходили просить только по рекомендации знакомых, однако взять "бесплатника" можно было только так - рискуя попасть в лапы стражи.

- Почему не пришел ее отец?

- Он... его нет. Он ушел.

- Ушел?

- Да. Туда... уже давно.

Хеон задумался. В одиночку туда уходили, хотя и редко, однако жены, как правило, после этого не снимали кольца, говоря всем, что муж просто исчез. Что-то в этом было не то.

- Сколько ей?

- Пятнадцать.

- Она сама хочет туда?

- Да... мы с ней говорили. Здесь.. здесь ее ждет...

Хеон знал, что ждет здесь девушку, у которой нет денег. Низкопробный публичный дом и смерть через десяток лет - это самый лучший выход. Худший - попасть к ученым клирикам на опыты или быть обвиненной в ведовстве и медленно, неделями, умирать на рыночной площади. В ведовстве могли обвинить любую, но попадались на этом почему-то только бедные молодые женщины.

- Ты знаешь цену? - Хеон задал этот вопрос из чистой формальности. Он понимал, что тысячу золотых, которые он брал за Переход, женщина не смогла бы накопить и за всю жизнь. Наверняка у нее не было и одного золотого.

Он ошибался. Женщина положила перед ним тряпицу, которую перед этим мяла в руках. Это был узелок, наподобие того, в которых крестьянки носили медные грошовые монетки. Он развязал его, сосчитал монеты. Усмехнулся.

- Десять иглов... я беру в десять раз больше. Впрочем... откуда у тебя такие деньги? Украла?

- Нет, что вы... Это... это осталось от мужа.

Это было еще более странно. Обычно мужчины, уходя Туда, забирали все. Золото было в цене везде, а тем, кого они решались оставить здесь, все равно было плохо. Заботиться об оставшихся - в этом была несообразность. Уходя - надо было уходить, бросая все, вычеркивая из этой жизни. Все равно возврата не было.

- На десять иглов можно и здесь неплохо жить. Послать ее учиться...

- Она... у нее черные глаза.

- Да? - у девушек с черными глазами шансов попасть в руки ученых клириков было гораздо больше. Считалось, что такие женщины - природные ведуньи, в отличие от ведуний обученных, и их старательно изучали. Конечно, из Университета таких девушек старались не брать - но в Университет еще нужно было попасть, и деньги далеко не всегда могли помочь в этом деле. Хеон слышал, что новый ректор университета лично досматривает всех поступающих девушек на предмет наличия на теле знаков, определяющих принадлежность к нечисти, и уже несколько девушек отправились из приемной комиссии прямиком на рыночную площадь.

Он замолчал. Женщина нервно ломала пальцы, в ожидании глядя ему в глаза.

- Я вам отдам свой дом... он хороший, крепкий... муж строил.

- Сарай, наверное, у Помойки?

- Нет... каменный дом, на улице Лудильщиков.

Хеон приподнял брови. На улице Лудильщиков селились только люди, приближенные к городским властям. Женщина могла и не говорить о том, что дом каменный - других на этой улице просто не было.

- А сама где будешь жить?

- А зачем мне дом одной? Поживу пока у стены... от дождя укроюсь, а больше мне и не надо.

- За сколько можно продать твой дом? За пять иглов?

- Мне предлагали за него тридцать...

Хеон задумался. Женщину ему было не жаль - он вообще никого не жалел, однако брать у нее деньги ему не хотелось. Если бы она попала в руки стражи - а почти каждый, живущий у стены, рано или поздно туда попадает - она могла рассказать о нем, и это было очень опасно. Одно дело, когда он ведет человека через Переход бесплатно - и совсем другое, когда он берет за это деньги.

К тому же у него уже было трое, и ему нужен был лишь заложник. Если бы он согласился на ее деньги - ему пришлось бы искать еще одного заложника и идти вшестером, а это был перебор. Собственно, и впятером-то был перебор, однако делать было нечего - всем троим нужно было уходить одновременно, они были друзьями, и останься хоть один - на него сразу пали бы подозрения.

- Встань, - сказал Хеон. Женщина встала, он увидел, что она чуть ниже него.

- Подойди.

Она встала прямо перед ним. Хеон расстегнул пуговицы на ее платье, увидел не старое еще, стройное обнаженное тело. Несмотря на бедность, выглядела она очень хорошо, от нее пахло не грязью, а травами, хотя под платьем не было даже белья.

- Ты одна живешь?

- Да. С дочкой. И... у меня не было никого... после мужа.

- Ладно. Пошли посмотрим твой дом. А там поговорим.

День первый, предсвятой

Из города они вышли порознь, чтобы не вызывать подозрений. Мальчики оделись победнее, хотя со своей белой кожей и нежными руками вряд ли могли сойти за крестьянских детей. Да и набитые рюкзаки не были похожи на котомки крестьян. Но делать было нечего, да и в  городе давно ничего выдающегося не происходило, так что Хеон рассчитывал на расслабленность стражи и утреннюю толкучку у ворот.

Девочка пошла с ним. Сначала он хотел отправить ее с одним из мальчиков, выдав в случае чего за сестру, но девочка не была похожа ни на одного из его белобрысых и голубоглазых спутников и скорее была способна вызвать подозрение.

Девочку звали Герой. Хеон подивился неосторожности родителей, давших ребенку языческое имя. Это еще больше утвердило его в подозрениях относительно происхождения девочки - как правило, относиться пренебрежительно к клирикам могли позволить себе только высшие чины города.

Он не взял у женщины деньги, заставив ее купить лишь еду в дорогу и хорошее снаряжение. Три дня, оставшихся до выхода, он провел в ее доме, наслаждаясь уютом и женской лаской. Он очень редко жил у женщин, однако сейчас это показалось ему правильным - а своим внутренним ощущениям он старался доверять.

Все три дня Гера почти не попадалась ему на глаза. Сейчас он впервые разглядел ее при свете дня - она была очень высокой, видимо, в мать, с длинными черными волосами и большими черными глазами. Девочка была ослепительно красива - той красотой, которая привела в подвалы ученых клириков не одну городскую красавицу. Увидев ее, Хеон понял, почему мать девочки была так обеспокоена. Девочке исполнилось пятнадцать, и с каждым днем ее шанс попасть под подозрительный взгляд клирика становился все выше.

По учению клириков, все дети рождались безгрешными - даже у отступников. Но с возрастом за души детей начиналась все более серьезная борьба между Хизусом и Сатусом, что накладывало свой отпечаток на внешности и теле человека. К пятнадцати-шестнадцати годам одна из сил обычно побеждала, оставляя свои знаки на теле человека - и тогда в дело вступали человеческие силы, призванные побороть Сатуса.

Сумка девочки была меньше, чем рюкзаки мальчиков, но ей было менее удобно. Однако девочки не носили рюкзаков, и ей приходилось терпеть. Хеон заставил ее мать купить девочке самую легкую одежду и одеяло, за очень большие деньги, что могли позволить себе только очень богатые люди. Но это был единственный способ уменьшить ее ношу. Он хотел нарядить девочку в штаны и куртку, чтобы она была похожа на мальчика, однако скрыть черты лица и выступающую грудь было бы сложно, хотя миловидных мальчиков в городе хватало. Поэтому Гера пошла в длинной, до колен, коричневой юбке, которую носили девушки из простонародья, и накидке с капюшоном.

Сам Хеон старательно изменил свою внешность. Обычно незаметный в толпе, одетый в скромную серую одежду, он при каждом проходе через ворота на всякий случай принимал новый облик. Хотя стражники и менялись, но взгляд у них был профессионально наметанным, поэтому Хеон не хотел лишний раз рисковать.

Через городские ворота они прошли почти без происшествий. Правда, в последний момент стражник, стоящий на самом выходе, молча указал мечом на Хеона. Это не была проверка документов, которые у него и так были в порядке - это был всего лишь меч указующий, и Хеон поспешил достать из-за пазухи и показать стражнику висящий на шее восьмиконечный мальтуз. Гера сделала то же самое, и у Хеона перехватило дыхание, когда он увидел, что именно показала стражнику девочка. Ее мальтуз был не из тусклой меди, как у Хеона и тысяч других жителей города, а из чистого, ярко сверкающего золота. К счастью для них, стражник не обратил на это особого внимания, да и Хеон, быстро среагировав, прикрыл ее своим телом от солнца, чтобы золото не так привлекало внимание.

Выйдя за ворота, они не спеша - пока были в поле зрения стражников - направились вдоль по дороге к холмам. Не поворачиваясь к девочке, Хеон сказал:

- Ты чуть все не испортила.

- Чем?

- Ты где взяла такой мальтуз?

- Он у меня с детства. Мне его подарил крестный... мне так сказала мама.

- Постарайся больше его нигде не показывать.

- Почему?

- Потому что я так сказал. И больше - никаких вопросов.

- Хорошо, учитель.

За холмами Хеон ускорил шаг. Стражникам они уже были не видны, и он хотел поскорее встретиться с мальчиками, чтобы все были в сборе. Да и идти по дороге ему не нравилось - здесь он находился на виду, что для Перехода совершенно не подходило.

Девочка шла наравне с ним, и он лишь раз спросил:

- Ты успеваешь?

- Да. Я могу даже бежать.

- Бежать не надо. Это подозрительно. Пешком ты всегда успеешь быстрее.

Встречу он назначил в приметном лесу недалеко от дороги. Этот лес уже был не раз проверен им в других Переходах. У крестьян именно с этим лесом было связано какое-то суеверие, поэтому они в него не ходили, что делало его идеальным местом для тайных встреч. Конные патрули стражников, по его наблюдениям, также не жаловали эти места своим вниманием.

Один из мальчиков уже ждал его на месте. Мальчика звали Хризопулос, он был самым младшим из всех, и именно в отношении него у Хеона были наибольшие опасения. Услышав шаги, он вздрогнул и схватился за нож, висящий на поясе, но, увидев Хеона, облегченно вздохнул.

- Ты зачем взял это? - кивнул Хеон на нож.

- Для защиты.

- От кого?

- От стражников.

- Дай сюда, - Хеон расстегнул ремень на поясе у мальчика, снял нож и положил себе в рюкзак. - Запомни - у стражника оружие, ты никогда не справишься с ним ножом. Лучшее оружие - это слово.

- Это нож моего отца!

- Не беспокойся. Я отдам тебе его, когда мы перейдем. Если мы перейдем, во имя Хизуса, - быстро оговорился он.

Они легли на траве, в тени деревьев. Было еще прохладно, хотя день обещал быть жарким. Хеон хотел побольше пройти по холодку, однако мальчики задерживались.

Они подошли только через час, когда Хеон начал всерьез беспокоиться. Как оказалось, западные ворота, через которые он их отправил с интервалом с двадцать минут, были перекрыты толпой паломников, на которых отвлеклись все стражники. Правда, благодаря этой суматохе, почти никого из  выходящих не проверяли, и мальчики выбрались из города без происшествий - хотя и с опозданием.

Хеон выстроил всех детей перед собой и оглядел. Мальчики откровенно выделялись своим врожденным благородством, и даже плохая одежда не смогла этого скрыть. Все они с любопытством поглядывали на Геру, с которой Хеон их не познакомил заранее.

- Идем час, потом десять минут отдыхаем, - сказал Хеон. - Если кто-то устал, стер ноги, захотел в туалет - сразу говорить мне. Сейчас - единственный момент, когда вы можете спросить у меня, что и почему надо делать. Потом - вы должны выполнять все без возражений. Все, что я скажу.

Хеон обвел взглядом детей.

- Если мы встретим стражников - вы просто молчите и делаете все, что я скажу. Никаких - вы слышите - никаких попыток бежать или сопротивляться! И тем более - ни в коем случае ничего не говорить про переход. Самый простой ответ, если вас спросят - пошли в деревню и заблудились.

Хеон помнил, как полгода назад граничная стража поймала двух мальчишек. Поймала на самой границе. Куда они шли - Хеон так и не понял, видимо, мальчишки шли наугад и без проводника. Они сознались в том, что искали Переход, на первой же пытке. Преступление было не клерикальным, а муниципальным, и им должны были просто отрубить головы, но муниципал решил, что нужно проявить строгость, и приговорил мальчиков к смерти на колу. Сажали их при большом стечении народа, наказание было нечастым, и люди со всего города и окрестных деревень собрались посмотреть. Мальчики кричали почти сутки, пока специально затупленные острия кольев не прошли через их тела и не достигли сердец.

По лицам детей Хеон понял, что они тоже видели - или хотя бы слышали - про этот случай. Впрочем, в случае, если их поймают, мальчики почти наверняка свалят всю вину на Хеона, как бывало уже не раз, когда люди шли с проводником - и тогда смогут хотя бы избежать смерти, хотя и останутся на всю жизнь под жестоким надзором стражи. Что ждет в этом случае Хеона - он тоже знал, но старался об этом не думать.

- Дальше. Мы должны пройти до границы за два дня. Сегодня вас еще не хватятся, завтра святой день, а вот послезавтра наутро на перекличке в училище вас не окажется, и родители будут вынуждены донести, что вы исчезли. Нас будет преследовать граничная стража, однако это не так опасно, как пересечение границы. А вот если мы не успеем - то нас будут ловить на границе, и тогда мы просто не сможем пройти. Поэтому мы будем идти день и ночь, а отдохнем потом. Вопросы есть?

- Да, - самый старший мальчик, Алимус, поднял руку. - Мы должны врать страже?

Дети заметно напряглись. Ложь была смертным грехом, для того, чтобы его замолить, нужно было год поститься и ежедневно ходить на исповедь.

- Да, - сказал Хеон. - Да, вы должны врать страже. Кому это не нравится - может сейчас повернуться и идти домой.

Он рисковал. В его жизни был один случай, когда человек повернулся и пошел обратно. Хеону пришлось оставить группу в укрытии, вернуться и убить этого человека, а потом потерять больше часа, чтобы тщательно закопать тело. В тот раз они едва не опоздали пересечь границу. Человек тот был девочкой, дочерью клирика, воспитанной в жестких семейных законах. С тех пор Хеон никогда не связывался с детьми клириков.

Родителям девочки он, конечно, ничего не сказал. Они и по сей день были уверены, что дочь благополучно добралась до Сонариума и живет если не припеваючи, то уж точно в безопасности.

- Еще раз повторяю, - сказал Хеон. - Все мои команды выполняются сразу и беспрекословно. Скажу - падать лицом в грязь - и вы падаете сразу и молча. Ясно?

- Да, - вразнобой сказали дети.

- Так, теперь..., - он отвел их в сторонку, к сочащемуся меж корней ключу, и начал по очереди мазать продольными полосами грязи их одежду. Мальчики терпели процедуру молча, однако когда дошла очередь до Геры, она возмущенно спросила:

- Зачем это...

Хеон пристально посмотрел на нее, она осеклась и, закусив губу, ждала, пока он закончит. Когда он провел рукой по ее груди, она вздрогнула, однако ничего не сказала, лишь кинула быстрый взгляд на мальчиков.

Измазанные и ставшие оттого почти незаметными в тени леса, они наконец навьючили рюкзаки и тронулись в путь. Хеон поставил Алимуса, как самого старшего, замыкающим, девочку поставил сразу за собой. Поначалу они пошли не торопясь - Хеону нужно было посмотреть, какой ритм они способны выдержать. К тому же он знал, что люди привыкают к темпу, и если его наращивать незаметно, то под конец можно почти бежать.

Из-за того, что они были вынуждены задержаться, солнце уже начало припекать. В лесу это не очень чувствовалось, но они пока еще не вышли за пределы сельскохозяйственной зоны, поэтому полей было больше, чем лесов. Поля они пересекали как могли быстро, хотя в траве издалека было заметно именно движение. Впрочем, в этот период года в полях было мало людей, и они привыкли не обращать внимание на проходящих мимо - для своей же безопасности.

В перелесках Хеон снижал темп, давая детям немного остыть. В принципе он был ими доволен - они прошли без остановки час, немного передохнули и в еще более быстром темпе прошли еще час. Никто из них не задыхался, сильно не потел, не просил пить, даже девочка вела себя нормально. Хеон всегда брал время с запасом на два-три часа, на непредвиденные случаи, и сейчас, похоже, укладывался с лихвой - если, конечно, не произойдет ничего непредвиденного, тьфу-тьфу, во славу Хизуса.

В принципе Хеон мог идти и по дороге - хотя напрямую к границе дорог не было, но между деревнями их хватало. Однако ему сейчас нужно было как можно меньше попадаться людям на глаза - даже таким тупым, как крестьяне. Вероятность того, что они донесут страже, была мизерной, а вот когда детей хватятся и во все стороны помчатся конные стражники - тогда очень некстати кто-нибудь из крестьян может вспомнить, в каком именно направлении двигалась их группа. Если беглец из богатых, то от стражника за хороший донос крестьянину мог перепасть грош-другой, а за пару монет крестьянин вспомнит даже то, чего ни разу в жизни не видел.

Хеон хорошо знал дорогу - он ходил по ней уже много лет, и хотя постоянно менял маршрут и места привалов, но каким-то шестым чувством знал, куда именно нужно сейчас свернуть, чтобы придти к нужному месту. Карты с собой он не носил - этим грешили только начинающие проводники. Карты вообще были запрещены, их имели право видеть лишь старшие стражники, а карта, найденная у людей, идущих в сторону границы, равнялась смертному приговору для всех.

Для дневного перерыва Хеон наметил старую брошенную церковь. Люди обходили такие места стороной, так как были уверены, что в брошенной церкви поселяются исчадия Сатуса. Церковь Хеон присмотрел уже давно, несколько раз в ней останавливался и даже как-то ночевал на обратном пути, и никаких исчадий не встречал, однако само по себе ярко-красное здание с зияющими пустыми глазницами выбитых окон даже на него производило неприятное впечатление.

Когда дети поняли, куда они идут, они невольно затормозили. Курс предохранения от козней Сатуса они должны были проходить в училище, и у детей наверняка были свежи в памяти яркие картинки учебника и сцены изгнания исчадий Сатуса из какого-нибудь отступника. Отступников специально сохраняли для старших классов училищ, чтобы продемонстрировать детям процесс изгнания, заключающийся в последовательном выкручивании всех суставов тела, и последующее за ним очищении духа, во время которого отступника медленно варили в котле с маслом.

Впрочем, когда Хеон нырнул в щель приоткрытой двери старой церкви, никто из детей не стал возражать, лишь Гера тихонько ойкнула, попав с дневного света в темноту. В церкви никого не было. Хеон отвел детей в дальний угол, приказал всем лечь, а сам полез на башню.

С башни открывался чудесный обзор, который заслоняла лишь лежащая вдалеке деревня. Преследования не было видно, по деревне лениво ходили несколько человек, разморенных жарой. Жара все усиливалась, и Хеон, убедившись в безопасности, спустился вниз.

Дети лениво переговаривались. Хеон увидел, как один из мальчиков вытащил флягу с водой, и нахмурился.

- Без команды никто ничего не ест и не пьет, - сказал он строго. - Еще раз - и пойдете до вечера голодными.

По взгляду, который дети бросили на флягу, он понял, что жара дала о себе знать. Впрочем, самые ее пик действительно лучше было переждать в тени. Он обвел детей взглядом, размышляя, чей груз облегчить. Логичнее всего было бы разгрузить девочку, но как раз она держалась неплохо, а вот средний мальчик, Саторнил, заметно вымотался. У него Хеон и вытащил обеденную пайку, одну из тех, которые он перед выходом распределил поровну между детьми. Сам он нес только свою еду на обратную дорогу.

Дети моментально проглотили по куску хлеба и мяса, которые Хеон вручил каждому, и удивленно посмотрели на него.

- Все, - сказал он. - Иначе дальше идти будет тяжело.

Он налил каждому по небольшому стакану воды, остальную воду убрал. Пить много было нельзя, иначе они не продержались бы до вечера.

- В общем-то, идете неплохо, - сказал он. - Молодцы. Дальше будет легче, втянетесь. Да и жара будет спадать.

- Учитель, вы часто водите людей? - вдруг спросила Гера.

- Не задавай такие вопросы, - сказал он ей. - Запомните - я веду вас первый раз в жизни. И в вашей, и в моей.

- А почему стражникам нельзя сопротивляться? - спросил Алимус.

- Потому что их много. Потому что они специально выучены ловить таких... отступников. Их учат этому всю жизнь, и учат хорошо. И еще стражники ничего не боятся. Они же все клирики, им уже уготовано место у Хизуса, сразу после смерти.

- А нам?

- А нам... Хизус будет решать. Все грехи можно замолить... главное, чтобы на вас был мальтуз. И при вас - правильные мысли.

- Учитель, - спросил Хризопулос, - а правду говорят, что в Сонариуме нет клириков?

- Правду.

- А как они живут?

- У них... как бы тебе объяснить... народ сам решает, как ему жить.

- Как это - сам?

- Так. Собирается и решает.

- А если неправильно решат?

- Значит, будут неправильно жить. Сами будут виноваты.

- Но клирик... он же может сразу сказать, как жить правильно.

- Может..., - Хеон осекся. Сейчас объяснять детям что-то было бессмысленно. Они сами придут в Сонариум, переживут обычную полугодовую ломку психики, привыкнут и все поймут. Но сейчас...

- Понимаешь, я мог бы тебе объяснить, но будет проще, если бы увидишь сам. А сейчас постарайтесь поспать, хотя бы немного.

Дети послушно закрыли глаза, хотя было видно, что им не спалось. В самом деле, они наверняка крайне редко выходили из города, а если и выходили - то всегда под строгим присмотром. Сейчас же они были все в приключении - которое, правда, могло закончиться очень плохо.

Сам Хеон тоже прилег, поближе к двери, из которой был достаточно неплохой обзор. В сонном полуденном мареве ничего не происходило. Хеон представил себе карту в уме, крестиком отметил церковь, в которой они находились, и стал прикидывать предстоящий маршрут. Расстояние его не особо заботило - гораздо больше он доверял своим внутренним чувствам, которые всегда подсказывали ему правильную дорогу.

По всему выходило, что в этот раз им нужно было пройти прямиком через большую рощу, которую крестьяне зазывали Проклятым кладбищем. Сами крестьяне не только не подходили к этому месту, но и не смотрели в его сторону после захода солнца, хотя, как это обычно водится у крестьян, даже самые древние бабки не могли рассказать ни одного страшного случая, связанного с этой рощей. Правда, никто никогда не мог припомнить и случая, чтобы на Проклятое кладбище кто-то ходил.

Дети в самом деле задремали, и Хеон даже поймал себя на том, что любуется красивым лицом Геры. Ему, человеку битому, пуганому и без дрожи в руке способному убить даже невинного младенца, это показалось странным. На мгновение он замер над лежащими детьми, потом носком сапога осторожно стукнул каждого по ноге.

- Все, подъем. Пошли.

Они цепочкой вышли из дверей церкви и, не оглядываясь, быстро пошли вперед. Церковь заросла травой, их было почти не видно, а вскоре они вообще углубились в кустарник. Судя по редко встречающимся ягодам, это были заброшенные сады, которые, видимо, доходили прямо до Проклятого кладбища. Хеон порадовался этому обстоятельству, так как в кустах их было крайне сложно заметить даже с небольшого расстояния.

Несмотря на жару, идти было легко. Дети даже шепотом о чем-то переговаривались, и он не стал их останавливать - пусть лучше наговорятся сейчас, чем ночью, когда слышен каждый шорох. Хеон шел чуть впереди их, задавая маршрут. Дети тоже шли плотной кучкой, не отставали, но Саторнил заметно потел, ему явно было тяжело.

Хеон вдруг поймал себя на мысли, что ему хочется обмануть судьбу и пославших его людей - сделать Саторнила заложником, а Геру спасти. За счет денег Саторнила. Это была бы полнейшая дискредитация его профессии и крах его самоуважения - но убить эту мысль оказалось очень сложно. Девочка ему откровенно нравилась - может быть потому, что до сих пор красавицы жаловали его своим вниманием только за деньги. Как правило, он был не особо падок на женские чары, прекрасно зная, что, как правило, они измеряются в золотых кружочках или просто льстивых словах, но иногда такая откровенная красота его просто завораживала и вызывала совершенно животные желания.

До Проклятого кладбища было далеко. Они миновали две деревни, оставшиеся где-то в стороне, и лишь раз до него донесся пьяные крики крестьян. Деревенские клирики снисходительно относились к праздничным попойкам и даже приветствовали их как проявление радости от праздника Хизуса, а потому в предсвятой день крестьяне обычно напивались до скотского состояния - чтобы наутро, выпив стаканчик на пустой желудок, приползти в церковь на утренний молебен.

Стражники тоже не брезговали присоединиться к общему веселью, поэтому ожидать их патрули на проселочных дорогах было маловероятно. Правда, подвыпившие стражники из деревенского простонародья любили после выпивки покуражиться и потому были вдесятеро опаснее - но развлекаться они предпочитали около деревень, где было легче найти объект для издевательства и меньше шансов попасть на засаду позорных.

Хеон выбрал подходящий тенистый куст и объявил перерыв. Дети повалились в тень, Саторнил тут же потянул из рюкзака флягу. Хеон остановил его:

- Подожди пять минут, отдохни, потом попьешь.

Мальчик покорно кивнул головой, что не очень понравилось Хеону. Он знал, что покорность - не лучший помощник в дальних переходах, где на одном кураже можно пройти еще день.

- Не падай духом, Саторнил. Ты сможешь дойти. Мы все дойдем. Обратной дороги для нас нет.

На самом деле обратная дорога была. До утра они могли еще повернуть назад, чтобы вернуться до утренней переклички в училище. И у него были уже два случая, когда такой возможностью ему пришлось воспользоваться. Но говорить об этом Хеон не стал.

Гера встала, застенчиво оглянулась на мальчиков:

- Можно?...

Хеон сначала не понял, потом кивнул:

- Недалеко. Вон за тот куст.

Куст бы рядом и просвечивал насквозь. Гера помедлила, хотела что-то сказать, но промолчала. Мальчики деликатно отвернулись, но сам Хеон не удержался и мельком глянул туда, где мелькнуло голое тело. И почувствовал, как тяжело застучало сердце...

Бывшие сады все тянулись и тянулись, хотя, по представлению Хеона, они уже должны были вступить на Проклятое кладбище. Он даже начал опасаться, что сбился с пути, когда они наконец вышли из кустарников на огромное поле, заросшее бурьяном. То, что крестьяне не использовали такое место для посадок, свидетельствовало как об отсутствии поблизости деревни, так и о неприятном для суеверных крестьян месте. И действительно - за полем темнела осиновая роща.

Трава на поле была низкой, едва по колено, поэтому, оставив детей под кустом, Хеон долго оглядывался и прислушивался. Никого не было, но через поле было идти больше часа, поэтому он сторожился. Лучше всего было бы пройти это поле в темноте, но, насколько он помнил, за Проклятым кладбищем их ждало еще большее поле, которое к тому же выходило к деревне, и именно то поле было бы логичнее пройти ночью. Уже смеркалось, однако люди были хорошо видны даже на большом расстоянии.

Дав детям немного отдохнуть, он поднял их и сказал:

- Идем цепочкой, никто не отстает. Передвигаться быстро, почти бегом. Саторнил сразу за мной, потом Гера, Алимус идет последним. Если я скажу "стоп" - сразу падаем и не шевелимся. Как только дойдем до рощи - останавливаемся и отдыхаем. И никто не говорит ни слова - на поле звуки разносятся очень далеко.

Он повернулся и пошел, поглядывая по сторонам и чутко прислушиваясь. Это было очень опасно - любой стражник, завидев вдали людей в таком месте, захотел бы узнать, куда они идут и с какой целью. Поэтому он все ускорял и ускорял шаг и через некоторое время уже почти бежал - не забывая оглядываться назад, чтобы проверить, что никто не отстал.

Примерно на середине поля он понял, что Саторнил отстает. И отстает все сильнее и сильнее. Хеон про себя помянул Сатуса и громким шепотом сказал:

- Стоп.

Дети молча рухнули ничком. Хеон упал рядом с ними, прижался ухом к земле. Кроме стука его сердца, ничего слышно не было. Он сел, потянул на себя рюкзак Саторнила. Рюкзак весил немного, однако Хеон вытащил из него все продукты, половину положил к себе, половину отдал Алимусу. Пугать Саторнила он не стал - это было еще впереди.

Выждав пять минут, он встал, огляделся и скомандовал:

- Пошли.

Он снова ускорился, с удовольствием заметив, что мальчик перестал отставать. Роща приближалась. Отсюда она выглядела вполне невинно, если не учитывать того, что осина была редкостью- ее всюду вырубали на дрова из-за того, что она считалась проклятым деревом. А сажать осины на кладбище вообще никому не пришло бы в голову - на кладбищах сажали только угодную Хизусу иву.

И не доходя до рощи минут пятнадцать, Хеона стукнуло.

Он никогда не был суеверным человеком и мог пройти по самому проклятому месту даже в полночь, когда все люди замирают, держась за мальтуз. Но тут... его охватил необъяснимый страх и полное нежелание идти вперед. Назад - пожалуйста, даже бегом, а вот вперед - никак. Хеон резко остановился и растерянно оглянулся на детей. Они испуганно смотрели на него, не понимая, ложиться или стоять. Хеон смутился, и, не желая выдать свой страх, внимательно оглядел горизонт. На поле уже легли сумерки, он с трудом различал даже контуры кустарника, со стороны которого они пришли. А безотчетный страх все сильнее сжимало его сердце. Вернее, это был не страх, это было невозможность идти вперед.

Он преодолел себя и пошел. С каждым шагом страх рассеивался, ему все лучше становились видны отдельные стволы деревьев и белеющие между ними предметы - очевидно, надгробья. Он поймал себя на том, что идет гораздо медленнее, чем мог бы - и идти быстрее ему никак не хочется.

В сумерках он неправильно оценил время. С того момента, как его стукнуло, и до того момента, как они подошли вплотную к кладбищу, прошло не пятнадцать минут - он не мог сказать, сколько, время как бы замедлилось, и они шли, как в тумане. Вокруг кладбища был вырыт неглубокий ров, совсем свежий, и сделан бруствер, который делают стражники на учениях. Хеон удивился, нагнулся и потрогал землю. Земля была сухая и плотная - на самом деле ров был вырыт давно, просто на нем не росла трава. Он посмотрел вперед. Трава не росла и между деревьями. Голая чистая земля, редко стоящие огромные осины и беспорядочно разбросанные надгробья. Хеон вдруг почувствовал, что он здесь совершенно чужой, и что ему не следует перешагивать ров и входить в рощу. Он вздохнул и сделал шаг.

Детям было явно не по себе, у мальчиков были напряжены лица, а Гера держалась рукой за мальтуз и шевелила губами - видимо, молилась. Хеон удивился ее смелости - насколько он понимал в девочках этого возраста, она должна была уже стоять на коленях и молиться, и никакая сила не смогла бы загнать ее в это время на кладбище. А эта девочка покорно шла за ним.

Откровенно сказать, на Проклятом кладбище он рассчитывал поужинать, отдохнуть и даже, может быть, устроить небольшой ночлег. Но сейчас он понял, что никакими силами он не заставит детей задержаться тут даже ненадолго - да и ему самому вовсе не хотелось тут ночевать. Он прикинул направление, чтобы не заблудиться - кладбище, судя по карте, было огромным.

Он непроизвольно задержался у первого же надгробья. Такие надгробья изредка встречались на развалинах старых деревень. Только там они были разбитые,  грязные и исчерканные крестами, а здесь - белые, как будто вчера поставленные. Говорили, что такие надгробья ставили до Передела - сейчас никому и в голову не пришло бы водружать над могилой камень, который мог помешать воскрешению из мертвых.. Ставили только православные кресты, для того, чтобы в день Страшного суда Хизус нашел своих детей.

На надгробье был вытесан профиль девушки. Надписи были на новоязе - языке, на котором говорили когда-то у них, а теперь - только в Сонариуме и некоторых отдаленных деревнях, до которых Передел дошел очень поздно. Буквы были немного другие, боле простые, некоторых букв не было, но в принципе новояз мог читать почти любой человек. Хеон застыл в недоумении, как только прочитал даты жизни погребенной девушки. По всему выходило, что похоронена она через несколько лет после Передела. И еще одна вещь бросилась ему в глаза сразу - неправильный крест, высеченный под годом смерти.

Хеон в недоумении подошел к следующему надгробью, к третьему... На некоторых даты смерти были до Передела, на некоторых после. И везде были высечены странные кресты. На одном из надгробий он увидел совсем свежую дату - прошлый год. Правда, похоронен здесь был какой-то древний дед, который родился почти за столетие до Передела.

Дети молча ходили за ним, явно заинтересованные разглядыванием могил. Только у Геры был какой-то испуганный вид - что, впрочем, в сумерках и на кладбище было неудивительно. У последнего надгробья она долго стояла, потом ткнула пальцем в крест и что-то прошептала.

- Что? - переспросил Хеон.

- Переверы, - повторила Гера. Хеон замер, в полном недоумении от происходящего.

Про переверов он слышал только слухи. Это была секта из числа позорных, которые боролись с православием как только могли в силу своей ненависти к истинному учению. Назло клирикам они делали все наоборот - у них был другой крест, другое знамение, а клириков они вообще выбирали голосованием. Хеон уже давно ничего не слышал о них, резонно предполагая, что их, как и остальные позорные секты, давно сожгли живьем.

Но больше всего его поразило то, что Гера не просто знала название секты, но и безошибочно определила их по изображению креста. Загадки, связанные с этой девочкой, занимали его все больше, и ему все больше не нравилось то, что эти тайны уйдут вместе с ней к Керберу. Он ругал себя за то, что время, проведенное с матерью Геры, посвятил отдыху и плотским утехам, вместо того, чтобы узнать досконально все секреты. Несчастная женщина, растаявшая от его объятий, была способна выложить ему все - или почти все.

- Это кто? - спросил Хризопулос.

- Позорные, - ответила Гера.

Мальчики дружно подняли глаза вверх и прошептали:

- Во имя Хизуса.

Про переверов детям в училище наверняка не рассказывали - тем более девочкам. Училища для девочек вообще не касались таких тем, они учили лишь богобоязненности, умению вести хозяйство и доносить клирикам обо всем подозрительном, что происходит. Мальчикам же в общих чертах рассказывали о позорных и несколько более подробно - про диких ца-толиков.

Хеон оставил решение загадок на потом и махнул рукой:

- Идем.

Иди по голой земле было проще, хотя восходящая луна давала неверные тени, и пару раз Хеон чуть не упал, споткнувшись о невидимые корни. Иногда на ходу он бегло оглядывал очередное надгробье, отмечая, что чем ближе к центру кладбища, тем они были древнее. Судя по всему, переверы хоронили тут своих не одну сотню лет - Хеон попытался хотя бы примерно сосчитать, сколько человек здесь похоронено, и понял, что его скудных знаний в математике не хватит для того, чтобы представить такое число.

Больше всего его удивляло то, что никаких особых слухов о странном кладбище он не слышал, хотя в силу совей профессии старался собирать всю информацию, передаваемую на рынках, у городской стены и в крестьянских очередях к городским воротам. Еще более удивительным было то, что клирики не уничтожили кладбище - хотя сделать это они должны были еще в первый год Передела, когда по всей стране пылали костры - какие вокруг домов, а какие - вокруг столбов с привязанной жертвой. Боевые отряды клириков, огнем и мечом вытравлявшие инакомыслие из православных, не могли обойти своим вниманием и эту рощу - и от нее должны были остаться лишь обгорелые развалины и разрытые могилы.

Самое непонятное, однако, то, что на кладбище продолжали хоронить. Кто, откуда были эти люди, как они умудрялись выжить в условиях тотального контроля со стороны клириков и стражников - это была самая большая загадка для Хеона.

Могилы становились все ближе, а надписи на них - все древнее. Хеон понял, что они подошли к центру кладбища, к его самой старой части. Это было тоже непонятно - до Передела переверы не должны были быть под запретом, и никакого резона скрывать свои захоронения в глубине леса у них не было. Правда, Хеон слышал, что задолго до Передела, в Древние времена, переверы были в большой ссоре с православными, и тогда, конечно, смысл скрываться для них был.

- Учитель, - услышал сзади он испуганный шепот.

Хеон резко остановился и замер. На кладбище стояла тишина, ничего подозрительного не было. Он обернулся к Саторнилу, произнесшему слово. Саторнил смотрел куда-то в сторону. Там, среди деревьев, светлело что-то такое, что не вписывалось в общую картину кладбища. Хеон вдруг осознал, что ему не хочется смотреть на это нечто, что некая сила, которую он почувствовал, еще подходя к кладбищу, поворачивает его голову в сторону. Усилием воли, скорее краем глаза, чем прямым взглядом, он заставил себя посмотреть туда, куда смотрел Саторнил. Между деревьев была чистая ровная площадка, покрытая не обычной землей, а чем-то желтым, как будто песком. Впечатление было такое, будто там стоял когда-то дом, который затем просто приподняли и унесли. Вокруг площадки были воткнуты четыре шеста, и площадка была обвязана какой-то широкой белой лентой. Один из шестов покосился и почти упал, и было видно, что это оттого, что древесина шеста очень и очень старая.

Хеон недоуменно моргнул. Он стоял достаточно далеко от этого места, и в темноте он никак не мог видеть даже сам шест, не то что его поверхность. Тем не менее у него появилось ощущение, что он одновременно стоит на месте и в то же время на самом краю непонятной площадки. И еще он понял, что над площадкой гораздо светлее, чем вокруг - хотя этот свет совершенно не виден издалека. Но свет был - голубоватый, яркий, не слепящий глаза, а просто ровно освещающий все внутри квадрата.

Хеон подумал, что это, скорее всего, какая-то могила. Нужно было отвести взгляд, взять себя в руки и идти дальше. И в этот момент он увидел, как Гера поднимает руку, характерным жестом, для того, чтобы освятить неведомую могилу крестным знамением. Хеон вдруг понял, что делать это нельзя. Как в состоянии глубокого опьянения, он ощутил, как время резко замедлилось. Он видел каждый миг того, как поднималась рука Геры, как он протянул свою руку, чтобы схватить ее...

Очнулся он оттого, что луна била ему прямо в глаза. Он резко остановился и оглянулся. Дети шли за ним с какими-то отрешенными лицами. Кладбище было за спиной, с другой стороны, впереди, слабо светилось несколько огоньков. Увидев, что он остановился, дети тоже остановились.

- Что это было? - спросил Алимус. На лице его было изумление.

- Что? - на всякий случай переспросил Хеон.

- Я ничего не помню, - сказал Алимус. - Я не помню, как мы оттуда вышли.

- И я, - сказал Саторнил.

- И я, - сказал Хризопулос. - Меня как будто по голове ударили.

Гера молчала. Хеон внимательно взглянул на нее.

- Я... я только хотела...

- Я понял, - сказал Хеон. - И что потом случилось?

- Я... не знаю. Ко мне кто-то подошел... взял за голову... и как будто выкинул оттуда. И... у меня такое странное ощущение в голове...

Хеон покачал головой:

- Понятно.

На самом деле ему не было понятно ничего. Он осмотрел снаряжение - вроде все было на месте. Им нужно было пройти поле, миновать деревню, спрятаться в лесу и немного поспать. Медлить было нельзя.

Ночью идти было легче, так как не жарило солнце. Под ногами было ровно, и Хеон поблагодарил Хизуса, что это непаханое поле, иначе они уже переломали бы ноги, спотыкаясь о борозды. А учитывая то, что крестьяне очень любили ставить на засеянных полях ловушки от воров, ночное путешествие могло оказаться и крайне опасным.

Он взял направление так, чтобы обойти деревню достаточно далеко и в то же время оказаться между огородами, которые распахивались близко к деревне, и полями. Как правило, по этой границе проходила набитая межевая дорога, по которой он рассчитывал попасть прямиком в лес. Правда, иногда крестьяне устраивали на этих дорогах ночные посты, но это уже была воля случая - к тому же крестьяне, даже вооруженные вилами, были не так опасны, как стражники.

По холодку они дошли до деревни без приключений. Собаки на таком расстоянии учуять их были не должны, во всей деревне было ни огонька, только светился фонарь над домом деревенского стражника и ярко горели огни около церкви, в которой всю ночь должны были читать молебен. Свет отвлекал Хеона, и он натянул пониже козырек кепки.

Дорога действительно была, и первым делом Хеон прильнул ухом к холодной земле. Если крестьяне и сидят в охране - молчать они не станут, а звук по земле доносится хорошо. Но слышно ничего не было. Хеон решил рискнуть и пойти по дороге, которая, судя по направлению, должна была, как он ипредполагал, упереться прямо в лес.

Идти по дороге было хорошо и быстро, и Хеона беспокоило лишь то, что их шаги по набитой земле, несмотря на легкие сандалии у детей и профессиональную походку у него, были слышны издалека. Луна зашла за облака, поэтому впереди не было видно практически ничего. Хеон шепотом сказал детям взяться за тонкую веревку и идти строго за ним - сам же он шел скорее интуитивно. Фонарь у него, конечно, был - легкий фонарь, принесенный из Сонариума - но его время еще не пришло, к тому же даже тонкий луч мог быть заметен из деревни.

Деревня тем временем оказалась позади. Справа от путников, где-то в темноте, были огороды, слева, судя по чистому горизонту - крестьянские поля. Впереди темнел лес. Хеон уже проходил через этот лес - но с другого края, стараясь не выходить близко к деревне. Его беспокоило то, что дорога не становится хуже - хотя чем дальше от деревни, тем крестьянские дороги обычно становились все более разбитыми и грязными.

Вдруг его натренированное ухо услышало непривычный звук. Он остановился, и Саторнил, ткнувшись ему в спину, тихонько ойкнул. Хеон выпустил веревку из рук, шепотом приказал детям не двигаться и лег на землю. Слух его не обманул - к ним стремительно приближался звук лошадиных копыт.

В кромешной темноте Хеон потащил детей направо, в огороды. Он рисковал - крестьяне часто огораживали свои посадки веревками с привязанными к ним колокольцами, которые поднимали страшный трезвон при первом же прикосновении. Но спрятаться в зарослях фасоли и сельдерея было более вероятно, чем в низкорослом овсе. Под ногами захрустела зелень - Хеон протянул руку, измерил ее высоту и прошел еще несколько шагов. Он понимал, что след пятерых человек при свете дня был бы отчетливо виден на свежей зелени, и надеялся лишь на то, что повозка едет не с полным освещением и достаточно быстро.

Он ошибся. Это была не повозка. Лежа под каком-то лопухом и пригибая руками к земле детей, Хеон увидел, как мимо во весь опор проскакали четверо стражников. В свете фонарей, болтающихся у них на копьях, он разглядел их добротное снаряжение и хорошее оружие. Это были не тупые деревенские стражники, набираемые исключительно по силе мышц, а либо городская стража, либо граничная. Либо, что еще хуже - стража тайной полиции.

Стражники проскакали, а Хеон лежал, размышляя. В такой глухомани городские стражники могли либо кого-нибудь ловить, либо выполнять какое-то тайное задание. Их они тоже вряд ли могли разыскивать - направление, в котором двигались всадники, было необычным, и искать их вот так, наугад, было все равно что иголку в стоге сена. Видеть же их никто не мог, да и явных следов они оставить не могли. Правда, стража могла искать и кого-то другого - но Хеон внимательно прослушал все утренние объявления на площади и не заметил ничего криминального по всему пути их следования.

Когда стук копыт затих, они двинулись дальше. Хеон чувствовал, что дети вымотались, и очень скоро придется делать большой привал с едой и ночевкой. Однако им нужно было пройти еще приличное расстояние по лесу, чтобы отойти от деревни. Темное пятно леса медленно приближалось, и, поглядывая на него, Хеон не выпускал из головы странных стражников.

Дети часто спотыкались, что-то при этом шепча про себя. Чаще всех он слышал тонкий голос Геры - очевидно, девочка была не особенно привычной ходить в таких условиях. А вот Саторнил шел точно за ним, не отставая, что его очень радовало.

Наконец он остановил детей, взял Геру за руку и повел рядом, как ребенка. Она смогла опираться об него, и хотя не стала спотыкаться реже, но по крайней мере не ойкала. Ему же было очень приятно держать за руку этого ребенка. Просто держать - хотя он уже точно знал, что сделает потом.

Лес появился перед ними неожиданно. Луна вышла из-за туч, в ее свете Хеон увидел, что до первых деревьев уже рукой подать - а дорога, прямая как стрела, уходит в глубину леса. Он остановился и стал думать. Это была не крестьянская дорога - крестьяне не любили ездить в лес и рубили дрова на опушке. И еще оттуда проскакали стражники. Это могло быть поместье кого-то из городских чиновников или клириков, либо дорога могла идти к чему-то, что обычно называлось "объектом" и о чем очень не рекомендовалось говорить вслух.

Хеон решил рискнуть. Направление их движения совпадало с дорогой, и хотя они не опаздывали и даже опережали время, он предпочел бы побольше отдохнуть, чем потом бежать сломя голову, рискуя попасть в руки граничной стражи.

Они вошли в лес. Луна хотя и слабо, но все-таки освещала путь. Дорога быстро превратилась в лесную, с многочисленными корнями, попадающими под ноги. Прохладная рука Геры приятно возбуждала Хеона, и он часто искоса поглядывал на ее красивый профиль.

Дорога постепенно забирала вправо, как бы огибая деревню, и Хеон уже подумывал свернуть с нее, углубиться в лес и устроить ночлег. Хотя он и привык к длинным переходам, но чувствовал усталость, а дети и вовсе еле волокли ноги. Он хотел еще немного пройти по дороге, зная, что по лесу их скорость снизится вдвое, как вдруг...

Он увидел и услышал одновременно то, что не увидели и не услышали неприспособленные к таким вещам дети. В тусклом свете луны впереди, между деревьев, показались острые верхушки больших шатров, а где-то совсем рядом раздался приглушенный голос.

Хеон остановился как вкопанный. Постоял, послушал. Рядом, в кустах, разговаривали двое. Дети тоже услышали, и Хеон поблагодарил Хизуса, что никто из них не произнес ни слова. Показав детям знаком молчать, он отвел их назад, завел в кустарник и усадил отдыхать. Сам же, оставив детям рюкзак, лег и пополз как змея.

Хеон умел ползать тихо и незаметно, и вскоре оказался в паре шагов от засады. Двое стражников, закутавшись полностью в зеленые балахоны, сидели под кустом и неторопливо болтали. Их болтовня и спасла Хеона с детьми, так как, не услышь Хеон их голоса, через несколько шагов он попал бы прямо в засаду.

Хеон полежал и послушал. Стражники болтали о многом, но в основном о службе и развлечениях. Они действительно были из города. Как оказалось, это был тренировочный лагерь, в котором старые опытные стражники учили молодых. Дозоры в таком случае ставятся по всему периметру лагеря, Хеон же рисковал попасть прямо в его центр, даже если бы ему удалось пройти незамеченным мимо стражи.

Судя по количеству палаток, народу в лагере было много. Хеону с детьми нужно было срочно бежать как можно дальше, так как молодым стражникам могли устроить учения прямо ночью, не дожидаясь утра, и тогда весь окрестный лес превратился бы в сплошную гимнастическую площадку.

Хеон решил не огибать лагерь, а уйти под прямым углом к дороге, чтобы побыстрее набрать расстояние от лагеря, и сделать небольшой крюк. Правда, он беспокоился о детях - они засыпали на ходу и еле шли. К тому же по лесу идти было гораздо сложнее - они то и дело попадали в цеплючий кустарник, в паутину, проваливались в норы. Хеон молил Хизуса, чтобы им не попалась ночная змея или какой-нибудь зверь, которых чем ближе к границе, тем больше водилось.

Впрочем, все обошлось. По представлению Хеона, ночные учения вряд ли проводились дальше, чем в часе ходьбы от лагеря, да и в случае их начала они бы услышали и успели убежать. Поэтому ровно через час Хеон нашел небольшую низинку, огражденную кустами, вырезал ножом дерн и быстро развел костер. Дети упали там же, где остановились, и не уснули мгновенно, наверное, только потому, что смертельно проголодались.

Хеон поставил на огонь котелок с водой, которую захватил с собой - по дороге не было ручьев, а колодцы были только в деревнях. После этого он заставил детей достать одеяла, закутал их и дал по куску хлеба с мясом. Вода закипела быстро. После еды дети немного оживились, подползли поближе к костру и даже начали болтать. Хеон заметил, что Гера старается держаться поближе к Алимусу, постоянно садясь рядом с ним. Сам Алимус, впрочем, больше обращал внимание на Хеона, не сводя глаз с того, как он разводил костер и готовил напиток.

Хеон не стал заваривать обычную для горожан богородскую траву, а насыпал в воду травы, которые всегда употреблял для улучшения сна. Трава действовала недолго, но заставляла все тело расслабляться, а именно это и нужно было сейчас им всем.

Он разлил напиток по кружкам, а остальное вылил во флягу, положив ее под дерн, чтобы сохранить тепло дл утра. С напитком он дал детям еще по куску хлеба с мясом.

- Учитель, а правду говорят, что в Сонариуме нет лошадей, - спросил Алимус. Хеон подумал, кто же это мог такое говорить парню, но все-таки ответил:

- Есть, почему же. Но для удовольствия.

- Как это - для удовольствия?

- Так. Просто некоторые люди любят на них ездить. А все остальные ездят на авто.

- Что это?

- Повозки такие.

- Запретные?

- Да.

Детям должны были рассказывать в училище общую картину запретных предметов, однако насколько глубоко изучалась эта тема - Хеон не знал.

- Но, учитель..., - замялся Саторнил. - А как же они там живут? Ведь из-за запретных предметов бывает война, и погибают люди...

- Да. Но не всегда. У нас тоже были запретные предметы, до Передела, и мы долгое время жили без войн. Войны бывают из-за ненависти, а не из-за запретных предметов.

Повисло молчание.

- Учитель, мы должны вам верить? - взглянув ему в глаза, спросила Гера.

- Нет. Вы вообще никому не должны верить. Вы должны убедиться во всем сами.

- А для чего тогда учителя?

- Чтобы рассказывать вам того, чего вы не знаете.

- Но... клирикам-то мы должны верить?

Хеон осекся. Разговор принимал крайне сложный для него разговор. Он не был педагогом, и общения с такими детьми всегда представляло для него сложности. К сожалению, в Сонариум уходили в основном дети...

- Так, разговоры потом. Сейчас нам надо выспаться. Спим ровно три часа, с рассветом выходим.

Хеон выкинул мокрую траву из котелка в затухающий костер, отчего огонь съежился и исчез.

- Гера, - сказал Хеон. Девочка подняла голову.

- Иди вот за это дерево.

Она нахмурилась, покраснела, взглянув на мальчиков, и пошла в темноту. Хеону нужно было затушить костер и скрыть следы их пребывания. Подождав, пока девочка отойдет, он снял штаны и показал мальчикам пример, пустив на кострище длинную струю. К моменту возвращения все еще смущенной Геры на месте костра был ровным слоем уложен заранее снятый дерн.

День второй, святой

Хеон проснулся как по команде. Долгие годы тренировок позволяли ему спать сколько нужно и вставать в точно намеченное время. Открыв глаза, он несколько минут полежал, сокращая и согревая мышцы и заодно прислушиваясь к тишине. Ничего подозрительного не было слышно. В лесу немного посветлело - это означало, что утро близко. Рядом ровно дышала Гера, отвернувшись от него и лежа на плече у Алимуса.

Хеон вспомнил, что он заснул, обняв доверчиво прижавшуюся к нему в поисках тепла девочку, и тут же приказал себе не отвлекаться. Коротко пнув каждого из детей, он засунул в рюкзак котелок, одеяло, теплую флягу и поднялся. Дети спросонок шевелились медленно, и он недовольно на них шикнул.

Впрочем, уже через полчаса ходьбы по прохладному лесу они оживились, окончательно проснулись и вошли в темп. Хеон напряженно вспоминал карту. Крюк, который они дали из-за лагеря, не входил в его планы, он помнил лишь намеченный маршрут и сейчас с трудом представлял себе, в какой момент и на какой угол нужно повернуть, чтобы попасть в намеченное место перехода границы. Дальше должно быть проще - от границы уже видны горные вершины, по которым он всегда сориентируется.

По всему выходило, что нужно идти в этом направлении еще час, затем повернуть немного вправо, и вскоре лес поредеет и превратится в высокий кустарник. Если идти быстрым темпом - то уже к позднему вечеру они достигнут границы и смогут перейти ее в относительной безопасности.

Через полчаса Хеон остановился, лег на землю и прислушался. Никаких звуков не было слышно. Очевидно, они отошли от лагеря на приличное расстояние, и пора было менять направление. Немного передохнув, он посмотрел на небо и уверенно показал рукой - скорее сам себе, так как дети покорно шли за ним.

Еще через часовой переход он наметил сделать привал с едой, так как мальчики откровенно потирали животы. Однако через час он понял, что лес и не думал переходить в кустарник - что означало, что он заблудился. Остановившись и стараясь не показывать некоторую растерянность, Хеон напряженно всматривался в светлеющее небо, стараясь определить точное место, где встает солнце. Если зрение и инстинкт его не обманывали, то шли они в нужном направлении, однако лес почему-то не кончался.

Пройдя еще десять минут, он вдруг увидел просвет между деревьев - немного в стороне от того направления, в котором они шли. С облегчением вздохнул, направился туда - и, вздрогнув, замер на месте.

Хеон видел в своей жизни многое - в том числе и то, что сейчас открылось его глазам - но привыкнуть к этому не мог никак. Три трупа в разодранных одеждах стражников были привязаны в форме креста к деревьям. Несмотря на смрад давно разлагающихся тел, было видно, что их пытали перед смертью - все тела были истыканы, поляна, которую Хеон принял за край леса, была покрыта запекшейся кровью, а оскал лиц не оставлял сомнений в ужасных мучениях, которые беднягам пришлось испытать.

- Ца-толики, - прошептала за его спиной Гера.

Да, судя по воткнутым наискось прямо сквозь тело жердинам, стражники приняли смерть от диких ца-толиков. У самих ца-толиков крест был без перекладины, и они, в знак презрения к православным, всегда втыкали своим распятым жертвам третью, православную перекладину. Прямо в тело. Дикие ца-толики не убивали людей, оставляя их мучиться проткнутыми - впрочем, это обычно длилось недолго.

- Давно? - спросил Алимус.

- Дней пять, - ответил Хеон. - Я думаю, это стражники из лагеря.

- Значит..., - сказала Гера, - они где-то здесь?

- Ты думаешь, они сидят и ждут, пока придут стражники и их схватят? - насмешливо спросил Хеон. Впрочем, у него у самого мурашки бежали по коже, хотя он и старался не подавать виду. Ца-толики были фанатиками и ненавидели Сонариум не меньше, чем православных. Попади Хеон им в руки - и его вместе с детьми ждала бы такая же страшная участь, что и стражников.

- Ладно, идем, - сказал Хеон. Делать здесь было нечего, ца-толики наверняка забрали все, что у стражников было - в том числе и интересующие Хеона карты.

Теперь о завтраке не могло быть и речи - если Хеон смог бы съесть кусок хлеба, то у ребят бы точно ничего в рот не полезло. Они напряженно и испуганно смотрели на каждый просвет среди деревьев - видимо, ожидая там новых неприятных неожиданностей. Хеон же думал о другом и был не на шутку напуган - все походило на то, что он заблудился. Он понимал, что в таком нервном состоянии легко было сделать крюк и выйти снова к лагерю стражников, и потому старался успокоиться и сосредоточиться на приметах. Детям он, естественно, ничего не говорил, время от времени останавливаясь и глядя на восходящее солнце, лучи которого уже начали пробиваться через стволы деревьев.

Во время этих остановок он то и дело поглядывал на озабоченные лица детей. Почти бессонная ночь и длительный переход накануне не прошел для них даром - лица их осунулись, и они уже не так были похожи на тех благородных деток, как вчера вечером. Гере же подчеркнутые тени скул придавали особое обаяние, и Хеон с трудом заставлял себя отводить от нее взгляд.

Впрочем, шли они примерно в нужном направлении - тут Хеон не мог сбиться, и беспокоило его лишь то, что в случае, если они действительно сбились с пути, то крюк, который они вынуждены будут сделать, становится с каждым шагом все значительнее.

Во время одной из остановок Гера, покраснев и потупившись, попросила его отойти с ней. Удивившись, Хеон прошел с ней несколько десятков шагов, пока мальчики, провожавшие их взглядами, не скрылись за кустами. Хеон на ходу перебирал причины предстоящего разговора и склонялся к тому, что у девочки обнаружилось какое-то недомогание, из-за которого она не сможет идти дальше. Хеон прекрасно понимал, что единственным выходов в этой ситуации, на таком расстоянии от города, будет смерть девочки, что грозило срывом всему его элегантному плану.

Впрочем, он ошибался. Еще больше покраснев, Гера сказала:

- Учитель... я хочу вас предупредить...

- Я слушаю тебя.

- Я прошу на меня не обижаться... но если меня будут пытать... я не смогу молчать. Я все про всех скажу.

Хеон молча смотрел на нее, не совсем понимая причины таких откровений.

- Мне очень стыдно... но я не могу терпеть сильную боль.

- Хм. Ты ее испытывала?

- Да...

Хеон удивленно посмотрел на нее, потому повернул к себе спиной и задрал шерстяную малицу и тонкую блузку, которые были на ней надеты. Несмотря на ситуацию, прикосновение к ее обнаженному телу возбудило его, и он не сразу понял, что он видит на ее спине. Вся ее поясница, вся бархатная кожа юной девушки, была усеяна ожогами - выжженными крестами. Это была начальная легкая пытка - пытка, которой обычно подвергали женщин, подозреваемых в ведовстве, при втором-третьем разговоре с клирик-прокурором, чтобы показать то максимальное испытание, которое могло ее ждать. Многие женщины поддавались на обман и в облегчении от несоответствия слухов и реальности выкладывали все, что знали и не знали - не подозревая, что впереди их ждут пытки, которые на в силах перенести ни один человек.

Хеон с сожалением опустил малицу, хотя его руки сами тянулись обнять девушку.

- Я понял. Потом поговорим, - сказал он, понимая, что "потом", скорее всего, не произойдет никогда.

Они вернулись к мальчикам и пошли дальше, а Хеон вспоминал, как один раз мальчик из группы подвернул ногу примерно в трех часах хода до границы. Мальчик был юный и красивый, вместе с ним шла сестра, которая была старше его на год и никуда не отпускала его одного. Тогда у Хеона было в обрез времени, группа была большой, и ему пришлось убить и мальчика, и его сестру. Мальчику он просто свернул шею, пока сестра отвернулась, а с девушкой пришлось порядком повозиться. Впрочем, Хеон даже не изнасиловал ее перед смертью, хотя это было не в его правилах - не пользоваться тем, что предоставляет судьба. Однако они очень торопились, он заколол девушку ножом, и она долго не умирала, лежа навзничь и глядя на него презрительным взглядом, который до сих пор вспоминался ему по ночам.

Самым опасным в том, что они сбились с пути, было то, что они могли внезапно выскочить точно на граничную заставу. Места расположения застав Хеон помнил хорошо, как помнил и то, что проходить ровно посредине между заставами нельзя - именно в этих местах как раз поджидали беглецов стражники. Проходить нужно было как раз на расстоянии громкого звука от заставы - стражники не могли подумать, что беглецы будут проходить так близко. Но сейчас, когда до границы было рукой подать, Хеон имел все шансы выйти прямо на заставу вместе со всей группой.

Деревья сгустились. Это был хороший признак, и Хеон начал продираться прямо через чащу. Дети, шепотом поминая Сатуса, ломились за ним. Действительно, вскоре деревья расступились, и Хеон, осторожно выглянув из-за последнего из них, вышел на просторный луг.

Луг был незнакомым, он здесь ни разу не ходил, и ничего похожего на карте ему не вспоминалось. Хеон еще раз внимательно осмотрелся и решил, что самое время отдохнуть и подумать. Вернувшись в чащу, он выбрал относительно свободное место. Они сели в круг и, забыв о недавно виденных неаппетитных трупах, закусили.

За едой Хеон мучительно вспоминал карту. Насколько ему помнилось, левее их маршрута действительно были какие-то луга, которые тянулись на большое расстояние, и потому проводники там никогда не ходили. Если это так, то они сделали крюк примерно на час хода, и вполне успевали к сроку пересечь границу. Правда, Хеон был совсем не уверен в силах детей.

Закончив еду, Хеон примерно представил себе направление пути и решительно пошел вперед. Однако, выйдя из леса, он уже не был так решителен. Невысокая трава едва скрывала его лодыжки, и даже лежа он был бы заметен издалека. Вся сущность проводника противилась идти через такое место - но нигде близко не было видно никакого другого пути.

Делать было нечего. Хеон двинулся через луг, невольно ускоряя шаг, чтобы избавиться от ощущения голого человека на виду у всех. И не успел он пройти и нескольких сотен шагов, как из-за ближайшего куста раздалась короткая команда:

- Стоять. Руки за голову, никому не шевелиться.

Все замерли. В наступившей тишине Хеон явственно услышал курлыкание птиц в небе и с тоской подумал, что слышит их, вероятно, в последний раз.

Из-за куста выехали два конных стражника. Хеону не составило труда сообразить, что он нарвались на граничную стражу - у обоих стражников была отличная экипировка и пики, которые не полагались другим стражникам.

В общем-то, все было кончено. В лучшем случае Хеону удалось бы спасти детей - если бы они вели себя правильно, а он взял бы всю вину на себя, сказав, что обманом пытался увести их в Сонариум. Однако без пыток все равно не обошлось бы, и вряд ли кто-то из детей смог бы их выдержать.

Тем не менее Хеон решил бороться до последнего. Бежать в город привязанным за руки к лошади ему не хотелось, как не хотелось и попадать в лапы клириков, которые наверняка давно мечтают получить на расправу очередного Проводника.

Проводника, естественно, не могла ждать простая и легкая смерть на колу или в котле с кипящим маслом. Для таких, как он, клирики не жалели фантазии и продлевали мучения на целые дни и недели. Последнего Проводника, которого казнили на глазах Хеона, мучили две недели. У него надрезали кожу, вытащили наружу нервы и привязали за них десятками веревок, так, что каждое движение вызывало мучительную невыносимую боль.

Только заслышав первые звуки речи стражников, Хеон рефлекторно отступил назад - так, чтобы оказаться за спиной Геры и Алимуса. Это давало ему простор для каких-то действий, так как стражники наверняка отвлеклись бы на Геру.

Стражники внимательно осмотрели всю группу. Затем один из них спешился, а второй нацелился на детей пикой и стал внимательно следить за действиями первого.

Спешившийся стражник достал из-за пояса короткие обрезки веревок. Ловко связав одну из веревок кольцом, он сделал петлю, которую продел в кольцо на седле своего коня. Второй конец петли он накинул на запястье Алимуса и крепко затянул - так, что юноша даже болезненно поморщился. Теперь Алимус мог только бегать за лошадью и должен был стараться не споткнуться, чтобы не угодить под задние копыта.

На вторую руку Алимуса стражник накинул вторую петлю и направился к Гере. Хеон напрягся, хоте не подал виду и даже не шевельнул поднятыми вверх руками. Внимательно посмотрев на ее лицо, стражник спросил:

- Деревенская?

Гера помедлила с ответом;

- Н... нет.

Ответ был очевиден - настолько гладкая кожа лица и рук могла быть только у городской.

Стражник потянул на себя сумку девочки. Сумка соскользнула с плеча и упала на землю. Стражник взялся за край малицы и дернул:

- Снимай.

Гера судорожно сглотнула и не шевельнулась. Практически не замахиваясь, стражник резко ударил ее ладонью по лицу. Гера ахнула и, отлетев в сторону, упала на землю. Всхлипнув, встала на колени. Стражник замахнулся еще раз, и Гера, путаясь в завязках, начала снимать накидку и блузку.

Она оказалась немного боком к Хеону, и он, несмотря на трагизм ситуации, оценил по достоинству ее совершенной формы грудь, достойную девушки лет на пять ее старше. Оценил и стражник. Он схватил Геру за волосы, подтащил поближе к стоящему коню и бросил на землю. Затем нагнулся, задрал на ней юбку и начал не торопясь расстегивать штаны.

Гера издала тонкий звук, как будто крик раненой лани. С ужасом глядя на стражника, она приподнялась, пытаясь одной рукой опустить юбку обратно, а второй - прикрыть грудь, и повторяла громким шепотом:

- Нет... мне нельзя... пожалуйста... мне нельзя...

Хеон отложил на потом размышления о столь странном поведении девушки. Хотя физическая близость до момента освящения ее клириками считалась грехом, однако и деревенские девушки, и городская молодежь из простонародья была хорошо осведомлена обо всех подробностях этих дел и особого рвения в соблюдении целомудрия не проявляла. Для красивых девушек же - конечно, года на четыре старше Геры - иметь в любовниках клирика или богатого чиновника вообще считалось делом достаточно естественным, хотя и тщательно скрываемым.

Стражник между тем справился с завязками и, по-хозяйски раздвинув ноги девушки, с кряхтением улегся на нее. Хеона не удивила подобная бесцеремонность - с захваченными нарушителями стражники могли делать что угодно, и единственное, чего они старались не совершать - это убийства, так как за живого нарушителя давали гораздо большую премию.

Почувствовав на себе вес стражника, Гера завизжала и изо всех сил уперлась ему в грудь своими маленькими кулачками. Хеон перехватил напряженный взгляд Саторнила, который смертельно побледнел и, казалось, был готов броситься на стражника.

"Главное - чтобы он не двинулся с места", - подумал Хеон. Он кинул последний взгляд на второго стражника, который с интересом смотрел на происходящее на земле, и прыгнул...

В момент прыжка Хеон резко взмахнул рукой и больше не смотрел на второго стражника. Его единственный шанс был в том, чтобы оказаться быстрее тренированного и хорошо реагирующего стражника. Если бы он промахнулся - то второго шанса уже не было бы, и его ждал лишь удар пикой в спину.

Лежащий на Гере стражник даже ничего не успел понять. Увидев лишь метнувшуюся к нему тень, он дернулся в сторону, но из-за неудобного положения не смог ничего сделать. Хеон рухнул ему на спину обеими ногами, резко дернул голову за волосы вверх и полоснул по горлу ножом.

Страх дошел до него в следующий момент. Он всей кожей спины почувствовал, что ему ровно между лопаток в любой момент может вонзиться пика. Он поднял голову - второй стражник медленно сползал на землю. В его горле торчал нож.

Хеон услышал хрип Геры и вспомнил, что до сих пор прижимает стражника, лежащего на девушке, всем своим весом. Вскочив, он перевернул стражника и увидел еще живые его глаза, в которых стояло непонимание. Гера лежала навзничь, тяжело дыша и размазывая кровь стражника пополам со слезами по своему лицу.

Хеон вытащил нож из горла второго стражника, вытер его об одежду и спрятал. Слава Хизусу, что он отобрал у Хризопулоса второй нож, иначе все могло бы оказаться совсем иначе. Теперь ему надо было думать, что делать дальше.

Он думал и одновременно делал дело - разрезал веревку на руке у Алимуса, вытащил все из сумок стражников, кинул Гере флягу с водой, чтобы она могла умыться, и накидку стражников, чтобы обтереться.

Обычно стражники уходили в дозор не больше чем на три часа от заставы. Ехали они, как правило, не торопясь, то есть чуть быстрее пешехода. Если ничего не случалось - дозор всегда возвращался примерно вовремя, и тревога поднималась только в случае, если дозор задерживался на час-два.

Таким образом, у них в запасе было максимум часов пять, если дозор только начал свой маршрут, и часа два, если он его завершал. Правда, трупы стражников еще нужно было найти, сделать выводы и начать поиски - а Хеон вовсе не собирался оставлять тела на видном месте.

С этого он решил и начать. Махнув рукой на Хризопулоса, еще не пришедшего в себя ни от сцены убийства, ни от вида обнаженной Геры, он привязал трупы за ноги к коню, взял с собой Алимуса и Саторнила и быстро зашагал в сторону леса. Хризопулосу и Гере он приказал лечь в траву и не шевелиться. Вторую лошадь он привязал к злосчастному кусту, надеясь, что она не будет ржать.

- Мы их зароем? - спросил Алимус.

- Нет, - ответил Хеон. - Некогда.

- Учитель..., - нерешительно начал Саторнил.

- Да, мы убили стражников, - угадав его вопрос, резко ответил Хеон. - Да, нас за это убьют. Если поймают. Поэтому шевели ногами и не болтай.

Продравшись через чащу, они вышли на небольшую поляну. При взгляде на толстые деревья, окружавшие их, Хеону в голову пришла идея.

С помощью мальчиков он крепко привязал стражников за руки к деревьям. Затем, к удивлению мальчиков, взял нож и несколько раз ткнул трупы.

На немой вопрос в глазах мальчиков он сказал:

- Как будто это сделали дикие ца-толики. Ломайте жерди.

Для полноты картины нужно было воткнуть трупам жерди наискось, сквозь тело. Подходящих деревьев не нашлось - Хеон и Алимус выломали пару толстых веток, заточили их с одной стороны ножом и попытались воткнуть в тело трупа. С первого раза у них ничего не получилось, и тогда Хеон, преодолевая брезгливость, проделал ножом по две дыры в трупе - слева и справа от живота. Ветка с тошнотворным звуком прошла сквозь тело и вышла с другой стороны.

Украсив таким образом и второй труп, они обтерли руки о траву и поспешили к Гере с Хризопулосом. Те сидели не шелохнувшись, и, похоже, даже не смотрели друг на друга. Саторнил и Алимус, наоборот, возбужденные произошедшим, громким шепотом обсуждали умение Хеона метать нож. Хеон про себя посмеивался над ними, ощущая, однако, внутри холодок - хотя он и тренировался все свободное время, но стражники были более умелыми бойцами, чем он. И их было двое. Если бы не Гера - он не успел бы даже достать нож, как оказался бы нанизан на пику.

Привязав вторую лошадь, Хеон немного отошел от детей и разложил на земле трофеи. За исключением двух пик, которые были ему ни к чему, арбалета с десятком болтов и двух боевых ножей, в сумках стражников оказалось сухое мясо, хлеб, бинты, веревки для связывания, фляга с какой-то жидкостью и карта.

Такой удачи Хеон даже не мог ждать. Насколько он знал, карты дозорным стражникам не выдавали, так как они всегда ездили по одному и тому же маршруту. Карта была в сумке того стражника, который приставал к Гере, и, следовательно, он был старшим, начальником дозора. Это было и хорошо, и плохо. Без начальника дозора другие дозорные не решатся сразу же кидаться на поиски и будут ждать, кто из них рискнет взять на себя ответственность, что давало их группе приличный выигрыш во времени. Плохо было то, что когда трупы найдут - их будут искать с удесятеренной энергией. И даже, может быть, поднимут на ноги стражников тайной полиции - что было бы уже совсем плохо.

Тут Хеон впервые за путешествие подумал о том, о чем нельзя было думать заранее - об обратном пути. Естественно, что назад он пойдет один, в другую сторону, и сможет прикинуться крестьянином - но в случае, если тайная стража возьмется за поиски преступников, ему это не поможет. Да и обычная граничная стража, разозленная гибелью двух собратьев, вполне способна поднять на пики любого прохожего просто так.

Насколько знал Хеон, розыск убийц обычного стражника продолжался у границы не больше недели - тут хватало и диких ца-толиков, и сатусиан, и прочей нечисти, поэтому долго заниматься поисками никто не утруждался. Как правило, стражники хватали первых двух-трех попавшихся под руку позорных, пытками вытряхивали из них нужное признание и ко всеобщему удовольствию казнили. Сколько будут искать убийц начальника дозора - он не знал. Такой человек вполне мог оказаться чьим-нибудь родственником, и тогда стража будет рыть землю не для виду, а всерьез.

Он, конечно, мог отсидеться в Сонариуме. Правда, он предусмотрительно не взял с собой золото, однако в Сонариуме хватало дешевых ночлежных домов, да и продать кое-что из вещей можно было за приличную сумму. Особенно много могли отсыпать звонких монет за арбалет - серьезное оружие, которое ценилось даже за Переходом, несмотря на то, что там отсутствовали запреты на прогрессивные предметы. Однако в силу некоторых обстоятельств он подозревал, что являться в Сонариум одновременно с детьми ему будет не с руки...

Хеон разложил карту и погрузился в ее изучение. Он без проблем нашел место, где они находились - огромное поле, ограниченное с трех сторон лесом, а с четвертой - упирающееся в небольшую каменную гряду, по которой проходила граница. Они сделали крюк гораздо больший, чем ему казалось, и теперь им нужно было торопиться, иначе они не успевали перейти границу этой ночью. Правда, у них было две лошади...

Хеон перевел взгляд на лошадей. Вести их с собой было бы безумием - их строевую выправку и дозорную маркировку спрятать было невозможно. Однако на лошадей можно было бы погрузить вещи, и садить по очереди детей, чтобы они отдыхали - и за счет этого идти без передышек. Кроме...

- Гера, - позвал он.

- Да, учитель, - Гера вскочила и подошла к нему. Под глазом у нее намечался здоровый синяк от удара стражника, однако в глазах ее он не увидел ни страха, ни негодования - лишь взрослое спокойствие.

- Ты когда-нибудь сидела на лошади?

- Да. Я хорошо езжу.

Хеон удивленно поднял брови. За мальчишек он не беспокоился - их учили ездить на лошадях в училище, это был обязательный курс. Но девочек никто и никогда не учил этому, и более-менее сносно в седле сидели только деревенские девушки из самых низов, вынужденные заниматься пастьбой.

- Меня отец учил, - заметив его удивление, сказала Гера. Хеон удивился еще больше. То, что у достаточно обеспеченного человека могла быть собственная конюшня, было делом вполне вероятным. Но отцы никогда не учили девочек ничему. Девочки принадлежали матерям.

- Ладно, потом разберемся, - непонятно сказал он и встал. - Связывайте рюкзаки по два, вешайте на лошадей, и идем.

Он положил карту и ножи в свой рюкзак, арбалет повесил на спину. Потом снял арбалет, взвел тетиву и повесил снова. С арбалетом он управлялся плохо, так как арбалет был запретен для всех, кроме стражников и боевых клириков. Просто за увиденный в руках арбалет человека могли казнить без особых разбирательств, и поэтому, хотя у Хеона в его тайном логове и было припрятано украденное когда-то у стражников оружие, тренироваться с ним он опасался.

Пики пришлось бросить - управляться  с ними он не умел, да и подозрений это вызвало бы меньше - никто из позорных не брал пики, даже если убивал стражника. Правда, ца-толики обычно отламывали наконечники пик, чтобы использовать их в хозяйстве, но у Хеона не хватило бы сил сломать твердое древко.

Он наметил достаточно безопасный маршрут - на карте была обозначена не только застава, но и примерные маршруты движения дозоров. Хоть он и не знал времени, когда дозоры выдвигались к линии их маршрута - но, судя по тем дозорным, с которыми они столкнулись, никакие неприятные встречи впереди их не ждали.

Они быстро прошли около часа, увеличивая сделанный крюк, но за счет этого приближаясь к спасительному лесу, и вскоре оказались под его сенью. Гера ехала на лошади, вторая лошадь несла всю поклажу, поэтому путешествие превращалось в своеобразную прогулку налегке - если бы не его смертельная опасность. Хеон заметил, что происшествие как бы сблизило детей, они держались все вместе и постоянно переговаривались друг с другом. Алимус, который сначала откровенно стеснялся Геры, теперь шел рядом с ее лошадью, то и дело держась за стремя рядом с ногой девушки, и о чем-то оживленно перешептывался. Хеону даже приходилось периодически останавливать их разговор - в лесу звуки разносились далеко, и их могли услышать.

Когда они вошли в лес, он вздохнул с облегчением. Теперь лесом они могли пройти до самой границы, и только на границе их путь пролегал через заросли кустарника. Лес был самым безопасным местом - здесь слышно было гораздо дальше, чем видно, что давало возможность узнать об опасности и подготовиться к ней.

Они шли без тропы, поэтому мелкий кустарник то и дело цеплялся за штаны. Это замедляло движение, однако Хеон не торопился. Впереди была самая ответственная часть пути - пересечение границы - и здесь он больше полагался на чутье и везение, чем на силу и скорость.

Через час Гера остановилась и спрыгнула с лошади. Сначала Хеон подумал, что ей нужно в туалет - но Гера махнула головой Хризопулосу:

- Садись.

Мальчик, который уже порядком устал, с радостью принял приглашение и забрался на лошадь. Гера пошла между ним и Алимусом, держась за стремя и оживленно что-то рассказывая обоим мальчикам. Хеон подошел сзади и прислушался. Девочка рассказывала какую-то древнюю рыцарскую легенду, явно сложенную до Передела - в рассказе присутствовали мушкеты, о которых девочка вряд ли могла знать что-либо, кроме названия.

Впрочем, Хеон был даже рад, что дети увлеклись разговорами. Второй день путешествия шел к концу, и далеко не всякий взрослый выдержал бы такие переходы. На ходу Хеон достал мясо, доставшееся от стражников, разломил его на равные части и раздал всем. Сжевал свою порцию, открыл флягу, которая была у стражников. Там оказался цзампер - крепкое ячменное пиво. Давать его детям Хеон не рискнул - пока по крайней мере - но сам с удовольствием отхлебнул.

Еще через час дети согнали Хризопулоса с лошади и посадили Саторнила, который хотя и устал, но храбрился и не подавал виду. Хеон и сам порядком вымотался - больше от цепляющихся кустов, чем от самой ходьбы. К тому же дорога начала медленно, но верно подниматься вверх - скоро начинались предгорья хребта, отделявшего Борею от Сонариума.

Судя по длинным теням, день клонился к вечеру. Хеон уже подумывал о том, чтобы сделать большой привел и хорошо отдохнуть перед пересечением границы, которая была в трех-четырех часах отсюда, как вдруг услышал впереди негромкие голоса. Резко остановившись, он сделал знак детям замолчать.

Все замерли. Хеон прислушивался, пытаясь услышать направление, в котором движется дозор - в том, что в крайнем приграничье мог оказаться только дозор, он не сомневался. Больше всего он боялся того, что лошади, почуяв сородичей, начнут ржать. Однако лошади лишь тихо сопели, и, как ему казалось, удары его сердца перекрывали все остальные звуки.

Наконец он с облегчением вздохнул. Голоса явно удалялись, хотя он по-прежнему не мог точно определить направление, откуда они раздавались. Сделав знак никому не шевелиться, он осторожно лег и приложил ухо к земле. По земле звуки разносились дальше - Хеон долго лежал, вслушиваясь. Голоса были слышны, они не удалялись и не приближались, а вот стука копыт не было слышно совсем. Однако стражники в этих краях пешком не ходили - пешком ходили позорные, но они не стали бы громко разговаривать.

Оставаясь в недоумении, Хеон сел и задумался. Голоса слышались впереди, долго ждать они не могли. У них был выбор - идти в обход, вдоль пути обхода стражников, каждое мгновение рискуя на них нарваться, или...

Хеон подозвал Алимуса, шепотом сказал ему:

- Пойдешь со мной. Возьми нож. И очень тихо.

Остальным он приказал остановиться, лечь на землю и молчать. Лошадям замотали морды, чтобы они не ржали, почуяв лошадей стражников, и привязали к деревьям. Хеон с Алимусом, крадучись, пошли вперед, то и дело останавливаясь и пристально вглядываясь в полумрак.

С каждым шагом голоса становились все слышнее, а шаги Хеона и Алимуса - все осторожнее. Вдруг Хеон резко остановился, схватив Алимуса за плечо. Впереди был обрыв, и если бы они прошли еще несколько шагов - то оказались бы на его краю или вообще сорвались бы вниз и покатились по крутому склону.

Хеон лег и жестом приказал мальчику сделать то же самое. Подкравшись к обрыву, он осторожно высунул голову из-за его края, не выпуская при этом из рук заряженного арбалета.

Далеко внизу, у ручья, сидели четверо стражников. Их лошади паслись рядом. Стражники болтали и передавали из рук в руки флягу - очевидно, что не с водой. Вообще-то стражникам, насколько знал Хеон, было запрещено напиваться, но ближе к границе на запреты все больше смотрели сквозь пальцы, да и день сегодня был особый - праздничный.

Лежали они долго - Хеон даже почувствовал, как от земли намокла его куртка и штаны. Все это время он молил Хизуса, чтобы оставшиеся не подали бы случайно ни одного звука - какими бы пьяными не были стражники, но их тренированный слух позволил бы услышать даже самый тихий шорох.

Наконец стражники допили флягу - видимо, не первую, если судить по их состоянию - и начали собираться. Это были два дозора, которые встретились у ручья. Пока Хеон ломал голову, куда они направятся, все четверо залезли на коней и поехали вдоль ущелья - туда, где, судя по карте, была застава.

Судя по всему, дежурство обоих дозоров закончилось, а по ущелью проходил их обычный маршрут. Проводив стражников взглядом, Хеон задумался над тем, как им пересечь ущелье. Вполне вероятно, где-то ниже по течению ручья оно выполаживалось и переходило в равнину, но большой вопрос - насколько далеко это и с кем они еще встретятся по пути туда.

Дождавшись, пока стражники исчезнут за поворотом, Хеон встал и медленно пошел вдоль края ущелья. В принципе оно было не таким уж глубоким, с пять или шесть человеческих ростов, и, связав все имеющиеся у них веревки, они легко могли бы спуститься - но без лошадей. И неизвестно как смогли бы подняться на противоположный склон.

Хеон задумался над тем, как переходят ущелье стражники. Они не могли все время ходить по одному и тому же маршруту - им обязательно нужно было менять направления и обследуемые области. Хеон сел, достал карту и попытался сориентироваться. Ущелье он нашел сразу - судя по всему, оно тянулось на весьма приличное расстояние. Однако в каком именно месте они подошли к нему - он понимал с трудом. Зато сразу увидел значок, обозначавший мост.

Если бы им повезло - то мост мог бы оказаться не так далеко. Другой вопрос - что мост с определенной долей вероятности мог охраняться. В самом деле, не в традициях стражников было оставлять без присмотра единственный нормальный переход в округе. В лучшем случае стражники могли сидеть на их стороне ущелья - и тогда их можно было бы увидеть издалека. В худшем - они притаились в засаде на противоположной стороне и взяли бы их тепленькими. Всех вместе. Не помог бы никакой арбалет - потому что, увидев в руках или за спиной у Хеона оружие, они первым делом подстрелили бы его, а уже потом стали выяснять, кто идет.

Для самоуспокоения Хеон прошел еще немного вдоль ущелья и убедился в том, что перейти его на обозримом расстоянии с лошадьми невозможно. Он выбрал место, немного более пологое, чем остальные, и махнул головой Алимусу в сторону оставшихся детей.

Дети лежали в тех же позах, в которых он их оставил, и лишь напряженно всматривались в лес. Хеон разгрузил лошадей, развязал их, снял уздечки, которые могли пригодиться им в будущем. Затем сказал:

- Лошадей придется оставить. Дальше пойдем пешком. Это уже граница, нам осталось идти еще часа три - дальше стражники не сунутся. Сейчас переходим ущелье - старайтесь не кричать, даже если сорветесь. И постарайтесь не наследить...

Пока они шли к выбранному им месту, Хеон связывал вместе веревки, найденные у стражников, его собственную веревку, которую он всегда носил с собой, и уздечки. Позади он слышал сопение лошадей, которые шли следом за людьми. Это было не страшно - ущелье они не перейдут и до заката вряд ли придут на заставу - а, вероятнее всего, просто проспят до утра. А вот утром их наверняка найдут.

Веревка получилась нескладной, но длинной. Обкрутив ее вокруг дерева, Хеон бросил конец вниз. Веревка достала почти до самого дна ущелья. Хеон шепотом приказал детям снять рюкзаки и спускаться.

Спуск прошел нормально, только Гера обожгла ладони из-за того, что не успевала быстро перебирать руками. Хеон, читая про себя молитву, чтобы в ущелье не появились стражники, вытянул веревку, связал вместе рюкзаки и спустил их вниз. Вздрогнул, увидев краем глаза движение сбоку, потянулся за арбалетом... Это были лошади.

Хотя он и был самым тяжелым, ему ничего не оставалось делать, как спускаться последним. Сложив веревку вдвое, он перехлестнул ее через ствол дерева и, упираясь ногами в склон, стал короткими перебежками спускаться вниз. На середине склона сдвоенная веревка закончилась, Хеон прикинул количество узлов на каждом из концов и отпустил тот, на котором их было меньше.

Веревка, скользящая вдоль ствола, практически не тормозила падение. Хеон пробороздил пятой точкой часть склона и с размаху приземлился перед детьми. Не обращая внимания на боль в ногах, он стянул веревку, обвязал ее вокруг пояса, вытащил два ножа и ловко перешел по камням речку. Не оглядываясь на детей, он подошел к противоположному склону и вонзил в него нож.

Подниматься пришлось почти все время на руках. Склон был глинистым, ноги то и дело оскальзывались, и к тому времени, когда Хеон понял, что выдыхается, перед его глазами показался край ущелья. Хеон перевалился на ровную поверхность, быстро огляделся и привязал конец веревки в основанию дерева.

Первым делом он показал Алимусу, чтобы тот привязал вещи. Вытянув рюкзаки, он хотел вытащить сначала Алимуса, чтобы тот помогал ему в работе, но, немного подумав, подал знак обвязать поперек пояса Геру. Гера пока еще была нужнее всех.

Последним вытащили Хризопулоса. Все вымотались, но ждать было нельзя. Вокруг темнело, несмотря на то, что лес на этой стороне был редким. Навьючив рюкзаки, команда быстро пошла прочь. Кинув последний взгляд на дно ущелья, Хеон понял, что они порядком истоптали обе стороны ручья - и только очень невнимательный стражник не заметит этого.

Путь очень быстро пошел в гору, и это радовало Хеона. Граница была близко - с каждым шагом они удалялись из области жесткого контроля граничной стражи и приближались к полосе, за которую ни один вменяемый стражник не шагнет под страхом смерти. Опасным было, однако, то, что лес, хотя и становился все реже, превращаясь в кустарник, но под ногами становилось все больше мелких и крупных камней, о которые в темноте можно было сильно повредить ноги.

Наконец кустарник стал совсем мелким, а почва под ногами окончательно исчезла, уступив место камням размером с голову ребенка. Подъем стал совсем крутым, камни хрустели под ногами, в сгустившейся темноте дети то и дело спотыкались, но, к радости Хеона, молчали.

Вдруг Хеон ощутил всем телом поток холодного воздуха. Впереди была пустота. Подъем кончился, дальше был небольшой спуск и, как он помнил по карте, длинный затяжной подъем. Они стояли на границе.

Несмотря на всю опасность нахождения на неприкрытой ничем возвышенности, Хеон в который раз ощутил какую-то внутреннюю торжественность момента - или чувство злорадства от того, что он в очередной раз обхитрил стражников.

Стало уже совсем темно. В такой темноте стражники обычно ездили с фонарями, и их было видно издалека. Хотя, насколько знал Хеон, они вообще старались в это время не отдаляться от заставы, так как именно ночью происходили нападения диких ца-толиков и других нечистых.

- Все, вниз, - негромко сказал Хеон. - Я иду впереди, остальные взялись за руки и идите за мной.

- Скоро привал? - тихо спросила Гера. Это был первый такой вопрос за все время пути, и Хеон понял, что девочка уже не стоит на ногах.

- Три часа. Минимум, - жестко ответил Хеон, подумав про себя, что на самом деле может оказаться и меньше. Если девочка не сможет идти.

- Хорошо, учитель, - покорно сказала Гера. Хеон повернулся и шагнул вниз.

Он ничего не видел в темноте, точно так же, как и дети. Но за годы путешествий у него развилось особое чутье на поверхность, находящуюся под ногами, и он шел уверенно, почти как днем. Он не забывал забирать все больше вправо, чтобы подойти как можно ближе к Переходу - хотя ориентироваться окончательно придется завтра утром.

Через некоторое время он понял, что за его спиной раздается какой-то странный шепот. Остановившись, он замер. Дети наткнулись на него и тоже остановились.

- В чем дело?

- Учитель, - сказал Алимус. - Скажите ей, чтобы она отдала сумку.

- Учитель, я не отдам, - раздался шепот Геры.

Хеон нахмурился. Алимус был явно неравнодушен в Гере, раз бросился ей помогать нести поклажу. Это было плохо, это могло привести к неожиданным действиям мальчика во время Перехода. Но...

- Отдай, - коротко бросил Хеон и пошел дальше. Гера со вздохом выпустила ремень сумки, за который держался Алимус, но промолчала и пошла за ним.

После спуска с морены они пересекли небольшой ручей, и дорога резко пошла в гору. Хеон не видел ничего, но носом ощущал запах кихты - высокогорного кустарника, который рос только здесь. Кустарник отлично горел, но давал сильные искры, и Хеон не любил его за это - и за запах, напоминавший о Переходе.

Темнота окончательно сгустилась, и на небо высыпали звезды. Было новолуние, дорогу освещали только звезды, но это было лучше, чем ничего. Далеко впереди виднелся горный хребет, Хеон то и дело поглядывал на него, пытаясь по контурам горных вершин определить верное направление.

Гора, в которую они карабкались, стала настолько крутой, что иногда приходилось хвататься руками за камни. Склон горы состоял из отдельных больших валунов, которые не всегда лежали устойчиво, и Хеон постоянно опасался, что какой-нибудь камень покатится из-под ног, грохоча на всю округу.

Впрочем, даже для его тренированного организма нагрузка была высокой, и вскоре он, тяжело дыша, думал только о том, чтобы добраться наконец до ровной площадки.

На самом деле ему было проще - он шел гораздо быстрее детей и потому постоянно отдыхал, поджидая их. Это было не совсем справедливо, но сейчас, в двух шагах от цели и вне зоны действия стражников - или почти вне ее - ему это было безразлично.

Он опасался, что, поднимаясь в незнакомом месте, он в конечном итоге выйдет на отвесные скалы, которые венчали хребет. Именно из-за них приходилось пользоваться Переходом - через горный хребет не было другого пути, по которому мог бы пройти хоть кто-нибудь, кроме горных козлов. Скалы были опасны тем, что с них постоянно сходили камнепады, и находиться у их подножия даже короткое время было смертельно опасно.

Однако он ошибался. Преодолев наиболее крутой участок склона, Хеон наконец вышел на относительно ровную площадку, заросшую кихтой. Кихта обычно росла высокими, в полтора человеческих роста, зарослями, проходы в которых составляли запутанные лабиринты.

Дождавшись детей, Хеон взял шедшего впереди Алимуса за руку и углубился в чащу кихты. Стоявший, казалось, неприступной стеной, он расступился, пропуская их, и опять сомкнулся за их спинами. Хеону всегда нравилось идти через кихту - здесь создавалась иллюзия полной безопасности, так как даже всадник ничего не мог найти в такой чаще на расстоянии вытянутой руки. Правда, стражники, заподозрив неладное, обычно попросту поджигали кихту, которая моментально сгорала и через некоторое обнажала трупы задохнувшихся в дыму беглецов - но об этом Хеон старался не думать.

Выйдя не набольшую поляну, он остановился и сказал, особо не снижая голос:

- Все, привал. Ночуем, до утра.

Дети рухнули на землю там же, где стояли. Даже Алимус, всегда бодрящийся и задирающий нос перед остальными, последовал их примеру. Хеон, хотя тоже порядком устал, не торопясь вырезал ямку во мху, наломал веток и развел костер. Затем распинал уже засыпающих детей, налил им немного цзампера и вручил по куску мяса.

Мальчики выпили цзмпер спокойно и не моргнув глазом. Гера же, отхлебнув немного, с сомнением понюхала напиток и посмотрела на Хеона:

- Это пьют?

- Да. Это цзампер, вам надо немного выпить, чтобы расслабиться.

- Но..., - она посмотрела на Хеона, осеклась и, морщась, допила кружку до конца.

Поев, дети немного оживились и начали болтать. Беря пример с Хеона, они не особо понижали голос, и, как понял Хеон, продолжили старый разговор. Речь шла о том, кто и чем будет заниматься в Сонариуме. Совершено не представляя устройство того мира, они, тем не менее, строили планы по его покорению. Только Гера сидела тихонько, изредка поддакивая или смеясь над мальчиками. Цзампер на нее заметно подействовал - щеки раскраснелись, глаза заблестели, и усталость явно как рукой сняло.

Хеон задумался над тем, что утром, самое позднее - днем они войдут в переход. С Герой нужно было разобраться сегодня, или оставить эту мысль - однако он не привык поступать против своих желаний.

Встав, он сказал:

- Все, хватит. Быстро стелитесь, и спать. Гера, тоже стелись, и пойдем со мной.

Гера непонимающе посмотрела на него, затем расстелила свое одеяло - как заметил Хеон, возле одеяла Алимуса - и замерла в ожидании.

- Всем ложиться спать. Мы скоро придем. Костер не тушите.

Провожаемый удивленными взглядами, Хеон взял Геру за руку и углубился в кусты кихты. Перед тем, как ветки над головой скрыли от него небо, он кинул взгляд и засек направление на две яркие звезды - чтобы не сбиться на обратном пути. Далеко заходить не стоило, но ему не хотелось, чтобы мальчики услышали крики.

Минут через десять пути он почувствовал, что ровная площадка закончилась, склон опять пошел вверх, а это означало, что вот-вот закончатся и кусты, и мох. Остановившись, он развернул Геру к себе, взял за плечи и сказал ей шепотом:

- Все, что я буду делать - нужно. Иначе ты останешься и пойдешь назад. Одна.

Он не увидел, а скорее почувствовал, как она кивнула. И ощутил через ткань ее куртки, как она дрожит. Было не жарко, но дрожала она явно не от холода.

Хеон предпочел бы, чтобы было светло - Гера ему нравилась чисто внешне, и он не хотел упускать ничего. Но - делать это днем, когда неподалеку были мальчики, было неосторожно.

Он провел руками по ее груди, затем сунул руки под куртку и ощутил тепло ее тела. Она задрожала еще сильнее и что-то пискнула. Тогда он взял одной рукой ее за голову и впился губами в ее губы.

Ее губы пахли чем-то вкусным. Она не хотела целоваться и старательно отворачивала лицо от Хеона, но он снова и снова находил ее губы и целовал их. Его руки блуждали по ее телу, и в какой-то миг Хеон понял, что больше не может ждать.

Он легко приподнял ее в воздух, положил на спину и одним движением задрал не ней юбку. Она снова что-то пискнула, но было поздно - он уже по-хозяйски устроился между ее ног, задрал на ней куртку и прижал сильной рукой ее грудь. Понял, что она что-то бормочет, как будто про себя, склонился к ней поближе, увидев ее черные и блестящие при свете звезд глаза, и резко вошел...

Он предусмотрительно заткнул ей рот поцелуем, но ее крик, хотя и приглушенный, все-таки вырвался наружу. Впрочем, ему уже было все равно. Он грубо и жестко насиловал ее, не задумываясь о том, что перед ним не городская шлюха, а невинный ребенок. Ему было хорошо, а ей... ей завтра будет уже безразлично.

Он не сомневался в том, что она невинна, хотя бы потому, что она стремительно краснела еще там, в городе, стоило ей увидеть его без рубашки. Для городских девушек это было неудивительно - замороченные клириками, многие из них были способны блюсти невинность вплоть до смерти. Ранние плотские развлечения были уделом скорее деревенских девушек и бедноты - хотя именно деревенские гораздо более жестоко карали за это в случае, если что-либо предавалось огласке.

Впрочем, кое-что Гера все-таки знала. Он понял это, когда, вне себя от блаженства, крепко сжал тело девушки в руках и бешено заработал тазом. Гера ухватилась за его бедра и попыталась вывернуться, шепча:

- Нет... нет... мне сейчас нельзя... учитель...

Но он ее не слушал. Задохнувшись от чувств, он замер, затем резко выдохнул и лег на тело девушки, придавив ее всем своим весом. Полежал, чувствуя ее запах и бешеные удары сердца. Затем откатился вбок, лег рядом на прохладный мох и замер, держа руку на ее груди.

Девушка плакала. Плакала молча, вздрагивая всем телом и размазывая слезы по щекам. Он приподнялся на локте, посмотрел на нее:

- Если не перестанешь - будет еще раз.

Она кивнула, но не перестала. Само собой, еще раз был бы только в зависимости от его желания, а не от ее слез - он она ему была еще нужна. Пока что. Поэтому он наклонился, поцеловал ее как мог нежно и сказал:

- Ладно, пойдем. Вытрись мхом. И никому ничего не говори.

Он проследил за ней взглядом, потом кое-что вспомнил. Подождал, пока она приведет себя в порядок, подошел к ней, засунул руку ей за шиворот и достал мальтуз, ярко блеснувший даже в свете звезд.

- Сними.

- Почему?

- Сними. Я тебе потом объясню.

Девочка помедлила, затем стянула через голову тонкий ремешок, удерживающий мальтуз. Хеон кивнул и убрал золотой крестик в сумку.

- Пошли.

Он внимательно посмотрел вверх и нашел звезды, по которым ориентировался. Заблудиться сейчас было бы совсем не с руки. Найти даже ярко горящий костер в зарослях кихты было совсем непросто, а уж тем более еле теплящийся огонек.

Поэтому обратно он шел осторожно, постоянно раздвигая ветки над головой и сверяя направление. Геру он вел за руку, которая была сухой и горячей.

Он почти не промахнулся. Пройдя буквально в паре шагов от привала, он услышал голоса мальчиков и вышел к костру.

Мальчики не спали. Первым делом Хеон взглянул на лицо Геры - глаза были слегка припухшими, но больше ничего особенного видно не было. Хеон молча показал ей на ее одеяло, а сам улегся поодаль, положив под голову мешок с ножами и арбалет. На всякий случай. И, уже засыпая, поймал на себе настороженный взгляд Алимуса.

День третий, послесвятой

Хеон проснулся от ощущения, что забыл сделать что-то важное. Привычно осторожно, не шевелясь, приоткрыл глаза и осмотрелся. Алимус с Герой сидели у потухшего костра и о чем-то шептались. Остальные спали.

Хеон подумал о том, что, если Гера скажет Алимусу о вчерашнем, то переход может существенно осложниться. Хотя он и наказал ей не болтать, вчерашняя их близость могла снять какие-то ее внутренние запреты. Именно поэтому он и положил оружие под голову, чтобы лишний раз ее не провоцировать - да и мальчиков тоже.

Гера куталась в свое одеяло, ее заметно знобило. Хеон недовольно поморщился - девочка нужна была ему если и не здоровой, то хотя бы способной ходить. Впрочем, было действительно прохладно, и Гера могла дрожать просто от промозглой утренней сырости, которая ощущалась в горах даже в самые жаркие летние месяцы.

Хеон встал, стараясь выглядеть непринужденно. Гера старательно отводила взгляд, Алимус же, наоборот, пристально смотрел на него.

Проведя руками по веткам кихты, он собрал росу в ладони и умылся. Затем носком сапога стукнул спящих мальчиков.

У детей, видимо, болели ноги после вчерашнего - все они с трудом шевелились и то и дело охали. Раздав им еду, Хеон повесил арбалет на спину, взял в руку кусок мяса и, жуя на ходу, углубился в заросли.

Вскоре он вышел на перегиб склона, где заканчивались кусты кихты и начинался путь, по которому они вчера поднимались. Устроившись за большим валуном, Хеон начал внимательно изучать долину, которая простиралась перед ним.

Внизу было подозрительно тихо. Убитых им стражников должны были хватиться еще вчера, и сегодня с раннего утра внизу должны были сновать поисковые отряды. А еще часа через четыре из города должна была придти весть об исчезновении мальчиков...

Озадаченно почесав затылок, Хеон двинулся назад. Мальчики уже собрались и стояли с рюкзаками, глядя на него. Гера сидела около своей собранной сумки, не глядя ни на кого.

- Готовы? - спросил Хеон.

- Да, учитель, - помедлив, ответил Алимус.

- Гера? - спросил Хеон. Девушка промолчала, затем вздохнула, встала и повесила сумку на плечо.

До Перехода было недалеко, но путь был сложным. К тому же Хеон старался идти так, чтобы не оказаться видимым для наблюдателя из долины. Он знал, что на серой скале перемещение людей видно очень далеко, и хотя граничная стража вряд ли рискнет сунуться вслед за ними, но ему еще возвращаться назад...

Впрочем, идти незаметно было сложно. Заросли кихты значительно снижали скорость, поэтому Хеон старался выбирать открытые скалистые участки, закрытые зарослями лишь со стороны долины - а это получалось не всегда. Пару раз им пришлось выходить вообще на голые скальные плиты, на которых они были как на ладони, и тогда Хеон, наскоро произнеся молитву, заставлял детей бежать бегом, чтобы побыстрее преодолеть опасное место.

Место, где начинался Переход, он увидел издалека - как раз там, где сходились вместе две остроконечные вершины. Подножие скал казалось близким, но Хеон знал, что до него еще не меньше двух часов карабканий по валунам и скалам - если не больше.

Он постоянно поглядывал направо, вниз по склону, где простиралась долина. Они забирались все выше, и отдельных людей разглядеть в долине было уже почти невозможно - но скачущих всадников Хеон заметил бы обязательно. Однако он никого не видел. Причин тому могло быть несколько, и самой худшей была самая невероятная - то, что стражники уже ждут их у начала Перехода. Невероятная - потому что стражники боялись Перехода больше смерти.

Впрочем, Хеон настороженно смотрел и в противоположную сторону - в сторону горного хребта. Из опасных животных здесь водился только горный медь, однако одного медя было достаточно для того, чтобы убить их всех. И хотя убежать от медя было невозможно, Хеон тем не менее чисто инстинктивно озирался - нет ли поблизости страшного зверя.

Через два часа Хеон объявил перерыв. Они присели около тонкого ручейка, бегущего из большой снежной глыбы, уместившейся в узкой расщелине. В расщелине всегда была густая тень, и, несмотря на летний зной, снег не таял. Дети сразу бросились пить, а потом растянулись на скалистых плитах.

Хеон отхлебнул из фляги цзампер и прикинул расстояние до Перехода. Идти оставалось, по всей видимости, около часа. Он перевел взгляд на детей. Гера лежала рядом с Алимусом, и держа его за руку, не сводила с него глаз. Хеон провел взглядом по ее фигурке, скрывающейся за мешковатой курткой и юбкой, и ощутил острое желание повторить вчерашнее. В принципе он мог так сделать, и вряд ли его что-либо остановило - но солнце стояло высоко, и им нужно было торопиться. Тем более что дальше предстояло карабкаться по скалам - пусть и не отвесным, но достаточно крутым.

Хеон достал веревку, обвязал всех вокруг пояса, связав в единую цепочку. Веревки хватило как раз на пятерых, так, чтобы не мешать друг другу идти. Крутой подъем перемежался с пологими участками, покрытыми кустами кихты. В таких местах Хеон останавливался и оглядывался назад, на долину.

Во время одной из остановок ему удалось увидеть внизу какое-то движение. Похоже было на то, что несколько всадников скакали от заставы в долину. Это была не обычная пара стражников, всадников было пять или шесть, и на этот раз картина порадовала Хеона.

Гера шла сразу за ним. Хеон сделал это не только из безопасности девочки, но и для того, чтобы лишний раз посмотреть на ее красивое лицо во время остановок. Сама девочка все время молчала и отводила взгляд.

Вход в Переход снизу был не виден. Наоборот, казалось, что сплошная стена не имеет никаких расщелин и отверстий. Лишь подойдя почти вплотную к скале, можно было увидеть небольшую щель, в которую с трудом мог пройти взрослый человек.

Стоять перед входом было опасно: сверху нависали отвесные скалы, с которых в любой момент мог сорваться камень. Однако Хеон не торопился входить внутрь. Он снял рюкзак и арбалет, развязал веревку и аккуратно уложил ее. Затем повернулся к детям:

- Переход очень опасен. Вы должны выполнять все без исключения мои приказания. Все. Что бы я ни приказал. Ясно?

Дети кивнули.

- Впереди идем по очереди. Чтобы не уставали глаза. Нужно внимательно смотреть под ноги, там могут быть расщелины.

Хеон откровенно врал, и в другой, менее напряженной ситуации, эта ложь стала бы очевидной: он ходил через Переход десятки раз, и это понимали все присутствующие.

- Сначала впереди иду я. Идем в том же порядке, как шли.

Хеон достал чудесный фонарь, купленный в Сонариуме специально для Перехода. На ручку фонаря нужно было надавить несколько десятков раз, и после этого он, хотя и тускло, но светил почти час. Хеон не использовал его в других местах, да и вообще опасался демонстрировать посторонним, однако ходить через Переход с факелом он боялся, а тащить с собой масляную лампу ему не хотелось.

Хеон практически не рисковал, возглавляя группу на первом участке пути. Кербер не любил солнечный свет и старался днем держаться от входа подальше. Правда, Хеон в принципе не знал, один ли Кербер или их несколько - но для его же блага было бы лучше, чтобы он был один.

После солнечного света тоннель казался абсолютно темным, поэтому Хеон шел медленно и осторожно, считая про себя время. В темноте пещеры время ощущалось иначе, чем на поверхности, оно как бы растягивалось, заставляя человека жить в другом ритме. После пары поворотов свет, бивший в спину от входа, исчез, а глаза, напротив, привыкли, и Хеон начал видеть стенки Перехода и его неровное дно.

Хеон никогда не мог понять, является ли Переход творением человеческих рук или природным явлением. Прорезая слегка наискосок огромный горный массив, этот тоннель выходил как раз напротив Сонариума, и в принципе могучие мастера этого города были способны проделать и не такую работу. Однако цель этого мероприятия была совершенно непонятна, поэтому Хеон склонялся все-таки к природной версии.

В тоннеле было не жарко и дул легкий ветерок. Хеон наслаждался прохладой, не забывая при этом зорко вглядываться в темноту впереди и по сторонам. Дети молча топали сзади.

Хеон подозревал, что в пещере у него могут возникнуть проблемы - практически все жители города смертельно боялись темных подземных переходов и замкнутых пространств. Здравого объяснения этого страха не было, и Хеон считал, что он вызван воображаемыми подземными застенками ученых клириков. Именно воображаемыми, так как практически никто из тех, кто видел их в реальности, уже ничего никому не мог рассказать. Дети, видимо, действительно боялись, так как шли тихо и лишь шумно, в унисон, сопели ему в спину.

Наконец Хеон, досчитав про себя до определенного времени, остановился и пропустил вперед Геру. Сам он пошел сразу за ней, чтобы предотвратить возможные попытки благородства со стороны мальчиков. Фонарь он ей не отдал, стараясь светить слегка сбоку, так, чтобы она видела дно пещеры прямо у себя перед ногами. Через некоторое время он отстал от нее на несколько шагов, так как отдавал себе отчет, с какой страшной силой им предстоит столкнуться.

Во всем этом был неприятный момент: он не знал, что и как объяснить мальчикам, если у них возникнут вопросы. Дело в том, что Переход был достаточно длинным, а местонахождение Кербера было совершенно неизвестно. Он мог оказаться и посредине, и вблизи выхода. И все это время Гере пришлось бы идти впереди.

Светя фонарем и освещая иногда Геру, Хеон видел, что ее бьет крупная дрожь. Девочка то ли боялась, то ли замерзла - в пещере было не холодно, но и не тепло. Спрашивать ее прямо Хеон не рискнул, так как у нее могла случиться истерика, а это сейчас им было совсем ни к чему.

Внезапно Гера замедлила шаг и начала оглядываться по сторонам. Хеон насторожился: уж не почувствовала ли она что-то? Наконец Гера остановилась, подождала, пока он подойдет к ней, и сказала шепотом:

- В туалет...

Видимо, прижало ее крепко, так как даже в неверном свете фонаря она казалась смертельно бледной и испуганной. Хеон задумался - отпускать ее далеко было опасно, делать свои дела при мальчиках она бы наверняка не стала. Он посветил вперед, долго всматривался в полумрак, еле рассеиваемый фонарем, потом повернулся к мальчикам:

- Ни одного шагу вперед, слышите? Ни одного. Стоять на месте как вкопанные. И молчать.

Мальчики кивнули. Хеон взял Геру за руку и пошел назад, напряженно вслушиваясь в происходящее за его спиной. Отойдя на десяток шагов, он кивнул Гере:

- Давай.

- М-м-м... прямо здесь? При вас?

- Да. Иначе никак. Давай.

Он выключил фонарь и терпеливо ждал. В принципе он понимал, что может дождаться и удара ножом в живот, и поэтому предусмотрительно сделал пару бесшумных шагов в сторону. Однако Гере действительно было плохо, и он минут пять слушал ее мучительные стоны.

Наконец она закончила свои дела, и они двинулись обратно. Мальчики стояли не шелохнувшись. Когда Хеон с Герой проходили мимо них, Алимус шепотом сказал:

- Учитель...

- Да?

- Можно... я сменю Геру?

- Нет. Иди где идешь. Так надо.

Они встали в прежнем порядке и двинулись вперед. Перед тем, как продолжить путь, Хеон сделал то, что давно следовало сделать, но он не знал, какой ему придумать предлог. Теперь причина нашлась сама собой, и он мотивированно забрал у девочки сумку.

Хеон внимательно смотрел на ноги Геры, мелькающие в свете фонаря. Она еле шла, однако не жаловалась и не оглядывалась. А Хеон молил Хизуса, чтобы она не упала и не отказалась идти дальше.

Все произошло, как всегда, неожиданно. Хеон десятки раз встречался с Кербером, однако каждая новая встреча вызывала в нем панический ужас и желание убежать. Впрочем, каждый раз у него отнимались ноги и язык, так что убежать он не смог бы все равно.

Что-то черное рассекло пространство перед его лицом. Хеон почувствовал движение воздуха, отпрянул назад и как в замедленном времени увидел Геру, перехваченную поперек мощным щупальцем. Девочка в ужасе беззвучно открывала рот, из которого должен был доноситься жуткий крик - но то ли Хеон мгновенно оглох, то ли она не могла произнести ни слова от того, что ее грудная клетка была зажата как в тиски.

Гера секунду повисела перед ним, размахивая руками и ногами, затем щупальце сократилось, дернулось вбок, и она исчезла. Примерно минуту стояла гробовая тишина, затем сбоку, от стенки, раздалось тошнотворное чавкание.

Хеон посветил вбок. Он терпеть не мог это зрелище, но ему нужно было убедиться, что все в порядке - если это можно было назвать порядком. Из расщелины торчало несколько черных щупальцев и голова Геры - уже с полузакрытыми глазами и затуманенным взглядом. С виду она была в полном порядке и даже очень привлекательна - но Хеон старался не думать о том, что ее ноги погружены в пожирающую ее слизь... Кто-то говорил Хеону, что Кербер впрыскивает своим жертвам сильный наркотик, и те несколько дней, пока он медленно переваривает еще живую жертву, она испытывает неземное блаженство. Впрочем, вряд ли рассказчику об этом поведал кто-то из жертв Кербера, а потому Хеон не стремился убедиться в правдивости рассказа сам.

Сзади раздался хриплый крик, и Хеон на лету поймал Саторнила за полу куртки.

- Ты куда?

- Я... ее надо спасти! Дайте мне нож!

- Остановись. И остынь. Ее уже не спасти. Это Кербер. Если ты подойдешь еще на шаг, ты окажешься там же.

Это была ложь. Поймав жертву, Кербер не выходит на охоту еще как минимум три-четыре дня. Этого времени Проводникам хватает, чтобы купить все, что надо, в Сонариуме, и вернуться назад. Но мальчики этого, естественно, не знали.

Саторнил отступил назад. Хеон осветил их лица и поймал ненавидящий взгляд Алимуса.

- Объясните, кто такой Кербер!

Хеона покоробил требовательный тон Алимуса, но он предпочел не командовать и не обострять ситуацию в такой момент.

- Это страж Перехода. Я не знаю, кто он такой, я никогда его не видел целиком. Только щупальца.

- А мы не могли пройти другим путем?

- Нет.

- И он должен был убить одного из нас?

- Да.

- А почему...

- Потому что она - заложник. Всегда один из группы является заложником. Зато остальные...

Хеон не успел договорить. Алимус с силой ударил его в живот и попытался на лету выхвалить нож у него из-за пояса. Хеон, не ожидавший нападения, отлетел в сторону, но в последний момент успел приложить Алимуса фонарем по голове.

Упав на колени, Алимус схватился за голову. Хеон отскочил еще на пару шагов, выхватил нож и громко произнес:

- На ее месте мог оказаться один из вас. Молите Хизуса, что жертвой оказалась беспородная нищенка. Вас впереди ждет долгая и счастливая жизнь. Я иду вперед. А вы, если хотите, можете оставаться здесь.

Его расчет был верен. Не прошел он и десяти шагов, как мальчики, оставшиеся в кромешной темноте наедине с чавкающим Кербером, не выдержали и пошли за ним. Теперь Хеон не осторожничал и шел быстрым шагом, поглядывая лишь, чтобы не стукнуться головой о местами низко нависающий свод, и прислушиваясь к тому, что происходит сзади. Каким бы молодым и сильным не был Алимус, но в запасе у Хеона был весь его жизненный опыт, и он теперь всегда был готов к нападению - даже со спины.

Примерно через час быстрой ходьбы они вошли в Зал. Хеон остановился и поднял фонарь вверх. Несмотря на пережитый страх от встречи с чудовищем, мальчики не могли сдержать вздох восхищения: сверху на них спускался целый лес полупрозрачных сталактитов. Они никогда не смогли бы увидеть такое, живя в городе, поэтому Хеон долго стоял, водя фонарем взад и вперед - не забывая при этом настороженно, краем глаза, следить за Алимусом.

Зал находился примерно посредине Перехода, поэтому Хеон остановился здесь, чтобы передохнуть и перекусить. Он специально присел на камень, а не на пол пещеры, чтобы иметь некоторое преимущество в случае нападения кого-нибудь из мальчиков. Разделив хлеб и мясо, он отхлебнул цзампер и предложил его мальчикам. Саторнил и Хризопулос отхлебнули по глотку. Алимус сначала не хотел брать флягу, а затем схватил ее и, запрокинув голову, выпил почти до конца. Глядя на это, Хеон недовольно покачал головой - крепкий цзампер мог вырубить и не такого молодого и неопытного человека.

Они посидели еще несколько минут. Хеон уже хотел идти дальше, как Алимус поднял голову:

- И такой... заложник... вы его берете с каждой группой?

- Да. Иначе... иначе здесь не пройти.

- А ее родители...

- Они ничего не знают. И не узнают... никогда.

- Но это же... нечестно.

- Да. Жизнь - она вообще нечестная. И чем быстрее ты это поймешь - тем лучше для тебя.

Они помолчали.

- А что нужно, чтобы стать Проводником? - вдруг спросил молчавший всю дорогу Хризопулос.

Хеон задумался. Сам он стал Проводником скорее случайно, чем специально выбрав эту тяжелую, но интересную работу, однако он знал людей, которые с подросткового возраста мечтали именно об этом.

- Смелым нужно быть, конечно... Но, ты знаешь, смелости тут мало. Нужно быть одновременно осторожным и безрассудным.

Он внимательно посмотрел на Хризопулоса.

- А ты никак в проводники собрался? Тогда тебе нужно поворачивать назад.

- Почему?

- Потому что в Сонариуме проводников не бывает.

- Людям в Сонариуме не нужны деньги?

- Деньги нужны всем. Но... если ты будешь работать Проводником за деньги, ты очень быстро умрешь.

- А вы работаете не за деньги?

Мальчики удивленно посмотрели на него. Алимус спросил:

- А как же...

- Ты хочешь спросить, зачем я беру за каждого из вас тысячу золотых?

- Да.

- А ты подумай.

- Я думаю, - сказал Алимус, - что вы накопите денег, станете богатым и уйдете в Сонариум...

Хеон рассмеялся.

- Для этого мне было бы достаточно сводить один раз группу из нескольких человек. Дело в другом. Представь, что я буду водить людей за десять золотых...

Саторнил даже привстал от возбуждения:

- Я понял! Я понял. Тогда все уйдут в Сонариум!

- Ну, не все. Но многие. Больше половины. Останутся только самые бедные и те из стражников, кто побоится.

Мальчики задумались. Хеон встал, надел котомку и махнул рукой:

- Идем.

Дальше они шли не останавливаясь. Для своей безопасности Хеон поставил Алимуса замыкающим и периодически оглядывался, как бы проверяя, все ли на месте - а на самом с непрекращающейся озабоченностью поглядывая на юношу. Того явно терзали думы - он был погружен в себя, хмурился и даже не смотрел под ноги.

Незадолго до того, как впереди показался свет, Хеон остановился в небольшом расширении тоннеля, миниатюрной копии Зала. Его всегда пугало это место, так как здесь было идеальное место для засады - само собой, не граничных стражников, а охраны Сонариума. Хотя Сонариум принимал всех беженцев, но его руководителя были явно не в восторге от деятельности Проводников, а потому периодически пытались перехватывать группы и возвращать их назад. В этом случае, как правило, приходилось пережидать пару дней, жертвовать еще одним заложником и идти снова.

Движением руки остановив мальчиков, он осветил их лица и сказал:

- Мы скоро окажемся на той стороне. Я останусь в пещере и подожду, пока вы дойдете до пограничной охраны. Идите прямо вперед, никуда не сворачивая, а когда вас окликнут - просто остановитесь на месте, держа руки на виду. Расскажете все, как есть. А я пойду обратно.

Это была ложь. Хеон вовсе не собирался сразу идти назад - у него были дела в Сонариуме, но оказываться между вооруженными людьми и обиженными за Геру мальчиками он тоже не стремился.

- Все понятно?

- Да, - вразнобой ответили мальчики.

Через несколько сотен шагов далеко впереди показался свет. Хеон прошел еще немного, выключил фонарь и пропустил мальчиков вперед:

- Все. Я пройду за вами до входа. Дальше - сами. Удачи.

Саторнил и Хризопулос нахмурились - они явно рассчитывали, что он доведет их до самого города. Алимус мрачно зыркнул на него глазами и молча пошел вперед. Впереди их ждал свет...

Окленд, 2006 г.

Контакт с автором: [email protected]