|
Посвящение
(Мэри, упрекнувшей мою поэму в том,
что она лишена человеческого интереса)
1
Как, Мэри? Ты ужалена хулой
(Змея страшна и мертвая) газеты?
Мою поэму ты зовешь плохой
За то одно, что лишена сюжета?
Мышей не ловит котик молодой,
Но он прелестен, несмотря на это,
Резов и смел. Я просто в этот раз
Фантазию слагал, а не рассказ.
2
О, чья рука, скажи мне, растерзает
За то лишь трепетного мотылька,
Что, словно лебедь, он не воссылает
Хвалений солнцу? Не твоя рука!
Ведь он живет часы и умирает,
Как только день, два ока-огонька
И светлое лицо с твоей улыбкой
Утопит в оперенье ночи зыбкой.
3
И вот к твоим ногам прекрасным льнет
Крылатое и бренное творенье.
Оно за славой бросилось в полет,
И увядающее оперенье
Вдруг под твоим дыханьем оживет;
Но только солнце совершит вращенье,
Оно погибнет... Вряд ли может быть,
Что созданное мной достойно жить.
4
Наш Вордсворт девятнадцать лет трудился,
Покамест свет увидел Питер Белл,
И слез поток на лист бумаги лился -
Для лавров Пита слез он не жалел,
И лавр корнями в бездну погрузился,
Листвою застя рай. Так преуспел,
Бедняга, он в искусстве садовода,
Что досадил земле и небосводу.
5
Я не хочу волшебницу равнять
Ни с Руфью, ни с Люси. Однако Питу
Она была бы, кажется, под стать.
Но, впрочем, я, в отличье от пиита,
В три дня сумел красавицу убрать,
А Питер, словно денди знаменитый,
Хоть убирался девятнадцать лет,
Не лучше Лира нищего одет.
6
И вот еще. Разденьте Пита Белла.
От экваториальной той жары,
Какою славны адские пределы,
Он пожелтел, как серные пары.
Он видом Скарамуш, лицом Отелло.
Но лишь с волшебницы, его сестры,
Одежды снимете, - из грешной плоти
Кумира сотворив, вы пропадете!
1
Среди существ, пленительных для глаз
И оправдавших труд стихосложенья,
Но изгнанных с земли, когда сошлась
Со Временем-отцом в кровосмешенье
Превратность буйная и родилась
Их двойня - Истина и Заблужденье, -
Жила в одной из атласских пещер
Колдунья-дева, Атлантиды дщерь.
2
Там куталась она, как в покрывало,
В очарованье красоты живой,
И солнце, что ни разу не встречало
Под небом мира прелести такой,
Лучами золотыми целовало
Свод серокаменной пещеры той
С укрытым в темноте ее потоком,
Где забывалась дева в сне глубоком.
3
И не было ее - а только пар
Иль облачко, что мотыльком витает
На западе, где темно-красный шар
За горы клонится и пропадает;
То, силою своих волшебных чар,
Кометой страшной, что луну пугает,
Колдунья становилась, то звездой,
Затерянной меж Марсом и Землей.
4
Мать месяцев в виду звезды туманной,
Должно быть, наклонилась десять раз,
Повелевая водам океана
Избороздить пески, - как, возвратясь
В свой изначальный облик, всем желанный,
На каменистом ложе улеглась
Колдунья; в ней дышала мощь без меры,
Обогревая внутренность пещеры.
5
Глаза колдуньи - огнь во тьме густой,
Взгляд этих глаз, пленительный и томный,
И стройный стан, пьянящий красотой,
И волосы - как будто купол темный
У храма предвечернею порой,
И губы нежные с улыбкой скромной,
И низкий голос, и живая речь -
Все, все могло в сердцах любовь зажечь.
6
К ней шли в пещеру леопард пятнистый,
Премудрый и неустрашимый слон,
Лукавая змея - клубок огнистый;
К ней гневные спешили на поклон,
Чтоб усмирил их девы взор лучистый,
А также те, кто мужества лишен,
Чтоб чаровницы ласковая сила
Их обнадежила и укрепила.
7
И львица к ней вела подросших львят -
Пусть в них убийства жажда истребится,
И кровожадный ягуар был рад
Глазам красноречивым подчиниться,
Которые без речи объяснят,
Как сделать хищника смирней телицы, -
Или веселым взором невзначай
Убийцам яростным откроют рай.
8
Старик Силен ей нес гирлянды лилий;
За ним толпой шумливой и босой
Лесные божества из чащ валили,
Словно цикады, пьяные росой;
Дриопа с Фавном ласково просили
У бога Пана: "О приди и спой!" -
И улыбалось всем живое чудо
На ложе, созданном из изумруда.
9
И появлялся вездесущий Пан.
Никто его не знал, но сквозь алмазы
Глубинных недр, сквозь воздух и туман
Он видел все, хоть от простого глаза
Скрывался сам: ведь дар ему был дан
Весь мир охватывать очами сразу.
И сердце мира было - ведал он -
Возложено на изумрудный трон.
10
И нимфа водоема, и дриада,
И та пастушка, что пасет в морях
Своих барашков белорунных стадо,
И Океан, в чьих соль блестит кудрях,
И сам Приап, и рать его, и чада -
Дивились, что в безжизненных горах
Могло родиться в мир созданье это,
Исполненное доброты и света.
11
И горные красавицы к ней шли,
И грубые владыки пасторалей -
Как пламя той лампады, что зажгли
На сквозняке, в них души трепетали.
Сатиры и кентавры всей земли
Ее приют с охотой навещали
И стая дивных полумертвецов
С ногами птиц и головами псов.
12
И так волшебница была прекрасна,
Что перед нею меркло все кругом,
И так мудра, что было бы напрасно
Ей преданного утверждать в ином
Учении. Все было ей подвластно
В широком мире вольно-молодом.
Другого не было еще кумира
Под небом вечнокружащимся мира.
13
Потом она брала веретено,
Три нитки тонкорунного тумана
И три луча зари сводя в одно -
Зари, что освещает океаны
И в небе облака, пока темно
Не станет в мире, - и золототканый
Из рук волшебных выходил вуаль,
Который красоту ее скрывал.
14
И сладостными звуками эфира
Таинственный переполнялся грот -
Им подчинялись все владыки мира.
Она в ячейках, словно в сотах мед,
Хранила их... Средь чувственного пира
Мы думаем, что чувство не умрет.
Но зрелость над бессмертными смеется.
Уходят чувства. Горечь остается.
15
Там спали сотни образов в тени,
Как будто драгоценности в футлярах.
Мятежны, ярки, взрывчаты одни,
А те, в отличье от собратьев ярых,
Смиренные и томные они,
Как богомольцы на картинах старых, -
И зелены, и белы, и черны -
Все как один лишь ей подчинены.
16
И ароматы... От любви страдая,
В часы, когда луна еще спала,
Для них, рожденных цветниками рая,
Волшебница вместилища ткала
Из паутин. Как бабочки, играя
У окон сыроварни, близ тепла
Они вились, одних одушевляя,
|
