I

Начинается эта сага с того, что правил Норвегией конунг Хакон Воспитанник

Адальстейна, и было это на склоне его дней. Жил тогда человек по имени Торкель,

по прозванию Добавок к Шхере. Он жил в долине Сурнадаль и был херсиром. У него

была жена по имени Исгерд и дети, трое сыновей. Одного звали Ари, другого —

Гисли, третьего, младшего из всех, Торбьёрном. Все они росли дома. Жил человек

по имени Иси. Он жил у Фьорда Фибули, в Нордмёре. Жену его звали Ингигерд, а

дочь — Ингибьёрг. Ари, сын Торкеля из Сурнадаля, за нее посватался, и ее отдали

ему с большим приданым. С нею поехал раб по имени Коль.

Жил человек по имени Бьёрн Бледный. Он был берсерк. Он разъезжал по стране и

вызывал на поединок всякого, кто ему не подчинялся. Раз зимою явился он и к

Торкелю из Сурнадаля. А хозяйствовал на хуторе тогда Ари, его сын. Бьёрн

предлагал Ари на выбор: хочет, пусть бьется с ним на одном островке в Сурнадале

— назывался островок Столбовым, — а не хочет, пусть отдает ему свою жену. Тот

сразу же решил, что уж лучше биться, чем обоих, и себя и жену, позорить. Сойтись

надлежало им через три ночи. Вот подходит время поединка, они сражаются, и вышло

так, что Ари пал и лишился жизни. Бьёрн считает, что он завоевал и землю и жену.

Гисли же говорит, покуда он жив, этому не бывать, и он намерен биться с Бьёрном.

Тут сказала слово Ингибьёрг:

— Не потому отдали меня за Ари, что я не пошла бы охотнее за тебя. У раба моего

Коля есть меч Серый Клинок. Так попроси, пусть он тебе его одолжит. Потому что

есть у этого меча такое свойство: он несет победу всякому, кто берет его в

битву.

Гисли просит у раба меч, и тот отдает его неохотно. Гисли снарядился для

поединка, они бьются, и вышло так, что Бьёрн пал мертвым. Гисли почитает это за

большую победу. Рассказывают, что он сватается к Ингибьёрг, не желая выпустить

из рода такой доброй жены, и жениться на ней. Он берет себе всю братнину долю

имущества и становится большим человеком. Тут умирает его отец, и все его

имущество тоже достается Гисли. Он велит убить всех сообщников Бьёрна.

Раб потребовал назад свой меч, но Гисли не хочет с ним расставаться и предлагает

за него золото. Но раб ничего, кроме меча, не желает и остается ни с чем. Это

очень ему не нравится, он покушается убить Гисли и тяжело его ранит. Но и Гисли

разит его по голове Серым Клинком, и удар был так силен, что меч сломался, и

череп раскололся, и настигла обоих смерть.

II

После этого достается Торбьёрну все имущество, которым владели его отец и оба

брата. Он живет в Сурнадале на хуторе Столбы. Он сватается за женщину по имени

Тора — она была дочь Рауда с Мирного Острова — и на ней женится. Они жили в

добром согласии, и в скором времени пошли у них дети. Дочь их звалась Тордис.

Она была из детей старшею. Их старшего сына звали Торкель, среднего — Гисли,

младшего — Ари. Все они росли дома. Никто из сверстников во всей округе не мог с

ними сравниться. Потом Ари отдали на воспитание к Стюркару, его дяде. А Торкель

и Гисли оба остались дома.

Жил человек по имени Бард. Он жил в Сурнадале. Он был молод и только что получил

после отца наследство. Другого человека звали Кольбьёрн, он жил на хуторе

Каменная Плита, в Сурнадале. Он тоже был молод и только что получил наследство.

Поговаривали, что Бард соблазнил Тордис, дочь Торбьёрна, а она была и красива и

умна. Торбьёрн был очень этим недоволен и говорил, что, будь Ари дома, это не

сошло бы Барду с рук. Бард сказал, что «пусты стариковские речи» и «я буду

делать, как делал». Он был в дружбе с Торкелем, и тот ему потворствовал, но

Гисли, как и отец, не одобрял их сговора.

Рассказывают, что однажды Гисли был в дороге вместе с Бардом и Торкелем. Он

проехал с ними полпути до Дорожки Грани — так называлось место, где жил Бард, —

и, когда меньше всего этого ждали, нанес Барду смертельный удар. Торкель

рассердился и сказал, что Гисли поступил плохо, но Гисли успокаивал брата:

— Давай-ка поменяемся мечами, бери себе тот, что лучше режет[1]!

И обратил все в шутку. Тогда Торкель успокоился и остался подле Барда, Гисли же

поехал домой и все рассказал отцу. Тот был доволен.

С тех пор дружба между братьями пошла врозь. Торкель отказался меняться мечами и

не пожелал жить дома, а отправился к Скегги Драчуну на остров Сакса. Тот был

близким родичем Барду. Торкель остался там и все подстрекал Скегги отомстить за

Барда, своего родича, и жениться на Тордис. Вот едут они, число двадцать, к

Столбам, и, приехав на хутор, Скегги заводит с Торбьёрном разговор, чтобы им

породниться «через брак мой с Тордис, твоей дочерью».

Но Торбьёрн не хотел отдавать за него девушку. Говорили, что за Тордис ухаживал

Кольбьёрн. Скегги подумал, что, стало быть, тот и виноват в его неудаче со

сватовством, и, встретившись с Кольбьёрном, вызвал его биться на острове Сакса.

Кольбьёрн сказал, что придет, и прибавил, что он не будет достоин руки Тордис,

если не посмеет сразиться со Скегги.

Торкель и Скегги отправились к себе на остров Сакса и вместе с двадцатью своими

людьми ждали там урочного срока. А через три ночи Гисли едет к Кольбьёрну и

спрашивает, готов ли тот к поединку. Кольбьёрн же вместо ответа спрашивает,

нужно ли это для брака с Тордис.

— Тебе не годится об этом спрашивать, — говорит Гисли.

Кольбьёрн говорит:

— Сдается мне, что мне незачем биться со Скегги.

Гисли сказал:

— Ну и подлец же ты, что так рассуждаешь! Что ж, покрывай себя позором, я все

равно намерен ехать.

Вот едет Гисли на остров Сакса и с ним одиннадцать человек. Тем временем Скегги

уже на месте, он объявляет условия поединка и очерчивает круг для Кольбьёрна, но

не видит ни его самого, ни того, кто пришел бы его заменить. Был у Скегги

работник по имени Рэв. Так он велел Рэву сделать деревянные фигуры наподобие

Гисли и Кольбьёрна.

— И пусть один стоит позади другого, и пусть этот срам навсегда остается здесь

им в поношение[2].

Гисли услышал это из лесу и отвечает:

— Найдутся твоим работникам дела и поважнее! Вот можешь взглянуть на того, кто

посмеет с тобою биться.

Они входят в крут и сражаются, и каждый сам держит перед собою щит. У Скегги был

меч по прозванию Пламя Битвы, он нанес им удар и попал в щит Гисли. Меч громко

зазвенел. Тогда Скегги сказал:

— Пламя Битвы поет,

То-то потеха на Саксе!

Гисли нанес ответный удар секирой, и отсек край щита и ногу Скегги, и сказал:

— Рьяно огонь раны

Рубит ныне Скегги.

Скегги не стал больше биться и с той поры всегда ходил на деревянной ноге.

Торкель же поехал домой со своим братом Гисли, и теперь они живут

по-родственному, и все находят, что эта битва очень увеличила славу Гисли.

III

В саге упоминают двух братьев. Одного звали Эйнаром, другого — Арни, оба сыновья

Скегги с острова Сакса. Они жили на мысу Флюдрунес к северу от Трандхейма. Они

набирают с осени людей и потом весной отправляются в Сурнадаль к Кольбьёрну и

ставят ему условия: хочет, пусть едет с ними жечь в доме Торбьёрна с сыновьями,

а не то пусть расстается с жизнью. Тот предпочел ехать с ними. Вот отправляются

они, числом шестьдесят, и приезжают ночью к Столбам, и поджигают все строения. А

все спали в одном покое: и Торбьёрн, и его сыновья, и Тордис. Там стояли два

жбана с кислой сывороткой. Вот Гисли и те, кто был с ним, берут две козлиные

шкуры, макают в жбан, и набрасывают на огонь, и трижды его тушат. Потом они

пробивают стену, выбираются, десять человек, наружу, добегают под завесой дыма

до гор и уходят подальше, чтобы собаки их не почуяли. Двенадцать же человек

сгорели в доме. А они, те, что пришли, думают, что сожгли всех.

Гисли и все остальные добираются до Мирного Острова, приходят к Стюркару,

собирают там сорок человек, застигают Кольбьёрна врасплох и сжигают его в доме и

с ним еще одиннадцать человек. Потом они продают свою землю и покупают себе

корабль. Их было шесть десятков человек. Взяв все свое имущество, они покидают

страну и пристают к островам, называемым Эсундами, и готовятся там выйти в море.

Оттуда они плывут, сорок человек числом, в двух лодках на север к мысу

Флюдрунес. Сыновья Скегги как раз выехали с семью другими мужами собирать плату

за землю. Гисли и его люди направляются им навстречу и всех убивают. Гисли

уложил троих, а Торкель — двоих. Потом они идут к хутору и выносят оттуда много

добра. В тот раз Гисли срубил Скегги Драчуну голову — тот как раз гостил у

сыновей.

IV

Потом они возвращаются к кораблю и выходят в море и плавают больше ста двадцати

дней, пока не пристают на западе Исландии к южному берегу Фьорда Дюри[3], в

устье Реки Ястребиной Долины.

В саге упоминают двоих мужей, живших каждый на своем берегу. Оба звались

Торкели. Один жил на хуторе Грязи в Болотной Долине, на южном берегу Фьорда. Он

был Торкель, сын Эйрика. Другой жил на северном берегу, на хуторе У Всех Ветров.

Его прозвали Торкель Богач. Торкель, сын Эйрика, первым из уважаемых людей

поехал к кораблю и встретил Торбьёрна Кислого (его стали так называть с тех пор,

как он спасся с помощью кислой сыворотки).

Земля по обоим берегам еще не вся была заселена. Торбьёрн Кислый купил себе

землю на южном берегу у Морского Жилья в Ястребиной Долине. Гисли выстроил там

двор, где они и стали жить.

Бьяртмаром звали человека, жившего у вершины Орлиного Фьорда. Жену его звали

Турид, она была дочерью Храфна с Кетилевой Косы во Фьорде Дюри. Храфн же был

сыном Дюри, занявшего этот фьорд. У них были дети. Дочь их звали Хильд, она была

старшей. Одного из сыновей Хельги, других — Сигурд и Вестгейр.

Вестейном звали одного норвежца, приехавшего в Исландию во времена ее заселения

и поселившегося у Бьяртмара. Он женился на Хильд, его дочери. И они недолго

прожили вместе, как родились у них дети: дочь их звалась Ауд, а сын — Вестейном.

Вестейн-норвежец был сыном Вегейра и братом Вебьёрна Согнского Витязя.

Бьяртмар был сыном Ана Красного Плаща, сына Грима Мохнатые Щеки, брата Одда

Стрелы, сына Кетиля Лосося, сына Халльбьёрна Полутролля. Матерью Ана Красного

Плаща была Хельга, дочь Ана Лучника.

Вестейн, сын Вестейна, стал купцом и мореходом. Все же в то время, о котором

здесь рассказывается он имел у Фьорда Энунда хутор Под Конем. Жену его звали

Гуннхильд, а сыновей — Берг и Хельги.

Вот вскоре умирает Торбьёрн Кислый, а следом и жена его Тора. Хутор теперь

переходит к Гисли и брату его Торкелю. А над Торбьёрном и Торой насыпают курган.

V

Жил человек по имени Торбьёрн, по прозванию Тюленья Скала. Он жил у Жаберного

Фьорда на хуторе Телячья Гора. Жену его звали Тордис, а дочь — Асгерд. Торкель,

сын Кислого, за нее посватался и женился на ней, А Гисли посватался за Ауд,

сестру Вестейна и дочь Вестейна-норвежца, и женился на ней. Живут братья вместе

в Ястребиной Долине.

Однажды весной Торкель Богач, сын Торда, пустился в путь на юг, на Мыс Тора, где

собирался тинг, и сыновья Кислого поехали с ним. На Мысу Тора жил тогда Торстейн

Трескоед, сын Торольва Бородача с Мостра. Он был женат на Торе, дочери Олава,

сына Торстейна. У них были дети: Тордис, Торгрим и Бёрк Толстяк. Торкель Богач

закончил на тинге свои дела. А после тинга Торстейн пригласил Торкеля Богача и

сыновей Кислого к себе домой и дал им на прощанье богатые подарки. Они же

пригласили сыновей Торстейна приехать следующей весной к ним на запад, на их

тинг. И вот едут они домой.

А на следующий год, весною, сыновья Торстейна и с ними еще десять человек

отправляются на тинг на Соколиной Косе и встречаются там с братьями, Гисли и

Торкелем. Те зовут сыновей Торстейна с тинга к себе. Но до этого им надо было

погостить у Торкеля Богача. Потом они едут к братьям, Гисли и Торкелю, и те

встречают их там обильным пиром, Торгриму приглянулась сестра Гисли и Торкеля, и

он за нее посватался. Ее обручили с ним и тут же сыграли свадьбу. За нею отдали

Морское Жилье, и Торгрим переехал на запад. А Бёрк остался на Мысу Тора, и с ним

живут его племянники, Сака-Стейн и Тородд.

Вот селится Торгрим в Морском Жилье, а сыновья Кислого переезжают на Холм и

строят там хороший двор. И стоят Морское Жилье и Холм ограда к ограде. Вот живут

они бок о бок, и между ними прочная дружба. Торгрим становится там годи и во

всем поддерживает братьев. Они едут весною на тинг в сопровождении сорока

человек, все в крашеных одеждах. С ними едут Вестейн, шурин Гисли, и все, кто

приехал из Сурнадаля.

VI

Жил человек по имени Гест, он был сыном Оддлейва. Он приехал на тинг и занял

землянку вместе с Торкелем Богачом. Вот люди из Ястребиной Долины сидят за

пивом, другие же ушли на суд, потому что был как раз судебный тинг. Тут заходит

к ним в землянку один человек, большой болтун, по имени Арнор. Он сказал:

— Ну и люди живут у вас в Ястребиной Долине! Ни до чего вам нет дела, кроме как

пить. И вы даже не хотите прийти на суд, где должны разбираться тяжбы ваших

людей. Все так считают, хоть я один и скажу.

Тогда сказал Гисли;

— Пойдем на суд. Может статься, что и другие говорят то же самое.

Вот идут они на суд. И Торгрим спрашивает, не нужна ли кому их поддержка.

— И покуда мы живы, за нами дело не постоит: сделаем все, что пообещали.

Тогда отвечает Торкель Богач:

— Нестоящие это тяжбы, что ведут здесь наши люди. Но мы не преминем сказать вам,

если нам понадобится ваша помощь.

И вот заходят промеж людей разговоры о том, как великолепны эти люди и как

независимы в своих речах.

Торкель спросил тогда у Геста:

— Надолго ли хватит, ты думаешь, великолепия и своевластия людей из Ястребиной

Долины?

Гест отвечает:

— Не пройдет и трех лет, как не будет у них единомыслия, у тех, кто теперь

держится вместе.

Арнор был при том разговоре, и он бежит в землянку к людям из Ястребиной Долины

и пересказывает им эти слова.

Гисли на это говорит:

— Он, верно, повторяет чужие слова. Позаботимся же, чтобы не сбылось это

предсказание. И, на мой взгляд, самое лучшее, если мы свяжем нашу дружбу более

крепкими узами и примем, все четверо, обет побратимства.

Им это показалось разумным. Вот идут они на самую стрелку косы и вырезают

длинный пласт дерна, так, что об края его соединяются с землей, ставят под него

копья с тайными знаками такой длины, что стоя как раз можно достать рукою до

того места, где наконечник крепится к древку. Им, Торгриму, Гисли, Торкелю и

Вестейну, надо было, всем четверым, пройти под дерном. Потом они пускают себе

кровь, так что она течет, смешиваясь, в землю, выкопанную из-под дерна, и

перемешивают все это, кровь и землю. А потом опускаются все на колени и клянутся

мстить друг за друга, как брат за брата, и призывают в свидетели всех богов. Но

когда все они подали друг другу руки, Торгрим и говорит:

— Хватит с меня того, что я подам руку Торкелю и Гисли, моим шурьям. Но у меня

нет обязательств перед Вестейном. И он отдергивает руку.

— Ну что ж, и другие поступят так же, — говорит Гисли и тоже убирает руку. — Я

не буду связывать себя с человеком, который не желает связывать себя с моим

шурином Вестейном.

Люди придали тому, что случилось, большое значение. Гисли тогда сказал Торкелю,

своему брату:

— Все вышло, как я и опасался. И ни к чему все, что мы сейчас делали. Я теперь

вижу, что чему быть, того не миновать.

И люди разъехались с тинга.

VII

Случилось летом, что во Фьорд Дюри пришел корабль, принадлежавший двум братьям,

норвежцам. Одного звали Торир, другого Торарин, они были родом из Вика. Торгрим

поехал к кораблю, купил себе четыре сотни бревен и отдал часть платы сразу, а

часть обещает отдать после. Вот купцы ставят корабль в Песчаном Устье, а сами

устраиваются на житье.

Жил человек по имени Одд, он был сыном Эрлюга. Он жил на Косе в Блюдном Фьорде.

Он принял купцов к себе. Торгрим шлет Тородда, своего сына, сложить те бревна и

сосчитать их, потому что он думает поскорее перевезти их домой. Тот приходит,

берет бревна, складывает их, и покупка кажется ему отнюдь не такой удачной, как

говорил Торгрим. Он стал ругать норвежцев, те не потерпели этого, накинулись на

него и убили.

Совершив убийство, норвежцы уходят с корабля. Они переправляются через Фьорд

Дюри и, раздобыв себе коней, спешат к своему жилью. Они едут целый день и ночь,

пока не подъезжают к долине, отходящей от Блюдного Фьорда. Там они завтракают и

ложатся спать.

А Торгриму стало известно о происшествии, и он тут же собирается из дому,

переправляется через фьорд и один едет следом за норвежцами. Он застигает их

там, где они спали, и расталкивает Торарина древком копья. Тот вскакивает и

только хочет схватиться за меч, — а он признал Торгрима, — как Торгрим наносит

ему удар копьем и убивает. Тут просыпается Торир и хочет отомстить за

сотоварища, но Торгрим ударом копья укладывает и его. Это место зовется теперь

Долиною Завтрака и Погибелью Норвежцев. Вслед за тем Торгрим поехал домой, и эта

поездка принесла ему славу.

Зиму он проводит у себя на хуторе. А весною зятья, Торгрим и Торкель, снаряжают

корабль, принадлежавший норвежцам. Норвежцы эти прослыли большими смутьянами у

себя в Норвегии, и им нельзя было там оставаться. Вот снаряжают зятья корабль и

выходят в море. В то же лето выходят в море из Ракушечной Бухты во Фьорде

Стейнгрима и Вестейн с Гисли. Пока те и другие в плаваньи, Энунд из Средней

Долины хозяйствует на хуторе у Торкеля и Гисли, а Сака-Стейн, вместе с Тордис, —

в Морском Жилье. Во время всех этих событий в Норвегии правил Харальд Серый

Плащ[4]. Торгрим и Торкель приводят корабль на север Норвегии и тотчас едут

встретиться с конунгом и, представ перед ним, его приветствуют. Конунг хорошо их

принял. Они стали его людьми. Им досталось немало добра и немало почестей. Гисли

и Вестейн плавали больше ста дней и раз, в начале зимы, у берегов Хёрдаланда

попали ночью в сильную метель и бурю, и корабль их разбился в щепки, но добро

свое и людей они уберегли.

VIII

Жил человек по имени Бьяльви Бородач. Он плыл на своем корабле и держал путь на

юг, в Данию, Гисли и Вестейн прицениваются купить у него полкорабля, он же

говорит, что уже наслышан о них как о молодцах и отдает им половину корабля. Они

тут же платят ему, не скупясь. Вот едут они на юг, в Данию, на торг, что зовется

Вэбьёрг. Там они перезимовали у человека по имени Сиградд. Они жили втроем,

Вестейн, Гисли и Бьяльви, были очень дружны между собой и менялись подарками. А

с наступлением весны стал Бьяльви снаряжать свой корабль в Исландию.

Сигурдом звали одного человека, родом норвежца. Он был в деле с Вестейном и

сейчас находился в Англии. Он послал передать Вестейну, что хочет разорвать

договор с ним и не нуждается больше в его деньгах. Вестейн просит позволения

поехать с ним повидаться.

Гисли сказал:

— Ты должен обещать мне, что больше не покинешь Исландии без моего позволения,

если вернешься туда невредимым.

Вестейн обещает. Вот как-то утром Гисли встает и идет в кузницу. Он был

искуснейший человек, мастер на все руки. Он сделал монету весом не меньше чем в

эйрир, и половины этой монеты соединялись с помощью двадцати гвоздочков, по

десяти на каждой половине. Когда части были сложены, она казалась целою, но

можно было ее разъять на две части. И рассказывают, что он разнимает монету на

половины, одну дает Вестейну и просит хранить ее как знак.

— И если один из нас пошлет другому свою половину, это будет значить, что его

жизнь в опасности. Есть у меня предчувствие, что не миновать нам такого обмена,

хотя бы сами мы и не встретились.

Вот едет Вестейн на запад, в Англию, а Гисли и Бьяльви — в Норвегию, а летом — в

Исландию. Им досталось много добра и богатых подарков, и было удачно их

товарищество, и Бьяльви выкупил у Гисли свой корабль. Теперь Гисли, а с ним еще

одиннадцать человек едут на запад, во Фьорд Дюри, на торговом корабле.

IX

А Торгрим и Торкель снаряжают корабль в другом месте и возвращаются в устье Реки

Ястребиной Долины во Фьорде Дюри в один день с Гисли, приплывшим на торговом

корабле. Вскоре они свиделись, и встреча их радостна, а потом разъезжаются они

по домам. Торгриму и Торкелю тоже выпало немало богатства.

Торкель очень важничал и ничего не делал по хозяйству, а Гисли работал день и

ночь. Однажды выдался погожий день, и Гисли послал всех на сенокос, всех, кроме

Торкеля. Торкель единственный из мужчин остался на хуторе и улегся после

завтрака в доме. Дом этот был длиною в сто сажен, а шириною в десять. К южной

его стороне пристроена была светелка Ауд и Асгерд. Они сидели там и шили. Вот,

проснувшись, Торкель заслышал в светелке голоса, идет туда и ложится у стены.

Вот заговорила Асгерд:

— Не откажи, Ауд, скрои мне рубашку для мужа моего Торкеля.

— Это я умею не лучше тебя, — сказала Ауд, — и ты навряд ли стала бы просить

меня об этом, если бы надо было кроить рубашку для моего брата Вестейна.

— Это другое дело, — говорит Асгерд. — И, верно, еще долго так будет.

— Давно я знала, — говорит Ауд, — как обстоят дела. Но хватит говорить об этом.

— Я не вижу тут ничего дурного, — говорит Асгерд, — хоть бы мне и нравился

Вестейн. Сказывали мне, что вы частенько встречались с Торгримом до того, как

тебя выдали за Гисли.

— Тут не было ничего дурного, — говорит Ауд. — Я ведь не зналась с мужчинами за

спиной у Гисли, так что нет тут дурного. Но лучше прекратим этот разговор.

А Торкель слышал каждое слово и, когда они замолкли, сказал:

— Слышу слова ужасные! Слышу слова роковые! Слышу слова, чреватые гибелью одного

или многих![5]

И входит в дом. Тогда заговорила Ауд:

— Часто женская болтовня не доводит до добра. Как бы и на сей раз не вышло

отсюда беды. Давай-ка подумаем, как нам быть.

— Я уже кое-что придумала, — говорит Асгерд. — Это поможет делу.

— Что же? — спросила Ауд.

— Надо обнять как следует Торкеля, как мы ляжем в постель, и сказать ему, что

это все неправда. Он и простит меня.

— Нельзя полагаться на одно это, — говорит Ауд.

— Что же предпримешь ты? — говорит Асгерд.

— Расскажу обо всем мужу моему Гисли, чтобы он нашел выход.

Вечером приходит с работы Гисли. Повелось, что Торкель благодарит брата за

труды. Но на сей раз он ходит пасмурный и не говорит ни слова. Вот Гисли

спрашивает, не занемог ли он.

— Нет у меня болезни, — говорит Торкель. — Но есть кое-что похуже болезни.

— Не сделал ли я чего такого, — говорит Гисли, — что ты на меня рассердился?

— Нет, — говорит Торкель. — Но ты сам все узнаешь, хотя и не сразу.

И они расходятся каждый к себе, и на этот раз больше ничего не было сказано.

Вечером Торкель ест мало и первым идет спать. И когда он улегся, приходит

Асгерд, подымает одеяло и хочет ложиться. Тогда Торкель сказал:

— Я не хочу, чтобы ты здесь ложилась ни этой ночью, ни потом.

Асгерд сказала:

— С чего это ты вдруг так переменился? Или что-нибудь случилось?

Торкель сказал:

— Мы оба знаем причину, хоть от меня и долго скрывали. И мало будет тебе чести,

если я выражусь яснее.

Она отвечает:

— Можешь думать об этом, как тебе заблагорассудится. И я не собираюсь долго

спорить с тобой из-за того, где мне спать. Но выбирай: либо ты меня пустишь и

будешь вести себя, как если бы ничего не случилось, либо я тут же назову

свидетелей и объявлю о разводе с тобою, и пусть мой отец забирает обратно все

мое приданое. И в этом случае я уж больше никогда не стесню тебя в постели.

Торкель помолчал и немного погодя сказал:

— Я рассудил так; поступай, как тебе нравится, я же не стану отказывать тебе

этой ночью в постели.

Она без промедления показал, чего ей больше хотелось, и сразу легла. Они недолго

пролежали вместе, как все между ними уладилось, словно бы ничего и не было.

Вот и Ауд ложится рядом с Гисли, и рассказывает ему о своем разговоре с Асгерд,

и просит его не сердиться, но принять какое-нибудь разумное решение, если он

может найти его.

— Я не вижу такого решения, — сказал он, — от которого был бы толк. Все же не

стану на тебя сердиться, ибо устами людей гласит судьба и чему быть, того не

миновать.

X

Вот пришла зима, и наступают дни переезда[6]. Торкель вызвал своего брата Гисли

на разговор и сказал:

— Дело обстоит так, брат, что пришло мне на ум переменить жилье. Короче говоря,

я хочу, чтобы мы разделились: хочу вести хозяйство с моим зятем Торгримом.

Гисли отвечал:

— Братьям сподручнее вместе смотреть за своим добром. И, право, я был бы рад,

если бы все оставалось по-старому и мы не делились.

— Так не может долее продолжаться, — говорит Торкель, — чтобы мы сообща вели

хозяйство. Потому что от этого происходит большой убыток: ведь тебе одному

достаются весь труд и все заботы по хозяйству. Я же не прилагаю рук ни к чему,

что сулило бы выгоду.

— Не ставь себе этого в вину, — говорит Гисли, — раз уж я тебя не упрекаю. Всяко

бывало между ними: случалось, и сходились и расходились.

Торкель сказал;

— Бесполезно говорить об этом. Надо делить имущество. И раз уж я настаиваю на

дележе, ты бери себе и дом, и отцову землю, я же возьму движимое имущество.

— Если не остается ничего другого, как делиться, делай что хочешь. Мне же все

равно, что делать: делить или выбирать.

Кончили тем, что Гисли делил. Торкель выбрал движимое имущество, а Гисли

получает землю. Они поделили и двоих детей, бывших у них на попеченье: мальчика

звали Гейрмунд, а девочку — Гудрид, они были детьми их родича Ингьяльда. Девочка

осталась с Гисли, а Гейрмунд — с Торкелем. Вот уходит Торкель к своему зятю

Торгриму и живет с ним. Хозяйство же переходит к Гисли, и он не может

пожаловаться, чтобы оно стало хуже против прежнего.

Вот проходит лето, и настают предзимние дни. В те времена у многих людей было в

обычае справлять приход зимы пирами и жертвоприношениями[7]. Гисли не приносил

больше жертв с тех пор, как побывал в Вэбьёрге в Дании, все же он, как и прежде,

устраивал пиры, и притом со всею пышностью. И вот, когда подходят те дни, о

которых шла речь, он делает приготовления к большому пиру. Он зовет на пир обоих

Торкелей, сына Эйрика и Богача, своих зятьев, сыновей Бьяртмара и многих других

друзей и товарищей. И в тот день, когда гости съезжаются, Ауд заводит такой

разговор:

— Правду сказать, недостает здесь, по-моему, одного человека, которого я желала

бы видеть.

— Кто же это? — спросил Гисли.

— Это мой брат Вестейн. С ним изо всех людей хотела бы я разделить здесь

веселье.

Гисли сказал:

— Я смотрю на это иначе. Я бы дорого дал, чтобы он здесь не появлялся.

На этом их разговор и кончился.

XI

Жил человек по имени Торгрим, по прозванию Нос. Он жил во Дворе Носа на

восточном берегу Реки Ястребиной Долины. Он был силен в ворожбе и волшбе и был

колдун, каких мало. Его-то и приглашают Торгрим с Торкелем к себе, потому что у

них тоже шел пир. Торгрим был искусным кузнецом, и рассказывается, что оба

Торгрима и Торкель идут в кузницу и там запираются. Вот достают они обломки

Серого Клинка, который при разделе выпал Торкелю, и Торгрим делает из него

копье. К вечеру копье было готово. На нем были насечены тайные знаки, и древко

входило в наконечник на целую пядь.

Рассказывают, что Энунд из Средней Долины пришел на пир к Гисли и, отозвав его в

сторону, сказал, что вернулся Вестейн «и можно ждать его сюда».

Гисли немедля зовет своих работников, Халльварда и Хаварда, и велит им ехать на

север к Фьорду Энунда и прямо к Вестейну.

— Передайте ему от меня поклон да прибавьте: пусть сидит дома, пока я к нему не

приеду, и пусть не появляется на пиру в Ястребиной Долине.

Он дает им узелок, а в нем условленный знак, половинка монеты, на случай, если

он им не поверит.

Тогда идут они и берут в Ястребиной Долине лодку, и гребут к Устью Ручья, и,

выйдя там на берег, идут к человеку, который жил там во Дворе Берси. Его тоже

звали Берси. Они передают ему просьбу Гисли одолжить им двух своих лошадей — их

звали Рукавицы, — самых резвых лошадей на всех Западных Фьордах. Тот дает им

лошадей, и они скачут до самых Мшистых Полей, а оттуда к хутору Под Конем. А

Вестейн уже выехал из дому, и случается так, что он проезжает Мшистые Поля под

холмом, братья же едут поверху. Так они разминулись.

XII

Был человек по имени Торвард. Он жил на хуторе Бугор. Двое его людей повздорили

из-за какой-то работы, пустили в ход косы и поранили друг друга. Вестейн

подъезжает и мирит их, так что оба остаются довольны. Потом он пускается к

Фьорду Дюри и с ним два норвежца.

Между тем, приехав на хутор Под Конем, Халльвард и Хавард узнают, что Вестейн,

оказывается, уже уехал. Скачут они что есть мочи обратно. И, подъехав к Мшистым

Полям, видят: скачут люди посреди долины, но их разделяет бугор. Вот скачут они

в Медвежью Долину — и только подъезжают к Откосу Арнкеля, как пали обе их

лошади. Тогда, оставив лошадей, они бегут и кричат. Тут Вестейн с людьми слышит

их, — а они уже выехали на Ягнячий Перевал, — и дожидаются, пока те не прибежали

со своей вестью. Достали они и монету, которую Гисли послал Вестейну. Вестейн

вынимает из кошеля другую половинку и при взгляде на нее сильно краснеет.

— Вы говорите чистую правду, — говорит он, — и я бы повернул обратно, если бы вы

нагнали меня чуть раньше. Но теперь текут все воды к Фьорду Дюри, и я поскачу

туда же, да и тянет меня туда. Норвежцы пусть поворачивают назад, вы же садитесь

в лодку и известите Гисли и мою сестру, что я еду к ним.

Они возвращаются домой и все рассказывают Гисли. Он отвечает;

— Значит, так тому и быть.

Вестейн едет в Ягнячью Долину к родственнице своей Луге. Она перевозит его через

фьорд и говорит ему:

— Вестейн, будь осторожен. Это тебе понадобится. Она перевезла его к Пескам

Тинга, Там жил человек по имени Торвальд Искра. Вестейн идет к нему, и Торвальд

разрешил ему взять своего коня. Вот скачет он дальше, звеня уздечкой Торвальда,

а седло и подпруга у него свои. Торвальд провожает Вестейна до Песчаного Устья и

вызывается ехать с ним хоть до самого хутора Гисли. Но тот сказал, что это ни к

чему.

— Многое переменилось в Ястребиной Долине, — сказал Торвальд, — и будь

осторожен.

На этом они расстаются. Вот скачет Вестейн до самой Ястребиной Долины. Погода

была ясная, и светила луна. У Торгримова двора двое загоняли скот, Гейрмунд и

женщина по имени Раннвейг. Она привязывает коров в хлеву, а он гонит их к ней. И

вот, проезжая через луг, Вестейн встретил Гейрмунда. Гейрмунд сказал:

— Не заезжай сюда в Морское Жилье, а отправляйся прямо к Гисли да смотри будь

осторожен.

А Раннвейг вышла из хлева, и человек показался ей как будто знакомым. И, загнав

скот, они заспорили, кто бы это мог быть, и идут, переговариваясь, домой.

Торгрим со своими людьми сидел у огня, и спрашивает Торгрим, не попадался ли им

на глаза какой человек, и еще спрашивает, о чем у них спор.

— Сдается мне, что я узнала Вестейна, который сюда вернулся, — сказала Реннвейг.

— На нем был синий плащ, в руке копье, и он скакал, звеня уздечкой,

— А что ты скажешь на это, Гейрмунд?

— Да я плохо разглядел. Но я подумал, что это работник Энунда из Средней Долины,

у него был плащ Гисли, а сбруя Энунда и в руках острога.

— Кто-то из вас лжет, — сказал Торгрим. — Ступай-ка в Холм, Раннвейг, и

разузнай, что там происходит.

Вот отправилась она и подошла к дверям как раз, когда гости сошлись пировать.

Гисли стоял в дверях и, поздоровавшись с ней, пригласил ее войти. Она сказала,

что ей надо домой, — «но я хотела бы повидать девочку Гудрид».

Гисли зовет Гудрид, но ее не было.

— Где Ауд, твоя жена? — спросила Раннвейг.

— Вот она, — говорит Гисли.

Ауд выходит и спрашивает, чего ей надо. Та ответила, что, так, мол, одна

малость, но ничего толком не сказала. Гисли сказал, что одно из двух; либо пусть

остается, либо идет домой, Она пошла домой и была еще глупее прежнего, если это

только возможно, и не могла рассказать ничего нового.

А поутру Вестейну принесли два тюка с товаром: их тогда взяли с собой братья

Халльвард и Хавард. Он достал оттуда кусок обойной ткани длиною в шестьдесят

сажен и головное покрывало в двадцать локтей длиной с тремя парчовыми полосами

во всю длину, а еще три умывальных таза, отделанные золотом. Он выложил все это

и подарил своей сестре, Гисли и побратиму своему Торкелю, если тот захочет

принять подарок.

Гисли идет с обоими Торкелями в Морское Жилье к брату своему Торкелю.

Рассказывает Гисли, что вернулся Вестейн и привез им обоим дорогие подарки. Он

показывает их и просит Торкеля взять, что он хочет.

Торкель отвечает:

— И все же было бы уместней, если бы ты один взял все это, я же не хочу

принимать подарков. Маловероятно, что я отдарю Вестейна.

И он наотрез от них отказался. Вот отправляется Гисли домой, и кажется ему, что

все идет одно к одному.

XIII

И вот что произошло в Холме. Две ночи сряду Гисли тревожат дурные сны, и люди

спрашивают, что ему снилось. Он не хочет рассказывать снов. Вот наступает третья

ночь, на дом налетел такой вихрь, что с одной стороны сорвало крышу. А вслед за

этим с неба хлынул такой ливень, что никто и не упомнит подобного. Потолок начал

течь, как и следует ждать, раз повреждена крыша. Гисли живо вскочил и кличет

своих людей помочь делу. Был у Гисли один раб по имени Торд, а по прозванию

Трусоватый. Он был большого роста, почти как Гисли. Раб этот остался дома, а

Гисли и с ним почти все его люди побежали на сенокос, чтобы убрать сено. Вестейн

хотел было бежать с ними, но Гисли воспротивился этому. И когда с потолка стало

сильно лить, брат с сестрою отодвигают свои кровати и ставят их вдоль покоя. А

все, кроме них двоих, уже убежали из дому.

Вот незадолго до рассвета кто-то входит неслышно и идет туда, где лежит Вестейн.

Тот в это время не спал. Но, прежде чем он что-либо заметил, в грудь ему

вонзилось копье, проткнув его насквозь. И, почувствовав удар, Вестейн сказал

так:

— Прямо в сердце.

И человек этот тотчас ушел, а Вестейн попытался встать и, вставая, упал у лавки

мертвый. Проснулась Ауд, и зовет Торда, и просит его вынуть копье из раны. Тогда

считалось, что мстить надлежит тому, кто извлечет клинок из раны, и если убийца

оставлял оружие в ране, это называлось тайное умерщвление, а не убийство. Торд

так боялся мертвецов, что он не решился даже приблизиться. Тут вошел Гисли, и

увидел, что произошло, и сказал Торду, что не надо ничего делать. Он сам вынул

копье из раны и никому не показав, бросил его, все окровавленное, в ларь и сел

на лавку. Потом он велел обрядить тело Вестейна по обычаю того времени. Гисли да

и все другие очень горевали по Вестейну.

Гисли сказал своей воспитаннице Гудрид:

— Сходи в Морское Жилье и разузнай, что у них там делается. Я потому посылаю

тебя, что очень доверяю тебе в этом деле, как и во всяком другом. Смотри же

сумей рассказать мне, что у них там делается.

Она идет в Морское Жилье. Там все на ногах и вооружены, и оба Торгрима, и

Торкель. И когда она вошла, они не тотчас с нею поздоровались, потому что там

мало кто был расположен к разговорам. Все же Торгрим спрашивает ее, что нового.

Она рассказала про смерть Вестейна, или, вернее, про его убийство. Торкель

отвечает:

— Еще недавно мы бы и впрямь почли это за новость.

— Умер человек, — говорит Торгрим, — которому мы все обязаны выказать уважение,

и нужно похоронить его наиподобающим образом и насыпать над ним курган. И правду

сказать, это большая потеря. Можешь передать Гисли, что мы сегодня придем к

нему.

Она идет домой и рассказывает Гисли, что Торгрим сидел во всех доспехах, в шлеме

и при мече. Торгрим Нос держал в руках топор, а Торкель обнажил на пядь свой

меч,

— Там все на ногах и многие вооружены.

— Этого и следовало ждать, — говорит Гисли.

XIV

Вот Гисли готовится со своими людьми к погребенью Вестейна в той песчаной гряде,

что расположена вдоль тростникового озерка под самым Морским Жильем. И когда

Гисли приступил к погребению, подъезжает туда Торгрим и с ним много людей. Когда

они завершили обряд над телом Вестейна по тогдашнему обычаю, Тор-грим подошел к

Гисли и сказал:

— Есть обычай обувать покойного в башками Хель, чтобы в них он вошел в

Вальгаллу. Я сделал это для Вестейна. — И, покончив с этим, он сказал: — Я не

умею завязывать башмаков Хель, если эти развяжутся.

Потом они садятся на кургане и беседуют и находят очень маловероятным, чтобы

кто-нибудь знал преступника. Торкель спросил у Гисли:

— Как Ауд принимает смерть брата? Много ли плачет?

— Ты, верно, думаешь, что тебе это известно, — говорит Гисли. — Она держится

хорошо, хоть ей и тяжело. Видел я сон, — продолжает Гисли, — позапрошлой ночью и

прошлой ночью снова. Я не скажу по этим снам, кто убийца, хоть они и клонятся к

этому. Снилось мне в первую ночь, будто из одного двора выползла гадюка и

насмерть ужалила Вестейна. А на следующую ночь мне приснилось, что из того же

двора выскочил волк и насмерть загрыз Вестейна. Я до сего дня не рассказывал

этих снов, потому что думал, что тогда они не сбудутся.

И он сказал вису:

— Желал я, о нож обнаживший[8],

Спокойного сна Вестейну,

Мнил, и меня минует

Страшный сон вчерашний,

Когда мы сидели с другом

В доме за чашей меда,

Черпали радость в хмеле,

С третьим встреч не искали.

Тогда спросил Торкель:

— А как Ауд принимает смерть брата? Много ли плачет?

— Что-то часто ты об этом спрашиваешь, родич! — говорит Гисли. — Однако ж

одолело тебя любопытство. И Гисли сказал вису:

— Липа льна под покровом,

Кроткая, скроет горе,

Ливень ланит пролить

Лишь ночью осмелятся очи.

Сивы злата[9] персты

Осушат росу ресниц,

Но разум ее смятен

Утратой милого брата.

И еще он сказал так:

— На грудь объятой грустью

Фригги перины змея

Слез горючих гроза

С леса глаз пролилась;

Сыплет груды орехов

Орешник глаз безутешных,

Скегуль злата скорбь

Ласка лишь скальда умерит.

Потом братья вместе идут домой. Тогда сказал Торкель:

— Да, это большое событие! И верно, для тебя оно еще горше, чем для нас. Но все

же всякий сам себе товарищ. Я бы хотел, чтобы ты не слишком убивался, дабы не

заронить в людях подозренья. Хотел бы я также, чтобы мы устроили у себя игры и

чтобы наладились у нас наилучшие отношения, как бывало.

— Неплохо сказано, — говорит Гисли. — Я готов согласиться. Но с одним условием:

если случится в твоей жизни событие, столь же важное для тебя, как для меня это

событие, обещай вести себя таким же образом, как ты теперь просишь меня.

Торкель соглашается. Потом они идут домой и справляют тризну по Вестейну. И

после этого они расходятся по домам, и снова все спокойно.

XV

Вот начинаются игры, как если бы ничего не случилось. Зятья, Гисли и Торгрим,

чаще всего играют друг против друга, и люди не могут решить, который из них

сильнее. Все же большинство отдает предпочтение Гисли. Они играют в меч на льду

тростникового озерка. Там все время было людно. И вот однажды, когда сошлось

особенно много народу, Гисли предложил разделиться для игры поровну.

— Этого мы и хотим, — говорит Торкель. — Но только мы хотим, чтобы ты не

поддавался Торгриму, потому что ходят разговоры, что ты играешь не в полную

силу. Я же только порадуюсь за тебя, если ты окажешься сильнее.

— Нам еще не доводилось померяться силами, — говорит Гисли, — но может статься,

что придет для этого время.

Вот они играют, и Торгрим уступает в игре Гисли. Гисли сшиб его с ног, и мяч

отлетел в сторону. Тогда Гисли хочет завладеть мячом, но Торгрим удерживает его

и не дает ему взять мяч. Тогда Гисли толкнул Торгрима с такой силой, что тот,

ударившись оземь, ободрал себе пальцы и из носу у него пошла кровь. Медленно

встал Торгрим. Он глянул на курган Вестейна и сказал:

— Копье со звоном сердце

Задело. Ну что ж, за дело!

Гисли остановил катившийся мяч и запустил его Торгриму между лопаток, так что

тот упал ничком. Гисли сказал:

— Мяч по загривку героя

Огрел. Ну что ж, за дело!

Торкель вскочил на ноги и сказал:

— Теперь видно, кто сильнее и кто лучше играет. На этом и кончим.

Они так и сделали. Игры прекратились, и прошло лето, и Торгрим с Гисли стали

холоднее друг с другом.

Торгрим задумал дать в предзимние дни осенний пир, встретить зиму и принести

жертвы Фрейру. Он приглашает к себе своего брата Бёрка и Эйольва, сына Торда из

Выдрей Долины, и многих других знатных людей. Гисли тоже готовится к пиру. Он

зовет к себе своих шурьев с Орлиного Фьорда и обоих Торкелей, и набралось у

Гисли не меньше шести десятков гостей. В обоих домах готовился пир горой, и пол

в Морском Жилье устлали тростником с тростникового озерка. Торгрим со своими

занимался приготовлениями, и они собирались завешивать стены, — в тот вечер

ожидались гости, — и Торгрим сказал Торкелю:

— Как бы теперь подошли нам те добрые ткани на стену, что хотел отдать тебе

Вестейн! На мой взгляд, это отнюдь не одно и то же: получить их насовсем или

получить их на время, и я желал бы, чтобы ты теперь послал за ними.

Торкель отвечает:

— Все знает тот, кто знает меру. Я не стану посылать за ними.

— Тогда я сделаю это сам, — сказал Торгрим и велел пойти Гейрмунду.

Гейрмунд говорит:

— Сделаю любую работу, но эта не по мне. Тогда Торгрим подходит к нему и дает со

всего маху пощечину и говорит:

— Ступай-ка, если это тебе больше нравится!

— Теперь пойду, — сказал тот, — хоть мне это еще меньше нравится. Но будь

уверен, уж я позабочусь о том, чтобы подобрать пару к тому лещу, что ты дал мне.

В долгу не останусь.

После этого он пошел, и когда он приходит в Холм, Гисли и Ауд как раз собираются

завешивать стены. Гейрмунд сказал, зачем он пришел, рассказал и о том, как все

это вышло. Гисли спросил:

— Ну что, Ауд, хочешь одолжить им эту ткань?

— Ведь ты не потому меня спрашиваешь, что не знаешь, что я не хотела бы

оказывать им ни этой услуги, ни какой иной; слишком много чести.

— А как смотрел на это мой брат Торкель? — спросил Гисли.

— Он был доволен, что меня посылают.

— Это решает дело, — сказал Гисли и вышел с ним, отдав ему ткань. Гисли идет с

ним до самой ограды и говорит: — Теперь вот что. Благодаря мне ты ходил не

напрасно. Но хочу я, чтобы и ты пошел мне навстречу в одном важном для меня

деле, ведь где подарок, там и отдарок. Хочу же я, чтобы ты сегодня вечером

отодвинул засовы у трех дверей. И тебе не мешает помнить, как тебя уговорили

идти сюда.

Гейрмунд спрашивает:

— Здесь не будет опасности для твоего брата Торкеля?

— Никакой! — сказал Гисли.

— Тогда так и будет сделано, — сказал Гейрмунд. И, вернувшись домой, он

сбрасывает ткань с плеч. Тогда Торкель сказал:

— Гисли по своему терпению не чета другим людям, и он поступил лучше нас.

— Это как раз то, что нам нужно, — говорит Торгрим, и они завешивают стены.

К вечеру приходят гости. А небо затягивается облаками, и вечером падает хлопьями

снег и засыпает все тропы.

XVI

Вечером приходят Бёрк и Эйольв и с ним шесть десятков человек, всего там

собралось сто двадцать гостей, а у Гисли гостей вдвое меньше. Вот сели люди в

Холме вечером пить, а потом ложатся по лавкам и засыпают. Гисли сказал своей

жене Ауд:

— Я не задал корма коню Торкеля Богача. Выйдем вместе, и ты запри за мной и,

пока я хожу, не ложись, а когда вернусь, отопри мне.

Он достает из ларя копье Серый Клинок. На нем синий плащ поверх рубахи и

холщовые штаны. Он идет к ручью, протекающему между обоими хуторами: в обоих

хозяйствах брали оттуда воду. Он идет по дорожке к ручью, потом идет вброд до

той дорожки, что вела к другому хутору. Гисли знал в Морском Жилье все ходы и

выходы, потому что он сам его строил. Там был вход через хлев, туда Гисли и

пошел[10]. С каждой стороны стояло по тридцати коров. Он связывает им попарно

хвосты, запирает за собой хлев и прилаживает запор так, чтобы нельзя было

открыть, если кто захотел бы выйти. Потом он идет в жилую часть дома. Гейрмунд

сделал свое дело: засовов на дверях не было. Вот входит Гисли и запирает двери,

как они были заперты с вечера. Он делает все очень медленно. Заперев дверь, он

стоит и прислушивается, не проснулся ли кто, и убеждается, что все спят. В доме

было три огня. Вот он берет с полу охапку тростника, скручивает его в жгут и

бросает в один из огней. И огонь гаснет. Тут он замечает, что спят-то не все.

Ему видно, как к самому дальнему светильнику тянется рука юноши, снимает

светильник и тушит свет.

Тогда он идет в глубь дома к спальной нише, где спали Торгрим с его сестрою.

Дверка ниши была не заперта, и оба лежали в постели. Вот он идет туда, шарит

впотьмах перед собою и касается рукою груди Тордис: она спала с краю. Тордис

сказала:

— Почему у тебя такая холодная рука, Торгрим? — и разбудила его. Торгрим сказал:

— Хочешь, я повернусь к тебе?

Она-то думала, что это он положил на нее руку. Гисли пережидает немного и

согревает руку у себя под рубахой, они же оба засыпают. Тогда Гисли тихонько

касается Торгрима, чтобы тот проснулся. Торгрим думал, что это Тордис его

разбудила и повернулся к ней. Тут Гисли одною рукой срывает с них одеяло, а

другой насквозь пронзает Торгрима Серым Клинком, так что острие засело в дереве.

Тордис закричала:

— Люди, все, кто есть здесь, просыпайтесь! Торгрима убили, моего мужа!

Гисли поспешно бросается назад к хлеву, выбегает, как он и думал, из дома и

плотно затворяет за собой дверь. Потом он тою же дорогой возвращается к себе

домой, и после него не остается следов. Когда он пришел, Ауд отодвинула засов, и

он идет прямо в постель и держится как ни в чем не бывало, словно бы он ничего и

не сделал.

Все люди в Морском Жилье были пьяны и не знали, что делать. Убийство застало их

врасплох, и потому они не предприняли ничего толкового.

XVII

Эйольв сказал:

— Случилось великое злодеяние, а все эти люди бестолковые, все, кто тут есть. По

моему разумению, нужно зажечь свет и быстрее бежать к дверям, чтобы убийца не

ушел.

Так и сделали. И людям кажется, что, раз убийца не обнаружен, значит, это сделал

кто-то в самом доме. А время идет, и наступает день. Тело Торгрима кладут,

извлекают копье, — это делает Бёрк, его брат, — и готовят тело к погребению. Там

остаются шесть десятков человек, а другие шесть десятков идут в Холм к Гисли.

Торд Трусоватый был около дома, и, завидев толпу, он бросился в дом со словами,

что, мол, к хутору движется войско, и он очень всполошился.

— Ну что ж, — говорит Гисли. И он сказал вису:

— Страха в меня не вселит

Торда трусливое слово,

Меч властителя сечи

Вражьею вспоен кровью.

Лежит недалече повержен

Тополь вепря потока.

Пусть мечутся в ужасе люди

Мужество мне не изменит.

Вот заходят они, Торкель и Эйольв, на хутор и направляются к спальной нише, где

лежит Гисли с женою. Торкель, брат Гисли, первым туда заходит. И видит он, что

башмаки Гисли лежат все замерзшие и заснеженные. Тогда он пихнул их подальше под

лавку, чтобы не увидели другие.

Вот Гисли приветствует их и спрашивает, что нового. Торкель рассказал, что, мол,

случилось великое злодеяние, убит Торгрим, и спросил, что бы это могло значить и

что следует теперь предпринять.

— Великие злодеяния не заставляют себя долго ждать, — говорит Гисли. — Мы

намерены оказать помощь в погребении Торгрима, вы можете на это рассчитывать, и

должно сделать это, как подобает.

Те принимают предложение, и они идут все вместе в Морское Жилье. Потом они

приготавливают все к погребению и кладут Торгрима на корабль. Вот насыпают они

курган по древнему обычаю, и осталось только закрыть его. Тогда Гисли идет к

речному устью, берет там огромный, как скала, камень и взваливает его на

корабль. Кажется, подалась под камнем каждая досочка, и корабль весь затрещал.

Гисли сказал:

— Я не умею ставить корабль, если этот унесет ветром.

И поговаривают, что это не так уж непохоже на то, что сделал с Вестейном

Торгрим, когда говорил о башмаках Хель.

Вот собираются они с кургана домой. И Гисли сказал своему брату Торкелю:

— Я рассчитываю, брат, что теперь между нами будет наилучшая дружба, как бывало,

и давай устроим игры.

Торкель согласен. На этом они расходятся по домам. У Гисли теперь нет недостатка

в людях. Приходит конец пиру, и Гисли оделяет гостей хорошими подарками.

XVIII

Вот справили по Торгриму тризну, и Бёрк дает многим хорошие подарки в залог

дружбы. Дальше случается вот что. Бёрк платит Торгриму Носу и просит его

наворожить, чтобы не было ниоткуда помощи убийце Торгрима, хоть бы люди и

пожелали помочь ему, и чтобы не было ему в стране покоя. Дали ему за ворожбу

десятилетнего быка. Вот Торгрим принимается колдовать и, приготовив себе все,

как обычно, сооружает помост и совершает колдовской обряд со всем возможным

непотребством и злобою.

Была еще и такая странность, которой приписывали особый смысл: снег не лежал на

юго-западном склоне Торгримова кургана, и там никогда не замерзало. И люди

связывали это с тем, что Торгрим своими жертвами снискал расположение Фрейра, и

Фрейр не хочет, чтобы их разделял мороз.

Так прошла зима, и братья устраивают игры. Бёрк переезжает на хутор к Тордис и

на ней женится. Она в то время ходила тяжелая. У ней родился мальчик, его

окропили водой и нарекли Торгримом, по отцу. Но когда он вырос, им показалось,

что он крут нравом и непокорен. Ему переменили имя и стали звать Снорри[11].

Бёрк прожил там зиму и тоже участвовал в играх.

Одну женщину звали Аудбьёрг. Она жила в верхней части долины, на Неудачином

Дворе. Она была сестрою Торгрима Носа, а замужем за человеком по имени Торкель,

по прозванию Неудача. Сына ее звали Торстейном. После Гисли это был сильнейший

человек на играх, Гисли и Торстейн всегда играли вместе, а против них Бёрк с

Торкелем.

Однажды на игры сошлось множество народу: многим было любопытно посмотреть на

игры и узнать, кто всех сильнее и кто лучше играет. И было там так же, как и

повсюду: чем больше соберется на играх народу, с тем большим пылом идет игра.

Рассказывают, что Бёрк в тот день проигрывал Торстейну. В конце концов он

разозлился и сломал пополам биту Торстейна. Но Торстейн толкнул его так, что тот

грохнулся на лед. Гисли, увидел это, сказал Торстейну, пусть, мол, играет против

Бёрка в полную силу, «а я поменяюсь с тобою битами». Так они и делают. Гисли

садится чинить биту и поглядывает на курган Торгрима. Земля была покрыта снегом,

а на склоне кургана сидели женщины, сестра его Тордис и много других. Гисли

сказал тогда вису:

— Вот прорастают проталины

На крыше, укрывшей ныне

Недруга трусов Грима[12], —

Он принял смерть от меня!

Малый лоскут земли

Смелому служит уделом,

Золота, клен оделил

С лихвою вершителя боя.

Тордис сразу же запомнила эту вису. Она пошла домой и разгадала ее смысл. Они

кончают игры, и Торстейн идет домой.

Жил человек по имени Торгейр и по прозванию Тетерев. Он жил на Дворе Тетерева.

Жил человек по имени Берг и по прозванию Коротконогий. Он жил на Болоте

Коротконогого на западном берегу реки. Вот по дороге домой Торстейна и Берг

обсуждают игры и, слово за слово, ссорятся. Берг держит сторону Бёрка, а

Торстейн ему возражает. Тогда Берг ударил Торстейн обухом топора. А Торгейр

становится между ними, и Торстейн не может постоять за себя. Он идет домой к

своей матери Аудбьёрг, та перевязывает ему рану и негодует. Всю ночь не может

уснуть старуха. Она выходит из дому, и смутно у нее на душе. Было холодно и

безветрено, на небе ни облачка. Она несколько раз обходит дом против солнца и,

задрав голову, тянет носом воздух со всех сторон. И вот стала погода меняться,

подымается сильный буран, а потом наступает оттепель, снег на горе подмывает

потоком, и на хутор Берга обрушивается лавина. Там погибло двенадцать человек.

Следы этого обвала видны и по сей день.

XIX

Вот Торстейн идет к Гисли, и Гисли его у себя укрывает. Потом Торстейн едет на

юг к Городищенскому Фьорду и покидает страну. А Бёрк отправляется на Неудачин

Двор, хватает Аудбьёрг, едет с ней на Соленый Мыс и побивает ее насмерть

камнями. Когда это случилось, Гисли едет из дому на Двор Носа, хватает там

Торгрима Носа и везет его на Соленый Мыс. И, набросив ему на голову кожаный

мешок, забивает его камнями. И его зарыли под грудой камней, подле сестры, на

гребне, разделяющем Ястребиную и Среднюю Долину.

И снова все спокойно, и так проходит весна. Бёрк едет на юг, на Мыс Тора, и

думает снова туда переселиться. И кажется ему, что поездка на север окончилась

для него бесславно: он лишился такого человека, как Торгрим, и не расквитался за

его смерть. Вот собирается он в дорогу, и распоряжается по хозяйству, и

устраивает свои дела, и думает еще вернуться — за имуществом и женою. Торкель,

сын Кислого, тоже решил переехать, и он снарядился в путь вместе с Бёрком, своим

зятем.

Рассказывают, что Тордис, дочь Кислого, вышла на дорогу проводить мужа. Тут Бёрк

сказал:

— Теперь я хочу, чтобы ты рассказала, отчего ты была так невесела прошлой

осенью, когда мы закончили игры: ты ведь обещалась рассказать мне до моего

отъезда.

Говоря об этом, они как раз подошли к Торгримову кургану. Тордис стала как

вкопанная и говорит, что не пойдет дальше. Тут она и рассказывает, что сказал

Гисли, взглянув на курган Торгрима, и говорит ему эту вису.

— И думаю, — говорит она, — что тебе незачем искать убийцу Торгрима в другом

месте, и тяжба с ним будет достаточно обоснованна.

Бёрк, услышав это, впадает в страшную ярость и говорит:

— Раз так, я сразу же вернусь и убью Гисли, тут незачем медлить.

Но Торкель говорит, что он не может с этим согласиться.

— И я не знаю, — говорит он, — все ли правда в рассказе Тордис, и, по-моему, не

менее вероятно, что это все пустое и, как говорится, часто гибельны советы

женщин.

Вот едут они Песчаною Дорогой — так посоветовал Торкель — и подъезжают к

Песчаному Устью. Там они спешиваются и пускают лошадей попастись. Бёрк все

молчал, а Торкель сказал, что он хочет проведать своего друга Энунда. И тут же

скачет прочь так быстро, что вскоре скрывается из виду. Тут он поворачивает к

Холму и рассказывает Гисли, что случилось и что Тордис все поняла и доискалась

до смысла висы, «так что имей в виду, что все раскрылось».

Тот молчит, а потом говорит вису:

— Суетно сестрино сердце,

Радо одним нарядом,

Навряд ли ее уподоблю

Бестрепетной Хёгни сестре[13];

Одна у Скади злата

Ум одолела дума,

Смерти предав мужа,

Отметила за братьев милых.

И по-моему, я не заслужил от нее этого. Потому что я не раз доказывал, что ее

честь была мне не менее дорога, чем моя собственная. Мне случалось рисковать

ради нее жизнью, а она предала меня. А теперь я хочу знать, брат, на что я могу

рассчитывать от тебя при всем том, что я совершил.

— На мое предупреждение, если люди захотят убить тебя. Но не жди от меня такой

помощи, чтобы у них был повод обвинить меня. Ведь мне причинено большое зло:

убит Торгрим, мой зять, мой сотоварищ и близкий друг.

Гисли отвечает:

— Разве не следовало ждать, что такой человек, как Вестейн, не останется

неотомщенным? И я не ответил бы тебе так, как ты мне теперь отвечаешь, а уж не

поступил бы так и подавно.

На этом они расстаются. Торкель возвращается к Бёрку, они едут на юг к Мысу

Тора, и Бёрк устраивается там, а Торкель покупает землю на Крутом Побережье, в

месте, что зовется Лощиною.

Вот подходят дни вызовов в суд, и Бёрк с сорока людьми отправляется на север и

хочет вызвать Гисли на тинг Мыса Тора. С ним едут Торкель, сын Кислого, и

племянники Бёрка, Тородд и Сака-Стейн. Поехал с ними и один норвежец по имени

Торгрим. Вот они подъезжают к Песчаному Устью. Торкель сказал:

— Мне нужно взыскать долг здесь, на одном хуторе, — и назвал хутор. — Я съезжу

туда и получу долг. Вы же поезжайте за мной потихоньку.

Вот едет Торкель вперед. И, подъехав к тому самому хутору, он просит хозяйку,

чтобы она переменила ему коня и оставила его коня у двери.

— И набрось на седло кошму. И когда подъедут сюда мои спутники, скажи им, что я,

мол, в доме: сижу и считаю серебро.

Вот она дает ему другую лошадь, и он поспешно едет, и приезжает в лес, и видится

с Гисли, и рассказывает ему, что затевается и что с запада приехал Бёрк.

XX

Теперь надо рассказать о том, что Бёрк начал тяжбу на тинге Мыса Тора против

Гисли, обвинив его в убийстве Торгрима. Тогда же Гисли продал свою землю

Торкелю, сыну Эйрика, и взял за нее серебром. Его было у того много.

Гисли просит совета и содействия у своего брата Торкеля и спрашивает, согласен

ли тот укрыть его. Торкель отвечает, как и прежде: он, мол, предупредит Гисли в

случае, если на него захотят напасть, но постарается не впутаться в это дело. С

этим Торкель и уезжает. Он выбирает такой путь, чтобы выехать на дорогу позади

Бёрка и его людей, и тем немало их задерживает.

А Гисли запрягает двух волов и едет со своим добром в лес и с ним его раб, Торд

Трусоватый. Гисли сказал:

— Ты не раз меня слушался и исполнял мою волю. Я у тебя в долгу.

А было у Гисли в обычае хорошо одеваться и носить синий плащ. Вот он скидывает с

себя плащ и говорит:

— Хочу я отдать тебе этот плащ, дружище! И хочу, чтобы ты тут же надел его и в

нем ехал, и садись-ка назад в сани, я же поведу волов и буду в твоем плаще.

Они так и делают. Тогда Гисли сказал:

— Если вдруг кто тебя окликнет, самое главное, остерегайся отвечать. А если кто

захочет причинить тебе зло, беги в лес.

Вот они меняются одеждой. Теперь Гисли ведет волов. Торд был человек рослый и

был издалека виден в санях. Он очень пыжился, думая, что одет великолепно. Вот

Бёрк и его люди видят их, как они едут к лесу, и спешат за ними. И, завидев их,

выскакивает Торд что есть прыти из саней и пускается в лес. Они думают, что это

Гисли, и стремглав бегут за ним, и кричат ему во всю глотку. Но он не

откликается и бежит со всех ног. Торгрим Норвежец бросил в него копье, и удар

пришелся между лопаток и был такой силы, что Торд упал ничком, смертельно

раненный.

Тогда сказал Бёрк:

— Ну спасибо тебе за такой удар!

Братья решили промеж собой, что они поскачут за рабом и поглядят, можно ли что

взять с него. И они поворачивают в лес. Теперь надо рассказать, что Бёрк и его

люди подходят к человеку в синем плаще, откидывают с его лица капюшон и видят,

что им не так повезло, как они думали: ибо они узнали Торда Трусоватого в том,

кого принимали за Гисли.

Вот рассказывают, что братья заезжают в лес, а Гисли там, и он видит их, а они

его. Один из них пустил в Гисли копье, но Гисли поймал копье на лету и пустил

обратно, и попало копье прямо в Тородда и пронзило его насквозь. И вот Стейн

поворачивает к своим сотоварищам и говорит, что, мол, трудно проехать через

такую чащобу. Но Бёрк хочет ехать разыскивать Гисли, и они так и делают. И когда

они заехали в лес, видит Торгрим Норвежец, что будто шевелятся в одном месте

ветки, и он пускает туда копье и попадает Гисли в икру ноги. Гисли посылает

копье обратно, и оно пронзает Торгрима, и приходит тому конец. Вот рыщут они по

лесу, но так и не находят Гисли. С тем и поворачивают к его двору и объявляют о

тяжбе с Гисли по поводу убийства Торгрима. Они ничего не трогают там из

имущества и едут потом домой.

А между тем, пока Бёрк и его люди на хуторе, Гисли подымается на гору за хутором

и перевязывает себе рану. Когда же они уехали, Гисли идет домой и тотчас

собирается в путь. Он снаряжает лодку и переносит на нее множество всякого

добра. Едут с ним жена его Ауд и воспитанница Гудрид, и они держат путь к

Домовому Мысу и там пристают.

Гисли подымается к хутору и застает там одного человека. Тот спрашивает у

Гисли,кто он будет. И Гисли ответил, как ему показалось лучше, а не как это было

на самом деле. Гисли взял камень и забросил его на один прибрежный остров и

сказал: пусть хозяйский сын, вернувшись домой, попробует так сделать. Тогда-то,

мол, и узнают, что за человек побывал у них. А это было никому больше не под

силу, и отсюда опять видно, что Гисли превосходил прочих людей своею сноровкой.

Потом он возвращается на лодку, и минует мыс, и гребет через весь Орлиный Фьорд

и через тот фьорд, что от него отходит: он зовется Фьордом Гейртьова. Там он

останавливается и строится и там зимует.

XXI

Дальше вот что. Гисли обращается к своим свойственникам Хельги, Сигурду и

Вестгейру и просит их поехать на тинг и добиваться мировой, дабы не был он

объявлен вне закона. И вот едут на тинг сыновья Бьяртмара, но ничего у них с

мировой и выходит, и, как рассказывают, они негоже вели себя там и только что не

плакали. Они рассказывают, как обстоят дела, Торкелю Богачу и говорят, что, мол,

не смеют сказать Гисли о том, что он объявлен вне закона, На тинге, кроме

объявления Гисли вне закона, ничего важного не было. Тогда Торкель Богач едет к

Гисли и рассказывает ему, что произошло. И Гисли сказал такую вису:

— Не был бы, верно,

Судей приговор

Столь суровым

На Мысе Тора,

Если бы только

Вестейна сердце

Билось в груди

У сыновей Бьяртмара.

Разом поникли

Женины родичи,

Твердости духа

Им недостало,

Будто бы их,

Дробителей золота,

Тухлыми яйцами

Кто закидал.

И еще он сказал так:

— Сюда долетели с тинга

Тяжкие вести о тяжбе,

Скорую мне пророчит

Расправу неправый суд.

Сеятель света моря

Стейну воздаст достойно,

Сполна отплатит владыка

Бранных убopов Бёрку.

Вот спрашивает Гисли, может ли он рассчитывать на Торкеля. Тот говорит, что

готов предоставить ему свой кров, но с тем условием, что не поплатится за это

имуществом. Потом Торкель едет домой. Как рассказывают, Гисли провел три года на

Фьорде Гейртьова, а временами жил и у Торкеля, сына Эйрика. А другие три года он

ездит по всей Исландии, встречается со знатными людьми и хочет заручиться их

поддержкой. Но — виною тому злые чары, которые наслал своим колдовством Торгрим

Нос, и его заклятья — знатным людям не суждено прийти на помощь Гисли, и, хотя

временами они словно бы и склоняются к этому, всякий раз случается возникнуть

какой-нибудь помехе. Все же он подолгу живал у Торкеля, сына Эйрика, и так

провел он, вне закона, шесть зим. После этого он живет на Фьорде Гейртьова

вместе с Ауд, а иногда в укрытии, которое он устроил себе на северном берегу

реки. У него было и другое укрытие — в скалах южнее реки, и он жил то там, то

здесь.

XXII

Прослышав об этом, Бёрк выезжает из дому и встречается с Эйольвом Серым, жившим

тогда на Орлином Фьорде в Выдрей Долине. И Бёрк хочет, чтобы он разыскал Гисли и

убил его, как объявленного вне закона, и сулит ему три сотни чистого серебра,

если он не пощадит сил на поиски Гисли. Тот берет серебро и обещает постараться.

У Эйольва был один человек, по имени Хельги, по прозванию Ищейка. Он был

проворен, зорок и знал все окрестности фьордов как свои пять пальцев. Его-то и

послал Эйольв к Фьорду Гейртьова дознаться, не там ли прячется Гисли. Хельги

замечает там человека, но не знает, Гисли это или кто другой. Он возвращается и

рассказывает о виденном Эйольву. Тот говорит, что он, мол, уверен; это Гисли. И,

не тратя времени даром, он едет к Фьорду Гейртьова и с ним шесть человек. Но

Гисли он там не находит, с тем и возвращается домой.

Гисли был человек мудрый, и у него был большой дар видеть вещие сны. Все

сведущие люди сходятся на том, что Гисли прожил вне закона дольше всех, не

считая Греттира, сына Асмунда[14].

Рассказывают, что как-то раз, осенью, Гисли метался во сне. Это было, когда он

жил у Ауд, и, когда он проснулся, Ауд спросила его, что ему снилось. Он

отвечает:

— Ко мне приходят во сне две женщины. Одна добра ко мне и всегда дает хорошие

советы, а другая всегда говорит такое, от чего мне становится еще хуже, чем

раньше, и пророчит мне одно дурное. А сейчас снилось мне, будто бы я подошел к

какому-то дому и вошел туда. И будто бы я узнал во многих, кто сидел там, своих

родичей и друзей. Они сидели возле огней и пировали. И было там семь огней, одни

почти догорели, а другие пылали ярко. Тут вошла в дом добрая женщина моих снов и

сказала, что те огни означают мою жизнь, какая мне еще осталась. И она дала мне

совет оставить, покуда я жив, старую веру, не ворожить, и не колдовать, и быть

добрым к хромым, и слепым, и тем, кто меня слабее. Вот и весь сон.

Тогда Гисли сказал несколько вис:

— Привиделись мне палаты,

О, пламени волн поле,

Там семь костров горело

В ряд, мне беду предрекая.

Друзья, за трапезой сидя,

Встретили речью заздравной

Скальда, слагатель вис

Ответил им словом приветным.

«Глянь, о клен сраженья, —

Фрейя рекла ожерелий, —

Сколько горит костров

Здесь пред тобою в покое.

Столько зим проживет, —

Биль покрывала сказала, —

Здесь на земле владыка

Браги врагов Тора».

«Питатель орлов, слушай, —

Молвила Ловн золота, —

Навеки оставь ведовство,

Скальду волшба не пристала.

Ведомо всем, что негоже

Вязу дротиков лязга

Злейшему лиху вверяться,

Тайным знаньям колдуний.

Бойся посеять смуту,

Меч обнажить опрометчиво,

Дурно над слабым глумиться,

О дуб непогоды Одина.

Будь защитой убогому,

На помощь приди слепому,

Волка волны возничий,

Следуй завету этому».

XXIII

Теперь надо рассказать, что Бёрк наседает на Эйольва, и ему кажется, что тот

обманул его ожиданья и мало вышло проку от серебра, что он дал ему. Дескать, он,

Бёрк, уверился, что Гисли на Фьорде Гейртьова. И он говорит посыльным Эйольва,

пусть, мол, ищет Гисли, а не то он сам туда поедет, Эйольв тотчас спохватился и

шлет на Фьорд Гейртьова Хельги Ищейку, и на сей раз тот запасается едой и сидит

там неделю, выжидая, когда покажется Гисли. И вот однажды он видит Гисли, когда

тот выходит из своего укрытия, и узнает его. Не теряя времени, Хельги едет

назад, к Эйольву, и рассказывает о том, что разузнал. И вот Эйольв снаряжается

из дома, берет с собою восемь человек и едет к Фьорду Гейртьова и заявляется к

Ауд. Они не находят там Гисли и разыскивают его по всему лесу, но и там не

находят. Они возвращаются на хутор, к Ауд, и Эйольв сулит ей много всякого

добра, если она укажет, где Гисли, но ничуть не похоже, чтобы она польстилась на

это. Тогда они грозят разделаться с нею, но это и вовсе не помогает, и им ничего

не остается, как уехать. И эта их поездка принесла им одни насмешки, и всю осень

Эйольв сидит дома.

Но, хоть и не нашли тогда Гисли, все же он смекает, что рано или поздно его

схватят, раз Эйольв так близко. И вот Гисли собирается из дому и держит путь к

Побережью, дабы встретиться в Лощине со своим братом Торкелем. Он стучится в

дверь спальни, где лежит Торкель, и тот выходит и приветствует Гисли.

— Хочу я знать, — сказал Гисли, — пожелаешь ли ты прийти мне на подмогу. На сей

раз я жду от тебя настоящей помощи. Мне сейчас приходится худо. И я ведь долго

избегал просить тебя.

Торкель отвечает все то же самое и говорит, что не станет помогать ему так,

чтобы оказаться впутанным в его дело. Все же он говорит, что, пожалуй, даст ему

серебра или лошадь, если они нужны ему, или что другое, о чем уже шла речь

раньше.

— Теперь я вижу, — сказал Гисли, — что ты не желаешь помочь мне. Дай мне, раз

так, три сотни локтей сукна и утешайся тем, что отныне я не часто буду

обращаться к тебе за помощью.

Торкель делает, как тот просил, дает ему сукна и серебра. Гисли говорит, что у

него нет выбора. Но он, мол, никогда бы не обошелся так с братом, окажись тот на

его месте. И у Гисли тяжело на сердце, когда они расстаются. Теперь он едет к

Броду, хутору матери Геста, сына Оддлейва, добирается туда затемно и стучится в

двери. Хозяйка идет открыть. Ей не раз доводилось скрывать у себя объявленных

вне закона, и у нее было подземелье, выходившее одним концом к реке, а другим —

к ее дому. Следы этого подземелья видны и поныне. Торгерд приветливо встречает

Гисли:

— Я позволю тебе пожить пока здесь, хоть это, я знаю, и не больше, чем помощь

женщины.

Гисли сказал, что он примет ее помощь и добавил, что не так уж отличились

мужчины, чтобы женщины не сумели превзойти их. Гисли живет там зиму, и нигде за

все время изгнанья с ним не обходятся лучше, нежели там.

XXIV

С наступлением весны Гисли возвращается на Фьорд Гейртьова: он больше не мог

быть в разлуке со своей женой Ауд — так они любили друг друга. Он прячется там

все лето до самой осени. А как становятся ночи длиннее, снова не дают ему покоя

сны, и теперь приходит к нему во сне недобрая женщина, и сны снятся все дурные,

и однажды он рассказывает Ауд, в ответ на ее вопрос, что ему сгилось.

И он сказал вису:

— Скальда в обманных снах

Нанна льна посещает,

Иль тетивы испытатель

Старым вовек не станет.

Может отнять у меня

Гна одежды надежду,

Но хорошего сна

Все же лишить не может.

И Гисли говорит, что стала часто приходить к нему недобрая женщина и все норовит

вымазать его кровью и окунуть в кровь. И, по всему видно: она хочет ему зла.

И он сказал еще вису:

— Ждать обречен я снова

Худа от сна дурного.

Нет мне ныне покоя:

Опять побывала со мною,

Ночью мне угрожала

Кровавая Сив покрывала,

Скальда забрызгать рада

Реками ран без пощады.

И еще он сказал:

— Ужели мне слов недостанет,

Чтоб снова, о Сив покрова,

Сонмой тебе поведать

О скорой смерти и скорби.

Мести моей страшитесь,

Смерча мечей владыки

Козни чинили скальду —

Себе изготовили беды!

Но пока все спокойно. Вот Гисли едет к Торгерд и живет у нее вторую зиму. А

летом снова приезжает он на Фьорд Гейртьова и остается там до осени. Потом он

опять едет к своему брату Торкелю и стучится к нему в дверь. Торкель не выходит.

Тогда Гисли берет палочку, режет на ней руны и бросает в дом. Торкель видит это,

подымает палочку и, взглянув на нее, встает и выходит к Гисли. Он приветствует

Гисли и спрашивает, что нового. Тот говорит, что не знает он новостей:

— Я в последний раз пришел к тебе, брат! Хоть теперь помоги мне, как должно. Я

же отплачу тебе тем, что больше никогда не приду просить тебя.

Торкель отвечает все то же, что и прежде, предлагает ему лошадь или лодку, но от

какой-либо поддержки уклоняется. Гисли согласен взять лодку и просит Торкеля

спустить ее на воду. Тот спускает лодку и дает Гисли шесть мер еды и сотню

локтей сукна. И Гисли взошел на лодку, а Торкель остался на берегу.

Тогда Гисли сказал:

— Теперь тебе кажется, что ты забрался с ногами в ясли: еще бы, ты приятель

многих знатных людей, и ничто тебе сейчас не угрожает. Я же осужден и нажил себе

многих врагов, и все же скажу я тебе, что из нас двоих ты будешь убит первым.

Теперь мы расстаемся, и хуже, чем бы следовало, и больше не свидимся. И знай,

что я бы никогда так с тобой не обошелся.

— Что мне за дело до твоих предсказаний! — сказал Торкель. На этом они и

расстались. Гисли держит путь к Острову Хергиля на Широком Фьорде. Там он

снимает с лодки настил, вынимает скамьи, весла и все, что там не было

закреплено, перевертывает ее и пускает по волнам вдоль берега И, завидев лодку,

люди понимают это так, что, стало быть, Гисли утонул, раз прибило к берегу

разбитую лодку, которую он, по всему, взял у своего брата Торкеля, Вот Гисли

идет к дому на Острове Хергиля. Там жил человек по имени Ингьяльд, а жену его

звали Торгерд. Ингьяльд доводился Гисли двоюродным братом, и он приехал в

Исландию вместе с Гисли. И, встретившись с Гисли, он предлагает ему свой кров и

любую помощь, на которую он только способен. Гисли соглашается, и некоторое

время после этого все спокойно.

XXV

У Ингьяльда был раб и служанка. Раба звали Черный, а служанку Ботхильд. Сына

Ингьяльда звали Хельги. Он был слабоумный, самый что ни на есть придурок. С ним

вот как поступали: привязывали на шею просверленный камень и пускали щипать у

дома траву, все равно как скотину. Его называли Ингьяльдов дурень. Он был очень

рослый, прямо великан. Гисли живет там зиму и строит Ингьяльду лодку и много

всего другого. И все, что он ни делал, было на славу, ибо он был умелец, каких

мало. Люди дивились тому, что многое у Ингьяльда так хорошо сделано, ибо сам он

не был искусным мастером.

Каждое лето Гисли проводит на Фьорде Гейртьова. Так проходят три года с того

времени, как он видел вещий сон, и ему большое подспорье все то, что делает для

него Ингьяльд. А людям кажется, что тут что-то не так, и они думают, что Гисли,

верно, жив и скрывается у Ингьяльда, а вовсе не утонул, как говорили прежде.

Ходят теперь среди людей толки, что вот у Ингьяльда три лодки, и все хорошо

построены. Доходят эти слухи до ушей Эйольва Серого, и кому снова ехать, как не

Хельги. Вот Хельги приезжает на остров Хергиля. А Гисли всегда в подземелье,

когда на остров приезжают люди. Ингьяльд был гостеприимный хозяин, и он оставил

Хельги ночевать, и тот провел там ночь. Ингьяльд был человек работящий. Каждый

день, если только позволяла погода, он выходил в море. И наутро, собравшись

рыбачить, Ингьяльд спрашивает у Хельги, разве тому не к спеху ехать и почему он

лежит. Хельги сказал, что ему нездоровится, и стал тяжело вздыхать и потирать

себе голову. Тогда Ингьяльд посоветовал ему лежать как можно спокойнее, сам ушел

в море, а Хельги принялся громко стонать. И вот, как рассказывают, Торгерд

собирается в подземелье, чтобы дать Гисли поесть. А между стряпной и покоем, где

лежит Хельги, была дощатая перегородка. Торгерд выходит из стряпной, а Хельги

залезает на перегородку и видит, что там кому-то готовят еду. И тут как раз

возвращается Торгерд. Хельги второпях повернулся и упал с перегородки. Торгерд

спрашивает, что это он, вместо того чтобы лежать спокойно, лазает по стене. Он

отвечает, что так обезумел от ломоты в костях, что ему невмоготу лежать

спокойно.

— И хочу, — говорит, — чтобы ты проводила меня до постели. Она делает, как он

просил, а потом выходит с едою. А Хельги тут же подымается, идет следом и все

видит. Тогда он идет назад, ложится в постель и проводит там весь день. Ингьяльд

возвращается к вечеру домой, идет к постели, где лежит Хельги, и спрашивает, не

полегчало ли ему. Тот говорит, что и верно ему лучше, и просит, чтобы утром его

перевезли с острова. И его отвозят на юг, на остров Плоский. Оттуда он едет

дальше на юг, к Мысу Тора, и рассказывает, что он удостоверился в том, что Гисли

у Иигьяльда. Затем Бёрк снаряжается из дому, а всего едет пятнадцать человек.

Они садятся на лодку и плывут через Широкий Фьорд на север. В тот день Ингьяльд

поплыл в море и с ним Гисли, а раб со служанкою на другой лодке, и они встали у

островов, что зовутся Блюдными.

XXVI

Вот видит Ингьяльд, что с юга плывет лодка, и говорит:

— Вот плывет лодка, и наверно, это Бёрк Толстяк.

— Что же теперь предпринять? — сказал Гисли. — Хотел бы я знать, столько ли у

тебя ума, сколько храбрости.

— Мне ясно, что надо делать, — сказал Ингьяльд, — хоть я и не мудрец. Наляжем-ка

на весла и поплывем к острову, а там поднимемся на скалу Грузило и будем

обороняться, покуда стоим на ногах.

— Я того и ждал, — сказал Гисли, — что твое мужество подскажет тебе именно такое

решение. Но я отплачу тебе за твою помощь хуже, чем думал, ежели ради меня тебе

придется расстаться с жизнью. Этому не бывать, нужно поступить иначе. Вы с рабом

гребите к острову и взберитесь на скалу и готовьтесь к защите. Тогда они, выплыв

из-за мыса, примут меня за одного из вас. Я же поменяюсь с рабом одеждою, как

мне приходилось однажды, и сяду в лодку с Ботхильд.

Ингьяльд сделал, как посоветовал Гисли. И когда они расстались, Ботхильд

спросила:

— Что же теперь предпринять?

Гисли сказал вису:

— Должен, о поле опалов,

Скальд искать разлуки

С Ингьяльдом. Воин, покамест

Весел, слагает висы.

Но встретит судьбы удары

Тополь сражений стойко,

Слез не прольет он, о бедная

Липа огня приливов.

Вот плывут они на юг навстречу Бёрку и держатся как ни в чем не бывало. Тогда

Гисли распоряжается, как им вести себя дальше.

— Ты скажешь, — говорит, — что у тебя в лодке дурень. Я же сяду на носу и буду

ему подражать. Опутаюсь леской, стану перевешиваться за борт и вести себя так

по-дурацки, как только сумею. А когда мы с ними разминемся, я приналягу на весла

и сделаю все возможное, чтобы нам поскорее уйти от них.

И вот Ботхильд гребет навстречу Бёрку и его людям, но все же в некотором

отдаленье от них и делает вид, что направляется рыбачить. Бёрк ее окликает и

спрашивает, нет ли на острове Гисли.

— Этого я не знаю, — говорит она. — Знаю только, что есть там человек, который

очень выделяется среди других людей на острове и ростом своим, и сноровкою.

— Вот как! — говорит Бёрк. — А что, дома ли хозяин?

— Он уже давно как поехал к острову, — сказала Ботхильд, — а с ним, как я

подумала, его раб.

— Навряд ли это так, — сказал Бёрк. — Это, верно, был Гисли. Едем быстрее за

ними. Клюнула теперь рыбка. Только бы ее на борт вытащить.

А люди его сказали:

— Смех смотреть на этого дурня. Чего он только не вытворяет! Они сказали

Ботхильд, что худо ее дело, раз ей приходится сопровождать такого дурня.

— И я так думаю, — говорит она, — да только вам, как погляжу, это один смех, и

мало вы обо мне печалитесь.

— Что нам до этого дурня, — сказал Бёрк, — едем скорее!

Вот они разминулись, и Бёрк со своими гребут к острову, и сходят на берег, и

видят теперь людей на скале Грузило, и поворачивают туда, предвкушая удачу. А те

двое, Ингьльяд и раб, стоят на вершине скалы. Бёрк вскоре узнал их и сказал

Ингьяльду:

— Мой тебе совет, выдай нам Гисли или, на худой конец, укажи, где он. И какой

ты, однако ж, мерзавец, что, живя на моей земле, укрываешь у себя убийцу моего

брата. Ты заслуживаешь, чтобы я с тобою разделался, и, по справедливости, тебя

стоило бы убить.

Ингьяльд отвечает:

— У меня бедная одежда, и мне все равно, успею ли я ее сносить. Но я скорее

расстанусь с жизнью, чем оставлю Гисли в беде и выдам его.

Как рассказывают, Ингьяльд выручил Гисли, как никто, и его помощь очень

пригодилась Гисли. Говорят, что, творя чары, Торгрим Нос сделал так, что никакая

помощь, оказанная Гисли на материке, не могла спасти его. Того не подумал

Торгрим, однако, чтобы помянуть острова, и потому Гисли удалось еще сколько-то

продержаться, хотя, как судила судьба, и недолго.

XXVII

Бёрк думает, что не годится нападать на Ингьяльда, который живет на его земле. И

вот они поворачивают оттуда ко двору и ищут Гисли там, но, как и надо было жать,

не находят. И рыщут они по всему острову, и забредают в одну лощинку. Там лежал

дурень и щипал траву с камнем на шее. Вот Бёрк и говорит:

— Много рассказывают об Ингьяльдовом придурке, и это понятно, он попадается на

глаза чаще, чем я ожидал. Все ясно: мы так оплошали, что дальше некуда. Не знаю,

когда мы теперь поправим дело. Ведь это не иначе как Гисли был тогда в лодке

рядом с нами и выдавал себя за дурака. И не стыдно ли, если нас столько, а мы

его упустим. Поспешим же за ним и не дадим ему на сей раз уйти.

Тогда они бегут к лодке и пускаются следом за теми и гребут, не жалея сил. И им

видно, что Гисли со служанкою уже далеко в проливе между островами. И вот те и

другие приналегли на весла, но быстрее плывет та лодка, где больше гребцов, и

под конец Бёрк уже настолько к ним приблизился, что был от них на расстоянии

полета копья, когда они подошли к берегу.

Тут Гисли заговорил со служанкой:

— Теперь нам надо расстаться, и вот тебе золотое кольцо, отдай его Ингьяльду, а

другое кольцо отдай его жене, да скажи им, пусть отпустят тебя на волю и пусть

эти кольца будут подтверждением моих слов. Я хочу, чтобы дали волю и Черному.

Тебя, конечно, можно назвать моею спасительницей, и я хочу, чтобы был тебе от

этого прок.

Вот они расстаются, и Гисли выскакивает на берег и скрывается в ущелье между

скалами, было это на Пастушьем Мысу. Служанка же пустилась прочь, вся в поту,

так что пар от нее шел.

А Бёрк со своими подгребает к берегу, и Сака-Стейн первым прыгает из лодки и

гонится за Гисли. И вот он лезет в ущелье, а Гисли стоит там с мечом наготове и

обрушивает удар ему на голову и разрубает по самые плечи, так что тот падает

наземь мертвый.

Бёрк со своими выходит на остров, а Гисли бросается в пролив и плывет к

материку. Бёрк посылает ему вдогонку копье, и оно вонзилось ему в икру ноги и

прошло насквозь, и рана была очень велика. Гисли выдергивает копье, но упускает

меч: он так обессилел, что не мог его удержать.

Уже совсем смерклось, когда он добрался до земли. Он бежит в лес, а тогда там

кругом был лес. А Бёрк и его люди пристают к земле и разыскивают Гисли и

окружают его. Гисли же так устал и изнемог, что насилу идет, и он видит, что со

всех сторон люди. Вот ищет он выхода, и спускается к морю, и идет впотьмах,

пользуясь отливом, по осушному берегу к кургану, и застает там одного человека

по имени Рэв. Этот Рэв был хитрейший человек. Он приветствует Гисли и

спрашивает, что нового. Тот рассказывает обо всем, что вышло у них с Бёрком. У

Рэва была жена, по имени Альвдис, женщина собою красивая, но уж такая сварливая,

сущая ведьма. Они с Рэвом были под стать друг другу. И, рассказав обо всем Рэву,

Гисли просит его о помощи.

— Они вот-вот здесь будут, — сказал Гисли, — дело мое плохо, и некому помочь

мне.

— С одним условием, — сказал Рэв. — Я один буду решать, как поступить, чтобы

помочь тебе, ты же ни во что не вмешивайся.

— Я согласен, — сказал Гисли, — я больше и шагу не сделаю.

— Тогда ступай в дом, — сказал Рэв.

Вот зашли они в дом, и Рэв сказал Альвдис:

— Я собираюсь положить к тебе в постель другого мужчину. И он снимает все с

постели и велит Гисли лечь в солому и снова стелет поверх него, а сверху ложится

Альвдис.

— Лежи там, — сказал Рэв, — что бы ни было. А жене своей Альвдис он наказывает

быть как можно сварливее и буйствовать, как только она может.

— И бранись сколько влезет, — говорит, — болтай все, что придет в голову,

сквернословь и ругайся. Я же выйду и поговорю с ними, как сочту нужным.

И вот, выйдя во второй раз, видит он: идут люди, спутники Бёрка, всего восемь

человек. Сам Бёрк остался позади, у Водопадной Реки. Этим же было ведено идти к

Рэву на поиски Гисли и захватить его, если он там. А Рэв стоит у дома и

спрашивает, что нового.

— Мы можем рассказать только то, что, верно, для тебя не новость. А не знаешь ли

ты часом, куда направился Гисли? — говорят они, — Не сюда ли он зашел?

— Первое, что скажу вам, — говорит Рэв, — сюда он не приходил. Но если бы и

попытался, ему бы здесь не поздоровилось. Не знаю, поверите вы или нет, если я

скажу, что я не уступлю любому из вас в желании убить Гисли. У меня ведь хватает

ума понять, что немалая выгода заслужить доверие такого человека как Бёрк. А я

хочу стать его другом.

Они спрашивают:

— Ты не взыщешь, если мы обыщем твой дом?

— Пожалуйста, — сказал Рэв, — я буду только рад этому. Я ведь знаю, что если вы

удостоверитесь, что его здесь нет, то тем увереннее будете искать его в других

местах. Заходите же да ищите и ничего не пропускайте.

Они заходят в дом. И когда Альвдис заслышала весь этот шум, она спрашивает, что

там за гам и что за болваны не дают людям покоя посреди ночи. Рэв велел ей

утихомириться, но она не скупится на ругательства. Она осыпает их такою бранью,

что они надолго запомнят. Они все же обыскивают дом, но намного хуже, чем могли

бы, если бы не поносила их хозяйка. Потом они уходят, так ничего и не найдя, и

желают хозяину счастливо оставаться, а он желает им счастливого пути. Они

возвращаются к Бёрку, очень недовольные всей этой поездкой: и человека потеряли,

и опозорились, а все без толку.

Вот разносятся эти вести по округе, и люди находят, что все их неудачи с Гисли

одна другой позорнее. Бёрк отправляется домой и рассказывает Эйольву, как

обстоят дела. Гисли же проводит у Рэва две недели, а потом уезжает, и они

расстаются с Рэвом друзьями. Гисли дарит ему нож и пояс, добрые вещи. Больше

ничего у него с собою не было. После этого Гисли едет на Фьорд Гейртьова к своей

жене. Его новый подвиг еще больше упрочил его славу. И правду говорят, не

родился еще человек столь умелый, как Гисли, и столь бесстрашный. Но не было ему

счастья.

XXVIII

Теперь надо рассказать о том, что весною Бёрк в сопровождении многих людей едет

на тинг Трескового Фьорда[15] и думает повидаться там со своими друзьями. С

запада, с Крутого Побережья, едут Гест и Торкель, сын Кислого, каждый на своем

корабле. И вот когда Гест уже совсем было собрался в путь, приходят к нему двое

парнишек, одетые и с посохами в руках. От людей не укрылось, что Гест беседовал

с мальчиками наедине, и не укрылось, что они попросились к нему на корабль и он

взял их. Вот плывут они с Гестом на тинг. А там выходят на берег и идут, куда

ведет их дорога, пока не приходят на тинг Трескового Фьорда.

Был человек по имени Халльбьёрн Колпак. Он был бродяга: ходил с места на место,

и с ним не меньше чем десять или двенадцать человек. Все же и он устроил себе

землянку на тинге. Туда-то и приходят мальчики, и просятся к нему в землянку, и

сказываются бродягами. Он говорит, что готов пустить к себе любого, кто его об

этом попросит.

— Я уже не первую весну бываю здесь, — сказал он, — и я знаю всех знатных и

влиятельных людей.

Мальчики говорят, что они хотели бы заручиться его покровительством и набраться

у него ума-разума.

— Нам очень любопытно поглядеть на могущественных людей, о которых столько

рассказывают.

Халльбьёрн говорит, что надо спуститься к берегу и он, мол, тотчас узнает любой

корабль из тех, что будут подходить к берегу, и расскажет им, чей это корабль.

Они благодарят его за такую доброту. Вот они спускаются к берегу, к самому морю,

и видят: подходят корабли.

Старший мальчик сказал:

— Чей это корабль, что сейчас ближе всех к берегу?

Халльбьёрн сказал, что это корабль Бёрка Толстяка.

— А кто плывет на следующем?

— Гест Мудрый, — ответил тот.

— А кто такие плывут теперь и ставят корабль у вершины фьорда?

— Это Торкель, сын Кислого, — ответил тот.

И вот видят они, что Торкель сходит на берег и садится неподалеку, а люди его

тем временем сносят с корабля груз, чтобы его не подмочило. Бёрк же покрывает

землянку.

На Торкеле русская меховая шапка и серый плащ, скрепленный у плеча золотою

пряжкой, а в руке меч. Тогда Халльбьёрн с мальчиками подходят туда, где сидит

Торкель. Вот заводит разговор один из мальчиков, тот, что постарше, и говорит:

— Что это за знатный человек сидит здесь? Не видывал я человека собой красивее и

благороднее. Торкель отвечает:

— Спасибо на добром слове. Меня зовут Торкель.

Мальчик сказал:

— Верно, нет цены тому мечу, что у тебя в руках. Не дашь ли ты мне взглянуть на

него? Торкель отвечает:

— Странная это просьба, но, пожалуй, я дам тебе взглянуть. И протягивает ему

меч. Мальчик взял меч, отступил немного, развязал завязки на ножнах[16] и

обнажил меч. Увидев это, Торкель сказал:

— Я ведь не разрешал тебе обнажать меч.

— А я и не просил у тебя разрешения! — сказал мальчик. И он заносит меч и рубит

Торкеля по шее так, что слетела с плеч голова. И как только это произошло,

Халльбьёрн-бродяга вскакивает на ноги, а мальчик бросает наземь окровавленный

меч, хватает свой посох, и бегут они оба с Халльбьёрном и его людьми. Бродяги

насмерть перепугались. Вот они пробегают мимо землянки, которую покрывал Бёрк. А

около Торкеля собирается толпа, и людям невдомек, чьих рук это дело. Бёрк

спрашивает, что значит весь этот шум и гам подле Торкеля. А Халльбьёрн и бродяги

как раз пробегали мимо его землянки, — всего их было пятнадцать человек, — и

когда Бёрк спросил это, отвечает ему младший мальчик по имени Хельги (того же,

кто совершил убийство, звали Берг):

— Не знаю, что они там обсуждают. Но думаю, что они спорят о том, остались ли

после Вестейна одни только дочери или был у него еще и сын.

Халльбьёрн бежит в свою землянку, а мальчики — в соседний лес, так их и не

нашли.

XXIX

Вот люди бегут к землянке Халльбьёрна и спрашивают, что это все значит. Бродяги

и рассказывают, что, мол, пристали к ним двое парнишек, но, говорят, что все это

было для них как гром среди ясного неба. Они, мол, знать не знают, кто такие эти

мальчики. Все же они рассказывают, как те выглядели и какие вели разговоры. Бёрк

судит по словам, что сказал Хельги, что это, верно, сыновья Вестейна. И он идет

затем к Гесту и держит с ним совет, как теперь поступить. Бёрк сказал;

— Кому как не мне надлежит начать тяжбу об убийстве моего шурина Торкеля.

Кажется нам, что не так уж невероятно, что это и впрямь дело рук сыновей

Вестейна, ибо, насколько мы знаем, ни у кого, кроме них, не было причины для

распри с Торкелем. И может статься, что на сей раз они ускользнули. Дай же

совет, как приступить к этой тяжбе.

Гест отвечает:

— Если бы я совершил это убийство, мне бы казалось разумным прибегнуть к такому

способу, чтобы расстроить начатую против меня тяжбу: я бы назвался чужим именем.

И Гест всячески отговаривает Бёрка от тяжбы. Все считали, что Гест не иначе как

был в сговоре с мальчиками, ибо он доводился им родичем. Так Бёрк и отступается,

и ничего из тяжбы не выходит. А Торкеля схоронили по старому обычаю, и люди

разъезжаются с тинга по домам. Больше на этом тинге ничего важного не случилось.

Сильно не по душе Бёрку эта поездка, хоть он уже и привык к подобному. И этот

случай обернулся для него одним стыдом и позором.

А мальчики идут, пока не добираются до Фьорда Гейртьова. и десять ночей они

проводят под открытым небом. Они приходят к Ауд, а Гисли как раз был там. Они

приходят ночью и стучатся в двери. Ауд открывает им, и приветствует их, и

спрашивает, что нового. Гисли же лежал в постели в подземелье, и, когда ему

грозила опасность, Ауд нарочно повышала голос. Вот мальчики рассказывают ей об

убийстве Торкеля и как они ухитрились сделать это. Говорят они ей и о том, как

долго они ничего не ели.

— Я пошлю вас, — сказала Ауд, — за горы, во Мшистую Долину, к сыновьям

Бьяртмара. И дам вам еды, и с вами будет от меня знак, по которому они

как-нибудь вас укроют. И делаю я это потому, что не хочу вынуждать Гисли

оказывать вам помощь.

Вот мальчики уходят в такой лес, где их не могут найти, и едят, ибо они давно

уже ничего не ели, а насытившись, ложатся спать, ибо их очень клонило ко сну.

XXX

Теперь надо рассказать, что Ауд идет к Гисли и говорит:

— Мне очень важно знать, как ты на это посмотришь и выполнишь ли ты мою просьбу,

хоть я и не имею права просить тебя об этом.

Он соглашается ее выслушать и говорит:

— Знаю, что ты собираешься рассказать мне про убийство моего брата Торкеля.

— Так оно и есть, — сказала Ауд, — и мальчики пришли сюда и хотят, чтобы вы с

ними теперь помогали друг другу, и, по их словам, им не на что больше надеяться.

Он отвечает:

— Не снесу я такого, чтобы видеть убийц моего брата и быть заодно с ними.

И он вскакивает на ноги и хочет выхватить меч. И он сказал вису:

— Острой льдине сражений

Должно покинуть ножны,

Действовать срок наступил

Родичу рода людского.

Ведомо все, что сталось,

Властителю ратной стали.

Мстя за убийство брата,

Гисли погибнет с честью.

Тогда Ауд сказала, отступив в сторону:

— У меня хватило ума не искушать судьбу и не оставлять их здесь.

Гисли сказал, что так оно всего лучше, чтобы им не встречаться. И он быстро

успокаивается, и все идет пока без перемен.

Рассказывают, что ему осталось теперь прожить не более двух лет из тех, о

которых говорила женщина его снов. И к концу того срока, что Гисли оставался на

Фьорде Гейртьова, снова возвращаются его сны, и это все тяжелые сны. Теперь

всегда приходит к нему недобрая женщина, и лишь изредка добрая. И вот однажды

ночью снится Гисли, что пришла к нему добрая женщина. Она явилась на сером коне

и позвала с собою, в свое жилище, и он согласился. И вот они приезжают к дому,

больше похожему на палаты, и она ведет его в тот дом. И казалось ему, что всюду

там на скамьях подушки и все так хорошо убрано, она пригласила его пожить там и

отдохнуть.

— И ты приедешь сюда, — сказала она, — когда умрешь, и будешь жить здесь в

довольстве и счастье.

Тут он просыпается, и он сложил несколько вис о том, что ему снилось.

— Дева на сером коне

Скакала со скальдом рядом,

Ласковой Хлёкк покрывала

Была к дробителю злата.

Бражного рога хозяйка

Речами меня врачевала,

Слов не забыть мне Фуллы

Света тверди тюленей.

Меня отдохнуть усадила

Дивная диса нарядов.

Ласка ее и заботы

Скальду запали в память.

Потом увела за собою

Создателя драп к перинам,

Вовеки не видывал воин

Ложа пышнее и глаже.

«Вечно секир сокрушитель

В этом чертоге пребудет, —

Так ветла ожерелий

Строф творцу говорила, —

Всем, что ни видишь, один

Будешь владеть безраздельно,

Вечную радость изведаешь

С Идунн нарядов рядом».

XXXI

Рассказывают, что однажды Хельги снова послали выслеживать Гисли на Фьорд

Гейртьова. Люди считали, что Гисли, вернее всего, там. С Хельги едет человек по

имени Хавард. Он приехал в Исландию годом раньше и был родичем Геста, сына

Оддлейва. Их послали в лес срубить бревен на постройку. Но это было для отвода

глаз, а на самом деле им было ведено разыскать Гисли и разведать, где он

скрывается. И вот однажды вечером видят они костер в скалах южнее реки. Солнце

тогда уже село, и была непроглядная темень. Хавард спрашивает у Хельги, как им

поступить.

— Ведь ты, — говорит, — куда опытнее меня в таких делах.

— Тут можно сделать только одно, — говорит Хельги. — Надо сложить каменную горку

здесь, на холме, где мы стоим. И, когда рассветет, ее легко будет найти. И

оттуда, от горки, будут видны эти скалы, благо они недалеко.

Они так и делают. И когда горка была почти готова, Хавард сказал, что его

одолевает сон, ни о чем другом, мол, не может и думать. Он засыпает. А Хельги не

спит и достраивает горку. И когда он все просыпается Хавард и предлагает Хельги

поспать, а он посторожит. И вот Хельги спит. А тем временем Хавард берется за

дело и под покровом ночи разбрасывает всю эту горку по камешку. А после этого

берет он большой камень и бросает его со всего маху о скалу, у самой головы

Хельги, так что вздрогнула вся земля. Хельги мигом вскочил, вне себя от страха,

и спросил, что такое стряслось.

Хавард сказал:

— В лесу кто-то есть, и это уже не первый камень за ночь.

— Это не иначе как Гисли, — говорит Хельги. — Он, верно. проведал, что мы здесь.

И будь уверен, дружище, — говорит, — ежели такой камень попадет в нас, то уж нам

несдобровать. Делать нечего, надо отсюда убираться, да поскорее.

И вот Хельги пускается наутек, а Хавард идет следом и просит не убегать от него.

Но Хельги не обращал на эти слова никакого внимания и бежал со всех ног. И

добегают они наконец до лодки, мигом хватаются за весла и гребут, не жалея сил.

Так плывут они без передышки, пока не возвращаются к себе в Выдрюю Долину, и

Хельги говорит, что он дознался, где прячется Гисли.

Эйольв, не тратя времени даром, собирается в путь и берет с собою одиннадцать

человек. Едут с ним и Хельги с Хавардом, Они едут до самого Фьорда Гейртьова и

рыщут по всему лесу в поисках каменной горки и укрытия Гисли, но так ничего и не

находят. Вот Эйольв спрашивает у Хаварда, где они сложили горку. Тот отвечает:

— Откуда мне знать. Я ведь был совсем сонный и мало что кругом себя видел, да к

тому же это Хельги сложил горку, пока я спал. Не удивлюсь, если Гисли нас

заметил и, как только рассвело и мы уехали, разбросал всю горку.

Тогда Эйольв сказал:

— Нет нам удачи в этом деле, придется поворачивать назад.

Так они и делают. Но Эйольв говорит, что сперва он хочет повидаться с Ауд. Вот

приходят они на двор и идут в дом, и снова Эйольв заводит с Ауд разговор. Он

говорит так:

— Я хочу заключить с тобою сделку, Ауд. Ты укажешь мне, где Гисли, а я дам тебе

за это три сотни серебра, положенные мне за его голову. Тебя не будет при том,

как мы его убьем. Кроме того, я устрою тебе брак, который во всем будет лучше

этого. Подумай-ка сама, — говорит, — как неудачно для тебя сложилось, что ты

обречена жить на этом пустынном фьорде, и все из-за злосчастного Гисли, и

никогда не видеть своих близких.

Она отвечает:

— Не бывать тому, чтобы ты убедил меня, будто можешь устроить мне брак, который

сравнился бы с этим. Но, видно, правду говорят: скрасит серебро вдовью долю.

Дай-ка мне взглянуть, вправду ли так полновесно и хорошо то серебро, как ты

говоришь.

Эйольв высыпает серебро ей на колени, и она запускает в него руку, он же так и

сяк ее уговаривает. Воспитанница ее Гудрид начинает плакать.

XXXII

Потом Гудрид выходит и идет прямо к Гисли и говорит ему:

— Моя приемная мать совсем обезумела и хочет тебя выдать.

Гисли сказал:

— Успокойся, ибо мне суждено умереть не оттого, что меня погубит Ауд.

И он сказал вису:

— Молвят, что липа пламени

Земли оленя заливов

Ныне лелеет, стройная,

Злобные думы о муже.

Но знаю, сидит в печали,

Льет безутешные слезы

Фулла ложа дракона.

Ложному слову не верю.

После этого девушка идет домой и не говорит, куда ходила. А Эйольв уже

пересчитал серебро, и Ауд сказала:

— Серебро ничуть не хуже и не менее полновесно, чем ты говорил. И ты, верно, не

откажешь мне в праве распорядиться им, как я пожелаю.

Эйольв рад согласиться и говорит, что, конечно, она вольна делать с ним все, что

вздумает.

Тогда Ауд берет серебро и кладет его в большой кошель. Потом она встает и

швыряет кошель с серебром прямо в нос Эйольву, да так, что его всего забрызгало

кровью. И она сказала:

— Вот тебе за твое легковерие и получай все несчастья в придачу! Нечего тебе

было ждать, что я выдам моего мужа в твои руки, мерзавец! Вот тебе! И пусть

падут стыд и срам на твою голову! Будешь помнить, покуда жив, презренный, что

тебя побила женщина. И не бывать по-твоему, ничего не добьешься!

Тут Эйольв сказал:

— Держите собаку и убейте ее, хоть она и сука!

Тогда Хавард сказал:

— Уже и так, без этой подлости, все у нас складывается из рук вон плохо.

Вставайте же и не дайте ему это сделать.

Эйольв сказал:

— Видно, правду в старину говорили: пришла ко мне беда, да с моего двора.

Хаварда любили, и многие были готовы помочь ему и притом уберечь Эйольва от

несчастья. И Эйольву ничего не остается, как примириться со своим позором. С тем

он и уезжает. Но прежде чем Хавард вышел, Ауд говорит ему:

— Гисли перед тобой в долгу, а долг платежом красен. Вот тебе золотой перстень.

Я хочу, чтобы ты взял его.

— Я не хотел бы с вас взыскивать, — говорит Хавард.

— Все же я желаю уплатить, — говорит Ауд.

На самом деле она дала ему перстень за его поддержку. Сел Хавард на коня и едет

на юг к Крутому Побережью, к Гесту, сыну Оддлейва, и не хочет больше оставаться

с Эйольвом.

Эйольв возвращается к себе в Выдрюю Долину и очень недоволен своей поездкой. А

уж людям эта поездка казалась и подавно позорной.

XXXIII

Так проходит лето, а Гисли все сидит настороже в своем подземелье, и на сей раз

он не собирается уезжать. Он думает, что теперь уже не на что надеяться и прошли

все те годы, о которых был ему сон. Вот как-то летом Гисли мечется ночью во сне.

Когда он проснулся, Ауд спросила, что ему снилось. Он говорит, что теперь

явилась ему во сне недобрая женщина и сказала так:

— Теперь я расстрою все то, что говорила тебе добрая женщина. И я позабочусь о

том, что не будет тебе проку от того, что она обещала.

Тогда Гисли сказал вису:

— «Вместе вам не живать, —

Хозяйка меда промолвила, —

Бог вас обрек на другое:

Яду изведайте радости!

В путь далекий пошлет

Скальда владыка людей,

В мир иной снарядит

Одного из родного дома».

— Еще мне снилось, — сказал Гисли, — что пришла ко мне та женщина и надела мне

на голову кровавый колпак, а до того окунула мне голову в кровь и забрызгала

меня с ног до головы, так что я был весь в крови.

Гисли сказал вису:

— Мнилось мне, Гна монет

Пены мечей зачерпнула,

Стала изморось ран

Лить на волосы воину.

Дланью своей богиня

Лавы тропы соколиной

Скальду скалу шелома

Ручьями мечей омочила.

И еще он сказал так:

— Снилось мне, Хильд — владычица

Волн побоища воину

На ржаное жнивье затылка

Алый колпак надела.

Были от крови рдяны

Руки у Фрейи кружев.

Но тут меня ото сна

Нанна льна пробудила.

И сны до того теперь одолевали Гисли, что он стал бояться темноты и даже не смел

оставаться один. Только лишь закроет глаза, мерещится ему все та же женщина.

Однажды ночью Гисли спал особенно беспокойно. Ауд спросила, что ему привиделось.

— Снилось мне, — говорит Гисли, — что явились к нам люди. И это был Эйольв, а с

ним множество других. И мы сошлись, и я знал, что была у меня с ними схватка.

Вперед бросился один из них со страшным воем, и я будто разрубил его пополам. И

почудилось мне, будто голова у него волчья. Тут напали на меня всем скопом. А в

руках у меня будто был щит, и я долго отбивался.

Тогда Гисли сказал вису:

— Чудилось мне, сюда

Рано враги нагрянули.

Бился я храбро и рьяно,

Но были неравными силы.

Скальда красная кровь

Руки твои обагрила.

Я приготовил из трупов

На радость воронам трапезу.

И еще он сказал:

— Напрасно надеялись недруги

Сразу со мною расправиться,

Тщетно рубили мечами —

Щит был защитою воину.

Гибель мне принесли —

Числом пересилили скальда,

Но я сражался без устали.

Бесстрашно бился с врагами.

И еще он сказал:

— Ранен я был, но раньше

Сразил утешителя вороня.

Накормлены пищею Мунина

Были коршуны крови

Острый клинок разрубил

Бедро у дробителя гривен.

Наземь врага повергнув,

Славу герой упрочил.

Вот идет к концу лето, а снов у Гисли не только не меньше, но, пожалуй, и

больше. Как-то раз Гисли снова метался ночью во сне, и Ауд спросила, что ему

привиделось. Гисли сказал вису:

— Снова все тот же сон

Снится мне, Снотра злата

Видел я: ран водопады

Вкруг меня низвергались.

Я обагрил оружье,

Отражая вражьи удары.

Теперь ожидаю без страха

Скорого града дротов.

И он сказал еще вису:

— Видел я сон: владыка

Льдины луны ладьи

Мне окровавил плечи,

О Гна огня океана.

Скальд осужден расстаться

С жизнью и с милой женою,

Но смерть положит предел

Годам невзгод и печалей.

И еще он сказал:

— Видел я сон: властитель

Пламени влаги сечи

Палицей ратной рубашки

Тяжко меня изранил.

Обе руки отрублены

Напрочь у Бальдра брани,

Шлема основу разрезал

Меч по самые плечи.

И он сказал еще вису:

— Видел я сон: стояла

Сьёвн монет надо мною,

Были влажны ресницы.

Ньёрун камней благородной,

Раны мои обмывала

Хлин пожара приливов.

Кто сновиденья такого

Смысл понять не сумеет!

XXXIV

Гисли проводит все лето дома, и пока все спокойно. Потом наступает последняя

ночь лета. Как рассказывают, Гисли не мог уснуть, и никто не спал. А погода

стояла такая: было очень тихо, и выпал очень сильный иней. Гисли говорит, что

ему хочется уйти из дому в свое укрытие к югу в скалах и попытаться там уснуть.

Вот идут они все трое, и женщины в длинной одежде, и одежда оставляет следы на

заиндевелой земле. Гисли держит палочку и режет руны, и стружки падают на землю.

Они приходят к укрытию. Гисли ложится и пробует заснуть, а женщины сторожат. Тут

погружается он в сон, и снится ему, что в дом залетели какие-то птицы и

исступленно бьются. Они были крупнее белых куропаток и зловеще кричали и

барахтались в крови. Тогда Ауд спросила, что ему снилось.

— И на сей раз не были хорошими мои сны.

Гисли сказал вису:

— Странные слышатся звуки

От крова у крови земли, —

Снова сплетатель песен

С Нанною льна в разлуке, —

Это две куропатки

В схватке кровавой бьются.

Знаю, нагрянет скоро

Ссора костров Одина[17].

И только Гисли сказал вису, слышат они голоса. Это пришел Эйольв и с ним

четырнадцать человек. Они уже побывали в доме и видели следы, которые как бы

указывали им путь. Завидев людей, Гисли и женщины забираются на скалу, туда, где

им лучше будет обороняться. У женщин в руках по дубинке. Эйольв со своими

подходят снизу. Эйольв сказал Гисли:

— Мой тебе совет, больше не убегай, чтобы не приходилось гоняться за тобою, как

за трусом. Ведь ты слывешь большим храбрецом. Давно мы с тобой не встречались, и

хотелось бы, чтобы эта встреча была последней.

Гисли отвечает:

— Нападай же на меня, как подобает мужу, ибо я больше не побегу, и твой долг

напасть на меня первым, ведь у тебя со мною больше счетов, нежели у твоих людей.

— Мне не нужно твоего позволения, — говорит Эйольв, — чтобы самому расставить

людей.

— Вернее всего, — говорит Гисли, — что ты, щенок, вовсе не посмеешь померяться

со мною оружием.

Эйольв сказал тогда Хельги Ищейке:

— Ты бы стяжал великую славу, если бы первым поднялся на скалу навстречу Гисли,

и долго жила бы память о таком геройстве.

— Я уже не раз подмечал, — говорит Хельги, — что как только доходит до дела, ты

не прочь спрятаться за других. Но раз уж ты так меня подбиваешь, будь по-твоему.

Но и ты смелее иди за мною, не отставай, если только ты не совсем баба.

Вот Хельги наступает с той стороны, где ему кажется вернее, и в руке у него

большая секира. Гисли был снаряжен так: в руке — секира, у пояса — меч и сбоку —

щит. Он был в сером плаще и подпоясался веревкой. Хельги устремляется вперед и

взбегает на скалу, прямо на Гисли. Тот мигом поворачивается навстречу Хельги,

заносит меч и рубит его наотмашь по поясу и перерубает надвое, и обе части

падают со скалы.

Эйольв подбирается с другой стороны, но тут его поджидает Ауд и бьет его по руке

дубинкой, так что вся рука у него обмякла и он покатился со скалы.

Тогда Гисли сказал:

— Давно я знал, что у меня хорошая жена, и все же не знал, что такая хорошая. Но

ты оказала мне худшую помощь, чем думала, хоть и был твой удар на славу: я бы

отправил второго следом за первым.

XXXV

Тогда двое влезли наверх и держат Ауд и Гудрид, так что работы им хватает.

Теперь наступают на Гисли двенадцать. Они лезут на скалу, а он обороняется и

камнями и оружием, так что эта оборона прославила его имя.

Вот бежит на него один из людей Эйольва и говорит Гисли:

— Уступи-ка мне доброе оружие, что у тебя в руках, а в придачу и жену твою Ауд!

Гисли отвечает:

— Завоюй их в честном бою! Иначе не бывать твоими ни моему оружию, ни моей жене!

Эйольв наносит Гисли удар копьем, но Гисли ответным ударом срубает у копья

наконечник. И удар был так силен, что секира налетела на камень и у нее

отскочило острие. Тогда он швыряет секиру и хватается за меч и бьется мечом под

прикрытием щита. Они рьяно на него нападают, но он защищается хорошо и

мужественно. Вот они сошлись в жестокой схватке. Гисли убил еще двоих, а всего

погибло уже четверо. Эйольв побуждает людей собрать все свое мужество и

наступать.

— Нам сильно достается, — говорит Эйольв, — но это все пустяки, если наши усилия

окупятся.

И вдруг, когда никто этого не ждал, Гисли поворачивается, сбегает со скалы прямо

на утес под названием Одинокий и начинает обороняться оттуда. Это застало их

врасплох. Они видят, что дело их плохо: четверо погибли, а остальные ранены и

измучены. Их натиск ослаб. Тогда Эйольв с удвоенной силой подстрекает людей к

бою и сулит им золотые горы, только бы они одолели Гисли. Люди у Эйольва были

все как на подбор — стойкие и неустрашимые.

XXXVI

Свейном звали человека, который первым полез на утес навстречу Гисли. Гисли

сразил его мечом, и раскроил ему череп до плеч, и сбросил его с утеса. И люди

недоумевают, когда же придет конец убийствам от руки этого человека. Тогда Гисли

сказал Эйольву:

— Хочу я, чтобы дорого тебе достались те три сотни серебра, что ты взял за мою

голову. А еще я хочу, чтобы ты был рад отдать и другие три сотни, только бы нам

с тобой не встречаться. Потеря стольких людей покроет тебя позором.

Вот они советуются, как теперь быть, и ни за что на свете не хотят отступать.

Они нападают на него с двух сторон, и вместе с Эйольвом впереди двое, один по

имени Торир, а другой — Торд, оба родичи Эйольва. Они были удальцами из

удальцов. И они наступают теперь упорно и рьяно, и им удается нанести ему копьем

несколько ран. Но он отбивается с большой отвагой и мужеством. Им так

доставалось от его камней и ударов мечом, что не было среди нападавших ни

одного, кто бы не получил раны.

Вот кидаются в бой Эйольв и его родичи. Они видят: дело идет о чести их и

достоинстве. Они разят его копьями, так что у него вываливаются внутренности, но

он подхватывает их в рубашку и прикручивает к себе веревкой. Тут сказал Гисли,

что им недолго осталось ждать.

— Наступает конец, которого вы хотели.

И он сказал вису:

— Скоро услышит милая

Скади колец о скальде:

Друг ее, твердый духом,

В смерче мечей не дрогнул.

Пусть клинков закаленных

Жало меня поражало,

Мне от отца досталось

Стойкое сердце в наследство.

Это последняя виса Гисли. И, сказав эту вису, он тут же бросается с утеса и

рубит мечом голову Торда, родича Эйольва, и убивает его наповал. Но и сам Гисли

падает на него бездыханный и сразу умирает. Все они, люди Эйольва, были очень

изранены. И все диву давались, что у Гисли было столько тяжелых ран, когда он

умер. Они рассказывали, что он ни разу не отступил, и не было заметно, чтобы

последние его удары уступали по силе первым. Вот и кончилась жизнь Гисли. И все

говорят, что еще не бывало такого героя, хоть и не во всем был он удачлив.

Они стаскивают его вниз и берут себе его меч. Они засыпают его камнями и

спускаются к морю. Тут, у моря, умер шестой человек. Эйольв предложил Ауд ехать

с ним, но она не захотела.

Эйольв со своими людьми возвратился к себе в Выдрюю Долину, и там той же ночью

умер седьмой человек, а восьмой лежал в ранах двенадцать месяцев, и ему пришел

конец. Остальные из тех, кто был ранен, выздоровели, но покрыли себя позором, И

все говорят в один голос, что, насколько это можно знать наверняка, здесь в

Исландии не бывало столь славной обороны.

XXXVII

Эйольв пускается из дому с одиннадцатью людьми на юг, к Бёрку Толстяку, и

рассказывает ему, как было дело. Бёрк обрадовался и просит Тордис хорошо принять

Эйольва и его людей.

— Вспомни, как сильно ты любила Торгрима, моего брата, и получше обойдись с

Эйольвом.

— Я буду оплакивать моего брата Гисли, — говорит Тордис. — Не довольно ли будет

с убийцы Гисли, если я угощу его кашей?

А вечером, внося еду, она уронила миску с ложками. Эйольв положил меч, — а это

раньше был меч Гисли, — между столбом скамьи и своими ногами. Тордис узнает меч,

и, нагнувшись за ложками, она схватила меч за рукоять и бросается на Эйольва и

метит ему прямо в грудь. Но она не уследила, и рукоять повернулась кверху и

задела стол. Удар пришелся ниже, чем она рассчитывала, в бедро. Рана была

большая. Бёрк хватает Тордис и вырывает у нее меч. Все они вскакивают и

опрокидывают столы и еду. Бёрк предложил Эйольву самому вынести решение, и тот

назначил полную виру, как за убийство, и сказал, что назначил бы и больше, если

бы Бёрк хуже вел себя.

Тордис называет свидетелей и объявляет о своем разводе с Бёрком и говорит, что

отныне никогда не ляжет с ним в одну постель. Она сдержала свое слово. Потом она

уехала и поселилась на Тордисовом Дворе на краю Косы. А Бёрк остался на

Священной Горе, пока его не прогнал оттуда Снорри Годи. Тогда Бёрк переселился в

Леса Стеклянной Реки. А Эйольв возвратился к себе домой и был недоволен

поездкой.

XXXVIII

Сыновья Вестейна едут к своему родичу Гесту и настаивают, чтобы он помог им

уехать из Исландии, им, и матери их Гуннхильд, и Ауд, жене Гисли, и Гудрид,

дочери Ингьяльда, и брату ее Гейрмунду. Все они отплывают из Устья Белой Реки с

Сигурдом Белым. Гест оплатил их проезд. Они недолго пробыли в море и приплыли на

север Норвегии.

Вот идет Берг по улице и хочет снять им какое-нибудь жилье в городе, и с ним

пошли еще двое. Им повстречались два человека, и один из них, человек молодой и

рослый, был в алой одежде. Он спросил Берга, как его зовут. Тот сказал всю

правду и об имени своем, и о своем роде, ибо думал, что имя его отца скорее

поможет ему в дальнейших странствиях, чем повредит. Но тот, в алой одежде,

выхватил меч и зарубил Берга насмерть. Это был Ари, сын Кислого, брат Гисли и

Торкеля.

Сотоварищи Берга бросились к кораблю и рассказали, что случилось. Кормчий помог

им уехать, а Хельги отправился в Гренландию. Он поселился там, и очень

преуспевал, и прослыл достойнейшим человеком. Не раз посылали людей убить его.

Но не такая смерть была ему суждена. Хельги погиб на рыбной ловле, и все

почитали это за большую утрату. Ауд и Гуннхильд поехали в Данию, в Хейдабёр. Там

они крестились и совершили паломничество в Рим и больше не вернулись.

Гейрмунд остался в Норвегии. Он женился и жил в достатке. Сестра его Гудрид

вышла замуж и прослыла разумной женщиной, и от нее ведут род многие люди.

Ари, сын Кислого, отправился в Исландию, он пристал к Устье Белой Реки, и продал

свой корабль, и купил себе землю у Утеса, и прожил там несколько зим. Он жил во

многих местах на Болотах и оставил потомство.

Здесь мы кончаем сагу о Гисли, сыне Кислого.

Примечания

[1] Гисли намекает старшему брату, что мстить за сестру должен был он.

[2] Скальды в таких случаях слагали нид (песнь поношения), но и это тоже

неплохо.

[3] На крайнем северо-западе Исландии.

[4] Харальд Серый Плащ — конунг Норвегии (ок. 960–ок. 974).

[5] В оригинале — аллитерационный стих.

[6] Переезд хозяев с хутора на хутор приурачивался к последним дням мая.

[7] Предзимние дни — первые три дня зимы. А зима, если кто не знает, начинается

в последнюю субботу перед 28 октября.

[8] Обычный кеннинг для мужчины.

[9] В оригинале — аллитерационный стих.

[10] Хутор объединял жилье и хозяйственные постройки под одной крышей.

[11] Знаменитый Снорри Годи, один из главных героев «Саги о людях с Песчаного

Берега».

[12] Тор (= «недруг трусов») + Грим = Торгрим.

[13] Гудрун.

[14] Греттир, сын Асмунда, прожил вне закона 19 лет (герой «Саги о Греттире»).

[15] Тресковый фьорд расположен на северо-западе Исландии.

[16] Так называемые «завязки мира»; развязывать их на тинге не полагалось.

[17] Костры Одина — мечи.

Перевод О. А. Смирницкой.