Нашествие кочевых узбеков и подчинение ими Средней Азии и Хорасана в самом начале XVI в. явилось последней волной огромных народных переселений, которыми была так богата предшествующая история этих стран. Поэтому узбеки являются как бы последним компонентом в этногенезе современного узбекского народа.

Буржуазные историки Востока считали этих кочевых узбеков выходцами из Золотой Орды, получившими свое название от золотоордынского хана Узбека, и полагали, что из-за внутренних распрей часть узбеков, отделившись от общей массы, откочевала в пределы р. Чу и образовала ядро казахского народа, ибо эти отделившиеся узбеки стали "вольными людьми", казахами.

Все такие взгляды не подкреплялись никакими серьёзными аргументами, основанными на первоисточниках. Не разрешена проблема происхождения названия народа узбеки и в последней исторической работе "Золотая Орда и её падение" (М.-Л. 1950) наших крупнейших советских историков Б.Д. Грекова и А.Ю. Якубовского. Ссылаясь на мое сокращённое изложение первой из нижеприводимых работ "К вопросу о происхождении и составе узбеков Шейбани-хана" (Помещено в "Рабочей хронике Института востоковедения". II, Ташкент, 1944 г.) авторы полагают, что из мн. персидского (и таджикского) узбекиан — узбековцы возник впоследствии термин узбек, "который и стал собирательным именем для целой группы тюрко-монгольских племен Ак-Орды". Термин же «Улус Узбека» стал применяться не ко всему Улусу Джучи, а лишь к его ак-ордынской части [Греков Б.Д. и Якубовский А.Ю., Золотая Орда и её падение, стр. 302.] (К этому следует сделать небольшую поправку. В персидском тексте Хамдуллаха Казвини и его сына Зайнуддина словами мамлакат-и узбеки, т.е. узбеково государство называется не Улус Джучи, а вообще владения Узбек-хана).

Затем авторы (стр.301) утверждают, что по моему мнению нет связи терминов узбек и узбеки с терминами узбеки и узбекиан. Этого я не мог сказать, потому что от существительного узбек происходит персидское и таджикское прилагательное узбеки (узбекский), как не мог я сказать и того, что термин узбек не имеет ни прямого, ни косвенного отношения к термину узбеки.

Очевидно, следовало сказать, что по моему мнению родившийся в обстановке Ак-Орды и там бытовавший термин "узбек" не имеет ни прямого, ни косвенного отношения к термину узбеки, т.е. относящийся к Узбек-хану, узбековец — иначе не понятно.

И дальше авторы говорят: "Нам представляется, что эта точка зрения историческими фактами не оправдана и не может опровергнуть гипотезы о прямой связи двух этих наименований (что из термина узбеки возникло слово узбек). Ведь на самом деле современники именовали войска Узбек-хана "узбекианами" и все его государство "государством Узбека". Надо только внимательно вчитаться в источники, чтобы представить, какую огромную роль играло левое крыло в Улус-джучиевом войске. Тюрко-монгольские кочевники Ак-Орды были отборными воинами-конниками. Они-то, по-видимому, и были главной частью золотоордынского войска. Их-то сначала (?) и называли "узбекианами", "узбековцами" Постепенно термин "узбек:и" сменился термином "узбек", который и стал собирательным именем для целой группы тюрко-монгольских племён Ак-Орды. Термин же "Улус Узбека" стал применяться не ко всему Улусу Джучи, а лишь к его ак-ордынской части".

Но из всего этого следует, что авторы вместе со мною связывают происхождение термина узбек тоже с Ак-Ордою, но их предположение ("по-видимому"), что ак-ордынцы составляли "главную часть золотоордынского войска" и дальнейшее догматическое утверждение, что "их-то сначала" называли "узбеки", "узбекианами" ("узбековцами"), ничем не обоснованно, как неосновательно и утверждение, что из термина узбеки, узбекиан образовался потом этнический термин узбек. Дело в том, что термины узбеки, узбекиан, т.е. узбеков (узбекский) и узбековцы употребляли только заграничные персидские авторы по отношению вообще к войскам Узбек-хана, совершенно не разбираясь в их племенном составе. И термины эти только персидские и таджикские и чтобы именно от них произошло слово узбек в народной тюркской массе, надо допустить невероятное предположение, что или обе эти формы свойственны также тюркским языкам или же, - что все население Ак-Орды и других частей Джучиева улуса говорило на персидском или на таджикском языке.

В свое время предположение А. Вамбери о происхождении названия народности узбеки в честь золотоордынского хана Узбека вызвало резкую отповедь со стороны известного историка Востока, профессора В.В. Григорьева. В своей обширной рецензии на книгу А. Вамбери "История Бухары", вышедшую в 1873 г. в Лондоне на английском языке, проф. Григорьев писал "...и это народное имя (узбеки — А.С.) г. Вамбери считает усвоившими его себе тюркскими родами — в память золотоордынского хана Узбека, как утверждает это и хивинский историк Абульгази. Но, ведь, Абульгази верит и тому, что турки произошли от Турка, сына Йафетова, а нам повторять такой вздор непозволительно. Если допустить, что узбеки приняли это имя в память о хане Узбеке, то придется допустить и существование благодетельного хана по имени Казак, от которого должен был заимствовать имя свое нынешний народ казацкий (нами неправильно называемый киргиз-кайсаками или просто киргизами). Дело в том, что Абульгазию, как и нам до сих пор, вовсе не было известно, когда именно и вследствие каких обстоятельств возникло в степях, к северу от Сыр-Дарьи и Аральского моря, имя узбеков, под которым население этих степей стало упоминаться у мусульманских историков с половины XV столетия.

Как азиатец, не имевший понятия об исторической критике, Абульгази не задумался отнести происхождение, этого имени к хану Узбеку; но нам в XIX в. следует быть осмотрительнее татарских умников XVII века, и если мы не знаем чего положительно, так и говорить следует, что не знаем, а не придумывать или повторять нелепые басни, «нелепые», говорю я, потому что в Золотой Орде, где властвовал Узбек-хан, никаких узбеков никогда не было, а появились узбеки в Синей орде, на которую власть Узбек-хана не простиралась, и появились не ранее, как через сто лет после его смерти. Выходит по Вамбери, что надо было пройти целому столетию, пока население Синей орды разжевало заслуги хана Узбека и вздумало признать их усвоением себе его имени. Да, ведь, это настолько же возможно, на сколько вероятно было бы, чтобы в начале текущего столетия поляки, проникшись уважением к заслугам Петра Великого, прозвались вдруг петровцами. Впрочем, по г. Вамбери, имя узбеков упоминается уже современником Узбек-хана, знаменитым арабским путешественником Ибн-Батутою, но как ухитрился наш историк открыть у Ибн-Батуты места, где это упоминается, остается тайною, так как он их не указывает; а мы таких упоминаний у Ибн-Батуты не находим, а уверены, что и быть их не может". [См. рецензию проф. В.В Григорьева на History of Bokhara from the earliest period down to the present, composed for the first time, after oriental known and unknown historical manuscripts, by Arminius Vambery..., London, 1873. В "Журнале Минист. народн. просвет,." за 1873 г, стр. 105-137 отдельного оттиска Цитируемое место — на стр. 123.]

Разумеется, хронологические рамки появления названия народа узбеки теперь приходится значительно отодвинуть назад, но главное положение проф. В.В. Григорьева, что в Золотой Орде никаких узбеков не было, а появились они в Синей орде (иначе в Белой орде) на которую власть Узбек-хана не простиралась, остается, несомненно, в силе и по сей день.

Старший сын Чингиз-хана, Джучи, получил в удел от отца земли с населявшими их племенами, простиравшиеся от Иртыша до западных границ Монгольской империи. Второй сын Джучи, Бату или Батый русских летописей, своими завоеваниями в Восточной половине Европы расширил пределы Джучиева улуса далеко на Запад, обеспечив лично себе обладание тюркскими племенами половецких степей. Вся остальная часть Джучиева улуса была поделена между братьями Батыя, Ордою и Шейбаном.

Шейбан управлял степями к северу oт Сыр-Дарьи, известными у мусульманских авторов под названием Дешт-и-Кипчака (Кипчакской степи), а позже у русских — под названием Киргиз-Кайсацких или просто Киргизских степей. Орда правил кочевниками в низовьях Сыр-Дарьи с прилегающими горами. На этих просторах искони жили различные тюркские племена, старинные перечисления которых мы находим в трех памятниках восточной литературы: в арабском труде по тюркскому языку Махмуда Кашгарского (вторая половина XI в.н. эры) [(Арабская графика - А.Р.) сост. Махмуд-бен-ал Хусейн бен-Мухаммед ал-Кашгари.] и в персидских исторических сочинениях Абу-Саид-Абдулхайй-бен аз-Заххак-бен Махмуда Гардизи (в промежутке 1048-1052 г. н. э.) и Мубарак-шаха (начала ХI в н.э.).

В свое время акад. Бартольд издал в тексте и в переводе по-русски главу из Гардизи о тюркских народах Средней Азии, заключавшую в себе, по его оценке, "много совершенно новых географических сведений и ряд интересных легенд о происхождении различных племен" [Бартольд В. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научной целью 1893-1894 гг., Спб, 1897; стр. (Приложение) 78-125. Текст труда Гардизи, изданный Мухам. Назимом в Берлине в 1928 г. в "Е.G.Browne Memor. Series — I", этой главы не имеет, так как издание это неполное, начинающееся с 81 л. издаваемой рукописи.]

Труд Мубарак-шаха был издан и подробно описан в конце 20-х гг. текущего столетия английским ученым Денисоном Россом [Tarikh-i Fakhru-d-Din Mubarakshah. Ed. by D. Ross. London, 1927. Подробное описание этого труда в статье D. Rossa: The General of Fakhru\'-d-Din Mubarakshah в (Арабская графика - А.Р.). A Vol of Orient. Stud. Present, to E G Browne Cambridge, 1928, pp. 322-324. По-русски см. рецензию Умнякова И.И. "История Фахреддина Мубаракшаха" Tarikh-i Fakhrud-Din Mubarakshah being etc. "Вестник древней истории", номер 1-(2), Москва, 1938, стр. 108-115.].

В эти же годы акад. Бартольд дал науке превосходную и популярно написанную картину расселения тюркских племен Азии, снабдив ее в надлежащих местах своими эрудитными замечаниями [Бартольд В. В., Ист. тур.-монгол. народов, Ташкент, 1928, стр. 10-16.]. Вследствие этого историческая наука обладает теперь более или менее точными данными, где именно и какие турецкие племена жили в средней части Азии, что очень важно, как отправная точка для всех последующих изысканий в области этнографии и истории тюрков.

Несомненно, во владениях Шейбана были и монгольские племена и роды, пришедшие с сыновьями и внуками Чингиза на Запад, а потом ассимилировавшиеся с местными кочевниками тюркского происхождения. Если Шейбан должен был кочевать на пространстве между Уральскими горами и реками Илек и Иргиз, зимой — в области, орошённой Сыр-Дарьей, Чу и Сары-Су [Лен-Пуль С., Мус. династии, Перев. В. Бартольда, Спб., 1899, стр. 198.], то эти границы удела Шейбана, или приближающиеся к ним, долго оставались такими же, хотя при крайней подвижности кочевников стабильность каких-либо границ вообще немыслима. Улус Шейбана не оставался неизменным и в своем этническом составе; на протяжении длительного периода его существования в нем происходили миграции кочевников с отливом одних и с приливом других из разных мест, тем более, что смуты в Золотой Орде, начавшиеся уже со второй половины XIII в. и в Восточном Кипчаке, в Белой Орде, нередко побуждали подданных тюрко-монгольского происхождения покидать пределы своего кочевого государства и целыми аулами и племенами откочевывать на юго-запад или на восток от Сарая и на север и северо-восток от Белой Орды.

Характерным примером этого может служить история золотоордынского царевича Ногая из нецарствовавшей ветви (из огланов) Джучиева дома, происходившей от побочного сына Джучи. В борьбе золотоордынского хана Берке или Беркая (654/1256-664/1266) со своим двоюродным братом, персидским ильханом Хулагу (654/1256-663/1265), Ногай принял деятельное участие в качестве командующего золотоордынскими войсками. После смерти Берке Ногай становится всесильным временщиком в Золотой Орде, "неограниченно распоряжавшимся Берковичами, смещая тех из царей их, кто ему не нравился и ставил (тех), кого сам выбирал" [См. извлечение из (Арабская графика - А.Р.) "Сливки размышления в отношении истории хиджры", Рукнуддина Байбарса (ум. в 725/1325 г) в "Сбор. матер., относящ. к истор. Золотой Орды", т. I, Извл. из сочин. арабск. СПб., 1884 стр. 87 араб. текста и 110-111 русск. перев.)].

В связи с обширностью сферы его политического влияния, охватившего территорию от Дуная до Урала, и с его неограниченною властью на этой территории русские летописи и некоторые восточные авторы называют Ногая царем. С принятием мусульманства и браком с дочерью византийского императора, Ногай усилил свои политические позиции; опираясь на поддержку египетских султанов и Византии, Ногай ведет войны с Польшей, Венгрией, с Болгарией и Сербией. Низвержение его тестя с византийского престола дает Ногаю повод вступить в войну с греками, но его автократическая власть в Золотой Орде начинает наконец, тяготить хана Тохту (689/1290-712/1312) и тот вступает в борьбу с Ногаем, которая кончается тем, что Ногай был разбит и погиб в бою (699/1299-300 г.) в Дешт-и-Кипчаке; победители забрали множество пленных, которых распродали едва ли не по всем частям света, особенно их много было перепродано в Египет [См. подробности о всем этом в труде Н.И. Веселовского "Хан из темников "Золотой Орды", Ногай и его время" в "Зап. Рос. Акад. Наук" Отд. Истор. наук и фил. т. XIII, номер 6 и последний. Петроград, 1922, Отд. оттиск, 58 стр.)].

Ногаево племя мангыт и некоторые союзные тюрко-монгольские роды, получившие общее название ногаев, в Восточной половине Европы, вследствие почти непрестанных передвижений за своим вождем к Дунаю, Крыму и Дешт-и-Кипчаку, в конце концов оказались рассеянными по равнинам юго-восточной Европы и по степным пространствам к северу и северо-востоку от Сыр-Дарьи. Старый историк Сибири, Фишер, упоминая Ногая "основавшего собственное государство", замечает, что хотя оно "с сыном его Джикою пропало, но имя названных по нем ногайцев велось после его еще несколько сот лет, и весьма вероятно, что сей народ распространился от Волги до Яика, а оттуда до Иртыша. Ибо в уезде города Уфы находится также так называемая Ногайская дорога, а у Иртыша есть страна, называемая Ногайская степь. Они во времена уже россиян, будучи выгнаны калмыками из степей около Иртыша, Тобола и Яика, назад отступили. Некоторые из них находятся в черте города Астрахани; прохожие пристали к кубанским и крымским татарам, с которыми ныне один народ составляют" [Фишер И. Е., Сибирская история с самого откр. Сибири до завоевания сей земли Рос. оружием. СПб., 1774, стр. 91, прим. 68.]. Во второй половине XV века это отуреченное монгольское племя Ногая мангыты, как увидим ниже, кочевало в прилегающих к Сыр-Дарье степях и в его руках находились такие города-крепости, как Дженд, Сыгнак и др.

Русские и сибирские источники второй половины XVI века хорошо знали этот бывший улус Шейбана под именем Шибанской земли, а потомков Шейбана под именем "Шибанских царевичей"; так, например, в отписке возвращавшегося из казахской орды посла царя феодора Ианновича, помеченной 3 октября 1595 г., г. Тетюши, мы читаем следующее: "А шел, государь, я из Казани на Яицкие верхи да на Чергиз де мимо Шибанскую землю Бухарского царя городы, а Ногайские, государь, улусы обоих больших ногай да Шти братов отшел..." [См. "Матер, по истории Узб., Тадж. и Турк. ССР", ч I, Ленинград, 1938, стр. 294.].

Известный противник Ермака, сибирский хан Кучум, в грамоте сибирского вассала Иоанна Грозного, князя Едигера, именуется "Шибанским царевичем" [Миллер К.Ф., История Сибири, т. I, Ленинград, 1937, стр. 197 и 209.].

Узбеки, как народ в целом, не был однообразен по своему составу, как бы не пытались объяснить название этого народа, от имени ли золотоордынского хана Узбека (712/1313-741/1340) или как самодовлеющее название народа, взятое само по себе. Интересным обстоятельством, во всяком случае, является то, что ни арабские авторы, современные Узбек-хану и последующие до XV столетия, ни ближайшие по времени к ним персидские источники ни разу не упоминают об узбеках в составе племен Золотой Орды, хотя сношения Узбек-хана с современным ему мамлюкским султаном Египта, ал-Малик-ан-Насыром Мухаммедом (709/1309-741/1341), были весьма оживлёнными. Узбек-хан по вступлении своем на престол (в рамазане-январе 711/1313 г.) со всем одушевлением новообращённого мусульманина и с пылом молодости, повидимому, очень крутыми мерами вводил ислам в своем государстве, истребляя упорных эмиров, волшебников и чародеев, составлявших сильную и сплоченную организацию у его шаманствующих предков.

Далёкий Египет тогда был во власти так называемых мамлюков, буквально "находящихся во владении", иначе "рабов", невольников, как называлась правящая династия египетских султанов, происходивших от купленных тюркских и черкесских рабов, из которых состояла гвардия известного по истории крестоносцев Саладина (564/1169-589/1193).

Помимо, так сказать, некоторого племенного родства египетских султанов с многочисленными тюркскими племенами Узбекова государства, Узбек-хан и его мусульманское окружение видели в Египетском султане высшего представителя правоверия, ибо Аббасидский халифат был уничтожен в 656/1258 г. соперником золотоордынских ханов, Хулагу, внуком Чингиз-хана. И потому религиозному рвению золотоордынских неофитов крайне льстило установление тесных отношений с Египтом. Поэтому татары очень охотно и по самым различным поводам сносились с мамлюками. Так, например, на следующий же год своего вступления на престол Узбек-хан прислал в 713/1314 г. посольство к ал-Малик-ан Насыру с поздравлением его с распространением ислама от Китая до крайних пределов западных стран. Узбек-хан попутно извещал султана, что "в его государстве еще осталась шайка людей, неисповедывавших ислама, но что он (Узбек-хан), воцарившись, предоставил им выбрать или вступление в мусульманскую религию, или войну, что они отказались (от принятия ислама) и вступили в бой, что он напал на них, обратил их в бегство и уничтожил их посредством избиения и пленения". С посольством были отправлены султану несколько человек этих пленных [См. извлечения из (Арабская графика - А.Р.) "Крайность потребности по части отраслей образованности", иначе (Арабская графика - А.Р.) "Крайний предел необходимости по части науки благовоспитанности", Шихабуддина ан-Нувейри, в "Сборн. матер.", относящихся к ист. "Золотой Орды", В.Тизенгаузена, т.I, стр. 141 араб. текста и 163 рус. перев.].

За этим первым посольством Узбек-хана последовал ряд других татарских посольств в Египет и из Египта в Золотую Орду, начиная с вышеназванного посольства 713/1314 г. по 741/1341 г., бывший последним годом правления султана ан-Насыр Мухаммеда (таких посольств из Золотой Орды было десять) [См. извлечения из берлинской рукописи арабского труда (Арабская графика - А.Р.) "История государя ан-Насыра Мухаммед-бен-Калауна и его сыновей", предположительно приписываемого Шамсуддин- аш-Шуджа-ал Мисри в том же "Сборн. матер.", стр. 256-259 ар. текста и стр. 265-268 рус. перев.]. Весьма важным событием в этих сношениях с Египтом было стремление и египетского султана, и Узбек-хана породниться между собою, что и закончилось браком ан-Насыра с племянницей Узбек-хана (в 720/1320 г.) [См. извлечения из труда ан-Насыра в том же "Сборн. матер.", стр. 146-148 араб. текста и стр. 167-170 рус. перев.].

Правда, султан очень скоро развелся с нею, а на просьбу Узбека (в 737/1336-7 г.) выдать за него одну из дочерей султана ("которою он, Узбек, мог бы славиться и заключить братство и дружбу") ан-Насыр ответил, что дочери его еще малолетние; [См. извлечения из (Арабская графика - А.Р.) "Книги летописи султанов, царей и войск", анонимного автора, заключающей жизнеописание султана ал-Малик-ан-Насыра Мухаммеда, в том же "Сборн. матер.", стр. 254 ар. текста и стр. 262-263 рус. перев.] тем не менее отношения между обоими мусульманскими странами, самою северною и самою южною, продолжали оставаться весьма тесными и дружественными, что и подчеркивает секретарь султана ан-Насыра, Ибн-Фадлуллах ал-Омари.

По его словам "между государями этого царства и между нашими (т.е. египетскими) царями не прекращалась старинная связь, дружба и любовь с первых дней (ал Малик) аз-Захира Бейбарса до последнего времени" [См. извлечения из (Арабская графика - А.Р.) "Книга путей взоров по государствам разных стран", Ибн-Фадлуллах-ал-Омари (ум. в 749/1348-49 г.) в том же "Сборн. матер.", стр. 228 араб. текста и стр. 250-251 рус. перев.]. Столь же часты были и египетские посольства в Золотую Орду, причем с татарскими послами выезжали туда мамлюкские, как и с возвращавшимися послами султана отправлялись Узбек-ханом в Египет и татарские послы.

Столь регулярные и частые сношения Золотой Орды с Египтом, естественно, давали наблюдательным арабским историкам того времени богатый материал по быту и этнографическому составу владений Узбек-хана, который они черпали не только от бывавших в Золотой Орде египетских послов, но и от самих татарских послов, с которыми приезжали мусульманские ученые харезмского происхождения, подданные Узбек-хана, встречавшие и в государстве мамлюков своих коллег и соотечественников, подданных египетского государства. Сообщение этих историков вместе с описанием Золотой Орды знаменитого арабского путешественника Ибн-Баттуты (ум. в 779/1377 г.), прожившего относительно долго в царстве Узбек-хана, лично общавшегося с последним и его двором и оставившего нам массу интереснейших сведений бытового и экономического характера о Золотой Орде, — дают нам достаточное представление о главнейших народностях этого татарского царства.

Все эти арабские сведения XIV века не говорят ни о каких других золотоордынских народностях, кроме монголов и тюрков, реже о кипчаках. Даже в начале писем к Узбек-хану египетского султана, писем, писанных золотом и чернилами на большом листе багдадской бумаги с богатой заставкой в начале, в титуле Узбек-хан именовался "султаном монголов, кипчаков и тюрков" [См. извлечения из (Арабская графика - А.Р.) Исправление "Определения по части высокой терминологии", Такиуддин-Абдуррахмана ал-Мухибби (в эскуриальской рукописи этого труда автором названо другое лицо, Ахмед-бен Мухаммед ал-Мисри ум. в 778/1376-77 г.), секретарь египетского султана Мухаммед-бен Калауна (693/1293-694/1294), в том же "Сборн. материал.", стр. 334 ар. текста и стр. 343 рус. перев.].

Помимо этого, мы не находим никаких указаний у современных Узбек-хану арабских авторов, чтобы расположенные к нему племена, как к справедливому монарху и просветившему их светом "истинной веры", стали бы называть себя в честь его узбеками. Арабские авторы весьма хвалят Узбек-хана за его личные качества. Наиболее ранний его современник, Аламуддин ал-Бирзали, говорит, что Узбек-хан — "юноша красивой наружности, прекрасного нрава, отличный мусульманин и храбрец. Он умертвил несколько эмиров и вельмож, умертвил большое количество уйгуров, т.е. лам и волшебников, и провозгласил исповедание ислама" [См. извлечения из (Арабская графика - А.Р.) "История ал-Бирзалия", Аламуддин ал-Бирзалия (ум. в 739/1339 г.) в упомянутом "Сборн. матер.", стр. 173 араб. текста и стр. 174 рус. перев.].

Другой арабский дееписатель почти в тех же самых выражениях характеризует Узбек-хана, говоря, что "он — красивый молодой человек, отличного характера, прекрасный мусульманин и храбрый, и энергичный; он умертвил несколько эмиров и знатных лиц и убил множество бахшей (=лам) и волшебников" [См. извлечения из (Арабская графика - А.Р.) "Прямой путь и единственная жемчужина в том, что случилось после летописи Ибн-Амида", ал-Муфаддаля, в том же "Сборн. матер.", стр. 186 араб. текста и стр. 197 рус. перев.].

Третий арабский историк тоже называет Узбек-хана "храбрым героем, красавцем и мусульманином, уничтожившим множество эмиров и волшебников" [См. извлечения из (Арабская графика - А.Р.) "История Ислама", Шамсуддин- Абдуллах аз-Захабия (ум. в 748/1348-49 г.) в том же "Сборн. мат.", стр. 20 араб. текста и стр. 206 рус. перев.]. Личный секретарь упомянутого египетского султана ан-Насыр Мухаммеда, родственника по жене Узбек-хана, ал-Омари, говорит, что "Узбек - мусульманин чистейшего правоверия... при всем его расположении к подданным и обращающимся к нему (лицам) рука его не щедра на подарки" [См. извлечение из вышеназванного труда ал-Омари (Арабская графика - А.Р.) в том же "Сборн матер", стр.209, араб. текста и стр. 230 рус. перев.]. Ибн-Баттута приводит интересный факт чрезмерного смирения благочестивого Узбек-хана перед высокомерным с ним мусульманским прелатом [См. извлечения из (Арабская графика - А.Р.) "Подарок наблюдающим в отношении диковин стран и чудес путешествия", Абу-Абдуллах-Мухаммеда Ибн-Бапуты в вышеназванном "Сборн. матер ", стр. 307.].

Подобного рода свидетельства арабских авторов, современиков Узбек-хана, отлично знавших области Золотой Орды, вследствие весьма оживлённых с ней сношений Египта, естественно, должны бы были упомянуть и об узбеках, как о господствующем, скажем, племени или, если это соответствовало фактическим данным, о том, что именем Узбек-хана стало называться, допустим, ближайшее к его ставке или к Сараю то или иное племя, потому что его заслуги в деле насаждения ислама и действия как государя, в духе идеального мусульманского правителя, были бесспорны. Повидимому, при жизни Узбек-хана ни одно "благородное племя" его улуса не называло себя его именем. Введение им ислама, как мы видели, сопровождалось избиением нескольких упорствующих эмиров и истреблением множества бахшей и волшебников, этих столпов его языческих отцов, так что новая религия, как упомянуто, насаждалась мерами жестокими и насильственными и едва ли такая деятельность государя заслужила признательность народной массы.

То же самое положение мы находим и у других арабских авторов, писавших уже после Узбек-хана в течение столетия (со второй половины XIV в. по первую половину XV столетия); так, арабский историк Ибн-Дукмак (ум. в 790/1388 г.) и знаменитый Ибн-Хальдун (ум. в 808/1406 г.) называют Узбек-хана и вообще золотоордынских ханов "татарскими царями" (Арабская графика - А.Р.) и совсем не упоминают об узбеках; [См. извлечения из труда Ибн-Дукмака (Арабская графика - А.Р.) "Услада людей в истории ислама", иначе (Арабская графика - А.Р.) "История Ибн-Дукмака" в вышеназван. "Сборн. матер. ", т. I, стр. 322 араб. текста и 329 рус. перев. и извлечение из труда Ибн-Хальдуна (Арабская графика - А.Р.) "Книга назидательных примеров и собрание подлежащего и сказуемого по части истории арабов, персов и берберов" там же стр. 366 араб. текста и 377 рус. перев.] ал-Кашканди (ум. в 821/1418 г.) называет известного хана Тохтамыша "Государем Узбековых стран" (Арабская графика - А.Р.) [См. извлечения из его (Арабская графика - А.Р.) "Рассвет слеповатого по части писания посланий" в том же "Сбор.мат." т. I, стр. 402 араб. текста и 414 рус. перев.], ал-Макризи (ум. в 845/1441-42 г.) именует золотоордынцев татарами, а Узбек-хана — "царем татарским" [См. извлечения из его (Арабская графика - А.Р.) "Книга путей для познания царских династий" в том же "Сборн. матер.", т. I, сто. 418 и сл. ар. тексты и стр. 428 и сл. рус. перев. я стр. 427 араб. текста и 441 рус. перев.].

Историк Ибн-Шохб ал-Асади (ум. в 850/1446-47 или в 851/1447-48 г.), говоря об Узбек-хане и повторяя о нем и об обширности его земель данные своих предшественников, называет его "обладателем земель тюркских" [См. извлечение из его труда (Арабская графика - А.Р.) "Извещение по истории людей ислама" в вышеупомянутом "Сборн. матер.", т. I, стр. 344 араб. текста и стр. 447 рус. перев.].

Из персидских историков наиболее ранний современник Узбек-хана, Хамдуллах Казвинский, автор известной (Арабская графика - А.Р.) "Избранной истории", составленной им в 730/1330 г., называет золотоордынских ханов (в том числе и Узбек-хана) "царями тюркскими и монгольскими". В продолжении же этого труда, составленном самим Хамдуллахом и находящимся в рукописном фонде Ленинградского государственного университета за инв. номер 153, автop, говоря о походе Узбек-хана в 736/1335 г. через Кавказ на Иран, против своего соперника монгольского ильхана Абу-Саида (716/1316 - 736/1335), в самый год его смерти, называет владения Узбек-хана "Узбековым государством" (Арабская графика - А.Р.), а участников похода, воинов Узбек-хана, называет "относящимися к Узбеку", "узбековцами" (Арабская графика - А.Р.) т.е. так, как спустя лет полтораста после Хамдуллаха Казвинского Шейбани-хана и окружавших его лиц, как увидим ниже, называли по-персидски "шейбанианами", т.е. "шейбановцами", относящихся к Шейбану, сыну Джучи, и его потомкам. Так что термин узбекиан, употреблённый Хамдуллахом Казвини, ни в какой мере не решает вопроса, из кого же именно состояла следовавшая за Узбек-ханом его армия.

Таким образом, современные Узбек-хану и более поздние, но близкие к его времени, восточные источники, арабские и персидские, ничего не говорят о том, что народы его улуса стали называться в честь его общим именем узбеков, как не говорят об этом, насколько мне известно, и русские летописи.

Несомненно лишь одно, что при Узбек-хане происходил бурный процесс отуречения живших в его улусе монголов. Вышеупоминавшийся ал-Омари говорит об этом совершенно определенно: "В древности это государство (т.е. Узбек-хана) было страною кипчаков, но когда овладели ею татары, то кипчаки стали их подданными; затем (когда стечением времени) татары смешались с ними и породнились, то земля одержала верх над всеми природными качествами и расовыми особенностями татар и все они стали совершенно, как кипчаки, как будто они одного с ним рода, ибо монголы поселились в земле кипчаков, вступили в браки с их женщинами и остались жить у них и в их земле. Таким образом, долгое пребывание во всякой стране и земле заставляет человеческую природу уподобляться ей и изменять свои прирождённые черты согласно природе этой страны, как мы выше сказали. Лишь иногда замечается большая или меньшая разница в цвете (кожи) по другой (впрочем) причине, чем влияние страны" [См. извлечения из вышеупомянутого труда ал-Омари "Китаб ал-Масалик уа-л абсар" в том же "Сборн. матер.", т. I, стр. 213-214 араб. текста и стр. 235 рус. перевода.].

Этого же рода соображения высказал в XVIII в. Фишер. Говоря о татарах, "как о многолюднейшем народе между всеми турецкими поколениями", он отмечает, "что по времени имя татар смешалось с монголами и верх одержало, то может быть произошло от того, что татара, по приведении Чингиз-ханом всех их поколений под одну власть, в войсках его и наследников его, служили в гораздо большем числе, нежели самые Монголы. Сие можно заключить из того, что во всех тех завоеванных землях, которые прежде имели собственный свой язык, и не знали Монгольского, ни татарского, взошел в употребление только татарский язык с выключением монгольского, что не могло бы учиниться, когда б татара гораздо числом не превосходили монголов. Таким образом, для несравненно большого числа татар пропало монгольское имя в западных землях" [Фишер, Сибирская история, стр. 89-90.].

Крупнейший монголист, советский ученый, акад. В.Я. Владимирцов, также подчёркивает, что "ушедшие на запад монголы довольно скоро подверглись отуречению, вообще растворились в окружающей этнографической среде более или менее им близкой". И лишь для Средней Азии он делает некоторую оговорку, что здесь "процесс усвоения монголами "мусульманской" культуры... протекал медленнее, чем в Персии, так как в Средней Азии монголы оказались, отчасти, посреди этнически близких им тюркских кочевников" [Владимирцов Б. Я., Обществен, строй монголов. Ленинград, 1934, стр. 125.].

Сведения о том, что народ удела Узбек-хана стал называться узбековым народом или узбеками, появляются у немногих авторов Ирана и Средней Азии, писавших лет через 100-300 после эпохи Узбек-хана, когда образ этого насадителя ислама в Золотой Орде был уже овеян некоторой легендой. Так, например, анонимный автор таджикского сочинения "Генеалогическое древо тюрков" - (Арабская графика - А.Р.) составленного, во всяком случае, не ранее середины XV в., весьма неопределенно говоря об этническом составе владений Узбек-хана, безоговорочно указывает причины, в силу которых племена владений этого золотоордынского хана стали называться в честь его узбеками. Позволю себе дать здесь свой дословный перевод этого места по тексту, взятому из единственной рукописи - (Арабская графика - А.Р.) названного труда, имеющейся в Британском музее, и не столь давно опубликованному у нас в СССР ["Сборн. матер.", относящ. к истор. "Зол. Орды", т. II, М—Л., 1941, стр. 262-268 тадж. текста и 202-209 рус. перев.].

"Узбек-хан по восшествии на престол в течение восьми лет проводил свою жизнь в северной части (Арабская графика - А.Р.) Дешт-и-Кипчака вместе со своим племенем и народом, потому что ему нравился климат этой страны и обилие охоты. Когда с начала его правления прошло восемь лет, то по духовному руководительству шейха шейхов и мусульман, полюса веры, святейшего Зенги-ата, — да озарит Аллах его могилу! — и господина убежища сейидского достоинства, отмеченного высокими титулами, водителя заблуждающихся, по воле господа миров духовного наставника шествующих мистическим путем и проводника ищущих (высшую истину), святейшего Сеййид-ата, — да осветит Аллах его гробницу! — заместителя Зенги-ата, — да будет над ними обоими милость Аллаха! — в месяцы 710 г. хиджры (1310-1311 гг. н.э.), соответствующего тюркскому году Курицы, Узбек-хан удостоился чести принять ислам. Святейший Сеййид-ата, — да будут над ним милость и благоволения Аллаха! — вместо имени Узбек-хана, которым его наименовали отец и мать, [Курьезно, что явное искажение текста этого места не заметили ни издатели, ни переводчик С.Г. Волин; они напечатали (Арабская графика - А.Р.) и пояснили, что это "непонятные слова" (стр. 206, прим. 2), и тут же добавили, что у Майльса (Miles), переводчика, в сокращённом виде этого труда "Генеалогическое древо тюрков" (The Shajarat al-Atrak., London, 1838) - given him by his parents. Несомненно, что это "непонятное" место должно читаться как (Арабская графика - А.Р.) (Названный от своего отца и матери Узбек-ханом), как, надо полагать, читал его и Майльс]. назвал его Султан-Мухаммед-Узбек-хан. И оттого, что народ его племени и удела (Арабская графика - А.Р.) бывший в той стране, в большей своей части сподобился счастья принять ислам, о чем подробно описано и упомянуто в (книге) (Арабская графика - А.Р.) "Духовные подвиги святейшего Сеййид-ата"), и так как Султан-Мухаммед-Узбек-хан вместе со своим племенем и уделом достиг божественного счастья и милости, то по не подлежащему сомнению указанию из потустороннего мира святейший Сеййид-ата всех их привел в страны Мавераннахра. Оттого же, что бессчастные, отвернувшие головы от расположения к святейшему Сеййид-ата, — да почиют над ним мир и благоволение! — остались на своих местах (букв. там), они стали называться калмак, что значит (по-тюркски) подлежащий оставлению (на месте). Вследствие того, что народ, который в сопутствии святейшего Сеййид-ата, — да будет ему милость и благоволение! — и Султан-Мухаммед-Узбек-хана, выступив в путь, приходил (куда-либо), то каждый, которого спрашивали: "кто эти пришельцы?" принимал имя своего военачальника и государя, которым был Узбек. По этой причине пришедший (в Мавераннахр) народ стал называться узбеками, а оставшиеся на своих местах калмаками (т.е. калмыками). Когда (узбеки) достигли районов Туркестана, то по прошествии известного времени, жившие в тех местах народности тюркского происхождения, ввиду их коренной близости (к узбекам) вошли в улус узбеков. Признаком же народа, пришедшего с севера вместе с Узбек-ханом и в сопровождении святейшего Сеййид-ата, — да почиет над ним милость и благоволение Аллаха! — служит то, что он (весь) — муриды Сеййид-ата, да будет над ним милость Аллаха! А тот народ, который не является таковым, то только по той причине, что пришел (сюда) прежде (узбеков) или присоединился к ним впоследствии. Что касается Султан-Мухаммед-Узбек-хана, то время правления его до принятия ислама 30 лет. Смерть его последовала в месяцы 750 г. (22 марта 1349 г.—10 марта 1350 г. н.э.), соответствующего году Барса, — милость Аллаха да почиет над ним!".

Однако, несмотря на всю стройность изложения этой истории, вся она совершенно легендарна и полна анахронизмов. Зенги-ата, весьма известный в Средней Азии патрон пастухов, мазар которого подле Ташкента до недавнего времени весьма почитался [См. Шишкин В.А. Мазары в Зенги-Ата (в сб. "В.В. Бартольду". Ташкент. 1927, стр. 165-170).] умер в 656/1258 г., т.е. слишком за 50 лет до принятия Узбек-ханом и его народом ислама.

Ученик и преемник Зенги-ата действительно был Сеййид-ата (собственное имя его было Сеййид-Ахмед). Алишер Навои говорит о нем, что он был из числа родственников известного Ходжи Ахмеда Есеви (ум. в 562/1166-7 г.) "и в тюркских улусах его называл Сеййид-ата" (Арабская графика - А.Р.) что "он пользовался громкой известностью и оставил молитвенные воззвания" (Арабская графика - А.Р.) повидимому, зикрального характера [Алишер Навои (Арабская графика - А.Р.) "Зефиры любви (доносящиеся) от ароматов благородства". РКП. Инст. восток. АН УзССР, за инв. номер 1415, л. 221-а; см. также Али бен-Хусейн ал-Ваиз-ал Кашефи (Арабская графика - А.Р.) Лукнов, 1323/1905, стр. 12-13.].

Позднейший бухарский источник сообщает, что по указаниям Сеййид-Ата, его сын, Сеййид-Омар, и его халифа, или заместитель, Исхак-ата, принимали деятельное участие в войнах с неверными булгарами (т.е., повидимому, с приволжскими языческими тюркскими племенами) и возвращались отягчённые добычею, что сам Сеййид-Ата, переселившись в Хорезм, тоже в течение семи лет вел священную войну "с неверными востока", умер и погребён в Арале близ р. Аму-Дарьи, в ее низовьях, в 691/1291-2 г., [Насируддин ал-Ханафи ал-Хусейни (Арабская графика - А.Р.) Бухара, 1328, стр. 74-77] т.е. за двадцать лет до вступления на престол Узбек-хана, каковое событие по вышеупоминавшимся арабским источникам того времени имело место в рамазане 712 года хиджры, т.е. в январе 1313 г., ту же дату 1313 г. дают и русские летописи [Софийский Временник, Изд. II, Строева, ч. I, М., 1820, стр. 295. В соответствии со всем этим должна быть исправлена ошибка двух главнейших европейских указателей по мусульманским династиям Лен-Пуля ("Мусульм. династии", стр. 19) и Zambaur Е. de (Man. de Genealogie et de Chron. pour L\'Histoire de I\'lslam, Hanovre, 1927, p. 244), приводящих дату вступления на престол Узбек-хана в 712/1312 г (вм. 712/1313 г.).].

Относительно же принятия Узбек-ханом ислама автор сообщает две даты, находящиеся в непримиримом между собою противоречии: в начале он говорит, что Узбек-хан принял ислам в 710/1310-11 г., т.е. года за три до вступления на престол, а в конце утверждает, что Узбек-хан до принятия ислама правил тридцать лет, иначе говоря, принятие им мусульманства произошло, примерно, около 1343 г. Судя по известиям арабских историков, Узбек-хан стал мусульманином еще в очень юные годы, до вступления на престол, и его расправа над "инакомыслящими" своими соплеменниками сейчас же по вступлении его, почти мальчиком, на престол была произведена, по всей вероятности, по совету его мусульманского окружения, духовенства и сановников. Характеристика Узбек-хана этой ранней поры его жизни, имеющаяся у единственного русского историка Карамзина, совершенно справедлива. "Хан Тохта умер, — пишет Н. М. Карамзин, — сын его, юный Узбек, воцарился славный в летописи Востока правосудием и ревностью к вере Магометовой, восстановленной им во всех монгольских владениях; ибо Тохта был, кажется, язычником и не следовал учению Алкорана" [Карамзин Н.М., Ист. Гос. Рос. т. IV, стр. 108, прим. 216.].

Не соответствует действительности и дата смерти Узбек-хана "в месяцы 750/1349-50 г.", потому что он умер в 741/1340-41 г. или по русским летописям определенно в зиму 1341 г. ("То еже зимы умре поганый Царь Озбяк") [Софийск. Временник, ч. I, стр. 325. По-видимому, соответствующее исправление надо внести и в вышеназванные труды Лен-Пуля (стр. 191) и Zambaur\'a (p. 224)]. В равной степени отпадает и последнее утверждение нашего автора, что Узбек-хан со своим народом был приведен Сеййид-ата в Мавераннахр в силу не только вышесказанных анахронистических данных, но и потому, что золотоордынский хан Узбек в Мавераннахре никогда не бывал, и калмыки — не соплеменники с его народом. Таким образом, это сказание представляет сплошное баснословие, не подтверждаемое ни одним историческим фактом, единственным, может быть, вероятным в нем зерном истины является то, что ислам в Золотой Орде Узбек-хана был насаждён мусульманскими миссионерами Хорезма.

Хорезмийцы в ту эпоху, повидимому, играли большую роль не только в Золотой Орде, но и в Египте мамлюков, будучи связаны между собой не только религией, но и единством своего племенного происхождения и общностью своих интеллектуальных (а может быть и политических) интересов. Так, в числе сановников египетского султана ан-Насыр-Мухаммеда, вышеупоминавшегося современника Узбек-хана, упоминается эмир Алауддин ал-Хорезми и Сайфуддин "токсаба" ат-Тахери (от хорезмийского города ат-Тахерия), ездившие послами в Золотую Орду. От Узбек-хана приезжал в Сирию (в Дамаск) и в Египет (в Каир) старший врач больницы в Хорезме, Алауддин-Нуман ал-Хорезми (родившийся в 657/1259 г.) [См. у араб. авторов ан-Нувейри и ал-Бирзали в вышеупомянутом "Сбор. Матер.", т. I, стр. 145 и 173-174 араб. текста и стр. 167 и 175 рус. перев. О городе ат-Тахерия см. у ал-Омари в том же "Сборн. матер.", т. I, стр. 221 араб. текста и 243 рус. перев.].

Ибн-Баттута упоминает жившего в столице Узбек-хана "правоведа и ученого имама Нумануддин ал-Хорезми", бывшего "одним из отличнейших шейхов прекрасного нрава, благородной души, чрезвычайно скромного и чрезвычайно строгого к обладателям мирских благ. Султан Узбек каждую пятницу приходит навещать его, но он не выходит к нему навстречу и не встает перед ним. Султан садится перед ним, говорит с ним самым ласковым образом и смиряется перед ним, шейх же (поступает) противоположно этому. Обхождение его с факирами, нищими и странниками было иное, чем обхождение его с султаном: он относился к ним снисходительно, говорил с ними ласково и оказывал им почет" [См. извлечение из вышеназванного труда Ибн-Баттуты в том же I т., "Сборн. Матер.", стр. 307].

Другой источник (Арабская графика - А.Р.) "Сливки летописей" или иначе (Арабская графика - А.Р.) "Собрание летописей", в просторечии же просто (Арабская графика - А.Р.) "Хайдарова история", также говорящий об Узбек-хане, был составлен в Индии в течение 1020/1611-12 — 1026/1627 гг. Хайдар-бен-Али Хусейн-и-Разием на таджикском языке и сохранился в единственном списке Берлинской государственной библиотеки. Он представляет собой историческую компиляцию в двух больших томах. Главными источниками автору этого труда служили такие известные труды, как (Арабская графика - А.Р.) "Собрание летописей" Рашид-ад-дина, (Арабская графика - А.Р.) "История" Хафиз-и Абру, (Арабская графика - А.Р.) "Сад чистоты" Мирхонда, (Арабская графика - А.Р.) "Друг биографии" Хондемира и (Арабская графика - А.Р.) "История, оканчивающаяся тысячным [алф] годом", обширная компиляция по всеобщей истории, составленная в XVI в. в Индии.

Труд Хайдара цитировался некоторыми европейскими учеными (вроде Wilken\'a в его Historia Garnevidarum, Quatremere\'a в его Histoire des Mongols, preiace, 83) [См. Rieu Ch. Cat. of the Persian mss. in the Brit. Mus., vol. III, London, 1883, pp. 887-888.]. Автор, говоря об Узбек-хане, между прочим, указывает, что он "до конца дней Абу-Саида был государем всего улуса Джучи-хана. В 728/1327-28 г. у него не осталось соперников. Улус Джучиев после него стал называться улусом Узбека" [См. извлечение из (Арабская графика - А.Р.) в вышеупомянутом "Сбор. матер.", т.II, стр.272 тадж. текста по рукописям 213 рус. перев.]. Упоминая Абу-Саида, автор, несомненно, имел в виду персидского ильхана Абу-Саида (716/1316-736/1335), бывшего современником и соперником золотоордынского Узбек-хана; улус же Джучиев весь в целом и после смерти Узбека продолжал называться Джучиевым улусом, во всяком случае, насколько нам известно, никто из персидских историков не называет его Узбековым улусом, по крайней мере, области на восток и северо-восток от низовьев Сыр-Дарьи, составлявшие исконное владение дома Шейбана, сына Джучи, всегда называются у всех историков только Джучиевым улусом.

Еще с большей догматичностью по этому поводу говорит известный хивинский хан-историк Абулгази (1053/1643-1074/1663) в своем "Родословном древе тюрков и монголов" (Арабская графика - А.Р.): "По смерти Токтогу-хана ханом стал Узбек-хан в возрасте тринадцати лет и управлял сообразно уставам своих отцов. Оказывая каждому благоволение, соответствующее его достоинству, он награждал его. Народ своего удела он ввел в религию ислама, весь народ при посредстве этого счастливого государя удостоился принять священный ислам. После того весь Джучиев народ назвали Узбековым народом и до дня страшного суда так его и будут называть" [(Арабская графика - А.Р.) Aboul-Ghazi Behadour Khan. Histoire des Mogols et des Tartares, publ., trad. et annote par Le bar. Desmaisons, T.I Texte. SPb., 1871, pp. 174-175. Также "Родосл. древо тюрков". Соч. Абуль-Гази, хив. хана., Перев. и пред. Г.С. Саблукова" с послесл. и прим. Н.Ф. Катанова. Казань, 1906, стр. 154. В этом переводе почему-то сказано, что Узбек-хан стал ханом в возрасте тридцати лет, тогда как в тексте Абулгази (по изд. Desmaisons) — "в возрасте тринадцати лет".].

Это известие о происхождении названия узбеков по имени Узбек-хана повторяет и наш историк Карамзин: "Абулгази пишет, что многие татары, в знак особенной любви к сему царю, назвалися его именем или узбеками, доныне известными в Хиве и в землях окрестных" [Карамзин Н.М., Ист. Гос. Рос. т. IV, стр. 108, прим. 216]. Весьма обстоятельный Соловьев ничего не говорит в этом роде и упоминает об узбеках, когда пишет о Хиве и о ее сношениях с Россией, начиная с XVI в.; иначе говоря, он имеет в виду узбеков, как поздних поселенцев Хивинского ханства, без всякого отношения их к Золотой Орде и к Узбек-хану [Соловьев С.М. История России с древн. времен. Изд. Тов. Общ. Польза. СПб., (без даты). Книга II, стр. 100; кн. IV, стр. 1, 46-651 и 1543; кн. V, стр. 628-629.]. Но при всем этом эти русские историки нигде не ссылаются на свидетельство русских летописей, что в Золотой Орде населявшие ее народы тюрко-татарского происхождения после Узбек-хана стали называться узбеками.

Можно думать, что для русских летописей такой факт не существовал, иначе едва ли бы они не упомянули об узбеках, как о народе, населявшем столь хорошо им известную Золотую Орду. Тем не менее термин узбеки, как обозначение народа в широком смысле слова, все же встречался у восточных авторов за несколько десятилетий до того, как узбеки Шейбани-хана начали своё движение на юг, к аму-дарьинским оазисам. Но кого же понимали эти авторы под узбеками, какой народ был известен им, как узбеки в собственном смысле?

Прежде всего следует отметить, что такими авторами были таджикские историки Средней Азии того времени, когда она была центром почти что мировой политической истории, главнейшим образом, в эпоху Тимура. И если мы у его историка Ибн-Араб-шаха не встречаем никаких данных, свидетельствующих о том, что золотоордынские народности назывались узбеками, ибо Тохтамыша он называет "Султаном Дештским и Татарским", а Дешт-и-Кипчак — "областью исключительно татарской", племя кунград, из которого происходил враг Тохтамыша в его улусе, эмир Идику (Едигей), Ибн-Араб-шах относит к тюркским племенам [См. извлечение из [арабская налпись] "Чудеса предопределенного в судьбах Тимура" Ибн-Араб-шаха (ум. в 854/1450 г.) в вышеназванном "Сборн. матер.", т I, стр. 456-457-458 и 459.], то едва ли не впервые упоминающим узбеков автором является составитель, так сказать, официальной истории Тимура, написанной в 1425 г., Шерефуддин Ездский.

Сообщая подробности похода Тимура против Тохтамыша с Кавказа в направлении Золотой Орды весною 373/1395 г., когда разбитый Тимуром Тохтамыш бежал к Волге, Шерефуддин пишет следующее: "Счастливый монарх, покоритель мира, полученный в этой августейшей победе скот и разного рода добычу, которые и счесть было невозможно, оставил при своей главной ставке (угрук), где оставил также и царевича Мираншаха, который перед этим в сражении упал с лошади и сломал обе свои благословенные руки. Эмира Ядгар-барласа и эмира Хаджи Сейфуддина задержал при нем (Мираншахе). (Сам же Тимур), взявши войско и отдав приказ выступить налегке в поход, пустился преследовать Токтамыш-хана. Он гнался за ним с наивозможной быстротой день и ночь. Когда (Тимур) достиг до переправы через Атиль (Волгу), каковую переправу называют Туратур, он присоединил к сыну Урус-хана, Куйричак-оглану, бывшему из тех, что находились при счастливом монархе (мулазим), отряд бахадуров-узбеков [Русский перевод слова "бахадур" — храбрец, удалец (как это сделано в вышеназванном "Сборн. матер.", т. II, стр. 300) ни в какой мере сюда не подходит, ибо бахадуры составляли в войсках Тимура наиболее привилегированную часть и их значение скорее можно было охарактеризовать понятием собственного конвоя Тимур, а а может быть и более того. О значении слова бахадур у монголов эпохи Чингиза см. у Владимирцова В.Я. Общ. стр. монголов, стр. 74-75. Высокое звание бахадура носили внуки и сыновья Тимура, полагая это слово после своего имени то же мы видим и у бухарских эмиров династии мангыт и у хивинских ханов где слово бахадур ставилось после их собственного имени. В позднейшей Бухаре мангытов "бахадуром" назывался также первый чин, в восходящем порядке, в служебной иерархии ханства.], которые входили в ряды августейших мулазимов. Приготовив царские инсингнии, (Тимур) удостоил (Куйричак-оглана) пожалованием шитого золотом халата и золотого пояса и переправил его через Атиль, препоручив ханствование в Джучиевом улусе" [См. (Арабская графика - А.Р.) Шерефуддина Езди (ум. в 858/1454 г.). Принадлеж. мне рукопись, повидимому, XVI в., л. 151-а.].

Смысл слов историка Тимура в отношении бахадуров-узбеков вполне ясен. Эти аристократы-дружинники были из соплеменников Куйричак-оглана, отец которого, Урус-хан (762/1361-777/1395), был одним из могущественных ханов Белой Орды в Восточном Кипчаке, которая была уделом старшего сына Чингиза, Джучи. Старший сын Джучи, Орда, наследовал удел отца и пользовался особым почётом, как наследственный глава рода, хотя его брат Батый был самым могущественным из сыновей Джучи, имел своим уделом так называемый Западный Кипчак или Синюю Орду (К:ок-Орда), Белый же цвет считался у монголов выше синего и потому Синяя Орда, она же Золотая Орда (Сыр-Орда), считалась в номинальной зависимости от Белой Орды. Урус-хан, замечательный своими личными качествами, неоднократно разбивал войска Тимура [Лен-Пуль С., Мусульман, династии; стр. 188] и после его смерти наступившие в Восточном Кипчаке настроения, вызванные поведением Тохтамыша, заставили вышеназванного сына Урус-хана, Куйричак-оглана, искать приюта у врага отца, Тимура, который после жестокого поражения Тохтамыша, как мы видели, сделал Куйричак-оглана государем всего Кипчака и, вместе с тем, своим вассалом, предварительно дав ему отряд бахадуров-узбеков, бывших в составе его, так сказать, испытанного гвардейского корпуса.

Что же это были за узбеки? Несомненно, не из золотоордынцев, сражавшихся на стороне Тохтамышхана и территориально далеко отстоявших от владений Тимура. Из истории Тимура, написанной предшественником Шерефуддина Езди, Низамуддином Шами, при жизни Тимура и забракованной последним, мы узнаем, что в Мавераннахре владения Урус-хана (иначе — Восточный Кипчак) в эпоху Тимура в XIV в. называли областью узбеков, Урус-хан именовался узбекским ханом [Текст истории Тимура Низамуддина Шами (называемой, как и труд Шерефуддина Езди, "Зафар-намэ" — "Книга побед") вышел в 1937 г. в Праге, изданный F. Tauer\'om под названием "Histoire des conquetes de Tamerlan intitulee Zafar-nama par Nizamuddin Shami avec des additions empruntees au Zubdatu-t-Tavarih i Baisunguri de Hafiz-i Abru", T.I. Texte persan du Zafarnama (все, что вышло). Извлечения из этого издания в русском переводе в вышеупомянутом "Сборн. матер", т. II, стр. 105-125.].

Последующие исторические сочинения XV в., вроде трудов Абдурраззака Самаркандского (ум. в 887/1482 г.), Мирхонда (ум. в 903/1498), Хондемира (ум. в 942/1535 г.) и др., уже совершенно определенно, как видимо нечто очень прочно сложившееся в представлении народа, называли узбеками все те тюркско-монгольские племена, которые кочевали к северу от Сыр-Дарьи или к северу, к северо-западу и северо-востоку от владений тимуридов на необозримых степных пространствах, составлявших территорию Джучиева улуса. С ними представители правящего класса Джагатаева улуса, тимуриды, то были во враждебных отношениях, то втягивали узбеков в свои династические распри, то вступали с ними в родственные отношения.

Едва ли не последней кульминационной точкой таких близких отношений джагатаев с узбеками было появление в ставке Абулхайр-хана последнего тимурида, Султан Хусейн-мирзы, незадолго до овладения им престолом Герата, когда он надеялся получить в этом предприятии помощь узбеков. Историк того времени оставил нам любопытное известие о приёме узбеками этого тимурида, тогда просто странствующего рыцаря, и о длительных переговорах с узбеками Султан-Хусейна, не желавшего подчиниться унизительной церемонии, с точки зрения джагатаев, исполнения чисто узбекского обычая табуг, когда представлялись их ханам чужеземные послы и владетельные особы, и о последовавшей потом грандиозной попойке в ставке главы узбеков [См. (Арабская графика - А.Р.) "Друг биографий" Хондемира. том III, часть 3, Тегеран, 1271, стр. 247].

Если при распределении Джучиева улуса между его сыновьями Восточный Кипчак, как выше упомянуто, включал низовья Сыр-Дарьи и горы Улуг-таг и Кучук-таг, прилегая на западе к Золотой Орде, на востоке к улусу Джагатая, на юге к Кызыл-Кумам и Александровскому хребту, а на севере к кочевьям племен Шейбана (брата Батыя), лежавшими между pеками Уралом и Чу [Лен-Пуль С., Вышеуказанный труд, стр. 188 и 198.], то в эпоху тимуридов строгого разграничения Западного Кипчака от удела Шейбана, по-видимому, не было и термин узбеки прилагался одинаково к тем и другим кочевникам.

Но все же, кто такие были узбеки в XV в. и в начале XVI столетия, которые во главе с Шейбани-ханом покорили владения тимуридов и прочно осели в оазисах Средней Азии? Что они собою представляли в этническом отношении и как рассматривали сами себя в этом отношении соратники Шейбани-хана и сам Шейбани? Потому что, казалось бы, кому как не им знать, кто именно назывался у них узбеками. В значительной мере мы находим ответы на эти вопросы в тех немногих исторических памятниках, которые были написаны при Шейбани-хане и его ближайших преемниках и вышли из кругов этих ханов, сохранились в очень редких рукописях и до сих пор не привлекали надлежащего внимания ученых.

Среди них наиболее примечательна "Книга о бухарском госте" (Арабская графика - А.Р.) составленная Рузбеханом Исфаганским (Фазлулла ал-Амин бен-Рузбехан ал-Хунджир-аш-Ширази ал-Исфагани, известный под именем "Ходжа Мулла Исфагани"). Автор был перс-суннит шафъиитской школы и после объявления в Иране шиизма господствующей религией при шахе Исмаиле I, сефевиде, повидимому, должен был покинуть родину и окончательно переселиться в суннитские владения Шейбани-хана, только что покорившего земли тимуридов.

Он стал близким человеком к вождю узбеков и непременным членом всех ученых собраний, устраиваемых этим образованнейшим человеком своего времени. Сам Рузбехан; как ученый теолог и законовед, автор ряда персидских и арабских трудов [Их перечень см. у Storey С.A. Persian Literature. A Bio-Bibliogr. Survey. Sect. II, facs 2, London, 1936, pp. 300-301], сопровождал Шейбани-хана в его весьма тяжелом зимнем походе в марте 984/1509 г. против казахов, делил с ним все невзгоды этого похода, подробно описал всё предшествовавшее последнему и причины вызвавшие его; текстуально записал слова Шейбани-хана, подробно отметил всё им виденное, до бытовых подробностей включительно. Получились чрезвычайно любопытные записки современника и близкого к Шейбани-хану человека, которые, к крайнему сожалению, до сих пор не были известны в науке и потому не оценены по достоинству.

Единственным экземпляром этого труда до сего времени считалась Константинопольская рукопись [Storey, Названный труд, р. 301.], другой экземпляр, судя по палеографическим признакам, по вставкам на полях, по зачеркнутым фразам и вместо них написанному другому тексту, несомненно, автограф автора, оказался в Институте востоковедения АН УзССР (инв. номер 1414) [Описание этой рукописи см. в "Собр. восточн. рукоп. АН УзССР", т. 1, Ташкент, 1952, стр. 60-61]. Из этой рукописи, между прочим, усматривается, что (л. 22-а) Рузбехан составил специальную "Книгу родословия его величества, наместника всемилостивого, Шейбани-хана" (Арабская графика - А.Р.), которая до нас не дошла или пока не отыскана. Второй труд — "Книга о Шейбани-хане" (Арабская графика - А.Р.), повидимому, Муллы Бенаи, впервые открытый в библиотеке хивинского хана — русским ученым и им подробно описанный [См. Самойлович А. Шейбани-намэ. Персидский unicurn библиотеки Хивинского хана в "Зап. В.О.И.Р. Арх. О-ва", т. XIX, СПб. 1910, стр. 0164-0176.].

Эта уникальная рукопись, ныне находящаяся в Институте востоковедения АН УзССР (за инв. номер 844), любопытна в том отношении, что она переписана двумя лицами: самим Шейбани-ханом и его личным секретарем Мирзой Мумин-"мунши", и, как мною установлено, представляет сокращённую версию более обширного и более витиевато написанного труда того же поэта и прозаика эпохи последнего тимурида, Бенаи, который при нашествии узбеков перешел к Шейбани-хану и стал его придворным поэтом. Эта последняя редакция истории Шейбани-хана имеется в единственном дефектном (нет начала и конца) списке Институте востоковедения АН УзССР (за инв. номер 14/1) и называется "Ханские победы" (Арабская графика - А.Р.) [Список, повидимому, XVIII в. содержит 70 лл. разм. 12,5 Х 20].

Третий труд — "Абулхайр-ханская история" (Арабская графика - А.Р.), всеобщая история, составленная Масуд-бен-Осман-и-Кухистанием по распоряжению шейбанида Абдуллатиф-хана (947/1540-959/1551); в последней части этого сочинения заключаются малоизвестные в науке, но очень важные, сведения по истории узбеков эпохи Абулхайр-хана (ум. в 874/1469-70 г.). Труд этот существует в редких списках/насколько мне известно, лишь в Британском Музее в Лондоне [Rieu, Ch. Cat. of the Pers. mss en the Brit. Mus., vol. I, London, 1879, pp. 102-104.] и в Институте востоковедения АН УзССР и, кажется, обычно незаконченных. Я пользовался списком из собрания В.Л. Вяткина, находящимся в названном Институте за инв. номер 5392 [Он заключает лишь историю Абулхайр-хана и переписан в раби-\'ус-сани 1318, (июль-август 1900 г.)]. В свете этих рукописных источников состав узбекского народа, соседившего с владениями тимуридов в эпоху Шейбани-хана, и границы расселения его представляются в следующем виде.

"Три народа, — пишет Рузбехан, — относятся к узбекам, кои суть славнейшие во владениях (улус) Чингиз-хана. На сегодняшний день (один из них) — все (племена), относящиеся к Шейбану (шеибанион), и его величество через целый ряд предков был и есть их прирожденный хан, второй народ — казахи, которые славны во всем мире силою и неустрашимостью, и третий народ — мангыты, кои суть цари астраханские. Одна граница области узбеков оканчивается у океана, другая доходит до Туркестана, третья до Дербента, четвертая до Хорезма и пятая до Астрабада. Все эти земли целиком составляют летовки и зимовки узбеков.

Ханы всех этих трех народов находятся между собой в постоянной вражде и каждый (из них) посягает на другого. И когда побеждают, то один другого продает (в рабство), забирает в плен; (вообще) скот и людей (противника) в своей среде считают дозволенной военной добычей и никогда от этого (правила) не отступают.

Если кто-либо прекословит им в этом, говоря: "зачем же ты продаешь (в рабство) свой собственный народ". Они удивляются (такому вопросу) и говорят: "да этот человек сумасшедший! Он не признает военной добычи". Кто же дерзнет сказать им: "это мои люди", после такого (категорического) подтверждения, что это есть (их) военная добыча?! У них широко распространена продажа (в рабство) победителями побеждённых без (всякого) запрета со стороны того, кто мог бы это воспретить, и без всякого противодействия того, кто воспрепятствовал бы этому. У всех (узбекских) племен очень много уважаемых ханов; каждое племя великих и именитых потомков Чингиз-хана называет султанами, а того, кто больше их всех, именуют ханом, то есть великим из государей и правителем их, в повиновении которому они были бы непоколебимы" [(Арабская графика - А.Р.), ркп., л. 22 а-б.].

Я позволю себе остановиться на этом свидетельстве Рузбехана, которое он приводит в своих мемуарах в главе, посвящённой объяснению причин похода против казахов Шейбани-хана [Она в подлиннике называется (Арабская графика - А.Р.) (л. 22а и сл.)], которого он сопровождал в этом походе в качестве ученого собеседника хана. Едва ли может быть сомнение в том, что в приводимое Рузбеханом столь точное определение главнейших этнических группп, называемых в начале XVI в. общим именем узбеков, входят тюрко-монгольские племена бывшего улуса Шейбана, простиравшегося от Урала до pp. Ишима и Сары-Су и севернее, в направлении к Ледовитому океану (нельзя забывать, что из дома Шейбана, вышли тюменские цари, подчинившие себе значительную часть Сибири), такие, же племена Восточного Кипчака или улуса Орды и низовья Эмбы, Урала и Волги до Кавказа, занятые мангытами или ногайцами. Последние, впрочем, как увидим ниже, в начале XVI в. в значительном числе прочно расположились на сырдарьинских равнинах, по соседству с казахами, и значительно севернее их. И если даже несколько скептически отнестись к границам территории страны узбеков, которые приводит Рузбехан со слов самих вождей этого народа, то все же приводимые им пограничные вехи оказываются довольно точными. Действительно, в описываемое время граница узбекской территории доходила до восточных районов Туркестана включительно [Из другого места мемуаров Рузбехана видно, что в восточной части Туркестана находились такие города, как Еси (Туркестан), Сайрам и др. (л. 45а)]. Хорезм не был исконным узбекским владением, а степные просторы до Астрабада были заняты преимущественно этими подвижными кочевниками, потому что еще при преемнике Тимура, Шах-Рухе (807/1405-850/1447), по словам Абдурраззака Самаркандского, ставшие казахами узбеки совершали набеги даже на Мазандеран [См. извлечение из (Арабская графика - А.Р.) Абдурраззака Самаркандского (ум.в 887/1482 г.), в вышеупомянутом "Сборн. матер.", т. II, стр. 258 тадж. текста и 199-200 рус. перевода.], проникая туда через Астрабад.

Из каких же племён состояли вышеназванные три народа, называвшиеся ими самими общим именем узбеков? Ответ на это мы находим в обстоятельствах вступления на престол деда Шейбани-хана, Абулхайра.

Оно произошло следующим образом. Во время правления степями Джамадук-хана некто Гази-бий, мангыт, из потомков Идикуй-хана, сделавшись главою своего племени после своего отца, стал безмерно притеснять народ, так что последний, доведенный до отчаяния, поднялся на Гази-бия и убил его. Главари мангытов отправились к Джамадук-хану в надежде, что вступив в ряды его приближённых, они добьются благоприятного положения для своего народа, но Джамадук ровно ничего не сделал в этом отношении; тогда эмиры мангытов бежали в местность Джайтар-Джадкин и стали подстрекать мангытов и других к восстанию против Джамадук-хана. Услышав об этом, хан с войском поспешил на упомянутое урочище и там в жаркой схватке с мятежниками потерпел поражение и был убит [Вышеназванная рукопись (Арабская графика - А.Р.) за инв. номером 5392, по разметкам В.Л. Вяткина, стр. 6-7].

После этого представители, повидимому, главных племен всех трех народов выдвинули кандидатом на ханский престол потомка Шейбана, семнадцатилетнего Абулхайра, сына Даулат-Шейх-султана. Выбравшие его ханом были главами племён; кият, мангыт, байлы, кунграт, тангут, йиджан [На полях названной рукописи истории Абулхайр-хана, рукою покойного В.Л. Вяткина против племени написано алман], дурман, кушчи, утарчи, найман, угриш-найман, тубай, таймас, джат, хитай, барак (м.б. бёрк), уйгур, карлук, кенегес, уйшун, курлаут, имчи, туман и минг.

Эти племена поддерживали юного Абулхайра-хана в его первых шагах на поприще расширения и упрочения своей власти. Когда же он подошёл к городу Таре (на Иртыше), то правитель города, Адаб-бек буркут и Кепек-бий буркут, со всеми эмирами, начальствующими лицами и командирами войска выказали полную покорность Абулхайру, и с того времени племя буркут мы также видим в числе тех племён, которые поддерживали не только Абулхайра, но и его внука Шейбани-хана, мать которого, кстати сказать, была из этого племени.

Торжественно посаженный (в 833/1429-30 г.) на престол в Таре представителями упомянутых племён, Абулхайр сделал своей столицей этот город, где упрочилось и окрепло его господство над узбеками, султаны которых выразили ему полную покорность и повиновение [Тот же список, стр. 7-15]. С их помощью он начал и победоносно закончил войну против Махмуд-Ходжи-хана, который, по выражению историка "был одним из выдающихся государей своего времени" [Тот же список, стр. 15. Также (Арабская графика - А.Р.) Абдурраззака Самаркандского (Извл. в "Сб. матер.", т. II, стр. 256 тадж. текста и стр. 196 рус. перев)] и известен из истории Шах-Руха, с которым он, как "государь узбекской страны", был в дружественных отношениях и в 825/1421-22 гг. обменялся с ним подарками. Махмуд-хан был разбит на берегах реки Тобола, попал в плен к Абулхайру и по его приказанию был предан смерти [Тот же список, стр. 17-18]. Победителям досталась огромная добыча, состоявшая из множества скота, пленников, женщин и детей побежденных; все это по степному обычаю было роздано в добычу воинам от рядовых до начальников.

Любопытной иллюстрацией к этому является взятие Хорезма Абулхайром при Шах-Рухе (в 839/1435-36 г.). Население г. Ургенча, видя, что ему не отстоять от узбеков города, и не желая подвергаться ужасам расправы кочевников, решило выразить им покорность. Отправленная горожанами к Абулхайру мирная делегация была им обласкана и хан пощадил город и жителей. Но нужно было вознаградить как-то войско, доставившее в руки Абулхайра такой богатый город. Но этому поводу вот что рассказывал потом автору "Абулхайр-ханской истории" сын Абулхайр-хана, Суюндж-Ходжа-хан: "Мой отец после покорения Хорезма приказал открыть казну, которую прежние правители собрали с таким трудом и заботами, и отдал распоряжение двум эмирам, из числа великих, чтобы они сели у дверей казнохранилища, а все командиры, люди из свиты хана и простые солдаты по двое входили бы в нее; брали бы там то количество, которое они без труда могли бы взять, и выходили обратно. Сообразно этому ханскому распоряжению, все военные входили (по двое) в сокровищницу, каждый брал столько, сколь мог (без напряжения) унести, и выходили оттуда. Вследствие этого по ханской милости войско обогатилось золотом и драгоценными камнями" [Тот же список Тарих-и Абулхаир-хани, стр. 24-25].

Хотя Абулхайр-хану пришлось скоро покинуть Хорезм ввиду эпидемии чумы и спешно вернуться на просторы родных степей, тем не менее честолюбивое стремление подчинить своей власти и своему величию новые области кочевников заставило хана обратить свое внимание на владение и племена джучидов, Махмуда-хана и Ахмед-хана, которые оказали ему неповиновение и стали к нему во враждебные отношения. На большом совещании подвластных Абулхайру глав узбекских племён и некоторых степных сейидов было решено выступить походом против упомянутых ханов прямо на их ставку на урочище Икри-Тур, повидимому, где-то в сырдарьинских степях.

В этом походе принимали участие почти все те же эмиры со своими племенами, которые упоминались в начале правления Абулхайра, т.е. найманы, уйгуры, кунграты, дурманы, тангуты, чимбаи, буркуты, уйшуны, кенегесы, кушчи и пр. Ханы были разбиты и едва спаслись в поспешном бегстве; в погоне за ними победителям досталось множество скота и кибиток побеждённых со всяким добром, и большинство противников попало в плен; все это, как полагалось, было разделено между всеми, принимавшими участие в этом степном походе-набеге. Эта победа доставила Абулхайру возможность овладеть, своего рода столицей кочевников Дешт-и-Кипчака, Орду-Базаром, где когда-то была ставка Батыя (Саин-хана). Здесь, после прочтения хутбы на имя Абулхайра и чеканки монеты с его именем, всем главарям племён, принимавшим участие в последнем походе, были пожалованы ханом лошади, верблюды и прочий скот, новые кибитки, боевые доспехи и оружие, а рядовым воинам — разного рода подарки. "Населению Орду-Базара, — по выражению историков, — было дано место под тенью (ханского) покровительства и (оказаны) прочие милости и насаждение справедливости, а равно укорочены были руки тиранам и насильникам".

Однако эти победы и расширение сферы власти и влияния Абулхайра вызывали недовольство отдельных глав племён, стремившихся к отпадению от него, так, главарь мангытов Ваккас-бий, соединившись со степным ханом Мустафой, восстал против Абулхайра со своим племенем.

Но Абулхайр, опираясь на вождей племён киятов, йиджанов, кушчиев, кунгратов, уйшунов, джатов, чимбаев, карлуков и др., разбил в бою на берегах Атбасара (в ркп., впрочем, не совсем разборчиво) [Если это р. Атбасар, то — правый приток Ишима, если же следует читать Аб-е-Сыр — то Сыр-Дарья (и то, и другое по отметкам на стр. 35 ркп. рукою В.Л. Вяткина)] мятежников, обратив их в бегство. Около 4500 мятежников было перебито. Все их имущество и скот, жены и дети со всеми родственниками и зависимыми от них людьми попали в руки Абдулхаировых воинов; все это было подсчитано и поделено между султанами, начальниками и рядовыми участниками битвы "в зависимости от положения каждого из них". Это было весной, а осенью того же года (не указано в источнике — какого) Абулхайр, в целях наилучшей зимовки, предпринял поход на юг "бывшего улуса Орды, против крепости Сыгнак, опираясь на помощь великих племён", по выражению его историка; в числе их мы видим и мангытов с тем же до сего мятежным главарем своим, Ваккас-бием, несомненно, помирившихся с Абулхайром. Сыгнак сдался главе узбеков добровольно, а за ним последовало занятие таких присырдарьинских крепостей, как Ак-Курган, Аркук, Сузак и Узгенд [Эти города-крепости, принадлежавшие к древнейшим, находились на пространствах нижнего течения Сыр-Дарьи (исключая Сузака, если иметь в виду Сузак к северу от гор. Кара-Тау, на правом берегу среднего течения Сыр-Дарьи)]; все они были розданы в управление разных лиц, а Узгенд - упомянутому эмиру мангытов, Ваккас-бию. С вождями названных племён, присоединяя к ним еще племена канглы, масит и кудаган, Абулхайр впервые вмешался в династические распри тимуридов, откликнувшись на просьбу правнука Тимура, Абу-Саид-мирзы (855/1452-873/1469), помочь ему утвердиться на престоле Самарканда.

Эти же племена узбеков участвовали в последовавшей за этим войне с калмыками, двинувшимися от р. Чу на улусы Абулхайра; их хан Оз-Тимур-тайши нанёс Абулхайру под Кöк-Кесене (Кöк-Кашанэ в ркп.) [Кöк-Кесене (по позднейшему казахскому произношению) лежал в 8 км к югу от Сыгнака. (См. Каллаур В., Древ. города Саганак (Сунак), Ашнас или Эшнас (Асанас) в Перовск. уезде в "Прот. и сообщ. член. Турк. кр. люб. арх.". Год V, Ташкент, 1900, стр. 6-16] страшное поражение, сильно разграбив и разорив аулы узбеков. Абулхайр укрылся за стенами Сигнака и вынужден был заключить с калмыками мир на предлагавшихся ими условиях. И долго потом, по уходе калмыков за Чу, пришлось ему успокаивать и приводить в порядок свои степи, столь сильно пострадавшие от такого погрома. Узбеки Абулхайра (в 860/1455 г.) помогали сыну отцеубийцы, Абдуллатиф-хана (сына Улугбека), Мухаммеду Джуки, добиваться самаркандского престола в правление возведенного ими на престол Абу-Саид-мирзы [См. ркп. (Арабская графика - А.Р.), стр. 27-78].

Все подобного рода успехи Абулхайра в создании сильного кочевого ханства вызывали разные миграции кочевников, уход из родных степей в другие места, вообще для многих племён сопровождались сильными потрясениями не только вследствие их разгрома и увода в рабство побеждённых.

Стремление предотвратить анархию в пользовании даже необозримыми пастбищами испокон веков установило обычай кочевок обществами только одного рода, допуская в свои аулы из других родов лишь родственников по женской линии или бедняков, нанимающихся в работники. И потому даже самые пути кочёвок были определены для каждого племени (рода) и каждое имело свои определённые места для зимних стойбищ и для летних и осенних кочёвок.

Разведчик того или другого общества, находя, например, незанятый никем колодец, ставил около него особый знак (копье или вещь или чертил на земле тамгу своего племени, или клал подле связанный пучок травы). Видя такой знак, другие уже не выбирали это место своим стойбищем. Если вожак кочующего общества выбрал место, не отметив его знаком, и уезжал для осмотра других мест, а по возвращении находил, что вожак другого рода занял это место, то заявление первого не принималось во внимание. Если одновременно подъезжали два кочевника к облюбованному месту, то их спор, кому оно достанется, ими решался в пользу того, кто был почетным лицом или старшим по летам, а при равенстве того и другого принималось во внимание старшинство племени, рода или колена.

На летовках одного рода не допускались кочевники другого и с постороннего скота, случайно заходившего на чужую летовку, взимались штрафы. Все это сохранилось в степях и до недавнего времени и являлось ярким подтверждением того, что у кочевников с их необъятными степными просторами, существовали свои определённые и строгие законы, направлявшие перекочёвки и пользование колодцами и выпасами в определённых рамках неписанного и извечного степного кодекса (хотя, конечно, нарушения его бывали нередки). Легко себе представить, какой беспорядок вносило, например, передвижение победоносных племён Абулхайра из пределов Тобола и Ишима на юг к прибрежным равнинам Сыр-Дарьи; и перемещение их кочёвок на новые места в корне нарушало интересы бытовавших здесь кочевников, вносило расстройство в их жизнь и создавало атмосферу крайне напряжённых и враждебных отношений между родственными по существу племенами улуса Шейбана и улуса Орды.

С другой стороны, и побеждённые султаны, и ханы этих улусов из того же Джучиева потомства весьма легко пользовались в своих честолюбивых замыслах настроением притесняемых племён и родов и увлекали их в борьбу с более счастливым своим противником. В то время обижаемые роды лелеяли надежды поднять свое благосостояние, ограбив и разорив противника, потому что по искони существовавшему степному праву (адату) все преступления суть только дурные поступки и притом лишь в глазах обиженных, а с точки зрения тех, которые совершили эти поступки, они являются геройством (батырлык), иначе говоря, встает тот же вопрос о безграничном пользовании военной добычей, о которой говорит Рузбехан.

Абулхайр-хан умер в 874 г. х., соответствующему году Мыши (март 1468 — март 1469 г. н.э.), в возрасте 57 лет [Та же рукопись Тарихи Абулхаир-хани, стр. 79-80]. Если при жизни его могущество и власть над многими сильными племенами Дешт-и-Кипчака оспаривались другими потомками Джучи, особенно из тех, которые владели степями и племенами Восточного Кипчака (бывшего улуса Орды) и не могли простить Абулхайру подчинение их наследственных юртов (обиталищ), то после смерти Абулхайра родовые династические и племенные захватнические притязания разгорелись с необычайной силою; претенденты на сильную власть в степях подняли головы, и кочевья окончательно потеряли свой покой.

Всё затем происшедшее отлично можно охарактеризовать немногими словами историка, хорошо знакомого со степными делами той эпохи, от людей которой его отделяло лет сорок. Вот что пишет двоюродный брат султана Бабура, Хайдар-мирза из племени дуглат:

"Абулхайр-хан владычествовал во всем Дешт-и-Кипчаке. Некоторые из султанов Джучиева потомства (живо) ощущали носами предвидения исходившие от него запахи интриг и войн (с ними) и каждый желал предотвратить это. Группа (таких) султанов, как Кирай-хан, Джанибек-султан [Джанибек-хан был внуком того Куйричак-хана, сына Урус-хана, которого Тимур, как мы выше видели, сделал вместо Тохтамыша ханом Джучиева улуса] и другие с небольшим числом народа бежали от Абулхайр-хана в Моголистан [Северную границу Моголистана, т.е. сев.- восточной части Джагатаева улуса, составляли озеро Балхаш и Каратал. Балхаш отделял страну узбеков от Моголистана (Вельяминов-3ернов В.В., Исслед. о Касим. царях и царевичах, ч. II, СПб., 1864, стр. 154, прим. 20)]. В Моголистане же пришла пора ханствовать Исен-Буга-хану, который хорошо принял беглецов и назначил им для обитания один угол в Моголистане, где они нашли (для себя) безопасность, и время для них прошло спокойно. После смерти Абулхайр-хана в узбекском улусе возникли такие неурядицы, что степной обитатель ради своей безопасности и благополучия искал убежище у Кирай-хана и Джанибек-хана, так что последние усилились (этим наплывом беглецов). А так как вначале они, а после того еще многие убежав, отделились (от своего улуса) и некоторое время были людьми неимущими и скитальцами, то их назвали казаками и это прозвище так за ними и утвердилось" [(Арабская графика - А.Р.) Мухаммед-Хайдара, ркп. Инст востоков АН УзССР за инв. номер 1490, лл. 173б-174а].

При преемнике Абулхайра, Шейх-Хайдар-хане, выбранном всеми главами племён, поддерживавшими его отца, по выражению источника времени самого Шейбани-хана, "управление государством пошло не так, как это было раньше, и потому в преданности Шейх-Хайдар-хану у начальников племен обнаружилась слабость"; этим воспользовались султаны враждебной стороны, Сеййидак Айбек-хан, сын побежденного и убитого Абулхайром вышеупомянутого хана Дешт-и-Кипчака, Ходжи-Мухаммеда, и прикочевавшие в родные степи из Моголистана Джанибек-хан, сын Барак-хана, и Б:урке-султан, сын Кирай-Аббас-хана и некоторые эмиры мангытов.

В разгоревшейся войне Шейх-Хайдар-хан не был поддержан всеми теми кочевниками, к кому он обращался за помощью, и погиб [(Арабская графика - А.Р.) ркп Инст. востоков. АН УзССР, за иив. номер 844, л. 2б-4а], все близкие к нему лица и родственники или были перебиты, или захвачены в плен, или рассеялись в разные стороны. Опекун двух молодых внуков Абулхайра, Шахбэхта (будущего Шейбани-хана) и его брата Махмуда, бежал с султанами в Астрахань к мангытам, где нашел приют у астраханского хана Касима, из потомков Тимур-Кутлук-хана [Та же рукопись, л. 4а-б. О Касим-хане, как Астраханском царе, см. у Вельяминова-3ернова, Исслед. о Касим. царях и царевичах, ч. II; стр. 236-237, прим. 81. В ркп. Инст. востоков АН УзССР, (Арабская графика - А.Р.) Касим-хан также называется сыном Тимур-Кутлук-хана (ум. в 1399 г.), внука Восточно-Кипчакского Урус-хана; я заменил этот анахронизм словами "из потомков Тимур-Кутлук-хана"].

Когда впоследствии Шейбани выступил на путь военных авантюр и захватов чужих земель, появившись в южной части родных степей из тимуридских владений, он нашел сильную поддержку в мангытах, в руках которых находился ряд присырдарьинских крепостей до Сыгнака включительно.

Все они легко и в значительной степени добровольно подчинились Шейбани, тем более, что мангыты находились во враждебных отношениях с прочими узбеками. Дальше, в следующем очерке, мы увидим, в каких дружеских отношениях с Шейбани был правитель этой части Дешт-и-Кипчака, Муса-Мирза, сын вышеупомянутого соратника Абулхайра, Ваккас-бия мангыта [См. Вельяминов-Зернов, Вышеуказ. труд, ч. II, стр. 242-245, прим. 32].

Как видно из перечисления эмиров, оставшихся верными Шейбани во время его скитальческой жизни (Арабская графика - А.Р.) он опирался на помощь шести узбекских племён: кушчи, найман, уйгур, курлаут, ички и дурман, а после завоевания Средней Азии (да, вероятно, и в период первых успехов Шейбани) к нему присоединились эмиры киятов, кунгратов, туманов, тангутов, хитаев, чимбаев, шункарлыев, шадбакиев и йиджанов, которые, так сказать, завершили триумф Шейбани-хана; и с имён этих пятнадцати узбекских племён, чьей помощи Шейбани был обязан в своих военных успехах, его историк не напрасно начинает свою "Книгу о Шейбани" [(Арабская графика - А.Р.) ркп. Инст. востоков. АН УзССР, за инв. номер 844, л. 1б-2а].

Если экспансия Шейбани на юг от Дешт-и-Кипчака по Хорасан включительно была блестяща по своим результатам, то всего менее удачны были войны со своими узбекскими соплеменниками, кочевавшими в районах степей от Урала до Чу к северу от Сыр-Дарьи, в бывшем царстве его деда Абулхайра, и не пошедшими за Шейбани в Среднюю Азию. Шейбани долго и упорно воевал с сыновьями вышеупомянутого Джанибек-хана, врага его деда, и особенно с Бурундук-ханом, самым могущественным из степных ханов "и одним из великих людей улуса" [(Арабская графика - А.Р.) ркп. Инст. востоков. АН УзССР, за инв. номер 1414, л. 73-6], нередко терпел от них поражения и побеждал их, но подчинить своей власти области бывшего Восточного Кипчака и улуса своего предка Шейбани не мог. Населявшие их узбекские племена, называвшиеся теперь казаками (казахами), управлялись своими ханами из того же потомства Чингиза от его сына Ючи (как писали и, повидимому, произносили при Шейбани-хане) и уже с самого первого периода существования империи Шейбани-хана явились для него весьма опасными врагами.

Но сознавал ли сам Шейбани-хан и его ближайшее окружение свое кровное родство с этими узбеками, оставшимися на своих старых местах и теперь называвшимися казахами? Исторические данные того времени говорят об этом совершенно утвердительно и определённо.

В самом начале месяца шевваля 914 г.х., т.е. в конце января 1509 г., Шейбани-хану пришлось в Бухаре объявить "священную войну" против казахов, напавших на области Бухары и Самарканда и уведших массу людей в рабство, "а поскольку их султаны соглашаются на такие дела, то это служит признаком того, что у них этот тяжкий грех является делом дозволенным" [Тот же труд, л.23-а]. 5 шевваля (28 января) Шейбани выступил походом на казахов.

Сопровождавшему его в походе Рузбехану показалось всё же странным выступление хана со священной войной против своих соплеменников и он заявил об этом племяннику Шейбани, Убайдулле, известному впоследствии своими перманентными опустошительными походами против шиитского Хорасана, и победителю объединённых сил Бабура и персов под Гидждуваном в 1512 г. Ссылаясь на хадис Мухаммеда - "узы родства удлинняют жизнь", - Рузбехан говорил: "Предположим, что у казахского войска действия несогласны с велениями божественного закона, но ведь тем не менее казахи вам родственны".

Убайдулла, не отрицая последнего положения, ответил Рузбехану следующей, весьма характерной, фразой: "что касается соблюдений обязанностей родства, о которых вы говорите в отношении казахов, то между нами столь ясно проявились побуждения к вражде и предпосылки к соперничеству и неприязни, что источник родства совершенно иссяк. Распри и войны между нами и ими так засыпали прахом (взаимного) неудовольствия поверхности страниц (наших) душ, что мы стряхнули с подола сердца пыль взаимной любви. Да кроме того, если бы соблюдение этих (родственных) связей и было бы возможно, то только со стороны его величества хана, убежища халифата, а мы, рабы, положили голову на черту его приказания и не знаем, и не имеем другого пути, кроме пути повиновения и служения ему. Если вы находите возможным для себя, то доложите на высоком ханском собрании слова о мире (с казахами), наполненные тонкими изречениями пророка и приличествующими рассказами из Корана и преданий" [Тот же труд Михман-намэ-й и Бухара, л. 32-а]. Рузбехан, однако, не решился сделать это.

Сам Шейбани-хан на стоянке на берегах Сыр-Дарьи, против Отрара, рассказывая Рузбехану о Дешт-и-Кипчаке в необычайно восторженном тоне, чрезвычайно хвалил приволье степи, ее тучную почву, неизъяснимую красоту степей весной, превосходные травы и пастбища, покой и благоденствие ее кочевых обитателей "в большей степени, чем всех сынов Адама"; подчёркивал, что "все эти обширные степи суть летовки узбеков, и в летние дни, когда наступает июльский зной и время сильных жаров казахский народ занимает места по окраинам, по сторонам и рубежам степей. Вследствие массы скота и нужды в пастбищах все эти обширные степи занимаются ими (узбеками-казахами) и каждый из их султанов имеет в своем владении и подчинении определённый район из общей территории степей" [Тот же труд, л. 70-а-б]. Говоря далее о том, что в каждом знаменитом племени есть свой султан-чингизид, который со своим народом пребывает в своем древнем наследственном "юрте" и там сидит, по словам хана, "со времён Ючи-хана и Шейбан-хана до наших дней", - Шейбани-хан отмечает, что "между узбекскими ханами постоянно происходят распри и раздоры, особенно между ханами из дома Шейбана и казахскими ханами. В прежние времена большинство наиболее великих ханов бывало из рода шейбановцев (Арабская графика - А.Р.) и в ближайшее к нам время наиболее великим из ханов обоих улусов (т.е. узбеков и казахов) был Хызр-хан, дед Хамзы-султана и брат Шейх-Даулат-султана, который является отцом в бозе почившего Абулхайр-хана" [Тот же труд, л. 71-6. Хызр-хан-бен-Бадакул, Шейбанид — как значится в указателе у Zarnbaura Е. Manuel de Genealogie et de Chonol. pour L\'Histoire de L\'Islam, p. 346 со ссылкой на стр. 246 этого его труда, в действительности он на этой странице не значится].

Иначе говоря, Шейбани-хан, не делая в начале всей тирады никакого различия между казахами и узбеками и обобщая их в один народ узбек и, дальше отделяет последних от казахов в том смысле, что под узбеками подразумевает племена бывшего улуса Шейбана, а под казахами — племена бывшего Восточного Кипчака или улуса Орды.

С другой стороны, и сам дееписатель Шейбани-хана, Рузбехан, не отличает строго казахов от узбеков и, например, говоря о сражении между Шейбани и Джаниш-ханом казахским, он отмечает, что "узбеки казахского происхождения старались отразить войско узбеков-шейбановых, осыпая его стрелами" [Тот же труд Михман-намэ-й и Бухара, л.95-6].

Говоря об этом, позволительно остановиться и на таком вопросе: совпадает ли значение слова казак, употребляемого историками в смысле скитальца, лишённого постоянного жилища, находящегося без средств, и производное отсюда казаки — казачество, с подобным ему термином казах в приложении к целому народу? Ведь как мы видели выше, из свидетельства Абдурраззака Самаркандского, в правление Шах-Руха узбеки, ставшие казахами, совершали набеги на Мазандеран, что Султан-Хусейн-мирза во время своего казачества, т.е. во время своей скитальческой жизни, прибыл к Абулхайр-хану, что Шейбани-хан "во время казачества" опирался на помощь шести узбекских племен и т.п., - выражают по существу совсем иное значение, чем слово казах в приложении к целому кочевому народу, занимающему обширные степи и владеющему бесчисленными стадами скота, среди которого, по словам Шейбани, даже самые бедные владели тысячами голов. Не означает ли в этом случае термин казах в приложении к народу, состоящему из многочисленных племен кочевников, просто кочевника, вроде того, как в древности русские называли кочевые племена тюрок-команов одним словом половцы, возможно, от глагола "полевать", а предков позднейших русских казаков, бездомных степных скитальцев русского происхождения, именовали бродниками? Ведь у узбеков Шейбанова улуса были какие ни на есть города, вроде Тары или Туры и некоторых сибирских укреплений, мангыты — "цари астраханские" — владели Астраханью и рядом крепостей-городов по Сыр-Дарье, а узбеки бывшего улуса Орды в эпоху Шейбани никаких городов не имели и лишь кочевали, были казахами.

Так или иначе, но во всяком случае вышеупомянутый Хайдар-мирза, двоюродный брат Бабура, уделяя в своей истории много места узбекам, не отделяет их от казахов и, говоря о последних в отличие от узбеков Шейбани, всюду именует их узбеками-казахами и это обстоятельство, повидимому, несколько странное для русской науки 60-х годов XIX в., дало повод академику В.В. Вельяминову-Зернову сделать в своем известном "Исследовании о касимовских царях и царевичах" (часть вторая, СПб, 1864; стр. 228, прим. 28) такую оговорку: "Киргиз-кайсаками я зову казаков Мухаммед-Хайдера для избежания всякого недоразумения. Казаки (узбеки-казаки) Мухаммед-Хайдера, положительно, ничто иное, как нынешние казаки, которых мы русские привыкли звать киргиз-кайсаками, а иногда и просто киргизами, хотя общего с настоящими киргизами (Черными или Дикокаменными) они ничего не имеют".

Касаясь вопроса о времени принятия узбеками-казахами ислама, Рузбехан говорит следующее: "как прежде упомянуто, казахи составляли один народ с узбеками; из улуса Чингиз-хана и его детей, которые создали мировое государство, из первых поколений никто не принимал ислама до Газан-Мухаммед-хана, сына Аргун-хана, сына Абака-хана, сына Хулагу-хана, сына Тули-хана, сына Чингиз-хана. Газан в rocyдapстве Ирана первый из государей стал мусульманином, а после него — его брат, Улчжайту-султан Худабэндэ, и другие, бывшие в улусе Чингиз-хана, в Иране. После принятия ислама Газаном (там) уже все были мусульманами. Что касается Джагатаева улуса, то первый (из ханов), ставший мусульманином, был Барак-хан (664/1266—670/1271), (почти) современник Газан-хана (694/1295—703/1304). Предки его величества, высокодостойного хана, тоже близко ко времени Газан-хана удостоились принять ислам. О его величестве, высокостепенном хане, рассказывали, что он изволил сказать следующее "наш предок в пятом поколении со стороны Чингиз-хана сподобился принять ислам, поспешив созерцать красоту истинной веры. В то время, когда его величество (мой предок) принял ислам, весь улус Ючи-хана, составляющий часть узбекского народа, обратился в мусульманство...".

Отсюда можно сказать, — заключает Рузбехан, — то, что казахский народ тогда же принял ислам... и казахи возвысили знамя правоверия ввиду того, что они стали обладателями мусульманства во всех своих странах и районах. Таково было утверждение основ ислама в среде казахского народа в начале возникновения ислама в государстве Чингиз-хана. (Но) после того в отношении их, как это подтверждается достоверными сведениями, стало определённо известно, что среди них распространены некоторые "обычаи неверия" [(Арабская графика - А.Р.) вышеназванная ркп ИВАН УзССР, лл. 84б-85а].

Эти-то "обычаи неверия" и были причиной объявления "священной войны" Шейбани-ханом против казахов со включением в фетву, что они поклоняются идолам. По словам Рузбехана главным божеством у казахов было солнце. "Впервые как казах берет чашу с кумысом, - пишет Рузбехан, - он прежде, чем выпить ее, обращает свое лицо к солнцу и выплескивает из нее некоторое количество напитка по направлению к востоку и затем совершает земной поклон всему солнцу" [Тот же труд, л. 89-б]. "Надежные люди передавали, - продолжает дальше Рузбехан, - что среди них существует образ некоего истукана (Арабская графика - А.Р.) которого они чтят и совершают ему поклонение" [Тот же труд, л.85-б].

Ссылаясь на вышеупомянутые слова Шейбани-хана, что его предок в пятом поколении по линии Чингиз-хана удостоился принять ислам, а с ним и весь узбекский народ, следовательно, и казахи, - Рузбехан замечает, что потом больше, чем в течение двухсот лет степи непрестанно посещали учёные богословы из Туркестана, Мавераннахра, из Астрахани и Дербенда Ширванского, из Хорезма, Джурджании и Хивы, из Астрабада, а равно из Хорасана и Ирака, что купцы казахов постоянно посещали и посещают страны ислама, равно как и купцы мусульманских стран ездят в степи, — тем не менее казахи коснеют в язычестве. Но поскольку они всё же мусульмане, читают Коран, исполняют обряды ислама и т.п. - их следует считать не невежественными язычниками, непонимающими, что они делают, а отступниками от ислама, которых надлежит убивать [Тот же труд, л. 86 а-б в след.].

Вместе с тем казахам вменялось в грех и преступление обращение к колдунам и волшебникам, наводящим при помощи магического камня яда или джада дождь и снег на врагов или применяющим его с полезною целью, вроде получения урожая, зелени трав и пастбищ и с целью предотвращения жаров. Иначе говоря, среди казахов, несомненно, существовали такие же волшебники и чародеи, которых, как упомянуто выше, в большом количестве истребил золотоордынский Узбек-хан по вступлении своем на престол ad majorem Allahi gloriam.

Рузбехан, видимо, со слов Шейбани-хана и его ближайшего окружения, приводит сведения о способах казахов отражать неприятельские на них нападения, угрожающие угоном их стад и уводом в плен их семей. "Когда делается на них набег, - говорит он, - то каждый род (таифэ), составляющий один улус, располагается в одном месте и для предотвращения (доступа неприятеля) к своим семьям и имуществу со всей пылкостью и отвагою пускает в ход острые шашки, вступая в бой во всеоружии и с (необходимыми) припасами. Всякое колено (фиркэ), состоящее из нескольких семей-кибиток (ханэвар), стоит во главе своих семей и имущества. Если же всё казакское войско объединится и соберется в одном месте для отражения неприятеля, поднявши знамя сопротивления, то опрокинуть его является делом весьма трудным" [Тот же труд Михмаи-намэ-й и Бухара, л. 95-а и след.].

Бытовою особенностью казахов, по словам Шейбани-хана Рузбехану, было передвижение их по степи на колесах целыми домами. Говоря о бесчисленности их стад, Шейбани отмечает, что "в середине осени, когда воздух Дешт-и-Кипчака становится холодным, выпадает масса снега и наступает время подумать о зимовках, казаки направляются к своим зимним обиталищам. Так как на путях их передвижения нет никаких вод, которые бы могли в достаточном количестве удовлетворить их огромные стада, то они по необходимости стремятся поскорее пройти покрытые снегом пространства степей. Их телеги (Арабская графика - А.Р.), поставленные на колеса, вполне пригодны для передвижения по степям и даже для того, чтобы пройти по снежному насту, в противном случае казакам угрожала бы гибель от жажды и безводья".

"Достоверные люди говорили, - продолжает Рузбехан, - что дома казахов построены по форме арб и поставлены на колёса, будучи перевозимы верблюдами и лошадьми; следуя от остановки к остановке, они вытягиваются в пути гусем, как ряд верблюдов в караване, следуя один за другим и вытягиваясь на пространстве в сотню монгольских фарсангов [В рукописи (Арабская графика - А.Р.)], причем интервал между такими движущимися домами не превышает одного шага. Каждый такой дом принадлежит одному человеку (его владельцу), потому что у наиболее бедных из казахов число лошадей, верблюдов и овец исчисляется тысячами" [(Арабская графика - А.Р.) вышеупом. ркп. ИВАН УзССР, лл. 70-6, 71-в].

Когда Шейбани-хан разгромил казахов в вышеупомянутый поход 914 г. и забрал бесчисленные стада скота, массу пленных обоего пола и прочую несметную добычу, то в числе ее были и дома-повозки казахов. Рузбехан видел их в г. Еси, куда Шейбани свёз отнятое у казахов, причем одних повозок-домов было больше десяти тысяч; на них узбеки навалили награбленное добро побеждённых.

По описанию Рузбехана остов этих передвижных кибиток у богатых людей и султанов состоял из тополя, а самые стенки из камыша, все затем сверху покрывалось кошмами, внутри кошмы были с узорами, а все вообще было сделано чрезвычайно искусно и красиво. Внутри каждой такой перевозной кибитки помещалось человек двадцать или больше и притом так, что все могли совершенно спокойно сидеть, не стесняя друг друга. Дома-кибитки рядовых казахов имели продолговатую форму с дверцами спереди и сзади, чтобы находящиеся внутри люди могли смотреть через ниху наружу; и такие кибитки были сделаны тоже очень тщательно и искусно, но они были значительно меньше кибиток богатых людей, ибо возились даже одним или несколькими верблюдами [Тот же труд Михмаи-намэ-й и Бухара, л. 100-а-б].

Эта особенность быта узбеков-казахов начала XVI в., употребление подвижных домов-кибиток, которых современные казахи забыли совершенно, роднит их с половцами XII в., когда по "Слову о полку Игореве", "половци неготовами дорогами побегоша к Дону великому, крычат телеги полунощи, рци-лебеди распущени" [Пекарский П., Слово о полку Игореве, по списку, найден между бумагами им Екатерины II. Прил к V т. "Зап. Имп. Акад. Наук", номер 2, СПб., 1864, стр. 11 отд. оттиска] весьма сближает этих кочевников с монголами XIII века, подробное описание которых оставили нам очевидцы Рубрук и Плано-Карпини [Плано-Карпини И. де. История монгалов. Рубрук, Вил. де. Путешест. в восточные страны. Введ., перевод и примеч А. Н. Малеина, СПб, 1911, стр. 6-7 и 69-71]; об этом говорит "Сокровенное сказание", монгольский эпос 1240 г., различая также два вида таких домов-повозок: одни xara\'utai (или xara\'utu) tergen, другие — xasag (xasax) tergen ["Сокровенное сказание" в ссылке на монг. текст у Владимирцова В.Я., "Общ. строй монголов", стр. 41-42]. Об обычае кочевников Дешт-и-Кипчака "ездить на телегах с уверенностью, не знающей страха", говорит историк Тимура, Ибн-Араб-шах [См. извлечение из (Арабская графика - А.Р.) в "Сборн. матер.", ч. II, стр. 459]. Что повозки в Золотой Орде у кочевников употреблялись в XIV и XV вв., мы знаем из описания Ибн-Баттуты, когда он путешествовал из Керчи в Крым, из Сарая в Хорезм; и у историка Тимура, Шерефуддина Езди, в описании возвращения Тимура в 1391 г. из Золотоордынского похода, когда им были увезены телеги с поставленными на них юртами [Бapтoльд B.B. О колесном и верховом движении в Ср. Азии (в "Зап. Инст. Востоков. АН СССР", VI, Л., 1937, стр. 6-7). Ввиду приведенного нами свидетельства Шейбаии-хана и Рузбехана о более чем благоприятном экономическом благосостоянии казахов их времени, должна быть внесена и соответствующая поправка в правильный, впрочем, по существу вывод академика Бартольда, что "главной причиной исчезновения повозок, повидимому, должен быть признан экономический упадок среди кочевников после XV в.". Этот упадок, надо думать, наступил позже этого времени].

Все эти особенности в верованиях и в быте относятся Рузбеханом к казахам, но он нигде не говорит, было ли то же самое свойственно и узбекам Шейбана. Можно думать, что поскольку оба эти племени составляли один народ, то те же черты быта и религиозных воззрений были свойственны и узбекам улуса Шейбана, которые едва ли были ревностными мусульманами.

Если казахам ставилась в вину вера в магическое действие камня яда и колдование с ним, то эта вера была широко распространена и среди узбеков. При тимуриде Султан-Абу-Саид-мирзе (855/1452-873/1469), во время битвы его с султаном Абдулла-мирзою в Джизакской степи, находилось несколько узбеков, которым Абу-Саид приказал посредством камня яда произвести тучи, дождь и снег [См. извлечения из вышеназванного (в прим 4 на стр. 23) труда Абдурраззака Самаркандского в "Сборн матер ", т. II, стр. 258 тадж. текста и стр. 199-200 русск. перевода].

Когда Абулхайр воевал с казахскими султанами Махмуд-ханом и Ахмед-ханом, он приказал кудесникам, действующим с камнем яда (ядачиям) вызвать во время сражения тучи и проливной дождь, чтобы затруднить действия неприятеля [(Арабская графика - А.Р.) ИВАН УзССР, за инв номер 5392, стр. 29-30]. То же самое употребление камня яда было и у моголов (джетэ) эпохи Тимура; историк последнего, Шерефуддин Езди, описывая известное поражение Тимура, нанесенное моголами на берегах р. Бадама (притока Арыси) в так называемой "битве в грязи", говорит, что страшный ливень, превративший поле битвы в сплошную топь, был вызван употреблением монголами чудодейственного камня яда [(Арабская графика - А.Р.) Шерефуддина Езди, принадл. мне рукопись, повидимому, XVI в., лл. 266-276].

Отсутствие сведений о языческих обычаях узбеков могло быть со стороны Рузбехана известной данью уважения к его всегдашнему царственному собеседнику, главе узбеков, Шейбани-хану, и к его народу, а сам Шейбани ничего не говорил по этому поводу, потому что он, смотревший на себя, как на стоявшего во главе истинных мусульман и как на наместника самого Аллаха, охраняющего ислам во всей чистоте и уничтожающего еретиков и отступников от правоверия (он сам себе присвоил титул имам уз-заман ва халифат-ур-Рахман), не мог говорить о языческих пережитках у своего народа, который должен быть при таком своем вожде строго правоверным. А если бы он упоминал об этом, то у близких к нему лиц, естественно, возник бы недоуменный вопрос, зачем объявлять "священную войну" против казаков, когда мы сами такие же неверные?

Можно лишь отметить, что и в языческих верованиях узбеков-казахов, как и в их "домах на колёсах", мы видим черты, сближающие их с религиозными воззрениями древних монголов. "О набожном поклонении солнцу, луне и огню, а также воде и земле" монголов XIII в. с посвящением этим светилам и стихиям "начатков пищи и пития и преимущественно утром, раньше, чем станут есть и пить", говорят Плано Карпини и Рубрук. Оба эти путешественника, как и Марко Поло, рассказывают о поклонении монголов войлочным идолам [Плано Карнини, Ист. монгалов Рубрук. Путеш. в Вост. страны; стр. 7-8 и 71. Минаев И. П., Путешест. Марко Поло. Перев. старо-франц. текста СПб (без о.г.); стр. 88-89]. И если бы подобное было присуще узбекам-казахам, то может быть недалек был от истины Рузбехан, обронивший в своем интересном труде фразу, что "казахское войско в минувшие времена, когда появился на сцене истории Чингиз-хан, называли татарским войском и (под этим названием) оно известно и упомянуто (в сочинениях) на арабском и персидском языках" [(Арабская графика - А.Р.) ркп. ИВАН УзССР, л. 96а].

Таким образом, из всего сказанного следует, что

1) узбеки не были выходцами из Золотой Орды и не доказано, что они получили свое имя от золотоордынского Узбек-хана, как полагали некоторые. Составляя с так называемыми казахами один народ, узбеки искони жили в степях Дешт-и-Кипчака, поэтому противоречит истине и утверждение других, что вследствие внутренних смут и распрей откочевавшие на восток, к р. Чу, узбеки, отделившись от общей массы, стали называться казаками (казахами), т.е. вольными людьми. Между тем это был, как мы видели, лишь один эпизод в истории узбеков-казахов и они от Чу опять прикочевали в свои степи; событие же это вовсе не охватывало весь народ, а лишь его небольшую часть. Поэтому упрочившееся значение слова казак, как "вольный человек" в приложении к целому народу, должно быть пересмотрено, как сомнительное. При всем этом, как нам кажется, следует обратить внимание и на древнее монгольское обозначение повозок для перекочевок термином xasag (xasax) tergen, оставленным акад. Владимирцовым без перевода, каковому термину в турецко-османском (анатолийском) языке, повидимому, соответствует слово qyzaq — сани, салазки [Bianchi Т.X., et Kieffer, J.D. Dict turc-francais, T. II, Paris, 1850, p. 472 Mагазаник Д.А., Тур.-русск. словарь, М., 1931; стр. 411]. Не отразился ли этот термин на обозначении имени народа казак (казах)?

2) Никакого союза узбекских племён, как полагают третьи, не существовало, ибо весь уклад жизни узбеков и их общественные воззрения, как вольнолюбивых кочевников, находился в непримиримом противоречии с такою концепцией.

3) Некоторые тюрко-монгольские племена еще задолго до появления узбеков Шейбани-хана в Мавераннахре и Хорасане жили как в степях Дешт-и-Кипчака, так и в Мавераннахре, например, уйгуров мы видим и во владениях Абулхайр-хана, и в государстве тимуридов, где известный Алишер Навои вёл от них свой род [(Арабская графика - А.Р.) ИВАН УзССР, за инв. номер 1430, л. 127а-б]; хитаев склонны были некоторые рассматривать как племя, жившее в Мавераннахре задолго до появления узбеков и монголов, между тем хитаев мы видим среди племён Абулхайра и Шейбани-хана, так же как и карлуков, и других. С другой стороны, некоторые из узбекских племён Шейбани-хана, вроде шинкарлы, шадбаклы и др. не встречаются ни среди тюркских племён доузбекского периода Средней Азии, ни среди узбекских племён последующего, после Шейбани, времени. Можно думать, что они или слились с другими, более сильными, племенами, или по малочисленности своей растворились в остальной массе узбекских племён. Во всяком случае пришедшие в Мавераннахр узбеки нашли в нем ряд тех же самых тюрко-монгольских племён, которые имелись и у них, и тем самым было весьма облегчено слияние пришельцев с некоторыми племенами, обитавшими здесь.

4) Непрестанные распри между узбекскими племенами владений Шейбана и Орды, переходившие в кровопролитные войны с колоссальными ограблениями побеждённых и обращением их в рабов, в XV в. н.э. вылились в более определённую форму борьбы узбекских ханов из дома Шейбана с ханами узбеков-казахов из потомков Чингиза по другой линии. И окончательное обособление узбекских племён Дешт-и-Кипчака, так называемых узбеков-казахов, от узбекских племён Шейбани-хана совершилось в правление последнего, о чем свидетельствует вся политика Шейбани-хана по отношению к своим соплеменникам, не пошедшим за ним в Среднюю Азию и оставшимся в Дешт-и-Кипчаке.

"После того, - пишет Рузбехан, выражая взгляды Шейбани, - как пришли в равновесие знамена власти его величества, солнцеподобного хана, и прекратилось существование власти и государства моголов и джагатаев, у ханов Дешт-и-Кипчака начала пульсировать жила зависти. На самом деле им стало очевидно, что вследствие крайней нужды в платье и одежде, основой которой является хлопчатобумажная ткань (карбос), - одежда же и саван необходимы для людей, - им нужно вторгнуться в пределы владений его величества хана, потому что последовал августейший приказ, чтобы население Туркестана никаких торговых сделок с казахскими купцами не совершало и чтобы между ними и жителями их земель не было общения и посещения купцов. А в другое время даже состоялось повеление ограбить казахских купцов в некоторых районах Туркестана и в городах Хорезма. Его величество, издавая этот приказ, имел в виду полезные и мудрые соображения" [(Арабская графика - А.Р.) ркп. ИВАН УзССР, л. 77-6.].

Этими соображениями руководился Шейбани-хан в своих опасениях, что его сильные противники, ханы Дешт-и-Кипчака, объединившись, могут вырвать из его рук власть над перешедшей к нему империей тимуридов, польстившись на богатые города и цветущие владения, как на ценнейшую и огромную добычу, которой они могут воспользоваться.

Об этом совершенно определённо говорит Рузбехан в нескольких местах своих интересных мемуаров.