Предисловие

«Сага о Финнбоги Сильном» — памятник средневековой исландской словесности,

принадлежащий к числу так называемых «саг о древних временах», в которых

историческая основа сочеталась с большой долей мифологического и даже

литературного вымысла. «Сага о Финнбоги» относится к наиболее поздним по времени

действия (но не по времени написания) произведениям из числа так называемых «саг

о древних временах». В отличие от большинства этих памятников, она посвящена

событиям на земле Исландии и за ее пределами в конце X – начале XI вв. Ее

действующие лица, — не древние герои эпохи Переселения Народов и не викинги

Скандинавии VIII–X вв., а предки известных исландских родов, оставившие вполне

реальный след в истории острова. Все это сближает сагу, в том числе и по

содержанию, с так называемыми «родовыми сагами», повествующими об истории

Исландии в «век саг» — от конца эпохи «заселения страны» (ок. 930 г.) до

утверждения христианства в начале XI столетия.

Подробная характеристика жанра «саг о древних временах», его место в системе

жанров древнеисландской саговой литературы дано в преамбуле к Комментарию.

Отметим здесь, что «Сага о Финнбоги», как и большинство других саг этого жанра,

относится к позднему этапу развития саговой литературы. Она была создана в

дошедшем до нас виде только в начале XIV в.

Однако, как и другие «саги о древних временах», «Сага о Финнбоги» имела до

момента своей записи длительную историю устного бытования, и в основе ее лежат

предания, отделенные от времени записи 6–8 поколениями передатчиков традиции,

восходящие ко времени жизни ее героев.

«Историзм» саг, особенно «саг о древних временах», является одной из сложнейших

проблем саговедения — как отечественного (что связано с интересом к сагам как

источником по русско-скандинавским связям) так и мирового. Объем настоящего

Предисловия не позволил бы изложить все точки зрения по этому вопросу. Скажем

лишь, что сага — памятник литературный, и это особенно верно для «саг о древних

временах», создававшихся не без влияния континентальной европейской литературы

средневековья.

Сага, несомненно, — памятник фольклора, и отражение в нем действительности

подчинено законам ее отражения в устном народном творчестве. Основываясь на

относительно достоверных генеалогических преданиях, отражающих общую канву тех

или иных событий, сага обильно вплетает в нее элементы неосознанного, а в

поздних сагах и вполне осознанного вымысла.

Учитывая все это, а также то, что об истории Скандинавии мы фактически знаем

почти исключительно благодаря сагам, беспочвенными представляются как попытки

уверенно отвергнуть достоверность саг, так и взгляд на них как на бесспорно

достоверную хронику эпохи. Вообще, говоря об «исторической достоверности» той

или иной саги мы, как правило, вынуждены иметь в виду ее согласованность с

данными других саг, с одной стороны, и общими сведениями о данной эпохе (прежде

всего, хронологическими), — с другой.

Из этого будем исходить в дальнейшем и мы, говоря о степени «достоверности»

«Саги о Финнбоги».

Труд Ф. Д. Батюшкова по переводу и изданию «Саги о Финнбоги» стоит в ряду первых

опытов действительно полноценного научного издания саг на русском языке,

относящихся к последней четверти XIX века. В этот период саги стали впервые

переводиться в России как памятники древнеисландской словесности, а не как

источники по истории Древней Руси.

В связи с этим появляются переводы «Саги о Фритьофе Прекрасном» (Я. К. Грот),

«Саги об Эйрике Красном (Рыжем)» (С. Н. Сыромятников) и «Саги о Финнбоги

Сильном», не содержащих сведений о Руси.

Принципы, выработанные переводчиками этого периода (Гротом, Батюшковым и др.),

во многом предопределили развитие современного саговедения. Так, перевод Ф. Д.

Батюшкова, как показала дальнейшая практика русских переводов саг, в целом верен

стилистически.

Комментарии Батюшкова к тексту были выполнены на высоком научном уровне и не

потеряли своего значения по сей день. Батюшков, в частности, вполне убедительно

доказал наличие у саги устного первоисточника, ее связь с фольклорной традицией.

Между тем, взгляды на «саги о древних временах» как на сознательно «лживые»

памятники исключительно письменной литературной традиции, компоновавшиеся по

мотивам других сочинении в момент записи, не ушли вместе с прошлым веком.

Перевод Ф. Д. Батюшкова был издан в 1885 г. в «Журнале министерства народного

просвещения».

Сперва в свет вышли главы 22–39 (ЖМНП. Ч. 237. С. 246–277). Их отдельное издание

мотивировалось их близостью к родовым сагам и, соответственно, большей

«достоверностью». По мнению переводчика, именно эти главы составляли

первоначальную основу саги о Финнбоги. Остальные (предыдущие и последние) главы

саги были изданы чуть позднее (ЖМНП. Ч. 240. С. 60–108). В 1903 г. «Сага о

Финнбоги» в переводе Ф. Д. Батюшкова была в первый и последний раз издана как

целостный текст в сборнике А. Н. Чудинова «Древнесеверные саги и песни скальдов

в переводах русских писателей». С тех пор сага ни разу не переиздавалась; не

появилось и нового ее перевода на русский язык. Это, видимо, было обусловлено

общим негативным отношением к «лживым» сагам этого жанра и отсутствием в «Саге о

Финнбоги» данных о Руси.

В отличие от «Саги о Фритьофе», ставшей основой поэмы Э. Тегнера «Фритьоф» и

потому неоднократно переиздававшейся вместе с поэмой в переводе Я. К. Грота,

«Сага о Финнбоги» не стала частью и столь яркой литературной традиции.

По указанным причинам мы переиздаем сагу в переводе Ф. Д. Батюшкова, который сам

по себе является важнейшим памятником саговедения. Сага воспроизводится по

первому изданию в ЖМНП с восстановлением последовательности глав. В то же время,

мы сочли возможной минимальную редакцию труда Батюшкова. Редакция, однако,

коснулась только устаревшей орфографии, передачи имен собственных, а также

удаления наиболее явных «русизмов» («вече» вместо «тинг», «черт» вместо

«тролль»), которые были, возможно, необходимы в прошлом веке, но сейчас уже

устарели благодаря сформировавшейся традиции и расширению «скандинавских»

познаний у читающей аудитории.

В Комментарии нами использованы, разумеется, среди прочей литературы по теме,

комментарии и сопроводительные статьи Ф. Д. Батюшкова. Но уровень знаний нашего

времени, естественно, привел к необходимости создания нового научного аппарата.

Сага о Финнбоги Сильном

I

Был муж по имени Асбьёрн, звали его Деттиас. Он был сын Гуннбьёрна, сына

Ингьяльдова; рослый был он муж, сильный и прекрасный собою. Жил он во

Флатейардале, во дворе, что зовется «у Эйра». Он был женат и поял в жены

Торгерд, сестру Торгейра[1], Льосветнингского годи[2]: то была красивейшая из

жен, мужественная женщина.

Велико было в ту пору могущество Торгейра и его сыновей. Сам Асбьёрн был родом

норвежец, из числа именитейших. Пришел он сюда от мужей, власть имущих, не

стерпя их несправедливости и беззаконий, как то делали иные достойные люди. У

Асбьёрна был годорд у Флатейардаля, вверх до владений его шурина Торгейра.

Бреттингом звался муж, живший в Бреттингстаде во Флатейардале; у него была жена,

по имени Тора; одному из их сыновей было имя Торстейн, другому — Грим, третьему

— Сигурд.

У Ёкульсы в долине жил муж, по имени Инги[3]; Сигрид звали его жену; у них было

два сына: одного звали Торир, другого — Грим. Они были надежные, дельные люди,

из сильных[4].

Асбьёрн был из древних поселенцев, как и все вышеназванные. У него была дочь,

именем Торни; за нее посватался норвежец Скид, но Асбьёрн не соглашался ее

выдать. Однажды, когда в летнюю пору Асбьёрн отправился на тинг, Скид похитил

девушку с согласия ее матери Торгерд. Он увез ее в Норвегию и там сыграл с ней

свадьбу. Пригожим молодцом был Скид; была у него знатная родня и отличные

средства. Когда Асбьёрн вернулся с тинга, сильно разгневался он на Торгерд и

норвежца, что дочь его увезена. Суровым и жестоким, и крайне раздражительным

становился он, когда бывал гневен.

II

Немного спустя после этого поехал как-то Асбьёрн на тинг вместе со своими

людьми. Тогда сказал он Торгерд:

— Думаю я теперь проехать на тинг по обыкновению; но мне ведомо, что ты тяжела и

скоро родишь. Каков бы ни был твой приплод, будь то сын или дочь, ребенка нечего

кормить, лучше его прямо выкинуть.

Говорит Торгерд, что не след ему делать этого, будучи столь мудрым и

могущественным мужем. Так как и то было бы неслыханным делом, когда подобный

поступок совершил бы бедный человек:

— Но у вас всего в изобилии и нет недостатка в добре.

Отвечал Асбьёрн:

— Я решил еще тогда, когда ты отдала дочь нашу, Торни, на руки Скиду, норвежцу,

без моего ведома, что не стану больше выкармливать детей затем, чтобы ты

спроваживала их вопреки моей воле. Если ты не поступишь так, как я тебе наказал,

то несдобровать тебе, равно как и всем тем, которые ослушиваются моего

приказания и не делают так, как я велю.

После этого поехал Асбьёрн на тинг. Немного спустя родила Торгерд мальчика; то

был большой, красивый и здоровый ребенок. Все расхваливали его, кто только

видел, и слуги, и служанки. Думалось и Торгерд, что ребенок вышел бы прекрасный,

и сильно полюбила бы она его, но все-таки приказали она унести его, так как

знала нрав своего мужа, что не доводит до добра идти наперекор его слову.

Призвала она людей, передала им ребенка и велела его унести, как было приказано.

Люди вынесли ребенка за ограду дома и положили между двумя камнями, а сверху

прикрыли большим гладким осколком скалы и, сунув в рот мальчику кусок сала,

отошли.

III

Был муж по имени Гест; он жил в том месте, что зовется «у Топта»; жена его

называлась Сирпой. Она пестовала Торгерд много лет тому назад, когда та была еще

ребенком. Торгерд очень любила Сирпу и взяла ее с собой в Эйр, когда была выдана

замуж. Была Сирпа очень сведущая во всем том, что она должна делать; всякого

зверя безобразнее была она на вид. Присматривался к ней Асбьёрн и показалось

ему, что она слишком много работы наваливает на Торгерд; поэтому он отпустил

Сирпу и выдал ее за Геста. Имела она очень скудное имущество, а раньше ничего

иного не было, как то, что подарила ей Торгерд. Не много имел Гест; бабья власть

заправляла им, так как он был бедняк, никуда не пригодный человек.

Рассказывают, что в тот самый день, когда Торгерд родила, Сирпа послала своего

хозяина добыть мху, так как он много делал для своей кормилицы из того, что

могло ей понадобиться. Случилось в тот день, что он побежал около ограды и луга;

вот услыхал он плач ребенка. Гест принялся раскидывать камень за камнем, пока не

отыскал ребенка; тогда он взял его, и показался ему мальчик прекрасным; он

кладет его к себе в полу и бежит домой к Сирпе, как только может скорее, не

заботясь уже о том, зачем был послан. Спросила его Сирпа, к чему идет он так

поспешно. Гест отвечал, что он нашел ребенка, только что рожденного:

— Никогда не видал я столь прекрасного.

Сирпа попросила показать ей его и, взглянув, подумала, что узнает, какого он

роду. Затем попросила она Геста взять их шубы и внести в горницу.

— Улягусь я, и пусть так будет, как будто мы имели этого ребенка.

Гест сказал, что этому никто не поверит:

— Этот мальчик гораздо пригожее на вид, чем было бы наше дитя.

Сирпа велела ему замолчать и не сметь говорить иное, чем то, что она хочет.

Затем послала она его в Эйр просить Торгерд дать все то, что нужно ей было; Гест

тотчас отправился.

IV

Гест пришел в Эйр

Пришел Гест в Эйр и сказал Торгерд, что Сирпа, кормилица ее, родила ребенка и

говорит: «Нету ни пищи, ни одежды». Торгерд очень удивилась этому и подумала,

что кормилица ее уже настолько постарела, что не должно бы ей детей иметь; не

промолвила она об этом ни слова, но приказала отослать все, что той нужно было.

Сирпа была крепкая, сильная женщина и не хотела, чтобы другие ей прислуживали;

берет она от всяких детских платьев, какие были; а много лучше были они, чем

какие ей надобились. Взяла она все, что взять можно было, и зажила скромно.

Разошлась молва о том, что ребенок Асбьёрна и Торгерд был выкинут, и всем

показалось это неслыханным делом для таких богатых и могущественных людей; также

и то, что Сирпа родила, казалось невероятным людям, знавшим ее возраст.

Асбьёрн воротился домой с тинга, и ему было передано обо всем случившемся; он

пропустил это мимо, и доброе согласие установилось между теми супругами.

Рассказывают, что Гест и Сирпа выкармливали дитя; так быстро росло оно, что едва

глазам верилось. Ребенок был так красив и пригож, что все думали: не мог он быть

из родни Геста. Вот спросил Гест у Сирпы:

— А как должен ребенок этот назваться?

Отвечала она, что справедливо ему именоваться Урдаркоттом[5], так как он был

найден в каменьях.

Со дня на день рос мальчик. Сирпа сделала ему шерстяные порты и хетту. Он

подвязывал ее к портам, а в руках держал клюку, и так бегал день деньской.

Был Урдаркотт большой помощью своим опекунам во всем, в чем только мог: крепко

полюбили они его. Когда ему было три зимы, то не меньше был он тех, которым

седьмая зима шла. Урдаркотт часто бегал на морской берег, и рыбаки ласково с ним

обращались и радовались ему; имел он всегда хорошее подспорье дома у

воспитательницы своей; часто приходил он в Эйр, но там был не любим из-за

служанок Торгерд: ударил ли он их, или палкой своей зацепил за ноги, только они

недолюбливали его и бранили; постоянно жаловались они Торгерд, но она мало их

слушала, говоря, что ему нужна еще нянька ее, Сирпа, и наказывала с ним ласково

обращаться. Никогда не попадался он на глаза Асбьёрну, чтобы этот дозволил себе

заметить его, и относился к нему ни хорошо, ни худо. Но другие все удивлялись

ему, если был он сыном этих Геста с Сирпой: столь уродливы были они оба, он же

росл, красив и силен. Часто просила Сирпа, чтобы не ходил Урдаркотт в Эйр:

— Чует мое сердце, что там дождусь я себе какого-нибудь горя; но проку нет мне

запрещать тебе.

Урдаркотт говорил, что ничего такого не будет.

Проходит так время, пока не минуло ему шесть зим, и был он тогда не менее тех,

которым было двенадцать зим, и не слабее их.

V

Урдаркотт поймал рыбу

Рассказывают, что однажды Урдаркотт побежал, по обыкновению, на берег моря к

рыбакам. Много там было собравшихся, а некоторые отгреблись: лов был удачный, и

они бросали рыбу с корабля. Вот поймали они рыбу в четыре локтя, большую и

хорошую; они кинули ее на берег и сказали:

— Дружище Урдаркотт, возьми и стащи эту рыбу.

Он спросил:

— Хотите ли вы отдать мне рыбу, если я протащу ее?

Они сказали, что он вполне заслужит иметь ее, если проявит такую ловкость, — и

все подтвердили это.

Урдаркотт был в тот день в своих шерстяных портах и кожухе, а на ногах не имел

ничего: босым бегал он ежедневно; вокруг себя он постоянно обматывал веревку и

одевал свою хетту. Вбегает он в воду и зацепляет за рыбу одним концом веревки,

другой же он держит у себя на плечах; сильно поднатужился он и то пойдет, то

остановит; все смотрят и смеются над ним. Не так долго возился он с этим, как

следовало бы ждать. Все лучше и лучше дело идет у него, пока он не вытянул

добычу. Было там круто, куда он выбрался; тогда подбежали рыбаки, отняли у него

рыбу и не хотели продолжать спор с ним, но Урдаркотту это не полюбилось;

отправился он и пожалобился сыновьям Бреттинга, прося их помочь ему. Тотчас же

пошли они к рыбакам и просили выпустить рыбу и продолжать спор с Урдаркоттом.

Все находили, что он и так молодцом справился, на удивление. Однако на том

порешили, чтоб Урдаркотт опять был допущен к рыбе, и сильно он тому обрадовался.

Снова принялся он за нее и притащил домой на лужайку к Сирпе, воспитательнице

своей. Очень были они довольны. Разошлась молва о мальчике, и много речей было о

сыне Геста и Сирпы. Все удивлялись тому, как они могли иметь такого славного

сына, каким казался этот молодец. Немало им любовались и допытывались о роде

его; но Гест с Сирпой старательно оберегали его, как только могли лучше.

VI

Приглашение в гости Торгейра

Так рассказывают, что была большая дружба между Асбьёрном и Торгейром годи, и

родственная приязнь; они устраивали друг другу пиршества и обменивались хорошими

подарками. Однажды осенью случилось так, что Асбьёрн пригласил к себе Торгейра,

своего шурина, и он прибыл с множеством людей; Асбьёрн принял его очень радушно;

пир был на славу. Урдаркотт не изменил своей привычки являться в Эйр: каждый

день прибегал он туда, а в этот день угодил как раз к тому времени, когда они

садились за пир. Не удержать его ничему, и принимается он бороться со

служанками: они сопротивлялись ему и вчетвером напали на него; произошел большой

шум. Урдаркотт втащил их в горницу и тут пошла расправа. Забавлялись люди, глядя

на свалку их. Тем кончилось дело, что Урдаркотт повыгнал их всех и сильно

прибил. Когда совершил он свой подвиг, встал он на пол в одежде своей: то был

его кожух и клюка, которую он постоянно в руках держал. Торгейр окинул его

долгим взглядом и затем сказал Асбьёрну:

— Кто этот мальчик, который пришел сюда?

Отвечал Асбьёрн:

— Кажется, это сын Геста и Сирпы из Топта.

Взговорил Торгейр:

— Это невероятно и не может быть.

Тогда подзывает он к себе Урдаркотта; тотчас подошел он к нему и уселся на

палку, что торчала перед ним.

Молвил Торгейр:

— Кто ты таков, мальчик в кожухе?

Отвечал тот:

— Зовут меня Урдаркотт, я сын Геста и Сирпы, тех, что в Топте живут.

Спрашивает Торгейр:

— Какого ты возраста муж, Урдаркотт?

Сказал он, что ему двенадцать зим возрасту. Молвил Торгейр:

— Рослый же ты мальчик, сильный, и сложен, как никто другой; не видывал я

княжеского сына, который мог бы равняться с тобой во всем.

Тут заговорил Асбьёрн, хозяин:

— Не сказал бы ты, любезный шурин, повидав Геста и Сирпу, родителей его, что

похожи они на князей, так как никогда не видывал я таких свиней, как они оба.

Удивительно, что ты тут толкуешь, будто ни с кем не сравниться Урдаркотт: вижу

я, потому приглянулся тебе он, что на вид смазлив.

Сильно осерчал Торгейр и сказал:

— Я думаю, что могу говорить здесь кое о чем, а по моему рассуждению, не тебе

подобает указывать, о чем

речь вести.

Спросил Торгейр Урдаркотта:

— Не пойдешь ли ты за Тестом и Сирпой? Скажи что я хочу видеть их.

Он отвечал, что не пойдет:

— Знаю я, что ты хлопочешь о том, как бы дать мне другого отца и мать; за это не

будут они тебе очень благодарны, да наконец, и я не знаю, лучше ли будет для

меня других отца и мать иметь, чем этих.

Кажется, это было больше из вежливости сказано.

Засим был послан человек за ними, но они не хотели ехать.

— Сбывается так, — говорит Сирпа, — как давно уже чуялось мне, что навлечет

несчастье Урдаркотт тем, что каждый день бегает туда, в Эйр; уж когда-нибудь да

случится, что он там в беду попадет.

Передали Торгейру, что они не хотят ехать. Сказал Торгейр:

— Сделай по моей просьбе, чтобы они прибыли сюда, и я дам тебе все, что ты ни

попросишь.

Отвечал Урдаркотт:

— Не стану я делать того, пока не обещаешься ты, что не будет им от встречи с

тобой ничего худого, когда прибудут они.

Обещал Торгейр хорошо обойтись с ними. Засим пошел Урдаркотт домой и попросил

Геста с Сирпой ехать с ним:

— Обещаюсь я вам, что пока я в живых, не будет у вас недостатка в добре, если

только давал я когда-либо лучший совет, чем теперь.

Сказала Сирпа:

— Нечего тут перекоряться, пусть выйдет из этого наилучшее, хотя нам и сдается

противное; надо отправляться.

Когда прибыли они в Эйр, сели они перед Торгейром на стуле, а между ними

поместился Урдаркотт.

Тогда молвил Торгейр:

— Сдается мне, Сирпа, что Урдаркотт не ваш сын; теперь еще не поздно признаться:

скажи же, как добыла ты его, и получишь от меня благодарность и милость, иначе

плохо придется, и это правда.

Отвечает Сирпа:

— Так странно случилось оно, что лучше всю правду сказать, и после того, как что

было.

Засим поведали они о том, как дело было, и внимательно слушали все, которые туг

были. Молвил Торгейр:

— Думаю я, что ты правду сказала.

Спросил он Торгерд: много ли времени прошло с тех пор, как у нее ребенок

родился? Сказала она, что тому уж двенадцать зим. Спрашивает Торгейр: приказала

ли она выкинуть его?

Это правда, — отвечала она.

Почему ты это сделала?

Торгерд говорит, что не осмелилась она супротив гнева и суровости хозяина

своего, Асбьёрна: то было его приказание.

— Сама я так крепко любила мальчика, что с радостью выкормила бы его.

Молвил Торгейр Асбьёрну:

— Станешь ли ты, деверь мой, отказывать этому мальчику признать в нем сына

своего, взять к себе в дом и обходиться с ним, как с родным чадом?

Отвечал Асбьёрн:

— Того не ведаю я, кто он такой, но могу кормить его наравне с другими людьми,

если это тебе нравится.

— Коли поступишь ты с ним не по-отцовски и не будешь давать ему то, что он

захочет, то на этом разойдется наша дружба, так как не могу я не видеть, что

скоро он превзойдёт равно твоих друзей, как и моих. Сирпе с мужем надо дать

восемьдесят восемь голов скота за то, что они вырастили Урдаркотта; я заплачу

половину и ты половину; пусть будет им затем всякая честь и благополучие.

Отправились Гест с Сирпой домой, и все обошлось благополучно: Урдаркотт теперь

живет в Эйре; одет он заново, и снято с него все то, что раньше на нем было;

лучшее платье дано ему, и казалось, не видно было юноши столь красивого и все

пригожего, как он. Все находили, что Торгейр вдоволь наградил тех почестью и

дарами. После этого поехал Торгейр домой вместе со спутниками своими; расстались

родственники дружелюбно. Урдаркотт теперь дома в Эйре; Асбьёрн с ним мало

бывает, но обходится хорошо; мать же его дает ему все, что бы тот ни пожелал, и

это от большой любви. Приучается он теперь ко всяким искусствам, какие только

может доблестный муж знать.

Так прошло немного времени с того полугодия.

VII

Повествуют о том, что весной поехал Асбьёрн на тинг, по обыкновению. Говорят,

что со стадом ходил бык трехгодовалый и необыкновенной силы; с трудом могли

служанки доить молоко из-за него; ко всем был он свиреп. Однажды утром с криком

вбежали служанки и поведали, что бык опрокинул все молоко.

— Стоишь ты тут, лентяй Урдаркотт, а нету ни одного мужчины, кроме тебя, хоть бы

пособил немного.

Стали они его всячески бранить и понукать. Урдаркотт сказал:

— Тем лучше, что бык вам беды натворил и не справиться вам с ним, потому что вы

все поносите меня.

Служанки подбежали к нему и сказали:

— Пойди, милый Урдаркотт, пособи нам.

Хвалили они его всячески; тогда молвил он:

— Гораздо лучше и приличнее просить меня, и теперь я отправлюсь, конечно.

Встает он и идет туда, где стоял скот. Как только увидел его бык, бросился на

него; а был он с большими рогами и думал подкинуть его на них; но Урдаркотт

схватился обеими руками за рога, и так упорно начали они бороться, что земля

взрылась под ними. Так удачно действовал Урдаркотт, что пригнул быку голову,

завернул ее за спину, и надвое переломилась шейная кость; затем отошел он; а

служанки обступили быка. Асбьёрн воротился домой, и ему было поведано об этом;

он мало на то обратил внимания. Всем казалось, что это необычайное проявление

силы для мужа двенадцати зим. Весть об этом расходилась от человека к человеку

вдаль и вблизь[6].

С каждым днем становился Урдаркотт молчаливее; мало на что смотрел он; носился

он со своей работой денно и нощно.

Асбьёрн начал к нему лучше и лучше относиться, по мере того как видел, что он

выделяется над другими людьми.

Проходит полугодие, и все поживают спокойно.

VIII

Как-то осенью повадился Урдаркотт выходить каждый вечер, когда стемнеет, и не

раньше возвращался, как когда уже давно наступала ночь. Не ведали люди, что он

делает. Раз воротился он, когда Асбьёрн уже лег в постель, и вся челядь его

улеглась. Подошел Урдаркотт к постели и спросил:

— Спит ли отец мой?

Отвечал тот, что нет:

— Но что тебе нужно?

Урдаркотт сказал:

— Вот семь вечеров, как я выходил из дому, и всякий раз видел одно и то же

зрелище: не знаю я, что это такое. Хотелось бы мне, чтобы ты вышел и разглядел

это, так как муж ты опытный.

Асбьёрн встал и вышел с ним. Молвил Урдаркотт:

— Вижу я какой-то свет на море, так далеко, как только могу я видеть. Сдается

мне, что это, во всяком случае, огни. Что скажешь ты на это?

Говорит Асбьёрн:

— Что это может быть.

— Я не знаю, — говорит Урдаркотт, — так как я молод и мало понять могу, но

слыхал я от людей, что те, кому плохо приходится на море, зажигают призывные

огни, и видно их издалека. С первого вечера следовало бы разглядеть это и

пособить в несчастье.

Асбьёрн говорит, что очень возможно было таковому случиться:

— Но как думаешь ты подъехать туда?

Отвечал он:

— Хочу я, чтобы ты дал мне свою лодку и людей; я поеду разузнать, что там такое.

Асбьёрн сказал, что пусть будет так. Урдаркотт тотчас же стал снаряжаться;

принес он в лодку все то, что, казалось ему, должно наиболее пригодиться; трое

слуг поехало, а он был четвертым. Отгребли они от Скьяльфанта, а Урдаркотт рулем

правил. Когда они прогребли некоторое время, Урдаркотт сказал:

— Теперь за вами очередь править, а я на весла сяду: посмотрим, как-то мы

поедем.

Так и было сделано: один встал на корму, а Урдаркотт взялся за весла. Тогда

заметили они, что лодка у него гораздо скорее идет, чем у них троих: греб он

долго и много проехал. Тогда сказал Урдаркотт:

— Теперь погребите вы, а я буду править.

Так и сделали; принялись они грести, а Урдаркотт править. Когда они еще немного

прогребли, вскочил один из них и сказал:

— Коли трудимся мы так усердно, что целую ночь гребем, то много нам достанется

на обратный путь, так как сдается мне, мы видим пред собой лишь мертвого кита.

Урдаркотт сказал, что он не думает, чтобы то был кит:

— Не след нам переставать грести.

Когда приблизились они, то разглядели, что то было купеческое судно, глубоко

погрузившееся в воду. Причалили они к корме и втащили цепь на борт; затем вошли

они на корабль. Видят они, что был разведен призывный огонь, и много дерева

сожжено. Казалось, можно было догадаться, что тяжелым пришелся им приезд.

Урдаркотт взял за голову одного человека и увидел, что он был мертв: все люди на

корабле оказались мертвыми. Урдаркотт пошел по всему судну и на палубе увидел —

раскинут шелковый шатер, а в шатре стоит хорошо убранная постель. Подходит к ней

Урдаркотт и находит человека, который лежал в постели: узнает он, что муж этот

жив еще. Тогда спрашивает он:

— Жив ли ты, добрый человек?

Тот отвечает, что это правда.

Молвил Урдаркотт:

— Как зовут тебя и откуда ты? Кажется нам, вы с моря прибыли, хотя и

неблагополучно вам путь обошелся.

Сказал муж:

— Зовут меня Финнбоги, а Бардом отца моего; норвежец он по рождению. Но кто этот

муж, который нас разыскал?

— Называюсь я Урдаркотгом.

— Странное это имя, — сказал Финнбоги.

Тогда Урдаркотт спросил:

— Остался ли на корабле кто-нибудь в живых, кроме тебя?

— Было девять человек в живых, когда я пошел спать, — отвечал он.

Урдаркотт осведомился, — от чего они больше потерпели? Говорит Финнбоги, что,

прежде всего, пришлось им потерпеть от бури, а затем и от жажды, и от голода.

— Много лишений выпало нам на пути: сломался руль, и корабль наполнился водой с

килевой стороны.

Урдаркотт приказал вынести с корабля людей, которые были еще в живых: их было

столько, сколько сказал Финнбоги. Не было недостатка ни в молоке, ни в другом

чем, чтобы возвратить их к жизни, так как Урдаркотт наперед предвидел, что

понадобится им. Вот сказал он:

— Теперь, Финнбоги, ты должен дать мне ключи, чтобы я достал лучшие сокровища,

какие тут есть.

Так и сделано было: Урдаркотт захлопотался так, что бегал взад и вперед по

кораблю, выбирал то, что казалось ему ценнее, и относил в лодку — сколько могла

она вместить. Когда все было готово, они отгребли и ровно держались одного

направления, пока не прибыли домой, в Эйр. Вышел навстречу им Асбьёрн и ласково

приветствовал; видит он, что поездка не прошла даром; он приказал оказать им

всякую помощь и перенести во двор. Финнбоги поехал в Эйр и еще два человека с

ним. Урдаркотт просиживал дни и ночи, ухаживая за ним. Говорят, что все люди,

которые были на корабле, умерли, кроме одного Финнбоги; он выздоровел и был муж

славный, рослый и сильный; имел он прекрасное оружие — меч, щит, шлем и панцирь.

Он был кормчим и завладел всем имуществом после корабельщиков. Пробыл он здесь

зиму в хорошем почете. Урдаркотт во всем его слушался; они продали товары около

Флатейардаля и к северу от Кинна.

Проходит зима, и ничего нового не произошло за это полугодие.

IX

Был муж по имени Храфн; он был человек еще молодой, родственник Асбьёрну и из

домочадцев его. Храфн был очень проворен и никогда на лошадь не садился, куда бы

ни отправлялся.

Рассказывают, что Финнбоги с Урдаркоттом собрались весной уехать из дому: решили

они отправится к северу, около Даля; ехали они оба, а Храфн Малыш бежал впереди.

К вечеру прибыли они в Льосаватн: Торгейр принял их с распростертыми объятиями и

просил оставаться у него, сколько им пожелается.

Много беседовали они между собой и были очень довольны и веселы. Торгейр нашел,

что Финнбоги был муж прекрасный и ко всему пригодный.

На следующий день справились они довольно поздно; Торгейр поехал с ними вверх по

Дьюпе; к вечеру прибыли все, и с Финнбоги, в Фелль. Там жил тогда Драумафинн,

сын Торгейра; умный был он человек и сведущий. Он не был единоутробным братом

другого сына Торгейра[7], а по матери считался финном[8]: Ленкни было имя матери

его. Драумафинн принял их очень радушно. Вели они разумную беседу о разных

вещах. Наутро попросил Финнбоги выехать пораньше:

— Пробудем мы у вас дольше, когда будем возвращаться, так как ты очень мне

понравился, финн мудрый.

— Невелики были теперь на вас издержки, а еще того менее будут, когда поедете

обратно.

Затем поехали они из Фелля; когда они проехали немного, Финнбоги сказал:

— Мне сильно неможется.

Взглянул на него Урдаркотт и сказал:

— Сойдем с коней, потому что, вижу я, ты очень бледен; быть может, оно пройдет

тогда.

Так и было сделано: пустили лошадей пастись. Спустя некоторое время Финнбоги

предложил ехать, говоря, что ему полегчало. Выехали они у холма и подъехали к

большому камню; тогда сказал Финнбоги:

— Расположимся здесь; может быть, тут произойдет некоторое событие в нашей

поездке.

Сошли с лошадей и раскинули под камнем шатер. Урдаркотт сел и на колени себе

положил голову Финнбоги; тогда сказал он:

— Кажется, одной участи обречены были все наши товарищи: никому из нас живым не

воротиться в Норвегию; но ты, Урдаркотт, хорошо обошелся со мной и всеми нашими;

станут об этом люди рассказывать в моей земле, что счастье благоприятствовало

тебе в этой встрече. Из того, что я не в состоянии отблагодарить тебя, от этого

ничуть не должно умалить то, что есть. Вот оружие, которое дал мне отец мой: я

уверен, ты не найдешь лучшего, когда бы объехал всю Норвегию и смежные с ней

земли. Хочу я подарить тебе его, а вместе с тем и все сокровища, которые ты

нашел на корабле: это все, что я имел, и чем по праву завладел после смерти

корабельщиков. Также хочу я передать тебе и свое имя, и хоть я и не вещун, но

предвижу что будет имя твое славно, пока на свете живут люди. Для меня и для

друзей моих нет больше чести, чем то, чтобы перенял имя мое такой славный муж,

каким, я должен думать, ты станешь, так как недолго мне думать осталось.

Урдаркотт горячо поблагодарил его за этот подарок; недолго просидел он над ним,

как тот уже и умер.

Финнбоги[9] послал Храфна в Фелль: прибыл финн и похоронили они тело под камнем,

который с той поры и стал именоваться камнем Финнбоги. Затем поехсали они домой

в Фелль. Финн сказал, что сбылось по его предчувствию:

— Видел я, что, хотя человек этот был и прекрасным, и изучения полного, но уже

на исходе дней своих.

Финнбоги пробыл с другом своим финном несколько ночей, затем поехали они в

Льосаватн и рассказали Торгейру, другу своему, о случившемся, и какую честь

принял Финнбоги. Торгейр очень порадовался этому; он сказал, что давно

предсказывал ему, как он выдвинется над другими людьми. Посиживают себе друзья

вполне довольные и веселые; Торгейр заодно отказал Финнбоги и свое имущество,

какое у него было. Затем поехали они все вместе в Эйр.

Стала тогда расходиться весть от одного человека к другому, какой выдающийся над

другими людьми Финнбоги. Асбьёрн и Торгерд нашли удобный случай распространить о

том, как благоприятствует ему счастье во всем, что касается почести и отличий.

Поехал Торгейр домой, а Финнбоги остался дома, в Эйре, с родителями своими, в

большой холе.

X

В это же лето прибежал с моря корабль; на нем был кормчим Бард, норвежский

уроженец. Корабль этот пристал у Кнаррарея; Бард кормчий отправился в Льосаватн

и тут свиделся с Торгейром годи.

Тем временем, правил в Норвегии Хакон ярл[10]; могущество его и власть были

чрезвычайны.

Бард провел зиму у Торгейра; тут же постоянно находился и Финнбоги, так как

дружба его с Торгейром была очень тесная. Весной Финнбоги сказал Торгейру, другу

своему, что он хочет уехать на лето вместе с Бардом кормчим. Взговорил Торгейр:

— Хотя нас очень радует пребывание твое, друг мой, но бесполезно было бы

отговаривать тебя, так как поездка твоя наперед определена. Кажется мне, твои

друзья много наговорили тебе о злобе людей и вероломстве, но ты везде останешься

прекраснейшим человеком, куда бы не случилось тебе прийти.

Затем поехали они в Эйр, рассказали дело Асбьёрну; молвил он:

— Было бы гораздо желательнее, чтобы Финнбоги остался дома с нами; но так как

ему хочется решить отъезд, я не пойду ему наперекор.

Они устроили Финнбоги путь вместе с Бардом кормчим; стал он кормчим над

половиной корабля. Когда все было готово, поехали Асбьёрн и Торгейр к кораблю,

который отведен был Финнбоги; взял он с собой немного добра. Родичи расстались

очень дружелюбно, затем поднят был якорь, и корабль поплыл в море.

Когда они проплавали несколько дней, попутный ветер стих; корабль сбился с пути,

и неизвестно было, куда он плывет. Наступало осень, и море становилось грозным.

Вдруг погнало их с моря на берег: день тогда уже был на склоне, и ничего нельзя

было разглядеть, кроме скал и огромных волн, с шумом бьющихся о них. Так как

ветер в прибрежье дул очень сильно, то он погнал корабль и разбил его вдребезги.

Все люди погибли, только Финнбоги удалось выбраться на берег с оружием своим и

кожаной сумой. То был лишь небольшой мысок, и ничего вокруг не увидел Финнбоги,

кроме скал и холмов. Прошел он немного вдоль утеса до того места, где, казалось,

он расщеплялся: там сверху сбегал ручей. Финнбоги попытался тут взобраться на

утес, и этого достиг он по своей ловкости. Было совсем темно от ночи и вдоволь

морозило, и ветер дул: все платье обмерзло на Финнбоги; сильный снег валил.

Закинул он себе на плечи котомку и пошел.

Когда он отошел немного, то почуял запах дыма, а немного спустя, он подошел к

жилью: то был большой и прекрасный двор. Финнбоги сложил с себя котомку и

подошел к двери; слышит он, внутри немало народу: сидят они у огня. Он

постучался в дверь; муж заговорил и попросил, чтобы один из мододцев пошел к

дверям. Они отвечали, что нечего внимания обращать на это, так как такой стук

каждую ночь бывает. Финнбоги вторично постучался и на этот раз гораздо слышнее.

Муж попросил отворить дверь, но молодцы отвечали, что не сделают этого, так как

нечистый каждую ночь стучится. Финнбоги в третий раз постучался и так сильно,

что все вздрогнули. Хозяин вскочил и сказал, что, видно, уж очень они нерадивы,

что не хотят к воротам пойти; люди отвечали, что, верно, там кто-нибудь, кто

гораздо лучше бы делал, если бы сидел дома в такую непогоду, какая теперь. Тогда

бонд взял сам топор в руки и пошел к дверям. Он поклонился гостю и осведомился

об имени его. Отвечал тот:

— Зовут меня Финнбоги, а сын я Асбьёрна и по роду муж исландский.

Говорит бонд:

— Давно ли прибыл ты в эту страну?

— Вечером прибыл я сюда, — сказал Финнбоги.

— Должно быть, доступ тебе был нелегок!

Финнбоги рассказал, что корабль разбился, и все погибло — люди и добро:

— Один я добрался до земли. Но куда это загнало нас?

Бонд сказал:

— Вы пристали к Норвегии, более к северу, у Халогаланда; а двор этот, в который

ты пришел, именуется Гренмо.

Тогда Финнбоги осведомился, как зовут самого бонда.

— Называюсь я Бардом, — отвечал тот.

— Не ты ли правитель Халогаланда?

Он сказал, что это правда[11]. Тогда спросил бонд:

— Какого возраста ты муж, Финнбоги?

— Мне теперь пятнадцать зим.

Молвил бонд:

— Никогда не видывал я такого мужа шестнадцати зим. По росту и по наружности, ты

должен быть очень отважным человеком. Но разве отец твой исландец?

— Нет, — сказал Финнбоги, — он родом отсюда из Халогаланда.

— Не сын ли ты Асбьёрна, Гуннбьёрнова сына, Деттиаса?

— Так и есть.

— Заговорили о волке, а он уж и тут[12], — сказал бонд. — Предлагаю теперь

взойти и здесь провести ночь.

Так и сделал Финнбоги. Снято было с него оружие и платье, и дали ему сухую

одежду. Весь люд очень был рад ему

Ранним утром Бард был уже на ногах и разбудил Финнбоги:

— Может быть, что-нибудь из вашего имущества пригнало.

Финнбоги встал, и пошли они к морю; случилось так, как говорил Бард, и

большинство добра их пригнало на землю. Бард приказал все снести к себе в дом и

беречь, как свое; немало было тут добра. Бард просил Финнбоги оставаться у него

столько, сколько ему пожелается. Провел он там зиму: обходились с ним хорошо, и

не имел он забот. Бард был к нему очень приветлив; много там было народу и

жилось весело. Финнбоги имел хороший достаток и ни в чем не нуждался; так как он

был кормчим, то завладел всем имуществом после своих корабельщиков, по обычаю

того времени.

XI

Финнбоги переломил спину медведя

Той зимой в Халогаланде случилось происшествие, такое, что могло нередко

случаться: появился медведь и стал разорять скотину жителей; ни в каком месте не

причинил он столько убыли, как в Гренмо. Случилось так, что Бард созвал тинг; он

объявил медведя под судам и назначил цену за его голову[13]. После этого люди

постоянно охотились за ним; сильно был он нелюбим и становился с каждым днем все

злее: людей убивал наравне со скотиной.

Рассказывают, что Бард имел поместья, и далеко было расстояние между двором его

и поместьями; там-то предложил он домогаться назначенной награды той зимой. Ему

оно было тем убыточнее, что медведь постоянно лежал там. Все остерегались идти

за наградой, хотя случаев тому представлялось немало.

Однажды вечером сказал Бард людям своим, чтобы они готовились идти на медведя:

каждый с оружием по своим силам:

— Так как утром мы пойдем на медведя.

Добыли себе кто топор, кто копье, и все, по возможности, было приготовлено для

боя. Рано утром люди были на ногах, и каждый молодец со своим оружием.

Теперь надо о Финнбоги сказать. Еще раньше, с вечера, когда все спали, встал он

и взял свое оружие; идет он по следам, которые ведут его к берлоге. Такова была

отвага его, что шел он, пятясь, и держался следов, пока не достиг берлоги. Видит

он, лежит там медведь, смяв под себя барана, и высасывает его кровь. Тогда

взговорил Финнбоги:

— Подымайся-ка ты, медведина, и выходи со мной побороться; это получше будет,

чем лежать на этом барашке.

Медведь поднялся, посмотрел на него и улегся наземь. Взговорил Финнбоги:

— Если тебе кажется, что я слишком вооружен, можно этому горю пособить. — Снял

он с себя шлем, забросил щит и сказал: — Вставай же теперь, если осмеливаешься.

Медведь уселся и покачал головой; засим он опять улегся. Тогда сказал Финнбоги:

— Вижу я, что ты хочешь, чтобы мы оба были при равном оружии. — Отбросил он от

себя меч и сказал: — Пусть будет так, как ты хочешь; вставай только, если сердце

у тебя, как и следует ждать, получше, чем в этом зверьке, что из самых

трусливых.

Поднялся медведь; дыбом взъерошилась на нем шерсть, и громко заревел он;

бросился он на Финнбоги и занес уже лапу, чтобы ударить его, но пока замахивался

он для этого, Финнбоги ударил его снизу. Упорно боролись они, и вся земля под

ними зарылась. Жаркий был бой, а тем кончился, что Финнбоги повалил медведя

навзничь и переломил ему спину; посадил он его по-прежнему, затем взял оружие

свое и пошел домой. Очень устал он после этого, лег в постель и сделал вид, как

будто он все спал. Немного позднее поднялся Бард и снарядился в путь, как выше

было сказано. Осведомился он, желает ли Финнбоги идти с ним? Тот отвечал, что

очень охотно. Затем отправились они и пришли к берлоге. Видят они, что медведь

лежит там, а под низом у него барашек. Тогда Бард предложил спутникам своим

домогаться награды и напасть на медведя. Никто из них не решался даже близко

подойти. Взговорил Бард:

— Не знаю я, чем это так страшен медведь, так как сдается мне, он даже и не

шевелится. Так как я объявил его виновным, то справедливо, чтоб я первый и пошел

на него.

После этого Бард отважно кинулся вперед; вдруг видит он, что медведь-то мертвый.

Тогда все стали тесниться вокруг, и давка была немалая. Видит Бард, что кто-то

поразил медведя; всмотрелся он и видит у него спину переломанной. Взговорил

Бард:

— Неслыханная это отвага и смелый подвиг; ни один халогаландец такого не

совершал. Должно быть, это ты сделал, Финнбоги?

Финнбоги подтвердил это и просил считать правдой, когда бы он пожелал.

— Ни я, ни другие не станут в этом сомневаться, — сказал Бард. — Но каким

образом совершил ты это?

— Это все равно, — сказал Финнбоги, — ни ты, ни сын твой так не поступят.

— Правда, что нелегко достать людей на такое дело, — сказал Бард. — Теперь я

удерживаю награду, как |6удто сам совершил подвиг.

После этого содрали они шкуру с медведя и поехали домой[14].

Время идет, и ничего нового не произошло. Бард со дня на день все ласковее

становился к Финнбоги. Когда наступила весна, стали в Халогаланде снаряжаться

для плавания по морю, как к северу, так и к югу. Финнбоги принял за обыкновение

отправляться на гору каждый день после обеда; оттуда наблюдал он за

приготовлениями к отплытию: казалось, большое удовольствие доставляло ему

смотреть на красивые корабли в разных видах.

XII

Финнбоги встретил Альва

Случилось однажды, что Финнбоги шел с горы; он увидел, что какой-то человек

гребет с юга на большой лодке; был этот муж высокого роста и сурового вида, на

нем был надет красный плащ, и широкий серебряный пояс охватывал его стан; волосы

его, густые и прекрасные, лежали в беспорядке, спадая ниже плеч. Он греб так

сильно, что, казалось, лодка летела под ним. Финнбоги окликнул его; тогда он

подъехал ближе. Финнбоги спросил, как его зовут. Тот перестал грести и ответил,

что зовут его Альвом, а прозван он «Косматый».

— Откуда ты? — спросил Финнбоги.

Альв отвечал, что он правит островом по имени Сандей и находится в свойстве с

ярлом, на племяннице которого Ингибьёрг он женат:

— Нет стану я больше слов по морю тратить, так что я даже не узнал взамен, кто

таков этот муж, который так любопытствует.

— Финнбоги назвал себя по имени и отчеству. Взговорил Альв:

— Не ты ли убил медведя лесов халогаландцев?

— Это правда, — ответил Финнбоги.

— Как сделал ты это? — спросил Альв.

— Это все равно, — ответил Финнбоги, — так как ты не станешь так убивать.

— Какой Асбьёрн твой отец?

— Сын Гуннбьёрна, родом норвежец.

— Он был прозван Деттиасом?

— Это правда!

— Тогда неудивительно, что ты вышел столь отважным. Но сколько тебе зим от роду?

— Мне семнадцать зим.

— Будь тебе другие семнадцать зим, ты не был бы больше и сильнее, чем теперь.

— Не тебе судить о том, каким я тогда буду, так как ты умрешь ранее того

времени. Но куда ты едешь?

Альв сказал, что ему нужно на север, «у Морка», ехать за получкой. Финнбоги

спросил:

— Зачем ты едешь совершенно один?

— Мне не нужно большого количества людей для этого.

— Скоро воротишься ты с севера?

— Через полмесяца, а может быть, и того ранее.

— Не возьмешь ли ты меня с собой, когда поедешь с севера обратно?

— Сдается мне, что ты мог бы хорошо прогрести и сам по себе; я тебя захвачу,

когда проеду с севера.

— Но зачем тебе нужно на юг?

— Мне нужно повидать Хакона ярла, для того я и выехал из Исландии.

— Тебе предстоит почетный путь. Должен ты быть большим искусником, к тому

пригоден род твой; на этот раз мы расстаемся.

Альв пожелал Финнбоги благополучия, и так каждый другому.

Поехал Альв на север, а Финнбоги воротился домой и сказал Барду об их уговоре —

что он собирается на юг с Альвом.

Бард сказал:

— Знал бы я это заранее, то отсоветовал бы; боюсь я, чтобы не вышло чего худого,

так как Альв ненадежный человек и полный вероломства, большая поддержка ему та,

что свояк он ярлу и из дружинников его; поэтому принуждены люди переносить его

великую злобу.

Финнбоги сказал, что, конечно, это очень важно.

— Позаботься, Бард, о моем имуществе и наблюдай за ним так, как хочешь.

Время идет, и так до срока — Альву быть с севера.

XIII

Смерть Альва Косматого

В тот день, в который назначил Альв, что воротится он с севера, Финнбоги стал

снаряжаться из Гренмо. Взял он с собой котомку свою и те припасы, что, казалось,

ему всего нужнее.

Недолго прождали они, как Альв уже греб с севера, и лодка его стала очень на

виду. Альв верно сдержал свое слово и причалил сам кормой. Они поздоровались,

как следует; затем Финнбоги вошел в лодку; показалось Альву, что она очень

погрузилась, и сказал он:

— Вижу я по твоей котомке, что не в серебре нуждаться будешь ты для

благополучия, когда прибудешь к Хакону ярлу.

После этого дружелюбно расстался Финнбоги с Бардом и поехал он с Альвом к югу,

куда путь держал.

Когда Альв немного прогреб, он предложил Финнбоги взяться за весла: так и сделал

он, а Альв стал на корму и правил. Финнбоги греб так сильно, что Альву казалось,

что лодка стояла спокойно, когда он сам греб. Много беседовали они между собой.

Финнбоги спросил:

— А будем ли мы дома, на Сандей, к вечеру?

Альв отвечал:

— На середине пути лежит остров. Туда прибываю я обыкновенно к ночи, когда езжу

с севера, а домой поспеваю я на другое утро к ранней закуске.

Спросил Финнбоги:

— Как скоро тебе ехать на юг, за получкой?

— Пробуду я некоторое время дома, — ответил Альв.

Вот подъехали они к острову: там была большая пещера от свалившихся обломков

скал. Альв сказал:

— Сбережем себе труда по возможности и не станем лодки вытаскивать; ступай ты на

нос, а я пойду на корму: так мы введем лодку в пещеру.

Так они и сделали и наладили хорошо. Затем поделились они работой промеж себя:

Финнбоги разводил огонь, а Альв водгу таскал. У Финнбоги тихо шло дело, и дерево

плохо разгоралось; усердно занялся он костром и с силой раздувал его. Вдруг

слышит он за собой свист; быстро перескочил он по ту сторону костра; то

подкрался к нему Альв, думал он живо совладать с Финнбоги. Вскочил тот и

обхватил Альва: дюжий молодец был он по силе; долго боролись оба; огонь тогда

разгорелся и освещал всю пещеру. Финнбоги внутри нее разглядел какой-то камень,

был он сверху заострен как яйцо. Вот захотел Альв подобраться к нему; Финнбоги

этому не противился, а когда они подошли к камню, Финнбоги перескочил его и с

силой прижал Альва: переломил ему спину о камень. Так Альв покончил тут жизнь

бесславно, как того и заслуживал[15].

XIV

Финнбоги прибыл к ярлу

После этого Финнбоги расположился и проспал ночь в полном спокойствии. Наутро

была ему забота вытащить лодку; берет он оружие свое — затем направляет лодку к

югу, как только мог быстрее. Не приостанавливается он, пока не прибыл к Сандею

рано утром. Когда он прибыл туда, на Сандей, вышли к нему навстречу люди, так

как узнали лодку и думали, что то приехал Альв. Финнбоги пошел к ним навстречу.

Поздоровались они и спросили: какие известия? Отвечал он, что ему нечего

сообщать.

— Где Ингибьёрг? — спросил Финнбоги. Они сказали, что она в тереме. Финнбоги

попросил провести его туда. Когда он явился к Ингибьёрг, она приветствовала его

и спросила: кто он такой? Финнбоги назвал себя по имени и отчеству. Ингибьёрг

спросила: не он ли убил медведя в Халогаланде?

— Это правда, — сказал Финнбоги.

— Как поступил ты, чтобы справиться с ним? — спросила она.

— Это тебе все равно, — отвечал Финнбоги, — так как твой сын не станет так

убивать.

Молвила Ингибьёрг:

— Не Асбьёрн ли Деттиас твой отец?

Финнбоги сказал, что это правда. Так заговорила она:

— Неудивительно, что ты такой доблестный муж. Но с кем приехал ты с севера?

— Ехал я с севера вместе с Альвом, твоим хозяином.

— А где вы расстались?

— К северу отсюда, на том острове, к которому он обыкновенно пристает, когда

проезжает мимо. Альв отказался плыть сюда и хотел прямо проехать на свидание с

Хаконом ярлом. Он послал меня за своей дочерью Рагнхильд; и вот доказательство:

просилась она туда часто, но никогда не удавалось ей это, а теперь, говорит он,

пусть она поедет.

— Знаю я, что это правда, — сказала Ингибьёрг, — но странным мне кажется, что он

послал совершенно незнакомого человека для такого поручения. Теперь нндо тебе

выпить и поесть, а потом узнаешь ты об этом деле.

Финнбоги так и сделал, а Ингибьёрг пошла поговорить с дочерью и спросила ее:

хочет ли она ехать с этим человеком? Она изъявила согласие. Тогда Ингибьёрг

снарядила свою дочь как можно лучше: дала ей серебра и золота и всяких

драгоценностей, какие у нее были; когда все было готово, проводила Ингибьёрг их

до лодки. Подхватил Финнбоги Рагнхильд к себе на руки и перенес ее на лодку.

Тогда сказала Ингибьёрг:

— Кажется, Финнбоги, ты подъехал обманом и ложью: и таком случае остерегайся

обидеть девушку, в чем бы то ни было. Если же ты поступишь дурно или худое

замыслил, то будешь за то платить всю жизнь до смерти.

Финнбоги отчалил; тогда сказала Рагнхильд:

— По какому случаю, говоришь ты, Финнбоги, расстался с тобою мой отец?

– Так расстались мы, — отвечал он, — что отец твой умер.

— Нечего мне больше и спрашивать! — воскликнула Рагнхильд. — Отвези меня обратно

на мой остров, будь столь милостив.

Но Финнбоги отвечал:

— Я тебя увез для того, чтобы ты со мной ехала. Девушка принялась плакать.

Финнбоги сказал ей:

— Будь весела, так как я тебе не учиню ничего худого; будет, по возможности, мое

поведение иное.

Затем они подъехали к острову, и Финнбоги нагрузил лодку добром, о котором было

сказано выше; теперь девушка повеселела. Затем, когда все было готово, Финнбоги

опять стал грести к югу. Как только прибыли они к пристани, Финнбоги не было

недостатка в людях для того, что ему нужно было; раздает он сокровища обеими

руками; не прерывал он путь свой, пока не прибыл в Хладир, где правил ярл.

Входит во двор Финнбоги вместе с Рагнхильд и идет к терему племянниц ярла,

Ульвхильд и Ингибьёрг[16]. Там приняли Рагнхильд с распростертыми объятиями; они

спросили: кто этот муж, который выдается над другими людьми? Финнбоги сказал о

себе.

— Большое же доверие оказал тебе Альв тем, что передал тебе на руки свою дочь;

должно быть, ты хороший человек.

Финнбоги отвечал:

— Так обходился я с девушкой, как он доверился мне.

После этого он пожелал им всяческого благополучия, и они тем же ответили ему.

Финнбоги занял себе подворье и перенес туда все, что имел; много людей держал он

при себе.

XV

О Финнбоги

Однажды предстал Финнбоги перед ярлом и по добру поздоровался с ним; ярл принял

поклон его и спросил:

— Кто этот муж, столь рослый и прекрасный?

— Финнбоги называюсь я, — отвечал он, — а сын я Асбьёрна Деттиаса, которого

многие знают здесь в Норвегии; по матери же я исландец, и Торгейр,

Льосветнингский годи, мне доводится дядей.

Сказал ярл:

— У тебя славный род; известна мне родня твоя; не всякий в состоянии равняться с

ней. Ты зиму пробыл в Халогаланде?

— Это правда, — сказал Финнбоги.

— Ты убил медведя?

Финнбоги сказал, что это подлинно верно.

— Каким образом совладал ты с ним без оружия? — спросил ярл.

— Нет проку вам знать это и не придется вам так убивать другого медведя.

Взговорил ярл:

— С кем ехал ты с севера?

— Ехал я с севера вместе с Альвом Косматым, шурином вашим.

— Где вы расстались?

— Он остался на одном острове.

— Зачем он остался там?

— Я убил его, — ответил Финнбоги.

Ярл побагровел, как кровь, и сказал:

— Неужели ты смерти не боишься, что после такого поступка осмелился явиться ко

мне? Разве не знаешь ты, что не было мне на свете человека милее, чем Альв,

шурин мой и дружинник?

— Я его убил потому, — сказал Финнбоги, — что мне повод был тому достаточный,

так как он сам хотел извести меня. А знаю я также и то, что не бывало худшего

человека около нас в Норвегии, чем каким был Альв. С вам же на свидание поехал я

потому, что хотел предложить себя на службу вам в спутники на место Альва.

Столько злодейств, которые он не преминовал совершать, не стану я делать; но к

служению и доблестной защите я гожусь не хуже большинства ваших людей.

Взговорил Хакон ярл:

— Скажут все, что у меня самого злодейские руки, если ты уйдешь от меня живым и

невредимым. Посему приказываем мы строго наказать тебя, хотя бы ты и мало

провинился, или даже совсем нет. Пусть называли некоторые Альва порочным и

дурным человеком, но знай ты, что никто на свете не приходился мне больше по

мысли, чем он, и не был мне всем милее.

Финнбоги сказал:

— Не должен я скрыть от вас то, что я еще вдобавок сделал: я увез с Сандея

Рагнхильд, дочь Альва, родственницу вашу; прибыла она сюда под вашу власть.

Воскликнул ярл:

— Не видывал я, да и не слыхивал (доселе) о таком плуте, как ты! Или ты просто

безумец, или гораздо больше ума в тебе, чем мы полагали. Было бы теперь слишком

благодушно так скоро казнить тебя: побережем себе забаву и удовольствие в малых

делах попытать тебя.

После этого отправился Финнбоги ко двору своему; принялся он пить и весело

проводил время со своими людьми.

XVI

Смерть Синего человека

Настало время, что ярл созвал вече. Приказал он вынести седалище посредине

поляны, затем призвал Финнбоги перед собой. Когда он пришел туда, то ярл сказал:

— Вот молодец, Финнбоги, с которым ты должен побороться. Не должен ты щадить

его, так как и он тебя не пожалеет.

Увидел Финнбоги, что за стулом ярла стоит какой-то Синий человек[17], и подумал,

что никогда не видывал он такого. За сим принялись они бороться, и было

состязание упорно и ожесточенно. Пришлось Финнбоги убедиться в том, что Синий

человек силачом был немалым. Лежал на поляне камень очень большой: об этот-то

камень хотел Синий человек ушибить Финнбоги; тот дал себя приволочь, а когда они

подошли, он отскочил и завернул Синему человеку в тыл: придавил ему Финнбоги

спину о камень и переломил ее надвое. Тогда взговорил ярл:

— Знай, Финнбоги, что ты становишься опасным для моих людей.

Отвечал Финнбоги:

— Думаю я, господин, что многие назвали бы (скорее) этого чертом, нежели

человеком.

Ярл приказал Финнбоги уйти:

— Не смей ты мне на глаза показываться раньше, чем я пришлю за тобой.

Ушел Финнбоги; он вел себя хорошо и благородно; никогда не имел он около себя

менее двенадцати человек; не было ни одного человека в дружине ярла, который не

получил бы от Финнбоги подарка, отчего славен был далеко и почитаем. Большое

богатство находилось в руках у него; это было то, что привез с собой Альв, когда

ехал с севера: сказали ярлу, что было оно очень велико и еще больше, чем

обыкновенно бывает.

Ярл повидал Рагнхильд, родственницу свою, и ласково приветствовал ее. Она

сказала, что Финнбоги обошелся с ней хорошо и с большим достоинством. Обе

родственницы ярла и Рагнхильд просили для Финнбоги мира и милости; говорили они,

что, хотя он поступил дурно, но к тому обстоятельства вынудили его, Ярл был в

сильном гневе и не соглашался в угоду Финнбоги поверить, что он был принужден

совершить дурное дело.

Прошло несколько недель с того времени, о котором мы речь вели.

XVII

Убиение медведя

Однажды призвал к себе ярл Финнбоги, и, когда тот пришел к нему, сказал:

— Нечего тебе больше людей моих портить в угоду мне. Теперь попытайся-ка ты в

плавании с моей животиной. Не стану я скрывать от тебя, что уверен в том, что

зверь этот должен убить тебя. Если же случится маловероятное, что ты осилишь

зверя, то придется думать о тебе больше, чем об остальных людях.

Показалось это всем верной гибелью, и жалели Финнбоги равно слуги и служанки.

Медведь был рослый и сильный, понимал он людскую речь. Ярл пошел к морю со всеми

дружинниками своими. Вот стая Финнбоги готовиться к плаванью. Когда он бросился

с берега, ярл приказал медведю догонять его; но этот улегся к ногам его и не

хотел идти. Ярл стал подстрекать медведя и убеждал его не щадить; тогда кинулся

за Финнбоги.

Можно было видеть там смелую и продолжительную игру, упорное состязание. Вот

заметил Финнбоги, как и следовало ожидать, что утомился он не менее медведя.

Видит он, что мало проку ему безрассудно кинуться вперед. Висел у него на шее

ножик, который подарила ему мать его; говорила она, что это в знак памяти, и

просила беречь, так как послужит он ему охраной. Подошло время, что оба на

мгновение опустились, тогда Финнбоги схватился одной рукой за нож, а другой за

шкуру медведя под кишками; вонзил он нож в него, как только мог, затем содрал

кожу с раны; хлынула кровь у зверя, и быстро стали у него силы слабеть,

кончилось дело тем, что Финнбоги убил медведя. Тогда разыгрался Финнбоги на

разные лады, что только под силу человеку, и стал искусство свое казать в

плавании; очень радовались тому люди. Затем направился Финнбоги к берегу и

предстал перед Хаконом ярлом. Тогда спросил его ярл:

— Ты убил медведя?

Финнбоги сказал, что это правда.

— Великий же ты муж после того, и мало похож на остальных людей, которые

приходили при мне из Исландии. Да будет это известно всем, что те проступки,

которые ты совершил против меня или против кого бы то ни было в Норвегии, тебе

отпускаются, и это потому, что никто не совершит передо мною подобного подвига,

чтобы не заслужить того же. Поступай ко мне на место Альва и служи мне верой и

правдой, как ты предлагал раньше.

Финнбоги возблагодарил ярла за это слово, и все люди тому весьма порадовались;

говорили, что мало найдется мужей семнадцати зим, которых было бы так дорого

приобрести, как Финнбоги. Отправился он вместе с дружинниками в хоромы[18].

Ярл очень полюбил Финнбоги, и к йолю был он сделан дружинником. Никто не был

любезнее ярлу чем Финнбоги. Пробыл он зиму у Хакона ярла в хорошем обхождении.

XVIII

О Финнбоги

Весной после того разговорились ярл с Финнбоги.

Ярл спросил его, что он предполагает делать на лето?

— Должно быть, захочешь ты поехать в Исландию. Разъезжаетесь вы всего чаще. Как

только войдете в милость и дружбу с князем, тотчас же и собираетесь в путь[19].

Финнбоги сказал, что совсем у него и на уме не было так скоро расстаться с

Хаконом ярлом.

— Так как хочешь ты быть с нами, — молвил Хакон, — то я придумал для тебя

посольство: был муж по имени Берси; а родом он отсюда из Норвегии; он был

дружинником моим и богатым купцом. Так шло дело до тех пор, пока не лишился он

всего своего имущества, и потерял все добро свое. Тогда попросил он меня дать

ему взаймы сколько-нибудь, и я ссудил его двенадцатью марками пережженными.

После этого уехал Берси Белый, и вот уже семь зим, как он не возвращался более

сюда. Теперь дошли до меня слухи, будто он поселился в Грикланде[20], и там

службу несет он конунгу, по имени Йон[21], князю именитому. Сделался Берси

дружинником Йона конунга и в большой милости у него. Вот хочу я послать тебя за

добром: пусть возвращает его мне в полтора раза больше, а не то — так голову

его. Хотя и считают меня могущественным и далеко славным, но в чужих землях я

небогат друзьями из княжеского рода, потому ли, что я кажусь жестоким или

оттого, что род мой не настолько знатен[22]. Того не могу я знать, как примет

Йон твое ходатайство о моем деле. Выбирай из людей, кого хочешь, и в путь

снаряжайся наилучшим образом.

Финнбоги так сделал: он снарядил себе хороший корабль и выбрал из спутников ярла

тех, которые казались ему лучшими воинами. Когда все было готово, Финнбоги

отправился к ярлу и сказал:

— Хочу я попросить вас об одной вещи.

— О чем это? — спросил ярл.

— А о том хочу я просить, чтобы вы, господин, оставили здесь при себе

родственницу вашу Рагнхильд в хорошем обхождении и не отсылали бы ее домой на

Сандей. Пусть она не выходит замуж, пока будут до вас слухи доходить, что я

жив[23].

Ярл сказал, что это ему можно обещать:

— Быть может, это еще тогда у тебя на уме было, когда ты увел ее с Сандея.

Дал ярл Финнбоги в подарок золотое кольцо, ценой в марку, и плащ, прекрасный

подарок. Затем были розданы дары каждому сообразно его достоинству.

XIX

Глава о Финнбоги

После этого выехал Финнбоги в море. Путь их прошел благополучно и прибыли они в

Грикланд. Финнбоги высадился неслышно и поселился невдалеке от палат конунга.

Завели они торговлю с местными жителями. В ту пору Грикланд был уже христианской

землей[24]. Финнбоги разузнал, что Берси был в ладах с конунгом. Однажды

собрался Финнбоги на свидание с конунгом: взял он оружие свое и справился

отменно.

Предстал он вместе с двенадцатью людьми перед конунгом. Финнбоги поклонился ему.

Конунг принял приветствие его и спросил: кто он такой? Финнбоги рассказал о

себе; сказал, что родом он из Норвегии и из Исландии.

Говорит ему конунг:

— Сильный ты человек и, должно быть, в своей земле ты не в малом почете. Но в

кого веришь ты?

— Я верю в самого себя[25].

— Какого ты возраста муж? — спросил конунг.

— Мне теперь восемнадцать зим.

— Так кажется мне, что многие из тех, которые верят в то же, во что и ты, имеют

меньше оснований для своей веры. Но что привело тебя сюда?

— Меня послал ярл по имени Хакон, который в Норвегии правит, а я дружинник его.

У него есть добро за тем человеком, что зовется Берси и вашим дружинником.

Рассказал он конунгу все, как было. Молвил конунг:

— Слыхал я о ярле Хаконе, и всегда лишь одно худое; никогда ничего хорошего.

Странным кажется мне, чтобы он стал требовать человека, которого я захочу

держать. Однако, так как ты, Финнбоги, долгим путем отыскивал нас, и много

славнее ты других людей, которые при мне приходили с севера, то справедливо,

чтобы я поискал для тебя какой-нибудь исход, который мог бы тебе понравиться.

Пока пробудьте здесь зиму и занимайтесь торговлей с моими людьми.

Финнбоги поблагодарил конунга за это слово и отправился домой, в свои хоромы.

Так провели они зиму благополучно.

XX

Испытание силы Финнбоги

Весной Финнбоги предстал перед конунгом; говорит он, что хочет узнать о своем

деле. Йон конунг сказал:

— Пусть будет так.

Затем созвал он тинг[26]; пришел туда Берси Белый, и много других людей. Тогда

взговорил конунг:

— Есть ли у тебя, Берси, долг, который ты должен уплатить Хакону ярлу?

Отвечал он, что имеет уплатить двенадцать марок пережженных.

— Но не рассчитываю я их когда-нибудь ему выплатить.

Говорит конунг:

— Так заплати их тотчас же.

Приходится Берси выплачивать долг, а конунг приплачивает половиной больше.

Финнбоги не брал менее того. Тогда взговорил конунг:

— Знай, Финнбоги, и вы все, что собрались сюда, что я сделал это по одному

твоему слову. Но хочу я о том просить тебя, чтобы дал ты нам поглядеть, как

проявишь ты силу свою, хоть на чем бы то ни было, так как доподлинно знаю я, что

силой ты одарен много больше других людей. Затем прими христианскую веру.

Отвечал Финнбоги:

— Обещаюсь я вам, что если вы пошлете на север посольство, то немногие примут

эту веру раньше меня, и буду я побуждать к этому всех, кто захочет слово мое

слушать[27].

Конунг сидел на престоле, и двенадцать человек по

сторонам его: по шести на каждую руку. Финнбоги стоял перед конунгом: был он

прекрасно сложен, и все удивлялись его красоте и ловкости, Финнбоги подошел к

престолу, поднял его к себе на плечи, и вышел из круга собравшихся, и там

поставил престол. Все изумились силе этого человека. Конунг дал Финнбоги золотое

кольцо, которое стоило десять эйриров, меч и щит, прекрасные подарки.

— При этом, — говорит конунг, — хочу я переменить тебе имя и прозвать тебя

Финнбоги Сильным, думаю я, что имя твое будет славно, пока на свете люди живут.

Будь же нам другом любезным навсегда: вдадимся ли мы когда-нибудь или с этой

поры не суждено нам более встречаться.

После этого стал Финнбоги Сильный снаряжаться в путь вместе со своими

товарищами. Расстались они с конунгом, как лучшие друзья. Нигде не прерывал

Финнбоги пути своего, пока не прибыл он домой, в Норвегию. Ярл встретил его

очень радушно и увидел, что поездка Финнбоги обошлась наилучшим образом: привез

он много добра, да и почет от конунга Греческой земли. Просит ярл Финнбоги

оставаться у него; приряизил он его к себе, и не было никого перед ним. Терерь

Финнбоги именуется Финнбоги Сильным.

Пробыл он с ярлом все лето и был в большом почете.

XXI

Женитьба Финнбоги

Однажды Финнбоги повел речь с ярлом и попросил его съездить на Сандей, чтобы

помирить его с Ингибьёрг:

— Хочу я при вашем посредстве сосватать Рагнхильд, дочь ее, а также возмездие

дать ей за смерть Альва, супруга ее.

Ярл благосклонно согласился на это и послал людей на Сандей к Ингибьёрг: просил

он ее устроить ему пир. Ингибьёрг же потребовала, чтобы Финнбоги на пиршество не

пришел, так как, говорит она:

— Не хочу я видеть человека, который столько зла наделал мне.

Ярл сказал, что надо с этим покончить. Затем снарядились они вместе с Финнбоги

ехать на остров, и много людей с ними. Когда же они прибыли на остров, то было

там уже много народа, и пир был заготовлен отличный. Лишь только ярл свиделся с

Ингибьёрг, родственницей своей, стал он посредником между ними — нравилось ли ей

это или нет. Финнбоги послал за Бардом, бондом из Гренмо. Прибыл он и принес

большие богатства, какие Финнбоги имел. Ярл наложил на Финнбоги большую виру за

убийство Альва Косматого; затем обручил он Финнбоги с Рагнхильд, родственницей

своей: вира та должна была перейти обратно, к Рагнхильд. Ингибьёрг охотно на то

согласилась, так как муж был из лучших, и она исполнила желание ярла. Вот стали

все вместе пировать; а Рагнхильд сидела на скамейке вместе с толпой женщин; все

теперь были очень довольны и веселы. После трапезы Финнбоги поднес ярлу богатые

дары; также и Барда из Гренмо наградил он щедро; всем властительным людям, какие

тут были, роздал он дорогие и почетные подарки.

Остается теперь Финнбоги на острове Сандей, а ярл поехал домой со своими

спутниками. Сильно любили друг друга Финнбоги и Рагнхильд. Зимой, на йоль,

поехали они к ярлу и вместе с ним отпраздновали йоль; а после праздника Финнбоги

стал собираться домой; когда все сборы были окончены, пошел ярл вместе с ними на

прибрежье. Тогда Финнбоги сказал ему:

— Дело так обстоит теперь, господин, что думаю я летом поехать в Исландию,

повидать там родных своих, отца моего и прочих приятелей. Вы со мною хорошо

обходились, господин, и с честью; должен признать в вас самого славного князя из

тех, что случалось мне видеть там, где я бывал.

Говорит ярл:

— Поезжай, куда хочешь, с моего разрешения. Не бывало еще здесь человека,

равного тебе по силе, по другим достоинствам, по любезности.

И Ярл дал Финнбоги прекрасный корабль, с парусами и снастями; говорит он:

— Не бери с собой больше попутчиков на Исландском море: такой уже случай

приключился с тобой, как ехал ты сюда, на свидание со мной.

Финнбоги в прекрасных выражениях отблагодарил ярла за весь тот почет, который он

оказал ему; расстались они в величайшей дружбе. Казалось всем немаловажным

делом, что ярл так отличал этого человека от других, что были с ним или

приезжали к нему, или службу несли у него. Поехал Финнбоги на Сандей и пробыл

там зиму в полном довольстве.

XXII

Весной Финнбоги поехал в Исландию; не было у него недостатка ни в богатствах, ни

в дорогих подарках. Расстались они с Ингибьёрг, как наилучшие друзья. Вот

поехали по морю; путь прошел благополучно, и пристали они к Арнарею. Далеко

разошлась молва, что Финнбоги возвращается с великим почетом и жену поял себе из

Норвегии. Тогда Асбьёрн, отец его, и Торгейр, Льосветнингский годи, поехали к

кораблю Встреча была из самых радостных: Финнбоги оказал большую ласку

родственникам своим и приятелям. После того поехал он домой в Эйр и там приказал

выгружать свои товары. Каждый мальчишка радовался ему. Вот поживает он дома, в

Эйре, в почете и славе и в полном довольстве

XXIII

Пиршество в честь родичей

Осенью Торгейр заготовил великолепное пиршество; позвал на него Асбьёрна,

Финнбоги и множество гостей: пир был из славнейших. После трапезования Торгейр

стал раздавать прекрасные подарки: Финнбоги, другу своему, он подарил табун

лошадей — пятеро их и все на вид одинаково белые, как снег. Говорят, что это

были лучшие кони во всей Северной Четверти.

Рагнхильд подарил он золотое кольцо ценою в марку, пояс и прекрасный плащ; всё

крайне ценные подарки.

После этого разъехались все с пиршества по домам.

Финнбоги приказал пустить лошадей пастись на Флатейардальском лугу.

Был муж по имени Укси; жил он в том месте, что называется «у Хейдархуса». По

нраву был он самой сварливой собакой; человек он был маленький и бедняк. В жены

он поял себе дочь Бреттинга бонда. Много ребят у них было, да немного добра, и

был Укси всеми нелюбим.

Финнбоги поживает себе дома в Эйре и вот, рассказывают, будто стали некоторые

выказывать враждебность в обращении с ним, и более всех — сыновья Бреттинга,

друзья их и сродственники. Показалось им, что Финнбоги уж слишком величается

своей поездкой, и будто ни о ком уже и речи нет, как о нем, с тех пор, как он

уезжал.

Говорят, что Финнбоги мало чем дорожил больше из всего, что имел, как лошадьми

своими. Каждый день отправлялся он и выгонял свой табун.

Постоянно ворчал Укси и находил, что лошади приносят слишком много убытка; все

сердился он и бранился, но Финнбоги не обращал на это никакого внимания. У

Асбьёрна было много сена, и на зиму его убирали в дом.

XXIV

Смерть Укси

Однажды отправились родичи на луг, и вместе с ними много народа; когда пришли

они туда, на луг, то стали стоги метать. Вскоре прибежал Укси и начал

перекоряться с Финнбоги; говорит он, что принужден будет что-то предпринять,

если тот не станет лучше заботиться о своем табуне. После того собрались домой

ехать — шел за вьючной скотиной, кто как поспевал; остался позади Финнбоги, а с

ним и Храфн Малыш.

Вот навалили они воз; Храфн Малыш попросил Финнбоги связать его потуже; Финнбоги

попросил поприжать сено; отвечал тот, что уж слишком зазнался Финнбоги. Как

только Храфн справился со своим делом, отправился он вслед за товарищами своими.

Финнбоги переждал, затем хлестнул коней своих и подстриг у лошади гриву; после

того направился он домой[28]. Едва отошел он от Хейдархуса, как уж бежит Укси и

обеими руками топор волочит за собой; замахнулся он, как только подошел на

расстояние удара: Финнбоги отскочил, и Укси попал в твердую землю; выронил он

топор, а сам свалился так, что в растяжку лег. Живо вскочил он и замахнулся на

Финнбоги в другой и в третий раз. Надоела Финнбоги навязчивость его; сбросил он

плащ с себя и ударил им Укси по ногам. Тотчас же свалился тот, а головой о

камень ударился — тут же и умер он. Отыскал Финнбоги жену Укси и рассказал ей о

случившемся. Великим горем была та весть для нее, но Финнбоги подарил ей золотое

кольцо ценою в шесть эйриров; просил он ее принять это, прежде всего, и зачесть

ему искуплением за вину. Затем Финнбоги поехал домой и встретил отца своего;

спросил его отец: что такое он сделал? Финнбоги рассказал все, как было. Говорит

Асбьёрн, что все это нехорошо.

— Хотя и немногого стоит человек, но пойдут толки, будто я нарочно обманом

заманил Укси, чтобы убить его. Предвижу я, что многие вступятся в это дело из

таких, которые раньше и взглянуть на Укси не захотели бы. Отвечал Финнбоги, что

нечего опасаться столкновений.

XXV

Снаряжение суда

Наутро, лишь только день наступил, пошла жена Укси и рассказала друзьям своим об

убийстве своего мужа. Сильно осерчали на это сыновья Бреттинга. Затеяли они

тотчас тяжбу. Едут они в Эйр, поведывают об убийстве Финнбоги и требуют, чтобы

он заплатил за это виру. Но Финнбоги сказал, что ему нечего больше отвечать, так

как он уже раньше выговорил себе безнаказанность. Тогда объявили они Финнбоги

убийцей Укси. После того они поехали в Эйяфьорд к Эйольву, сыну Вальгарда,

который считался именитейшим начальником в Эйяфьорде[29]; приходился он сродни

тем братьям; вот они и попросили у него заступничества против Финнбоги и его

друзей. Эйольв обещал свое содействие. Воротились домой и думали, что дело

слажено; стали они все грубее и дерзостнее обходиться с Финнбоги, но он

притворялся, что не замечает, что они говорят.

Вскоре затем свиделся Финнбоги с Торгейром, другом своим, и рассказал ему то,

что сделал. Торгейр счел, что лучше было бы откупиться вирой; говорит он:

— Нехорошо подвергать свою честь суду, хотя бы дело и было пустяшным.

Стали собираться к суду с каждой стороны помногу союзников.

XXVI

Торгейр расстроил тяжбу их

После того затеяли они тяжбу против Финнбоги; но так как все было известно, по

какому случаю он убил Укси, то Торгейр и порешил их иск. Остались они крайне

недовольны его решением; на том и расстались — каждый возвращается с тинга

домой.

Осенью Рагнхильд родила ребенка; то был мальяик большой и прекрасный; назвали

его Альвом по отцу Рагнхильд. Рассказывают, что после тинга Финнбоги переехал со

своими в Льосаватн, так как Торгейр не хотел, чтобы он оставался там, у себя:

опасался он, что они будут враждовать, если останутся в таком близком соседстве.

Храфн Малыш поехал вместе с Финнбоги.

Осенью Рагнхильд родила другого ребенка, и был он назван Гуннбьёрном; краше всех

сыновей был он. Торгейр обходился с ними, как только мог лучше.

XXVII

Финнбоги убивает двенадцать человек

Рассказывают, что при наступлении зимы Финнбоги стал собираться домой, а вместе

с ним и Храфн Малыш: решили они ехать в Эйр. Торгейр сказал, что немыслимо им

ехать туда вдвоем при тех раздорах, которые у них были; но Финнбоги ответил, что

вовсе не страшно из-за того ехать. Вот и отправились они вдвоем. Финнбоги ехал в

полном вооружении: на голове у него надет был шлем, щит сбоку, а стан опоясан

мечем; в руках он держал копье.

Когда въехали они в пустынную долину, Храфн спросил:

— Не видишь ли ты, Финнбоги, кое-чего нового?

Говорит Финнбоги. что не видит ничего, что могло бы показаться особенным.

— Но что же ты видишь необычного?

— Вижу я, — говорит Храфн, — что из-за холма высовываются пятнадцать копий. Так

думаю я, что нам следует ради этого приостановиться; мой совет, даже своротить

на другую дорогу: никогда не суйся, не узнав, в чем дело.

— К чему торопиться с решением? — говорит Финнбоги. — Быть может, это лишь шутка

ребят, которые хотели нас напугать.

Говорит Храфн:

— Дозволь мне сбегать в Эйр, поведаю я о том отцу твоему.

— Не хочу я, — молвил Финнбоги, — чтобы ты побежал, не зная, о чем говорить.

Засим Финнбоги подошел к одному камню: был этот камень очень высок, и отсек ему

один бок; расколол он его на несколько кусков. Вот подошли сыновья Бреттинга и

сыновья Ингьяльда[30]; крепки были они по силе и полны отваги; а с ними вместе

было десять человек друзей их и сродственников, и все народ смелый.

Финнбоги приветливо поздоровался со всеми и спросил: куда собрались они? Отвечал

Торстейн, что думать надо — так произойдет их встреча, что больше уж не станет

он справляться о том, что у них в мыслях:

— Посмотрим мы, вправду ли ты такой боец, каким ты кажешься всем.

Финнбоги предложил пятерым братьям выйти побороться с ним, но те отказались.

— Ну так делайте, как знаете! — сказал Финнбоги.

Выбежал вперед Торстейн и направил копье в Финнбоги, но Храфн Малыш подоспел и

надвое переломил копье. Торстейн выхватил меч и замахнулся им на Финнбоги;

последний подставил щит, захватив его за другой конец рукоятки, и меч упал к

ногам Финнбоги; пустил он камень в Торстейна, и тотчас повалился тот на траву;

тогда Финнбоги ударил его по шее и по голове. Затем напал на Финнбоги Сигурд,

Бретгингов сын, так как раньше того он был безоружен; Копье попало в ногу и

проткнуло ее насквозь: большая была рана. Финнбоги надвинулся щитом на Сигурда и

прижал его к мерзлой земле. Тут выступил Грим с огромным топорищем и думал

Финнбоги голову срубить, да рассек только щит на кусочки, и в землю удар угодил.

Финнбоги ударил Грима по плечу и отсек ему голову по самые плечи. Вот выступают

вперед Торир и Грим, сыновья Ингьяльдовы; просят они товарищей нападать

немилосердно. Тогда сказал Финнбоги Храфну:

— Теперь ступай в Эйр к Асбьёрну, так как знаешь, что передать ему.

Живо повернулся Храфн и побежал, как только ноги его несли.

Напали на Финнбоги, но он защищался ловко и смело; говорят, что пали оба сына

Ингьяльда. Вот десять человек ломятся на Финнбоги, но он отстаивает себя

необычайно ловко и смело.

Теперь нужно о Храфне сказать: пришел он в Эйр и поведал Асбьёрну о том, что

случилось; Асбьёрн быстро снарядился и поехал с шестью людьми туда, где

сражались. Случилось так, что Финнбоги встал у камня и оборонялся мечом: три

человека нападали на него, и все сильно пораненные. Как только увидели они

Асбьёрна, пустились спасаться и побежали прочь. Сильно истощился Финнбоги как от

ран, так и от устали: убил он двенадцать человек, трое же спаслись сильно

пораненные. С той поры тот камень прозван «камень Финнбоги».

После этого Асбьёрн повез Финнбоги в Эйр и стал лечить его.

Разошелся слух об этом побоище, и удивительной казалась людям защита Финнбоги;

очень хвалили ее, также и отвагу его. Говорили, что те напали на него

беззаконно, а Финнбоги ни в чем не повинен, так что обвинениям он не подвергся.

Засим поехал Финнбоги домой в Льосаватн; там пробыли они зиму в большой милости;

все спокойно, и ничего за это время не произошло.

XXVIII

О Финнбоги

Летом на тинге пошел большой говор об этом деле.

Эйольв из Модрувеллира стоял за сыновей Бреттинговых и Ингьяльдовых, и много

людей вместе с ним.

Но Торгейр годи был против него, а также и все друзья Финнбоги. А так как эти

друзья имели за собою немалую силу, и всем было известно, что у Финнбоги была

поддержка у Хакона ярла, свояка его[31], то Эйольв иск проиграл и заседания не

произошло. Казалось всем весьма вероятным, что Финнбоги не пощадит тех

приятелей, живя так близко от них; что станет он убивать всякого, кто лишь

подвернется; поэтому, в конце концов, решили, что Финнбоги не быть в

Нордландском участке иначе, как если бы ему пришлось туда ехать к друзьям своим

по приглашению. Скрепили то все единогласно, дружнее, чем были по мыслям; прямо

с тинга[*] поехал Финнбоги в Видадаль и купил землю в Борге. Хорошее то было

поместье, прибыльное, с доходами в земле и на земле.

Как только воротились они домой, то сообщили известие Рагнхильд: ей не

полюбилось переезжать. Засим друзья перевезлись хозяйством, и не было недостатка

в знаках внимания: люди хорошо приняли Финнбоги; решили, что он прекраснейший

человек, а многие шли к нему в услужение и добро свое отдавали ему на

пользование. Показалось Финнбоги, что все это очень хорошо.

Жил в Хофе[32], в Ватнсдале, Ингимунд; был он властительным начальником[33]. На

славу росли сыновья его и быстро шли в ход. Один из них назывался Ториром,

другой Торстейном, а третий Ёкулем; все трое были большой доблести[34]. Они

возымели злобу на Финнбоги, так как не могли переносить того, что он был в

большей славе и лучшим считался изо всех достойнейших, что были там.

XXIX

Смерть Бородатого

Был муж по имени Торвальд; звали его Бородатым. Так близко жил он от Борга, что

промежду ничего не было, и называлось то место Хартсгорном. Торвальд был стар и

нелюдим; считали его недобрым человеком и оборотнем[35]. Не по душе приходился

он Финнбоги, и думал он как-нибудь спровадить его в путь, — уже потому, прежде

всего, что трудно было переносить его, и что очень уж был он отвратителен; всем

было неприятно его присутствие.

Проходит время с тех пор, как Финнбоги основался хозяйством в Борге, и так

долго, что одному сыну его минуло пять зим, а другому три зимы. Оба они были

надежными молодцами; Альв был очень строптив, но Гуннбьёрн — очень кроток.

Всегдашним удовольствием у них было бегать в Хартсгорн и там потешаться над

Торвальдом, всякие проказы ему учинять. Сердился и грозил, что прибьет их, но,

чем хуже раздразнивался он, тем больше это потешало их. Рагнхильд часто

отговаривала их, но все без проку.

Однажды пришли в Хартсгорн: дверь была закрыта, но внутри находился Торвальд и

изготовлял большие дудки. Альв грубо крикнул, что если Бородатый дома, то пусть

он отворит дверь. Отвечает, чтобы они отнюдь не осмеливались к нему входить.

Альв воскликнул:

— Должно быть, ты там что-то недоброе творишь; ты, говорят, худой человек, к

тому же и оборотень; ты — сам тролль, хоть и кажешься человеком!

Не вытерпел этого, выбежал, схватил обоих мальчуганов и так ударил о камень, что

мозги у них засочились. Видит это Финнбоги и спешит туда. Торвальд обернулся

навстречу ему, и вот завязался бой — долгий и упорный. Видит Финнбоги, что на

руки крепок и зол, и усомнился он в успехе борьбы. Наконец, тем завершилось, что

Бородатый упал, а Финнбоги так ослаб от борьбы, что не мог даже меч достать,

хоть и был он у него под рукой; тогда налег он и перекусил ему горло. С той поры

рассказывал, что не бывало у него злейшего врага, чем этот Бородатый. Покончив с

ним, Финнбоги пошел домой и поведал Рагнхильд о случившемся. Молвила она, что

сбылось по ее предчувствию, когда выезжала она из Льосаватна. После того

захворала рва и всю зиму пролежала в постели; все то кручинилась она, пока не

умерла. Финнбоги сильно затосковал после ее смерти. Затем поехал он к северу в

Льосаватн и рассказал Торгейру, другу своему, об этом происшествии.

В это лето пришел с моря корабль с вестью из Норвегии, что Олав конунг прибыл в

страну и проповедует истинную веру, а Хакон ярл умер[36]. Когда об этом

разошлась молва, Финнбоги собрался ехать и думал, что так всего лучше разогнать

горе, которое он испытывал; Торгейр отсоветовал ему отъезд; предлагал он ему

лучше жениться и положиться на его выбор:

— Хочу я, чтобы ты сосватал дочь Эйольва из Модруваля, которая зовется

Халльфрид; тогда установится между вами полная дружба.

Финнбоги согласился. На этом стали друзья собираться и поехали в Модруваль;

сосватали дочь Эйольва Финнбоги; Эйольв охотно на то согласился, так как знал,

что за видный муж был Финнбоги над всеми другими, и какой почетный путь он

совершил к Хакону ярлу, а в жены поял себе его любимейшую родственницу.

Обрадовался этому Финнбоги и назвал женою своею.

Затем стали готовиться к пиршеству: быков закололи, брагу сварили и мед

размешали — людей угощали. Пир прошел весело и на славу; друзьям были розданы

дорогие подарки, а после пиршества Финнбоги поехал к востоку, в Борг, в

Видидаль, вместе с женой своей.

Возгорелись они любовью друг к другу; Халльфрид была прекраснейшая из жен,

сильная женщина.

Как пробыли они с полгода вместе, родила она ребенка, который был назван

Гуннбьёрном; с малолетства уж был он прекрасен на вид.

Никогда не имел Финнбоги менее двенадцати человек, и всех храбрецов.

XXX

Был муж по имени Торгрим, который жил в Больстадарглиде. Сигрид звалась жена

его, а дочь — Торой. Была она девушка хорошая и работящая; отец ее имел хороший

достаток. Рассказывают, что Ёкуль, Ингимундов сын, часто ездил в Больстадарглид

на беседу с Торой: толковали, что он либо сосватает ее, либо возьмет себе в

полюбовницы[37].

Был муж по имени Сигурд; жил он при Гнупе в Ватнсдале; жену его звали Вифрид;

она приходилась близкой родней жене Финнбоги. Был у них сын по имени Торкель; он

казался несколько мешковатым, но из себя был красив и постоянно бывал в Борге;

скоро стали его считать парнем сердечным, судя по его обращению; а те братья,

Ингимундовы сыновья, не иначе звали его, как простофилей или грубияном. Финнбоги

был хорош с ним и часто вступался за него, все ради жены своей.

Однажды Торкель повел речь с Финнбоги и сказал он, что отец хочет его поженить:

— Притом желал бы он, чтобы ты присоветовал, кого выбрать.

Отвечал Финнбоги, что пусть будет так.

Летом Финнбоги повез с собой Торкеля на тинг; собралось там много народа; тут

свиделись и друзья — Финнбоги с Торгейром. Стали они между собой толковать, и

рассказал Финнбоги об этом человеке и то, что замышляли они. Спросил Торгейр:

кого думают они сватать? Отвечал Финнбоги, что думают они просить у Торы,

Торгримовой дочери, в Больстадарглиде. Говорит Торгейр:

— Сдается мне, что Ёкуль собирался такой же выбор сделать для себя.

Финнбоги сказал, что болтают о том, но несправедливо. Взговорил Торгейр:

— Не подобает, друг мой, поступать так — отдавать предпочтение приятелям своим и

друзьям в ущерб Ингимундовым сыновьям.

Отвечает Финнбоги:

— Враждебно обошлись они со мной, и беды нет нам попытаться.

После веча Финнбоги поехал с Торгейром к северу, на свидание с Торгримом, и

изложили ему дело. Торгрим неохотно выслушал предложение: показалось ему, что

муж не из важных, хоть и вдоволь было у него денежек. Но так как Торкель

приходился близко сродни Модрувеллирским и, казалось, имел большую поддержку в

Финнбоги, который был ему другом, то по совету Торгейра и с согласия родичей

дело было слажено: свадьба была назначена через два летних месяца в Борге. После

того поехали они к северу, а Финнбоги домой в Борг, и просил он Торкеля

пребывать у него, пока не настанет время свадьбы, как предполагалось и было

объявлено.

Были два мальчика, бездомные; один из них звался Торетейном, другой Бьёрном. С

раннего утра пустились они в путь и не останавливались, пока не прибыли в Хоф,

где рассказали братьям о случившемся. Молвил Ёкуль:

— Видно, Торгрим не желает ни себе, ни дочери добра, что отдает ее за такого

простофилю и урода, каков Торкель.

Разошелся слух об этой новости, и все удивлялись тому, как удалось Торкелю такой

выбор сделать.

Однажды поехал Ёкуль к северу в Больстадарглид; повидаться с Торой, возлюбленной

своей; принят он был хорошо. Ёкуль завел речь о том, чтобы посватать ее за себя,

но рассказала, как было дело порешено.

Тогда молвил Ёкуль:

— Хочешь ты поехать со мной домой, в Хоф? Теперь, раз мы расстаемся с тобой,

сообщу я тебе, что не меньше добра получила бы ты, чем ожидаешь от Торкеля.

Отвечала Тора:

— Нечего и пытаться, так как нет надежды, чтобы дело расстроилось.

Говорит ей Ёкуль:

— Затем скажу я тебе, что как бы ни нравилось тебе выходить за урода, ты скоро

об этом пожалеешь, когда только ты в состоянии рассудить.

Как-то собрались Финнбоги и Торкель ехать в Гнул и получить оттуда все, что

нужно было для приглашений. Едут они трое вместе — а Храфн Малыш бежит перед

лошадьми; отправились они, как путь лежит и пока не прибыли в Гнул. Там все

очень обрадовались им. Рано утром вышел из Хофа пастух и увидел, что они ехали.

Сказал он братьям Ингимундарсонам, что Финнбоги Сильный не без дерзости, что

едет у самой изгороди их, а с ним вместе Торкель, жених-простофиля. Молвил

Торир:

— От него скорее можно этого дожидаться, чем от тех людей, что здесь находятся.

В тот день собрался Ёкуль в путь вместе с другим человеком.

XXXI

Теперь надо рассказать о том, как Финнбоги и те стали в путь собираться при

наступлении дня. Взяли они собой все то, что им нужно было; Храфн погнал перед

собой лошадей, навьюченных всяким добром, а Финнбоги с Торкелем ехали сзади.

Когда они подъехали к Хофу, Храфн остановился. Финнбоги спросил его: почему он

не едет? Говорит Храфн:

— Вижу я, как из-за холма торчат копья; счетом их не меньше десяти. Так думаю я,

что то люди едут.

Сказал ему Финнбоги:

— С тобой это часто бывает, что ты удивляешься, когда видишь людей. Нам кажется,

что это просто ребята забавляются.

Когда подъехали они к тому месту, выскочил Ёкуль, и с ним десять человек.

Финнбоги подобру поздоровался с ним и спросил: чего он хочет? Говорит Ёкуль:

— Можно сказать, что у меня нет дела до тебя, как и то может быть, что затем я и

еду. Кажется, Торкель немало досадил мне: сосватал он себе ту девушку, которой я

хотел предложить свою защиту. Дерзок же был замысел его идти наперекор нашим

друзьям.

Молвил Финнбоги:

— Хоть и кажется тебе Торкель, свояк мой, не особенно расторопным, но посмелее

будет он вас, храбрецов, когда дело касается женщин.

Ёкуль наметил копье в Торкеля и прямо на него размахнулся. Тогда Финнбоги

выхватил меч и раздробил надвое копье у него в руках. Соскочил Финнбоги с лошади

и крикнул:

— Попытайся-ка, Ёкуль, сперва со мною сладить! Тем более, что очень уж вы,

ватнсдальцы, любите справляться о том, на что я пригоден.

Ёкуль хватает копье, пускает им в Финнбоги, и надвое раскололось копье. В это

время подоспели два человека, то были братья Торир и Торстейн. Вмешались они

тотчас и стали разнимать их: казалось, они знали, в чем дело. Тогда Ёкуль

раздумал то, что было замыслил; людей же набрал он из соседних селений.

После того как все разошлись, Финнбоги поехал домой в Борг, и начались

приготовления к пиршеству; пышно и на славу готовился пир. Однажды поехал

Финнбоги в Хоф и зовет Торира и Торстейна к себе на пир. Они отблагодарили его и

сказали, что охотно желают быть в ладах с ним, но Ёкуль, говорят, тяжел нравом и

крут:

— Либо уж всем ехать, либо никому из нас.

После этого Финнбоги поехал домой. Немного погодя приезжают Торир и Торстейн в

Борг к Финнбоги и говорят ему, что останутся дома во время пиршества.

Молвил Финнбоги:

— Разумно рассудили вы, — и подарил Торстейну меч на диво оправленный и, как

подарок, из ценнейших, а Ториру золотое кольцо весом в один эйрир; то, говорят,

был подарок от Хакона ярла, свояка его.

Братья очень отблагодарили Финнбоги и поехали домой; Ёкуль все подсмеивался над

братьями своими. Рассказывают, что в Борге состоялось пиршество; ничего

особенного не произошло: весело прошел пир; под конец его Финнбоги говорит, что

Торкель должен у него зиму пробыть. Торкель сказал, что он полагает, что Тора

захочет ехать с ним домой. Молвила Тора:

— Предпочитаю я остаться здесь, у Финнбоги; для нас всего лучше пользоваться

охраной его как можно дольше, а тебя, отец мой, я навещу немного погодя.

После того стали гости разъезжаться; каждый почтен был, как следует, и получил

хороший подарок.

XXXII

Так случилось раз, что Торкель спросил Тору:

— Скоро ли ты думаешь навестить отца своего, как пообещала ему?

Отвечала она, что рада была бы повидаться с ним, но, говорит, чуется ей, что она

не менее того должна войти и в положение; правда, были бы они там не менее дома,

чем странствуя, где бы то ни было в другом месте. Молвил Торкель:

— Знаю я, что ты говоришь это все из-за приятеля твоего Ёкуля: не боюсь я его

ничуть и поеду, во чтобы то ни стало.

Рано утром Торкель был уже на ногах; спросил его Финнбоги: что замыслил он?

Отвечал Торкель, что собираются они, вместе с Торой, ехать на север в

Больстадарглид. Финнбоги посоветовал не ехать:

— Знаю я, что Тора, любезная моя, предоставит мне совет дать.

Говорит Тора, что это правда. Торкель сказал, что он решительно едет, если

только Финнбоги не запретит того ему. Молвил Финнбоги, что запрещать он не

станет:

— Слышал я, что Ёкуль поехал к северу в Скагафьорд за каким-то делом. Не думаю,

чтобы пути ваши встретились.

После того поехали оба с востока, и с ними был скороход. Едут они, пока не

прибыли в Глид; приняли их там очень хорошо.

Был муж по имени Торарин; он жил у Видимира в Скагафьорде; был он мужем

властительным и правил годордом; сын его звался Вильмундом. Торарин приходился

сродни хофским молодцам и с Ёкулем был в большой дружбе; всем же другим казался

он очень худым человеком и большим гордецом. В ту пору находился Ёкуль в

Видимире; как пробыл он там немного, услыхал он от прохожих людей, что Торкель и

Тора, жена его, прибыли в Больстадарглид. Немного спустя стал он в путь

собираться, домой. Удивился тому Торарин, что так скоро собрался он; так

поступать, говорит, очень странно и не по-приятельски. Отвечал Ёкуль, что

необходимо ему ехать. Тогда Торарин поехал с ним вместе в путь, на восток и до

того двора, что зовется Ватнсглидом; оттуда воротился он назад. Едут те втроем,

пока не доехали они до Больстадарглида. Стал тогда уже день при вечере; вот

выходит одна женщина и кланяется Ёкулю, так как часто видывала его. Спросил он:

— Тут ли находится Торкель?

Говорит она, что это правда. Молвил Ёкуль:

— Тогда должна ты попросить его выйти. Скажи, что я хочу видеть его.

Так и сделала она. Сидела чета в горнице; народу дома было немного. У Торгрима

бонда был пастух по имени Сварт; он был мужем рослым и сильным. Торгрим попросил

Торкеля быть настороже: взяли они оба оружие свое и вышли; в эту пору Торгрим

был уже сильно в летах. Торкель приветствовал Ёкуля; молвил Ёкуль:

— Узнай-ка ты, каков мой поклон тебе!

Наметил копье в него и замахнулся на него. Тут выбежал Сварт, пастух; на голове

его надет был шлем, большой и очень ветхий, а перед собой он держал щит; не было

у него с собой иного метательного оружия, как только навозные вилы, что вскинул

он на плечи. Как только увидел Сварт замысел Ёкуля, ударил он его вилами, и

надвое раскололось копье в руках Ёкуля.

Послал его Ёкуль к самому дьяволу[38]. Молвил Сварт:

— Если ты сейчас же не уберешься, то я тебя вторично хвачу, да по уху.

Вот Торкель направил копье в Ёкуля; попал он в нижнюю часть щита и пробил его

насквозь; копье вонзилось в бедро Ёкуля: то была рана большая. Товарищи Ёкуля

наскочили на Торгрима; подбежал к нему сзади и Ёкуль, ударил его мечом по

голове; Торгрим имел на голове шлем, и не больше пробил его меч, как будь меч

деревянным. Сильно изумился тому Ёкуль, так как раньше не раз испробовал он, что

меч его хорошо рубит. Тогда Торкель напал на товарищей Ёкуля, а те на него.

Взговорил Торгрим:

— Не пора ли тебе, Ёкуль, домой возвращаться? на сей раз не будет твой путь

почестей.

Увидел Ёкуль, что и вправду быть тому, так как он очень обессилел от потери

крови, а Сварт все стоит тут с вилами своими, готовый поразить его. Очень

постыдным показалось все это Ёкулю, и потому вскочил он на лошадь и пустился в

путь с остальными товарищами; досадно было ему за свою поездку.

Возвращается Ёкуль домой, и немало времени прошло прежде, чем он оправился.

Разошлась молва об этом происшествии и, казалось, Ёкулю плохо досталось.

XXXIII

Прибытие Берга Собаки

Вскоре затем пришел с моря корабль к востоку, в Хрутафьорд, у острова Борда.

Кормчий его звался Бергом, а прозван он был Берг Собака. Он был муж из

храбрейших и красив собой; был он человеком женатым, и Даллой звали жену его.

Красивейшей из ясен слыла она и роду была именитого, на всякое дело сверстна.

Берг приходился племянником Финнбоги Сильного; мать его звалась Торни; это та

самая, что увез Скид против воли отца ее Асбьёрна. Как только Финнбоги

прослышал, поехал он к кораблю и радушно встретил Берга, родственника своего.

Просит он к себе; они соглашаются и едут на дом, в Борг. Халльфрид не так

радостно приняла их, но Финнбоги был очень доволен и угощал на славу. Прошло

некоторое время и повели друзья разговор между собой: Финнбоги просиг Берга

подольше пробыть у него, а корабль свой отослать; на том и порешили, чтобы найти

человека для корабля. То был сродственник Даллы, муж по роду гебридец[39] —

оттуда были они оба.

XXXIV

Женитьба Грима

Был муж по имени Грим, он жил в Торфастаде, был человек молодой и неженатый;

отец его умер. Грим был роду именитого и муж из храбрейших; приходился он близко

сродни Вифрид, жене Сигурда из Гнупа.

Сосватал себе Грим племянницу тех братьев из Хофа, и они порешили выдать ее за

него зимой. Грим приходился сродни и модрувельским, поэтому он позвал К себе на

свадьбу Финнбоги и всех, кого тот пожелает привести с собой. Пришли звать его и

Торир с Торстейном, но Финнбоги сказал, что он уже приглашен был раньше свояком

их, а за честь поблагодарил. Проходит время, и наступает зима; погода становится

ненастной и нагоняет бури. В тот самый день, когда нужно было ехать по

приглашению, снарядились друзья Финнбоги и Берг, и не было повода им дольше

откладывать. Засим отправились они в путь. Шел Финнбоги, пока не пришли они к

Ватнсдальской реке; трудна была переправа через нее: крупный лед шел, а с

берегов совсем замерзло. Сложили вместе оружие свое и свесили плащи по самые

пяты. Не промолвил Берг ни слова, но казалось ему невероятным, чтобы они могли

на тот берег перебраться. Затем вошли они в воду: Финнбоги попросил Берга крепче

держаться за него и поплыл, пробираясь между льдинами. Переправились они через

реку благодаря ловкости Финнбоги, и затем продолжали путь, пока не прибыли в

Хоф.

Гости все уже были в сборе; вошли они; в горнице были разведены большие огни,

около которых сидели люди на скамейках; были там и все братья. Был муж по имени

Коль; он состоял старостой[40] в Хофе; рослый был он муж, сильный и нрава

крутого. Финнбоги с Бергом направились к огню, а Финнбоги шел наперед; когда они

проходили мимо Ёкуля, то он схватывает Берга за руку, толкает его и пихает к

огням; приводит он к нему Коля, чтобы он похлопотал об огне или об огнях[41].

Коль тотчас схватил Берга и велел ему не отходить от него. Видит это Финнбоги;

хватает он одной рукой плащ промежду плеч Берга, вытаскивает ей все оружие, а

другой рукой упирается Ёкулю в плечи; прыгает он через него во всем облачении и,

перескочив, становится прямо на ноги. Все изумились ловкости его. Тут вскочили

братья, сыновья Ингимундовы, сняли с Финнбоги и с Берга оружие и мокрое платье и

дали им свежую одежду, затем усадили их на скамью Грима, жениха; сел Финнбоги по

одну руку его. Прошел пир при веселье, а под конец его были розданы дорогие

подарки. Торир подарил Финнбоги табун лошадей, таких, что во всем Ватнсдале не

было лучших; а Торстейн дал ему шлем и копье — все крайне ценные подарки.

Финнбоги их очень благодарил. Как только люди были готовы, Берг Собака пошел к

Колю и ударил его молотом по голове; тот упал и растянулся. Тогда каждый

бросился за своим оружием, но так как многие вмешались между ссорившихся, то на

этот раз все разошлись.

Летом пришел с моря корабль, тот самый, которым Берг владел; в это время Йокуйь

вызвал Финнбоги на поединок, а Торстейн — Берга Собаку. Они приняли вызов и

назначен был день, когда сойтись. Когда пришло тому время, говорит Далла тем

друзьям, что ей совсем не по сердцу выжидать:

— Такую погоду я учиню, что ни вам, ни другому кому не выйти тогда со двора.

Финнбоги просил ее не делать этого; сраму, говорил, тогда они на весь век

наживут, коли не пойдут по слову своему, и сочтут то за трусость с их стороны.

Отвечала Далла, что не так это страшно, как ей мужа лишиться. И не было все это

попусту сказано: такое поднялось ненастье, что трудно было различить — буря ли

воет, снег ли валит, Рассказывают и то, что Финнбоги сильно досадовал на это, но

порешили, что никто из тех не придет, и остались они дома. Погода бушевала три

ночи, и когда прояснело, то люди увидели, что нигде снега не заметно; также

узналось, что хофские пришли на поединок; а вместе с тем, что Ёкуль жестоко

осмеял Финнбоги, как собрался он вместе с Бергом на бой выходить. Разошлась

молва об этом происшествии; все находили, что мало в том чести Финнбоги и

достоинству его великий урон. Сам же Финнбоги так об этом горевал, что не мог ни

за что без злобы приняться: всего более гневался он на Даллу.

Проходит время; трое сыновей было у Финнбоги, одного звали Гуннбьёрном, другого

— Ториром, а третьего — Эйольвом, и все-то они были сильными людьми, из лучших.

XXXV

Летом Берг снарядил свой корабль: решили они сняться с якоря; Финнбоги велит

товары их отвезти на корабль. В эту пору у Финнбоги гостили Торкель и Тора.

Когда Берг собрался совсем, то поехал он в путь вместе с Финнбоги; с ними же

ехал и Торкель, а Храфн Малыш вел лошадей с поклажей. Едут они, пока не прибыли

к востоку у мыса, что зовется Хрутафьордским мысом. Храфн был впереди; когда они

стали огибать мыс, он остановился поджидать их. Финнбоги спросил его: почему он

не едет?

— Быть может, заметил ты что-нибудь нового?

Говорит Храфн:

— Лучше того: вижу я, прямо над нами из-за холма бегут две лошади, и на них

надеты седла. Вот выскочило два человека, вооруженные; они взяли лошадей и

отвели за холм. Так думаю я, что вас выжидают, и должно быть, гораздо больше там

людей, чем сколько я их видел. Мой совет свернуть на другую дорогу и с ними не

встречаться.

Молвил Финнбоги:

— Навряд ли порадуются они встрече со мной больше, чем я с ними: отстоим мы себя

по возможности. Не навлекать же на себя и в этот раз заранее кличку трусов, не

то потерпим мы неслыханный позор.

Засим поехали они к каменному утесу и тут увидели, кто стоит за холмом: то были

Ёкуль, Ингимундов сын, и Торарин, друг его, Вильмунд, сын Торарина, и Коль,

староста. Всех их было счетом двенадцать человек, и все из храбрейших. Финнбоги

со своими, пока они еще не подошли, расшатал один камень. Вот крикнул Ёкуль:

— Теперь время, Коль, припомнить удар молотом!

Тогда Коль выбежал вперед и метнул копье в Берга; попал он в щит, так как Берг

им прикрылся. Тут Ёкуль метнул в Берга и прямо в шею, против горла. Видел это

Финнбоги, замахнулся мечом и раздробил копье надвое. Торарин напал на Торкеля, и

вместе с ним еще два человека. Торкель защищался смело и отважно, и пал

доблестно. Берг ударил Коля, проломив щит, в грудь ему; так и повалился Коль

навзничь, а затем Финнбоги ударил его камнем в голову так, что череп разлетелся

на мелкие куски: тут же на месте и умер Коль. Тогда Финнбоги ударил Ёкуля, да

сквозь щит попал ему в бедро; то была рана большая. Вильмунд навалился на Берга,

что только было силы, и вместе с ним еще два человека. Берг метнул в одного из

них и пронзил насквозь; тут другой зашел к нему с тыла. Берг обернулся и ударил

его мечом другой рукой, и рассек надвое. Тогда уже Вильмунд налег на Берга.

Видит Финнбоги, что безоружен, и поспешил к нему, но Вильмунд пронзил Берга

мечом насквозь и обратно вытащил меч. Взглянул Берг, усмехнулся и молвил:

— Не та помощь тебе, друг мой Финнбоги, от меня, какую я желал оказать! Хорошо

обходился ты со мной эту зиму.

Сбросил он плащ с себя и повалился наземь. Тогда Финнбоги бросился на Вильмунда

и срубил ему голову с плеч. Тут замахнулся Ёкуль, а другой рукой отсек мечом

голову Бергу. Финнбоги метнул в Ёкуля так, что копье в кости вонзилось. Сильно

был изранен и Храфн Малыш: он убил одного из спутников Торарина годи. Пять

человек напало на Финнбоги; обеими руками отбивался он и смело шел навстречу им:

впереди выступал Торарин; был он мужем, полным доблести и крепким по силе.

Финнбоги бросил в него камнем и попал прямо в щеку: Торарин тотчас же повалился;

Финнбоги ударил его и разрубил надвое; становился он человекоубийцей[42].

Еще некоторое время продолжали они сражаться, как вдруг увидели — едут десять

человек и очень спешат; то прибыли братья Ёкуля; тотчас же вмешались они

промежду сражающихся. Ёкуль в то время едва уже держался и весь были сильно

поранен. Остановились все пятеро, сильно израненные, но Финнбоги только

рассвирепел, ран же на нем не было. Взговорил Торир:

— Великое и напрасное побоище произошло здесь!

Отвечал Финнбоги:

— Так досталось им, что мне нечего и желать лучшего. А знаю также и то, что с

Ёкулем мне больше не пришлось бы встречаться в другой раз, когда бы не ваiе

теперь заступничество.

Говорит Торир, что надо этому делу конец положить; принялись они подавать помощь

тем из людей, у которых еще была надежда на жизнь. Финнбоги отвез домой Берга,

друга своего, и похоронил его вблизи от Борга; там стоит курган его.

Разошлась молва об этом происшествии, и все находили, что бой был из

жесточайших, и что Финнбоги на деле показал себя тем, как он поступил, что он

выдается над всеми людьми. Далла очень горевала о супруге своем; просила она

Финнбоги отдать ей сына его Гуннбьёрна; так думала она, что это ей послужит

утешением — иметь при себе кого-нибудь из родни Берга. А так как Финнбоги знал,

что Далла была женщина властительная и богатая, также и то, что она получила

глубокую рану и сильное горе перенесла, гостя у него, то он согласился на ее

просьбу. Сдал ей Финнбоги на руки Гуннбьёрна, сына своего; ему тогда было шесть

или семь зим.

Тэкже дал Финнбоги Далле пятнадцать тысяч одеял и пятнадцать одежд, чтобы

передать Барду из Гренмо.

После этого Далла уехала; было у нее славное подворье; принялась она тотчас

обшивать Гуннбьёрна, наготовили ему платья самого лучшего и алого цвета. Затем

поехала Далла на север в Гренмо и передала подарки Барду бонду; Бард радостно

встретил мальчика. Случилось так однажды, что Бард спросил Гуннбьёрна: не хочет

ли он побороться с другим мальчиком? Гуннбьёрн спросился у Даллы; затем вышли

они с тем мальчиком побороться, и так до трех раз; Бард нашел, что они равны

силой, и предложил прекратить. Но Гуннбьёрн сказал, что он не хочет еще

заканчивать: подхватил он мальчика снизу и прижал его с такой силой, что

переломил ему три ребра. Тогда молвил он, что теперь согласен прекратить борьбу.

Говорит Бард, что не отстает он от отца своего, и подарил ему золотое кольцо

ценой в шесть эйриров; Гуннбьёрн в будущем, — говорит, — много обещает и станет

он со временем молодцем из молодцев; тому мальчику, — говорит, — было пятнадцать

зим, и не из слабых он, а Гуннбьёрну всего-то восемь лет. После этого Далла

поехала с Гуннбьёрном в путь, и получила она прекрасные подарки. Рос Гуннбьёрн у

Даллы, пока не минуло ему двенадцать зим; столь рослым и сильным был он тогда,

что казался много лучше других людей.

Был викинг по имени Рауд[43]; он посватался за Даллу, но Гуннбьёрн сильно

воспротивился браку, и Рауд уехал в великом гневе.

Случилось так, что Далла снарядила корабль для Гуннбьёрна; пустился он на

поиски[44] и каждого превосходил в бою; вступал он в битву и с викингами, когда

кто из них попадался ему. К концу лета Гуннбьёрн повстречался с Раудом викингом

около одного острова; тотчас же завязался бой между ними. Рауд имел прекрасный

корабль, крепкий и отлично оснащенный. Много было перебито людей с той и другой

стороны.

Взговорил Гуннбьёрн:

— Не хочешь ли ты, Рауд, испробовать силу мою?

— А какого ты возраста муж? — спросил Рауд.

— Молвил Гуннбьёрн:

— Мне двенадцать зим, но сдается мне, не многим уступлю я тебе в борьбе, а

пожалуй, что и совсем нет. Но о том тебе судить будет.

Засим стали они бороться упорно; Гуннбьёрн силу берег и больше оборонялся; Рауд

же нападал изо всей мочи, пока не утомился; тогда приналег Гуннбьёрн и повалил

Рауда. Был у него на шее ножик, который подарила ему Далла; так как оружия с ним

не было, он схватил этот ножик и отрезал им голову Рауду. После этого Гуннбьёрн

завладел славным кораблем и всем тем добром, что было у Рауда; людей отпустил он

с миром, и добра их не трогал, так что все называли его самым великодушным

юношей. Весной Гуннбьёрн поехал к воспитательнице своей Далле и пробыл там зиму

в довольстве; не было ему недостатка ни в добре, ни в ласковом обхождении.

XXXVI

Финнбоги принял христианскую веру

Повествуют, что, когда стали проповедовать христианство в Исландии[45], что для

всех было великой радостью[46], то никто не принял его раньше и с такой

поспешностью, как Финнбоги Сильный и Торгейр, брат матери его[47]. С тех пор

стал он постоянно радеть о том, чтобы вводить и укреплять то, что возвещали

славные мужи; был Финнбоги и сам окрещен.

Рассказывают, что после смерти Берга Собаки Халльфрид родила ребенка; Финнбоги

назвал его по имени Берга, друга своего; больше всех сыновей своих полюбил он

этого.

Был муж по имени Берси, он жил в Гвамме в Ватнсдале; приходился он сродни

хофским мужам: они его поженили и наделили добром; раньше того был он у братьев,

Ингимундовых сыновей, мальчиком на побегушках; теперь же он стал мужем почтенным

и законником большим; этот муж постоянно подстрекал братьев к ссорам с Финнбоги.

Ёкуль долгое время пролежал в ранах, а потом выздоровел. Так случилось раз, что

Финнбоги собрался в Гнуп — навестить Сигурда, а раньше чем выехать в путь,

завернул он в Гвамм к Берси и сказал ему:

— Так говорили мне, Берси, что много портишь ты нрав друзей своих и все

подстрекаешь их против меня. Хоть ты у них и не в большой чести, но как-нибудь

уж проучу я тебя, чтобы не смел ты больше возмущать.

Говорит Берси:

— Я тут не при чем; а только знаю я одно и скажу вам это, что никто вам не

злейший враг, чем я.

Финнбоги соскочил с лошади, подбежал к Берси и дал ему пощечину, да такую

сильную, что Берси так и растянулся навзничь. Говорит Финнбоги, что не стоило на

него и оружия поднять, а в другой раз, обещается, еще хуже того будет. Поехал

Финнбоги домой и зажил спокойно. Однажды поехали Финнбоги с Халльфрид к северу,

в Льосаватн. Торгейр принял их с распростертыми объятиями и очень радовался

приходу их. Немного спустя приходит из Вика гонец: говорит он, что Асбьёрн

трудно болен и просит Торгейра приехать к нему: не знал он, что был тут и

Финнбоги. Тогда все вместе они поехали к Асбьёрну: очень им там обрадовались;

Асбьёрн был совсем плох; сделал он распоряжения, чтобы потом исполнили его волю:

Финнбоги он наказал взять все его имущество после его смерти; это, говорит,

послужит в пользу ему. Попросил также и честь ему оказать: назвать по его имени

одного из сыновей Финнбоги; это, говорит, и мальчику счастье принесет. После

этого привели к Асбьёрну священника, который доставил ему то, в чем он более

всего нуждался. Затем болезнь стала все больше и больше осиливать Асбьёрна, пока

он не умер. Тогда повезли тело его, и немало народа провожало. Когда выехали они

во Флатейярдальскую долину, к камню, что зовется Альманнакамбом[48] (а другой

камень именовался камнем Финнбоги), то Торгейр предложил сойти с лошадей: стояла

ясная и жаркая погода, и лошади, что везли погребальные дроги, сильно утомились.

Так и было сделано. Тогда молвил Торгейр Финнбоги:

— Подобает, друг мой, отпраздновать твой приезд сюда к северу; поэтому хотим мы

просить тебя: покажи нам образчик силы твоей; здесь в сборе все твои родные и

приятели.

Финнбоги спросил, чего больше хотят они: совершить ли ему что-нибудь, или в

борьбе испытать свои силы? Отвечал Торгейр, что борьба не так любопытна. Тогда

Финнбоги сложил с себя плащ: рослый был он муж и красив собой; широкий в плечах,

а стан с перехватом; сложением своим и обилием кудрей все людей превосходил он;

с каждым был приветлив в обхождении и любезен[49]; а под оружием не было мужа

отважнее Финнбоги; еще то скажем мы, что мало было, а, пожалуй, и совсем никого,

из тех, что образ свой не меняют, кто бы превосходил его силой.

Вот подходит Финнбоги к одному камню, что был глубоко в землю врыт; пошатнул он

его; казалось большинству людей, что нет возможности поднять этот камень, так

был он велик. Финнбоги берет еще два камня; поднимает он все это на грудь себе и

так проносит на неблизкое расстояние; затем бросает он камни, да с такой силой,

что они врылись в землю не меньше, чем на два локтя. Слышали мы, рассказывают,

что теперь остались лишь небольшие следы от большого камня, а на виду только те

два, что Финнбоги положил сверху. Торгейр попросил его принять от них

благодарность:

— Должно признать, что не бывало такого деяния в Исландии с тех пор, как в ней

люди живут, хоть ты и считаешь его пустяшным, и имя твое прославлено будет

каждым.

После этого снова двинулись они в путь и не переставали идти, пока не пришли в

Льосаватн; тут похоронили Асбьёрна, как мужа именитого, со всеми почестями.

Затем уговорили Торгерд, чтобы она поселилась в Эйре под охраной Торгейра, брата

своего. После этого снарядился Финнбоги со всеми спутниками своими ехать домой;

получили они хорошие подарки и расстались вполне дружелюбно. Едут они в

Эйяфьорд; также Халльфрид навестила родных своих и друзей, и розданы были ценные

подарки. Засим Финнбоги с Халльфрид поехали к востоку в Видидаль, и прибыли они

домой в Борг. Вся челядь им очень обрадовалась.

В эту же зиму Халльфрид родила ребенка, и назвали его Асбьёрном; мальчик был с

большими задатками.

Как только подрос он немного, Финцбоги послал его к северу, в Эйр, во

Флатейардаль, к Торгерд, матери своей. Она вырастила его, поженила, и стал

Асбьёрн мужем властительным. От него большой род пошел славных мужей. У Финнбоги

с Халльфрид еще сын родился, и дали они ему имя Торгейра годи. Так рассказывают

люди, что всего у них было шесть сыновей; надежными они были мужами и из

храбрейших.

XXXVII

О Гуннбьёрне

Однажды летом прибыл корабль в Хрутафьорд: одной половиной его владел Лодин,

другой же — Гуннбьёрн, сын Финнбоги. Тотчас же поехал Гуннбьёрн домой в Борг, и

здесь все ему очень обрадовались. Лодин поехал вместе с другим человеком в Хоф,

где навестил Ёкуля. Всякого краше был Гуннбьёрн и ростом больше; он очень

походил на своего отца; в ту пору ему было пятнадцать зим. Рассказывают, что в

Гвамме, у Берси, устраивались игрища, как и раньше бывало; тоже часто случались

они и в Хофе. Гуннбьёрн всегда езжал на игры в Гвамм; на этот же раз Финнбоги не

полюбилось, что он хочет ехать один; говорит он Гуннбьёрну, — пусть он либо

совсем не едет, либо уж возьмет людей с собою:

— Берси все таит недоброе в мыслях и злобно высматривает, когда приходит.

Настал день, и поехал Гуннбьёрн с востока в Гвамм на игрища, и четыре челядинца

с ним; прибыл он в Гвамм; много собралось там борцов; прибыл и Ёкуль из Хофа,

также и люди его. Пошли большие толки о состязании в борьбе, и предложил Ёкуль:

не хочет ли Гуннбьёрн с ним силой померяться?

— Должен ты быть мужем сильным, каков и отец твой.

Говорит Гуннбьёрн, что силу свою он показать готов, но, говорит, годами он не

очень возрастен. Тут молвил Берси:

— И впрямь ведь так: пусть поборются Гуннбьёрн с Ёкулем; должен он быть большим

силачом, так как сын он Видидальского годи, и никто с ним в борьбе не поладит;

то же надо думать и о ватнсдальских и таков же Ингимунд; сыновья же его отстоят

себя от позора как своего, так и друзей своих.

Затем принялись бойцы силой мериться: Гуннбьёрн был поставлен насупротив Ёкуля;

крепко схватились они и боролись упорно; Ёкуль упал на колено, — тогда порешили,

что пора разнять их и признали их равными. Ёкуль на это не соглашается, и стали

они вторично бороться. Тут Гуннбьёрн упал на колено, — вмешались промежду них

люди и просили борьбу прекратить. Молвил Ёкуль, что перевес не решен еще. Тогда

в третий раз вступили они в борьбу; тут оканчивает Гуннбьёрн: подхватывает он

Ёкуля, прижимает к себе на грудь, осаживает его и за скамейку повалил. Ёкуль и

Берси побежали, было, за оружием, но их удержали.

На том и покончены были игры; хофские люди тотчас же в путь снарядились, а также

и Берси. Гуннбьёрн стал домой собираться.

Хозяйка в Гвамме звалась Ингибьёрг; была она женщина надежная, работящая и роду

хорошего; она всегда радушно принимала Гуннбьёрна и прислуживала ему, когда он

приезжал; постоянно вел он с ней долгие беседы. Вот пошла она к Гуннбьёрну и

стала просить его не ехать по той же дороге, по которой он приехал:

— Так думается мне, что они подстроят тебе засаду.

Гуннбьёрн отвечал, что не боится их:

— Поеду я так, как дорога лежит, мимо Ватнсдаля и Видидаля, дальше ли, короче

ли, будет мой путь по Исландии.

Едут они путем-дорогой, пока не доехали до перекрестка: одна из дорог ведет к

западу, в Видидаль; вот бегут по ней люди навстречу им, а были то Ёкуль с

девятью человеками. Крикнул он Гуннбьёрну спешиться:

— Посмотрим теперь, в чем ты удалее, оружьем ли справляться или бороться?

Отвечал Гуннбьёрн, что в том и другом понемногу. Слезает он с лошади, за ним

спешились и люди его. Ёкуль тотчас же метнул в щит его, но щит был крепок и

выдержал удар. Гуннбьёрн выхватил меч, замахнулся им на Ёкуля и рассек ему щит

вплоть по рукоятку; Ёкуля меч не поранил.

Теперь надо сказать о Финнбоги, как он остался дома, в Борге. Спросила его в тот

день Халльфрид: — Где Гуннбьёрн?

Финнбоги отвечал ей, что он поехал на игрища. Молвила она:

— Это просто невероятно: отпустить сына своего одного ехать прямо в руки к

врагам, да еще к таким наглецам, каковы недруги наши.

Говорит Финнбоги, что и правда так; велит он Храфну привести его лошадь; так тот

и сделал. Поехал Финнбоги, а Храфн бежал впереди. Едет он с востока, как путь

лежит, пока не увидел сражение; а как подъезжать он стал ближе, в ту пору

Гуннбьёрн замахнулся на Берси; рассек ему щит и в ногу поранил: то была рана

большая. Тогда Ёкуль ударил по щиту Гуннбьёрна, но щит его был такой крепости,

что не поддался ничуть удару, и копье отскочило в ключицу. На этом подоспел

Финнбоги; метнул он в Ёкуля и прошиб ему вплоть до костей. Молвил Финнбоги:

— Не пора ли тебе, Берси, пойти на меня, да отплатить за пощечину?

Тут же ударил он Берси, и с такой силой, что меч отскочил от головы Берси и

вонзился промеж плеч его челядинца, так что пал он без жизни. После этого

рассвирепел Финнбоги до того, что стал рубиться обеими руками, и не раньше

остановился он, как уложив пятерых сотоварищей Ёкуля, а сам Ёкуль был уже не в

силах сражаться. Тогда взговорил Гуннбьёрн Финнбоги:

— Пора прекратить нам бой, ибо все они теперь поражены и сбиты в конец. Можно

нам и на том помириться, что Ёкуль всякий раз выходил на вас с людьми, и всякий

раз оставлял их на месте; да и ему что-то ни разу не поздоровилось от встречи с

вами. Станут говорить люди в Норвегии или в иных местах, где наиболее

прославился ты доблестными делами, что невелика честь для тебя рассыпать удары

по Ватнсдалю, хотя бы ты и перебил здесь всех до одного недругов своих.

Уступил Финнбоги по просьбе Гуннбьёрна, и они разошлись. Помимо Ёкуля оставались

в живых еще четыре человека, и все сильно пораненные.

Поехали родичи домой со своими людьми. Разошлась молва об этом происшествии;

Ёкуля привезли домой сильно израненного, также и людей его.

XXXVIII

Финнбоги выезжает из Видидаля

Повествуют, что норвежские люди сильно разгневались на то, что Ёкуль устроил

засаду Гуннбьёрну; тотчас же выехали они из Хофа и проживали в Гнупе, пока не

миновала зима. Тем летом на альтинге пошли толки об их проступке; видят люди,

что просто нет проезда по той дороге, все-то они убийства чинят. Так полагали,

что Финнбоги не раньше отступится от того, чтобы врагов своих уничтожать, как

если обуздать его силой; а также об упорстве Ёкуля думали, что и он не

перестанет, сколько бы он людей не изводил, пока не свяжут его договором. Тогда

было испробовано помирить их, но Ёкуль не соглашался принять мир, равно и

Финнбоги не шел на него: не было возможности свести их вместе. А так как хофские

владельцы были богаты родней, Торгейр же, дядя Финнбоги, умер, то было решено

советом мужей, чтобы Финнбоги выехал из Видидаля; это потому, что все уверились,

что не иначе кончатся ссоры их, как если одного из них удалить. Гуннбьёрн

увещевал отца своего выехать; везде, говорил, Финнбоги будет хорошо, куда бы он

не пришел.

Отвечал Финнбоги, что он не выедет:

— Должен я за своими детьми смотреть, сделать их людьми и силу в них укреплять.

Так рассказывают, что после этого Финнбоги продал Боргскую землю; едет он к

востоку в Трекиллисвик; обстроился он там и прекрасное подворье завел.

В это же самое лето переехал и Гуннбьёрн; много добра было у него: то, что дал

ему отец его. В ту пору Далла уже умерла, и Гуннбьёрн получил после нее все ее

богатства; он женился и в жены взял девушку, что звалась Асой; была она роду

именитого. Стал Гуннбьёрн мужем славным; много лучше был он других людей по

своим дарованиям, и есть много саг про него[50].

У Финнбоги с Халльфрид было семь сыновей: старшим из них был Гуннбьёрн, вторым —

Эйольв, третьим — Торир, четвертым — Асбьёрн, пятым — Берг, шестым — Торгейр,

седьмым — Торгрим[51]. Все-то они были отличными людьми. Финнбоги сделался там,

к востоку, мужем властительным; как он захочет, так все стоят или садятся; очень

ему там нравилось.

Торир, сын Финнбоги, все пребывал у модрувелльских приятелей своих; слышали мы,

будто был он вместе с Эйольвом Хромоногим в битве Мельраккагальской[52]; рослый

был он муж и сильный. Всем сыновьям своим Финнбоги устроил отличное положение,

ибо он был богаче других людей и лучшие сокровища имел; из самых нарядных был он

и по платью. Храфн Малыш оставался при Финнбоги до самой смерти своей, и также

все был он проворен, зряч и прозорлив.

Большим хозяином был Финнбоги; часто рассылал он людей по морю на рыбный лов; а

ехать было так недалеко, что можно было рыбу прямо с корабля на берег

выкидывать.

Стал Финнбоги в лета входить, и был он старцем самым почтенным; много народу

поселилось в соседстве у него: до трех с половиной десятков дворов выстроилось

там, и все-то они были большие и прекрасные; очень много народу там было. Стал

Финнбоги начальником и правителем над всем этим людом, и был он всеми любим.

Прозвал он двор свой, там, где жил, Финнбогистадом: то было большое и прекрасное

жилище. Много церквей выстроил Финнбоги в подворье своем и призвал священников;

обходился он хорошо и с честью со всеми, кто обращался к нему.

XXXIX

Смерть Торгрима

Повествуют о том, что как-то раз пришел человек в Финнбогистад на ночевку, то

был муж рослый и отважный. Предстал он перед Финнбоги и поклонился ему; Финнбоги

принял поклон и спросил: кто он таков? Отвечал муж, что зовется Торгримом, из

Ватнсдаля, и был присужден на тинге. Финнбоги спросил: кто присудил его? Говорит

Торгрим, что это сделали мужи из Хофа. Что же намерен он делать теперь? —

спросил его Финнбоги. Отвечал Торгрим, что не знает сам, что делать; обращался

он, говорит, ко многим князьям, но никто за него заступиться не хочет:

— Вот дошел до меня слух, что муж ты много добрее большинства других людей. И

пришло мне на ум прийти к вам: стану просить я у вас защиты и прибежища.

Молвил Финнбоги:

— Не слишком хорошо пускать к себе человека подсудного; бывали у меня постоянно

столкновения с ватнсдальцами, и хотя всего менее был я виноват, но подвергся

из-за них изгнанию. Всего лучше теперь, что расстались мы, так как много

претерпели мы один от другого. Скажи-ка, обучен ли ты какому-нибудь ремеслу?

Отвечал Торгрим, что он не ремесленник:

— Но если уж поискать, то, пожалуй, умею я огороды городить не хуже другого;

много я их построил и ни один не свалился, скорее в землю входил.

Говорит Финнбоги:

— Здесь нужно построить их немало, так как луг совсем не огорожен, и сильно

топчут его.

Торгрим просил Финнбоги порешить с ним так, как будет ему угодно, и на том дело

стало, что Торгрим остался и взялся изгородь построить. Споро и хорошо шла

работа у него, и увидел Финнбоги, что он тому хорошо обучен. Время идет, и

Торгрим обвел луг изгородью; работал он всего два месяца и находили все, что

ловкость показал он большую, сделав эту изгородь.

Торгрим был кроток нравом и миролюбив. Вот спросил он Финнбоги, нет ли ему

какого-нибудь дела: охотно остался бы он у него. Отвечал Финнбоги, что есть у

него поле одно, пусть идет он туда и построит изгородь. Так и сделал Торгрим.

Немного спустя как-то раз поехал Финнбоги в то поле. Торгрим поздоровался с ним;

в ту пору уже изгородь сильно подвинулась: удивился Финнбоги быстроте и ловкости

работы этого человека. Жара в тот день стояла большая, и молвил Финнбоги:

— Так ко сну меня клонит и дремлется, что ничего иного не могу я делать теперь,

как только спать.

Тогда Торгрим предложил ему ехать домой и там лечь спать. Отвечал Финнбоги, что

не может одолеть себя; лег он наземь, подложил под себя одежду, и тотчас же

заснул и громко захрапел.

Тут Торгрим попробовал зашуметь, но Финнбоги не проснулся; тогда побежал он к

рогу, который лежал невдалеке, вытащил из торфяной кочки меч, схватил его и

побежал туда, где лежал Финнбоги; замахнулся он, что есть мочи, но Финнбоги не

так крепко спал, как казалось и как думал Торгрим; живо вскочил он, плащом

отстранил меч и тотчас наскочил на Торгрима. Подхватил Финнбоги Торгрим, но хоть

и был он силен, не мог сравниться с ним. Финнбоги скоро прижал его под себя и

тут спросил: нет ли в этом деле вероломства, и по чьему наущению все это

случилось? Отвечал Торгрим. Что лгать далее не может, а подослан он был Ёкулем:

— Казалось, пришлось ему плохо от вашего обращения. Прошу я у вас милости и

прощения за свой проступок.

Ответил Финнбоги:

— Не боюсь я, чтобы мне пришлось беды нажить от тебя; но так как послан ты был

Ёкулем на такое дело, то не иначе, как с врагами, буду я обходиться с вами.

Выхватил Финнбоги меч свой и отрубил ему голову. А за то, что Торгрим много

сделал Финнбоги и большие услуги оказал ему, за то ему великая похвала

следует[53].

Время проходит, и дошла весть о том до Ёкуля; пуще прежнего обозлился он, а

Финнбоги поживает себе дома у себя, и нет недостатка ему ни в добре, ни в

почете.

XL

Смерть Торбьёрна

Год спустя после смерти Торгрима пришел на ночлег в Финнбогистад какой-то

человек. Был он муж рослый и сильный, но темного вида и скорее недобрый. Пошел

он к Финнбоги и поклонился ему. Финнбоги поклон принял и спросил его: что он за

человек? Отвечал муж, что называется Торбьёрном и свой человек он повсюду;

— Многие признают меня, как услышат мое прозвище, зовут же меня Удар Молотом.

Финнбоги спросил его: куда думает он путь держать? Отвечал Торбьёрн, что точно

не знает и сам того.

Совсем плохо, говорит, приходится ему:

— Судом присудили меня, и теперь я скитаюсь, ища того князя, который согласился

бы взять меня.

— Кто же обвинил тебя на суде? — спросил Финнбоги.

Отвечал Торбьёрн, что провинился он перед ватнсдальцем, сыном Ингимунда; с женой

его, говорит, прижил он ребенка:

— За тем я пришел сюда, что много прослышал о твоем милосердии. Стану я просить

у тебя приязни и защиты.

Отвечал Финнбоги:

— Ненадежный ты человек, и не разберу я, правду ли ты говоришь или ложь. Трудно

разузнать нам о суде Ватнсдаля, а лучше всего и не говорить мне с тобою.

Взговорил Торбьёрн:

— Воистину так все, как сказано вам; не слыву я мужем, с которым легко шутить, а

чаще всего выходит, что знал я цену себе и в обиду себя не давал; также и то

многие находили, что во мне нет недостатка отваги, но в точности знаю я,

Финнбоги, что ты за муж.

Не в моем положении спорить с тобою: этого нет у меня на уме. Стану я лучше

просить у вас милости и призрения ко мне.

Молвил Финнбоги:

— В каком деле ты посверстнее?

Отвечал Торбьёрн:

— Не знаю я никакого искусства; вот разве в поле работать половчее буду я других

людей.

— А какая работа пригоднее тебе?

Говорит Торбьёрн:

— В косьбе, пожалуй, не уступлю я троим дюжим работникам; эта работа мне

наиболее будет по плечу.

Молвил Финнбоги:

—: Большой беды нет, хоть бы и остался ты здесь на неделю и взялся бы за косьбу.

Теперь сенокос в полном разгаре, работников же очень немного.

Торбьёрн сказал, что он охотно возьмется подсоблять; попросил он сготовить ему

косу и косовище покрепче, чем у других косарей. Так и сделал Финнбоги, и принял

Торбьёрна на сенокос. Все удивились тому, как косил Торбьёрн. Увидел Финнбоги.

что не прихвастнул он умением своим косить. Косил он размашисто и гладко. Луг

густо порос там травой, так что не легче было выгребать. Торбьёрн накидывал с

двух сторон, и казалось, то была скорее работа тролля, чем человека. Когда

покончил он стог, то спросил: нет ли еще чего-нибудь ему делать? Послал его

Финнбоги на луг; там, говорит, всякому много дела найдется. Торбьёрн поехал на

луг и там пустил пастись, как дома. На всех свысока смотрел он, только Финнбоги

всегда оказывал большое смирение; никак не предполагал Финнбоги, чтобы Торбьёрн

замыслил ему измену.

Случилось однажды, что Финнбоги поехал на луг. Торбьёрн по добру поздоровался с

ним; там много тогда уже было накошено; стали они между собой беседовать, и

говорит Финнбоги на этот раз также, как и прежде:

— Клонит ко сну меня так, что просто не могу я удержаться: наверное, мне

что-нибудь угрожает; лягу я спать.

Взговорил Торбьёрн:

— Ступайте домой, хозяин, и сосните там.

Финнбоги растянулся под стогом, накинул меховой плащ на себя, тотчас заснул и

громко захрапел.

Торбьёрн Молот стал усердно работать на лугу; наточил он косу. Когда он покосил

немного, оглянулся туда, где лежал Финнбоги; за верное показалось ему, что тот

крепко спит. Попробовал он зашуметь, но Финнбоги не проснулся. Затем принялся

Торбьёрн усиленно косить. Вторично наточил он косу и произвел шум, — Финнбоги

все спал: пошел он опять косить.

Вот в третий раз точит Торбьёрн косу свою, и все сильнее; коса была большая и

твердая, как самый лучший нож. Показалось Торбьёрну, что лучшего оружия ему и не

надо; другого же, кроме косы, у него не было; подскочил он к Финнбоги, туда, где

тот лежал, и, казалось ему, легко с ним будет покончить. Вот замахнулся он своей

косой и думал поразить Финнбоги; но этот вскочил, схватился за косовище и

пытался вырвать у Торбьёрна оружие из рук; не раньше удалось это, как когда коса

разломилась надвое. Тогда они бросили обломки и вступили в борьбу. Схватка была

из самых жарких; видит Финнбоги, что надо ему приналечь силой; долго и упорно

боролись они, а кончилось дело тем, что Торбьёрн пал. Спросил Финнбоги: не

мыслил ли он измену при самом приходе? Отвечал Торбьёрн, что думал, не тем

завершится борьба их. Молвил Финнбоги:

— Сдается мне, что в начале тут должен быть умысел другого.

Торбьёрн сказал, что так и есть, и Ёкуль — говорит — подослал его, суля ему в

жены родственницу свою, очень богатую.

— Это если я осилю тебя. Пощади мне жизнь и не казни за то, что я так худо с

тобой обошелся; никогда больше не предам я тебя.

Молвил Финнбоги:

— Хоть ты и росл, и силен, но не боюсь я, чтобы ты стал мне страшен и в другой

раз меня обманул. Но так как недруги мои все не хотят перестать мне козни

устраивать, то следует воздать по заслугам и вам всем. Отвечал Торбьёрн:

— Что тут упрашивать долго? Никогда нельзя знать наперед, кому придется мир

предлагать.

Принатужился он, но с такой силой налег, что Финнбоги подумал, что совсем он

покончит с ним; только оружия не было у него наготове. Совсем не на руку было

Финнбоги выпустить Торбьёрна: краем плаща придавливает он горло ему и

надрезывает его. Затем хватает он его за голову и заворачивает ее назад.

Успокоился Торбьёрн, когда его так прикрутили. Тогда Финнбоги выхватывает нож,

что висел у него на шее, и до смерти поражает им Торбьёрна.

А было и то, что много наработал Торбьёрн, и за косьбу ему большая слава[54].

Финнбоги признавался потом, что было сомнительно, кто верх возьмет, и говорит:

казалось, — боролся он с самым что ни на есть чертовским человеком[55]. С тех

пор поле то прозвано было «Смерть Молота». Быстро разошлась об этом молва, так

как Торбьёрн был известен; казалось людям, что Финнбоги счастливо отделался от

такого чертова сына[56], как этот муж[57]. Обозлился на это Ёкуль, и казалось,

чем больше дело имели они с Финнбоги, тем труднее было уловить его.

Время идет, и все тихо и спокойно. Финнбоги живет на подворье своем под хорошей

охраной. Сыновья его стали отличными мужами. Торир постоянно пребывал у

модрувелльских друзей своих.

XLI

О Вермунде глава

Надо теперь о том речь повести, как пришел в Финнбогастад человек на ночевку,

что часто могло приключиться. Финнбоги спросил того мужа об имени. Отвечал он,

что зовется Вермундом, а родом он с востока; там, говорит, живет отец его. Был

этот муж ростом невелик, но живой и проворный; просил он Финнбоги принять его;

говорит, что человек он подсудимый, а к суду привлек его Бранд Великодушный,

Вермундов сын, за то, что обидел он родственника его.

— Нет у меня поддержки, нет и надежды на подспорье!

Отвечал Финнбоги. что не больно долюбливает он всяких бродяг, и уже поплатился

не раз из-за их вероломства.

— Однако то правда, слыхал я, что нынешним летом некоего мужа судом присудили;

Бранд муж почтенный и богат друзьями: это будет пойти против него, если тебя

взять к себе.

Стал Вермунд молить да упрашивать, дал бы ему Финнбоги пристанище и оказал бы

заступничество; говорит он, что много куда указывали ему, да мало в том проку,

коли никто пособить ему не хочет. Посовестился Финнбоги отказать ему: да и муж

то был не из опасных, хотя бы и обманывал он; предлагает он остаться у него на

время, если того ему хочется; говорит Финнбоги, что полагает — Бранд и выкупом

удовольствуется; не станет он с боя добывать человека, который сам по себе

невеликой цены. Обрадовался Вермунд, и стал он Финнбоги угодлив и предан.

Проходит лето, зима приближается; установился зимний путь. Вот проведал Бранд о

том, что Финнбоги принял к себе Вермунда; тотчас посылает он людей за ним;

наказывает, чтобы Финнбоги отпустил того мужа, не держал его у себя, не то быть

из-за него бою; а еще обещал Бранд покончить с ним счеты и не взыскивать с

Финнбоги за то, что он сделал, если исполнит он по просьбе его. Отвечал

Финнбоги, что не отпустит мужа в зимнюю пору; говорит он, что готов за него

выкуп дать, так что Бранд в обиде не будет; сочтутся они, когда свидятся.

Воротились гонцы с этой вестью, и сильно рассердился Бранд; послал он сказать

Финнбоги, чтобы не смел он удерживать человека, которого он хочет добыть;

свирепым человеком становился Бранд и крайне заносчивым, когда замечал он, что

перечат ему; говорит Бранд, что так свидится он с Финнбоги, что не возрадуется

он тому. Но Финнбоги представился, будто ничего об этом не знает, хотя об

угрозах Бранда было ему передано, и все оставил по-прежнему.

Проходит зима, стало лето; живет себе Финнбоги спокойно; всегда имел он около

себя много народу, а порой еще больше; рассылал он людей в поиски по морю; то

было нетрудно, так как отплывать было не издалека.

Однажды осенью ушли все люди со двора: кто в море уехал, а кто за другими

делами. Дома оставался Финнбоги, при нем Вермунд, а из челяди почти никого не

было. Говорит Финнбоги:

— Устал я сегодня почему-то, как всегда бывает со мною, когда грозит мне

напасть; улягусь-ка я спать.

Говорит Вермунд:

— Чуется мне, что Бранд недолго промедлит явиться; не выходит у него из ума, что

я здесь проживаю. Плохо, хозяин, когда ты в беду попадешь ради меня.

Отвечал Финнбоги, что этому не бывать; улегся он и тотчас же заснул. Недалеко

оттуда, между горой и прибрежьем, было три холма, прямо против двора Финнбоги, и

можно было по ним стороной проехать.

Вермунд вышел и уселся; видит он, как на дальнем холме либо вихрь поднялся, либо

едут люди, и всех-то их немало. Воротился он в дом и постучал; проснулся

Финнбоги и спросил: чего он хочет? Рассказал Вермунд то, что видел; Финнбоги

наказал ему высмотреть, в чем дело, а сам — говорит — соснет он еще. Вышел

Вермунд и видит — едут люди; были они уже на среднем холме. Опять вернулся он и

сказал Финнбоги, что едут люди. Говорит Финнбоги, что это очень вероятно.

— Всегда здесь большой проезд бывает весной на покупку судов, а ныне самый

разгар. Да к тому же теперь ничего не могу я, как только спать, так меня ко сну

клонит.

Опять вышел Вермунд и пробыл снаружи немного времени; вернулся он и сказал

Финнбоги, что люди уже на ближнем холме:

— Узнал я Бранда Великодушного, Вермундова сына, и с ним пол-тридесять людей во

всем вооружении. Обошелся ты со мною хорошо и великодушно, и за то спасибо вам.

А так как теперь немного причастен я вашей ссоре, то лучше пойду я прямо к

Бранду, отдамся на милость его; человек он хороший: быть может, добром и

уберется; когда же гордые люди столкнутся, то и он становится малоуступчив.

Говорит Финнбоги:

— К чему будем мы торопиться уступать перед Брандом? Сперва потолкуем мы с ним;

пусть и Бранд говорит свое слово. А коль не захочет он того, то посмотрим:

теперь я уж выспался и больше лежать не стану.

Вскочил Финнбоги, взял оружие свое, и вышли они оба на пригорок. Там было

большое ущелье, а сверху камень подвис; туда, с одного боку можно было

добраться; Финнбоги и Вермунд взобрались к камню. Видит Бранд, что из дому вышли

какие-то люди: показалось ему, что, должно быть, это Финнбоги — тот, что был

росл и силен; тотчас повернули они к этим людям. Говорит Бранд, что,

по-видимому, небольшого труда будет стоить им предприятие их.

Слышала все Халдьфрид, что говорили между собой Финнбоги с Вермундом, когда еще

не вышли они из дома, и послала мальчика к соседнему двору — просить людей

поскорее прийти, поскольку можно было дозваться с корабля. Наказывала она

сказать, что Финнбоги нуждается в людях.

Рассказывают, что раньше, чем те подошли, Финнбоги отвалил несколько каменьев.

Когда приблизился Бранд, Финнбоги поздоровался с ним подобру, и Бранд тем же

ответил ему. Спросил Финнбоги: что нового? Говорит Бранд, что сами знают они, в

чем дело. Ищет он человека, которого присудил, а Финнбоги — говорят — взял к

себе его, назло ему; и вот — говорит — теперь думает он воротить того человека,

хотя бы Финнбоги и желалось держать того при себе:

— Но так как, Финнбоги, муж ты хороший во многом, то наперед предложу я тебе:

отпусти теперь человека мне в полную власть, тогда не стану я тягаться с тобой

за его укрывательство, скорее готов я свою дружбу предложить и помощь, коли

будет тебе в ней нужда.

Отвечал Финнбоги:

— Предложение хорошо и великодушно: иного от тебя и ждать нельзя. Но так как не

отпустил я его раньше по первому слову твоему, то надо мне скорей отказаться от

того, что ты предлагаешь. Я прошу, как и тогда, чтобы ты дозволил мне заплатить

за этого мужа, а сколько, сам ты назначишь цену. Отказываю я тебе из-за того

почтения, которое оказывал мне Вермунд все это время, так что было бы

неблагородно теперь прогнать его. Невелика тебе прибыль казнить этого мужа,

хоть, видимо, к тому очень ты склонен.

Взговорил Бранд и сказал, что муж немногого стоит:

— Но так как выехали мы все из дому сюда по этому случаю, а муж был в полной

власти нашей, то бойся, Финнбоги, чтобы из-за него не втянуться тебе в бой

немалый, а кончится он смертью твоей. Придется тогда принять то, что теперь

предлагаем тебе по доброй воле.

Говорит Финнбоги, что не боится он этого:

А мой совет, Бранд, не идти тебе первому мне навстречу: вышли лучше людей своих,

пока хватает у меня челядинцев.

— Какие там слуги? — спросил Бранд. — Не вижу я больше людей, кроме вас двух,

стоящих там.

Молвил Финнбоги:

— Вот они, мои слуги, числом их шесть; не слабы они, да и все-то одноименцы

большие, ибо зовутся каменьями. Ну-ка, выпусти против них столько же из твоих

слуг; посмотрим, кто верх одержит.

Взговорил Бранд и сказал, что нечего страшиться тому, что Финнбоги камнями

грозит. Рассказывают, что один из спутников Бранда решился и побежал к тем

«одноименцам» и тут же к Финнбоги; были у него отличные щит и копье, и думал он

напасть на Финнбоги. Финнбоги берет один из камней; муж был силен и думал

прикрыться щитом; но «слуга» Финнбоги проворнее был и стремглав полетел; не

выдержал муж натиска его; упал он навзничь, скатился в ущелье, на этом и с

жизнью покончил. Спрашивает Финнбоги у Бранда, что случилось с ним. Отвечает

Бранд, что человеку его плохо пришлось.

XLII

О Финнбоги и Бранде

Рассказывают, что Финнбоги выпустил всех шестерых своих «слуг», и каждый из них

по человеку уложил. Тогда вопросил он Бранда: нравится ли ему, как дело идет?

Отвечал Бранд, что не может он слишком похвалиться. Тогда Финнбоги снова

предложил ему то же, что и раньше, и на том покончить; но Бранд говорит, что

ничуть не испугался он.

— Побольше, — говорит, — испробовать надо, прежде чем дело решить.

Молвил Финнбоги, что не бывать и тому, чтобы он устрашился. Бранд людям своим

наказал идти осторожно, разом напасть и смело биться.

— Ведь это, — говорит, — просто срам, что столько народу так долго не может

справиться с двумя мужами.

Финнбоги выхватил меч и отважно защищался; но труднее было с ним справиться, чем

казалось. Немного спустя, как начали они биться, молвил Финнбоги:

— Вот едут сюда люди с моря; хорошо вооружены они и бегут поспешно. Так думаю я,

что люди эти спешат мне на помощь против тебя, Бранд: пожалуй, ведь, они верх

возьмут.

Отвечал Бранд, что не устрашат его какие-нибудь рыбари, сколько бы ни было их

там — много ли, мало ли. Тогда молвил Финнбоги:

— Едут там люди с моря, немало их числом, и все из самых отважных: видно, то

наши молодцы. Еще раз прошу я тебя, Бранд, согласись на тот выбор, что я

предлагал тебе. Для тебя полное право решать самому: любой выкуп назначь, какой

ты захочешь. Так думаю я о тех, что там идут, что если мы раньше не покончим наш

спор, то мало будут они довольны тому.

Взглянул Бранд и видит, что со всех сторон спешит народ, и все молодцы: одни

бегут, другие несутся, что есть мочи. Тогда молвил он:

— Никогда не испугался бы я рыб ваших, что там торопятся; но отчего бы нам и

самим не порешить дело? Скажут, что все-таки дело наше не в проигрыше, если мы

примем право самим решать от такого человека, как Финнбоги.

Отвечал Финнбоги. что охотно идет на это, и поблагодарил; подошел он к Бранду,

взял его за руку, и примирились они в виду тех людей, что были там. Как только

порешили они дело, подоспела и помощь: то прибыли сыновья Финнбоги, а с ними

много родни и приятелей; в таком сильном гневе были они, что тотчас хотели

напасть на Бранда и всех перебить. Вмешался между ними Финнбоги и велел

перестать: просил он не портить ему дела своим приходом. До того договорился

Финнбоги, что они успокоились. Тогда он пригласил к себе Бранда, и этот принял

зов его; пробыли они там с неделю в веселье и довольстве. Обходился с ними

Финнбоги ласково, и после того собрался Бранд в путь. Тогда Финнбоги спросил

Вермунда: хочет ли он оставаться или ехать с Брандом? Отвечал Вермунд, что тянет

его домой:

— Столь славный муж Бранд, что охотно пошел бы за ним я отсюда в спутники ему.

Хорошо обошлись вы со мною и по-княжески, за что большое спасибо вам.

Собрался Вермунд в путь вместе с Брандом; тогда Финнбоги молвил Бранду:

— А скоро ли покончишь ты дело с нами?

Отвечал Бранд:

— Отложу я это до летнего тинга; тогда, кажется мне, больше будет чести поведать

о договоре нашем.

Финнбоги согласился на это. Дружелюбно расстались они: едет Бранд домой на

восток; а вместе с ним был Вермунд.

Время проходит, и собралась летом на тинг толпа народа; прибыли туда из

Ватнсдаля Торстейн, и Ёкуль, и все другие братья, Ингимундовы сыновья; прибыл

Бранд Меньшак, Вермундов сын, и Финнбоги Сильный, и Эйольв Хромоногий, родич

его, и много других славных мужей.

Как-то раз встретились Финнбоги и Бранд и дружелюбно поздоровались. Спросил

Бранд, как дела идут, — о тяжбе с ватнсдальскими. Отвечал Финнбоги, что все

спокойно, и нет новостей; рассказал он ему, как все дело у них вышло. Бранд

предложил Финнбоги попытаться с ними в мир войти; говорит он, что все там друзья

ему полные. Отвечал Финнбоги, что готов он принять мир.

Вот однажды пошли Бранд, Финнбоги и Эйольв, и много людей с ними к тому двору,

где ватнсдальцы жили. Торстейн с радостью принял их; зашла между ними беседа;

тотчас Бранд завел речь с Торстейном о той ссоре и просил помириться с Финнбоги;

говорит он, что безрассудно Ёкулю враждовать с таким человеком. Хорошо и красно

отвечал Торстейн; говорит он, что охотно последуют они примеру Финнбоги, если он

захочет примириться; но — говорит — соперник противное мыслит, и предложил

Торстейн стать посредником их; Ёкуль плохо склонялся на мир, но Брандовы речи, и

дружба их крепкая, и уговоры братьев, — но то, что, казалось, он поплатился злом

за время их ссоры с Финнбоги, а был он мужем очень могучим и отважным, — все это

привело к тому, что примирились они подобру-поздорову. Бранд все порешил и

поладил между ними. Наложил он на братьев тех виру небольшую, и тотчас же вскоре

выплатили они ее.

Рассказывают, что с той поры удержалась дружба их, и Финнбоги с Ёкулем

обменялись подарками. Тогда взговорил Финнбоги Бранду и сказал, что «зачем

дольше откладывать и их дело между собой?» — говорил он, что не хочет дольше

оттягивать его и волочить.

Молвил Бранд:

— Хотя ты, Финнбоги, и мудрый муж, но, кажется, столько же смыслю я, как и ты.

Не так глуп я был, чтобы не заметить, что попал я со всеми людьми: своими

врасплох, когда со всех сторон нашла на нас помощь твоя, так же грозно на нас

подвигаясь, как раньше этого мы на тебя. Так и подобало тогда не вступаться нам

в бой. Скорее по горячности своей и гордыне говорил я тогда, чем чтобы не

заметить тех, кто подходили, и к чему привело бы столкновение. Вот и думаю я,

что не так велика заслуга моя перед вами, чтобы брать мне выкуп с тебя за то,

что помиловал ты мне жизнь, равно как и людям моим. Кажется, побольше значу я, и

они все, чем ничего не стоящий муж, хотя из гордости и хотел я с тобою дело

затеять. Ныне же не меньше буду я прославлять, что ты мне жизнь даровал, как и

предлагать тебе полную дружбу свою; рассчитывай и на всегдашнее заступничество

мое, коли будет в нем надобность тебе или сыновьям твоим; не должна нарушаться

дружба ничем, пока мы оба живы.

Возблагодарил Финнбоги Бранда за милости и все попечения его в прекрасных

словах. Поднес он ему тот самый подарок, что получил он от Йона, конунга

Грикланда; то были кольцо золотое и меч. Бранд благодарил его, и они расстались,

как самые лучшие и нежные Друзья.

XLIII

Ингимундовы сыновья просили Финнбоги выехать с запада из Викинна и купить землю

в Борге, в Видидале; но он этого не пожелал и сказал, что ему там очень хорошо.

Поехал он домой со своими спутниками, в Финнбогистад, и зажил спокойно.

Казалось, немало он вырос ото всех этих дел.

Состарился Финнбоги; видно было, что мужем он был из самых доблестных, как по

силе своей, по росту, так и по приветливости. Вошел он во многие саги и прослыл

самым славным и именитым мужем; очень любил он подвиги и отважные дела, хоть

здесь и немного об этом рассказано. Говорят, что он дожил до глубокой старости;

умер он от болезни и был похоронен в той самой церкви, что построили они вместе

с Халльфрид, женой его. Сыновья их все стали прекрасными мужами и разъезжали по

разным странам; о каждом из них сложилось много саг. С честью принимали их люди

властительные, к которым случалось им приезжать, и слыли они за людей именитого

рода. Гуннбьёрн, сын Финнбоги, с той поры уже никогда не возвращался в Исландию,

и стал он властительным мужем в Норвегии; там от него пошло большое

потомство[58]. Всех больше из детей своих любил Финнбоги Берга; это было от той

любви, что имел он к другу своему Бергу Собаке.

Берг проживал после смерти отца своего в Финнбогистаде; в том округе слыл он

самым лучшим хозяином, и правителем был над другими людьми. Другие братья его

бывали больше в разъездах, пока не свершили они завета Финнбоги и не стали все

мужами большой славы.

На этом заканчиваю я сагу о Финнбоги.

Примечания

«Сага о Финнбоги Сильном»: характеристика жанра

Древнеисландские саги чрезвычайно многообразны в жанровом отношении.

Исследователями выделяются несколько основных жанров скандинавской саговой

литературы, которые, в свою очередь, распадаются на поджанровые группы.

Во-первых, выделяются «саги об исландцах» или «родовые саги» — наиболее

известный и изученный в отечественной традиции жанр. Саги эти посвящены событиям

в Исландии в так называемый «век саг», начавшийся с учреждения общеисландского

народного собрания — альтинга — в 930 году. Повествования в сагах в то же время

затрагивает и события предшествующего периода — эпохи «заселения» или «взятия

земли» — от открытия Исландии норвежцем Ингольвом в 874 г. до учреждения

альтинга).

«Саги об исландцах» — наиболее объемная и значимая часть саг, посвященных

собственно исландской истории. Всего их около тридцати пяти. Они посвящены

истории отдельных исландских родов (отсюда их другое название — «родовые саги»)

и местностей. Названия саги этого жанра получали, соответственно, или по

наиболее значимым персонажам родовых преданий («Сага об Эгиле», «Сага о Гисли»),

или по названиям местностей, где разворачивалось действие («Сага о людях из

Лососьей долины (Лаксдаля)» и другие).

К этому же жанру традиционно причисляется и «Сага о гренландцах», повествующая о

заселении исландцами побережья Гренландии и пересекающаяся с сюжетами собственно

«родовых» саг. Кроме того, к «сагам об исландцах» примыкают в сюжетном отношении

т. н. «пряди об исландцах» — небольшие вставные рассказы в составе «королевских

саг». Они рассказывают о деятельности исландцев (как правило, также в «век саг»)

при дворе норвежских королей и правителей.

Есть и саги об отдельных норвежских королях. Это «Сага об Олаве, сыне Трюггви»

монаха Одда Сноррасона, «Большая сага об Олаве, сыне Трюггви», «Древнейшая сага

об Олаве Святом», «Легендарная сага об Олаве Святом», «Сага об Олаве Святом»

Снорри Стурлусона. «Сага о Сверрире», «Сага о баглерах», «Сага о Хаконе, сыне

Хакона», «Сага о Магнусе Исправителе Законов» дают картину истории Норвегии в

конце XII–XIII вв.

Кроме того, имеется группа саг, примыкающих к королевским сагам и излагающих

историю различных регионов Скандинавии. Это «Сага об оркнейцах» (об Оркнейских

островах), «Сага о фарерцах» (о Фарерских островах), «Сага о йомсвикингах» (о

викингской цитадели Йомсборг на славянских землях Южной Прибалтики), а также

шведская «Сага о гутах» (об острове Готланд).

Не все саги этого жанра создавались в Исландии, и все они основаны

преимущественно не на исландской традиции. «Обзор саг о норвежских конунгах»

создан в Норвегии, а «Сага о гутах» — единственный сохранившийся до наших дней

образец саговой литературы, созданный в Швеции.

На русский язык из памятников этого жанра переводились «Круг земной» (издание

полного перевода — Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980.), «Сага о Сверрире»

(М., 1988.).

Наконец, большую группу саг составляют саги «о древних временах», то есть эпохе,

предшествующей «веку саг». Таково первоначальное значение термина; затем,

однако, он расширился и на ряд поздних произведений о событиях «века саг». Всего

известно двадцать семь саг «о древних временах» и две близких им, содержащих

сюжеты героического эпоса «пряди».

К сагам «о древних временах» причисляется иногда и сохранившийся фрагмент

первоначального текста королевской «Саги о Скьёльдунгах» (весь текст имеется

только в позднем латинском переводе) — так называемый «Фрагмент о древних

конунгах».

Из предложенных в науке классификаций «саг о древних временах» наиболее

убедительным представляется их деление на две группы, предложенное А. Леруа

Эндрюс и в отечественной научной традиции поддержанное Г. В. Глазыриной (см.:

Глазырина Г. В. Исландские викингские саги о Северной Руси. М., 1996, с.

10–16.). Оно исходит из выделения саг героических (основанных на

германо-скандинавском героическом эпосе) и викингских (термин, предложенный для

классификации Г. В. Глазыриной взамен прежнего — «лживые саги»).

Отнесение тех или иных саг данного жанра к той или иной группе, исходя из их

содержания, подчас весьма затруднено. Поэтому наиболее целесообразной нам

представляется классификация саг, исходя из их внешних сюжетных характеристик,

и, прежде всего, времени действия.

Действительно, те саги, действие в которых приурочено к эпохе Великого

Переселения народов, являются переработкой германо-скандинавских героических

сказаний. Действие некоторых из этих саг происходит всецело за пределами

Скандинавии, что указывает на их связь с общегерманской традицией героического

эпоса. Большинство этих саг имеют соответствие в скандинавской, верхненемецкой

или англосаксонской эпической поэзии.

Итак, к группе героических саг можно отнести, прежде всего, «Сагу о Вёльсунгах»

(южно-германский цикл героических сказаний, отразившийся в скандинавской

«Старшей Эдде» и немецкой «Песни о Нибелунгах») и «Сагу о Хёрвер и конунге

Хейдреке» (по преимуществу, готский эпический цикл). Сюда же относятся «Сага о

Хрольве Жердинке» (датский эпический цикл, отраженный, прежде всего, в

англосаксонском эпосе), «Сага о Гаутреке», «Сага о Хрольве Гаутрексоне» (обе

составляют гаутский эпический цикл) и некоторые другие произведения.

Викингские саги повествуют о деяниях прославленных викингов VIII–XI вв. В

основном, как уже отмечено, саги этой группы рассказывают о событиях,

предшествующих «веку саг». Такие саги зачастую тесно связаны с родовыми сагами,

передавая предания о предках и сородичах знатных исландских родов, живших

незадолго или в сам период «взятия земли».

Возможно, что некоторые из саг, первоначально имевших подобное «генеалогическое

основание», позднее потеряли его, но остались четко привязаны к определенному

времени и месту в истории Скандинавии.

К этой, наибольшей подгруппе викингских саг относятся, в частности, такие

произведения, как «Сага о Рагнаре Кожаные Штаны», цикл саг о героях с острова

Храфниста, включающий «Сагу об Одде Стреле» и некоторые другие, «Сага о

Хальвдане, сыне Эйстейна», «Сага о Фритьофе Прекрасном», «Сага о Хрольве

Пешеходе». В историчности многих их главных персонажей не приходится

сомневаться, хотя описания их деяний чаще всего не имеют ничего общего с тем,

что нам известно из достоверных или относительно достоверных источников. Так,

«Сага о Рагнаре Кожаные Штаны» посвящена полулегендарному предку королей Дании и

Швеции, а также ряда исландских родов, и тесно связана с начальными разделами

королевских саг; главный герой «Саги о Хрольве Пешеходе» – основатель

Норманнского герцогства Хрольв (Роллон). Но то, что говорится об этих лицах в

сагах «о древних временах», очень часто не находит подтверждения даже в других

сагах, тем более в достоверных, современных событиям иностранных источниках.

Особую группу составляют саги, время действия которых отнесено к мифическим или

легендарным временам, исторические реалии размыты, но при этом все же

просматриваются и позволяют отнести сагу к той же группе викингских саг.

Такова, например, «Сага о Стурлауге Трудолюбивом». В ней время действие отнесено

к мифической эпохе правления королей-богов Одина и Фрейра, смерть героя отнесена

к правлению Фроди Мирного (один из известнейших скандинавских легендарных

конунгов, персонаж датского эпического цикла). В то же время по сюжету сага явно

относится к числу викингских. Историческая основа ее, действительно, на основе

имен некоторых персонажей (норвежец Хрольв Носатый, русский конунг Ингвар, то

есть князь Игорь), может быть отнесена к IX в. Появление таких «сомнительных»

саг, видимо, — результат некоторой деградации жанра (возможно, еще в устном

бытовании).

Наконец, есть такие викингские саги, действие которых происходит в «век саг». По

своим сюжетам и характеру изложения эти саги занимают промежуточное положение

между сагами «о древних временах» и другими жанрами саговой литературы. Такие

саги появились позже, чем основные произведения других жанров, что и обусловило

их характер как «саг о древних временах».

Среди произведений этой подгруппы, в частности, «Сага об Эймунде, сыне Хринга»,

сохранившаяся как прядь в составе одной из редакций королевской «Саги об Олаве

Святом», и «Сага об Ингваре Путешественнике». Оба эти произведения повествуют о

деятельности скандинавов на Руси при Ярославе Мудром и занимают промежуточное

положение между сагами королевскими и викингскими. Особенно это касается

повествования об Эймунде Хрингсоне, родственнике норвежских королей,

происходившем из той же, что и они, династии Инглингов. Ингвар Путешественник —

выходец из шведской знати, и сага о нем менее связана с сохранившимися

королевскими сагами, но по сюжету также примыкает к ним.

К этой же подгруппе может быть отнесена и «Сага о Финнбоги Сильном», занимающая

промежуточное положение между родовыми и викингскими сагами. Подробная ее

жанровая характеристика будет дана далее.

Саги «о древних временах» в меньшей степени привлекали внимание переводчиков,

чем родовые саги. Исключение составляет только «Сага (Прядь) об Эймунде, сыне

Хринга», представлявшая большой интерес как источник по древнерусской историй и

близкая к королевским сагам.

Первый ее перевод, выполненный О. И. Сенковским, вышел в свет в 1834 г.

(Эймундова сага.// Библиотека для чтения. Спб., 1834. Т. 2, отд. III.), в том же

году был переиздан отдельно, и затем переиздавался еще дважды в составе разных

изданий — в 1858 и 1903 гг. В 1915 г. было издано «изложение» саги Н. Асеева

(Повесть об Эймунде и Рагнаре, витязях норвежских. М., 1915.). Перевод Е. А.

Рыдзевской (1890–1941), отвечавший требованиям современной науки, издавался

дважды (Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в X–XIV вв. М., 1978;

Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. Вып. II. М.,

1994).

На втором месте по частоте публикаций оказался перевод «Саги о Фритьофе

Прекрасном» (в переводе — «Сага о Фритиофе Смелом»). Это было связано с

популярностью основанной на ней поэмы шведского романтика Э. Тегнера «Фритьоф»,

вместе с которой сага не раз и издавалась. Первое издание перевода Я. К. Грота

относится к 1874 г. (Тегнер Э. Фритиоф, скандинавский витязь. Воронеж, 1874.).

Затем книга была переиздана в Санкт-Петербурге (1898 г.).

В 1935 г. вышло новое издание, где перевод саги отредактировал в соответствии с

тогдашними научными требованиями А. И. Смирницкий. Перевод Я. К. Грота под

редакцией А. И. Смирницкого переиздан (Фритьоф Смелый. М., 1996.).

Из героических саг на русский язык переведена только «Сага о Вёльсунгах».

Переложение ее вошло в хрестоматию «Западноевропейский эпос и средневековый

роман» (Т. 2. Скандинавия. Спб., 1898.). Полный перевод этого важнейшего

эпического памятника, выполненный Б. И. Ярхо, вышел в свет в 1934 г. (Сага о

Волсунгах. М. — Л., 1934.). Без какого-либо редактирования перевод Б. И. Ярхо

воспроизведен в сборнике «Корни Игдрассиля» в 1997 году.

«Сага об Одде Стреле» выходила на русском языке один раз — как подробное

переложение в составе указанного издания «Западноевропейский эпос и

средневековый роман» в 1898 г. Это переложение никогда не отвечало научным

требованиям, предъявляемым к переводу литературных памятников, и, кроме того, не

могло отразить текст произведения в доступной ныне полноте.

Г. В. Глазыриной в серии «Древнейшие источники по истории Восточной Европы»

начато издание викингских саг. Вышедший в 1996 году том «Исландские викингские

саги о Северной Руси» включает тексты и переводы двух памятников — «Саги о

Хальвдане Эйстейнсоне» и «Саги о Стурлауге Трудолюбивом».

Дважды издавалась «Сага о Финнбоги Сильном» в переводе Ф. Д. Батюшкова. Первое

издание состоялось в 1885 г. в «Журнале министерства народного просвещения»

(главы с 22 по 39 — ЖМНП. Ч. 237. С. 246–277; остальные главы — ЖМНП. Ч. 240. С.

60–108). Второе (и единственное полное и последовательное) издание саги

состоялось в 1903 году — в сборнике «Древнесеверные саги и песни скальдов в

переводах русских писателей».

Помимо перечисленных публикаций, имеется также несколько изданий тематических

подборок фрагментов, выборочных и кратких переложений различных саг «о древних

временах», в основном относящихся к русской и восточно-европейской истории.

Рассматриваемая нами «Сага о Финнбоги Сильном» в жанровом отношении, как

отмечалось, чрезвычайно близка к родовым сагам. Действительно, главный герой

саги — исландец. Действие саги происходит в Исландии и за ее пределами в «век

саг». Описываются события, которым немало места уделяется и в родовых сагах —

распри между исландскими родами, утверждение христианства в Исландии. Многие

действующие лица, не исключая и самого главного героя, — персонажи родовых саг.

Географическая карта саги, в основном, вполне конкретна и имеет реальную основу.

Вместе с тем есть ряд причин, не позволяющих отнести «Сагу о Финнбоги Сильном» к

родовым сагам. Примерно половина глав саги посвящена сказочным сюжетам о

«богатырском детстве» героя-найденыша, а затем подвигам Финнбоги за пределами не

только Исландии, но и Скандинавии. В этих подвигах много характерного для саг «о

древних временах». Таковы, например, сюжеты о поединках героя с медведями.

Имеются и совершенно фантастические мотивы, а также косвенные заимствования из

мифо-героического эпоса. С собственно «нечистой силой» — троллями, в отличие от

некоторых героев других викингских саг, Финнбоги, правда, не сталкивается. Но

ряд его противников наделяются подобными чертами, и об этом прямо говорится.

Таков «Синий человек» (негр), с которым он сражается в Норвегии; таковы же и

некоторые его враги в Исландии (Торвальд Бородатый, Торбьёрн Удар Молотом).

Характерно, что именно с такими персонажами герой, как правило, и бьется один на

один.

Вообще, в описании деяний героя в Исландии, а также и в описании детства его

сына Гуннбьёрна немало мотивов, сближающих сагу с другими викингскими сагами.

Например, это мотивы о колдунье-чужеземке Далле, становящейся воспитательницей

Гуннбьёрна, о викинге Рауде, об упомянутых выше поединках Финнбоги с Торвальдом

и Торбьёрном. Можно в связи с образом Даллы вспомнить еще о провидце Драумафинне

из первых глав — тоже наполовину чужеземце, финне. Мотив финнского колдовства

часто встречается как в сагах «о древних временах», так и в повествованиях об

эпической древности в королевских и родовых сагах.

К концу повествования, в рассказах о покушениях на жизнь Финнбоги, вновь

проявляет себя фольклорный сказочный элемент. Впрочем, он заметен и раньше, —

например, в повторяющихся описаниях нападения врагов на героя из засады, которую

несколько раз замечает первым Храфн Малыш, а Финнбоги сходно реагирует на

предупреждения. В последних же главах саги сказочные сюжетные ходы преобладают.

Троекратный прием Финнбоги бродяг, из которых только третий, самый неказистый,

оказался заслуживающим гостеприимства, испытание верности всех троих сном

Финнбоги, предательство помощников-умельцев, троекратное предупреждение

Вермундом героя об опасности в последнем эпизоде — характерные черты сказочного

сюжета.

Таким образом, в сюжетном отношении сага чрезвычайно близка к сагам «о древних

временах». Надо отметить, что некоторые из упомянутых мотивов — не редкость и в

родовых (прежде всего, самых поздних), а также и в королевских сагах. Особенно

они становятся характерны, когда повествование покидает Исландию, а то и просто

ее обжитые области. Однако ни в одной из саг этих жанров сказочно-эпический

элемент не превращается в главную составляющую сюжета.

Для родовой саги главное — значимое для рода и страны событие. Как правило, это

кровная распря. В «Саге о Финнбоги» распря — лишь повод рассказать о богатырских

подвигах героя. Персонаж «родовой» саги воспринимается как представитель своего

рода или, наоборот, как изгой. Родовая сага, собственно, не посвящена в

собственном смысле слова биографии — даже «титульного» персонажа. «Сага о

Финнбоги» посвящена исключительно самому Финнбоги. Все попытки (едва заметные)

автора, составившего и записавшего сагу, дать ей «родовое» содержание, не

удались.

Это сказалось и на внешней форме саги. В отличие от королевских и родовых саг,

здесь нет согласования хронологии с уже сформированной в других произведениях

(сагах и анналах) канвой. Хронология «Саги о Финнбоги» весьма противоречива. Это

становится заметно и при анализе данных самого произведения, и особенно при

сопоставлении его с другими сагами.

Далее, в памятнике полностью отсутствуют образцы скальдической поэзии. Для

создателей родовых и королевских саг они были одним из главных источников и

важным художественным средством. В сагах «о древних временах» же они, как

правило, отсутствуют.

Наконец, данные о генеалогии даже главного героя весьма скупы. Почти ничего не

говорится о прошлом его отца. Происхождение Асбьёрна из Халогаланда выясняется

лишь по ходу изложения. Генеалогия других персонажей не поднимается выше второго

колена, а то и вовсе отсутствует. Имеющиеся генеалогические перечни часто

оказываются «не на месте». В целом, как и некоторые другие стилистические

ошибки, особенно частые к концу сагу, они оставляют впечатление не слишком

умелых попыток приблизить сагу по содержанию к родовым сагам за счет

сохранившихся обрывков подлинного предания, а также других саг.

В целом представляется полностью справедливой разделявшаяся всеми

исследователями характеристика «Саги о Финнбоги Сильном» как саги «о древних

временах». Сага эта, как отмечал и Ф. Д. Батюшков, по содержанию и отчасти

сюжету близка родовым исландским сагам, но к ним не относится. «Сага о Финнбоги

Сильном» занимает промежуточное положение между викингскими сагами «о древних

временах» и наиболее поздними, содержащими сказочно-эпические элементы родовыми

сагами «об исландцах».

«Сага о Финнбоги Сильном»:

происхождение, структура и проблема достоверности

Ф. Д. Батюшков дал следующую «общую оценку» рассматриваемого памятника: «Мы

видели в ней (саге — Ред.) два элемента, которые не настолько сблизились, чтобы

нельзя было выделить их даже чисто внешним образом: с одной стороны, мы

поставили среднюю часть, главы с 28-й по 36-ю, как отголосок рассказов на вечах,

по типу подходящий к разряду древних исторических саг… с другой стороны, начало

и конец саги представляют собой развитие сюжета по схемам эпических сказаний.

Местный колорит в саге все-таки весьма силен и выражается в приурочении рассказа

к той или другой местности, во множестве бытовых черт…

Тесная связь саги с общим строем исландской жизни несомненна, и, тем не менее,

трудно предположить, чтобы она сложилась только на основании местных

происшествий: эпитет kyrteysi (фр. cortois) говорит о знакомстве с рыцарскими

романами, которые проникли в Исландию с конца XIII в.; другие места не остались

без влияния немецких произведений, знакомство с которыми весьма легко

предположить для данной эпохи, не отыскивая их более древних прототипов.

Выделять в сложении саги то, что можно приписать на долю неизвестного слагателя

ее, от того, что принадлежит еще устной традиции, конечно, с точностью нельзя.

Но если мы склоняемся дать первенствующее значение второй, вопреки Герингу и

др., то главным образом по двум причинам…

Во-первых, отбросив предположение, что сага о Финнбоги была составлена по

Vatnsd.s. («Сага о людях из Озерной долины (Ватнсдаля)» — Ред.), хоть и в

известном противоположении к последней, мы не можем понять — почему бы грамотею

XIII в. пришло в голову сочинить сагу о Финнбоги, если б уже именем последнего

не овладела народная фантазия? Во-вторых, отсутствие цельности и стушеванность

некоторых эпизодов саги удобнее, нам кажется, объяснить не «скудостью фантазии

автора», а именно, внешним отношением к народным преданиям записывателя.

Возможно, что там и здесь он прибавлял кое-что от себя, но в общем все-таки

держался готовых преданий и, при их некоторой разрозненности, не сумел даже

скрыть следы спайки. Мы охотно верим его заявлению, что о Финнбоги сложилось

много рассказов, из которых он только часть привел (гл. 43-я). Не сам он задумал

создать тип героя, а воспользовался уже готовым материалом, и разве только

придал рассказам некоторую законченность, и то не вполне. Ее не было и в устном

предании, и сага о Финнбоги представляется нам именно на промежуточной стадии

между воспоминаниями об историческом деятеле и идеализацией его, которая

приведет к созданию народного героя».

Статья Ф. Д. Батюшкова отражает уровень научных представлений XIX века о сагах в

целом и о сагах «о древних временах» в частности. Отдельные ее положения в целом

устарели (ср. обороте «рассказах на вечах» как главных источниках родовых саг).

Тем не менее, основные выводы о происхождении «Саги о Финнбоги» представляются

справедливыми и не противоречат точке зрения современной науки на природу саги.

Как и вся саговая литература местного происхождения, в том числе и саги «о

древних временах», «Сага о Финнбоги Силыюм» имела в своей основе некую устную

традицию. Создатель сага (вернее, ее письменного варианта) неоднократно

ссылается на это устное предание, также именуя его «сагой», «сагами».

Притом предание это бытовало устно менее короткий срок, чем те предания, которые

легли в основу большинства других викингских саг. В этом смысле «Сага о

Финнбоги» также может быть сопоставлена с созданными приблизительно в то же

время «Сагой об Эймунде Хрингсоне» и «Сагой об Ингваре Путешественнике». Все три

саги, по оценкам современных исследователей, были созданы в начале XIV века.

Действие «Саги о Финнбоги» при этом охватывает вторую половину X – начало XI вв.

Действие двух других названных саг относится к первой половине XI в. Наряду с

устной традицией автор («записыватель») саги использовал, вероятно, и письменные

памятники, в том числе континентально-европейского происхождения в исландских

переводах. Они служили источником, однако, не столько сюжета, сколько его

конкретного воплощения.

Сложен вопрос об использовании при написании «Саги о Финнбоги» во многом ей

параллельной родовой «Саги о людях из Озерной долины». Это основной источник

знаний о Финнбоги, помимо саги о нем. В то же время в «Саге о людях из Озерной

долины» Финнбоги Сильный — отрицательный персонаж, противостоящий ее центральным

персонажам, братьям Ингимундарсонам. В качестве его противника выделяется Ёкуль

Ингимундарсон, популярный в Исландии эпический герой. Судя по упоминаниям о нем

в других сагах, связанная с ним традиция была богаче и известнее, чем предания о

Финнбоги.

Можно заключить, что автор «Саги о Финнбоги» знал «Сагу о людях из Озерной

долины». В то же время, побуждаемый, скорее всего, родовыми амбициями, он

попытался противопоставить преданию о Ёкуле предание о Финнбоги, восполнить

«несправедливый» пробел, имевшийся, на его взгляд, в саговой литературе. «Сага о

людях из Озерной долины» при этом могла являться только источником «от

противного». Этот вывод в целом совпадает с точкой зрения, выдвинутой при первых

исследованиях саги.

Что касается использования эпической поэзии, то скорее можно предположить, что

известные благодаря «Старшей Эдде», «Младшей Эдде» и героическим сагам мифы и

эпические сказания использовались не самим автором саги, а в предшествующей ему

устной традиции. Следует отметить, что если автор был действительно

представителем рода Финнбоги, то он и сам был носителем этой традиции.

Сага в дошедшем до нас виде состоит из сорока трех глав, объединяемых условно (в

том числе и Ф. Д. Батюшковым) в «части» или «разделы». Можно проследить, пусть и

с некоторой натяжкой, простейшее десятичное деление текста саги.

Первые десять глав посвящены «богатырскому» детству и отрочеству Финнбоги до его

прибытия в Норвегию включительно. Для этих глав, как уже говорилось, характерно

преобладание фольклорно-сказочных мотивов.

Следующие 10 глав (XI–XX) описывают деяния Финнбоги в Норвегии и Грикланде, то

есть Византии. Вся эта первая половина саги наиболее отвечает характеристикам

жанра саг «о древних временах». Если же говорить о викингских сагах, то этому

определению наиболее соответствует как раз вторая декада — с описанием заморских

странствий, — хотя в викингских походах в собственном смысле слова герой не

участвует. Именно здесь присутствуют характерные для позднего скандинавского

эпоса мотивы (поединки с медведями; бой с троллем, которого тут заменяет «синий

человек», то есть негр; пребывание при дворе чужеземного, нескандинавского

конунга далекой страны). В то же время и здесь есть элементы сказочного

повествования («трудные задачи» ярла Хакона герою), которые, однако, характерны

и для викингских саг, особенно в сюжетах о «богатырском сватовстве».

Главы с XXI по XXX описывают возвращение Финнбоги в Исландию и его распри с

земляками, вплоть до начала конфликта с Ингамундарсонами. Эта часть саги во

многом носит «переходный» характер. Происхождение ее, вероятно, самое позднее.

Так, распря с Бреттингсонами отчасти описана, вероятно, по образцу распри с

Ингамундарсонами. Фантастики здесь не больше, чем в поздних сагах «об

исландцах», и она не столь ярко проявляется. Конец декады уже перекликается с

«Сагой о людях со Светлого озера», поскольку излагает (естественно, на свой лад)

причины, приведшие к распре с Ёкулем Ингимундарсоном.

Главы с XXXI по XL описывают ход распри с Ингимундарсонами. Основная часть

мотивов этих глав, как и конец предыдущей декады, имеют параллели в «Саге о

людях из Озерной долины». Вместе с тем, когда параллелизм двух памятников

исчезает, исчезает и новый, близкий к родовым сагам характер изложения. Рассказы

о Торгриме и Торбьёрне, завершающие эту декаду, построены по законам фольклорной

сказки. Характерно, что им предшествует фрагмент, по стилю близкий к эпилогам

родовых саг. Вероятно, это след двух этапов работы над произведением, а

возможно, и работы двух «авторов».

Главы XL–XLIII, повествующие о распре с Брандом и примирении Финнбоги с врагами,

являются эпилогом саги. Первая из них является естественным (опять же, по

фольклорным законам) дополнением к предшествующим главам; затем дается полное

разрешение непростой для главного героя ситуации — по типичной для сказки и

совсем нетипичной для эпоса и предания логике эвкатастрофы, «счастливого конца».

Первые исследователи саги, включая Ф. Д. Батюшкова, считали эпилог (Батюшков

включал в него и последние главы о распре с Ёкулем) самым поздним по

происхождению разделом саги, и с этим можно согласиться. В то же время, эта

часть сага является, несомненно, органической частью произведения в его нынешнем

виде. Нет основания считать, что такого рассказа о Финнбоги не существовало уже

в устной традиции. Нет оснований и считать, что эпилог был дописан независимо от

конца последней декады (рассказов о Торгриме и Торбьёрне). Автор тут наверняка

один.

Вопрос об исторической основе «Саги о Финнбоги Сильном» непрост. С одной

стороны, лежащая в основе саги устная традиция, несомненно, имела в своей основе

некое историческое зерно. Мы можем бить уверены в надежности, как минимум,

генеалогических сведений. В этом смысле характерно несовпадение очередности и

числа сыновей Финнбоги в рассказах об их появлениях на свет и в общем перечне,

стилистически близком к родовым сагам. Перечень этот, почти наверняка, — осколок

древнего генеалогического предания, ставшего первоосновой устной саги.

Целый ряд персонажей, в том числе сам Финнбоги и его сын Торир, упоминаются в

родовых сагах. Распря Финнбоги с Ёкулем должна рассматриваться как исторический

факт. Для выяснения ее обстоятельств следует, видимо, не в меньшей степени

учитывать «Сагу о Финнбоги», чем «Сагу о людях из Озерной долины». Яркий след в

истории Исландии оставил и дядя Финнбоги по материнской линии, Торгейр, годи со

Светлого озера (Льосаватна). Он являлся законоговорителем (высшая выборная

должность на альтинге) с 985 по 1003 год; с его именем связан, в первую очередь,

закон о принятии христианской религии, провозглашенный на альтинге 1000 года. С

учетом этих фактов следует признать, что в основе саги лежит древняя, во многом

достоверная традиция.

На нее указывают и упоминания иноземных правителей. Помимо хорошо известных

исландцам правителей Норвегии — хладирского ярла Хакона Сигурдарсона (976–995

гг.) и короля Олава I Трюггвасона (995–1000 гг.), это гораздо менее знакомый

саговой литературе греческий император Йон, то есть Иоанн Цимисхий (968–976

гг.). Этот правитель, как видим, действительно правил во второй половине X в.,

примерно во времена Финнбоги, хотя мы наблюдаем здесь существенное расхождение с

хронологией саги, о чем скажем далее. Итак, сведения об иностранных правителях

также указывают на известную достоверность и историческую ценность устного

предания.

Но вместе с тем к моменту и в момент записи эта традиция претерпела значительные

изменения. О несообразностях в хронологии саги уже говорилось. Так, если

исходить из даты прихода к власти Олава I Трюггвасона (995 г.), синхронизируемой

со смертью детей и первой жены, а затем и второй женитьбой Финнбоги, герой

должен был родиться около 970 года. Однако император Иоанн Цимисхий правил в

968–976 гг. Чтобы оказаться при его дворе, Финнбоги должен был родиться не

позднее чем ок. 960 года. Это больше соответствует и данным о Ёкуле

Ингимундарсоне. Но принятие этих данных буквально взламывает всю хронологию и

сюжет саги в том виде, в каком она дошла до нас. Заметим, что Хакон пришел к

власти в Норвегии только в 975–976 гг.; едва ли Финнбоги мог служить ему прежде,

чем отправился в Византию к Иоанну.

Есть в саге и анахронизмы. Прежде всего, это, конечно, африканец-телохранитель

(«синий человек») на службе ярла Хакона. Но и исландское общество представлено

несколько иным, чем оно было на самом деле в «век саг». Это относится, в

частности, к четкому делению страны на годорды. При этом титул «годи» в саге

начинает выступать как синоним самостоятельного домохозяина, неформального

лидера округи. Так, даже Финнбоги, изгнанник-переселенец в Борге, пусть и

хозяйственно самостоятельный, один раз назван годи. Это приметы того времени,

когда первоначальное значение титула «годи» (кстати, включавшее и отправление

жреческих обязанностей, на что в саге указаний вообще не найти) почти забылось,

а общественный строй Исландии усложнился.

Нет в саге и никаких указаний на языческую религию скандинавов. Тема борьбы

христианства с язычеством совершенно отсутствует, принятие новой веры

описывается как нечто само собой разумеющееся. Ни один языческий бог не

упомянут, а единственная религия исландского героя до христианства — вера «в

самого себя». Это роднит «Сагу о Финнбоги Сильном» не только с некоторыми

другими сагами «о древних временах», но и с эпосом других германских народов,

относящимся к христианской эпохе.

Таким образом, имея в своей основе древнюю, сравнительно достоверную устную

историческую традицию, созданная в начале XIV века «Сага о Финнбоги Сильном»

передает ее в опосредованном, отчасти искаженном виде. Это в первую очередь не

исторический источник, а памятник древнеисландской литературы, относящийся к

своеобразному, по-своему отражающему действительность жанру словесности — сагам

«о древних временах».

Издатели выражают благодарность Будакову Р.Л. за предоставление текста.

Хронологическая таблица

В Хронологическую таблицу включены надежно датируемые события, имеющие отношение

к действию «Caги о Финнбоги Сильном». Учитывая спорность и сомнительную

достоверность большинства событий самого сюжета саги, их датировки не

предлагаются.

968–976 гг.Правление императора Иоанна Цимисхия в Византии.

976/7 г.Приход к власти в Норвегии ярла Хакона.

981 г.Начало проповеди христианства в Исландии.

985–1001 гг.Торгейр, годи со Светлого Озера, — законоговоритель Исландии.

995 г.Гибель ярла Хакона и приход к власти в Норвегии конунга Олава I

Трюггвасона.

999 г.Посольство Олава I в Исландию с предложением принятия христианства.

1000 г.Принятие на альтинге закона об утверждении христианства в Исландии.

Именной указатель

В Указатель включены имена всех лиц, упоминаемые в «Саге о Финнбоги Сильном».

Отсылки даны к главам саги.

Альв Косматый — XII, XIII, XIV, XV, XXI.

Альв, сын Финнбоги Сильного — XXVI, XXIX.

Аса — XXXVIII.

Асбьёрн Деттиас, сын Гуннбьёрна — I, II, III, IV, VI, VII, VIII, IX, X, XII,

XIV, XV, XXII, XXIII, XXIV, XXVII, XXXIII, XXXVI.

Асбьёрн, сын Финнбоги Сильного — XXXVI, XXXVIII

Бард (отец Финнбоги) — VIII.

Бард (кормчий) — X.

Бард (из Гренмо) — X, XI, XII, XIII, XXXV.

Берг Собака, сын Скида — XXXIII, XXXIV, XXXV, XXXVI, XLIII.

Берг, сын Финнбоги Сильного — XXXVI, XXXVIII, XLIII.

Берси Белый — XVIII, XIX, XX.

Берси (из Гвамма) — XXXVI, XXXVII.

Бранд Великодушный (Меньшак), сын Вермунда — XLI, XLII.

Бреттинг — I, V, XXIII, XXV, XXVII, XXVIII.

Бьёрн — ХХХ.

Вальгерд — XXV.

Вермунд (изгой) — XLI, XLII.

Вермунд (отец Бранда Великодушного) — XLI, XLII.

Вильмунд, сын Торарина — XXXII, XXXV.

Вифрид — XXX, XXXIV.

Гест — III, IV, V, VI.

Грим, сын Бреттинга — I, XXVII.

Грим, сын Инги — I, XXVII.

Грим (из Торфастада) — XXXIV.

Гуннбьёрн, сын Ингьяльда — I, X, XII.

Гуннбьёрн, сын Финнбоги Сильного и Рагнхильд — XXVI, XXIX.

Гуннбьёрн, сын Финнбоги Сильного и Халльфрид — XXIX, XXXIV, XXXV, XXXVII,

XXXVIII, XLIII.

Далла — XXXIII, XXXIV, XXXV, XXXVIII.

Драумафинн, сын Торгейра — VIII.

Ёкуль, сын Ингимунда — XXVIII, XXX, XXXI, XXXII, XXXIV, XXXV, XXXVI, XXXVII,

XXXVIII, XXXIX, XL, XLII.

Инги (Ингьяльд) — I, XXVII, XXVIII.

Ингибьёрг (жена Альва Косматого) — XII, XIV, XXI, XXII.

Ингибьёрг (другая?) — XIV.

Ингибьёрг (жена Берси из Гвамма) — XXXVII.

Ингимунд — XXVIII, XXX, XXXIV, XXXVI, XL.

Ингьяльд (отец Гуннбьёрна) — I.

Йон (Иоанн Цимисхий) — XVIII, XIX, XX, XLII.

Коль — XXXIV, XXXV.

Ленкни — VIII.

Лодин — XXXVII

Олав (Трюггвасон) — XXIX.

Рагнхильд, дочь Альва Косматого — XIV, XV, XVI, XVIII, XXI, XXIII, XXVI, XXVIII,

XXIX.

Рауд — XXXV.

Сварт — ХХXII.

Сигрид (жева Инги) — I.

Сигрид (жена Торгрима) — XXX.

Сигурд, сын Бреттинга — I, XXVII.

Сигурд (из Гнула) — XXX, XXXIV, XXXVI.

Сирпа — III,IV,V,VI

Скид — I, II, ХХXIII.

Тора (жена Бреттинга) — I.

Тора, дочь Торгрима — XXX, XXXI, XXXII, XXXV.

Торарин — XXXII, XXXV.

Торбьёрн Удар Молотом — XL.

Торвальд Бородатый — XXIX.

Торгейр Годи — I, VI, VIII, X, XV, XXII, XXV, XXVI, XXVII, XXVIII, XXIX, XXX,

XXXVI, XXXVIII.

Торгейр, сын Финнбоги Сильного — XXXVI, XXXVIII.

Торгерд — I, II, III, IV, VI, VIII, XXXVI.

Торгрим (из Больстадарглида) — XXX, XXXII.

Торгрим (из Ватнсдаля) — XXXIX.

Торгрим, сын Финнбоги Сильного — XXXVIII.

Торир, сын Инги — I, XXVII.

Торир, сын Ингимунда — XXVIII, XXXI, XXXIV.

Торир, сын Финнбоги Сильного — XXXIV, XXXVIII, XLI.

Торкель, сын Сигурда — XXX, XXXI, XXXII. XXXV.

Тории, дочь Асмунда — I, II, XXXIII.

Торстейн, сын Бреттинга — I, XXVII.

Торстейн, сын Ингимунда — XXVIII, XXXI, XXXIV, XLII.

Торстейн (мальчик) — XXX.

Укси — XXIII, XXIV, XXV, XXVI.

Ульвхильд — XIV.

Урдаркотт, сын Асбьёрна (первое имя Финнбоги Сильного) — IV, V, VI, VII, VIII,

IX.

Финнбоги, сын Барда — VIII, IX.

Финнбоги Сильный, сын Асбьёрна — IX, X, XI, XII, Х1И, XIV, XV, XVI, XVII, XVIII,

XIX, XX, XXI, XXII, XXIII, XXIV, XXV, XXVI, XXVII, XXVIII, XXIX, XXX, XXXI,

XXXII, XXXIII, XXXIV, XXXV, XXXVI, XXXVII, XXXVIII, XXXIX, XL, XLI, XLII, XLIII.

Хакон Ярл — X, XII, XIII, XIV, XV, XVI, XVII, XVIII, XIX, XX, XXI, XXVIII, XXIX.

Халльфрид, дочь Эйольва — XXIX, XXXIII, XXXVI, XXXVII, XLI, XLIII.

Храфн Малыш — IX, XXIV, XXVI, XXVII, XXX, XXXI, XXXV, XXXVII, XXXVIII.

Эйольв Хромоногий, сын Вальгерда — XXV, XXVIII, XXIX, XXXVIII, XLII.

Эйольв, сын Финнбоги Сильного — XXXIV, XXXVIII.

Указатель географических и этнических названий

Альманнакамб — XXXVI.

Арнарей — XXII.

Больстадарглид, Глид — XXX, XXXII.

Борт — XXVIII, XXIX, XXX, XXXI, XXXIII, XXXV, XXXVI, XXXVII, XXXVIII, XLIII.

Борд — XXXIII.

Бреттингстад — I.

Ватнсглид — XXXII.

Ватнсдаль — XXVIII, XXX, XXXIV, XXXVI, XXXVII, XXXIX, XL, XLII.

Видидаль — XXVIII, XXIX, XXXVI, XXXVII, XLIII.

Видимир — XXXII.

Вик — XXXVI.

Викинн — XLIII.

Гвамм — XXXVI, XXXVII.

Гебридцы — XXXIII.

Гнуп — XXX, XXXIV, XXXVI, XXXVIII.

Гренмо — X, XI, XIII, XXI, XXXV.

Грикланд, Греческая земля — XVIII, XIX, XX, XLII

Даль — IX.

Дьюпа — IX.

Исландия, исландцы — X, XV, XVIII, XIX, XXI, XXII, XXXVI, XXXVII, XLIII.

Ёкульса — I.

Кинн — VIII.

Кнаррарей — X.

Льосаватн, льосветнинги — I, IX, X, XV, XXII, XXVI, XXVII, XXIX, XXXVI.

Мельраккагаль — XXXVIII

Модрувеллир, Модруваль — XXVIII, XXIX, XXX, XXXIV XXXVIII, XL.

Морк — XII.

Норвегия, норвежцы — I, VIII, IX, X, XII, XV, XIX, XX, XXII, XXIX, XXXVII,

XXXVIII, XLIII:

Нордланд, Северная четверть — XXIII, XXVIII.

Сандей — XII, XIII, XIV, XV, XVIII, XXI.

Синий человек (Blбmaрr) — XVI.

Скагафьорд — XXXII.

Топт — III, VI.

Торфастад — XXXIV.

Трекиллисвик — XXXVIII.

Фелль — IХ.

финн — IX.

Финнбогастад — XXXVIII, XXXIX, XL, XLI, XLIII.

Флатейардаль — I, VIII, XXXVI.

Халогаланд — X, XI, XII, XIV, XV.

Хартсгорн — XXIX.

Хейдархус — XXIII, XXIV.

Хладир — XIV.

Хоф (Гоф) — XXVIII, XXX, XXXI, XXXIV, XXXVI, XXXVII, XXXVIII, XXXIX, XL.

Хрутафьорд — XXXIII, XXXV, XXXVII.

Эйр — I, III, IV, VI, VIII, IX, X, XXII, XXIII, XXV, XXVII, XXXVI.

Эйяфьорд — XXV, XXXVI.

[1] Торгейр Тьёрвасон, годи со Светлого Озера (Льосаватн) — известное лицо в

истории Исландии, законоговоритель (высшая выборная должность страны) в 985–1001

гг. Торгейр — один из центральных персонажей «Саги о людях со Светлого Озера

(Льосветнингах)»; упоминается в «Саге о Ньяле» и ряде других памятников.

[2] Объяснение скандинавских терминов дано в Глоссарии. [Глоссарий я делать не

стал — все равно на ON аналог круче ;) — H.F.]

[3] Инги позже именуется Ингьяльдом.

[4] Бреттинг и его сыновья упоминаются в первых главах саги еще один раз.

Сыновья же Инги же появляется только на третьем десятке глав. Автор саги,

подражая создателям родовых саг, спешит представить всех самостоятельных

домохозяев Плоской долины (Флатейярдаля). Но перед нами все же не сага «о людях

из Плоской долины», а «Сага о Финнбоги Сильном», и эти сведения выглядят здесь

совершенно излишними. Для родовых саг, на которые, судя по всему, равнялся

автор, подобные излишества, как правило, нехарактерны. Там приводятся подробные

родословные (таковых, кстати, здесь нет) и сведения о каждом значимом персонаже,

но почти всегда на своем месте, перед первым его появлением на сцене

повествования. Заметим еще, что и имена сыновей Бреттинга и Инги вызывают

некоторые сомнения в смысле своей историчности. Практически все эти имена

встречаются в саге и у других персонажей; некоторые из них совпадают между собой

и с именами позднейших противников героя — сыновей Ингимунда из Озерной долины.

Возможно, не случайно в саге Бреттингсоны и Ингасоны именуются чаще по отчеству,

чем по именам, и они совершенно не прописаны индивидуально (в отличие от сыновей

Ингимунда).

[5] Урдаркотт — дикая кошка (Ф. Д. Батюшков). С другой стороны, может быть

переведено и как «кот с камней».

[6] Этот эпизод сопоставлялся первыми исследователями саги с эпизодом из

«Младшей Эдды» — рыбной ловлей бога Тора (он на наживку отрывает голову быку).

[7] Очевидно, отсылка к «Саге о людях со Светлого Озера» или к общеизвестным

родословным перечням. В «Саге о Финнбоги Сильном» о сыне годи Торгейра (равно

как и о его законной супруге) ничего не говорится.

[8] Финны в скандинавской литературе средних веков — в основном, современные

саамы. Финны традиционно считались способными к колдовству. Колдовские

способности финнов часто описываются в сагах «о древних временах», а также в

древнейших по времени действия разделах родовых и королевских саг.

[9] С этого момента Урдаркотт именуется своим новым именем — Финнбоги.

[10] Хакон — ярл Трандхейма, единоличный правитель Норвегии в 976–995 гг. Пришел

к власти после упорной борьбы с королями из династии Инглингов.

[11] «Правитель Халогаланда», северной области Норвегии, по имени Бард,

королевским сагам неизвестен. Вообще, имя «Бард» в этой саге носят несколько

норвежских персонажей, что уже настораживает.

[12] Исландская поговорка.

[13] Характерная деталь, приравнивающая медведя в юридическом смысле к человеку

и свидетельствующая о восприятии мира древним скандинавом.

[14] Бой с медведем — первый «правильный» поединок Финнбоги. Как и почти во всех

подобных боях в «Саге о Финнбоги Сильном», противник героя наделяется

сверхъестественными чертами. Медведь — не просто зверь; он понимает человеческую

речь и производит впечатление разумного существа. Это.— характерная черта

норманнского мировоззрения средних веков. В скандинавском фольклоре медведь

часто сближается и даже смешивается с троллем.

[15] Из королевских саг Альв Косматый, зять ярла Хакона, неизвестен. Но если он

и имел исторического прототипа, то некоторые черты роднят этого персонажа с

другими «эпическими» противниками Финнбоги (медведи, «люди-тролли»). Имя «Альв»

реально известно в средневековой Скандинавии. В то же время это — название

разряда духов, которые делились на благих, небесных («светлые альвы») и злых,

подземных демонов («черные альвы»). Некоторые герои германо-скандинавского

эпоса, наделенные демоническими чертами (например, Хёгни — Хаген немецких

эпических поэм) — альвы по происхождению. Наконец, прозвище Альва и его облик

также роднят его с демоническими существами. «Косматость» — черта троллей и

мифологических великанов, а также исторических берсерков — воинов, считавшихся

неуязвимыми оборотнями, способными превращаться в медведей и волков.

[16] Отсюда можно заключить, что у ярла Хакона было две племянницы по имени

Ингибьёрг; одна из них — мать Рагнхильд. По другим, более достоверным,

источникам обе они неизвестны.

[17] Синий человек (Blбmaрr) — негр, выходец из Блаланда (Синей страны,

скандинавское название Тропической Африки). Эпизод отражает впечатление,

произведенное на скандинавов их первыми контактами с жителями дальнего юга —

видимо, не ранее эпохи крестовых походов. Возможно и заимствование мотива

поединка с исполином — «мавром» из континентальной европейской литературы

(прежде всего, рыцарских романов, переводившихся в Скандинавии).

[18] Выполнение Финнбоги «трудных задач» ярла Хакона (еще одна ждет его впереди)

— характерный сказочный сюжет. Можно обратить внимание на то, что поединок с

«Синим человеком» и с медведем Хакона отчасти повторяют предшествующие подвиги

Финнбоги.

[19] Слова ярла Хакона хорошо отражают историческую реальность. Действительно,

исландские «путешественники» не столько стремились добиться положения, денег и

почета при дворе того или иного норвежского правителя, сколько просто свести с

ним более или менее тесное знакомство и поскорее вернуться на родину, уже имея

за спиной авторитет нового патрона. Почти никто не возвращался назад в Норвегию.

Иногда для авторитета на родине была достаточна даже не реальная поддержка

норвежского правителя, а одно его имя. Так в «Саге о Финнбоги» далее одного

свойства героя с Хаконом оказывается достаточно для мнения соотечественников,

что он имеет от ярла «поддержку».

[20] Грикланд — «страна греков», Византийская империя.

[21] Йон (Иоанн) — византийский император Иоанн Цимисхий (968–976). Очевидно,

что Финнбоги не мог отправиться к нему после сколько-нибудь длительного

пребывания при дворе Хакона в Норвегии.

[22] Указание на некоролевское происхождение ярла Хакона как возможную причину

неприязни к нему Йона лишний раз свидетельствует о смутных «византийских»

познаниях передатчиков саги. В Византии в X в. наследственная императорская

власть только складывалась, и сам Иоанн Цимисхий был узурпатором из числа

удачливых полководцев.

[23] В мировом фольклоре «трудные задачи» часто связываются с «богатырским»

сватовством. Так оно, как видим, оказывается и в нашем памятнике.

[24] Еще одно характерное свидетельство степени исторических познаний автора и

его читателей. Для сколько-нибудь эрудированного средневекового человека в

подобном пояснении не было бы нужды — ясно, что греки стали христианами задолго

до самого заселения Исландии.

[25] Известный, неоднократно комментировавшийся эпизод, имеющий параллели и в

других памятниках древнеисландской литературы. Ответ Финнбоги отражает и некую

подлинную реальность древней Скандинавии — вера «в самого себя» была важнейшим

элементом самоутверждения норманна в окружающем суровом, по преимуществу

враждебном мире. Но в контексте нашей саги это еще и литературный ход,

призванный затушевать подлинную религию Финнбоги и его современников, то есть

язычество. Явление это характерно для германского эпоса христианской эпохи, если

только его отрыв от исторической памяти не зашел так далеко, как в немецкой

героической поэзии, персонажи которой все якобы христиане. В англосаксонском

эпосе (прежде всего, поэме «Беовульф») о язычестве почти нет упоминаний; герои

эпоса хотя и живут в языческую эпоху, но, как правило, не поклоняются языческим

богам, а общая мифическая картина мира в поэме имеет уже христианское ядро. В

скандинавских сагах «о древних временах» вопрос о религиозной принадлежности

героев, как правило, обходится. В тех сагах этого жанра, где о язычестве

говорится, поклонение языческим богам либо приписывается чужеземцам (даже если

это скандинавские боги), либо подвергается критике и осмеянию. Герой «Саги о

Фритьофе Прекрасном», например, оскверняет и разрушает капище бога Фрейра. В

««Саге о Финнбоги Сильном», как и во многих сагах «о древних временах»,

религиозная принадлежность норманнов до принятия христианства вообще ничем не

характеризуется. Герой верит «в самого себя», а не в языческих богов. Такая вера

достойна воина и не противоречит идеальному героическому образу. Христианство,

по мысли автора саги, не заменило в умах скандинавов какой-то прочной

религиозной системы; оно — их первая и единственная настоящая религия.

[26] Перенесение скандинавских реалий в Византию. Это явление типично для

фольклорной традиции любого народа.

[27] Данное свидетельство причастности Византии к распространению христианства в

Скандинавии. Подобные свидетельства есть еще в нескольких памятниках саговой

литературы, а также в русских летописях. Первое близкое знакомство норманнов с

христианством, несомненно, связано с Византией не в меньшей, а то и в большей

степени, чем с Римом. В «Саге о Финнбоги» интересно, что здесь Финнбоги надеется

на посольство на север от императора Византии, тогда как, в конечном счете,

скандинавы приняли христианство из Рима. Но как раз на это обстоятельство автор

саги внимания не обращает.

[28] Эпизод, как отмечал и Ф. Д. Батюшков, не вполне ясен и сложен для перевода.

Версии Батюшкова не всегда могут быть приняты нами с уверенностью; поэтому они

сняты. Возможно, что в последних фразах говорится не о ссоре Финнбоги с Укси

(как полагал Батюшков), а о его размолвке с Храфном. Тогда объяснимо, почему

Финнбоги остался с Укси один на один.

[29] Эйольв из Модрувеллира в Эйяфьорде — персонаж нескольких родовых саг,

прежде всего, «Саги о людях со Светлого Озера».

[30] Ингьяльд — это Инги, о котором шла речь в I главе саги.

[31] Естественно, ярл не вмешивался в дела Северной четверти Исландии. Для

мнения о «поддержке» было достаточно самого факта свойства Финнбоги с Хаконом.

Замечание еще раз наглядно характеризует причины, по которым исландцы служили

норвежским правителям. Не все, разумеется, вступали с патронами в свойство, но

многим действительно удавалось войти в близкую «Дружбу» с королями и ярлами, а

благодаря этому добиться авторитета и на родине.

[*] В книге стояло «вече», но раз редакция решила поменять, поменял и я — H.F.

[32] Хоф — главное хуторское поселение в Ватнсдале (Озерной долине), основанное

Ингимундом; основное место действия «Саги о людях из Озерной долины».

[33] Так Ф. Д. Батюшков переводит сканд. термин hofdingi, хёвдинг. Здесь и далее

оставляем без изменений (Ред.).

[34] Ингамунд Старый, старейшина Озерной долины, и его сыновья, прежде всего,

Ёкуль — прославленные исландские деятели X в., персонажи нескольких саг. Им

посвящена «Сага о людях из Озерной долины». Позднее Ёкуль воспринимался как

древний эпический герой (ср. мотив «меча Ёкуля» в «Саге о Греттире»), Хронология

преданий о жителях Озерной долины требует сдвинуть описанный и в саге о них

конфликт Ёкуля с Финнбоги, а также время жизни самого Финнбоги, в несколько

более раннее время. Но, с другой стороны, родство с Торгейром со Светлого Озера

должно указывать на приблизительную хронологическую достоверность «Саги о

Финнбоги». Видимо, установление подлинной хронологии жизни этого героя благодаря

позднему происхождению и путаным временным указаниям саги о нем стало

практически невозможной задачей.

[35] Торвальд Бородатый — второй после «Синего человека» противник Финнбоги,

открыто наделяемый чертами существа потустороннего мира, оборотня и тролля.

Поединки с этими врагами, а также с медведями (а отчасти и с Альвом Косматым)

заменяют традиционные для саг «о древних временах» сражения с настоящими

троллями или чудовищами.

[36] Гибель Хакона и приход к власти Олава I Трюггвасона относится к 995 году.

Олав I (995–1000) начал утверждение в Норвегии христианства как государственной

религии.

[37] Как отмечает в связи с этим и Ф. Д. Батюшков, наложничество (конкубинат)

признавалось «исландскими обычаями наравне с обручением и законным браком по

выкупу».

[38] Букв. «вожаку троллей» (Ред.).

[39] Выходцы с Гебридских островов могли быть как скандинавами, так и кельтами.

Но в этой саге гебридцы выступают именно как чужеземцы, которым приписываются

сверхъестественные дарования, как и финнам — ср. далее колдовство Даллы.

[40] Др.-исл. rбрamaрr. Наемный смотритель за работами на дворе исландского

домохозяина.

[41] Подобна грубая «забота» считалась в Скандинавии тяжким оскорблением. Ф. Д.

Батюшков приводил для сопоставления «Речи Гримнира» из «Старшей Эдды», где

похожим, по его мнению, образом был оскорблен бог Один.

[42] Имеется в виду, что Финнбоги вошел в боевой экстаз, превратился в берсерка.

Такие воины считались в дохристианской Скандинавии оборотнями и колдунами,

неуязвимыми для оружия. Негативный ореол, как правило, окутывающий имя «берсерк»

в поздних сагах, привело, видимо, к его замене автором «Саги о Финн6оги» на

синонимичное определение mannskжрr.

[43] Рауд — единственный викинг, прямо упоминаемый в саге; но викингом, как

увидим далее, становится и сам Гуннбьёрн. Наименование «викинги» в Скандинавии

было ко времени составления саги совершенно дискредитировано. В сагах «о древних

временах» герои редко именуются викингами, их заморские предприятия не всегда

характеризуются как викингские походы. В то же время викинги — частые противники

героев «викингских» саг. Это наследство родовых саг, главные персонажи которых

редко становились викингами сами, зато не раз терпели от викингов урон и в

Норвегии, и на морях, омывающих Исландию.

[44] Одно из обозначений викингского похода в сагах. Автор саги избегает

именовать Гуннбьёрна викингом (что заметил и Ф. Д. Батюшков), также, как

избегает именовать берсерком его отца.

[45] Послы от Олава I, принесшие в Исландию христианство, прибыли в 999 г. Но

еще до этого, в 981 г., католической церковью была предпринята первая попытка

христианизации Исландии.

[46] Принятие христианства в Исландии, как и повсюду в Европе, встретило

сопротивление язычников.

[47] О Финнбоги мы не можем сказать ничего определенного; что касается Торгейра,

то он принял новую веру втайне. Благодаря этому он, считавшийся язычником, стал

компромиссной фигурой для обеих сторон на посту законоговорителя. Признание свое

обеими сторонами Торгейр немедленно использовал для провозглашения на альтинге

закона о всеобщем исповедании христианства и запрете на открытое отправление

языческих обрядов (1000 г.).

[48] «Камень всех людей». Как отмечает в примечании Ф. Д. Батюшков, это название

в связи с похоронной процессией, останавливающейся у данного камня, звучит

некоторой иносказательностью». Но подозревать «вставку христианского писца» нет

оснований. Ясно, что автор саги был христианином.

[49] Букв. «куртуазен» (Ред.) Употребленное в оригинале заимствованное слово

kurteysi (фр. courtois), «проникшее на север с романским влиянием и рыцарскими

рассказами» (Ф. Д. Батюшков) — явное свидетельство позднего происхождения саги.

[50] Под «сагами» здесь, как и в последней главе, имеются в виду устные

предания. Письменной саги о Гуннбьёрне нет и, скорее всего, никогда не было.

[51] Перечень сыновей Финнбоги по их числу и последовательности несколько

отличается от того, что говорилось в саге ранее. Так, о Торгриме не упоминалось

вовсе, Берга и Асбьёрна, следуя предшествующему тексту, следовало бы поменять

местами. Возможно, этот перечень — остаток древнего достоверного

генеалогического предания о потомках Финнбоги.

[52] Торир упоминается вскользь в «Саге о людях со Светлого Озера».

Мельраккагальская битва другим сагам и исландским анналам неизвестна, но Ф. Д.

Батюшков счел возможным отождествить ее с боем Эйольва, описанным в «Саге о

людях со Светлого Озера» незадолго до упоминания вместе с Эйольвом Торира

Финнбогасона.

[53] Торгрим — единственный из тех противников Финнбоги, с которыми он бьется

один на один, кто не наделен, на первый взгляд, никакими потусторонними чертами.

Но, во-первых, Торгрим образует пару со следующим врагом, который такими чертами

как раз наделен. Во-вторых, в фольклоре разных народов «чудесные помощники», в

конце концов, предающие героя, как правило, мифические великаны или иные

сверхъестественные существа.

[54] Предательство помощников-умельцев — мотив, распространенный в фольклоре

многих народов. Столь же сказочный характер носит мотив сна Финнбоги во время

нападения (ср. еще следующую главу). Читатель так и не узнает, кстати,

определенно — испытывал ли Финнбоги своих новых домочадцев или его действительно

клонило ко сну в момент опасности.

[55] Букв. «человеком-троллем», «ведьмаком» (Ред.).

[56] Букв. «человека Хель» (Ред.).

[57] Вновь, уже третий противник Финнбоги прямо сравнивается с нечистой силой.

Хель — в скандинавских мифах великанша, владычица смерти и загробного мира.

Также называлось и ее подземное царство, а затем, в скандинавской христианской

традиции — ад. Можно сопоставить и внешние характеристики Финнбоги, и его победы

над противниками, уподобляемыми великанам и чудовищам, с деяниями скандинавского

бога Тора. Иногда встречаются очень близкие пересечения между образами Финнбоги

и Тора. Видимо, это черта устной традиции, поскольку автор саги — не «двоевер» а

вполне убежденный христианин. Язычества для него как будто не существует вовсе,

и нет ни одного упоминания языческих богов или обрядов.

[58] В самых подробных королевских сагах об истории Норвегии нет упоминаний ни о

Гуннбьёрне Финнбогасоне, ни о его потомках.

Оцифровано по изданию: Сага о Финнбоги Сильном. — М., ИПО при участии ООО «Интеллектуальная книга», 2002. [ФИННБ]